Коньки

               
                ПРОЛОГ



У бабушки было красивое глубокое контральто. Когда-то она пела в уральской опере, но война заставила её уйти в фармацевты. Свою творческую нереализованность она надеялась компенсировать через потомков. Единственная дочь подвела: после неудачной интубации в шестилетнем возрасте (дифтерит) она лишилась голоса, и не только в музыкальном смысле: до конца жизни разговаривала сиплым присвистывающим шёпотом.

Все надежды сконцентрировались на внучке, тоже единственной. Но и тут - засада! «В отцовскую породу пошла, такая же бездарь! Ни слуха, ни голоса!» Ага. И даже без чувства ритма. К тому же страшненькая, толстая, неуклюжая, болезненная, - вообще непонятно в кого. Лет с трёх, правда, стала неплохо рисовать и сочинять стихи, но это бабушке было совсем неинтересно.

Едва девочке исполнилось пять, её потащили «прослушиваться» по всем музыкальным школам района - надежда умирает последней! В конце концов, при правильном обучении всё в человеке можно развить, даже (полностью отсутствующую?!) музыкальность.

Естественно, никуда не приняли. В последней по счёту школе ехидно посоветовали нотами девочку не мучить, а отдать в фигурное катание. Мол, когда медведь на ухо наступил, развивать тут нечего, а вот улучшить экстерьер... Девочка последнего слова не поняла, но ехидство считала верно: «А я и так прекрасно катаюсь!» - гордо развернулась и, не дожидаясь бабушки, вышла в коридор.

Год назад в ноябре папа поставил её на «снегурки» - детские двухполозные коньки. Играл с ней у подъезда в хоккей на обледеневшем, покрытом лёгким снежком асфальте; иногда водил за дом «на лужу»: там, у здания детского сада, замерзала в холода всесезонная неубиваемая лужа, примерно 4х6 метров. И на этом льду по вечерам учили скользить своих мелких чад отдельные энтузиасты-родители. Кататься девочке нравилось, а уж парное катание она просто обожала - у папы на руках! Он нарезает бешеные круги на своих гагах, так, что и голова - крУгом, и ветер в лицо такой, что дочка аж повизгивает от удовольствия! У самОй никогда так быстро ехать не получалось. Папа объяснил, что это из-за коньков, на двухполозных особо не разгонишься. Мол, к следующей зиме ножка подрастёт, наденешь мамины гаги и тоже помчишь!

- Как фигуристы из телевизора? - В доме появился «Рекорд», и они с отцом не пропускали ни одной трансляции, посвящённой ФК.

- Конечно!


                1.


Мне 7 лет. Блестяще сдаю вступительный экзамен в престижную спецшколу «с преподаванием ряда предметов на иностранном языке». По такому торжественному случаю получаю подарок - старые мамины коньки. Гаги, 32 размера («У нашей мамы ножка Золушки!»), в весьма плачевном состоянии. Ботинки приходилось прибинтовывать к лезвиям - в прямом смысле слова, чтобы хоть как-то они на ногах удержались, не развалились в клочья. Но скользилось в них и двух шерстяных носках - холодно, великИ) всё же пошустрее, чем на «снегурках», факт! Так что лужа за домом оказалась тесноватой, и папа пообещал «настоящий каток» на новогодних каникулах. Это ж ещё почти месяц ожидания, как дотерпеть?!

И тут случилось такое…

Раз в неделю бабушка посещала ближайший «комок» - комиссионный магазин, где продавались и брались «на комиссию» подержанные вещи. Покупаешь что-то - деньги отдаёшь сразу; что-то продаёшь - рублики выдают на руки только когда товар «ушёл». Бабушка встала в долгую очередь у двери с табличкой «Приём вещей на комиссию», я от скуки пошла бродить по торговому залу. Заглянула в какой-то закуток… И увидела ИХ!!

Среди сапог разной степени потёртости - белейшие, новейшие, сияющие лезвиями с элегантными зубчиками… Коньки! Настоящие, высокие, как у фигуристок из телевизора! С наружных боков - по три золотистых звёздочки-метеора. С внутренней стороны левого ботинка - две длинных, но тонких, почти незаметных, царапинки у пятки. Внизу крохотными буквами непонятная надпись: «Made in Canada».

Сначала прикоснулась к ним - благоговейно, осторожно, самыми кончиками пальцев. Потом, воровато оглянувшись, нет ли поблизости дежурного по залу (наверняка отругает и велит положить "товар" на место!) тихонько взяла в руки. Тяжелее, чем гаги, но ненамного. Погладила, втянула ноздрями одуряюще вкусный запах кожи… Очень хотелось поцеловать - не решилась. Потрогала зубчики - интересно, зачем они… Краем глаза увидела продавца - быстро вернула коньки назад, на железную подставку. И только тут приметила ценник… Двадцать пять рублей!!

Мне не разрешалось просить, чтобы что-то купили, «просто так». Только если взрослые сами зададут вопрос: "Что тебе подарить?" А случалось такое, в основном, на крупные праздники. Может, оттого что жили мы небогато, может, чтобы не «забаловать ребенка», не знаю. Но это правило было непререкаемо. За ослушание - суровые меры. Вплоть до долгого и болезненного стояния на горохе в углу.

Ближайший праздник, Новый Год, почти через месяц. Их сто раз до этого купят, мои коньки! Но даже если и нет - такую сумму наша семья попросту не потянет. При всём желании… Ясно как день.

Запрокинув голову, чтобы слёзы вкатились обратно - «пустой» плач также семьёй не поощрялся, - застыла у стойки с коньками. В кулаке - кончик шнурка.

«Где ты шляешься, я уже всё тут обыскала, в милицию собралась!» - бабушка. Выволокла за руку из магазина: «Быстро домой! Всё родителям расскажу, как их дочь до инфаркта меня доводит! Пусть примут меры!»

Мне было всё равно, хотя обычно я расстраивалась - из-за грядущей несправедливости: расскажет, да так, что я буду выглядеть настоящим чудовищем. Родители опять поверят ей, а не мне, накажут.

Ничего, переживу, не впервой. А вот коньки... Нет, только не плакать, нельзя!

Назавтра - и далее каждый день - я изобретала предлоги, чтобы затащить во время вечерней прогулки маму или папу (а днём - бабушку) в комиссионный магазин: «замёрзла, хочу погреться»; «там, в зале моя подружка, видишь?»; «а давай проверим, вдруг продались сданные бабушкой вещи»…

Сразу же бежала к стойке с моими коньками, почти теряя сознание от ужаса - вдруг их уже купили… Но, видимо, в новом спальном районе, где трамвай-то совсем недавно пустили, мало кто мог позволить себе такие непомерные траты: обычные, отечественные, коньки стоили рубля четыре с копейками.

«Уфф, тут!»

Стояла, смотрела, трогала украдкой… Со вздохом покидала магазин. Уже снаружи - приникала к стеклу, зная, что бесполезно: они в тупичке, в нише, расположенной перпендикулярно окну, ничего отсюда не будет видно…

Дней через десять не выдержал папа. «Меряй!»

Я даже сначала не поняла, о чём он. Снял коньки с подставки, повертел в руках: «О, канадские, не хухры тебе мухры! Кто-то «оттуда» ребёнку привёз, не поскупился, а, видно, не подошли... Вот им расстройство», - придвинул ко мне табурет: «Меряй давай!»

Я так одеревенела от шока, что коньки на меня пришлось натягивать папе.

Удар.

Малы!

- Не маловаты?

- Нееет! В самый раз!

- На тёплый носок влезут?

- Влезут!! На два!

- Точно пальцы не жмёт? - папа пытается продавить кожу в районе мысков, но она новая, твёрдая, проминается плохо…

- Точно!

Уходим из магазина - с коньками!! С МОИМИ коньками!



                2.



В таких коньках - и «на лужу»? Невозможно! Это даже папа понял. В ближайшую субботу мы отправились «на настоящий каток». Я думала, он где-то очень далеко. Оказалось, хоккейная коробка на соседней улице, ходу минут 15 от силы… Странно, почему меня не водили сюда раньше?

По будням там гоняли шайбу мальчишки из соседних дворов, по выходным каток отдавали на откуп любителям поскользить фигурно: зажигали гирлянды огней по периметру, включали музыку, ставили скамеечки для переобувания или короткого отдыха, чистили лёд…

Праздник! Счастье!

Огорчало одно. Как я ни сопротивлялась, не обошлось без двух пар толстых носков. Пришлось крепко поджать пальцы на ногах, когда папа натягивал на меня ботинки.

…Как же весело мчаться по льду под любимую песенку - на хороших коньках! Абсолютно другие ощущения. Скорость! Ветер! Ледяные крошки, вырывающиеся из-под лезвий, сверкают, как искорки, а если хорошенько пригнуться, их лёгкую колкость можно поймать лицом, - восторг!

Но как же больно разжавшимся во время проката пальцам… Минут через 5 падаю на лёд. Реву. С лавочки вскакивает папа (он почему-то сегодня без коньков), бежит ко мне: «Где больно? Ты же вроде несильно упала…» Конечно, несильно. Более того, специально. И реву я не оттого, что упала, а упала, чтобы иметь право безнаказанно пореветь. Если плач по уважительной причине - ушиб, ранка и т.п., - за него не наказывали. Впрочем, по таким пустякам я и не ревела. Даже когда полгода назад скатилась с лестницы и сломала нос. Но такой нестерпимой непрекращающейся боли, как сейчас, я в своей жизни не испытывала, пожалуй, ни разу. «Попу ушибла немножко. И испугалась. Щас всё пройдёт». Папа покачал головой, он прекрасно видел, что упала я на живот, попой кверху. Но промолчал.

Поджав пальцы и немножко передохнув, покатила снова. Но через совсем уже короткое время опять пришлось упасть и всласть отрыдаться.

В таком алгоритме я и каталась (с рёвом, и - не поверите - с наслаждением!) всю зиму. Разве что удалось отвертеться от второй пары носков, но помогло это несильно, если вообще помогло: нога росла... Не помню, как мне удавалось скрывать от родных сбитые в кровь пальцы ног, но - удалось.

Через много-много лет я задала вопрос папе: «Почему вы не отдали меня в секцию фигурного катания? Мне же это так нравилось!» - «Да каталась ты больно паршиво», - честно ответил папа.

Верю:)



                ФИНАЛ



По окончании сезона коньки были убраны к гагам на антресоль. До октября.

Каждый год в октябре девочка просила достать коньки. Обувалась, не снимая чехлов, и шла в прихожую. Здесь, на вьетнамской циновке из соломки, она по часу-полтора каждый день тренировала равновесие и мышцы: делала приседания, «пистолетики», «ласточку»… Приводя себя в полную боевую готовность к новому сезону. Никто её этому не учил - сама.

В этот раз она решила достать коньки самостоятельно: подросла, если с табуретки, должна дотянуться. С краю полки её коньков не нашлось, только папины гаги. Подложила на сиденье несколько толстых книг, чуть не свалилась… Коньков не было. «Наверное, совсем в глубине, не долезу. Придётся всё же родителей ждать».

…Оказалось, бабушка сдала коньки обратно в «комиссионку»… Ещё в апреле. Поинтересоваться мнением внучки нужным не посчитав. Точно так же, как поступила раньше с её любимыми игрушками, а позже - с любимыми детскими книгами. «Выросла - нечего хлам в доме держать. Хоть копейку, да выручу - всё не на помойку».

Отплакавшись ночью под одеялом, утром девочка залезла на табурет и достала с антресолей папины гаги. Мамины пришлось выкинуть, они развалились окончательно, да и не налезли бы: нога действительно сильно выросла.

Надела. По пути к циновке упала, ушибла колено. Встала кое-как, добралась до "соломки". Схватилась за галошницу, чтобы опять не свалиться. Сняла чехлы. Равновесие не держалось - даже на двух ногах. О том, чтобы сделать «ласточку» или «пистолетик», и речи не шло.

Больше она на коньках не каталась ни разу - разучилась.