Роза и самурай

                Посвящается Галине Борисовне Хомич
 
           Сегодня, 18 августа 1991 года, годовщина смерти моей двоюродной сестры Елены, она почему-то повесилась, красивая сорокапятилетняя женщина, успешная в смысле карьеры, но одинокая, замуж она не вышла, не было у неё ни собаки, ни кошки. Её судьба сложилась весьма и весьма сложно. Отец арестован и расстрелян в 1947 году, мать вторично вышла замуж, родилась вторая дочь Даша, они были счастливы десять лет, пока не умерла мать девочек, отчим женился вторично, Даша ужилась с мачехой, а Лена нет, и её забрала к нам моя мама, несколько лет она жила в нашей семье, мы с Леной дружили. Однако, отчим потребовал её возвращения в семью, поскольку решался вопрос о выделении новой квартиры, и Лена вернулась в семью, её отношения с мачехой наладились, и Лена прожила с ними до окончания средней школы. Получив аттестат, она уехала в Хабаровск, поступила в университет на филфак, на отделение восточных языков, специализация: японский и корейский языки. После окончания осталась в городе, кажется, в комитете по туризму. Мы с ней переписывались, созванивались, когда была такая возможность, когда Лена приезжала в родной город, привозила дефицитные вещи из-за границы, куда ездила по работе, в частности, из Японии и Кореи.
                И вот её смерть. Зачем, почему, по какой причине? Никто ничего не знал и не предполагал. О её личной жизни мы ничего не знали, хотя она мне отдала несколько фотографий снятых «полароидом», на них она с японцем, Каору. На обороте одного снимка надпись: «Елене Прекрасной от Каору». Лена была красивой девушкой, я всегда по-хорошему завидовала её высокому росту, примерно – 170 сантиметров, а я всего 150. Завидовала и явному роману с Каору, по-моему, он хороший человек – у него хорошая улыбка. Они рядом так красиво смотрятся, к тому же они одного роста, и видно, как они счастливы вдвоём. Лена ничего не рассказывала о нём, кто он и что он, и я не спрашивала – я человек тактичный.
          Я достала её последнюю фотографию, поставила её на стол и стала смотреть. «Лена, зачем ты это сделала?» обращалась я к ней, но ответа, конечно, не было. Моя мать попросила меня сходить в церковь, поставить свечу за упокой её души. Я никогда не была в церкви, не знаю, как себя вести там и как ставить эту свечу.  Раньше мама сама ходила в церковь и ставила свечи за здравие и упокой, но никогда не брала меня с собой, точнее, я не ходила с ней в церковь – я атеист, убеждённый атеист. Но сестру помянуть надо, а мама болеет, у неё перепады давления, и ей не рекомендовано выходить на улицу. Однако, с утра она завела тесто и постряпала большой пирог с капустой. Ещё раз она напомнила о своей просьбе, я повздыхала и пошла, положив в сумочку фотографию Елены.
          Идя по улице, я обратила внимание на объявление на двери парикмахерской: «Услуги визажиста». Остановилась и заглянула в стеклянное окно, увидела там скучающую женщину, решила зайти. Зашла и села на стул против визажиста. Достала фотографию сестры, положила на стол.
          - Можете сделать меня похожей на неё?
          - Да, конечно, это несложно, ведь вы так похожи.
         Да, она мне льстит, она права, что мы похожи, однако, я смуглая кареглазая шатенка, Лена – белокожая, но черноглазая брюнетка. Черты лица у нас похожи, только волосы у неё более пышные, чем у меня, и брови погуще.  Мне предложили покрасить волосы, я согласилась. После покраски, сушки и укладки, визажист проредила и подвела мне брови, накрасила ресницы, отчего глаза стали темнее, почти чёрные. Только я отказалась красить губы. Работой визажиста я осталась довольна, действительно, я стала походить на сестру. Я расплатилась, положила фотографию в сумочку и вышла.
               До церкви оставалось немного, когда я обратила внимание на мужчину, вышедшего из такси. Это был смуглый мужчина азиатской внешности, он мне показался знакомым, кажется, я видела его на фотографии рядом с Леной. Неужели это Каору? Я повернулась в его сторону и стала рассматривать: те же чёрные волосы ёжиком, восточные красивые глаза за модными очками, смуглая кожа. Каору выше меня сантиметров на двадцать, и я смотрю на него снизу вверх. Удивительно, но он тоже повернулся в мою сторону, глаза его открылись, по-моему, он даже побледнел. Я подошла к нему и спросила:
           - Здравствуйте, вы Каору?
           - Я-то Каору, а вы?
              -  А я Роза, двоюродная сестра Лены, я видела вас на фотографии.
           - Да, по-моему, я тоже видел вас на фотографиях, Лена показывала мне семейные снимки, - на хорошем русском языке заговорил он, - правда, на них вы немного не такая.
           - Это макияж и причёска. Сегодня мне захотелось быть похожей на Лену. Мне надо в церковь помянуть её, поставить свечку за упокой.
           - Мне тоже надо в церковь, я ведь православный, я специально приехал в ваш город для этого. Я заходил по её домашнему адресу в этом городе, но там никого не было, соседи сказали, что вся семья уехала на дачу. Я узнал адрес вашей церкви, и вот я здесь. Тогда идём вместе, - и он берёт меня под руку.
          Когда мы подошли к церкви, я достала из сумочки чёрный газовый платок, надела на голову, Каору оглядел меня и поправил узел платка и расправил концы, потом он заставил меня перекреститься, я не умела это делать, я подняла левую руку, но Каору остановил меня.
          - Креститься надо правой рукой, вот так, смотри, - и он показал мне как надо креститься и поклониться.
           - Каору, не сердись, я – левша, и никогда не была в церкви, и не знаю, как себя вести там.
             Короче, я трижды перекрестилась, трижды поклонилась, как он меня научил.  Мы зашли в церковь, Каору купил свечи, одну подал мне, показал куда и как надо её ставить. Он подошёл к какой-то иконе, перекрестился, поклонился ей, его губы шевелились, явно, он молился. Я же молча стояла рядом, не зная, что мне делать. Пока он молился, я стала разговаривать с Леной: «Да будет тебе земля пухом, покойся с миром», всё, что могла вспомнить моя скудная память из области религии. Потом я вспомнила о покойном муже, дедушке, бабушке, купила ещё три свечи, зажгла и поставила их рядом с первой. Каору начал молиться, а я стала ждать его.
             Когда мы вышли из церкви, я предложила поехать к нам домой на поминки. Он согласился, остановил такси, и мы поехали. Мама уже ждала меня и накрыла на стол. Дочек  не было, они не вернулись с практики.  Я немного переживала, как мама встретит гостя, но она узнала его, заулыбалась, захлопотала вокруг него, повела мыть руки, потом мы сели за стол.
        - Я не знаю, будете ли вы это кушать?
        - Буду, Лена тоже угощала меня пирогом с капустой, огурцами и холодцом. Она хорошо готовила, спасибо, что пригласили на поминки.
          И он берёт кусок пирога, кладёт на тарелку, поднимает верхнюю корочку, поливает сметаной нижнюю и закрывает пирог, потом берёт холодец, кладёт рядом с пирогом, поливает уксусом и горчицей. Мама подаёт ему банку с маринованными огурцами и помидорами, Каору ложкой достал помидорину и огурец, красиво разложил на своей тарелке. Ну, всё как полагается у русских. Затем берёт бутылку водки и разливает  по рюмкам.
           - Давайте помянем Елену Николаевну, да будет ей земля пухом, - говорит он и залпом, не морщась, выпивает. Какое-то время сидит молча, не двигаясь.
            В это время в прихожей раздался шум. Это дочки вернулись, переобулись, зашли в гостиную и остановились.
           - У нас гость, здравствуйте, представьте нас, - заговорила Галя, старшая из близнецов.
           - Знакомьтесь, Каору, это мои дочери, Галина и Валентина. Девочки, это друг моей двоюродной сестры Елены - Каору
           - Здравствуйте, товарищ Каору, - поздоровалась Валя.
           - А может, господин Каору? – уточнила Галя.
           - Для вас, наверно, дядя Каору, – вмешалась в спор моя мама.
           - Нет, дамы, для вас всех я просто Каору. А вы насмешили меня: товарищем уже меня называли, а вот господином или дядей ещё нет.
           - Просто Каору, мы рады вам, а вы кушайте, не смотрите на нас. Нам ещё переодеться надо, - не растерялась Валя.
           Девчонки ушли в свою комнату.
           - Кушайте, Каору, вы, наверно, голодный, - напомнила я. Какое-то время за столом было тихо, все ели. Мне было как-то не по себе. А почему Каору приехал в наш город, только ли для того, чтобы помянуть Лену? Надо же, он съел и пирог, и холодец, и солёности.
             -Жареную картошку кушаете? - спросила мама.
          - С салом? – переспросил Каору.
          - С салом, с салом, я сейчас принесу.
          - Бабушка, сиди, мы принесём, - это девчонки зашли в гостиную, - сиди, бабушка. мы чайник согреем, варенье принесём и плюшечки.
             Дочки согрели картошку, принесли сковородку, разложили картошку по тарелкам, потом унесли грязную посуду. Ясно, им любопытно пообщаться с гостем, ради этого они готовы картошку греть, посуду уносить. Они во все глаза смотрели на гостя, и он тоже с интересом поглядывал на них.
                Потом он спросил девочек, где они учатся, узнав, что в институте культуры на отделении скрипки, очень обрадовался, оказывается, он сам учился музыке, на пианино и скрипке. И у них завязался свой разговор, особый разговор о музыке, композиторах. Он попросил их сыграть что-нибудь. Я думала – они откажутся, но девчонки мои встали, принесли свои скрипки и начали играть. По-моему, они даже обрадовались этому предложению. Я в музыке полнейший профан, музыка для меня – тёмный лес, но, кажется, это Моцарт, его музыку я обожаю. И я под шумок стала уносить посуду на кухню, потом достала из серванта чайный сервиз, разложила его на столе, принесла чайник с кухни, разлила чай, разложила в вазе плюшки. Моя мама с удовольствием слушала игру внучек, она тоже музыкант, она играла на скрипке в оркестре в оперном театре.
            Каору слушал девочек, потом встал, подошёл к Вале, сделал какое-то замечание, Валя кивнула, но мама сказала ему, что у нас немного другая школа игры на скрипке. Каору стал извиняться и пошли термины, термины. Конечно, я была не в своей тарелке, но улыбалась, делая вид, что всё понимаю.
           Но вот за окнами стало темнеть и Каору засобирался, стал прощаться, и попросил разрешения вызвать такси с нашего телефона.
           - Каору, плюшечки возьмите с собой. Их у нас много, вечером покушаете или завтра утром, - засуетилась Галя, складывая плюшки в пакет из-под хлеба.
            - Дамы, спасибо за этот вечер и за угощение, а ваши плюшечки – это восьмое чудо света, я съел три штуки.
            - Каору, вам спасибо, что помните нашу Лену, спасибо, что помянули её вместе с нами, - это уже я.
            И мы с девочками пошли его провожать, у подъезда уже стояло такси, Каору простился с нами, обещал позвонить нам, телефон попросил сам, сел в такси и уехал. А мы сели на лавочку у подъезда.
           - Мама, помнишь, у нас была пластинка, на одной стороне была песня «У синего моря», заезженная да хрипа, - начала разговор Галя.
          - А на другой стороне была песня «Кусочек счастья», - продолжила Валя и замолчала.
          - А как папа пел «У синего моря», помните? Сначала на русском языке, потом на японском, - вспомнила я.
          - Может, споём, девочки, - предложила Галя.
          И мы спели эту песню, как пел Толик, мой муж и отец девочек, сначала на русском, потом на японском. Только мы начали петь, вышла соседка с первого этажа, села и стала слушать, потом ещё две соседки подошли, сели на другую лавку и тоже стали слушать. Короче, вечер у нас прошёл очень хорошо.
          Я поняла дочек – их отец умер три года назад, они тоскуют без него. А тут Каору, как отец поговорил с ними, и сегодняшний вечер для них – кусочек счастья. Удивительно, как они быстро нашли общий язык, общие темы, как хорошо было им.
             И ещё мне показалось, да нет, я уверена, что Каору было очень хорошо с нами, будто он грелся около нашего семейного очага.
          На следующий день, 19 августа 1991, Каору позвонил с утра. Я никак не ожидала от него звонка.
          - Роза, доброе утро, как ваша мама, как дочки?
          - Доброе, мама ещё спит, дочки уже убежали в институт, а у меня отпуск.
           - Роза, в вашей стране назревают какие-то события и срываются мои планы. У меня свободное время, я не знаю куда его деть, может, встретимся, погуляем по городу. Мне бы хотелось поговорить о смерти Лены.
           - Согласна, а где мы встретимся?
           - Я вызову такси и подъеду к вашему дому. Кстати, Роза, ты смыла косметику с лица?
           - Смыла, а что, надо новую наложить?
           - Нет, не надо. Одно дело Лена, другое – Роза. Ну, я выезжаю.
           - Да, да, выезжай, я быстро соберусь.
           Я положила трубку и встретилась взглядом с мамой и замерла под её взглядом.
           - Каору звонил? Предложил встретиться?
           - Да, мама, мне бы хотелось ещё встретиться с ним, ты что, против?
           - Нет, ничуть. Он хороший человек, это видно. Тебе известно, твоя сестра и Каору были любовниками?
           - Я догадывалась, мама. И что, не надо с ним общаться?
           - А кто тебе запрещает? Ты вдова уже три года, когда-то надо будет на кого-то обратить внимание. Девочки совсем большие, им учиться осталось два года, мальчики уже звонят каждый день. Глядишь, они замуж повыскакивают. Роза, я не знаю, что тебе посоветовать, но, по-моему, ты ему понравилась.
             - Я и не заметила.
                - Весь вечер с тарелками бегала туда-сюда, потому-то и не заметила. Ты не обратила внимание, что девочки играли?
                - Моцарта.
                - Молодец. Кстати, кажется такси подъехало, - она выглянула в окно, - точно, Каору приехал и с букетом. Иди уж.
                Сегодня жаркий день и я вынула из шкафа любимый зелёный сарафан с оборочками на лямочках и на подоле, сарафан очень модный я выгляжу  моложе своих лет, да и зелёный цвет мне очень к лицу. Последний раз глянула на себя в зеркало, осталась довольна, и пошла на выход. Я переживала узнает ли он меня без косметики вообще. Но вот я вышла из подъезда и лицом к лицу встретилась с Каору. Конечно, же меня узнали, только лицо у него как-то вытянулось, но он человек восточный, ему не положено выражать эмоции. Галантно вручил мне букет белых хризантем, я онемела – так давно не получала цветов.
                - Роза, а вам без косметики лучше, сегодня вы моложе смотритесь.
  Куда пойдём? Может, на Каму?
              - А давайте, сегодня будет жарко, а около Камы свежее. Только я отнесу цветы домой.
                - Привет вашей маме и спасибо за плюшки, я их сегодня доел с чайником чая.
                - Чайником чая?
                - В гостинице чай приносят в чайнике.
             И вот набережная Камы, она длинная, здесь же швартуются теплоходы, чуть дальше дебаркадер, к нему пристают речные трамвайчики, дальше расположились лавочки, киоски с мороженым, выпечкой, газировкой. Мы решили сначала пройтись по набережной. Каору сегодня в белой открытой футболке, и на его шее я увидела шнурок с православным крестиком. Удивительно, ведь в Японии другая религия.
                - Каору, а ты православный? – Я не заметила, как перешла на «ты».
                - Когда-то мои дедушка и бабушка со стороны отца полюбили друг друга, но они не могли пожениться из-за разницы в сословиях, тогда они приняли православие и поженились, своего сына, моего отца окрестили в том же храме, его невеста тоже приняла православие. Они повенчались, а потом крестили меня и брата.
                - А что, это так просто – сменить религию?
                - Да, у нас даже есть поговорка: была бы вера, а боги найдутся.
                - «Блажен кто верует,
                Тепло ему на свете», - вспомнила я стихи Пушкина. Меня очень удивила эта поговорка, хотелось поспорить с Каору, но вовремя вспомнила нашу поговорку: не лезь со своим уставом в чужой монастырь. И промолчала.
                - Как романтично, наверно, потом и ты венчался.
             - Нет, моя жена синтоистского вероисповедания, мне была чужда её вера, но официальный брак мы заключили. Роза, я обожаю ваше мороженое, давайте я куплю, мы сядем и поедим, вы какое предпочитаете?
                - Пломбир, сливочный пломбир.
             - Я тоже люблю пломбир, особенно сливочный.
                Мы остановились около киоска с мороженым.
                - Роза, вам сколько стаканчиков?
                - Мне одного хватит.
                - Тогда три пломбира, - сказал Каору продавщице и протянул деньги. А я тем временем присмотрела свободную скамейку. Села на неё и заметила, что сарафан стал коротковат и видны колени, видимо, сарафан сел после стирки. Мне уже за сорок, и потому короткие платья и юбки я не ношу. Каору сел рядом и протянул мне стаканчик мороженого, сам он держал два. Пока я ела свой стаканчик, он прикончил оба.
                - А в Японии есть мороженое?
                - Такого, конечно, нет. Кстати, мороженое придумали в Китае, только там замораживали фруктовый или ягодный сок, а молоко в Китае не пьют, и только русские придумали замораживать молоко или сливки.
                - В Болгарии тоже делают своё мороженое из фруктового сока, они называют его «сладколёд». Каору, а вы чем занимаетесь?
                - Туризм.
                - А что, и в наш город будут приезжать японцы?
                - Нет. Пока нет, может, в далёком будущем.
             - Почему, чем плох наш город? У нас есть что посмотреть – столько старинных зданий, церквей, мечеть, кирха. А современный цирк, два отреставрированных театра, новый мост, трамваи новые закупили, автобусы, вокзалы покрасили, автовокзал обновили.
             - Не спорю, есть что посмотреть, но только на какие-то достопримечательности, для японца этого мало. Посмотри, какие грязные улицы, грязный транспорт, люди бросают мусор куда попало, урны переполнены. Вон, повернись направо, парень бросил окурок непотушенным мимо урны, а рядом сухая трава. Дальше, сидит компания молодых людей не на самой лавочке, а на её спинке и ноги они поставили прямо на сиденье. Японцев с самого детства приучают не сорить, убирать за собой, если насорил. Смотри, у кустов машина остановилась, открылось окно, а из него летит бутылка, вторая, третья. Японца инфаркт хватит, если он увидит такое. А какие в вашем городе туалеты? Страшно посмотреть, да и мало их. Смотри, такая длинная набережная и только один деревянный туалет на две кабинки, да и туалет средневековый – две дырки в полу.
                - Согласна с тобой, но мы как-то привыкли и к таким туалетам, и к грязным улицам, но, видно, мы такие, может, когда-нибудь это изменится, и мы будем другими.
                - Надеюсь на светлое будущее, как пишут ваши газеты.
                - Так ты ещё и наши газеты читаешь?
                - А как же, и центральные, и местные.
                - Откуда у тебя такое хорошее знание русского языка? У тебя такая правильная речь, это я говорю, как филолог по образованию.
                - Очень просто, недалеко от нашего дома, точнее дома моих родителей находится Храм Покрова Пресвятой Богородицы, куда мои родители ходили каждое воскресенье, и они отдали меня в воскресную школу для изучения русского языка, родители считали меня вундеркиндом, - тут Каору усмехнулся, - и ещё я музыке учился. Язык мне давался легко, учитель меня хвалил, а когда я закончил среднюю школу, посоветовал моим родителям отправить меня учиться в Советский Союз. Учитель, отец Алексий сказал, что мне надо учиться дальше. Получить высшее образование в Японии для меня невозможно – это очень дорого, моя семья не сможет оплатить обучение, а в вашей стране я бы мог учиться бесплатно. Родители согласились, и я подал заявку в мэрию. Надо сказать, что был конкурс на обучение в вашей стране, претендентов было много, но я столько лет учил язык, да ещё отец Алексий ходатайство подал, и это мне помогло. А ещё появились друзья, Лена много занималась мной, произношением, особенно произношением, я слушал как вы говорите и запоминал, ходил в кино с Леной и её подружками. Они следят за сюжетом, а я за разговорной речью. А ещё телевидение, точнее, речь дикторов.
              - А почему ты приехал в наш город, только помянуть Лену?
                - Да, я только за этим и приехал в ваш город, чтобы вспомнить Лену, - он тяжело вздохнул и задумался. - Роза, а тебе известно, почему Лена покончила с собой и как это было?
                - Каору, она повесилась сидя на кухне и на дверной ручке, - мой голос дрогнул, я с трудом удержалась от слёз и рыданий, я ещё не смирилась со смертью Лены.
                - А как узнали о её смерти?
             - Соседка позвонила. Она была понятой при вскрытии квартиры, и наш телефон был написан на стене в коридоре над телефоном, там было пять телефонов. Дальше в квартиру соседка не пошла – её тошнило от запаха. Причину смерти она узнала из протокола, который подписывала. Она переписала номера телефонов со стены и позвонила всем, мы приехали и похоронили Лену, все вещи из её квартиры выбросили санитары, поскольку они пропахли, в том числе записные книжки с телефонами и адресами.
                Каору замер и опустил голову. Несколько минут он сидел как бы в оцепенении и смотрел на Каму.
                - А разве можно повеситься на дверной ручке и сидя. Не иначе кто-то помог. Следствие было?
                - Нет. Её нашли через месяц после смерти, какое следствие может быть.
                - Роза, в последнем письме она писала, что у неё появился друг, Юрий Мальцев, что тебе известно о нём.
                - Это её одноклассник, они были влюблены друг в друга, но его родители заставили жениться на другой. Лена переживала страшно, и после окончания школы уехала в Хабаровск. Года два назад к нам домой пришёл Юрий и стал расспрашивать нас о Лене. Меня дома не было, мама не решилась дать её адрес, но он, видимо, сам узнал как-то и поехал в Хабаровск, нашёл её. Но её любовь к нему уже прошла, и она его прогнала.
            - Почему? – удивился Каору.
            - По-моему, дело в том, что после школы Лена сделала аборт, криминальный аборт, подробностей я не знаю, но что-то пошло не так, она попала в больницу и ей удалили матку, вот из-за этого Лена стала какой-то другой, грустной и необщительной.
            - Я понял – она хотела родить, а он не хотел, отсюда эта депрессия. А я и не заметил, что у неё нет матки, да и она не говорила об этом, значит, поэтому она отказалась выйти за меня замуж, когда я развёлся, - на полном серьёзе сказал Каору, но я решила не заострять внимание на этом факте.
            - Согласна, со мной такая же история приключилась, бурный школьный роман закончился беременностью, родители отца моего ребёнка были против меня, их сын красивый и видный, а я серая мышка, отправили сыночка в армию, а мне мои родители разрешили рожать, поскольку отец очень болен и боялся не дожить до внуков, и мы с Толиком решили пожениться, ведь мы были уже совершеннолетние, и он после ЗАГСа переехал к нам. Его родители так и не приняли меня и наших дочек, они называли их «нагулянными». Муж много болел – его избили в армии, отбили почки. Долго лечился и три года назад умер.
                - Сочувствую, Роза.
                - Спасибо за сочувствие.
                - А Лена, у вас ведь с ней был роман?
                - Не роман, Роза, а любовь, и у неё не было будущего. Мы оба учились в Хабаровске, в университете, жили в одном общежитии, там и началась наша любовь. Но я был уже женат, я довольно рано женился, и у меня один за другим родились двое мальчиков. Кстати, женился я, когда приехал на каникулы после первого курса, старший сын родился, когда я закончил второй курс, второй сын родился после четвёртого курса. Тогда же мы с Леной и познакомились. Я сразу сказал ей, что женат и у меня двое детей. Однако с Леной мы всё равно встречались, хотя и жили в разных странах, когда она приезжала в Японию в отпуск, я живу в Токио, иногда мне давали командировку во Владивосток, Иркутск, а то и в Хабаровск, она приезжала туда и мы проводили время вместе. Я виноват – долго не мог развестись, то командировки, то проблемы с сыновьями, мои родители болели, я схоронил их семь лет назад.
            - А жена знала про Лену?
            - Не могу сказать, японские женщины спокойно воспринимают любовниц мужей, точнее, им положено мириться с этим, исторически так сложилось.
               Позади нас раздались голоса, мы повернулись, оказывается, открылся кафетерий, со служебного входа вынесли несколько столов и табуреток. Буфетчица в белом халате открыла ставни с витрины и прилавка. На витрине висели ценники на пирожки, а вскоре запахло и самими пирожками.
            - Роза, пойдём купим пирожков и поедим, я уже хочу есть.
               Мы купили кулёк пирожков с капустой, печенью и яблоками, тёплых, душистых и четыре стакана кофе. Сели за столик и занялись едой. Удивительно, как он быстро ест, я кое-как одолела три пирожка и один стакан кофе, а Каору доел всё остальное. Стаканы он унёс обратно, кулёк же я честно выбросила в урну.
               Мы пересели обратно на свою лавочку, поскольку подошли покупатели и попросили освободить столик. Ласковое солнышко грело, но не обжигало – август, и мы замолчали, сытые и довольные погодой. По-моему, я даже задремала, очнулась от резкого голоса буфетчицы, она ругалась с кем-то из-за сдачи.
            - Каору, а Лену пускали к тебе в гостиницу? – Неожиданно для себя спросила я и пожалела, по-моему, вопрос бестактный.
            - Конечно, иностранцу в вашей стране позволяется всё, и даже сохраняется конфиденциальность, как и в нашей стране. Кстати, в вашем городе можно проконсультироваться у какого-нибудь экстрасенса или гадалки?
                - Понятия не имею, у меня никогда не возникало желания обратиться к этим специалистам.
             - Напрасно, Роза. У них иногда можно много ценного узнать.
             - Впрочем, если так, то поехали на Центральный рынок, там полно цыганок, они сами предлагают погадать.
             - Тогда вставай и поехали. Где здесь ближайшая остановка транспорта?
            И мы поехали, в трамвае люди обсуждали политическую обстановку в стране, но нам было не до этого. Когда трамвай проезжал здания городской администрации, мы услыхали гул толпы, вся площадь заполнена людьми, все кричат и машут руками, на крыльце здания стоит крупный мужчина и что-то говорит через громкоговоритель. Все сидячие места в трамвае были заняты, и мы ехали стоя на задней площадке, поскольку мы там были не одни, то оказались друг против друга и держались за один поручень у окна. На повороте трамвай тряхнуло, я качнулась прямо на Каору и слегка прижалась к нему, он крепко обнял меня и не дал упасть. И мне вдруг захотелось этого мужчину, я вдовею три года, но никогда не возникало такого желания. Понятно – это просто сублимация, переход сексуальной энергии на заботу о детях и больной матери. И мне стало очень стыдно. Случайно заглянув в его восточное непроницаемое лицо, я увидала в его взгляде за очками таких чертей, что просто отвела глаза в сторону. По-моему, я даже покраснела.
                Но вот мы приехали, Каору вышел первым и галантно подал мне руку. У входа на Центральный рынок толпились продавцы семечек, цветов и ягод.
                - Где здесь можно найти цыганок и какая из них самая сильная? -  спросила я у продавщицы семечек. Я уже много лет вижу её здесь, она должна знать всё и всех, должна.
                - У противоположного входа кучкуются все цыганки, спросите Розу, мы сами обращаемся именно к ней. Она там самая старая. Семечки-то купите?
                - Конечно, - сказала я, подумав, что это для неё будет гонорар, и достала мелочь из кармана. Кулёчек с семечками я положила в сумочку, потом брошу в урну – я их не ем.
                Цыганку Розу мы нашли быстро, все цыганки молоденькие, и только одна пожилая, не старая. Увидав нас, она поняла, что мы её клиенты и сразу взяла быка за рога.
                - Позолотите ручку, тогда всю правду вам расскажу.
                Каору достаёт из бумажника сто рублей и подаёт цыганке. Та удивилась, видно, не каждый день ей подают такие большие деньги, и она сладко заулыбалась. Тем временем я достаю из сумочки несколько фотографий, первой подаю снимок Лены.
                - Не родись красивой, а родись счастливой, - горестно сказала цыганка, - эта девушка умерла, помогли ей умереть.
                Я подаю ей снимки Юрия, на одном Юрий один, на другом – в обнимку с Леной.
                - Он убил, он, он помог ей петлю на шею надеть и затянул её, громко закричала цыганка, - уберите от меня эти картинки, мне страшно смотреть на них.
                - За что он убил её? – спросил Каору.
                - Из ревности, из ревности, он хотел жениться на ней, а она отказалась, сказала, что любит другого, тебя она любила, тебя, - и она указала на Каору, - эх, дурак ты, не женился на ней.
                - Я не мог, я женат и у меня двое детей.
                - Да я знаю, голубок, знаю, - потом указала на меня, - а ей тоже голову морочишь?
                - Так мы познакомились только вчера, я не успел заморочить ей голову, - очень удивился Каору.
            - Всё впереди, всё впереди, голубки, что же вы не спросите меня про убийцу, вам неинтересно?
            - Интересно, а с ним что-то случилась?
            - Да, случилось, его сбила машина и насмерть, уже давно. А свою судьбу хотите узнать?
            - Свою? Как свою? – удивился Каору, - о чём это вы?
            - А позолоти ещё ручку, голубок, подай мне ещё такую же бумажку, не жалей старой Розе денежки, - получив деньги, продолжила своё предсказание, - вы, голубки, будете вместе, но не скоро, много воды утечёт, ребёночка родите себе на радость. А сейчас идите, мне надо смотреть телевизор, у нас в стране намечается что-то страшное, катастрофа, такая катастрофа, - она встала, качая головой, - страшные, жуткие времена настают, жить не хочется.
            И она ушла, оставив нас в полном смятении. Я убрала снимки в сумочку и поглядела на Каору. Он весь оцепенел и смотрел в одну точку, куда-то перед собой, он о чём-то думал. Я такие глаза видела на картинках с изображением самураев, не хватало только кимоно и длинного самурайского меча сбоку. Интересно, его предки были самураями?  Спросить бы, но неудобно. Пока я думала, он очнулся, поглядел на меня уже другими глазами.
            - Роза, поехали ко мне в гостиницу, надо включать телевизор, что такое происходит в вашей стране, мне надо знать обязательно. Если неграмотная цыганка пошла смотреть телевизор, значит, что-то будет.
           - Поехали, - согласилась я, скорее, подчинилась и пошла за ним к выходу с рынка. Поблизости стояло такси, Каору помахал водителю и тот подъехал к нам. Через полчаса мы приехали к гостинице.
            - А меня точно пустят? Паспорта же нет с собой.
            - Пустят, если нет, это будет международный скандал, - он властно взял меня за руку и повёл за собой. Когда мы подошли к гостинице, надо сказать, самой старой гостинице в городе, вынул из кармана деньги тихонько сунул в руку швейцару, тот быстро положил их в свой карман, по-моему, десять рублей. Подошёл к регистратуре, протянул девушке тоже десять рублей, получил ключ от номера и повёл меня к лифту. Никто нас не остановил, он оказался прав.
               А номер двухкомнатный, в первой комнате направо стоит диван, обитый кожей, два таких же кресла, стол на гнутых ножках, пара таких же стульев, на окне бордовые бархатные шторы. Перед диваном стол на гнутых ножках и два таких же стула. Налево дверь, очевидно, в туалет, дальше шкаф для одежды, небольшой сервант с посудой за стеклом, справа от серванта – открытая дверь, а за ней большая кровать и два ночных столика с лампами. Перед окном большой телевизор на тумбочке. Каору сразу указал на первую дверь:
                - Там можно помыть руки.
                Конечно, я пошла мыть руки. Довольно большое помещение с ванной, раковиной и зеркалом над ней, за занавеской – унитаз. Чистейшие полотенца и белый халат на плечиках.
                Пока я мыла руки, Каору уже включил телевизор, но там показывали балет «Лебединое озеро». Причём по всем каналам. Ужас, значит, действительно, намечается что-то страшное. Я вспомнила 1982 год, 10 ноября, День милиции, намечался праздничный концерт, но вместо него несколько часов струнный квартет или квинтет, а может, и секстет играл такую тягомотину, что я легла спать одновременно с детьми, и лишь на следующее утро узнала о смерти Брежнева. Мне стало страшно, а Каору сел в кресло, закинул руки за голову, повернулся ко мне, я же сидела на диване, на очень мягком диване.
                - Я бы чего-нибудь поел, давай закажем, вот меню, выбирай, потом я выберу сам и позвоню в ресторан, - и подал меню в кожаной папке. У меня аппетита не было, но всё же поесть что-то надо, у меня аппетит приходит вовремя еды. Я хотела напомнить ему про семь пирожков и три стакана кофе, но не стала, вдруг у него такой аппетит, хотя он не толстый, скорее, худощавый.
                - Пожалуй, капустный салат, беф-строганов с пюре, чайник чая и миндальное пирожное меня устроят.
                - Два капустных салата, два беф-строганов с пюре, два чайника чая и пять миндальных пирожных, - заказал Каору по телефону. Заказ привезли через полчаса. Еда оказалась отменной. Четыре пирожных, как Каору планировал, не осилил, а только три, так что, я с чистой совестью доела пятое, не пропадать же добру. Обожаю миндальные пирожные, особенно свежие, а эти были свежайшие, и буквально растаяли во рту, будто их и не было.
              - Роза, а наши вкусы, оказывается, совпадают.
                В это время прекратился показ балета, и диктор объявила, что скоро будет важное правительственное сообщение. И вот появилась картинка: длинный президиум под серой скатертью на фоне серого занавеса, за которым сидят пять человек с серыми лицами, слово берёт один из них, товарищ Янаев Г.Н. говорит, что наш президент болен и чуть ли не при смерти, потому они, эти пятеро берут власть в стране в свои руки, они – ГКЧП. Я просто не верила своим глазам и ушам. Какое-такое ГКЧП? На мыло его, на мыло!
                Далее началась пресс-конференция. Первой подняла руку журналистка, девушка лет двадцати пяти, не больше, явно очень умная девушка. На ней надет такой же сарафан как у меня, с оборочками на лямочках.
                - Сейчас будет детский вопрос, - вполголоса сказал Каору больше для себя, чем для меня. И ведь он оказался прав.
                - Товарищ Янаев, вы понимаете, что вы совершили государственный переворот? – Спросила девчонка в сарафане.
                Я вспомнила сказку Андерсена «Голый король». Там мальчик закричал: «А король-то голый». А тут девчонка в сарафанчике поставила государственного преступника на место, да, товарищ Янаев – вы государственный преступник, как и все четверо, сидящих рядом с ним за серым столом перед серым занавесом.
                - Вы, девушка, ошибаетесь, мы только спасаем страну в трудный её час, - как-то не сразу и не очень уверенно ответил товарищ Янаев, скорее, выдавил из себя ответ. Надо было видеть его реакцию на вопрос девчонки: он покрутил головой с растерянной улыбкой нашкодившего человека.
              Кошмар, что делается со страной, что будет с нами? У меня потекли слёзы, я достала платок из сумочки. Каору пересел ко мне на диван, обнял за плечи, а я вцепилась в его руки, для меня происшедшее – сильнейшее потрясение, но постепенно я взяла себя в руки, я не хотела, чтобы Каору видел мои слёзы.
                Картинка с серыми личностями пропала, и продолжился мой любимый балет «Лебединое озеро», финал, в котором звучит такая грозная музыка, как предупреждение серым личностям, что гром поразит их.
                - Это не только финал балета, финал эпохи вашей страны, - будто прочитал мои мысли Каору. Тем временем балет кончился, но почему-то   начался снова. Можно подумать других балетов у Чайковского нет? Почему именно этот балет? Это мне он нравится, я могу слушать эту музыку бесконечно, хотя и знаю каждую ноту, а другим-то как, люди ждут новостей, комментарий, а им показывают балет.
                - Конец одной эпохи и начало другой, - прокомментировал происходящее Каору, - Роза, завтра мне придётся уехать в Токио. Останешься со мной?
                Эта фраза «Останешься со мной?» была сказана так обыденно, будто мы знакомы лет сто, не меньше, и оставалась я с ним раз сто, не меньше. Видимо, он привык так разговаривать с Леной. Ну, да, это уже неважно. Я – это я. Это мне предложено остаться.
                - А ты очки снимешь?
                - Если они тебе мешают, снимай их сама.
              Я повернулась к нему, сняла с него очки и бережно положила на стол и решила рассмотреть Каору, как он выглядит без очков, как выглядят его глаза без дымчатых очков. Да, карие глаза, добрые и лукавые, мне они понравились.
                - Ну, как? Я осмотр прошёл? Я понравился?
                Я рассмеялась и неожиданно для самой себя обняла его так, что наши лица почти сблизились, и что-то случилось с нами. Каору резко встал, выключил телевизор, откинул на постели одеяло, затем подошёл ко мне, поднял на руки и отнёс на кровать. Я поняла – не только я изголодалась по ласке, у Каору явно давно не было женщины, и мы оба как с цепи сорвались. Сейчас даже вспомнить стыдно, как мы наслаждались друг другом всю ночь напролёт, лишь под утро забылись на пару часов. В моей жизни таких эмоций никогда не было, нет, были, в одиннадцатом классе, на Новый Год, я и Толик, отец моих дочек.
                Рассветало, когда я начала просыпаться. Я лежала в своей любимой позе: на правом боку и поджав ноги. Каору лежал тоже на правом боку прижавшись ко мне и повторяя контуры моего тела, его левая рука обнимала мою талию, правая была под моей шеей. Каору – человек худощавый с тонкими руками, и я удобно расположилась на его руке. Я проснулась первой, потом зашевелился и Каору. Он повернул меня на спину и заглянул в лицо.
                - Доброе утро, Роза.
                - Доброе. Кстати, я тебя не утомила?
                - Утомила, но в самый раз. Мне понравилось.
                - Я рада за тебя. Когда тебе надо ехать?
                - Сейчас я встану, умоюсь, побреюсь, приму душ, оденусь, закажу завтрак, забронирую билет на Свердловск мои планы сорвались из-за ГКЧП, в Москве танки, какой может быть туризм, мне тут просто нечего делать, и потому надо торопиться. Напиши свой адрес и телефоны, какие есть, я постараюсь либо позвонить, либо написать, как получится. А твоим девочкам нужны новые скрипки, я постараюсь купить им хорошие скрипки. Они замечательно играют, у них большое будущее, пусть учатся. Закажем завтрак? Кофе, бутерброды с ветчиной, сладкие булочки?
                - Согласна на кофе, бутерброды с ветчиной и сладкие булочки. Кстати, а если бы я ушла вчера от тебя? – Совершенно неожиданно для себя я задала этот вопрос.
                - А я бы тебя не выпустил, - спокойно ответил Каору.
                - А зачем тогда спрашивал, останусь ли с тобой?
                - В первый раз привёл в гостиницу малознакомую женщину.  Хотя если ты согласилась на визит в гостиницу, так уж надо полагать, что ты просто должна была остаться со мной.
                - Железная логика.
                - Железная, конечно, а то что получается, прийти пришла, посидела и ушла, поманила и обманула. А где мои очки?
                - Как это где? На столе, рядом с чайником и тарелкой с пирожными.
                Каору голым выскочил из постели и стал шарить руками по столу ища свои очки.
                - Так где же они? Я совершенно не могу без очков, я плохо вижу, - возмущался Каору.
                Тогда встала я, нашла очки и подала их хозяину, Каору надел свои очки и стал смотреть на меня. И только после этого я сообразила, что я тоже голая. Несколько минут мы так стояли друг против друга, нас разделял только стол, я старалась запомнить его, кто знает, когда нам доведётся встретиться и доведётся ли вообще.
                - Обычно я кладу очки на столик рядом с кроватью, а вчера ты их снимала, и я дурак, не сказал, куда их надо положить. У меня каждое утро начинается с очков, прежде всего мне надо надеть очки, - виновато оправдывался Каору.
                - А давай вдвоём примем душ? – Весело предложил он и я согласилась.
                Мы с хохотом и шуточками приняли душ, Каору отдал мне белый махровый халат, а сам завернулся в большое банное полотенце, один конец завернул вокруг талии, другой перебросил через плечо, и в это время постучали в дверь - это привезли наш завтрак, Каору попросил горничную подготовить счёт за номер, он съедет после завтрака, заказать билет на самолёт до Свердловска, а также вызвать два такси, одно по городу, другое – в аэропорт.
                Мы с удовольствием позавтракали: я в халате, а Каору в полотенце.
                - А тебе очень идёт этот белый халат, ты в нём такая уютная, плохо, что он длинный, у тебя ножки красивые, а их не видно, - сказал Каору.
                - А ты в этом полотенце похож на индуса, не хватает только чалмы на голове, - такой комплимент выдала я. Каору расхохотался. Он так быстро ест, еда такая вкусная, я ем не торопясь, смакуя каждый кусочек, не каждый день ешь ресторанную еду.
                - Роза, доедай свой завтрак, я тем временем побреюсь, щетина моя растёт медленно, но всё же растёт. Запиши свои телефоны и адрес в моём блокноте, - он открыл блокнот на чистой странице, и я записала свой адрес, телефоны, домашний и рабочий. Каору обещал поскорее позвонить, если начальник не убьёт его за невыполнение работы.
                Каору вынул из шкафа небольшую сумку и серую ветровку. Вдруг  порыв ветра распахнул одну створку окна, и в комнату ворвался холодный ветер. Каору встал и закрыл окно.
                - Роза, утро прохладное, ты в сарафане замёрзнешь, я тебе дам свою ветровку.
                - А ты не замёрзнешь?
                - Я надену фланелевую рубашку, она тёплая.
                Он вынул из сумки красную рубашку в чёрно-белую клетку. Такие рубашки носит вся Россия от Москвы до самых до окраин, такую я бы купила мужу и отцу. А Каору очень к лицу красное с белым и чёрным, но рубашка ему широка, и он заправил её в брюки под ремень. Его ветровка подошла мне по размеру, я только подвернула рукава, конечно, она мне длинновата, короче, смотрится как плащ.
                У крыльца гостиницы нас ожидали два такси, он положил свою сумку на заднее сиденье, закрыл дверь, подошёл к одному таксисту, потом к другому. Таксисты о чём-то заспорили, а Каору подошёл ко мне, крепко-крепко обнял, а потом попросил:
                - Поцелуй меня, пожалуйста, я тебя целовал всю ночь, а ты меня ни разу.
                И то правда. Почему-то я не могла ночью целовать Каору, не могу понять, почему, может, не могла забыть Толика. Но поцелуй он заслужил. Привстав на цыпочки, я от всей своей души поцеловала Каору, и поцеловала именно так, как целовала когда-то Толика, и потом посмотрела в его лицо, оно стало таким же, каким когда-то бывало у Толика. Значит, Каору понравился мой поцелуй, он улыбнулся, положил ладонь на то место. И мне показалось, что мы стали какие-то другие после этой ночи, показалось или это моя фантазия – время покажет. В его глазах не было тех чертей, каких я видела вчера. Сегодня в его глазах, пожалуй, - нежность.
                - Почему ты не целовала меня так ночью?
                «Секс – одно, а поцелуи – совсем другое, для поцелуев нужны другие чувства», - подумала я, но только подумала, но не сказала. Если у меня в жизни был только один мужчина, трудно переключиться на другого, для кого-то, может, это пустяк, для меня проблема.
                - Тогда мы бы с тобой до вечера не вышли из номера, а тебе надо ехать, начальник будет ругать, если вовремя не вернёшься, - и я заботливо поправила воротник его фланелевой рубашки, Каору перехватил мои руки и легонько сжал их, - а то ещё премии лишит и тринадцатой зарплаты, - подсыпала я соли на его служебные раны.
                Каору расхохотался.
                - Пожалуй, ты права. Лишиться какой-то там премии и тринадцатой зарплаты, наверно, очень обидно. Ну, что же, может, увидимся.
                - А ты постарайся. Я буду ждать, - неожиданно для себя предложила я.
                - Правда? Тогда я постараюсь, - вполне серьёзно пообещал Каору.
                - Ну что, Ромео, поехали, - раздался грубый голос водителя.
                Его такси ушло первым, потом уехала и я. Только в такси я сообразила, что не отдала Каору ветровку и уехала в ней.
                - Эй, Джульетта, сколько тебе китаец заплатил? – Спросил мой водитель. А я рассмеялась и отрицательно покачала головой.
                - Неужели этот подлец ничего не заплатил? – Снова заговорил водитель.
                - Я не за деньги, я за так, за ужин, завтрак и море ласки, - неожиданно для себя ответила я.
                - Верю, да и не похожа ты на ночную бабочку. Те – другие, наглые, размалёванные, да и моложе тебя. А этот китаец, как я посмотрю, птица высокого полёта. Жил в самой дорогой гостинице города, джинсы на нём фирменные, кроссовки тоже, да и сумка явно не из дешёвых, и ремень у него фирменный, - явно позавидовал глазастый водитель.
                - Да ну, такие же джинсы и кроссовки и у нас в городе носят, и сумки такие я видела, а вот насчёт ремня не знаю, у меня в семье одни женщины, - разочаровала я его.
                - Мой тебе совет, если прилетит к тебе эта птица – не упускай.
                - Вряд ли прилетит, и он не китаец, а японец из Токио.
                - Ого, японцев в нашем городе  не было. Ну вот, и приехали.
               Я открыла сумочку, чтобы расплатиться, но водитель остановил мою руку.
                - Японец заплатил за тебя, закрой сумку.
                - Тогда возьми семечки, я их не ем.
                - А я их обожаю, спасибо.
               Дома ещё все спали, я спрятала в кладовку подальше подаренную ветровку, от неё так хорошо пахло мужчиной, забытый запах, потом тихонько прошла к своей постели, разобрала её, легла и быстро уснула. Спала я недолго, встала, когда услыхала шаги дочерей, как я поняла, они не сообразили, что меня не было дома. Ну, а мама, она есть мама, она всё поняла и смолчала. А что она может сказать, мне уже за сорок, я девушка взрослая.
                И жизнь покатилась прежним чередом. Спустя неделю пришло приглашение из магазина «Мелодия» с просьбой посетить магазин и выбрать нужные инструменты. Члены моей семьи обрадовались, но я догадалась – это забота Каору. В магазине нам предложили на выбор скрипки и сказали, что две их них уже оплачены спонсором. Для нас тогда спонсор – новое слово. Дочки, не задумываясь, подобрали себе новые скрипки и оставили старые, их можно продать, они в хорошем состоянии. Радости не было конца, но я спросила продавца о стоимости скрипок, он помялся и назвал такую сумму, что я покачнулась. Старые скрипки дочкам стали маловаты, они же растут, новые купить пока не на что, хотя я давно откладывала деньги на эту покупку, но их не хватало. А сейчас эти деньги можно потратить на концертные платья для дочек.
                Через неделю позвонил Каору, позвонил поздно под вечер, когда моя семья укладывалась спать.
               - Здравствуй, Роза, ну как, скрипки подошли? Девочки рады?
                - Добрый вечер, Каору, спасибо, за скрипки, девочки очень рады, они даже не спросили, кто оплатил покупку. Вчера был концерт в подшефном детском доме, они выступали с новыми скрипками, они так хорошо звучали. Преподаватель даже спросил, откуда у нас такие скрипки. Надеюсь, что дипломы они получат с отличием. Я давно копила деньги на новые скрипки, а сейчас потрачу на новые концертные платья, длинные платья, в пол, сейчас такая мода, а старые-то им уже выше коленок.
                - Роза, платья девочкам я вышлю.
                - Спасибо, Каору, за заботу. Кстати, начальник тебя не убил?
                - Нет, он мне даже посочувствовал, что я попал в форс-мажорные обстоятельства. В вашей стране сейчас бардак, в европейской части бардак, и мы сейчас работаем с азиатской частью – Дальний Восток, Восточная Сибирь, японцы туда не боятся ездить. Очень хочется тебя увидеть, Роза, а ты вспоминаешь меня?
              - Каждую минуту вспоминаю, и каждый сантиметр твоего тела, мне так хорошо было, - я замолчала, понимая, что у нас нет будущего.
                - Мама, мама, - это прибежала Валя, - мне надо позвонить подружке, поторопись, пожалуйста.
                - Ладно, Роза, давай заканчивать разговор, я услыхал просьбу твоей дочки. Перезвоню завтра в это же время. Целую каждый сантиметр твоего чудесного тела.
           И стал звонить мне почти каждый вечер, около полуночи. И всегда находились темы для разговора. Кстати, его ветровку я долго не стирала – мне всё казалось, что в ней остался его запах, я ведь носила её и носила с удовольствием.
           Но через месяц я поняла, что беременна, это вторая моя беременность, только вторая. После возвращения мужа из армии я не беременела ни разу, хотя мы не предохранялись, но ко врачам я не обращалась, поскольку хватало забот с двумя дочками. И вот… Что делать? Я к маме:
         - Что делать? Аборт не хочу, и рожать страшно, а хочется, я ведь ещё не старая.
         - Хочешь знать моё мнение? Рожай, мы тебе поможем, рожай и не думай ни о чём. Только скажи Каору, скажи обязательно, мужик должен знать, что он будет отцом. Скажи ему, а там будь что будет. Думай прежде всего о себе. Я умру, девчонки выйдут замуж, уедут куда-нибудь, а с кем останешься ты? Мужики-то на дороге не валяются, и в двери не стучатся. Кто-то обратил внимание на тебя за эти годы после смерти Толика?  По-моему, Каору хороший человек, не забывай - его любила Лена.
         И я вспомнила предсказание цыганки Розы: «Родите ребёночка себе на радость». Тогда я пропустила мимо ушей эти слова, но сейчас я вспомнила их, значит, надо рожать, если  ребёночек будет нам на радость.
            Как-то позвонили в дверь, открываю и вижу: стоит высокая красивая девушка и держит большой пакет.
        - Я стюардесса, меня попросили передать вам этот пакет, он из Японии, - повернулась и убежала. В недоумении зашла в квартиру, распечатала пакет, а там платья на девочек и одно на меня. Каждое платье уложено в коробку и к нему прилагается ожерелье, красивое ожерелье, и браслеты, красивые и звенящие браслеты. Как он угадал наши размеры? Девчонки прыгали до потолка - первые концертные платья, да ещё и в пол. Платье подошло и мне, только тесновато в груди, понятно, уже меняется фигура.
        А вечером позвонил Каору. Со страхом я подошла к телефону.
        - Как платья, Роза, подошли или нет? – спросил он.
        - Подошли, подошли, спасибо тебе за них, - и мой голос почему-то дрогнул.
        - Роза, у тебя странный голос. Почему?
        - Каору, я беременна и намерена рожать, - я, как в омут головой, и, как последний довод: - мне мама разрешила.
        - Правда? А я думал, что мы старые. Ну, если мама разрешила, то… Роза, ты меня убила, что от меня требуется?
        - Ничего, пока ничего. Разве что потом будет проблема с отчеством и фамилией.
        - Я согласен и на отчество, и на фамилию. Нужны будут деньги, вышлю сколько надо. Пока я не могу приехать в тебе, но как будет   возможно, я приеду, - какое-то время он помолчал и добавил: - Роза, роди дочку, мне так хотелось дочерей, но у меня родились мальчики. У тебя такие хорошие дочери, постарайся ещё на одну.
          - Тогда молись, чтобы родилась только одна дочь. У тебя в роду были близнецы?
           - Нет, точно нет. Хотя я согласен на близнецов, но только девочек.
           - Ты-то согласен, тебе не рожать.
           - Роза, не паникуй, вторые роды проходят легче.
         Каору был очень рад, поскольку у него двое сыновей, его головная боль. Образование и специальность они получили, но искать работу не торопятся, непослушные, неуправляемые, на уме только бары и дискотеки. Бывает, когда у детей всё есть, нет стимула учиться, нет желания зарабатывать, искать своё место под солнцем, знают только слово «дай».
            - Мы с женой из бедных семей, рано начали работать, мечтали, что у наших детей будет всё, они не будут завидовать одноклассникам, одетым в модную одежду, завидовать тем, у кого есть возможность вкусно и досыта кушать, ездить за границу. Жена предложила такой вариант – просто отселить их в дом для малосемейных. Девушки у них есть, может, женят на себе наших непутёвых парней. Скорее всего, так и сделаем. Я тебе говорил, что я разведён?
                - Нет, ты не говорил, да и я не спрашивала, мне это как-то неинтересно. У меня в мыслях не было выходить за тебя замуж, я была уверена, что это невозможно.
                - Я тебя понял, слушай дальше, после развода я стал просить руководство перевести меня из Токио в Осака. Мне тяжело в Токио, это муравейник. В этом городе дышать трудно, не то что жить. А Осака мой родной город, там имеется филиал фирмы, вполне вероятно, мне предоставят там место.
                - Буду рада, если твоя мечта сбудется. Я тебя понимаю, родной город – это родной город. Я несколько раз побывала в Москве, это тоже муравейник, хотя и не сравнить с Токио, но мне было бы очень тяжело жить там. У нас говорят: где родился, там и пригодился. Желаю благополучно обосноваться в Осака.
                - Спасибо, Роза, как у вас говорят, на добром слове.
               Беременность моя протекала легко, без осложнений, я любила будущего ребёнка. Я очень ждала его, с первого дня я разговаривала с ним, рассказывала сказки. Дома я жила в спокойной обстановке, ни одного упрёка от домашних я не услыхала. Я была уверена, что он будет необычным ребёнком – мы зачали его в такую необыкновенную ночь. И хорошо, что Каору не видел меня беременную: я сильно набрала вес и по лицу пошли пигментные пятна, как-то изменилось лицо, черты его стали расплывчатыми и грубыми.
            А девятого мая 1992 года у меня родилась дочка, слава Богу, одна. Первые роды у меня были очень трудные, нелегко рожать двоих детей. Надо сказать, что в те 90-е годы рожали очень мало. Тогда в отделении были только две роженицы: я и девчонка лет двадцати, не больше. Я рожала от японца, она от грузина, я не замужем, она тоже.
               Когда я рожала четверть века назад, рожениц было много, рожали как на конвейере, бедные акушеры едва успевали принимать младенцев, роженицы кричали жутко, кричала и я. Но нынче, в 92-ом, в родильном зале я была одна. Акушеры были спокойные, я – тоже. Тишина, и всё внимание персонала на меня. Конечно, было больно, но не хотелось нарушать эту тишину. А эта девочка, можно сказать, просто выскользнула из меня.
            - Ой, китаянка, - сказала удивлённая акушерка, - у меня таких ещё не было. Ну-ка, открывай глазки.
            - Она японка, - уточнила я.
                Акушерка повернула ко мне пухлую, почти квадратную мордашку ребёнка, вместо глаз на ней – щёлочки. Она ещё немного потрясла ребёнка, и та открыла глаза, недолго посмотрела на белый свет и снова закрыла их. Потом заплакала басовитым и недовольным голосом. Дочка родилась кареглазая и черноволосая, а кожа - желтоватая, как у отца, но с персиковым оттенком, скорее, с абрикосовым.
                Когда мне принесли дочку кормить, молока подошло много, а она поела совсем чуть –чуть, и мне предложили покормить мальчика-грузина, от которого отказывалась мать. Мальчик активно принялся за работу, за пять минут он освободил меня от молока и крепко заснул. Я облегчённо вздохнула и решила серьёзно поговорить с его мамашей.
                - Танечка, тебе уже двадцать лет, твоей маме сорок, мне сорок четыре, моей маме семьдесят и у неё онкология. Отец твоего ребёнка торгует на нашем рынке, значит, серьёзный мужик, а отец моей дочки проживает за тридевять земель. И нужна ли ему дочь, вилами по воде писано. У тебя сын, а у меня три девчонки. Мой тебе совет: не дури, начинай кормить мальчика, оформляй ему свидетельство о рождении, имя ему дай. Кстати, приданое, у него есть?
                - Да, мама что-то покупала, соседка дала после внука вещи, подруга принесла целый тюк. А больно кормить грудью?
                - Нет, не больно, даже приятно. У него же нет зубов. Ты помнишь картины, на которых нарисованы кормящие мамы, «Мадонна Литта» Рафаэля, например. Какие они красивые.
                - «Мадонну Литта» я видела вживую, в Эрмитаже, - девчонка заплакала, - она в самом деле красивая, у неё такое лицо, я долго стояла около неё и смотрела, я уже тогда была беременной.
                - И ты будешь такой же красивой, как она, если будешь кормить грудью. Имя-то придумала парню?
                - Давид, - неуверенно протянула девчонка.
                - Замечательное имя, и для русских, и для грузин, особенно, для грузин, твоему грузинскому другу должно понравиться это имя. Твой грузин знает, что стал отцом?
                - Да, знает.
                - Мой тебе совет – не навязывайся к нему, подожди, когда он сам созреет и поймёт, что он отец. Если он появится – не гони, ребёнку нужен отец, родной отец.
                На выписку девчонку с Давидом встречала её мама, она бережно взяла ребёнка, посмотрела, покивала ему, посюсюкала с ним, и они пошли на остановку. Мне было всё видно из окна палаты, и я порадовалась за них.
                Меня же встречали мои дочки и моя мама, они приехали на такси, маму посадили на переднее сиденье, на заднем – я с тремя дочками. Они обрадовались сестрёнке, затискали, затормошили, пытались поцеловать, но я запретила поцелуи.
                Короче, вся моя семья радовалась, все родственники и друзья собрались с поздравлениями, когда пришли на «кашу». Все говорили мне, что я стала такая красивая, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
                После выписки я позвонила Каору и поздравила его с дочкой. Он облегчённо вздохнул и спросил:
                - А как твоё здоровье? Ребёнок тебе не навредил?
                - Спасибо за заботу, здоровье  в порядке, ребёнок тоже здоров и очень походит на тебя, точнее, твоя копия, но я не обижаюсь. Мои старшие дочери тоже на меня не походят, сам же видел.
                - Роза, спасибо тебе за дочку, исполнилась моя мечта – дочь, не зря я прожил жизнь.
                И только в июне смог приехать Каору, с кучей подарков, в числе подарков – солидный тюк памперсов. Их тогда у нас не было в продаже, и Каору пришлось показывать мне, как ими пользоваться. Надо видеть его лицо, как он смотрел на дочку, а потом на меня.
            - Каору, надо кормить ребёнка.
            - Давай помогу, где бутылочки, соски? - бедолага растерянно озирался по сторонам.
            - Каору, зачем бутылочки и соски, в нашей стране кормят грудью.
               Он ошарашенно молчал, и я поняла, что он не видел такого зрелища.
            - Роза, корми при мне нашу дочь, очень прошу, я никогда не видел, как кормят ребёнка грудью.
               Пришлось удовлетворить его просьбу, правда, поначалу было не по себе, но потом даже понравилось, как он смотрит на нас. Дочка уснула, и Каору попросил дать её подержать. Около часа сидел он с ребёнком на руках, с каким-то просветлённым лицом, я бы сказала. Да ещё что-то напевал ей на своём языке. Ей очень понравилось пение, и она улыбалась ему во сне.
           В какой-то момент Каору поднял голову, посмотрел на меня и сказал:
           - Какая ты красивая стала, Роза.
           - Красивая? Да я толстая стала, разве ты не видишь?
           - А тебе идёт быть толстой, ты мне такой нравишься. Пожалуй, ты не толстая, а просто «в теле», запомни, никогда и никому не говори, что ты толстая, и никому не верь, если тебе скажут такую глупость. Только не пытайся худеть, пока кормишь грудью, чтобы ребёнок не голодал.
           В свидетельстве о рождении дочки написано: Миягава Анита Кирилловна (Кирилл – крещёное имя Каору, он же православный). В графе отец – Миягава Кирилл Петрович. Японских законов я не понимаю и не принимаю. И Каору пришлось согласиться на мои условия - по рождению Анита гражданка Российской Федерации, но у ребёнка должен быть отец, родной отец. Национальность – русская, мать – русская, отец – японец.
            Мои дочери охотно возились с младшей сестрёнкой, каждую свободную минуту проводили с ней, гуляли с коляской. Помогали со стиркой пелёнок, особенно им нравилось гладить их, складывать в стопочки, пока Каору не привёз памперсы.
               В1993 году мои дочки, Галина и Валентина, закончили институт, но возникла проблема с работой, точнее, с распределением. Девяностые годы – трудные годы для нашей страны, возникла безработица. Я посетовала Каору, только посетовала, что у девочек возникли проблемы с трудоустройством, и он предложил им переехать в Японию, у них очень ценится наша музыкальная школа, и преподаватели из вашей страны хорошо там устраиваются. Дочки согласились на переезд, даже обрадовались этому предложению, видимо, в нашем городе им предлагали не очень хорошую работу, если они согласились на переезд в чужую страну.
            Вскоре приехал Каору, у него были две цели: опять увидеть дочь и пригласить моих дочек в Японию.  А с Каору приехал директор музыкального колледжа в Осака. Он привёз официальные приглашения моим дочкам на работу. Оказывается, в том колледже уже есть преподаватели из нашей страны, японские дети изучают русский язык, русские преподаватели – японский, и хорошо понимают друг друга. Девочкам предлагается работа преподавателями. Столько-то часов, жильё предоставляется обязательно, по маленькой квартирке. Такая-то зарплата. Всё это прописано в приглашении. Девчонки согласились с ходу на все условия. Мне пришлось только согласиться с их решением, они уже совершеннолетние, на руках дипломы, имеют право сами решать свою судьбу. Ну, что же, зато у меня остаётся Анита, кареглазое и черноволосое чудо, она начинает бегать и говорить, а уж как улыбается, улыбка отцовская, я-то редко улыбаюсь.
                Тогда же у нас с Каору состоялся серьёзный разговор о нашем будущем. Мы договорились, что я перееду в Японию только после смерти моей матери, она – участник войны, ветеран труда, инвалид первой группы, если бы она была «овощем», то можно бы её просто перевезти самолётом, но она в здравом уме и памяти, она уже однажды высказала мне своё мнение об этой ситуации:
                - Роза, дай мне возможность умереть на Родине и быть похороненной на родной земле. Потом делай что хочешь, во всяком случае, с Каору ты будешь счастлива, почему-то я уверена в этом.
              За последний год Каору удалось отселить сыновей из родительского дома и заставить работать, девушки у них есть, но жениться они пока не собираются, вообще, современная молодёжь не торопится заводить семьи. Короче, бывшая жена Каору остаётся в Токио, это её родной город, к тому же она вторично вышла замуж, её муж очень не ладит с сыновьями Каору, видимо, это обстоятельство и ускорило их отъезд в малосемейку.
               Самому же Каору официально предложено вернуться в его родной Осака в филиал фирмы. Квартира будет предоставлена в аренду в новом доме, Каору показал снимки этого дома, красавец дом, высоченный, в пятьдесят этажей, с балконами, опоясывающими каждый этаж. А ещё Каору показал снимок, где снят маленький домик в пригороде Осака, где родились его родители и он сам. Родители уже умерли, домик опустел, но Каору платит соседям за то, что они присматривают за его родным домиком и приусадебным участком аж в три сотки. Каору называет его «дачей», и приезжает туда на выходные обрабатывать сад, собирать урожай. Мне понравилась эта перспектива. Если девочки захотят, они смогут арендовать квартиры в том же доме. Покупать в Японии жильё очень дорого.
            И вот мы снова в гостиничном номере, в том самом, где случилась наша первая ночь. Аниту, уже сонную я положила в комнату матери, она обещала присмотреть за ней, и отпустила меня на свидание. На ужин в гостиничный номер принесли винегрет, беф-строганов с пюре и чай с эклерами, конечно же, всего по два. А я, по просьбе Каору, испекла пирог с капустой и принесла баночку сметаны. Я вкушала ресторанную еду, Каору наслаждался пирогом со сметаной, покончив с ними, принялся за свою половину ресторанной еды и съел её до крошки. Как в него столько влезает?
            - Роза, представь, первым у моего домика зацветает миндаль, затем сакура, потом вишня и абрикос, и по всему участку розы, хризантемы, лилии, особенно моя мама любила розы, от белых до лиловых и бордовых. На крышу сарая она ставила ящики с посаженными огурцами, стебли свисали вниз, а мы с братом срывали их и тут же ели. На крыше дома стояли ящики с кустами помидор. А ещё мы выращивали тыкву, дыню, дайкон, лук, чеснок.
            - А где твой брат?
            - В Америке, - Каору поморщился, - он зазнался, в кино снимается, в массовках, дерётся, в основном.
            И ещё чем удивил меня Каору - показал справку от хирурга о проведённой у него стерилизации, справка сама на японском и перевод на русский. Каору меня удивил и поразил своей заботой обо мне и о себе тоже.
           - Роза, ты рис уважаешь? – спросил Каору.
           - Я рис уважаю, а также фасоль, не люблю чечевицу, но обожаю рыбу, любую рыбу, кроме фугу, конечно, палочками есть на умею, по-моему ложкой кушать вкуснее, и больше еды в ложке помещается.
           - А картошечку?
           - Картошечку я люблю, но её не любит мой желудок, приходится ограничивать себя в ней. Водку я не пью, сакэ тоже, предпочитаю пиво.
           - Пиво я тоже люблю.
           - Каору, а ты храпишь?
           - Я не знаю, я уже сплю один. А ты не замечала, когда мы спали вместе?
           - Не замечала, я ведь тоже спала. Может, и я храплю.
           - Может, мы оба храпим, но мы не слышим друг друга.
           - Роза, а ты выйдешь за меня замуж?
           - Выйду, если позовёшь?
           - Считай, что позвал. А ты согласна?
           - Считай, что согласна.
           - А венчаться будем?
           - А я некрещёная. Сначала окреститься мне надо.
           - Когда? Назови дату.
           - Завтра, с утра.
           - Пойдём вместе. Стоп, получается, что наша Анита тоже некрещёная. Тогда берём и её.
            - А где я буду работать?
            - А зачем тебе работать? Ты ещё не устала?
            - Нет, не устала, у нас принято работать до смертного часа. А ребёнок? Кто с ним будет сидеть?
            - Вот ты и будешь сидеть, ты же мать.
            - А твоей зарплаты хватит на меня и на ребёнка.
            - Более чем хватит, с моей зарплатой можно гарем завести.
            - Гарем отменяется, лучше я на свою красоту твою зарплату потрачу.
           - Согласен тратить свою зарплату на твою красоту, а также неплохо, чтобы ты пекла пироги с капустой.
           - А суши и роллы?
           - Их проще купить, а вот пирог с капустой, как у твоей мамы и у тебя ни за какие деньги не купишь.
          - Тогда я согласна окреститься, выйти за тебя замуж, венчаться, а потом готовить вкусную и здоровую пищу, а ещё посещать салоны красоты и воспитывать нашу дочь. А сейчас выключай свет.
            Дочки тяжело расставались с нами, затискали Аниту, зацеловали её, рыдали, прощаясь с бабушкой, именно прощаясь, и навсегда, несколько раз врачи говорили, что она вот-вот умрёт, но она выживала.
         Через месяц после отъезда дочек умерла моя мама, прошло сорок дней со дня её смерти, прошли и эти поминки. Уложены чемоданы, я и Анита готовы к переезду в другую страну, куплены билеты, оформлен загранпаспорт, куплены таблетки от укачивания и от тошноты в самолёте.
                Но накануне отъезда мы с Анитой съездили на кладбище, навестить умерших родственников. Там покоятся мои дедушка с бабушкой, родители моей матери, отец, мать и муж. Я долго стояла перед могилой Толика, разговаривала с ним, просила прощения у него, познакомила с новой дочкой. Здесь произошла интересная встреча с сестрой мужа, Зоей, я не видела её много лет, сколько гадостей она мне сделала, так не хотела, чтобы её брат женился на мне, их родители не хотели нашего брака, не нравилась я им: маленькая и невзрачная. А тут сама подошла ко мне, ласково поздоровалась.
                - Роза, мои родители уже старенькие, они часто вспоминают Толика, может, зайдёшь как-нибудь к нам, девочек приведёшь, мы видели по телевизору фильм о первом выпуске института культуры, мы видели, как они играют на скрипках, скрипки, наверно, институт предоставил, а платья, наверно, в ателье пошили. А ещё мы видели, как девочки выступали на Дне города, и дуэтом и в ансамбле. Тогда-то мы заметили, что девочки походят на Толика.
                - Зоя, извини, но это невозможно, дочери уже полгода живут в Японии и работают в музыкальном колледже. А завтра я туда уезжаю, улетаю, к мужу, а вот наша дочь Анита, - и я киваю на дочку.
                -Роза, а сколько тебе лет?
                - Мне всего сорок пять, Аните годик. Выспались твои родители, вспомнили про внучек, когда те за границу уехали. Никогда не прощу их за то, что они Толика вытолкали в армию, он же в институт хотел поступать, а каким больным из армии вернулся, сколько мы сил положили на его выздоровление.
                - Ну, не нравилась ты моим родителям, а в армию его отправили, чтобы вас разлучить, кто ж знал, что там дедовщина.
                - Ты что, дура, вся страна знала о дедовщине, а ты не знала?
                - Ну, мы думали, что он такой большой и сильный, сумеет постоять за себя.
                - Конечно, большой и сильный, а вот отказался чистить дедам сапоги и не сумел постоять за себя.
                - Ну, я же видела тебя около университета, ты обнималась с рыжим парнем, и он целовал тебя.
                - Это же Костя, староста нашего класса, он тоже поступал в университет, но на юрфак, в тот день вывесили списки всех поступивших на все факультеты, и Костя поздравил меня с поступлением. А что, поцеловать – это преступление?
                - А на лавочке ты сидела с парнем в синем свитере.
                - Да, мы просто сидели и готовились к экзамену, он тоже на филфак поступал, где-то надо было сидеть, да, мы общались, обменивались информацией. А ты что, следила за нами?
                - Может, и следила. Если правда, я приходила болеть за брата. Надо же было Толику открыть глаза на тебя.
                - И открыла? И ты до сих пор помнишь это? И ты считаешь, что от сидения на лавочке или от объятий и поцелуев бывают дети?
                - Днём на лавочке, а ночью в постели. А может, ты чем-то приворожила его, заколдовала.
                - Зоя, а тебе слово «любовь» знакомо?
                - А за что тебя любить? Ты на себя в зеркало смотрела? Ты – мышь серая и ростом не вышла, лицо у тебя скучное и волосы жидкие. Что только нашёл в тебе мой брат? Стой, а девочка твоя японка что ли? – Зоя склонилась над коляской.
                - Нет. Она русская, но её отец японец. Ладно, Зоя, давай прощаться, надо собираться в дорогу. Опоздала ты на четверть века с этим разговором. Стой, так получается, что это ты оговорила меня, ты чего-то наплела своим родителям про меня, и они перестали общаться с Толиком, и не захотели даже взглянуть на внучек? А брата ты спрашивала, чего хочет он? Так что не надо обижаться на него за то, что он перестал общаться с родителями. Кстати, мои дочки никогда не спрашивали отца про его родителей, я допускаю, что он им говорил про вас, но мне об этом неизвестно. Хотя стой, я даю тебе адрес моей дочери Галины, - я достала из сумки конверт от письма, полученного из Японии, - можешь написать. А сейчас, Зоя, прощай, надеюсь никогда больше тебя не видеть и не слышать.
              И я покатила коляску с дочкой к выходу с кладбища. Я шла и чуть не плакала от обиды – у меня жидкие волосы, да нормальные у меня волосы, самые обычные. Это у Толика и всей его родни очень густые волосы. Толик свои волосы промывал только хозяйственным мылом, иначе не было бы скрипа, а потом – земляничным, чтобы отбить запах хозяйственного. Такие же волосы достались и дочерям. Всегда возникала проблема с мытьём их волос, но это раз в неделю, а каждый день надо заплетать их, хорошо, что помогал дедушка, у него был то ли артрит, то ли артроз в руках, и врач рекомендовал ему плести косы внучкам, чтобы пальцы работали. Умирая, он просил их не обрезать косы, это было его последнее желание, и дочки носят длинные волосы по сей день. А мне стало так противно после разговора с Зоей, будто извалялась в грязи. И только проснувшаяся Анита отвлекла меня от грустных мыслей.
              Каору прислал мне письмо, в нём – фотографии нашего жилища, вот кухня, вот спальня, вот гостиная, вот балкон, даже это не балкон, а терраса. Квартира пока пустая, без мебели, Каору спит на полу на матрасике. На новом месте работы у Каору уже нет возможности ездить в командировки за границу, только отпуск, очередной и за свой счёт он может проводить с нами. Письмо шло долго, а ещё в нём Каору обещал в скором времени обставить квартиру мебелью, в том числе, оформить детскую комнату для Аниты.
                Дома я долго думала, какие вещи взять с собой, и уложила два чемодана, в одном мои вещи, в другом – вещи Аниты. Каору просил не брать много вещей, проще купить что надо в Японии. Полчемодана заняли семейные альбомы, реликвии и документы, и, конечно, отцовский китель с наградами. В чемодан Аниты я положила её любимые игрушки и самые любимые вещи. Провожала нас Даша, младшая сестра Лены, мы часто общаемся, помогаем друг другу. Судьбу своей квартиры я так и не решила, надо было бы продать её, но вдруг пригодится для чего-нибудь или кого-нибудь. Так что ключи от неё я доверила Даше, у неё трое сыновей. Даша проводила меня до стойки регистрации, мы с ней обнялись, расцеловались, я только просила её следить за могилами моих родственников. Я легко расставалась с Родиной, на дворе 1993 год, такое лихолетье, преступность, безработица. Хотя работа у меня была, после окончания академического отпуска я устроилась на работу в книжное издательство в переплётный цех сначала на упаковку, затем на фальцовку. И лишь спустя три года освободилось место корректора, на этой должности я проработала почти четверть века. Работа мне очень нравилась, но в последнее время издательство стало печатать ужасную литературу: боевики, ужасы, криминальные разборки, откровенный разврат, пошлые дамские романы. И всё это мне приходилось читать, исправлять ошибки. Заказы на подобную макулатуру помогли издательству выжить, у людей была работа, зарплата, удалось сохранить детский садик, пионерский лагерь и даже базу отдыха. Книги хорошо раскупались, пожалуй, от безысходности, людям надоели книги руководителей партии, малоинтересные книги на производственные темы, про то как колхозники ведут битву за урожай, про моральный кодекс и светлое будущее, людям захотелось «клубнички», секса, кровавых убийств, шпионов, и они получили всё это. Но нормальному человеку, воспитанному на Пушкине, Достоевском, Симонове, читать невыносимо новую литературу. Я с радостью ушла во второй декретный отпуск.
                Каору просил меня приехать в пятницу вечером, чтобы нам побыть вместе вечер пятницы и оба выходных дня. Каору сам разработал маршрут нашей поездки, и у нас всё получилось.
                Долгий перелёт вымотал меня и Аниту, дочка плакала и её тошнило. Но вот конец моего долгого пути, во Владивостоке мы пересели на современный самолёт японской компании, и я поняла – я попала в будущее. Кстати, во Владивостоке я купила сумку-переноску для младенцев. Анита уже не младенец, но спокойно легла в эту сумку и сразу уснула. Я была просто счастлива. Каору просил не брать коляску с собой. И эта сумка-переноска спасла нас. И вот я пересела в японский самолёт. Пассажиров приветствовала симпатичная девушка в кимоно и поясе – оби.
              - Кангей! Приветствуем вас на борту нашего самолёта, - вторую фразу она сказала уже по-английски. Она выдала пассажирам веера, гигиенические пакеты и меню на двух языках: японском и английском. Веером я обмахивала дочку, пакеты мне не пригодились, только попросила стюардессу принести кока-колу – я никогда не пила её. Кушать я не решилась, боялась запахом еды разбудить Аниту. Да, и лететь всего час. Ребёнок спал, и я во все глаза смотрела в иллюминатор. А смотреть было на   что.
                Аэропорт Кансай построен на насыпном острове. И в это время садилось солнце, оно садилось не просто за горизонт, оно садилось в море, такое у меня было впечатление, день-то совершенно безоблачный, море синее, небо синее, и когда солнце скрылось – образовалась сплошная синева, правда, быстро наступила ночь, и синева стала как фиолетовые чернила в школе, а потом и вовсе кругом чернота, и сигнальные огни посадочной полосы, и сияющий огнями аэропорт впереди, похожий на космолёт инопланетян.
  Высаживались мы в современном красивейшем аэропорту Кансай. После грязного обшарпанного аэропорта моего родного города, Кансай  произвёл на меня просто оглушающее впечатление. Он снаружи и внутри походил на космолёт из фильмов о будущем. Улыбающийся и вежливый персонал, чистые помещения, чистые полы блестят и нигде ни соринки, даже урн не видать. Но вот после паспортного контроля нас встречает улыбающийся Каору.  Анита по-прежнему спит в сумке-переноске. Мы обнялись и пошли получать багаж.
                - Поздороваемся дома, не будем дочку будить.
              Каору подхватил мои чемоданы, я понесла переноску с Анитой, и мы покинули аэропорт. Снаружи Каору купил билеты в автоматической кассе, и вскоре приехал поезд синего цвета, мы сели в него и поезд плавно тронулся. Меня удивило, что рельсы расположены на одном уровне с дорожным покрытием. Чистые вагоны, мягкие удобные кресла, обтянутые искусственным мехом под леопарда, ни тряски, ни качания на стыках. Поезд шёл по мосту в город, мост длинный с огнями на парапетах и высоких столбах, жаль, что сейчас вечер и темно. Ехать по мосту, когда слева и справа – море, это так неописуемо красиво. Справа – серп луны отражается в море, море спокойное и по нему бежит лунная дорожка. Слева – большой теплоход, он довольно далеко и сияет огнями. Но вот впереди показались огни большого города, очень большого, много небоскрёбов. Поезд мягко остановился под высоким навесом, на платформе – красивые лавочки для пассажиров, автоматические билетные кассы и выход на остановку общественного транспорта. Подъехал и отошёл сверкающий огнями автобус, но мы не поехали на нём, Каору куда-то позвонил, я уловила одно слово – такси. Всю дорогу я молчала, не знала, что и сказать, всё увиденное просто оглушило меня.
            Но вот и такси, чемоданы уложены в багажное отделение, Каору взял у меня переноску с дочкой и всю дорогу любовался ею, а я, забыв обо всём смотрю в окно. Впервые я вижу небоскрёбы, в нашем городе максимум девятиэтажные дома, а какие здесь дороги -  ровные и чистые. Когда в России такие будут? Наверно, я не доживу.
                И вот новый дом в пятьдесят этажей. Такси съехало под дом, ага, это подземный гараж, кругом стоят машины, такси остановилось перед дверями с разными надписями и одна из них латиницей: лифт. Каору расплатился, мы вышли, водитель выгрузил мои чемоданы, они с Каору раскланялись, Каору отдал мне Аниту, подхватил чемоданы и повёл меня дальше. За дверями с надписями оказался вестибюль с лифтами. Чистейший сверкающий зеркалами лифт почти бесшумно поднял нас на десятый этаж, Анита всё ещё спит. Свет в квартире был включён, Каору разулся, поставил мои чемоданы, взял из моих рук переноску, и понёс Аниту вглубь квартиры. Я тоже разулась и пошла следом.
                - Это комната Аниты, я положу её, пусть спит, свет включать не буду. Как ты, Роза, как самочувствие?
                - Мне надо в туалет и поскорее.
             - Идём, идём, -  и мы пошли по квартире.
                Вот и туалет, унитаз есть, но он с панелью, а на панели кнопки.  Значение кнопок Каору мне объяснил, и я выставила его вон.
                К сожалению, в туалете руки помыть негде, и я вышла, Каору уже поджидал меня, он открыл соседнюю дверь, ага, ванная, интересная ванная, сама ванна вмонтирована между тремя стенами и над ней тоже панель с кнопками, десять кнопок.  Ужас! Зато на широких бортах можно разместить батарею косметики, но сейчас на них сиротливо разместились три флакончика.
                - Роза, будешь принимать сейчас принимать ванну?
                - Конечно, буду, на четырёх самолётах летела, столько заразы могла насобирать.
                - Какую температуру сделать?
             - Что? О чём ты? Делай как себе и всё.
                - Роза, смотри, это душ, включается вот этой кнопкой, ею   и выключается, если он тебе будет нужен, то температуру я поставил. Полотенца вон на той полочке, банные халаты на соседней полочке, твой белого цвета, мой – чёрный. Советую принять ванну или душ пока ребёнок спит. Я тебе с пеной сделаю ванну.  А потом будем кушать, что ты хочешь?
              - Мне всё равно, лишь бы это было съедобно русскому желудку.
                - Тогда пельмени. А ещё вот тебе тапочки. Советую дверь не закрывать, зови меня, если что. Дай мне твои часы, я переведу их на наше время.
                Несмотря на свою тупость по части техники, я всё же благополучно приняла ванну с пеной, отключила ванну кнопкой, и вода вытекла в ту же трубу, в которую втекала, приняла душ, стоя на полу, а вода уходит куда-то в пол, нашла полотенце, халат и вышла. Как я поняла, Каору был на кухне, уже сварил пельмени и прикрыл их тарелкой.
                - Каору, а почему халат такой короткий, выше колен?
                - А потому что у тебя ножки красивые, и я хочу их видеть.
              - А ты не подумал о том, что мои красивые ноги могут замёрзнуть?
                - Роза, у нас дома тепло, посмотри на термометр – двадцать пять градусов. Как можно мёрзнуть? Кстати, ты привезла тот зелёный сарафанчик с оборочками, как я просил?
                Привезти-то привезла зелёный сарафан, но смогу ли я его надеть – ещё вопрос. Я так располнела после родов, но Каору это понравилось, а это главное.
                - Привезла, завтра разберу чемодан и надену. Как там Анита?
                - Я разул её, платье снял, памперс поменял, закрыл одеялом, похоже, она сильно устала, даже ни разу не проснулась.
                - Так она почти не спала до самого Владивостока, начала засыпать только когда пересели на самолёт в Осака. Пока Анита спит, покажи квартиру.
                - Пошли в спальню для начала, - а сам загадочно улыбается.
                Ага. Вот в чём дело – круглая кровать, огромная кровать под бежевым одеялом и полукруглая спинка у окна, точнее, кровать придвинута к окну, и между окном и кроватью удачно расположилась полукруглая спинка кровати. Форма дома – овальный цилиндр, дом без углов. 
                - Ну, как? Нравится?
                - Мечта, а не кровать. Спасибо, с меня поцелуй.
                - Ночью, все благодарности ночью. Пойдём ужинать.
             Кухня мне понравилась: большая, с двумя окнами, современная кухонная мебель вдоль одной стены, у противоположной стены небольшой мягкий диван и солидный стол с двумя стульями.
            А Каору – хороший хозяин, где-то купил вкусные пельмени, кажется, куриные. На столе уксус, майонез, горчица, перец, всё по-русски. И заваренный чай в белом чайнике, и фарфоровые чашки, сахарница с сахаром, вся посуда белого цвета и очень красивая. После ужина экскурсия продолжилась. Как я и ожидала, квартира компактная, хотя и трёхкомнатная, но меньше нашей трёхкомнатной хрущёвки.
                Короче, квартира оказалась в европейском стиле.
                Понравилась мне и гостиная: в центре круглый стол под белой скатертью, а на нём букет разноцветных ароматных роз в вазе, а вдоль овальной стены изогнутые диваны, обтянутые жёлтой кожей, а в глубине комнаты – стеклянный шкаф с висячим замком, а в нём висит красное кимоно, замысловатый головной убор, и длинный меч в ножнах, явно, это очень старые вещи, такие я видела в кино на самураях.
                - Каору, это ведь самурайский костюм, чей он?  - спросила я.
                - Моего прадеда, когда-нибудь я расскажу тебе о нём.
                - А этот меч называется катана?
                - Да, откуда такие познания?
                - Я любитель детективов, в частности, японских. Конечно, они редко выходили в нашей стране, но всё же выходили. А разве можно держать дома холодное оружие, даже ещё такой огромный меч?
                - Да, у меня есть разрешение, к тому же шкаф под замком и на сигнализации.
                - Если у тебя есть самурайский меч, есть разрешение на него, значит, тебя можно называть самураем.
                - Если тебе так хочется – называй, только самурайство сейчас немодно.
                - Каору, я привезла отцовский китель с наградами, их много, отец повесил на китель награды свои собственные, а также награды своего отца, брата и моей матери. Нельзя ли для этого кителя такой же шкаф, не обязательно делать сигнализацию.
                - Конечно, можно и нужно, завтра же закажу такую же витрину. Китель где сейчас? В чемодане? Достань его и повесь пока в кладовке, он наверняка помялся. Не хочешь сигнализацию – не надо, но если сочтёшь нужным, то она появится.
            Слева от дивана стоит пианино, небольшое, необычной формы и вишнёвого цвета, над ним висит скрипка в футляре, небольшая скрипочка, явно детская.
           На круглой и мягкой кровати я так хорошо уснула, что проснулась утром, от крика Аниты, она испугалась, оказавшись на новом месте. Но когда она рассмотрела новое жилище, оно ей понравилось, она успокоилась и стала рассматривать каждый предмет.
               Меня поразила детская комната – розовая, в стиле аниме. Аните понравилось всё, а когда к ней подошёл Каору, она его узнала, сказала: «Папа» и обняла за шею. Каору, по-моему, даже помолодел лет на десять. Около её кровати стояла розовая коляска. Анита слезла с кровати, и, как была, босиком и в одном памперсе, ухватилась за коляску и начала катать её по дому, я потрогала памперс – он был пуст, неудивительно, она давно не ела и не пила. Я попросила Каору дать ей воды или сок, он достал из шкафа бутылочку с соком и стал поить дочку, а я пошла умываться и одеваться. Когда я вернулась, Анита по-прежнему катала коляску из комнаты в комнату.
            Пока Анита была занята своей новой коляской, Каору опять повёл меня в спальню и открыл неприметную дверь в стене.
              - Это гардеробная, здесь мои вещи, смотри, они все на левой стороне, правая сторона – твоя, раскладывай тут свои вещи.
                Посмотрела я на его гардероб и чуть не ахнула, но сдержалась. Десятка два костюмов, тёмных и светлых, потом плащи и пальто. длинный ряд рубашек, потом галстуки, ремни, а под ними пар десять обуви, начищенной и сверкающей. Я поняла – он офисный работник, надо хорошо выглядеть, это мне удивительно, а для Каору вполне нормально. Мой отец всю жизнь проработал в синей спецовке, муж – в комбинезоне. Потом Каору вывел меня на балкон и сказал:
                - Посмотри вниз, - а сам загадочно улыбается.
              Поглядела я вниз и обомлела - под нами бассейн с прозрачной голубой водой. Бассейн не на земле, а на крыше здания, пристроенного к дому. Причём квартира расположена над серединой бассейна, так оригинально. Такой бассейн я видела давно в мексиканском сериале. Я запомнила этот сериал потому, что там была девушка по имени Росарио. Толику понравилось это имя, и в минуты нежности называл меня этим именем, какое оно красивое, особенно в устах любимого человека.
                - Боже, как красиво. И там можно купаться?
                - Можно и нужно. Плавать умеешь?
                - Конечно, умею. Ты не забыл, что я жила на берегу Камы, всё моё детство, можно сказать прошло в воде, села на трамвай, проехала пять остановок и вот она, Кама. Берег там песчаный, купаться там хорошо, река неглубокая, летом быстро прогревается. Интересно, а можно отсюда прыгнуть вниз?
                - Не советую, бассейн мелкий. Можно разбиться насмерть. Лучше положи в сумку купальник, полотенце, тапочки, закрой квартиру, садись в лифт и езжай вниз, там имеется раздевалка.
                Я выглянула с балкона в гостиную – посмотреть Аниту, она сосредоточенно катала свою коляску, не обращая на нас внимания. И я вернулась к Каору.
                - А как насчёт морских прогулок на какой-нибудь посудине, искупаться в воде без хлорки и поваляться на тёплом песочке.
                - Не проблема, у меня есть яхта, правда, небольшая. А сейчас идём на кухню, пожалуйста, свари борщ, нужные продукты я купил: капусту, морковь, лук, чеснок, перец, помидор, картошечку и свёклу, конечно.
                - А мясо?
                - Есть говядина, есть свинина.
                - А передник?
              - Само собой, как без него, без передника, я такой передник замечательный купил, сам в нём ходил, пока тебя ждал. А ещё кухонные полотенца, совсем новые. Вон на подоконнике лежат.
            Я подошла к окну, на подоконнике лежит стопка полотенец и сверху передник.  Передник действительно замечательный – с Фудзиямой, да и кухонные полотенца тоже с этой горой. Фудзияма улыбается, а вокруг неё – облака.
                - А почему именно борщ? – Поинтересовалась я.
                - Ну, люблю я борщ, ты вот не видела, как в нашей студенческой столовой борщ ели все: африканцы, латино-американцы и австралийцы.
                - Так, значит, ты солянку ешь, харчо, рассольник, щи и молочный суп?
                - Конечно, ем, я же семь лет прожил в России и тридцать ездил по командировкам, питаться приходилось где придётся. Роза, а ещё я люблю грибной суп, Лена с подружками водила меня по лесам за грибами, потом девочки варили вкуснейший суп в ведёрной кастрюле, сушили и солили грибы, аромат стоял на всю общагу. Короче, готовь что умеешь, я ем всё.
                - Каору, я тебя люблю, - неожиданно вырвалось у меня, и я обняла его за шею, - а я-то ломала голову, чем я тебя буду кормить, японская кухня для меня тёмный лес. Кстати, ты сказал, что ходил за грибами?
                - Да, ходил, в резиновых сапогах, штормовке, а ещё меня мазали мазью от комаров.
                - А какие грибы ты собирал?
                - Белые, красные и рыжие, точнее, белые, подосиновики и рыжики, я вспомнил.
                Каору тоже обнял меня и даже приподнял над полом. Но в это время в кухню зашла Анита со своей коляской, она сосредоточенно катила её, объехала нас и вышла.
                - Ночью поговорим о любви, - шепнул Каору, отпуская меня, - однако, объясни мне, почему ты так обрадовалась, когда я сказал, что ем всё?
                - У моего отца была язва желудка, у мужа проблемы с печенью, у мамы в последние годы обнаружилась онкология, и потому возникала проблема накормить их всех, ладно хоть дочки всеядные, с учёбы приходят голодные и всё съедают. Поэтому-то я и обрадовалась, когда ты сказал, что ешь всё. Вот если бы ты поведал мне, что у тебя гастрит, энтерит, ещё какой-нибудь «ит» и тебе необходима только японская диетическая еда, я бы пригорюнилась. По-моему, любая женщина будет просто счастлива услышать от своего мужчины, что он ест всё.
               - Я рад, что ты рада. Ты поняла, что я привык к вашей кухне и люблю её, а если мне захочется чего-нибудь родного, то я смогу это найти, в Осака столько ресторанчиков и кафе.
                - А где плита? – Спохватилась я, ничего похожего в кухне не наблюдалось.
                - Да вот она, - и он показала на кусок чёрного стекла, вмонтированный в столешницу, на нём четыре больших серых кружка и четыре маленьких серых же квадратика под кружками. Каору нажал на серый квадратик и указал серый круг.
                - Итак, курс молодого бойца. Эта плита индукционная, ставь сюда кастрюлю.
                Но я сначала потрогала кружок пальцем – он был холодным.
                - Роза, поставишь кастрюлю в круг и только тогда он нагреется. – Он взял у меня кастрюлю с водой, поставил её в круг, и вскоре она загудела.
                - Стоп, Каору, а на завтрак-то что готовить?
                - Я и забыл про завтрак, мне бы хотелось манную кашу с джемом.
                - Манную кашу? С джемом? Я не ослышалось?
                - Нет, не ослышалась. Понимаешь, когда я жил в общежитии, я на завтрак в столовой брал именно манную кашу с джемом, ну, нравится мне манная каша с джемом.
                - И сколько лет ты ел манную кашу по утрам? – Спросила я.
                - Семь, а что?
                - И ты не растолстел от манной каши, да ещё с джемом?
                - И с маслом, кстати. Нет, не растолстел, как видишь, у меня конституция такая, - и Каору покрутил своей талией. Да, такой талией гордиться можно. – Анита ест манную кашу?
                - Анита у нас малоежка, она ест всё, но понемногу. Сегодня я сварю манную кашу. Но только сегодня, завтра будет что-нибудь другое. Где крупа, молоко?
                Каору достал из холодильника молоко, сухое молоко, из шкафчика банку с крупой.
                - Вари пока нам кашу, а я проведаю Аниту, что-то она притихла, не разломала ли коляску. Я ей кое-что купил из одежды, то, что дети носят здесь, я её переодену. Соль и сахар на столе.
                Но вот каша сварена, поставлено вариться мясо для борща, и я крикнула Каору, чтобы шёл завтракать.
                И вот они явились: Каору аж светится от счастья, Анита одета в розовое платье с оборочками, розовые туфельки и розовые гольфики, на голове два розовых бантика, в одной ручке розовый веер, в другой розовая куколка, и у неё тоже счастливый вид. Да, если мужик в пятьдесят лет становится отцом, да ещё отцом дочери, - это катастрофа. Конечно, мне стало не по себе, но коли уж такая мода здесь, то пусть, так тому и быть. Я заулыбалась, подошла к Каору, поцеловала его, потом Аниту.
                - Руки мы помыли и готовы завтракать, - торжественно объявил Каору. Он усадил Аниту на высокий детский стульчик, тоже розовый, отобрал веер и куколку, положил на стол рядом с ней. Я им обоим приготовила по тарелке с кашей. Каору достал из шкафчика баночку с клубничкой на этикетке, положил джем себе и дочке, дал ей ложку и сказал: «Ешь». Кашу они съели всю, Каору попросил добавки для себя и дочки, и добавку они тоже съели всю. Да, у него талант общения с детьми.
                После сытного обеда с борщом, гречневой кашей и компотом мы все пошли спать. Гречку я нашла самостоятельно – она просвечивала в прозрачном пакете, нашла фрукты – вот и компот. Каору предложил борщ для дочки слегка измельчить блендером, дома я измельчала еду для дочки миксером, и кашу я тоже измельчила, ядрица – довольно крупная крупа, годовалой Аните измельчённая блендером еда в самый раз. Компот Каору тоже понравился, и он попросил варить его побольше, с расчётом на его вместительный желудок. А ещё Каору любит кисель, любой кисель. Я поняла - он жертва советского общепита.                Я ещё не отошла от перелёта, меня то покачивало, то потряхивало, и я после сытного обеда с удовольствием провалилась в сон на огромной мягкой кровати. Просыпаюсь, а рядом, в центре кровати, спит Анита, а за ней Каору, всем хватило места. Молодец Каору, замечательную кровать купил.
                А потом Каору повёл нас гулять на крышу дома, где разбит большой сад с цветами, кустами - полное очарование. Дорожки, лавочки, качели, фигурки в японском стиле, по краю крыши – невысокий забор из металлических дуг. Мне очень понравилось здесь, наверно, потому что хорошо Аните и Каору. Конечно, мне непривычно находиться на крыше, но вид отсюда потрясающий: панорама города и вид на залив, красота неописуемая, погода тёплая, на небе лёгкие облака. И я разрывалась: мне хотелось посмотреть на город, и надо следить за Анитой. Каору понял меня, взял дочку за ручку и повёл её по саду, и я спокойно смотрела на небоскрёбы вокруг нашего дома, далёкие домики частного сектора, несколько линий железной дороги, и на горизонте извилистая береговая линия, синее-синее море с кораблями, яхтами и катерами.
                А когда стемнело Каору вывел нас погулять вокруг дома: реклама, яркая и навязчивая, люди весёлые и говорливые толпами ходят по улице, откуда-то доносится музыка, ага, из кафе, люди сидят за уличными столиками и едят что-то аппетитное. Каору гордо катит коляску с Анитой. Я поняла – для Каору это его звёздный час. К нам подходят люди, поздравляют Каору и меня, жмут руки, улыбаются, заглядывают в коляску. В какой-то момент Анита потянулась к торговцу чем-то вкусным и на всю улицу крикнула: «Дай».
                - Каору, а что это так вкусно пахнет, даже Анита сказала: «Дай», никогда она не просила еду.
                - Это свинина в кисло-сладком соусе, она тебе нравится?
                - Очень, в нашей столовой её хорошо готовят, я всегда покупала её. А здесь как? Она у этих торговцев она съедобная?
                - Вполне, если хочешь я возьму тебе и мне?
                - Конечно, уж очень хорошо пахнет, пожалуй, лучше, чем в нашей столовой.
                Каору купил два контейнера с едой и поставил их на сетку внизу коляски.
                - Я здесь часто ужинаю, мне нравится местная кухня, - честно признался Каору.
                - Но это же дорого, вот что, Каору, покупай мне свинину, и я буду готовить её сама, хоть ведёрную кастрюлю. Мне приходилось её готовить, я узнала рецепт у повара в нашей столовой, только у местного торговца явно есть и другие специи, узнать бы. Я не любитель уличной еды, не доверяю ей.
                - Узнаю этот страшный секрет, обещаю.
                Анита уже засмотрелась на парня с длинными зелёными волосами, чем-то он ей понравился -  в России таких же нет, а парень улыбнулся ей и пожал протянутую ручку. Вскоре мы ушли домой, купленную еду мы съели только когда усыпили дочку. Действительно, еда оказалась отменной.
                Надо сказать, что я люблю готовить, это у меня с детства. Я хотела поступать в кулинарное училище, очень хотела, но это училище пользовалось не очень хорошей репутацией, точнее, туда шли круглые троечники и приезжие из сельской местности – в училище было общежитие. Да, и родители посмеялись надо мной услыхав однажды о моей мечте. Так что, оказавшись в роли домохозяйки, я не переживала, а была рада, что могу проявить свои кулинарные способности в полной мере.
                На следующий день пришли мои старшие дочки: Галя с Валей, принесли пироги с палтусом и форелью, а я с утра напекла блинов – в хозяйстве у Каору я нашла чудесную сковороду из чего-то современного и испробовала на блинах, печёт сковорода отменно, ни одного блина комом не было. Дома у нас с мамой были четыре чугунных сковороды: для блинов, рыбы, мяса и десертов. Чугун очень впитывает запахи и вкусы, после рыбы, например, невозможно печь творожную запеканку. А тут одна сковорода, и похоже, на ней можно жарить и печь что угодно, такая она гладкая и ничего к ней не пристаёт.
                Девчонки поведали о своём житье-бытье. Всем они довольны, язык даётся легко, трудно осваивать местные обычаи, в частности, необходимость кланяться, иногда они забывают кланяться, но им напоминают.  Дочкам нравится, что здесь в продаже много рыбы, хорошей, свежей рыбы, не мороженой, и пироги получаются замечательные, да и жареная хороша, а уж рыбный суп – просто объеденье. А фруктами из своего сада Каору заваливает, они не успевают съедать, приходится делиться с соседями.
                После разговоров и угощения все девчонки упали на жёлтый диван в гостиной, стали возиться и хохотать. Потом Галя попросила разрешения поиграть на старинном пианино, Каору разрешил, девчонки с явным трепетом подняли крышку, потрогали пожелтевшие клавиши, Каору подставил им стулья, они сели, переглянулись и заиграли, конечно же, Моцарта, «Детскую польку». Анита слезла с дивана, засмеялась, подхватила ручками подол розового платья и закружилась по комнате под наши аплодисменты. Так Анита кружилась в садике на утреннике, тогда все дети танцевали под музыку, как их учили.
                На следующий день и последующие мне пришлось изучать всю бытовую технику. Каору написал мне какая кнопка на каком приборе и что означает. Я довольно легко входила в новый мир сверхсовременной техники, поначалу удивлялась кухонному комбайну, кофеварке, автоматической стиральной машине, микроволновке. В нашей стране уже появились в продаже печи СВЧ, подобие микроволновок, но не каждому они по карману, они стоили как две мои месячные зарплаты. Больше всего мне понравились посудомойка и духовка. В духовке сто программ, выбираешь кнопку с надписью: курица, пирог, запеканка, гриль (мой перевод надписей), ставишь в неё курицу или пирог, нажимаешь нужную кнопку, закрываешь дверку и свободна, делай что хочешь, духовка сама сготовит и выключит. А ещё мне понравилась индукционная плита, газ до ужаса надоел. Однажды Каору купил робот-пылесос, поставил на пол, включил его, тот поехал в мою сторону, я – визжать и прыг на диван. Каору испугался и выключил его, но прибежала Анита, ей техника понравилась, и она сказала, что сама будет делать уборку при помощи пылесоса, и унесла его в свою комнату.
                А мусор здесь положено разделять на шесть фракций: стекло, пластик, ткань, бумага, пищеотходы и крупный бытовой мусор. В доме имеется комната, куда надо относить мусор, в понедельник – стекло, во вторник – пластик, в среду – ткань, в четверг – бумага, в пятницу – пищеотходы, в субботу – крупный бытовой мусор. Хочешь выбросить баночку – вымой её, надо выбросить тряпочку – постирай. А в Токио, говорят, что мусор разделяют на десять фракций.
                Меня поражают чистые улицы и отсутствие на них урн. Скушала на улице мороженое или фаст-фуд, бумажку неси домой, вот так. В крайнем случае донеси до ближайшего магазина, банка или аптеки. А ещё улицы здесь моются щётками, молодые парни моют улицы щётками из ведра с моющим раствором!
              Так и начали мы жить втроём. Но вскоре я поняла, что дочке не хватает общения, перед переездом она успела немного походить в детский садик. Когда родилась Анита, моя мама умирала от рака, иногда она сильно кричала от боли, Анита пугалась и начинала плакать. В садик она стала ходить охотно, воспитатели хвалили её. И я предложила Каору отправить её в местный садик, куда он посоветует. Ей жить в этой стране и потому ей надо пройти детский сад, школу, а там как она сама решит. Каору согласился, но предложил дома разговаривать с ней только по-русски, японскому научится в садике. Тем более, что в нашем доме, оказывается, имеется детский садик для детей, живущих именно в нашем доме, садик небольшой, несколько групп, причём маленьких групп, не по тридцать человек, как в России. Только перед поступлением в садик Каору научил Аниту здороваться, прощаться, благодарить, обращаться к воспитателю на японском. Анита поняла, и воспитательница в садике была довольна ею. Как выяснилось позже, в группе один кореец, один китаец, американка, русская девочка Катя, остальные – японцы. Да, в нашем доме живёт разный народ, потому его прозвали Вавилонской башней.
                Раз в неделю Каору ездит по местным рынкам и закупает продукты. Мы заранее обсуждаем меню на неделю и Каору покупает всё, что надо. Особенно он любит рыбный рынок, поскольку мы оба любим рыбу и можем её есть каждый день. Особенно он любит торговаться, и потом рассказывать нам сколько иен он выторговал сегодня, а мы с Анитой любим слушать его байки, он так красочно рассказывает в лицах: что сказал он и что ответили ему. Каору покупает для себя всяких морских гадов: кальмаров, мидий, креветок и прочих. Готовит их сам, правда, Аните понравились креветки, когда отец варит их, она сидит рядом и ждёт, пока он сварит и почистит. Я не выношу запаха, когда варятся эти гады, и выхожу на террасу, сажусь на диванчик и просто отдыхаю.
                Поскольку я обожаю фигурное катание, однажды посмотрела, как катаются здесь, в Японии, и была просто поражена тем, какая техника у фигуристок, они как куколки, маленькие, лёгкие, а что они вытворяют на льду, так это уму непостижимо. Я смотрю фигурное катание с 1962 года, когда появились Белоусова и Протопопов, думаю, что хорошо разбираюсь в этом виде спорта, как зритель, конечно. И потому с удовольствием смотрю местное фигурное катание. А вот Каору нравится сумо, он часами может смотреть на этих толстяков, иногда приходит Анита, садится рядом, смотрит на сумо и начинает хохотать.
                - Папа, а ты таким же не будешь? Ты так много кушаешь и меня заставляешь.
                - Нет, таким толстым я уже не буду, надо родиться толстым, а я вот родился худым, и, хотя моя мама кормила-кормила меня, я не потолстел.
                Посидит Анита с отцом, посмотрит на сумо, потом идёт ко мне смотреть фигурное катание и тоже с критикой.
                - Мама, а они живые? Как можно живому человеку так здорово прыгать и так быстро кататься. А я так смогу? Нет, я не хочу кататься на льду, он же холодный. А девочки почти совсем раздеты, платья тоненькие, прозрачные.
                - Анита, иди смотри свои мультики, папины толстяки тебе не нравятся, мои фигуристки тоже. «Трансформеры» или «Черепашки Ниндзя» лучше?
                - Конечно, лучше.
                - Вот иди и смотри их.
                А вечером, перед сном я читаю Аните книжки, детские пока книжки, рассказываю о русских писателях и поэтах. Меня удивляет её память, моментально запоминает стихи, помнит какой автор и  что написал. Любит она мои рассказы из русской истории, начиная с пещерных времён, я хорошо запомнила книгу Рони «Борьба за огонь», это одна из моих любимых книг детства. Разделение на племена, роды, возникновение языка, индоевропейского и разделение его на славянские, романские, германские, фино-угорские и прочие, удивительно, но дочь охотно слушала мои рассказы. Иногда меня сменял Каору и рассказывал ей о японской поэзии, фольклоре, истории. Я часто думаю, а кем себя считает Анита, русской или японкой, поделилась своими мыслями с Каору, он отмахнулся от меня, мол, она сама решит, это её личное дело, и я успокоилась.
                Все три этажа пристройки к нашему дому занимают магазины, салоны, банки, аптеки, короче, торговый центр, чтобы обойти всё это нужен целый день. Поначалу я боялась ходить одна, но Каору сказал мне, что весь персонал говорит по-английски, а я учила его десять лет, в школе и в институте, и кое-что в моей голове осталось, и этого «кое-что» мне хватает для общения с персоналом салонов красоты, магазинов, ну, и детского садика, куда отводила Аниту.
                Буквально в первые мои посещения торгового центра меня дважды обокрали. В первый раз украли только кошелёк, я даже не заметила этого. Во второй раз я пошла без денег, но с телефоном, я решила посмотреть на товары, и если что-то понравится, то позвоню Каору, он придёт и купит. Телефон был в кармане брюк. Я почувствовала, что телефон медленно достают из кармана, я схватилась вора за руку, крепко сжала её, рука тонкая, подростковая, вор отпустил телефон, выдернул руку и ударил меня в живот, сильно ударил. Я согнулась пополам, потом упала на пол, вора тут же поймали и скрутили охранники, оказывается, они наблюдали за ним. Кто-то позвонил Каору, тот прибежал с бешеными от гнева глазами, начал метаться и искать вора, но его уже увели. Тогда он вспомнил про меня, поднял, отряхнул, увёл домой, вызвал врача, но обошлось, боль не сразу, но прошла. Каору предложил брать с собой телефонную карточку – телефоны висят на каждом этаже, карточку надо положить в туфлю, понравился товар, достаю карточку, звоню мужу, он приходит и платит. Платёжные, кредитные карточки появились позже, их тоже я ношу в туфле. Удивительно, но Каору никогда не грабили.
         Особое открытие я сделала, найдя в книжном магазине отдел на русском языке, обрадовалась страшно, ведь свою библиотеку я оставила дома, в России, а иногда хочу что-нибудь почитать. Сказала Каору, что намерена серьёзно облегчить его кошелёк, он сначала испугался, но, когда понял, о чём идёт речь, взял бумажник и пошёл со мной в тот магазин и мы купили много книг, так много, что переносить их помогали грузчики. Целый вечер мы наслаждались, перебирая эти книги, напечатанные на хорошей бумаге, с яркими картинками и крупным шрифтом. Меня привлёк пятитомник «Японский детектив» на русском языке, я обожаю японские детективы, а Каору подсунул мне сборник хокку тоже на русском, после «Евгения Онегина» читать хокку не очень интересно, но я взяла эту книгу, может, одолею её. Вечером Анита крутилась около нас, выбрала себе несколько детских книжек, унесла в свою комнату, и целый вечер мы её не видели и не слышали, с трудом оторвали на ужин и на сон. Ясно, книгочей будет ещё тот. На следующий день Каору заказал стеллаж для книг.
                Иногда Каору покупает в газетном ларьке газеты и журналы на русском языке, когда они там появляются, и мы читаем их дома по очереди.
                Однажды Каору забыл накануне предупредить меня о предстоящем корпоративе у него на работе. Вспомнил только утром, когда до мероприятия оставалось шесть часов.  У меня нет вечернего платья, но приличные туфли имеются. Я вспомнила, что видела в нашем торговом центре рядом с парикмахерской пункт проката одежды и ювелирных украшений. Спросила Каору оплатит ли он услуги парикмахерской и проката, он согласился, и я отправилась за красотой. Я ходила в парикмахерскую, но только чтобы подправить линию бровей и покрасить волосы в мой родной русый цвет, я ведь почти вся седая.
                Сделали мне причёску, макияж, подобрали вечернее платье -  длинное, с декольте, без рукава, бежевого цвета и к нему бусы из турмалина, полупрозрачного камня вишнёвого цвета. Причём, макияж мне сделали по японскому стандарту, то есть, белая кожа, чёрные брови и красные губы, а уголки глаз подвели так, что я стала походить на японку. Меня спрашивали про макияж по-английски, а я не очень разбираюсь в косметологических терминах и согласно кивнула, однако, мне очень понравился сделанный макияж.
                Когда я была готова, то позвонила Каору, чтобы он пришёл за мной. Он пришёл, но меня не узнал, прошёл мимо и стал озираться. Тогда я тронула его за плечо и позвала по имени, он покрутил головой и рассмеялся, заплатил и мы ушли. Каору был счастлив со мной в тот вечер, счастлива была и я. На корпоративе меня принимали за японку, пытались заговорить со мной, конечно, по-японски, я только смеялась. И ещё, люди очень интересовались камнями на моей шее и удивлялись, узнав, что это бижутерия. А ещё меня украшало колечко, современное обручальное колечко с тремя небольшими бриллиантами, Каору заказал два таких кольца на наше венчание. Бриллианты – это наши дети, у него трое и у меня трое.
                Подошёл ко мне немолодой, но и нестарый, очень импозантный японец, может, даже начальник Каору и тоже заговорил со мной по-японски, но к нам подошёл Каору, выслушал его и перевёл мне:
              - Замечательный макияж и очень к лицу. Я уверен, что у вас имеются азиатские корни, цвет глаз, овал лица, на шее и на руках кожа смуглая.
                - Кожа у меня от природы смуглая, а тут, в Японии я временами плаваю в бассейне и загораю на бортике. Здесь такое сильное солнце, и у  загар появился, как у мулатки. Может, это монголо-татарское иго оставило свои следы? – предположила я.
                - Роза, как переводится «иго», я это слово не знаю? – Спросил Каору.
                - Синонимы - нашествие, завоевание, захват, оккупация.
                Каору перевёл. Лицо господина оставалось невозмутимым, но в глазах появился явный интерес к моему рассказу.
                - А что это такое, может, расскажете? - Спросил он.
                - Вы знаете нашу историю, хоть немного?
               - Только самую новую. Расскажите про это монголо-татарское нашествие, вы меня заинтриговали.
                - Имя Тамерлана вам знакомо?
                - Да, я видел ему памятник в Улан-Баторе, он великий завоеватель.
                - Правильно, а кого он завоёвывал?
                - Азиатские и сибирские народы, мне так рассказывали о нём.
                - И это всё? – Я уже начинала закипать, злиться и терять над собой контроль. – А вам не рассказывали, как он со своим войском грабил и жёг мою страну, когда она называлась «Русь», не рассказывали, сколько раз он и монголо-татары сжигали Москву, Киев, Новгород, Смоленск, они же были деревянные, половину русских городов сожгли и разграбили его соплеменники. Триста лет длилось монголо-татарское нашествие, триста лет убивали русских людей, уводили в плен женщин, ремесленников и заставляли работать на себя. Триста лет Русь платила дань Золотой Орде, так называли себя завоеватели. Триста лет их кони вытаптывали наши поля. А вам рассказывали в Улан-Баторе, что их предки дошли до Польши, Венгрии, Австрии, и в Сирии Тамерлана вспоминают недобрым словом, там тоже жгли, грабили и убивали. Кстати, не один Тамерлан терзал мою страну, а ещё был Чингиз-хан, Тохтамыш, Джучи-хан, хан Батый. Всех мы пережили.
                Конечно современные монголы не помнят всего этого. У них же не было письменности. Когда наши, современные, историки напомнили монголам их историю, те только пожимали плечами, мол, не помним, а Тамерлана помнят. А может, им просто стыдно за свою историю, хотя вряд ли. А в Европе в это время был Реннесанс, эпоха Возрождения. Нам иногда говорят, что Россия отстаёт в своем развитии. А как не отставать, если триста лет нам мешали жить и развиваться, удивительно, как мы вообще выжили, сохранили свою идентичность и не стали рабами этого Тамерлана. Про Куликовскую битву вы тоже не слышали? Мы, русские, выиграли её, а монголо-татары сбежали в свою тьмутаракань и сгинули во тьме веков. А что за страна сейчас эта Монголия, одна из бедных в Азии, мы же им и помогаем. Интересно, куда девались награбленные богатства? А то, что у меня смуглая кожа и карие глаза, пожалуй, это заслуга не монголо-татар, а коми, есть такая народность в наших местах. Если Тамерлан со своей шайкой не дошёл до наших мест, так по причине непроходимых лесов. Говорите, памятник поставили Тамерлану? Взорвать бы его! Нет, я погорячилась, пусть стоит, а рядом с ним надо поставить памятник русскому воину в шлеме, кольчуге, с мечом и щитом, небольшой такой памятник, и надпись на плите: «Маленький победил большого».
                Тут я опомнилась, не наговорила ли я лишнего.
                - Спасибо вам за вашу лекцию, я ничего об этом не знал, - перевёл Каору ответ моего собеседника, - мне рассказывали о Тамерлане, как о великом завоевателе, а он ещё и великий преступник.
                - А вам спасибо за то, что вы поняли меня, и за то, что Тамерлана назвали преступником, и никто не называл его преступником.
                Мой собеседник поклонился нам и отошёл к женщине, терпеливо ожидавшей его в сторонке, очевидно, жене.
                - Каору, ты всё перевёл, что я тут наболтала? Как ты перевёл слово «тьмутаракань»?
                - Конечно, всё, ты так интересно рассказывала, Роза, мне стыдно, но я сам не знал про это монголо-татарское нашествие. А в отношении слова «тьмутаракань», в японском языке есть похожее по смыслу выражение.
              И я вдруг задумалась вот о чём.
            - Кстати, наша известная модель Наталья Водянова в первый раз выходила замуж за английского аристократа, лорда Портмана, и с удивлением узнала, что в их семье никто не работает вот уже пятьсот лет, и хоть живут отнюдь не в роскоши, но и не в бедности.
                - Это интересно, а на что же они жили пятьсот лет?
                - Скорее всего, их предки занимались каперством, они грабили торговые суда, обычно, испанские, на это они получали разрешение от королевы Елизаветы, и столько награбили, что их потомки красиво живут до сих пор. А может, это награбленное из колоний, сколько их было у Англии.
                - Откуда тебе известны такие факты, сомневаюсь, что в школе об этом рассказывали?
                - Из переводных исторических романов узнала. И вот думаю вот о чём – Англия так разбогатела на грабежах и эксплуатации других стран и народов, что и до сих пор живёт процентами. А Монголия грабила Русь, а ещё сибирские и азиатские народы, как сказал наш собеседник, но в настоящее время она отнюдь не богатая. Если Америка ввозила негров и прочих рабов, и они до сих пор живут в Америке, то почему в Монголии не сохранились хотя бы потомки вывезенных ими рабов.
                - Скорее всего они просто умерли - либо от голода, либо от   плохого обращения, монголы ведь жестокие люди, а может, просто сбежали. Из Америки-то не сбежишь, надо через океан переплывать, а тут сибирские леса рядом. Вы, русские, не такие, как американские рабы. Роза, а не слишком ли серьёзные темы для разговора мы с тобой выбрали? Пойдём-ка искать наш столик, я смотрю все столы уже накрыты.
                Наш столик нашёлся быстро, на нём имелась карточка с нашей фамилией. Я критично оглядела угощение: сплошь морепродукты, «морские гады», как мы, русские, говорим, и только одна тарелка с рыбой, лососем. Каору, как истинный рыцарь, отдал мне свою рыбу и забрал моих «морских гадов».
                И мне вдруг захотелось немного подшутить над Каору.
                - Каору, в 19-ом веке школяры, изучая географию Японии, придумали такое предложение, чтобы запомнить основные острова Японии: «Милая Хоккайдо, я тебя Хонсю, если ты Сикоку, я тебя Кюсю».
                Надо было видеть лицо Каору, в какой ступор он впал.
                - А я думал, что я хорошо знаю русский, - наконец с горечью сказал он, - Роза, может, объяснишь то, что ты мне сказала, что это означает.
                - Каору, ничего это не означает, просто так можно легко запомнить основные японские острова. В русской школе всегда уделялось большое внимание географии. Русский не поедет в Австрию искать там кенгуру, он знает, что они живут в Австралии. Кстати, помнишь набережную Камы, где мы с тобой гуляли? Там, в летнем кафе мы с подружкой познакомились с немцами из ГДР, разговорились. Моя подруга хорошо знает немецкий. Она учила его в спецшколе и университете. Я же учила английский, но немецкую литературу изучала в университете и в разговоре с немцами подсела на своих любимых немецких романтиков: фамилии и произведения в немецком произношении. Короче, наша беседа кончилась тем, что один немец спросил: «Девочки, вы не шпионки случайно, вы так хорошо знаете нашу страну и культуру. Можно подумать, что вы учились в шпионской школе». Мы онемели, потом стали убеждать собеседников, что наши знания получены в обычной школе и в университете, не знаю, поверили они или нет.
                - Роза, а кто они по специальности были, эти немцы из ГДР?
                - Речники.
                - Тогда всё понятно, речники ни в зуб ногой в литературе, вот им и показались ваши знания шпионскими. Вот если бы вы заговорили с ними о речном транспорте, беседа пошла бы по-другому.
                В это время к нам подошёл мужчина европейской внешности, он и Каору заулыбались, поздоровались. Он оказался однокурсником Каору по университету, его имя Роман.
                - Каору, это твоя жена? Познакомь нас, - попросил Роман. Каору представил нас друг другу, и тот продолжил: - о чём это вы так спорите, посвятите меня.
                - Роза загадала мне загадку, а я не могу её понять. Школяры в 19-ом веке придумали, чтобы запоминать японские острова: Милая Хоккайдо, я тебя Хонсю, если ты Сикоку, я тебя Кюсю.
                Роман звонко расхохотался и даже согнулся пополам.
                - Какая прелесть, Роза, в каком пыльном архиве вы это откопали? И ты, Каору, говоришь, не понял суть этой загадки?
                - Не понял, друг, не понял, может, ты объяснишь мне эту суть.
                - Роза, извините, я на пару минут отведу вашего мужа в сторонку и объясню ему эту самую суть.
                Через минуту оба хохотали, похлопали друг дружку по плечам и разошлись.
                Каору подошёл ко мне, всё ещё смеясь.
                - Роза, ты не могла по-русски сказать, перевести дословно эту поговорку.
                - Не могла, муженёк, не могла, это не переводится, над этим надо думать.
                - Ладно, я – дурак, признаю это. А что мы будем пить? Пива здесь нет, но есть хорошее вино, я тебе сам выберу. Скоро будет концерт…
              Как-то я рылась в книгах в магазине, и услыхала, как одна продавщица обратилась к другой и назвала её «Люся». После того как женщины поговорили, я подошла к Люсе и обратилась к ней:
                - Вы русская?
                - Да, а вы?
                - Я тоже и живу в этом доме.
                - И я живу здесь, подойдите ко мне в шесть, я закончу работу и поговорим.
                Так началась моя дружба с Люсей, а ещё с Клавой и Наташей, они тоже живут в этом доме и работают в торговом центре. Они моложе меня, они замужем за русскими, их мужей пригласили сюда работать, и они сами нашли работу. Иногда мы собираемся у кого-нибудь на кухне, просто разговариваем, решаем семейные дела, помогаем советом или ещё как-нибудь. И первая тема у нас: как обстоят дела на Родине, в России, что сообщают родственники, что пишет пресса, о чём вещает телевидение из Владивостока. Мы радуемся любым хорошим вестям, даже самым маленьким. События же в самой Японии мы не очень понимаем, как мы говорим, войны нет и ладно. Потом наши дети и языковая проблема, мы считаем, что наши дети должны быть всё-таки двуязычными, надо хорошо знать и японский, и родной русский, правда, у Наташи дети родились уже в Японии, но она, Клава и Люся дома говорят по-русски, их мужья тоже, но их дети посещают японскую школу и детский сад.
                Я вспомнила однокурсницу, она родом из Казахстана, уехала оттуда по состоянию здоровья. В их городке жили немцы, русские и казахи, и потому жители городка говорили на трёх языках, а в школе изучали английский. Я предположила, что у однокурсницы наверняка в голове каша из языков, так она просто посмеялась надо мной, а в университете надо было изучать ещё латинский и старославянский языки. Вот удивительно, эти два языка мёртвые, а как приятно читать тексты на этих языках, в обоих встречаются знакомые слова.
                В 1996 году мы узнали, что Ельцин снова баллотируется в президенты, и крайне были удивлены и возмущены этим фактом. Конечно, весь мир видел Ельцина пьяным и его дикие выходки, и задавались вопросом – почему Ельцину разрешили баллотироваться? Когда в Токио открылся пункт голосования, то поехали голосовать, поехали те, кто сохранил российский паспорт, мы так хотели, чтобы Ельцин проиграл эти выборы, но, увы. Короче, голосуем каждые выборы, спорим до посинения за кого надо голосовать.
                Познакомилась и подружилась я с Фаиной, мамой моих зятьёв, она русская, но родилась в Китае, все её предки, кого она знала, родились и жили здесь, в семье говорили только по-русски, а с местным населением, разумеется, по-китайски, прожила там двадцать лет, но случилась культурная революция, хунвейбины убили её отца и мужа, детей у них не было, и Фаине пришлось бежать сначала в Корею, а потом в Японию. Здесь русская диаспора нашла ей жильё – домик на окраине города, там жила бездетная семья столетних пенсионеров, они китайцы, но родились и всю жизнь прожили здесь, они отказывались переезжать в дом престарелых. Они тепло приняли Фаину – она же из Китая и говорила на их родном языке. Короче, Фаина прижилась там, она ухаживала за стариками, когда пришло время – схоронила их. Ещё при жизни старички оформили договор дарения дома на её имя.
                Когда Фаина стала хозяйкой, то привела в дом Васю, с которым уже встречалась, он жил в комнатке на чердаке автоцентра, где он работал. Вася – русский, но родился в Китае и прожил там до культурной революции, потом пришлось переехать в Японию. Он тоже потерял всю семью. Здесь они с Фаиной поженились, родили и вырастили двух сыновей-погодков: Толю и Диму. У Васи руки растут откуда надо, он подремонтировал старый дом, купил подержанную машину и охотно копался на земле около дома, сажая любимую в их семье картошечку, которая давала два урожая в год, и другие овощи, и бережно сохраняя фруктовые деревья, растущие здесь лет сто или двести.
                Диаспора нашла Фаине работу на складе продуктов. Фаине помогло знание китайского, корейского, английского, японский же она освоила очень быстро.  Толя и Дима закончили местный автомеханический колледж и нашли работу в автоцентре, где работает их отец. Парни музыкальные – играют на гитарах, на ударных, ещё на чём-то, не поняла, на чём именно, по-моему, на японских инструментах. Короче, весёлая компания. Главное, моим дочкам с ними есть о чём поговорить.
                Мои дочки познакомились с будущими мужьями на дискотеке, точнее, на концерте, мальчики играли свою очень интересную аранжировку песни «У синего моря», пластинка с этой песней знакома девочкам с самого детства. Эту песню очень любил их отец, часто её слушал и даже напевал на японском языке.
                Мне самой очень нравилась эта песня, её крутили на переменках по нашему школьному радио в 1964 году, именно тогда и начался мой роман со Толиком, даже не роман, а просто симпатия, затем дружба, а позже и любовь. И мне до безумия нравится японская эстрада, я могу её слушать целыми днями. И девочкам понравилось, как эти мальчики играют, и они подошли познакомиться. Те не растерялись и пригласили их домой в воскресный день. Фаина рассказывала потом, как мальчики сами сделали генеральную уборку, что-то сготовили на кухне, заставили родителей переодеться в нарядную одежду. А в это время сосед перебрал чего-то спиртного и громко пел на всю улицу, как сказал Вася, похабные песни. Мальчики пошли его утихомиривать, жена дебошира, узнав каких гостей ждут соседи, закрыла мужа в подвале дома, а в нём имеется окно, и несчастный пьяница смотрел в окно, выходящее на противоположную сторону, а пел он там свои песни или нет – никто не слышал.
                Мои дочки – горожанки и для них приезд в сельскую местность такое яркое событие. Они во все глаза смотрели на зелёный рис на соседнем участке, на сливу, вишню и абрикос у дома мальчиков. Фаина с Васей сидели как мыши в своём доме, даже поздороваться не сразу вышли, лишь когда Толя с Димой сожгли стейки на кухне. Родители исправили положение и чем-то угостили гостей. Потом молодёжь перешла в сарай, где оборудована музыкальная студия, разобрали инструменты и квартетом сыграли несколько мелодий. И первой сыграли и спели песню «У синего моря». Мои дочки очень понравились Васе и Фаине, и Вася вызвался вечером отвезти их домой на своем фургончике, загрузив его сумками с фруктами, а ещё Вася накопал для них ведро картошки.
                В фургончике было одно водительское место и четыре пассажирских по два через проход. Девчонки зашли в фургон и хотели сесть рядом, но мальчики как-то тактично разъединили их, и их пары состоялись именно тогда. А ещё Вася, как он рассказывал позже, думал тогда – каким это образом его мальчики, родившиеся в бедной эмигрантской семье, с детства помогали отцу с ремонтом машин, они сами сделали в сарае музыкальную студию, купили по дешёвке и довели до ума музыкальные инструменты, каким образом они сумели привлечь внимание девушек из России, да ещё преподавателей колледжа? А что особенного? Девчонки мои из небогатой семьи, они учились музыке шестнадцать лет, целых шестнадцать лет, ясно, что их привлекла музыкальность этих мальчиков, какую они играют музыку. Я не раз слышала. что девушка выбирает мужа по отцу, в нашем случае, их отец работал токарем, мальчики же работали вместе с отцом в автоцентре, и колледж закончили по автоделу. А музыка – для души.
                Мальчики понравились мне и Каору, они скромные, в отличие от городских друзей дочек, руки у них растут откуда надо, и гвоздь забьют, и картошку поджарят, короче, правильных мужей выбрали дочки.
                Я научила Фаину печь блины, а она научила меня делать салат «Харбин», ничего особенного в этом салате нет: капуста, огурец и морковь, всё дело в заливке, правда, китайцы едят его с фунчозой, лапшой из крахмала, и приправляют глутаматом, фунчоза и глутамат не для русского желудка, точнее, не для моего желудка, этот салат хорош и без них. Фаина предлагала научить меня готовить утку по-пекински, но я отказалась, утка не для сухопутных русских, мы больше привычны к курочкам. Утку я ела один раз в жизни, в столовой на работе, она была жёсткой, жирной и мерзкой на вкус.
               Зятья неплохо зарабатывают, после двух свадеб переехали в квартиры своих жён, но там они прожили недолго, Каору посоветовал им взять в аренду две квартиры в нашем же доме, правда, на 49-ом этаже, а вид из окон – хоть картины пиши. Аренда на верхних этажах небольшая. Правда, во время землетрясений дом немного раскачивается, хотя он считается сейсмоустойчивым. В нашей квартире землетрясения ощущаются слабо, но там, наверху, иногда становится страшновато, мне страшновато, а дочки и их мужья только смеются над моими страхами. Ну, позвенит посуда в шкафу, поплещется вода в стакане, или какая-нибудь мелочь скатится со стола. Кстати, поначалу я подсчитывала количество перенесённых мной землетрясений, и сбилась на третьем десятке, и четыре тайфуна.
                И пришла беда откуда не ждали – мои дочки получили письмо из России от той самой Зои, которой я дала конверт с их адресом. Она передавала им приветы от их дедушки и бабушки, от родителей их отца, далее эта Зоя пыталась «открыть глаза» на меня, то есть, обвиняла меня в смерти их отца и её брата. Они показали мне это письмо, я прочитала его, и мне стало плохо.
                Напившись лекарств, я рассказала историю моей жизни с их отцом. Мы познакомились ещё в школе, учились вместе с восьмого класса, роман начался в одиннадцатом в Новый Год, мы пользовались презервативами, Толик покупал их в аптеке, но как-то один порвался и у меня наступила беременность. Мне уже было восемнадцать, Толику – девятнадцать, и мы решили пожениться, мы так любили друг друга, что уже не могли быть врозь. К тому времени мы уже закончили школу и готовились поступать в университет, я на филфак, Толик на физмат. Я поступила, Толик провалил первый же экзамен – физику, и ему светила армия.
                Я сказала своим родителям о своей беременности, вердикт вынес отец: рожать и точка. Отец прошёл две войны, ранения, контузии, госпиталя, и он хочет дожить до внуков, и потому я просто не должна тянуть с этим делом. Он обещает всяческую помощь, только награди его внуком или внучкой, других наград у него – целый китель. На том и порешили. Но родители Толика были категорически против. Я им не нравилась – маленькая и невзрачная, а Толик хоть и не красавец, но высокий и широкоплечий. Родители Толика считали меня виновной в его неудаче с поступлением, я его отвлекала, но я-то поступила, хотя конкурс на филфак был ого-го. Они были против нашего брака, они поставили сыну ультиматум: если он женится, то пойдёт в армию, если нет, то родители дадут взятку кому надо и отмажут его от армии. Толик выбрал первое, мы расписались в ЗАГСе, скромно отметили это событие лимонадом и пирогами моей мамы. Толик переехал жить к нам и осенью ушёл служить. Прослужил он только полгода, его избили старослужащие за то, что он отказался чистить их сапоги. Толика подлечили и комиссовали, таким образом, он успел отвезти меня на роды и забрать с детьми из родильного дома. Его родители не поздравили сына с рождением дочек, и даже не захотели взглянуть на них. Позже Толик скажет, что они считают их «нагулянными». Толику это не понравилось, он поругался с родителями и сестрой, и ушёл, хлопнув дверью, он сказал мне, что он отрёкся от них. Он даже меня попросил никогда не напоминать ему, что у него есть родители. Под конец своего рассказа я спросила дочерей, говорил ли им их отец о своих родителях, они переглянулись и пожали плечами. Им и в голову не приходило спросить отца о его родителях.
               Рассказала я о том, как мой отец, увидев похудевшего и пожелтевшего зятя, которому в армии отбили почки, надел свой китель с орденами и медалями, и пошёл в военкомат требовать серьёзного лечения зятю. Его спросили, а где отец зятя, родной отец, почему он не хлопочет. Отец за словом в карман не лезет, сказал прямо о том, что думает об отце зятя, и выхлопотал лечение в военном госпитале и путёвку в санаторий. После лечения устроил Толика на завод, где работал сам, учеником токаря. Токарем Толик работал до самой смерти, получил пятый разряд, мечтал получить шестой, но не успел. О высшем образовании Толик больше не вспоминал.
                Я проучилась на дневном отделении только полгода, потом взяла академический отпуск, а со второго курса перевелась на вечернее, а когда устроилась на работу в книжное издательство, перевелась на заочное.
                Девочки спросили моего совета: как быть, надо ли отвечать этой Зое. Я не знала, что им ответить. Проблему решил Каору, слушавший мой рассказ, надо отметить, люди сами себя наказали, но сейчас они уже немолоды, им тоскливо, наверно, они уже сто раз прокляли себя за своё поведение, но надо уметь прощать. Надо написать письмо, но обратиться не только к Зое, но и к её родителям, и обратился ко мне, помню ли я их имена и отчества. Конечно же, помню. Я назвала имена и отчества родителей их отца, но попросила только об одном – при мне эту тему не обсуждать, причина – я не умею на зло отвечать добром, то, что сделали эти люди, на мой взгляд, не подлежит никакому прощению. Если дочки простят - так это их дело.
                Когда дочки ушли, я вспомнила все годы, прожитые с Толиком, но один эпизод вдруг появился в моей памяти. Это был День города, праздник, мы гуляли на набережной вчетвером, дочки тогда были маленькие и сидели в коляске, её катил Толик, и вдруг он остановился. Перед ним на инвалидной коляске сидел парень, коляску катила пожилая женщина, этот парень с такой злобой смотрел то на Толика, то на меня, то на наших дочек. Одну минуту они так стояли и смотрели друг на друга, потом Толик резко развернул коляску с детьми в сторону и покатил её, я пошла за ним, потом он сказал, что этот инвалид один из тех, кто его бил в армии.
              Дочки в один год родили по сыну: Артёма и Дениса. Роды здесь только платные и довольно дорогие – в рублях от двухсот до семисот тысяч, но молодёжь все же решилась сделать меня бабушкой. Они копили деньги два года, да Вася с Фаиной дали если не все сбережения, то какую-то часть. Вот так рожать нынче в Японии. Дочки рассказывали, как они рожали - это просто фантастика, пожалуй, что эта медицина стоит таких денег. При таком уровне медицины можно родить хоть десять детей, были бы деньги.
                Воспитание мальчиков такое же как у Аниты: дома   только по-русски, в садике – по-японски. Когда Аните исполнилось семь, я попросила Каору распечатать на компьютере прописи, какие были в советской школе. И началось то, что Анита, девочка языкастая, назвала пыткой, а меня – инквизитором, где только выкопала это словечко. Эта нахалка Анита предложила обучать меня писать иероглифы, какие её учили писать в школе, и я согласилась. Правда, позже умение писать буквы Аните пригодилось, когда в школе начались уроки английского, на них тоже требовалось написание букв. Внуки же ходят в тот же детский сад, куда ходила Анита, в их группе кроме японских детей есть китаец и два американца. Приходят домой, такие речи выдают, такие словеса -  как говорится, хоть стой, хоть падай. Хорошо, что родители знают китайский и английский, они их понимают и принимают необходимые воспитательные меры.
                Приезжала моя школьная подруга Лариса. Её личная жизнь как-то не очень удачно сложилась. Она вышла замуж после университета, родила сына, муж ушёл от неё к другой женщине, Лариса жила для сына, но тот ушёл в армию, там подписал контракт, и много лет мотался с женой и двумя детьми по гарнизонам, сейчас обосновался в Сочи, звали Ларису, а ей климат не подошёл, и она вернулась в родные пенаты, в наш родной город. Лариса объездила почти весь мир, она так любит рассказывать о своих путешествиях, а у меня не было возможности ездить по миру, я чуть-чуть позавидовала ей, и решила подшутить, я знала, что ей трудно давалась география, она всё-таки технарь на сто процентов.
                - Лариса, а ты в Урарту была? – Спросила я её.
                - Нет, а где это Урарту находится, очень знакомое название, я сейчас позвоню своему туроператору, - и взялась за телефон, а я навострила ушки и слушаю.
                - Лялечка, - запела Лариса в телефон, - есть ли путёвки в Урарту?
                - Поехали хоть завтра, но эта страна сейчас называется Армения, ты что, Ларочка, заблудилась в дебрях истории?
                - Нет, это подруга спросила меня про Урарту, была ли я там?
                - Побить надо твою подругу. Так едем в Армению?
                - Подругу я бить не буду, а в Армению поеду – я там никогда не была.
                Из поездки Лариса привезла мне майку с Араратом, постер на стенку с ним же, ну, и рассказы о том, как Ной причалил свой ковчег к горе Арарат, поскольку повсюду была вода – всемирный потоп же. Так этот ковчег сохранился и до наших дней. Ведь горный воздух сухой и дерево законсервировалось, но находится он на турецкой стороне, а турки не пускают учёных других стран для изучения ковчега.
            Позже Лариса собралась в Тунис, были дешёвые путёвки. Она спросила меня, что там можно и нужно посмотреть.
                - Трою и Карфаген, - ответила я.
                - Роза, но это же миф.
                - Мифы были и есть, но мифы возникают не на пустом месте. Троя и Карфаген существовали реально, да, они были разрушены, но развалины-то сохранились и на них возят туристов. А новый современный Карфаген был показан в фильме «Лора Крафт – расхитительница гробниц». Видела этот фильм?
                - Видела, но я не поняла, что этот красивейший город – Карфаген, может, прослушала его название или забыла. Спасибо за подсказку, представляешь себе кадры – я в Трое, я в Карфагене.
                Вскоре после отъезда Лариса позвонила из Туниса и чуть не плача, сообщила, что её коллеги по туру отказались ехать туда. Они заявили, что Троя и Карфаген мифы, сказки, даже если они и были, то развалины никого не интересуют, хотя гид сказал, что ехать туда всего час.
           И вот Лариса у меня в гостях в Осака, прожила у нас неделю и пристрастилась к кофе из кофе-машины. Но однажды машина вдруг перестала работать. И Лариса решила разобраться с ней и попросила у Каору схему кофе-машины.
         - Лариса, а схемы не было, только инструкция, но я её прочитал и выбросил. Тебе она зачем?
         - Я бы починила технику.
         - Зачем её чинить, её надо выбросить и купить новую. Сесть на лифт, спуститься в магазин.
          - Зачем покупать новую, если можно починить эту. Инструмент есть?
          - Нет, зачем он мне?
            Лариса достаёт свою косметичку, достаёт из неё складной нож со множеством приспособлений, вывернула из него отвёртку и принялась за ремонт кофе-машины. Открутила всё, что откручивается, разобрала корпус на части и разложила их на столе. Потом стала наманикюренными ногтями что-то очищать, потом вывернула из ножа лезвие и стала работать им. Вся процедура ремонта продлилась минут тридцать, Лариса собрала все детали до последнего винтика и техника заработала.
         - Сток засорился, только и всего, - сказала Лариса, складывая нож в косметичку.
          - А что, у всех русских женщин в косметичке имеется инструмент? – Спросил Каору.
          - Нет, только у тех, кто соображает в технике.
          - А у меня даже косметички нет, - посмеялась я.
          - Тебе она зачем, ты всю жизнь замужем. Ресницы у тебя чёрные, брови тоже и красить их не надо. А вот у меня брови светлые, ресницы рыжие, всю жизнь их крашу. И мне не везёт с мужьями, всю планету объездила, вру, в Антарктиде не была, там холодно, а я люблю тепло.
          - А там, кстати, живут одни мужчины, поезжай, Лариса, в Антарктиду, поезжай. Роза, завтра же купи себе косметичку и что-нибудь положи в неё, - приказал мне Каору.
          - Слушаюсь и повинуюсь, - отшутилась я, - куплю косметичку и положу в неё молоток, кусачки и сварочный аппарат.
          - Роза, не шути так, я проверю, чтобы ты срочно купила косметичку и положила туда помаду, тушь и духи.
          - Шанель номер пять, - продолжила Лариса.
          - Мне всё равно, пять или шесть, лишь бы был этот Шанель.
         И мы обе захохотали. А Каору из каких-то закромов достал какой-то зелёный прибор, похожий на пистолет и предложил Ларисе починить его. Лариса опять достала свою косметичку, опять открутила всё, что откручивается, разобрала полностью корпус, а потом собрала всё обратно, ни одного винтика не осталось.
          - Контакт отошёл, - диагностировала поломку Лариса, включила прибор, и он зажужжал, - а что это за штука?
          - Фен, одна из первых моделей.
          - Ты его ронял? – Строго спросила Лариса.
          - Да, раза три ронял в ванной.
          - А там на полу плитка, бить тебя надо, Каору, за такое отношение к технике.
           - Лариса, прости меня, безрукого.
          И вот Лариса предложила петь песни, как раньше мы с ней пели. Правда, петь любила Лариса, у неё и голос и слух, но ей неинтересно было петь одной, она и подбивала меня петь с ней. Петь у меня не получалось, но Лариса учила петь правильно, заставляла по десять раз пропеть одну и ту же песню, пока она у меня не получалось. Ради подруги что не сделаешь.
         Я согласилась петь песни, но сначала я попросила Каору закрыть все окна, чтобы не услыхали соседи, поскольку мы привыкли петь довольно громко, а самого Каору закрыть уши и удалиться в спальню и не слушать наше пение, но попеть нам всё-таки надо, мы всю жизнь поём и сегодня нам просто необходимо попеть. Но Каору не ушёл, а сел рядом с нами, налил себе вина и заявил:
         - Я готов слушать ваши песни, пойте, девочки, не стесняйтесь. В той общаге, где я жил семь лет, молодёжь всегда пела, получив стипендию или сдав экзамен. Мне нравятся ваши песни.
         И мы спели наши любимые «Хаз Булат удалой», «По диким степям Забайкалья», «Посылала меня мать яровое жито жать», «Чёрный кот», «Листья жёлтые» и прочие хиты нашего застолья. Вдруг звонок в дверь, Каору пошёл открывать, и из прихожей раздался его смех.
          - А у нас гости, соседи хотят послушать ваше пение.
             Пришла супружеская пара, раскланялась, поставили на стол угощение: роллы, большая тарелка. Роллы нам очень понравились. Соседям очень понравилось наше пение, а мне захотелось научиться готовить роллы, соседка подсказала, что в интернете есть программа по обучению готовки роллов, я это запомнила. Надо сказать, что у меня в тот день были блины и я предложила их гостям, а гости принесли к своему угощению соус – японский хрен васаби, нам с Ларисой он очень не понравился, а поскольку Лариса привезла с собой гостинец - хрен собственного приготовления: хрен, помидоры, соль и сахар, без чеснока и уксуса, так она и достала из холодильника свой хрен для роллов, всё-таки они пресноватые. Гости удивились, но российский хрен им понравился, и они стали макать в него мои блины. Свернут палочками блин и в тарелку с хреном, а потом себе в рот. А мы палочками не умеем, да и учиться поздно, руки уже не те. Каору предложил нам брать роллы руками, макать в хрен и в рот. Я боялась, что соседи обидятся, глядя на наши дурные манеры, но нет, посмеялись и всё.  Съев блины и роллы, мы продолжили свой концерт, Каору подсказал спеть для гостей «У синего моря», успех был полнейший, они подпевали нам на своём языке, получилось так оригинально. Под конец мы запели свою любимую песню «Полюшко – поле», а Каору сел за пианино и подыграл нам, а когда мы спели её всю, он ещё несколько минут играл эту мелодию, оказывается, он слышал её раньше, когда учился, и она ему понравилась.
             Роллы я научилась готовить, ничего сложного в этом нет, только японцы готовят их из свежей рыбы и солят во время готовки, но я делаю их слабосолёной рыбы, которая просолилась хотя бы сутки. И Каору согласился с таким вариантом роллов. Правда, не сразу, а когда я рассказала, что в нашей стране медики запрещают есть сырую рыбу, поскольку та заражена какой-то заразой, не помню её названия, но этот запрет касается только речной рыбы. Рыба же из холодных морей считается здоровой, но кто её знает. Кстати, в Японии запрещается беременным есть сырую рыбу, не знаю, по какой причине.
            Японский язык я быстро стала понимать, но вот говорить не получалось никак. Вроде бы лёгкий язык: согласный звук, потом гласный, опять согласный, и снова гласный. Но не получается у меня.
           - Роза, ты дразнишься? – Спросил Каору, когда я обратилась к нему по-японски. - Говори по-русски что тебе надо.
           - Я хочу научиться говорить по-японски, не получается – так научи.
           - Педагог из меня неважный, можно сказать, никакой. Попроси своих дочек найти тебе педагога, кто-то занимался с ними, они быстро заговорили по-японски.
            - Так они молодые, у них абсолютный музыкальный слух, как постоянно говорила мама, а мне медведь на ухо наступил. А насчёт педагога я согласна, поговорю с дочками.
         С педагогом мне повезло, и я вскоре заговорила на языке, сначала дома, потом с соседями. Проблемы со мной были: я знаю, что в японском нет звука «л», но я-то слышу его, это «л», почему – не знаю, видимо, проблемы со слухом, музыкальным слухом. А как другие люди, приезжающие сюда, не сразу, но начинают говорить, и говорить правильно.
         Когда Аните исполнилось десять лет, с ней начались проблемы.
           - Папа, я хочу поступить в школу гейш, мне мальчики в классе сказали, что я красивая и моё место в школе гейш, у них красивая жизнь, ими любуются мужчины, - огорошила нас дочка в одно прекрасное воскресное утро. Я онемела, Каору картинно схватился за сердце и откинулся на спинку стула.
          - Анита, сначала купи место на кладбище, гроб и памятник с золотыми буквами.
           - Фу, папа, золотые буквы – это дурной вкус.
           - Анита, запомни, никакой школы гейш тебе не будет, это я тебе как отец говорю, - и грохнул кулаком по столу так, что подскочила посуда. Я молчала, Каору прав, никакой школы гейш Аните не будет. В японских семьях всё решает именно отец.
         Ещё несколько раз Анита заводила разговор на эту тему, и ещё несколько раз Каору бил кулаком по столу, я вздрагивала и подскакивала. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, пока в нашем доме не появился Акира, старший сын Каору. Я не поняла, зачем он приезжал к нам, и Каору не сказал. Они разговаривали в гостиной, и я ничего не слышала, но вот вернулась из школы Анита, услыхала, что у нас гость и пошла на голоса. Она уже знала, что у неё есть два старших брата и видела их фотографии. И я решила послушать о чём будет Анита говорить и как.
          - Здравствуй, а ты Акира, мой старший брат? - Услыхала я её японскую речь.
           - Здравствуй, сестра Анита, рад познакомиться с тобой, - вежливо ответил Акира.
           - Акира, а ты мне подарок купил?
           - Нет, не купил, извини меня, и наш папа не подсказал про подарок, а что бы ты хотела получить?
            - Голубое кимоно, я хочу поступить в школу гейш.
            - Кимоно я тебе подарю, но в школу гейш ты опоздала – туда принимают с пяти лет, а тебе сколько?
            - Десять, тогда я пойду в театр Кабуки.
            - А туда берут только мужчин.
              Анита опустила голову, повернулась и хотела было уйти, но Акира окликнул её.
            - Анита, а ты хорошо рисуешь?
            - Да, меня учитель всегда хвалит.
            - Тогда советую поступить в колледж аниме и получить специальность художника по аниме. Тебе нравятся наши мультфильмы?
            - Конечно, нравятся.
            - Если закончишь этот колледж, то сможешь сама создавать эти фильмы. Ты согласна?
            - Я согласна, а вот папа?
            - Папа тоже согласен, - отозвался Каору, и Анита вприпрыжку поскакала в свою комнату.
            - Акира, правда, что в школу гейш принимают с пяти лет? – Спросил Каору
            - Понятия не имею, я наугад сказал, чтобы она забыла про гейш, этого не хватало, чтобы моя сестра стала гейшей.
            - Спасибо, сынок, ты молодец, а то она уже полгода нам нервы треплет школой гейш. Хорошо, что ты посоветовал ей получать специальность художника по аниме, мне это нравится, тем более, что Анита хорошо рисует.
            - Зови, если ещё будет трепать нервы, у меня ведь такая же дочь растёт, правда, моложе, но опыт есть. А твоя дочь на пол не падает, ногами не бьётся?
            - Нет, никогда такого не было, - испугался Каору, - а твоя, падает и ногами бьётся?
            - Бывает, мы её ко врачу водим.
            - А Роза иногда Аниту ставит в угол – помогает, - делится педагогическим опытом Каору.
                - Но это жестоко ставить ребёнка в угол. У русских так принято? И это действует?
                - На Аниту действует, она успокаивается и просит прощения.
                - И как долго надо держать ребёнка в углу?
                - Нашей хватает полчаса. Дольше не выдерживают мои нервы, мне её жалко, я уже немолод видеть такие пытки, но воспитывать как-то надо.
              - А мне понравилась сестрёнка, честно говоря, я не верил, что это твоя дочь, тебе уже за пятьдесят, а сейчас я убедился эта девочка – японка. Русская девочка ни за что не пойдёт в школу гейш.
                В это время хлопнула входная дверь и вошли Валентина с Артёмкой, дочь и внук. У дочки имеется ключ от нашей квартиры.
                - Добрый день всем, мама, можно я оставлю с вами сына ненадолго, у мужа заболел зуб, я записала его к стоматологу, а он боится идти один и попросил меня сходить с ним, - обратилась ко мне Валентина.
                Я повернулась к ней, но случайно поглядела на Акира, он глядел на Валентину, так глядел и я поняла, что он влюбился. Валя в этот жаркий день была одета в короткие шорты и топик, многие девушки и женщины так ходят, а длинную светлую косу она уложила на голове в виде баранки. Она белокожая и немного располневшая после родов. Вот Акира и влюбился. Я посмотрела на Каору и стрельнула глазами на Акира, он понял меня и подошёл к сыну. А я начала выпроваживать дочь.
            - Мама, что ты меня выгоняешь? Я ещё не всё сказала сыну. Артёмка, не бегать, не прыгать и не скакать. Ну, я пошла.
            - Кто это был? – Спросил Акира.
            - Это моя дочь и она замужем, Артём – её сын, - ответила я ему. А Каору вывел его на террасу.
               Артёмка ушёл к Аните, и через минуту они выбежали с криками и стали бегать друг за дружкой с игрушечными пистолетами. Нормальная рабочая обстановка. Анита явно забыла про гейш и Кабуки и занялась игрой с племянником. Я облегчённо вздохнула и ушла на кухню, на своё рабочее место. Как ушёл Акира я не видела, Каору ничего не говорил мне о нём, да и я не спрашивала. А дочь я попросила, чтобы она так одевалась только дома, а из дома выходила в платье. Она меня поняла и обещала, поскольку уже были неприятные преценденты, какие именно, она не уточняла. Предупредила и старшую дочь не одеваться столь откровенно.
             Были и другие трудноразрешимые вопросы в воспитании Аниты.
          - Галя, Валя, - обратилась она к сёстрам, - почему мы называем нашу маму мамой, а папу я называю папой, а вы зовёте его Каору?
          - Анита, у нас с тобой разные папы, - ответила Галя, - наш папа с Валей умер, а Каору только твой папа. Показать тебе его фотографию? Тогда поехали к нам в гости.
          И девчонки уехали на 49-й этаж.
          Эти вопросы мы решили, но возникли другие.
          - Мама, - обратилась ко мне Анита, - почему мои сёстры белокожие, ты, мама, смуглая, у папы и у меня желтая кожа. У папы и у меня чёрные волосы, у тебя коричневые, а у сестёр золотистые, и глаза у них серые, а у нас всех карие. Опять потому, что у меня и сестёр разные папы?
          - Какая ты умная, Анита, всё понимаешь, ты же видела фотографию папы твоих сестёр, правда, они походят на него и совсем не походят на меня, так бывает, кто-то на кого походит, а кто-то на кого-то нет.
            В 2003 году стала приходить моя пенсия из России, я обменяла рубли на иены. Каору глянул на эту кучку в полторы тысячи иен, спокойно так посмотрел, без насмешки и спросил:
            - Что ты собираешься с ними делать, если не секрет?
           Я только пожала плечами, меня удивил этот вопрос.
            - У тебя какие-то соображения или предложения как потратить мою пенсию.?
            - Только предложение. Фая с Васей копят деньги девочкам на вторые роды. Рожать у нас в стране дорого. Твои дочки хорошие матери и у них хорошие дети. Вот Фая с Васей и решили, пока они в состоянии подкопить денег, ещё с двумя внуками они вполне справятся. Вообще-то это их секрет.
            Теперь это и мой секрет. Моя пенсия копится дочкам на вторые роды. Зарплаты Каору нам вполне хватает, пока хватает, впереди образование Аниты, Каору как-то сказал, что у него откладываются деньги, ещё пару лет и хватит на университетский курс Аните, если захочет получать высшее образование. Вопрос только в том, захотят ли дочери рожать ещё раз.
              9-го мая 2003 года Аните исполнилось одиннадцать лет. Наши планы по проведению праздника сорвались из-за проливных дождей, и мы решили отметить день рождения дочки у нас дома. Анита пригласила своих друзей по дому и по школе, в числе приглашённых была американка Джуди, подруга Аниты по детскому садику. Сейчас она учится в частной школе для американских детей вместе со своим старшим братом Робертом. Зачем дочь пригласила их, не знаю, может, в память о детском садике, но за сестрой увязался её брат, видимо, они просто дружат. Но парню, по-моему, уже лет пятнадцать, какой ему интерес общаться с малышнёй.
            Роберт не понравился мне с первых минут своего появления: самоуверенный, самовлюблённый, иногда посматривает на себя в зеркало, часто улыбается, да ещё фотографирует всех на небольшой фотоаппарат, явно из последних моделей, хвастается им. А вот его сестра девочка серьёзная, почти не улыбается, но со всеми разговаривает весьма приветливо. Брат и сестра живут в Японии с рождения. И ещё две русские девочки Катя и Света, они дочери продавщицы Люси из торгового центра, сестры, родившиеся с разницей в два года, они поселились одновременно с Каору на нашем этаже и быстро подружились с Анитой, стали захаживать друг к  дружке в гости, для них тоже родной язык русский, и они учатся в одной школе с Анитой, но в разных классах. Поскольку детская площадка у нас не во дворе, а на крыше дома, то в хорошую погоду дети играют и общаются именно там. Анита пригласила и племянников Артёма и Дениса, им по пять лет, поначалу они тушевались со старшими детьми, стеснялись, но потом это прошло. И вдруг мне показалось, может, только показалось, что Анита как-то по-особенному смотрит на него, а вдруг влюбится. И я решилась на небольшую провокацию.
                - Роберт, - могу я задать тебе три вопроса?
                - Можете, конечно, я вас слушаю, - прозвучал ответ.
                - Назови имя первого космонавта планеты и год полёта, - начала я свою пытку.
                - Джон Гленн, 1962 год, - уверенно ответил Роберт.
                - Назови имя первой женщины-космонавта.
                - Салли Дарк, 1983 год, - с улыбочкой ответил Роберт.
                - А кто победил во второй мировой войне? – Резко сменила я тему.
                - Что за вопрос, конечно, мы, американцы, - и опять обаятельная американская улыбка.
         Но тут заговорили дети:
                - А нам в школе говорили совсем другое, и космонавты другие, и войну выиграл Сталин, - возразил Мику, друг Аниты по детскому садику.
         Я попросила Каору открыть наш компьютер и задать ему мои вопросы. После первого на экране появилось лицо Гагарина и дата его полёта.
          - Смотри, Роберт, этот космонавт полетел раньше вашего, сказал Каору.
          - Я впервые вижу это лицо, я не знаю этого человека, - ответил Роберт.
          - А я знаю его, нам в школе рассказывали о нём, - громко сказал Син, одноклассник Аниты.
          - И нам тоже рассказывали о нём. – прозвучал голос Сяо, он сосед по площадке, китаец, милейший и умнейший мальчик.
          - А у нас есть альбом о космонавтах, - сказала Катя, - правда, русские космонавты были первыми.
          - А ещё у нас есть открытки и старые вырезки из газет, наши родители сохранили, точнее, бабушка с дедушкой. Там так и написано, что первый космонавт в мире – это Юрий Гагарин, - продолжила её сестра Света.
        Каору задал компьютеру второй вопрос. На экране, естественно, появилось лицо Валентины Терешковой и дата её полёта.
           - Смотри, Роберт, она полетела на двадцать лет раньше Салли, - прокомментировал Каору.
            - Я не знаю эту женщину, - мрачно заявил Роберт.
            - А кто победил во второй мировой войне? – Это мой третий вопрос.
            - Конечно, Америка, мы, американцы освободили Европу от Гитлера, - очень уверенно ответил Роберт.
            - Роберт, вторую мировую войну выиграла Россия, а не американцы, - строго сказал Каору.
            - Каору, найди акт о капитуляции Германии, - попросила я.
        Когда этот документ появился на экране, я подошла к компьютеру и указала на подписи под документом.
                - Смотри, Роберт, ваша страна только свидетель капитуляции Германии, - сказала я.
                - У вас неправильный компьютер, он врёт, - неожиданно заявил Роберт.
                - У меня американский компьютер «Apple», посмотри на название, - ответил Каору.
              - Пусть и американский, но он врёт, - поддержала брата Джуди, - это вы его так настроили, чтобы он врал.
         Но тут настал выход Аниты, она молча слушала этот диалог, потом попросила отца открыть витрину с кителем, после того, как она была открыта, взяла за руку Роберта и подвела его к висящему кителю.
                - Смотри, на этой медали Сталин и его слова: «Наше дело правое – мы победили». Сталин победил Гитлера, Россия победила.
                - Анита, ты же японка, а не русская, - удивилась Джуди.
                - В моих документах написано, что я русская, я родилась в России, моя мама русская и сёстры у меня русские, дома мы говорим только по-русски, даже папа, хотя он японец. Да, я русская и японка тоже.
                Молодец Анита, хорошо сказала, кстати, я уже давно ознакомила её с наградами предков, и она знает их не хуже меня.
                - Смотри, Сталинград американцы освобождали? А Москву? А Вену? А Заполярье? А Кавказ? А Смоленск? А Прагу? А Варшаву? – Анита показывала Роберту медали и читала надписи.
                - Ну, мы освободили Европу, а не Россию
, - как-то неуверенно протянул Роберт.
                - А Россия -  это не Европа? – Спросила я.
                - Россия – это Азия, - сказал Роберт, а Джуди закивала головой.
                - Идиоты, вы географию в школе не учили? – вырвалось у меня.
                - Мы изучаем географию только своей страны, - ответил Роберт.
                -  Хорошо, тогда найди документ, где написано, что вы освободили Европу, вот компьютер, подойди к нему и найди этот документ, - предложила я.
                - У вас компьютер неправильный, я ничего не смогу доказать, - зло сказал Роберт.
                - Роберт, уходим отсюда, нас тут хотят опозорить, - Джуди берёт брата за руку и ведёт к выходу, - спасибо за чудесный вечер.
               Они ушли, а остальные гости столпились около витрины и стали рассматривать награды на кителе, Анита же с энтузиазмом рассказывала о наградах своего деда, бабушки, дяди и прадеда. Артём с Денисом притащили стул, залезли на него и слушали Аниту.
                На следующий день позвонила Наташа, мама Кати и Светы, девочки, придя домой рассказали родителям как они погуляли у Аниты на дне рождения и какие проблемы там решались. Наташа похвалила меня за находчивость и смелость. Оказывается, Джуди, одноклассница Аниты и Кати, была у них в гостях, и тоже с Робертом, впечатление они произвели неважное.
                На этом история не закончилась. Через несколько дней произошло вот что. Я как всегда проводила Аниту на школьный автобус, шла обратно и меня окликнули: «Мадам Миягава», я обернулась и увидела пожилого незнакомого мужчину.
              - Здравствуйте, я преподаватель школы, в которой учатся Роберт и Джуди, они были у вас в гостях на дне рождения вашей дочери. Моя фамилия Робсон. Я должен с вами поговорить.
              - Здравствуйте, мистер Робсон, я согласна выслушать вас, но поскольку я не успела позавтракать и хотела бы выпить кофе в кофейне. Здесь варят арабику и пекут вкусное печенье. Вы не против?
              - Нет, я люблю именно арабику, а из этой кофейни хорошо пахнет.
                - Исао, - обратилась я к хозяину кофейни, знавшему все языки региона, - нам два кофе и две тарелки печенья.
            Кофейня маленькая, человек на десять, и с утра кроме нас сидели двое местных пенсионеров.
                - Откуда вы меня знаете, и как вы узнали меня? – Спросила я собеседника.
                - Роберт фотографировал всех и вас в том числе.         
              - Откуда такое хорошее знание русского языка?
                - Это один из пяти языков, какие я знаю в совершенстве. Итак, зачем вы задавали ученику нашей школы Роберту провокационные вопросы?
              - А почему ваш ученик не знает первого космонавта планеты и первой женщины-космонавта? Почему он назвал американские имена? Я чётко просила его назвать первого космонавта планеты, а не американских космонавтов.
              - Образование в нашей стране и за её пределами поставлено так, чтобы дети знали прежде всего Америку.
                - А что Америка одна на планете и других стран не существует? Что, американцы не путешествуют по миру, всю жизнь сидят в своей Америке? И по интернету ни с кем не общаются? Почему вы присвоили наши победы в космосе и во вторую мировую войну?
                - Во-первых, Роберт просто не знал о советских космонавтах, а во-вторых наша армия воевала во вторую мировую войну и потеряла, насколько я помню, четыреста тысяч.
                - Ага, воевала, в Европе меньше года воевала, ваши войска высадились на пустом пляже Нормандии, где не было боевых действий и дошла только до Эльбы. Ваши войска прошли половину Франции и половину Германии, а вы говорите: Европу освободили.  А потери у вас большие потому, что воевать не умеете. Вьетнам напомнить? А сколько из этих четырёхсот тысяч погибли в Африке, может, вы Африку освобождали, а не Европу? – Надо же, как я обнаглела.
                - Да, наши войска воевали в Африке, но потери там были небольшие, две тысячи, - мой собеседник сказал это сквозь зубы, - но мы же освободили Европу от Гитлера.
                - А Россию вы тоже освобождали? Или тоже скажете, что Россия не Европа?
                - Конечно, Россия - это Азия.
                Тут наш диалог прервал хозяин кофейни. Он подошёл к моему собеседнику с открытым планшетом, на экране появилась карта Евразии, потом он очертил левой рукой Европу до Урала, правой – Азию от Урала.
                - Вот Европа, вот Азия. Ты дурак? Почему я знаю, а ты нет?
               - И в самом деле, почему японец знает где Европа и Азия, а американец – нет?  Кстати, о потерях, вам известно, что наши потери – это миллионы, нам в школе называли цифру – тридцать миллионов считая мирное население. А битву под Москвой в 1941 году американцы выиграли? А Сталинградскую битву в 1943 году? А Ленинградскую блокаду вы прорвали? А в танковом сражении под Прохоровкой американские танки были? Эта часть России находится в Европе, а в Азии военных действий не было. Вы, американцы в это время были в Африке. Лёгкую прогулку от Нормандии до Эльбы нельзя назвать полноценной войной. Кстати, акт о капитуляции Германии ваша страна подписала только как свидетель и не более того. Почему вы предъявляете претензии ко мне? Это я должна обвинить вашего ученика в оскорблении чести моей страны, России, конечно, поскольку я гражданка именно этой страны. Но он несовершеннолетний, и за его поступки отвечают либо родители, либо педагоги.
                - У вас свои счёты с войной?
                - Конечно, погибли мой дед, дядя, мой отец воевал в Заполярье всю войну, он заболел там цингой, у него кровоточили дёсны, опухали и кровоточили ноги, даже после войны, ему пришлось удалить все зубы, они шатались как забор и выпадали, изо рта плохо пахло. Эта болезнь наследуется, и цинга проявилась у меня, ноги мои заболели, когда мне было двенадцать, участковый врач сказал, что это осложнение после ангины, но отец говорил, что это всё-таки цинга, проблема и с зубами, с семи лет мне стали удалять их. В девятнадцать лет я родила двух близнецов и до году кормила их грудью, а в двадцать из-за цинги и детей я осталась совсем без зубов, у меня протезы, об этом не знает мой нынешний   муж, стыдно ему признаться, это я с вами разоткровенничалась.
                - А вас не могли вылечить?
                - В нашем городе было только два больных цингой: я и мой отец. И никто не знал, как лечить цингу, мне прописали аскорбинку, но у меня на неё возникла аллергия, отец делал себе строганину – строгал мороженую морскую рыбу, солил её и ел, предлагал мне, но мне нравился сырой мясной фарш на пельмени, мама пугалась, но врач объяснила маме, что этим я интуитивно спасаюсь от цинги.
                - Почему вы носите протезы, когда можно поставить импланты?
                - Мне отказали в имплантах и в России, и здесь, в Японии из-за слабых дёсен.
                - Я понял вашу позицию, но прошу впредь не допускать подобных
 поступков.
                - Обещаю впредь не приглашать в свой дом американцев, самоуверенных и напыщенных, и к тому же вороватых, вороватых в плане истории. А могу я вам задать три вопроса?
                - Я вас слушаю, это даже интересно.
                - Где живут кенгуру?
                Я полагала, что он ответит – Австрия, поскольку иностранцы путают Австрию с Австралией, получилось совсем другое.
                - У меня техническое образование, географию я не изучал, но по-моему, в Африке.
                Я захохотала, неожиданно засмеялся хозяин кафе. Оказывается, он слышал, что я спросила, и какой получила ответ. Он подошёл к моему собеседнику, похлопал его по плечу и сказал:
                - Кенгуру жить Австралия, я видеть телевизор.
                Вслед за ним захохотали и немногочисленные посетители кафе. Оказывается, они знали, где живёт кенгуру. Они простые люди, и посмеялись от души, что с них взять. А мой собеседник абсолютно спокоен.
                - Какая страна первой признала независимость Америки от Англии? – Продолжила я экзекуцию.
               - По-моему, Франция, - неуверенно произнёс он.
                - Нет, уважаемый, это была Россия. Вам известно, что некоторые мои соотечественники поехали добровольцами в Америку бороться за её независимость, и в Гражданской войне они принимали участие?
                - Этого я не знал, но постараюсь узнать поточнее, это интересный факт.
                - Как назывался корабль, на котором приехали в Америку первые переселенцы из Европы четыреста лет назад? – Это был мой третий вопрос.
                - Я думаю, этот факт уже забыт, во всяком случае, мне не попадалось ничего подобного. А откуда знаете вы?
                - Из американского дамского романа, одна героиня которого считала себя потомком первых переселенцев, прибывших на корабле «Мэй Флауэ». А еще по российскому телевидению прошла программа на эту тему, правда, не помню о чём в ней шла речь, я запомнила только сам факт. Мне показалось удивительным, что люди четыреста лет помнят, откуда и на чём они приехали. А относительно вашего образования хочу добавить вот что. Когда ваш шахматист Роберт Фишер стал чемпионом мира, один журналист спросил его, чем он сейчас займётся, тот ответил, что прежде всего пойдёт в зоопарк посмотреть слона, он никогда не был в зоопарке и не видел живого   слона. Оказывается, шахматами с ним занимался отец, и лишил сына такой радости, как зоопарк. Всё время и все силы – шахматам, ради короны, чемпионского титула он лишил сына детства. Конечно, странно слышать такое заявление от взрослого человека, но и больно за него.
            - Зато мы первые побывали на Луне, - неожиданно с какой-то радостью заявил мой собеседник.
                - «Единожды солгавший, кто тебе поверит», гласит пословица. Лично я вам не верю, - был мой ответ
                - Спасибо вам, Роза, за познавательную беседу, надеюсь, что вы будете благоразумной женщиной, - он положил купюру под тарелку из-под печенья, встал, кивнул хозяину кафе и ушёл. Печенье он съел всё до крошки и кофе выпил до капли. А хозяин всё ещё бормотал: «Кенгуру – Африка» и смеялся. Я позвала хозяина для расчёта, но он отрицательно покачал головой, я поняла, что для него сегодня был бесплатный цирк, и сегодня вся улица будет знать про глупого американца, который сказал, что кенгуру живёт в Африке, а Россия находится только в Азии.
        Каору вечером признался, что имел беседу с родителями Роберта. Те тоже решили, что Каору запрограммировал свой компьютер на неправильные с их точки зрения ответы. Ещё они пели, что Америка великая страна и никто не имеет права ронять её престиж. Это то немногое, что он рассказал мне. А когда он заявил, что их сын оскорбил честь моей страны, России, те пожали плечами: «Ерунда». Тогда он им напомнил этим наглецам про Хиросиму и Нагасаки, те сказали, что атомные бомбы на эти города сбросили русские, и американцы здесь не причём. Каору сказал. что его родители жили в Нагасаки, их дом был разрушен взрывом , и они переселились в Осака. У них сохранились вырезки из газет тех лет, в том числе и американских, где янки похвалялись своими бомбами. Молодец Каору, муж и жена – одна сатана. Кстати, Каору напомнил мне, как Задорнов сказал об американцах: «Они тупые».
        Жалею ли я, что переехала в Японию, нет и ещё раз нет. Во-первых, я перестала болеть, совсем перестала, раньше у меня почти каждую зиму был бронхит. Во-вторых, у дочек была аллергия на холод, правда, она была в детстве, но уже и у взрослых нет-нет, да и высыпали пятна на теле, в очень холодную погоду. Я уж не говорю про насморки и кашли. Так, что перемена климата нам пошла на пользу. Зимы здесь тёплые, минусовых показаний почти не бывает, да и летом не слишком жарко, хотя в мае- июле льют дожди.
                А с Каору я просто счастлива, как женщина, счастлива Анита, как дочь, и мои старшие дочки, как его падчерицы. Его заботы хватает на всех нас. Я не работаю, но дел у меня хватает. Во-первых, надо приготовить на утро одежду для Каору. А с вечера проследить, чтобы свои очки он точно положил на край столика у кровати, утром прежде всего он надевает очки, потом уж всё остальное. Он даже умываться ходит в очках. Он сначала их снимает, умывается, потом снова надевает очки. Ему скоро шестьдесят, а в Японии выходят на пенсию в 65 лет и нам надо продержаться ещё пять лет. Потому всегда костюм начищенный и отглаженный. Рубашка светлая и каждый день другая, носовой платочек в нагрудном кармане тоже меняется каждый день. Иногда меняются и галстуки. Каору ходит обедать в ресторанчик рядом с его офисом и бывает, что капнет чем-нибудь на галстук, брюки, туфли - возраст уже, руки немного трясутся. А моя забота отыскать эти пятна и принять меры. У Каору коллекция рубашек, галстуков, костюмов, туфель и очков, да, очков, он любит очки, поскольку близорук.
                Но я не переживаю, не жалуюсь на судьбу, у каждого свои обязанности. А на меня Каору обижается – мало платьев, туфель и сумочек в моём гардеробе. Гардеробная у нас одна на двоих, на левой стене висят его вещи, на правой – мои. Левая стена забита полностью, на правой висят семь платьев, ветровка, плащ, семь сумочек под платья, семь пар туфель, одни сапоги резиновые, одни кожаные, запасные домашние тапочки и всё. Да, ещё пара зонтов. Больше мне не надо. Корпоративы у Каору на работе случаются не часто, иногда дочки приглашают на концерты в свой колледж, туда тоже надо хорошо одеваться, так что вечерние платья и туфли можно спокойно брать в пункте проката, ведь мода так быстротечна.
                Мы встаём рано, завтракаем и Каору уезжает пораньше, чтобы приехать на работу до пробок, вечером старается вернуться тоже до пробок.  В пятницу после его возвращения мы едем на «дачу», домик в пригороде, где Каору родился и прожил, кажется, до семнадцати лет. Анита начинает «пастись» на грядках с клубникой, рвать огурцы, вишни, абрикосы, яблоки. Я же сажаю картофель, а ещё дыни, дайкон, лук, чеснок, морковь, ну, и цветы.
                Когда хорошая погода, очень хорошая, мы едем на берег моря, там, в заливе, у нас небольшая яхта. Каору приглашает лоцмана и едем кататься. Лоцмана приходится брать потому, что в заливе сложный фарватер и Каору дважды садил яхту на мель, и он решил больше не рисковать. Поездка по морю – такая красота, береговая линия извилистая, на берегах растут то сосны, то какие-то кусты или цветы. Ещё в далёком детстве Каору, когда у него была вёсельная лодка, нашёл небольшую пещерку, перед ней старая корявая сосна и большой камень. Иногда мы бросаем якорь напротив пещерки, лоцман на катере везёт нас на берег. На берегу пляж с белым мягким песочком, ложимся под сосной на привезённый брезент, на камне раскладываем еду. Анита играет в пещерке, давным-давно Каору укрепил потолок пещерки.
                А ещё по воскресным дням мы ходим в храм Покрова Пресвятой Богородицы слушать дневную службу. Каору с Анитой слушают стоя, потом подходят к отцу Алексию, о чём-то говорят, а я сижу на лавочке и жду их. Как-то в храмовой лавке я купила детскую библию, конечно, для Аниты, но тогда он ещё не умела читать. И вот, почти каждый вечер я читала ей эту книгу. Получилось так, что я читала её и для себя. Я поняла, почему её называют Великой книгой, почему две тысячи лет люди читают её. Эта детская библия заполнила существенный пробел в моём образовании, я узнала о жизни Христа, узнала кто такие Пётр, Моисей, Мария Магдалина, и картины заговорили. Книга написана таким лёгким понятным языком, что поняла не только Анита, но и я. Верующей, однако, я не стала. В храм я хожу, свечи за упокой и за здравие родственников ставлю, но не более того.
                За десять лет мы объездили всю Японию, хотя она и маленькая, но здесь есть что посмотреть, несколько раз побывали и в России: на Сахалине,  во Владивостоке, Находке, Совгавани. Мечтаем побывать на Камчатке, проплыть по Амуру, а ещё хорошо бы проехать по железной дороге от Владивостока до моего родного города, показать Аните её Родину.
                Каору свозил нас в Олений парк в городе Нара. Там тысяча оленей, они невысокие, безрогие, с белыми пятнами. При входе продаётся печенье для оленей, олени не боятся посетителей, смело подходят к ним и угощаются печеньем. Побывали в бамбуковой роще, Каору удивился моей радости от вида бамбука, я объяснила ему, что в советское время лыжные палки были только из бамбука. А ещё побывали мы в парке обезьян, их там немного, но они ленивые и толстые, спокойно сидят и смотрят на посетителей. Но самое сильное впечатление на нас произвёл Универсал-Парк, это аналог Дисней-Ленда, конечно, там интересно, прежде всего Аните. С ней там можно ходить целый день. Каору охотно катается с ней на качелях и каруселях, а я не могу, меня тошнит от них, вестибулярный у меня аппарат не в порядке, как пояснил Каору. Мне нравится Осака, но моя особенная любовь – Киото, одноэтажный патриархальный, немного сонный, но это чисто японский город, именно в нём я почувствовала душу Японии, это трудно объяснить, это надо понимать
              Однажды шла программа из Токио. Журналист сетовал, что на улицах города мало детей, зато есть собаки, ухоженные, холёные. Более того, появились кафе, где можно погладить собаку, и в эти кафе – очередь, на дверях одного кафе я успела почесть надпись по-английски: «собачье сердце». Когда я в очередной раз я звонила Даше, то рассказала ей об этом, Даша стала хохотать и сказала, что в России женщины стали рожать. На улицах появилось много беременных женщин, и с колясками – женщин, мужчин и бабушек. Собак, конечно, выгуливают, но обычных, подчас немытых и нечёсаных. А собачьих кафе нет и не предвидится, может, появятся в далёком будущем. И мне вспомнилась старая детская песенка:
                « Что же будет на земле через сто ближайших лет,
                Если мода на детей совсем пройдёт?»
                Однажды Каору предупредил меня, что завтра приведёт к нам гостей, сокурсниц Лены, они вышли на пенсию, но заскучали, дети выросли, внуки тоже, садов-огородов нет и нет желания их приобретать. Они решили открыть туристическое агентство и привозить людей на экскурсию в Японию, люди в России стали хорошо зарабатывать, им хочется посмотреть на белый свет, тем более, что выезд облегчён, и они хотят поговорить на эту тему с Каору, набраться у него опыта, ведь Каору в сфере туризма больше тридцати лет. Он попросил меня приготовить побольше еды. Я обрадовалась гостям, нарезала салатов, приготовила курочку, да ещё пару пирогов – с палтусом и форелью.
                И вот на следующий день к нам вместе с Каору заходят две женщины, вручают мне большой торт, явно российского производства, коробку московских конфет и 2-х литровую бадейку жигулёвского пива, сваренного во Владивостоке. Бадейка – это бутылка в виде бочонка. А бадья – синоним бочки.
                - Здравствуйте, Роза, Каору так много нам о вас рассказывал
                - Надеюсь, хорошее.
                - Только хорошее, Роза, только хорошее.
              Женщины оказались разными: одна высокая худощавая блондинка – Тамара, вторая – ростом повыше меня и полненькая брюнетка, она – Кира. Они – весёлые, словоохотливые, компанейские, мне такие люди очень нравятся.
                - Каору, где можно помыть руки? – Их первый вопрос.
              - Сюда, нашу сантехнику знаете?
                - Знаем, знаем.
              - Тогда мойте ручки и к столу.
                И начались воспоминания о студенческой поре. Каору предложил гостям большую бутылку сакэ, её он держал в кастрюле с горячей водой, переливал сакэ из бутылки в графинчик, из графинчика в маленькие рюмочки - сакэ надо пить тёплым. Но вот сакэ выпито, пироги съедены, курица и салаты тоже, выпит чай, на торт силы не хватило, и начались деловые разговоры, я хотела уйти, но меня задержали.
                - Роза, у нас к тебе будет небольшой вопрос, ты уже десять лет живёшь в Осака, может, ты вспомнишь свои первые впечатления о городе, что понравилось, что запомнилось, на что посоветуешь обратить внимание.
                - Я советую предупредить своих туристов о чистоплотности японцев, о том, что нельзя сорить на улицах. И ещё, ваши туристы должны знать, что в метро на каждой станции имеется бесплатный туалет. Если сели в метро, женщины должны знать, что в каждом поезде имеется женский вагон, у японских мужчин шаловливые ручки, они могут погладить незнакомку по любому месту, прижаться и прочее. И ещё посоветуйте туристам не жестикулировать, наша жестикуляция и японская разная.
                - Принято, Роза, хорошо, что ты напомнила об этом.
                - Почему я завела разговор о чистоте, объясню. Я пригласила в гости родственников, но, когда сказала, что нельзя сорить на улицах и на них нет урн, они отказались ехать совсем, вот так.
                - Дикари твои родственники.
                - Не спорю. Вы меня спросили о моих первых впечатлениях об  Осака. Когда я увидела небоскрёбы, я вспомнила стихи Валерия Брюсова:
                Единый город скроет шар земной,
                Как в чешую, в сверкающие стёкла,
                Чтоб вечно жить ласкательной весной,
                Чтоб листьев зелень осеню не блёкла.
                - Какие хорошие стихи! – Первым отозвался Каору. Когда проезжаешь мимо небоскрёба в солнечный день, стёкла действительно сверкают как чешуя, и климат в Осака как ласкательная весна, и листьев зелень осенью не блёкнет.
              - Каору, да ты поэт! – похвалили Тамара хозяина.
              - Японцы все поэты, - гордо заметил Каору.
                - Роза, только вот этого поэта мы не проходили, для меня это имя абсолютно незнакомо, мы тоже филологи, как ты, но востоковеды. Кстати, ты не помнишь, когда и где были написаны эти стихи.
                - В 1903 году он сидел в Александровском равелине Петропавловской крепости, вот там и появились эти стихи.
                - Ой, я была в Петропавловке и в этом Александровском равелине летом, но там так было холодно, казалось, мысли замерзают, а он стихи писал про будущее, - отозвалась Тамара.
                - Я там тоже была, по-моему, если что-то и можно там написать, так это сценарии фильмов-ужасов или эпитафии на могильные плиты.
                - Девочки, в каком году были написаны эти стихи, вы обратили внимание? – Обратился к нам Каору.
                - В 1903 году, - напомнила я.
                - А сейчас какой год?
                - 2003 год, - опять сообразила я.
              - Получается, этим стихам ровно сто лет, поэт предвидел будущее.
                - Давайте выпьем за его стихи и за него самого.
                - Хороший тост, принимается. Роза, что ещё хорошего нам скажешь?
                - Вы обратили внимание, что аэропорт находится на насыпном острове посреди моря?
                - Нет, - отозвалась Кира, - так получалось, что мы приезжали в Осака по воде – так дешевле.
                - А вы не видели, как садятся и как взлетают самолёты? Особенно красиво наблюдать с воды. Аэропорт Кансай – международный, и самолёты взлетают и садятся почти непрерывно. А ещё надо сказать про инфраструктуру города, какие просто немыслимые дорожные развязки. То дом стоит на дороге, то есть, дорога проходит под домом, или линия метро проходит через дом на уровне второго этажа. Конечно, земля здесь дорогая, и потому застраиваются все клочки, а зелень – сады, цветы и кусты выращиваются на крышах домов. Вот удивительно, основная еда в Японии – это рис, а в промышленных масштабах он не выращивается, только отдельные фермеры на своих трёх сотках. Мы, русские, любим фотографироваться на фоне кукурузы, подсолнухов, пшеницы, а вот на фоне риса сфотографироваться – это круто, как говорит молодёжь. Он маленький, по колено, нежно-зелёный, мягкий.
                - Мы поняли тебя, - сказала Кира. Но я уже разошлась, и мне захотелось побольше рассказать об Осака.
                - Девочки, Кира и Тамара, вам приходилось бывать в Оленьем парке?
                - Нет, - хором ответили девочки, - что там интересного?
                - Олени, они ручные, маленькие, безрогие, их там тысяча, они подходят к людям, берут прямо из рук печенье, его продают при входе. А в Обезьяньем парке были?
                Девочки переглянулись: «Нет, даже не слыхали о таком. Там какие-то особенные обезьяны?
                - Да, они толстые и ленивые, сидят на тумбах и всё. То ли они дрессированные, то ли перекормленные, не поняла. За туристами не бегают, не попрошайничают.
                - Не может быть! Это чудо, конечно, надо увидеть своими глазами, - сказала Кира, - Тамарочка, поедем смотреть на обезьян и на оленей.
              - Поедем, Кирочка, поедем, - девочки уже пьяненькие.
                - Девочки, у вас были лыжи и бамбуковые палки?
                - Были, и лыжи, и палки, а что?
                - А видели, как растёт бамбук? Я уверена, что нет, а я видела, как растёт бамбук, он толстый, как хорошая берёза, и высокий, как настоящее дерево, - у меня тоже начал заплетаться язык, я же полбадейки пива одолела.
                - Кира, наша жизнь прошла мимо, мы не видели, как растут рис и бамбук, не видели ручных оленей и толстых обезьян, - подытожила Тамара.
                - Девочки, так у нас они же у меня в компьютере есть, давайте покажу, - предложил Каору, восторгам не было конца.
             - И вправду олени, какие милые, это не обезьяны, это свиньи в обезьяньих шкурах, шикарный бамбук и рис просто очарование. Ой, подруга, надо увидеть всё это своими глазами, - сказала Тамара Кире.
                - У нас, русских принято фотографироваться на фоне кукурузы, подсолнухов, виноградников и прочих культур, - сказала я.
                - А мне довелось фотографироваться на поле горчицы под Волгоградом, там есть город Сарепта, по латыни – горчица, там огромные поля, она там растёт как картошка.
                - А мне довелось фотографироваться на полях лаванды и мяты, - вспомнила Кира.
                - А мне довелось в Чехословакии побывать на уборке хмеля, - вспомнила Тамара.
                - Зато в России у нас была картошка и только картошка, - резюмировала Тамара.
                - А цветущую гречиху кто-то видел? У неё розовые цветы, - вспомнила Кира.
                - А я видела синий лён в Белоруссии, - добавила Тамара.
                - Как вам повезло, девочки, а наш курс, посылали только на капусту, - сказал Каору и с каким-то удовольствием потянулся, вспоминая что-то приятное, - пять лет капусты, представляете. У нас на курсе было десять ребят, и один из них кубинец Алехандро, ему довелось рубить сахарный тростник, так он научил нас точить ножи и рубить кочан капусты одним ударом. Мы с ножами шли впереди, рубили капусту, а за нами шли девушки, они складывали их в мешки. Прошли участок, вернулись и покидали мешки в тракторный прицеп, потом новый участок, самим приятно было так работать. Кстати, я тоже видел кукурузу, подсолнухи, злаковые, но никогда не приходило в голову фотографироваться на их фоне, видимо, капусты мне хватило на всю оставшуюся жизнь.
                - Остаток жизни посвятим бамбуку, рису и ручным оленям.
            Я поняла, что сказала всё интересное об Осака и ушла на кухню готовить еду на завтра. Гости проговорили с Каору ещё час, он дал им какие-то бумаги и устные рекомендации.
                - Кстати, а где ваша дочка, почему, мы её не видим? – спросила Кира.
                - Мы отправили её на 49-й этаж к моей старшей дочери в гости, чтобы мы спокойно могли посидеть и не пугать ребёнка пьяными криками, -  ответила я.            
                - Роза, мы хотим увидеть вашу дочку, пока мы не слишком пьяные, позови её, мы только посмотрим на неё и конфетки отдадим, московские конфетки.
                Я взяла телефон и позвонила Галине, та быстро приехала и привезла Аниту. Гостьи взяли себя в руки, отрезвели на несколько минут, поздоровались с Анитой, вручили ей конфеты.
                - Кушай, Анита, эти конфеты из Москвы.
                - Правда, из Москвы, все мои?
              - Все твои, кушай на здоровье, - разрешила Тамара.
                Анита прижала к себе коробку и пошла в свою комнату, перед входом повернулась к нам:
                - А вы пьяные! – показала всем язык и скрылась.
              - Наша девочка, русская, - сказала Кира и засмеялась.
              - Кстати, Роза, а сколько лет твоей старшей дочери? - Спросила Тамара.
              - Тридцать пять, а что?
                - Аните – десять, получается, что у них разница в двадцать пять лет? – Подсчитала Тамара, - ты что, родила её учась в школе?
                - Нет, я успела закончить школу, поступить в университет и проучиться один семестр.
                - Какая ты молодец, Роза.
              - Нам пора, подруга. Каору, метро ещё работает?
                - Работает, но я вас отвезу на такси, - отозвался Каору и достал телефон.
                - Это же дорого, наш отель на другом конце города, - возразила Тамара.
                - Не дороже денег. Собирайтесь если надумали ехать, - и взялся за телефон.
                Наши гостьи послушно взяли свои сумки, вышли в прихожую и попытались обуться, но у них не получалось. Каору подошёл, наклонился и быстро обул обеих, хорошо, что у них были туфли, а не кроссовки. Я вышла в прихожую проводить их и проститься.
                - Спасибо, девочки, за компанию, приходите ещё, песни попоём.
                - Сегодня у нас был вечер поэзии и воспоминаний, а тебе, Роза, спасибо за угощение и гостеприимство, и за то, что наш Каору в такой хорошей форме, молодец, что ты ему дочку родила, он так помолодел и повеселел. Ну, нам пора ехать, наверно, уже такси подошло, - предположила Кира.
                - Не теряй меня, Роза, я провожу гостей до их отеля, - сказал Каору и закрыл дверь.
                Из своей комнаты вышла Анита и протянула коробку с конфетами.
                - Угощайся, мама. Такие вкусные конфеты, я уже полкоробки съела.
                - Анита, пожалуйста, вымой посуду, её нельзя в посудомойку, а я так устала, так хочу спать, заодно протри стол и пол пропылесось.
                Я ушла в спальню, сняла тапочки и бухнулась на кровать, не раздеваясь.
                Утром Каору выговаривает мне:
                - Я приехал, смотрю – ты спишь одетая, а наш ребёнок моет в кухне рюмки и ворчит, потом стол вытирает - опять ворчит, по полу ползает робот-пылесос ладно, хоть он не ворчит. Почему наша дочь такая ворчунья?
                - Скорее всего, мало заставляю её помогать мне по дому.
               - Наверно, в этом и моя вина – много заставляю её заниматься музыкой, и дочка устаёт.
                - А ты уверен, что из неё выйдет великая пианистка или скрипачка, стоит ли так много заниматься музыкой?
                - Музыкальные способности у неё есть, но она медленно растёт и у неё коротковаты руки, если подрастёт, то есть надежда. Кстати, занимается охотно, если бы она не хотела заниматься, я бы отпустил её.
                - А если не вырастет и будет коротышкой, как её мать?
                - Роза, ты не коротышка, поэтому я предлагаю сходить ко врачу и попросить какие-то витамины для роста.
                Как-то я спросила Аниту, какие у неё любимые предметы в школе, и получила ответ:
              - Танцы и каратэ.
              Кстати, Каору переживал, что Аниту нельзя отдать учиться в русскую школу, школа для русских детей только в Токио, но я была за то, чтобы она училась именно в японской школе. Уж если Япония такая передовая страна, далеко обогнавшая другие страны, то стоит учиться именно в её общеобразовательной школе, а там видно будет. И если в школе учат танцам и каратэ, то, может, так и надо.
                Обучение в школе в Японии только платное. В школе форма: чёрная юбочка, чёрный джемпер, чёрные гольфы и туфли, только светлая блузочка и серенький галстук, никаких ленточек, заколочек, даже резиночка в волосах должна быть чёрной. Но после уроков можно всё: розовые платья, заколочки, гольфы и косметика. А чёрный цвет Аните, оказывается, к лицу.
              И вот январский вечер 2004 года, Анита уже спит, а мы с Каору сидим у телевизора и смотрим программу из Владивостока. Диктор объявил, что в этом году столетие подвига крейсера «Варяг». Каору повернулся ко мне:
                - Это событие и тебя касается, а ты такая спокойная.
                - А причём здесь я, не понимаю?
                - Ну, как же, твой родственник был на «Варяге», и он выжил. Мы с Леной ездили на Инчхон в 1974 году. Это был её троюродный дед, если я не ошибаюсь.
              - Что такое Инчхон?
                - Раньше он назывался Чемульпо, вспомни школьную программу.
                - Каору, я помню Чемульпо. Получается, этот моряк – троюродный дед моей двоюродной сестры, но я о нём ничего не знаю.
              - Тогда бери спутниковый телефон и звони родственникам, сейчас в России уже утро.
                Я решила позвонить младшей сестре Лены, Даше, мы с ней часто общаемся, номер её телефона у меня есть.
                - Даша, меня интересует родственник с крейсера «Варяг».
                - Да, это Снегирёв Пётр Николаевич, он похоронен на нашем кладбище, мы каждый год ходим на его могилу, прибираемся там. А разве ты не знала?
                - Даша, я в вашей деревне никогда не была, не то, что на кладбище. Да и Лена ничего не говорила о нём. Я даже не знала, что Лена ездила на Инчхон, нет, вру, она говорила, что ездила в Корею и всё. Да, это был 1974-й год, тогда умер мой отец, у нас было горе, и такие разговоры были неуместны.
                - Ну, конечно, это же наш родственник, вот она и поехала, тем более, что круглая дата. А что Лена тебе не сказала, так я не знаю почему.
                - Роза, я слышал ваш разговор с Дашей. Предлагаю поехать на Инчхон на столетие гибели «Варяга».
                Я хотела поспорить с ним, стоит ли ехать, ведь родственник не погиб, он же вернулся на Родину, но не стала, я подумала, что это история нашей семьи, история нашей страны, такая яркая страница истории, если Каору предлагает – надо ехать. Я согласилась. Каору сказал, что закажет билеты на самолёт, отель и место на катере. Наверняка, корейцы примут участие в организации торжественных мероприятий в столетие гибели крейсера.
              Аниту уговорили пожить у Галины, Анита согласилась, она дружила с её сыном, Дениской, и рада была пожить в его семье. Дочки крайне удивились нашему решению ехать в Инчхон, они никогда не слышали о таком родственнике.
                И вот вещи Аниты перенесены в квартиру Галины, мы ей помахали, сели в лифт, у подъезда нас ожидало такси, перелёт оказался недолгим – два часа, но трудным, для меня трудным, поскольку основной путь проходил над морем, для меня непривычно, ведь мне приходилось летать над сушей, по-моему, над морем лететь страшнее. Конечно, мы уже приходилось лететь над морем из Владивостока в Осака. Потом дорога в отель, небольшой номер с кроватью, шкафом, столиком и зеркалом. Корейцы действительно хорошо организовали это мероприятие. Нас предупредили, что надо выйти из отеля в 8 часов утра, нас буду ждать автобусы.
                И вот 9 февраля 2004 года. В назначенное время мы стояли на площади перед отелем. Организаторы в чёрных нарукавных повязках с надписью «Варяг» развели вышедших из отеля людей по автобусам. Пять минут и площадь опустела, автобусы вереницей поехали в сторону моря. В нашем автобусе кроме нас ехали пятеро русских: москвич, туляк, ростовчанин, псковитянин и тамбовский волк, как он представился сам. Имён я не запомнила. Я сказала им, что живу в Японии, только недавно узнала, что мой родственник, троюродный дед моей двоюродной сестры был на «Варяге», и попросила напомнить историю, они наверняка лучше знают её.
                Итак, в начале двадцатого века Япония решила стать «владычицей морской» в Тихом океане, захватить Корею, Китай, Сахалин и что-то ещё. Но ей мешала Россия и Япония решила вытеснить её из этих мест. Крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец» находились в Корее с дипломатической миссией. Там же была японская эскадра из четырнадцати судов. Адмирал броненосца «Осама», флагмана японской эскадры, предложил русским сдаться, покинуть свои суда, снять российский флаг. Командир «Варяга» Руднев В.Ф. отказался и решил принять бой. И четырнадцать японцев стали просто расстреливать два несчастных российских судна. Бой длился четыре часа, и, когда стало ясно, что бой проигран, Руднев принял решение затопить «Варяг» и взорвать «Корейца». Потери русских были страшные, поскольку японцы впервые применили фугасные бомбы, они разрывали людей на куски. Когда стало ясно, что бой проигран, Руднев обратился к командирам французского, немецкого, английского и американского фрегатов с просьбой прислать шлюпки и принять российских матросов. После того как шлюпки подошли и приняли на борт около тысячи человек, Руднев отдал приказ взорвать канонерку «Кореец» и затопить крейсер «Варяг». Раненых моряков перевезли в японский госпиталь, где их лечили также, как и японцев. Более того, местные жители, корейцы приносили госпиталь варёную картошку в мундире, выращенную на своих огородах.
                Когда раненых подлечили, их посадили на пароход и отправили в Одессу, которая устроила им триумфальную встречу. Огромные толпы людей встречали пароход. Потом их посадили на поезд и повезли в столицу. На каждой станции их встречали тоже толпы людей, угощали парадным обедом, дарили подарки. Всех наградили георгиевскими крестами, а Руднева – золотым кортиком. В Москве для них построили деревянную триумфальную арку, сквозь которую москвичи пронесли на руках героев-моряков. В Петербурге они прошли парадным строем по Невскому проспекту до Зимнего дворца, и опять парадный обед, подарки, встреча с царём Николаем 11, на которой он выступил с благодарственной речью.
                Советская власть тоже не забывала своих героев, в 1954 году на юбилей гибели «Варяга» и «Корейца» их пригласили в Москву в Кремль на торжественное собрание, где им вручили уже советские награды: медали «За победу над Японией» и «За отвагу».
                Трагична судьба самого крейсера. Японцы сумели поднять его с места затопления, потратив на это миллион иен, и отвезли в Токио, где он под названием «Сойе» стал учебным судном для молодых моряков, и каждой группе начинающих моряков рассказывали про подвиг «Варяга». Но Россия сумела выкупить крейсер и отправила его в Ливерпуль на ремонт, однако грянула Октябрьская революция и советская власть отказалась оплачивать ремонт судна. Тогда англичане в 1920 году продали его на металлолом в Глазго. По пути в Глазго крейсер попал в шторм и затонул в Ирландском море на мелководье, часть корпуса виднелась из воды. В 1925 году новые владельцы судна взорвали его, и «Варяг» окончательно скрылся под водой.
                - Руднев – мой земляк, - добавил к сказанному туляк, - Руднев умер в своём имении, в 1916 году, если не ошибаюсь, но после революции его дом разграбили и разнесли по брёвнышку, а его могилу колхозники запахали. Как-то его внук приезжал из Франции, кое-что подарил, у нас небольшой музей памяти Руднева, но эти экспонаты хранятся пока в правлении колхоза, но строится дом для музея.
                - У вас колхоз сохранился? – спросила я.
                - Нет, мы его восстановили, точнее, это новая форма ведения хозяйства, но под старым названием.
                - А в Ленинграде взорвали храм Спаса-на-Водах, построенный на народные деньги в память моряков с «Варяга», -  продолжил список прегрешений советской власти псковитянин.
                - А после русско-японской войны во Владивосток перевезли прах всех моряков, похороненных в Корее и перезахоронили, поставили памятник в виде большого креста, а в 30-е годы местная молодёжь свалила его в овраг - мой сын служил на Дальнем Востоке, рассказывал солдаты его части восстанавливали памятник и прибирали могилы, пропалывали их, сажали цветы, подметали дорожки, - добавил москвич.
                Я не историк, я только своими словами изложила то, что мне рассказали попутчики. Но вот мы приехали в порт, точнее, на окраину, где нет больших кораблей и круизных лайнеров. У причала десятка два катеров дожидались нас. Корейцы также организованно пересадили нас на катера, мы с Каору и пассажиры нашего автобуса попали на один небольшой катерок, и мы вышли в море, неспокойное Жёлтое море, хотя сегодня оно не жёлтое, а свинцово-серое.
                Но вот в 11 часов катер остановился, зашёл капитан и на английском языке потребовал кино- и фотокамеры оставить в каюте. Снимать нельзя – на рейде военные корейские корабли. Венки и цветы надо отдать членам экипажа, пассажирам надеть спасательные жилеты, на палубе надо держаться за леера. Все наши венки отдали матросу, нам раздали спасжилеты, мы надели их и вышли на палубу. Другие катера тоже остановились, и люди вышли на палубы. Завыли сирены и зазвонили рынды, на соседнем катере появился православный священник, стал читать молитвы и размахивать кадилом, из которого вился дымок. С других катеров тоже читались молитвы на незнакомом языке, очевидно, на корейском, японский я уже понимаю. Члены экипажа стали спускать наши венки на воду. Всё это длилось несколько минут, когда венки и цветы были спущены на воду, сирены и колокола замолчали, все покинули палубы и ушли в каюты. Катера завели двигатели и стали разворачиваться в обратный путь.
                Меня так потрясло увиденное и услышанное, я никак не могла прийти в себя, тряслись руки и ноги, даже ладони вспотели, никогда со мной такого не было. Тем временем москвич расстелил на столике каюты газету, достал из-за пазухи плоскую бутылку водки и несколько одноразовых стопочек, затем появились бутерброды с салом, с окороком, копчёной рыбой, ещё какие-то бутылки. Я достала из сумки контейнер с бутербродами с сёмгой, открыла его и выставила на стол.
              - Каору, выпивка у нас есть?
                - Сакэ пойдёт?
                - Наливай сакэ. Надо стресс снять.
                - Сначала сядь за стол, налью тебе обязательно, только сядь.
                Я села, взяла налитую стопку.  Потом залпом как воду выпила сакэ, Каору налил ещё. Я выпила и эту порцию, но опьянение не наступало, и боль не уходила.
                - Сразу видно русского человека. Молодец, бабушка, хорошо пьёте.
             Наши собеседники поинтересовались откуда такая вкусная рыба и как называется.
                - Это сёмга, сёмужка, раньше её вся Росси ела, - ответила я.
                - А теперь мы её только по историческим книгам знаем.
                - За рыбой я езжу на рыбный рынок и покупаю не фермерскую рыбу, выращенную в садках, а дикую рыбу, которая плавала в естественной среде, она дороже, зато вкуснее. Потом Роза её солит, варит ушицу или жарит. Мы довольно много едим рыбы. Так, кому-то сакэ налить? В Осака самое лучшее в стране сакэ.
                Большая бутылка быстро опустела, псковитянин попросил отдать ему на память пустую бутылку.
             -Сало берите. У меня его много, всем хватит, - предложил ростовчанин и отрезал солидный шмат сала и положил его на большой кусок чёрного хлеба и предложил Каору. Он понюхал его и стал есть.
                - Кому окорок? – предложил тамбовский волк.
             - Мне, я люблю окорок, особенно тамбовский, - вызвалась я, после выпивки у меня разыгрался аппетит.
                Организатор принёс большой чайник с заваренным чёрным вкуснейшим чаем и стал разливать по металлическим кружкам. Москвич достал откуда-то ещё и бутылку коньяка, и стал предлагать его с чаем или без него. Бутылка опустела моментально, я тоже подставила свою кружку:
                - Мне пять капель, пожалуйста, - попросила я.
                - Бабушка, пряничек надо с чаем? – спросил туляк и достал из своей сумки пряник в виде сердца.
                - Пряник, настоящий, тульский! – восторженно пропела я, - давай его сюда.
              Чай с коньяком и пряником привёл меня в такое радужное настроение, что я забыла про родственника и прочие мировые проблемы.
                - А давайте споём, - предложил туляк.
                «Наверх вы, товарищи, все по местам,
                Последний парад наступает,
                Врагу не сдаётся наш гордый Варяг,
                Пощады никто не желает».
               - Какие хорошие слова, красивая песня, впервые её слышу, -  сказал вдруг Каору, - интересно, кто её написал?
                - Первый текст написал австрийский поэт Рудольф Гейнц, а перевод сделала студентка Евгения Студенская.
                - Вот это да, девушка написала такую мужскую песню, - удивился Каору.
                Надо же, а у нас неплохой хор получился. И ещё одну песню успели спеть до прихода в порт:
                « Мы пред врагом не склонили
                Славный андреевский стяг,
                Нет, мы взорвали «Корейца»,
                Нами потоплен «Варяг».
                После пения у меня прорезался аппетит, но всё уже было съедено.
                - Ни у кого не завалялась килька в томате? – Спросила я вдруг.
                - Найдётся, - отозвался москвич, порылся в своих бездонных карманах и достал баночку с петелькой, открыл и с улыбкой подал мне.
                - Кушай, бабушка, кушай, - вынул нож с многочисленными лезвиями, вывернул ложку, подал мне, и я с аппетитом съела всё содержимое банки.
                На берегу нас дожидались те же автобусы, по-английски организаторы предупредили, что завтра запланировано посещение местных музеев, где собраны вещи с «Варяга» и с «Корейца», выброшенные морем после боя.
                Когда мы ехали обратно, Каору спросил меня:
                - Откуда ты знаешь эти песни, которые пели на катере?
                - Очень просто, когда-то в нашем доме из часов были только ходики, наручных часов у родителей ещё не было, ходики иногда останавливались, если забывали их заводить, одна надежда была на радио, оно не выключалось, утром, в шесть – гимн, ночью в двенадцать тоже гимн, только ночью радио молчало. А патриотические песни крутились по радио часто, вот я и запомнила их, а также революционные, эстрадные, арии из опер, детские песенки, короче, не память у меня, а помойка.
                Когда мы вернулись в отель, сразу легли отдыхать, нас вымотала морская прогулка, нас поразило то, как люди в чужой стране помнят события столетней давности, как хорошо всё организовано, продумано. Нас просто свалили с ног алкоголь и обильная пища. На следующее утро Каору спросил меня:
                - Как твоя голова? Не болит? По-моему, ты вчера перебрала с алкоголем.
                - Нет, не болит, мне самой удивительно, я пила сакэ, чай с коньяком, а голова такая свежая. Полагаю, просто мы хорошо отдохнули, долго поспали, а для меня алкоголь стал лекарством от нервного потрясения или инсульта с инфарктом. Поехали по музеям, не надо обижать организаторов.
                И опять автобусы повезли нас на прибрежные улочки, где находились музеи, связанные с памятью о «Варяге». На набережной установлен памятник об этом событии. В стеклянных витринах музея тельняшки, бушлаты, фляжки, винтовки, снаряды, якорь с «Корейца». Гуляя по берегу, мы увидели сидящего на камне старика с трубкой, он курил и смотрел в морскую даль. Чем-то он заинтересовал меня, что-то в его глазах было такое, то ли тоска, то ли боль. Я попросила Каору подойти и поговорить с ним, узнать, почему он тут сидит и о чём думает. Вскоре Каору вернулся, он тяжело дышал и покраснел.
                - Роза, сто лет назад дед этого старика и его соседи увидели, что море выбрасывает на берег оторванные руки, ноги, головы и куски мяса, человеческого мяса, на руках и ногах остатки матросского обмундирования. Они собрали всё это и сложили возле этого камня, не зная, что делать со своими находками. Но пришёл японский чиновник и приказал всё это сжечь. Роза, мне стыдно за свою страну, за свою историю, так стыдно, я готов на харакири.
                - Каору, мне тоже стыдно за Россию и её историю, но страну не переделать, а историю не переписать. Мне стыдно, что «Варяг» гниёт на дне Ирландского моря, он не заслужил такой участи. А почему не было официальной делегации из России, почему мои соотечественники прибыли сюда частным порядком? Кстати, другой крейсер «Аврору» за один только залп по Зимнему Дворцу до сих пор облизывают, экскурсии туда водят. Вчера в автобусе кто-то сказал, что про подвиг «Варяга» сложено аж пятьдесят песен, а про «Аврору»?
                - «Что тебе снится, крейсер «Аврора»? Пожалуй, и всё, что я помню, - ответил Каору.
                - И харакири не надо, твоя страна не оценит твой порыв, а вот Анита будет плакать.
                - Ладно. Не будет харакири, если Анита будет плакать.
                - Каору, прошу тебя, подойди к этому старику, скажи ему, что я внучка матроса с «Варяга», хочу его обнять и поблагодарить за то, что сделал его дед и его соседи для нашей страны, они собрали останки наших людей и сожгли их, что вполне допустимо в той ситуации.
                Каору секунду подумал и пошёл к старику, я пошла следом. Каору поговорил с ним. Старик встал, заулыбался и протянул ко мне руки. Я подошла и обняла его, старик что-то говорил мне, крепко обнимал меня, у него потекли слёзы, а потом и у меня, подошёл Каору и обнял нас обоих. И несколько минут мы так и стояли обнявшись, кореец, японец и плаксивая русская дура, пока не подошёл организатор и пригласил нас в автобус.
                Каору пошёл было к автобусу, но нагнулся и подобрал горсть гальки. Дома он положил их в маленькую коробку из-под лекарства.
                После возвращения из Кореи, из очередной поездки по рынкам города Каору привёз запечатанную коробку с этикеткой: «Килька в томатном соусе», такая же, какую я ела в Корее. В коробке оказались полсотни банок. Я открыла одну и начала есть, прибежала на запах Анита, взяла ложку и с аппетитом стала есть кильку. Пришёл Каору, посмотрел на нас, понюхал аромат, витающий в кухне, распечатал вторую банку и составил нам компанию. На следующий день я сварила вкуснейший суп из кильки в томатном соусе. Такой суп иногда варила моя мама, и мы все с аппетитом ели его. Килька бывала разная: черноморская, балтийская, каспийская, но всегда ароматная и вкусная, а Толик любил её есть прямо из банки с чёрным хлебом.
                Через месяц после этих событий я получила письмо от Даши, сестры Лены. Она выслала фотографию могилы Снегирёва П.Н., снимок сделан пятнадцать лет назад, летом, на лесной опушке невысокий холмик и массивный деревянный крест, явно сработанный не деревенским плотником, а более квалифицированным человеком. Даша пишет, что это уже третий крест, два предыдущих просто сгнили. Когда наша родня узнала, что я побывала на месте гибели «Варяга», они решили скинуться на памятник из змеевика, самого дорогого в наших местах камня, мраморный постамент и чугунную кованую оградку, и поставить на его могилу в Троицу. Мне от них большой привет и наилучшие пожелания. Просили написать, как можно проехать в Инчхон, может, кто-то из молодых сможет приехать, молодёжь сейчас хорошо зарабатывает, проблема ли получить визу.
                Даша писала, что ходила в церковь, где Снегирёв крестился, женился и был отпет, но после революции большевики вынесли из церкви всё, что там было и сожгли: документы, иконы, книги. Даша поспрашивала соседей, родственников, как жил герой – никто ничего не помнит. На кресте даты жизни: 1880-1922. Рядом с его могилой – могила его жены Анфисы Егоровны Снегирёвой, могил их детей на местном кладбище нет, очевидно, они уехали в город или в другие деревни.
                Я взяла спутниковый телефон и набрала номер Даши, она сразу ответила, мы хорошо поговорили.
                - А богатым родственникам посоветуй ехать не в Инчхон, а на Ирландское море к острову Гирлан, неподалёку от которого под водой обрёл покой наш «Варяг», и рассказала о том, что узнала из поездки в Корею. И последствия моего рассказа были ужасными.
                - Наш «Варяг» на дне какого-то Ирландского моря? Да не может быть! – и ударилась в слёзы, в рыдания.
                - Чем вы обидели мою маму? – вмешался в разговор баритон. – Это правда, что крейсер «Варяг» на дне Ирландского моря гниёт? А почему наше правительство допустило это? Понятно, что нет ответов на эти вопросы, - потом голос немного удалился, - мужики, нынче летом едем на Ирландское море, где кстати, оно плещется, на каком краю света? Туда транспорт какой-то ходит?
                - На собаках поедем или на оленях помчимся, - ответил ему другой баритон, - шенгенская виза у нас есть, хотя зачем собакам шенгенская виза.
                - А по морю? На дельфинах?
                - На русалках, им тоже шенгенская виза не нужна.
                А может, сложимся и выкупим то, что осталось от «Варяга»? Договоримся с Ирландией? Арендуем кран, поднимем эту груду железа со дна морского.
                - А потом? На себе потянем?
                - Баржу арендуем.
               - А она не потонет под такой тяжестью? А кто с ирландским правительством будет договариваться? Ты ирландский знаешь?
                - Роза, уж прости моих сыночков, - снова взяла трубку Даша. - У младшенького день рождения сегодня, они и выпили. Слишком близко они восприняли тему «Варяга».
                - Хорошие у тебя сыночки, Даша, неравнодушные, неужели поедут на Ирландское море, как ты думаешь?
                - Они уже давно занимаются дайвингом, каждый год ездят на какое-нибудь море, ныряют и фотографируют всё, что увидят. Какие фильмы привозят из поездок, такая красота, часами можно смотреть! Иногда я с ними езжу, только я остаюсь на берегу кашеваром, мальчиков же надо кормить. Я с ними была на Байкале, на Средиземном море.
                - Тогда успехов твоим мальчикам и тебе, Дашенька, надеюсь увидеть фильм.
                - Роза, если мои чокнутые сыновья поедут на Ирландское море, я точно поеду с ними хоть на собаках или на оленях, их одних нельзя отпускать в эту авантюру, буду отсылать тебе репортаж с места событий.
Через неделю я позвонила Даше, чтобы узнать, как дела, она расплакалась - приехать в Ирландию можно, но только в качестве туристов, там покажут только то, что можно, на дайвинг и съёмки “Варяга” разрешения не дали.

             P.S. Все факты, связанные с историей крейсера «Варяг» автор узнала из фильма Алексея Денисова «Варяг», снятый им к столетию событий в Чемульпо, крейсер «Варяг» действительно покоится на дне Ирландского моря и вокруг него растёт ламинария. В составе съёмочной группы был внук Руднева, он и подтвердил этот факт.
                Вопросы, заданные Розой Роберту и его преподавателю, задавались нашими журналистами на улицах Нью-Йорка прохожим людям, и получали именно эти ответы.

                Предисловие.
       Предлагаю читателю серию рассказов о женщинах, моих современницах, их объединяет только имя - Роза, довольно редкое в наше время, кто-то считает его татарским или цыганским, но оно мусульманское. Я выросла в благополучной полной семье. Среди моих знакомых и друзей нет олигархов, бомжей, лиц с пониженной социальной ответственностью. Мои Розы - женщины трудолюбивые, любящие детей и семейный очаг. С ними происходили события, имевшие место в моей жизни, жизни моих родственников, моих подруг, знакомых, знакомых у этих знакомых. И ещё, мне помогало телевидение и интернет. Некоторые наши соотечественницы за рубежом ведут блоги, где рассказывают о своей жизни, и об укладе жизни в этой стране. Жизненный путь моих Роз отнюдь не усыпан розами и другими цветами, всякое бывало в их жизни, как у всякого человека, но они не опускали руки, не бросались во все тяжкие, не спивались, а оставались людьми, женщинами.
                Ваша София Хомич.
               
               



Роза и сыночек Коленька

                Парень упорно смотрел на меня, и это было так приятно. На меня молодые люди до сих пор не обращали внимания: я худая, если не сказать, тощая, очень смуглая, с тёмными волосами и глазами. А этот парень светленький и сероглазый, довольно приятный и улыбчивый. А я человек серьёзный, улыбаюсь редко, почти не смеюсь, не умею рассказывать анекдоты, мне трудно поддерживать беседу. А этот смотрит и смотри на меня, честно говоря, не всё время, временами отводит глаза на других беседующих. Сегодня мы отмечаем день рождения моей подруги Наташи. Ей исполняется двадцать лет. Собрались, в основном, наши бывшие одноклассники, остальные – соседи и соседки. Наташа у нас певунья, конечно, мы попросили её спеть, она любит петь романсы, а мы с удовольствием слушаем её. Особенно её пение нравится мне, я даже меняюсь, когда она поёт, лучше всего у неё получается романс «В лунном сияньи». Я такое наслаждение получаю, слушая этот романс. У Наташи высокий звонкий голос. Она не училась пению, у неё природная постановка голоса. Наташа учится в политехническом институте и поёт в институтском хоре.
                После вечеринки все стали расходиться, и Наташа шепнула, что мной интересуется Дима, друг её двоюродного брата, он спрашивает, можно ли ему меня проводить. Конечно, можно. Короче, он действительно пошёл меня провожать, я с трудом сдерживала свою радость, меня никто никогда не провожал.
                - Роза, а ты давно знаешь Наташу? – Таков был его первый вопрос.
                - С первого класса, получается, что мы дружим уже тринадцать лет. Наташа хорошая подруга и хороший человек, по-моему, мы с ней никогда не ссорились, она мне помогала по математике и физике, а я помогала Наташе писать сочинения, запоминать даты по истории, вместе учили английский. Она легко поступила в политехнический институт, а я со второй попытки на филологический. А ты, Дима, учишься или работаешь? – Спросила я.
                - А я только что вернулся из армии, после школы я провалил вступительные в университет, и пришлось уйти в армию. Но я не жалею об армейской жизни, я уходил маменькиным сыночком, а вернулся мужчиной. У меня руки растут от куда надо, я и сам не знал, что столько могу и умею. Мой отец умер, когда мне было десять, а мама так любила отца, что больше так и не вышла замуж. Я думал, что она найдёт кого-то пока я в армии, но нет, у неё подруги, сёстры и две мои бабушки. Мне предлагают завербоваться на рыболовецкий сейнер на Дальнем Востоке, я не могу решиться, может, здесь подвернётся подходящая работа. А чем ты занимаешься в свободное время?
                - А у меня его и нет. Я живу в частном доме, у нас большой огород и каждый день приходится что-то делать. Но мне это нравится. Такую морковку или картошку в магазине не купишь. А какие у нас яблоки, вишня.
                - Я тебя понимаю, Роза, у моей бабушки по отцу тоже огород, и мне приходится ей помогать. Я согласен, что своя морковка и картошка вкуснее, у нас тоже яблоки, слива, черешня, клубника. Бабушка столько закруток делает, я однажды стал считать и сбился на второй сотне. Так она ругает нас с мамой, что мы мало едим её консервации. А у тебя парень есть?
                - Был, мы немного были знакомы перед его уходом в армию, а в армию я ему писала письма, он мне отвечал. Но его письма были такие безграмотные, я не выдержала и стала указывать ему на ошибки: салдат, арьмия, афтамат. Он обиделся на меня, написал злое письмо, он решил, что исправление его ошибок – это унижение и попросил не писать ему.
                - Ну и дурак, за науку ведь не обижаются, я бы не обиделся, если бы кто-то указал на мои ошибки, и не надо себя корить, что исправляли его ошибки, вы всё правильно сделали. Мне вот никто не писал, когда я служил, вообще никто, не повезло, была девушка, но вышла замуж, не за меня. Роза, а в ночном клубе вам приходилось бывать?
                - Конечно, но мне там не понравилось: громкая музыка, табачный дым, парни толкаются, руки распускают, меня обокрали, увели телефон. Мы с девчонками один раз сходили и всё, нам хватило. Мама за телефон ругала, новый только в кредит удалось купить. Ну, вот мы и пришли, зайдёшь на чашку чаю?
                - Приглашаешь?
                - Конечно, ещё светло и транспорт ходит.
                - Юмористка, однако.
                За чашкой чая я поинтересовалась, почему Дима обратил на меня внимание.
                - А потому, что ты на меня не обращала внимания. Я привык к тому, что все девушки в помещении, где нахожусь, смотрят на меня. А ты только один раз глянула на меня и всё. А когда Наташа пела, у тебя было такое лицо, ты слушала с таким, я бы сказал, упоением. Никогда не видел, что так слушали музыку.
                Удивительно, но наша кошка подошла к нему и села на колени. Удивительно потому, что наша кошка никогда не подходит к чужим людям. Значит, Дима – хороший человек.
                Короче, я не устояла перед его обаянием, и когда маму положили в больницу, на операцию, Дима несколько раз ночевал у меня. А что? Мне уже двадцать лет, пора становиться женщиной, пора узнать, что такое мужчина. Мои подруги ещё в школьные годы расстались с девственностью, не все, конечно. Однако замуж они не вышли, никто. Дима не сделал мне предложение руки и сердца, как я полагала. А потом исчез, перестал отвечать на мои звонки, а я даже не знала его адрес и место работы. Не знала это и Наташа. Однако, когда я с ужасом сообщила о своей беременности, она его как-то разыскала и передала эту весточку. И вскоре он позвонил.
                - Роза, не ври, я предохранялся, я же тебя предупреждал, по науке это называется прерванный половой акт, так что беременности от меня у тебя не может быть. И не морочь мне голову. А сейчас я уезжаю на Дальний Восток. Я завербовался на рыболовецкий сейнер. Так что прощай.
                Мама вышла из больницы после операции, и я огорошила её такой новостью. К моему удивлению, мама не стала меня ругать, только тяжело вздохнула и сказала:
                - Может, оно и к лучшему. Вряд ли бы ты со своей внешностью сумела выйти замуж. Не обижайся на меня, но это так. Скажи, а ты не пыталась избавиться от плода?
                - Нет, мама, что ты, я так боюсь навредить себе, -испугалась я.
                - Вот и молодец! Вот и хорошо! Слушай меня внимательно: кушай сколько влезет и что хочется, ты худенькая, тебе можно поправиться. Успокойся, не думай об этом негодяе. Думай об учёбе, постарайся не отставать от своего курса. А для начала сходи ко врачу, проверь своё здоровье, встань на учёт.
                Мы обнялись, мне стало так хорошо и спокойно, мама есть мама. И мне сильно захотелось кушать, я вспомнила, что в холодильнике есть пельмени, сварила их себе и маме. Себе мясные, маме – капустные. Сытые мы легли спать. На следующий день я после лекций пошла ко врачу. Я ожидала упрёков, неудобных вопросов, но нет. Всё тихо, спокойно, культурно. Врач каким-то шестым чувством поняла, что я будущая мать одиночка и сказала мне вот что:
                - Девушка, если вам ребёнок не нужен, скажите мне, у нас на учёте несколько бесплодных женщин, желающих усыновить новорождённого ребёнка от здоровой матери. Родите ребёночка, откажетесь от него и будете спокойны – ваш ребёнок попадёт в хорошие руки, а не в детский дом. Подумайте, моё предложение будет в силе до самых родов. Посоветуйтесь с мамой.
                Придя домой, я рассказала маме о предложении врача. Она тяжело вздохнула:
                - Решать тебе, но я не советую отдавать ребёнка, отдашь, а потом всю жизнь будешь жалеть. Обычно так и бывает. Не думай о трудностях. Я помогу чем смогу. Можешь на меня положиться, но повторяю, решать тебе. Мой тебе совет, родишь, если в тебе проснётся материнский инстинкт, оставляй ребёнка себе, а если нет, тогда можешь отказаться.
                - Мама, а кто должен предохраняться, парень или девушка? – Спросила я.
                - Тот, кто умнее, и кто заботится о своём здоровье. Вот родишь, я тебе расскажу, как надо предохраняться.
                - А прерванный половой акт даёт стопроцентную гарантию от беременности?
                - Нет, что ты, - рассмеялась мама, - я точно не знаю, но процентов пятьдесят, наверно.
                Беременность моя протекала относительно легко. Токсикоза почти не было. Мне посоветовали с утра, не вставая с постели пить воду, днём заваривать мятный чай и пить его в течение дня. Ела я много, благо на дворе осень. Наворочу себе салат из помидоров, огурцов, перцев и капусты, посыплю зеленушкой, залью майонезом. А потом рыбу, обожаю камбалу жареную с рисом, или курочку из духовки, обложенную мелкой свежей картошечкой. И наконец чай с листом чёрной смородины. Потом с хорошим настроением за учебники. Древнерусская литература, латинский язык, диалектология, как интересно учиться! Какие умницы у нас преподаватели, догадавшись о моей беременности, предлагают сдавать зачёт или экзамен, когда мне удобно, можно и досрочно.
                А мама тем временем готовилась стать бабушкой. Спустила с чердака колыбельку, старинную, деревянную. Я думала, что она расшаталась, но нет, кроватка абсолютно целая. Мы её помыли, мама вынесла её на задний двор и в несколько слоёв покрыла светлым лаком. Удивительная кроватка, она на гнутых полозьях, чуть тронешь её, и она долго качается, а какая красивая, в ней спала я, моя мама и моя бабушка.
                И вот свершилось. У меня родился мальчик, сын, сероглазый блондин, как и его отец. Я-то думала, что мальчик будет походить на меня, но нет. Я кареглазая смуглая шатенка, когда увидела этого мальчика, то не поверила своим глазам, но вот он сморщился и заплакал. И я поняла – я мать, а это мой сын, мой сын. Ни о каком отказе от ребёнка речи уже не было. Я поняла, что я должна посвятить жизнь этому мальчику, личной жизни у меня уже не будет, на ней я ставлю большой жирный крест.
                На мою выписку из роддома пришёл почти весь мой курс, мама сказала, что накрыла стол во дворе нашего дома и пригласила всех, кто пришёл. Мы доехали на трамвае, ехать-то всего три остановки, шумной толпой вышли и двинулись к моему дому. Я сразу вошла в дом – мой мальчик отчаянно плакал. Пока я его кормила, пеленала и усыпляла, мои друзья гуляли во дворе.
                Наш двор особенный. У моей бабушки была большая семья, и летом любили кушать во дворе. Прадедушка сколотил большой стол, две длинные лавки, повесил на стене дома старинный медный рукомойник, подставил под него большое помойное ведро. На стене дома повесил шкафчик для посуды, какая там посуда: алюминиевые миски, ложки и вилки. Конечно, зимой всё это уносилось в дом, рукомойник снимался, ведро опрокидывалось. Сыночек родился в июне, и мама устроила во дворе пиршество, она знала, что у меня много друзей, и правильно полагала, что на мою выписку из роддома они соберутся все. Вот и сегодня мои однокурсники пировали во дворе, пока я кормила и пеленала новорождённого.
                Но пришла мама, удивилась моей недогадливости, она положила ребёнка в кроватку, только немного покачала, как он замолчал, и она отпустила меня к друзьям. Меня усадили за стол и заставили поесть. Потом потребовали рассказать, как проходят роды. Слушали все: и парни, и девушки, ну, парней у нас всего трое. Мы их не стеснялись, почти не стеснялись. Конечно, им тоже интересно, как проходят роды, им же пригодятся эти знания Потом заговорили об учёбе. Экзамены за второй курс я сдавала досрочно и сдала все. Сейчас каникулы, вопрос: приступлю ли я к учёбе осенью? Да, приступлю, мы с мамой обсуждали этот вопрос, она обещала помогать мне в уходе за ребёнком. Нерешённый вопрос – имя ребёнку. Долго спорили, пока кто-то предложил назвать мальчика именем моего любимого преподавателя, а кто у меня любимый преподаватель? Николай Юрьевич. Согласна. Быть посему. Итак. Мой сын будет Николай Дмитриевич, фамилия отца, в графе отец я укажу все данные его отца, если мне разрешат, конечно. Паспорт Димы я видела, просто он мне фотографию свою в паспорте показывал, какая она удачная, он тоже считал себя некрасивым. А фамилию и отчество я случайно запомнила, память у меня такая.
                - Коленька будет мой сынок, Николай Дмитриевич, - объявила о своём решении.
                Мама действительно помогла мне, я не потеряла ни одного года, я сдавала вовремя все экзамены и зачёты, кажется, я не пропустила ни одной лекции, сыночку было два годика, когда он пошёл в ясельки, а когда я получила диплом, - в садик. В нашем районе были две школы, сыночка определили в ближнюю школу, а я пошла работать в ту, что подальше.
                Тогда, в 90-е и 00-е годы, рождаемость в стране резко упала и школу, в которой я работала, в 2005 году закрыли. Но в школе оставалась огромная библиотека, школа старая, начала работать ещё до революции и книг скопилось очень много. Ещё до войны в библиотеку стали записывать местных жителей. Короче, школу передали под офисы и конторы, а библиотека осталась на своём месте, а мне и моей коллеге, тоже преподавателю русского и литературы, предложили остаться и работать в библиотеке, поскольку прежний библиотекарь умер на рабочем месте. Конечно, мы теряли в зарплате, но нам было жаль эту библиотеку. Мы пользовались ею и видели, какая она богатая, как много людей её посещают, не только пенсионеры, которые просят книги про любовь, колхоз и камыши, но и серьёзные издания про пчеловодство, садоводство, огородничество, поскольку школа находится в частном секторе, а в те трудные годы люди надеялись на свои сады и огороды, учились шить, вязать, готовить, ремонтировать своё жильё. А после закрытия школы стали приходить работники фирм и офисов, поселившихся в опустевших классах, читали периодику, издания по экономике, политике, стали пользоваться спросом религиозные книги, изданные до революции. Можно сказать, что я вздохнула с некоторым облегчением, несколько лет я работала учителем, а это не только уроки, а ещё классное руководство, внеклассная работа с учениками, а у меня дома сынок и пожилая мать, которую сын называл мамой, и меня тоже называл мамой. Её он видел чаще, чем меня, она уже была на пенсии.
                Проблем с Коленькой не было, ну, почти не было. У него в друзьях ходила вся округа. За нашим забором находится свободный участок, когда-то здесь стоял дом, но жильцы умерли, дом почему-то сгорел, причём дотла. И здешние мальчишки стали там играть, они так вытоптали участок, что на нём не росли даже лопухи и крапива. От старого дома остался только кирпичный фундамент с глубоким разветвлённым подвалом, а что ещё мальчишкам надо для игр.
                Когда Коленьке исполнилось пять лет, у меня начался роман. А дело было так. Пришёл руководитель местного отделения сельхозтехники, чей офис поселился в нашей бывшей школе.  Ему понадобился журнал «Вестник Европы», когда я выдавала ему это издание, наши руки встретились и с нами что-то случилось. Я подняла голову и поглядела в его лицо, серьёзный строгий взгляд, но глаза какого-то хищника, сексуального хищника. Хорошо, что коллега вышла и мы были вдвоём, и никто не видел, что с нами творится. А со мной творилось такое, что позови он сейчас меня куда-то в тёмный уголок, пойду без колебаний.
                - Можно вас проводить после работы? – Спросил читатель, когда получил свою книгу и расписался за неё.
                - Можно, - ответила я, - моя смена кончается в пять.
                - Договорились, в пять я за вами зайду, - сказал он, даже не улыбнувшись.
                Он ушёл, а я стала вспоминать, где я видела его раньше, наверно, учились вместе, только вот где, в школе – нет, может, университет, нет, пионерский лагерь, точно, там, в лагере, на дискотеке. Да, тогда, именно на дискотеке мы познакомились, начался роман, но нас разлучила девчонка, как говорится, «красивая и смелая». Я не помню, как её зовут, она действительно, красивая, не чета мне. Вынула из ящика его формуляр, прочитала фамилию, имя, да, точно, Геннадий Селезнёв, парень из первого отряда, там были самые старшие ребята, я же была во втором отряде, на год моложе.
                Но вот и пять часов, коллега пришла на работу к двум часам. И вот Геннадий пришёл, улыбается и держит букетик ромашек, явно сорванных под окнами здания. Я была счастлива, это первые цветы, подаренные мне мужчиной. Коллега немного онемела, но быстро пришла в себя, улыбнулась и понимающе подмигнула. Я взяла букет, приготовленную сумку и пошла рядом с Геннадием.
                - Роза Анатольевна, а ведь мы с вами, кажется, знакомы?
                - Да, лагерь «Звёздочка», десять лет назад, дискотека.
                - Да, да, я вспоминаю девочку-малолеточку, которая хвостиком ходила за мной. Это были вы? Превращение гадкого утёнка в прекрасного лебедя.
                - Это я-то прекрасный лебедь? – Удивилась я.
                - А вы не знали? – Он даже остановился и удивлённо посмотрел на меня.
                - А мне никто не говорил. Куда, кстати, мы идём?
                - Не знаю, просто идём куда глаза глядят.
                - Так не бывает, точнее, так не должно быть. Должна быть цель или конечная точка прибытия.
                - Вы говорите, как учитель, - заметил Геннадий.
                - А я в прошлом учитель, школу закрыли, и теперь я библиотекарь.
                - И как обстоят библиотечные дела?
                - Воюем понемногу с новыми жильцами, поселившимся после закрытия школы.
                - Воюете, как и почему, рассказывайте, очень интересно, - вполне искренне предложил Геннадий.
                - Дело в том, что большая часть книг находится в подвале. Это опасно для книг, любая авария с водопроводом, книги могут погибнуть. Нам бы хотелось перенести их в пустующее помещение рядом с нынешним, но нам не разрешает управляющая компания, они мечтают получать хорошие деньги за аренду. А с нас что взять? Только одни заботы и головную боль.
                - Даю слово помочь отвоевать это помещение. По-моему, его не хотят арендовать именно потому, что оно рядом с библиотекой. Читатели идут потоком, шум будет мешать в работе. Я согласен – книгам не место в подвале. Я видел, как долго вы ходили в подвал за «Вестником Европы». Лестница неудобная, разбитая, удивительно, что никто ещё не покалечился.
                - Заранее спасибо, надеюсь, у вас получится.
                - Мы, между прочим, пришли. Это мой бывший дом, родители ещё до моей женитьбы купили квартиру в новом доме, а  этот дом после их смерти остался как дача с садом и огородом. Приглашаю зайти на чашку чая. Зайдёте? – Он остановился и вопросительно поглядел на меня.
                Минуту-другую я размышляла: а что я теряю? Меня назвали прекрасным лебедем, впервые мне подарили цветы, надо зайти.
                - Зайду, если на чашку чая, то просто необходимо зайти.
                Но вот чай выпит, бутерброды съедены, хозяин даже помыл чашки и поставил их в шкаф. Сел и стал смотреть на меня, от него вдруг повеяло такой мужской силой, таким сексом, и я поняла, что сегодня отсюда не уйду.
                - Геннадий, у вас семья есть?
                - Да, жена и две дочки, тёща с дочками уехали в Ростов к родне, жена в больнице со сломанной ногой.
                - А у меня мама и сын. Я мать-одиночка.
                - Останетесь со мной?
                - Останусь, но сначала позвоню маме.
                - Звоните, а я сейчас, - и он вышел. А я позвонила маме и предупредила, что не приду. Она удивилась, но не возражала. Вскоре Геннадий вернулся.
                - Я постелил на кровать чистое бельё.
                - Предохраняться будем? – Спросила я.
                - Обязательно будем, - и он достал из кармана пиджака несколько презервативов, - выбирайте.
                - Совсем как в фильме «Красотка», - рассмеялась я, - но я никогда ими не пользовалась, и не знаю, какой лучше.
                - Тогда я выбираю сам.
                Так начался наш многолетний роман с Геннадием. У него семья, которой он дорожил. Мы решили соединить наши судьбы, когда его дочки получат образование и встанут на ноги. Мой сын старше его дочерей, но его тоже надо поставить на ноги, дать ему образование. А нам и так неплохо. На чужом несчастье счастья не построишь. Моя мама не одобрила мой роман с женатым человеком, но сердцу не прикажешь. Напомнила мне про мужчин, пытавшихся познакомиться со мной, но я забраковала их по причине курения. Мой отец не курил, я не курю, и курящего мужчину мне не надо. А Геннадий бросает курить, ну, можно сказать, бросил. Я попросила его не курить при мне, и он держится.
                В конце концов мама смирилась с моим романом, она поняла, что нельзя разрушать чужую семью, действительно, можно подождать пока дети встанут на ноги. Хорошо, если мама тебя понимает. Я, если честно, полагала, что наш роман долго не продлится, или он ко мне охладеет, или я к нему, но время шло, а нас тянуло друг к другу как магнитом. Я считала часы и минуты до нашей встречи. А встречались мы в том же старом доме Гены.
                Своё обещание Геннадий выполнил – соседнее помещение передали библиотеке, более того, наняли грузчиков для переезда книг из подвала на новое место. Аккуратно перенесли и стеллажи, на которых стояли книги. Оказывается, управляющая компания положила глаз на наш подвал, потому и поспешила освободить его. Более того, обещали заложить вход на лестницу в подвал. Очень неплохо, лишние метры нам не помешают.
                Я была так рада, так счастлива, и Геннадий получил такую массу любви и ласки, что даже спросил, не нуждается ли библиотека ещё в чём-то. Конечно, нуждается, в двери между основным помещением библиотеки и новым. Геннадий обещал «пробить» дверь. И ведь «пробил». Более того, когда управляющая компания уразумела, какие ценные книги имеются в библиотеке, на наши окна были поставлены решётки и библиотека поставлена на пульт охраны. Входная дверь в новое помещение была заложена кирпичом, оштукатурена и покрашена. Вот так!
                Как-то учительница по музыке сказала, что у Коленьки абсолютный музыкальный слух, длинные пальцы и ему надо учиться, желательно на пианино. Купили Коленьке пианино, не новое, но хорошего качества, с рук купили, недорого. Опять же Геннадий помог найти инструмент. И Коленька стал учиться играть. Я боялась, что он будет часами долбить инструмент, но нет, не больше часу, и всё готово. Я беседовала с преподавателем, спрашивала, как Коленька выполняет домашнее задание, оказывается, у него такие большие способности, что и не надо заниматься часами. Однажды я вспомнила, как Дима рассказывал мне, что закончил музыкальную школу, подавал большие надежды, но в драке ему сломали руку и всё, прощай, слава и светлое будущее.
                Не смотря на занятость в двух школах, общеобразовательной и музыкальной, Коленька не прекратил общение с друзьями детства, его друзья приходили к нам во двор, садились на лавки и слушали музыку, Коленька открывал окно из комнаты, где стояло пианино, и играл им то, что они просили, современные хиты, как их называют. А ребята подпевают или танцуют, если можно назвать это кривляние танцами.
                Однажды в жаркое летнее утро я проснулась от какого-то беспокойства. Прислушалась, почему-то не слышны шаги мамы. Обычно она встаёт раньше меня. Я встала и пошла в её комнату, мама спала на полу из-за сильной жары, смотрю, а она лежит и не шевелится, и как-то странно смотри на меня. Всё ясно – она умерла. Что делать? Я никогда никого не хоронила, отец умер, когда мне было десять. И нужны деньги, а у меня их нет – я отправила сына в летний лагерь. Звоню Геннадию, он ответил не сразу – сегодня воскресенье и он отсыпается. Стараясь быть спокойной, тихо и не торопясь, я всё ему рассказала.
                - Прежде всего надо вызвать «скорую», - он не назвал меня по имени, очевидно, жена была рядом, - в похоронное бюро я позвоню сам, не переживайте, похороны будут оплачены, поминки тоже, успокойтесь, всё будет как надо.
                На автомате я вызвала «скорую», потом позвонила подругам матери, они обещали прийти и помочь с похоронами. Первой приехала «скорая», я достала из комода мамины справки о её болезнях, и врач написал мне справку о её смерти. Но вошёл наш участковый из полиции и заявил, что покойницу надо везти на вскрытие, но врач «скорой» вступился, сказал, что труп-то не криминальный, женщина умерла от затяжной тяжёлой болезни, а сейчас все морги переполнены, от жары много людей умирает. Умерших не успевают вскрывать. Короче, служивый ушёл.
                - Девушка, как вы себя чувствуете? – Обратился ко мне врач, - надо как-то взять себя в руки, вам же хоронить мать. Укольчик сделаем? Таблеточку под язык?
                Я кивнула, в самом деле, мне было очень не по себе. Врач смерил мне давление, покачал головой, дал таблетку под язык, сделал в руку укол.
 Сразу же зашёл в дом мужчина, показал визитку похоронного бюро, взял у меня справку о смерти. Вошли мамины две подруги, потом ещё две. Менеджер похоронного бюро снял с петель дверь и положил на стол в гостиной.
                - Девушки, - обратился он к вошедшим, - кладите умершую сюда, обмывайте, одевайте, так вам удобнее будем. А я поеду в ЗАГС получу свидетельство о смерти, потом на кладбище куплю гроб, могилу, памятник, венки. Попрошу паспорт умершей. Отпевать бабушку надо?
                - Нет, она неверующая. А что мне делать? – Спросила я.
                - Ждите моего звонка, а пока найдите чёрное платье и платок. Об оплате не переживайте, вся нужная сумма перечислена на наш счёт.
                Там временем пришедшие перенесли маму на стол, обмыли и переодели, у мамы всё уже было приготовлено. Оказывается, мне-то нельзя обмывать и одевать умершую мать, всё сделали её подруги. Хорошо, что сыночка не было, он отдыхал в лагере. Мои помощницы нашли в шкафу чёрное платье и платок, эти вещи носила моя мама после смерти отца, а теперь пригодились и для меня. Я опомнилась, пошла ставить чайник на кухню, достала выпечку, хлеб, консервацию. Женщины зашли на кухню, расселись.
                - Роза, да ты сама поешь, не думай о нас. Ты ведь ещё не завтракала? А нам налей чаю, да мы пойдём домой, тоже переодеться надо. Кто оплатил похороны, если ты сама дома? – Полюбопытствовала тётя Капа, ближайшая подруга мамы. Надо что-то сказать.
                - Я позвонила моему начальнику, просто растерялась, да и денег совсем нет, сына ведь в лагерь отправила, он сказал, что похороны берёт на себя. И почти сразу же появился этот менеджер с визиткой похоронного бюро.
                Зазвонил мой телефон, и я ответила. Звонил менеджер.
                - В двенадцать часов привезут гроб, будьте готовы, одного автобуса для провожающих хватит?
                - Хватит, хватит, спасибо.
                - На сколько человек заказывать поминальный обед?
                - Тётя Капа, вы поедете на кладбище?
                - Конечно, поеду, все мы поедем, все четверо, скорее всего, никто больше не придёт, итого нас будет пятеро, так и скажи менеджеру.
                В двенадцать часов привезли гроб, памятник, венки, покрывало для покойницы. Пришедшие переложили маму в гроб, перенесли в автобус, потом вынесли крышку гроба, памятник, венки. Нас пригласили в автобус, я закрыла дом, и мы поехали. В дороге я думала, а реально ли это, может, мне это всё снится.
                Автобус остановился у вырытой могилы, мы вышли, потом вынесли гроб с мамой, мы простились с ней, гроб накрыли крышкой, приколотили её и опустили в могилу, мне дали кусок земли и сказали бросить в могилу. Потом могильщики закидали гроб землёй, установили памятник, на нём ещё нет таблички, но в ближайшее время я найду самую лучшую мамину фотографию и сделаю табличку. Как вот только сыну сообщить о смерти его бабушки. Автобус привёз нас в кафе, где был накрыт стол на пятерых. И только тут до меня дошло, что мамы больше нет. Тётя Капа заметила моё состояние, потрясла за плечо.
                - Роза, твоя мама была хорошим человеком, мы будем помнить её и приходить к ней на могилу, я записала номер могилы и номер квартала. Роза, нужна будет наша помощь – обращайся. А сейчас поешь.
                Вечером позвонил Геннадий, спросил, как прошли похороны.
                - Я люблю тебя, Гена, - только это я и могла сказать ему.
                Когда приехал Коленька, я сказала ему прямо на вокзале о смерти бабушки. Он сначала  не поверил. Он считал, что бабушка вечная. Приехав домой, он ушёл в её комнату, закрылся и пробыл там до утра. Я ему не мешала, мальчику надо было выплакать своё горе. Утром Коленька попросил ничего не убирать из её комнаты. Только спустя года три, когда по области прошли страшные пожары, и наши депутаты обратились к населению с призывом сдавать вещи для погорельцев, он сам предложил сдать её вещи, и мы сами собрали вещи получше, я их постирала, выгладила и уложила в большой чемодан, а также её книги, депутаты просили и книги, поскольку в одном селе сгорела школа с библиотекой.
                После девятого класса Коленька поступил в нефтяной колледж, половина класса почему-то решили туда поступать, успешно его закончил, сейчас работает в местном подразделении Газпрома, «конторе», как он её называет, Коля немного рассказывал о своей работе, но я ничего не поняла. Деньги он зарабатывает неплохие, но друзей детства он не забывает, по-прежнему они приходят к нам во двор. Соседний участок купили, построили новый шикарный дом, разбили сад и огород, завели злую собаку. Коленька по-прежнему играет друзьям мелодии, какие они просили, друзья обзавелись девушками и приводят их с собой, а девушки оказались певуньями и хорошо поют под игру Коли.
                И вот однажды к нам во двор на звуки музыки зашла девушка по имени Эвелина, одетая по самой последней моде, накрашена как супермодель, и сердечко моё сжалось от какого-то предчувствия. Как я и боялась, Коленька в неё влюбился с первого взгляда. Я пыталась объяснить сыну, что эта Эвелина не пара ему, она птица слишком высокого полёта. Конечно же, он меня не слушал, попросил купить ему новый дорогой костюм, рубашки, галстук. Он сходил в дорогой салон и постригся. И пошёл знакомиться с её семьёй. Вернулся от них Коленька совершенно другим человеком, сломленным морально и физически. Я пыталась поговорить с ним, но бесполезно, он меня не слушал, у него были пустые глаза и равнодушный взгляд. Коленьки больше не было, вместо него появился совершенно чужой мне человек. И Эвелина больше не приходила к нам. Я расспросила друзей Коли, что за девушка Эвелина. Оказалось, она дочка какого-то богача, он когда-то жил на нашем посёлке, но вот заболел онкологией, и перед смертью решил навестить родные пенаты. В это время его дочь Эвелина и познакомилась с Коленькой, не знаю, как она относилась к моему сыну, возможно, она симпатизировала ему, но родители сказали: «Цыц, он тебе не пара», и всё, девушка забыла дорогу в наш дом, а Коленьке просто разбили сердце, указав на дверь.
                И с этого момента для нас начались страшные, чёрные дни. Коленька купил бутылку водки, я застала его, когда он выпил полбутылки и заснул прямо за столом. Водку я вылила в раковину и спрятала бутылку в мусорном ведре, будто её не было совсем. Когда он проснулся, всё понял и сказал:
                - Хорошо, что ты вылила водку, на меня она не действует, только хуже от неё стало.
                Надо бы как-то успокоить сыночка, но слов просто не было. По-моему, сейчас, никакие слова ему не помогут, надо что-то другое.
                - Коля, ты обещал перекрыть крышу сарая пока нет дождей. Пообедай, позови друзей. Я приготовлю побольше еды, сниму деньги с карточки, если кто-то попросит плату за свою работу.
                - А у тебя ещё остались деньги? Ты так много потратила на меня. Не буду никого звать, один перекрою сарай. Купи лучше себе новое платье и туфли, такое старьё носишь, сходи с подругами в ресторан.
                - Коля, мои подруги в рестораны не ходят, в лучшем случае со внуками в кукольный театр или зоопарк.
                Сарай сыночек перекрыл, а также поправил забор, и подколотил доски на крылечке. Я немного успокоилась, но ненадолго. Вскоре я поняла, что с сыном что-то происходит. Я поняла, что он наркоман, прямо спросила его об этом, а он рассмеялся, зло так рассмеялся и сказал:
                - Был бы у меня отец, хотя бы дедушка, я бы поговорил с ними, они бы меня поняли. Почему у меня нет отца? В конце концов, ты бы могла выйти замуж, ты не уродина, не дура, столько мужчин свободных на посёлке, разведённых, вдовцов, на моей памяти трое пытались познакомиться с тобой поближе, ну ради меня, вышла бы замуж хоть за кого, лишь бы был мужчина в доме. Я бы согласился на отчима. Почему ты не подумала обо мне? – И ушёл в свою комнату.
                Да, он прав, я не подумала о нём. Я не виновата, что его отец не поверил в мою беременность и уехал ловить рыбу аж на Дальний Восток. А виновата ли я в том, что влюбилась в женатого мужчину, и мне нужен только он? И есть ли будущее у наших отношений?
                На следующий день сынок удивил меня, спросив, есть ли у нас сгущёнка. Отродясь он не интересовался сгущёнкой, а тут на тебе. Ну, купила я пару баночек.
                Ещё через пару дней я заметила у него очень расширенные зрачки и лицо какое-то бледное. Потом у него появился насморк, он сказал, что простыл, купил блок бумажных платочков. Сгущёнку Коля съел за два дня, попросил ещё купить её. Интересно он ел сгущёнку – сделал дырочку в банке, поднял над собой и стал лить себе в рот. Но иногда у него это не получалось, и сгущёнка текла мимо рта.
                Короче, когда стало ясно, что Коленька наркоман, я пошла в нашу поликлинику на приём к наркологу, рассказала о своей беде. Врач подтвердил мои опасения и посоветовал привести сына на приём. Коленька долго отказывался, но всё же согласился сходить со мной на приём. Пойти-то он пошёл, но врач попросил меня выйти из кабинета и подождать в коридоре. Сынок вышел от врача бледный и показал направление в стационар. Врач посоветовал взять на работе либо очередной отпуск, либо отпуск без содержания, должность у него серьёзная, и огласка о его болезни может помешать. Всё сложилось, как нельзя лучше. Коле дали очередной отпуск, и он лёг в клинику, куда его направил врач. Одно «но», направление было в платную клинику, только там хорошо лечили. Сумму запросили там большую. Я обратилась к Геннадию, попросила денег на лечение сына, и он перевёл нужную сумму на счёт клиники.
                Я поехала с ним в эту клинику, она мне понравилась, я узнала, когда можно навещать больного, что можно привозить. Со спокойной душой я поехала домой. Хорошо, что моя мама не дожила до этого дня. Коленька мой сын, и мой долг помочь ему. Душа-то была спокойна, но какие-то кошки скребли, какое-то предчувствие не оставляло меня. Я много прочитала о наркоманах. И сделала главный вывод – вылечиться может тот, кто хочет вылечиться. У Коленьки чёткого желания, по-моему, нет. Он просто плывёт по течению.
                Я ездила к нему в клинику два раза в неделю, привозила его любимые яблочки, пирожки с печёнкой, мороженое пломбир. Разговаривала с ним, кажется, его разум приходит в норму, он попросил найти его друзей, пусть позвонят ему. Коленька вспомнил, как они собирались у нас во дворе, он играл музыку, какую просили друзья и их девушки. Давно такого не было. Как-то во время моего свидания с сыном к нам подошла девушка в такой же пижаме, как у Коли и попросила пирожок, Коленька рассмеялся и раскрыл кулёк с пирожками. Девушка понюхала пирожок и с аппетитом съела.
                - Как давно я не ела домашних пирожков, - сказала она.
                - Кушай ещё, не стесняйся, их тут много, - предложила я девушке. Она так хорошо улыбнулась и вновь про тянула руку за пирожком. И я увидела исколотые вены на запястье и локтевом сгибе. Мне стало не по себе, по-моему, я чуть покачнулась, но быстро взяла себя в руки.
                - Она лечится уже в третий раз, и к ней никто не ходит, во всяком случае, я никого не видел, - тихо сказал Коленька после её ухода.
                В следующее посещение я напекла побольше пирожков с печёнкой, с радостью сообщила об этом Коле, но он меня огорошил:
                - Она умерла вчера днём, - как-то очень спокойно поведал Коленька, но за этим спокойствием чувствовалась буря.
                - Угостишь кого-нибудь другого, - предложила я.
                - Конечно, угощу, в моей палате новый сосед, - пообещал Коленька.
                Вдруг из ближайшей палаты раздался жуткий крик, туда бросился медбрат, за ним врач, и вскоре крики стихли.
                - Почему больной кричал, как ты думаешь? – С тревогой спросила я.
                - Да что-то ему показалось, - предположил Коля, - а ты не испугалась?
                - Нет, совсем нет, в такой больнице надо быть готовым ко всему.
                - Спасибо, мама, что передала мою просьбу друзьям, они мне звонят каждый день, - заулыбался сын. И мне стало легко на душе, может, друзья помогут Коле выбраться из наркотического дурмана.
                Но вот курс лечения закончен, Коленька дома, он окучил всю картошку, полил сад и огород, позвал друзей на шашлыки, но предупредил, что вечеринка без спиртного, ему оно противопоказано. Опять у нас народ и опять у нас весело, и дым коромыслом. У новых соседей злая собака, но постепенно она привыкла к нам и никак не реагировала, то есть не лаяла, но на запах подходила к забору, просовывала нос между штакетинами и принюхивалась. Хотелось, конечно, угостить собаку шашлыком, но он же замаринован уксусом, наверно, это вредно для собаки.
                Прошло три месяца, всё тихо и спокойно. Коленька работает, похоже, его коллеги ни о чём не догадываются. Коленька купил машину, «Судзуки», подержанную, права он уже давно получил, и вот счастье привалило – недорогая, с пробегом, но очень приличная машина. Коля освободил для неё место в сарае, держать во дворе не стоит – уж очень жаркая погода и машина может сильно нагреться, а сарай у нас большой, раньше здесь хранили дрова, но вот пришёл газ и дрова стали не нужны. В сарае хранится всякий инструмент, вёдра, лейки и прочий хлам. Конечно, деньги на машину ушли все, Коля ещё взял небольшой кредит. Я радовалась этому положению дел – денег нет, у Коленьки не будет денег на наркоту, если ему вдруг захочется.
                Но однажды, однажды прихожу с работы и вижу: Коля лежит на диване и лыка не вяжет. Принесла ему стакан воды, а он и говорит:
                - Мама, прости меня, но я тебя продал за дозу, вечером он придёт к тебе, - сказал и отключился.
                И что делать? Я поняла, что лечение ему не помогло и уже не поможет. Я села в кресло и мне на глаза попалась книга, которую я читала вчера: Гоголь «Тарас Бульба». Я взяла открытую книгу и заглянула в неё. И вдруг увидела строчки: «Я тебя породил, я тебя и убью». Такие слова сказал Тарас Бульба своему сыну Андрию, предателю, как оказалось. Вот подсказка, что мне надо сделать. Мой сын тоже предатель и заслуживает смерти. Мои родители были строгие, особенно, отец. Я стала думать, как можно его убить. В это время сына стало тошнить, ага, я встала и обложила его голову подушками, чтобы он захлебнулся рвотными массами. Потом пошла и открыла входную дверь, пусть продавец дури зайдёт и увидит дело рук своих. Изо рта сына показалась рвота и разлилась по лицу, но я даже не пошевелилась. Всё, я кончилась, кончилось моё терпение.
                На крыльце послышались тяжёлые шаги, вот они в сенях и на пороге появился коренастый широкоплечий мужчина, почему-то он мне показался знакомым, где-то когда-то я его видела, но вот где и когда, не могу вспомнить.
                - Роза, это ты? – Заговорил он. Ага, и голос знакомый. Что за наваждение! – Роза, ты меня не узнаёшь? Это же я, Дима, вспоминай. А где Коля?
                Я указала на диван, где захлёбывался рвотой Коля.
                - Я его породила, я его и убила, - спокойно сказала я ему, - откуда ты взялся, Дима, я тебя давно уже забыла.
                - Постой, Роза, это твой сын? – Спросил Дима.
                - И твой тоже, разве ты не видишь, как он похож на тебя, - ответила я.
                - А я-то думаю, кого он мне напоминает, оказывается,  меня самого в молодости. Роза, а почему ты обложила голову Коли подушками, ты что, его смерти хочешь?
                - Конечно, а что мне остаётся делать?
                Дима подошёл к дивану, убрал подушки и повернул его голову к стене, рвотные массы хлынули на покрывало.
                - Роза, ты что, дура набитая, творишь. Вызывай «скорую», - закричал Дима.
                - Сам вызывай, если тебе надо, а мне нет, я его похоронила, - с удивительным спокойствием ответила я.
                Дима посадил Колю, вынул телефон из пиджака и вызвал «скорую». Потом занялся Колей, снял с него испачканную рубашку, рвота уже прекратилась, Коля открыл мутные глаза. Дима сбегал на кухню, принёс ковш воды и стал поить Колю. Коля выпил всю воду, и рвота возобновилась, Дима подставил пустой ковш и вся выпитая вода вылилась в ковш. Дима принёс из кухни полотенце и стал вытирать Коле лицо.
                Подъехали медики, оценили обстановку и взялись за свою работу.
                - Мы забираем его в реанимацию, с нами ехать не надо, - заявил врач и встал, потом обратился к Диме: - помогите довести пациента до машины.
                Дима с фельдшером подхватили Колю под руки и повели из дома. Я только проводила их взглядом, мне было всё равно. Дима вскоре вернулся и сел за стол напротив меня.
                - Получается, ты наркодилер? Ты продал моему сыну дозу, я его чуть не убила, а убить-то надо тебя. От таких как ты всё зло, стоит ли тебе жить вообще, - обратилась я к Диме. Тот вздохнул, думая, что сказать мне.
                - Роза, прости меня, я тебе тогда не поверил, а ты такого парня вырастила. И как мы с тобой не встретились? Я уже лет пятнадцать как вернулся из Владивостока, живу через две улицы отсюда. Да, я – наркодилер, как ты сказала, но это не от хорошей жизни. Я женат, у меня две дочки, одна здоровая, у другой – онкология. Роза, если бы я знал, что у меня есть сын, взрослый сын, я бы жил по-другому. Почему мне никто не сказал, что у меня есть сын?
                - Ты ведь сам сказал, что предохранялся, и у меня от тебя не может быть ребёнка. Всё, о чём тут говорить, вот тебе и не сказали.
                - Какой я был дурак! – Покачал головой Дима.
                - Объясни мне, почему ты продал дозу за меня, за моё тело, да?
                - Так у него денег не было, а он очень просил, почти слёзно, чуть ли не на коленях стоял.
                - Ладно, Коля предупредил, что продал меня. А если бы нет? Ты бы пришёл, постучал, вошёл и что бы сказал?
                - Здравствуйте, а я к вам, за вами должок, плати, мамаша, за своего сына.
                - А если бы я не согласилась?
                - Я бы уговорил.
                - Жаль, я материться не умею, я бы такое тебе сказала.
                - А ты научись, я всё выслушаю.
                - Кстати, у тебя что, сексуальный голод?
                - Нет, но разнообразие не помешало бы. Какая группа крови у нашего сына?
                - Я не помню, сейчас посмотрю в его детской карточке, где же она? – Я роюсь в ящике комода. – А, вот она, первая положительная группа, а что?
                - А то, что она подходит моей младшей дочке, ей нужен донор по костному мозгу.
                - Я вспомнила, у Коли брали спинномозговую пункцию, где-то должна быть справочка, вот она.
                - Как хорошо, может, Коля подойдёт как донор?
                - Дима, ты соображаешь, о чём ты просишь?
                - Соображаю, у меня больной ребёнок, мы не можем найти донора, у меня много родственников, знакомых, ничья кровь не подходит, а если кровь подходит, то не подходит костный мозг. Роза, дай мне, пожалуйста, эту карточку, я покажу её врачу, может, Коля подойдёт в доноры.
                - Бери, но с Колей разговаривай сам. Я его видеть не могу. Нет у меня сына, нет, то, что он сделал, прощать нельзя. Бери карточку и уходи, не хочу тебя видеть и слышать. Мне спать пора.
                - А к сыну ты не поедешь?
                - Нет, тебе надо, вот ты и поезжай, передачу ему отнеси, кровь для него сдай, моя кровь ему не подходит.
                - И сдам если надо, обязательно сдам, вот завтра с утра и пойду. Я не прощаюсь, надеюсь, ещё увидимся. Закройся за мной. О том, что здесь было, я никому не скажу.
                Он ушёл, а я поглядела на загаженный диван, у меня абсолютно не было желания почистить его. У меня не было сожаления о своём поступке, если бы Дима не пришёл, Коля точно бы захлебнулся своей рвотой, и я бы не помешала этому. Я не боюсь уголовной ответственности, мой сын вполне заслужил такую смерть, хотя мою вину трудно доказать, я слыхала о случаях, когда алкоголики захлёбывались собственной блевотиной, а что алкоголики, что наркоманы – одного поля ягоды.
                Поздно вечером позвонил Геннадий. Я ему всё рассказала. И про детскую карточку Коли, про группу крови, про спинномозговую пункцию. И вдруг Геннадий говорит:
                - У моих дочек тоже первая группа крови, может, их кровь подойдёт, у меня-то четвёртая группа.
                - Гена, стоп, ты забыл, чему нас в школе учили? Если у тебя четвёртая группа крови, то у тебя не может быть детей с первой группой крови. А точно у тебя четвёртая группа, может, ты ошибся?
                - Нет, у меня в паспорте она записана. К тому же я в армии служил, на моей куртке была нашивка с этой цифрой.
                - А точно у твоих дочек первая группа крови?
                - Да, мне самому как-то приходилось ходить с дочками ко врачу, у меня перед глазами их карточки с этой цифрой. Честно говоря, для меня генетика – тёмный лес. Роза, спасибо, я сделаю анализ ДНК. Спокойной ночи, дорогая.
                А я задумалась, правильно ли я сделала, сказав, что у его детей не может быть кровь первой группы. Может, его надо было оставить в неведении. Но промолчать я не могла никак.
                На следующий день под вечер пришёл Дима, и не один, а с женщиной, явно, с женой. И что им надо? Сначала Дима представил женщину как жену и назвал её Зиной, она как-то несмело и виновато улыбнулась. Я тоже улыбнулась ей.
                - Роза, не знаю, как начать, как сказать, я страшно виноват перед тобой, может, за это и наказан. Роза, у меня больная дочь, мы давно ищем донора, но вот сегодня выяснилось, что идеально подходит Коля, у него полная совместимость с моей дочкой.
Ты согласна, чтобы он был донором?
                - Дима, Коля совершеннолетний и может сам решить быть ему донором или нет. Я отреклась от него, и всё. Прошу на эту тему со мной не говорить.
                - Роза, Дима мне всё рассказал, даже то, что случилось вчера, хотя он и обещал вам никому не говорить, но мне он обязан рассказать, а я в свою очередь даю слово молчать, только помогите нашему ребёнку, - заговорила Зина.
                - Спасибо за понимание, но я не желаю общаться с сыном, обращайтесь прямо к нему. И может ли он быть донором, он же наркоман? – Засомневалась я.
                - Может, он же не закоренелый наркоман, а только начинающий. После детоксикации его организма этот вопрос может решиться положительно. Спасибо, Роза, за понимание, не беспокойтесь, мы обратимся сами к Николаю за помощью. Почему он стал наркоманом? – Спросила Зина. Дима молчал, явно, глава семьи – Зина.
                - Он влюбился в девушку Эвелину, но в её семье его отвергли и указали на дверь, - ответила я.
                - Знаем мы эту семью и эту девушку, она славная, но вот её родители одурели от своего богатства и вполне могли дать парню отворот, - сказала Зина.
                У меня зазвонил мобильник, на экране высветился номер Коли, и я решила послушать его.
                - Мамочка, не переживай за меня, меня откачали и перевели из реанимации в обычную палату. Приходи, я тебя жду, напеки пирожков с печёнкой и нарви наших яблочков. Люблю и целую, - и отключился. Я спокойно выслушала его сообщение.
                - Роза, я слышала, что сказал Коля, если вы не хотите его видеть, я сама напеку пирожков с печёнкой, у нас в саду тоже растут яблони, мы завтра же сходим к нему, если пустят, конечно, - предложила Зина.
                - Пожалуйста. Я уверена, что Коля поможет вам. Он отзывчивый и добрый человек, во всяком случае, я старалась воспитать его таким, у него столько друзей. Если он хороший друг, то будет и хорошим братом.
                И вдруг Зина заплакала. Я понимаю её, у неё больной ребёнок, но вдруг забрезжил свет в конце туннеля, и появилась какая-то надежда на помощь. Я пересела к ней и обняла.
                - Роза, прости Колю, он же болен, что взять с больного, - сказал Дима.
                - Пока не могу, когда смогу, тогда и прощу, и не нужна твоя дипломатия, - довольно резко ответила я.
                - Роза, спасибо за понимание и гостеприимство, мы уходим. Дима, пошли, - скомандовала Зина.
                Прошли две недели. Коля выписался из больницы и приехал домой. Он прямо светился счастьем, понятно, Дима ему признался, что он его отец, что у него есть сёстры и одной из них нужна его помощь.
                - Мама, почему ты ко мне не приезжала? – Прямо с порога спросил он.
                - А ты не понял почему? Ты забыл, что меня продал за дозу? И я к тебе после этого должна в больницу ходить? Какой ты сын после этого? – Закидала я его вопросами.
                - Я не помню, мама, правда, ничего не помню. Правда, что Дима мой отец? Он мне кое-что рассказал, я даже не знаю, верить ему или нет, - спросил в ответ Коля.
                - Правда, он твой отец, ты вот мечтал об отце, так что получай и делай с ним, что хочешь, - ответила я.
                - Мама, ты всё сердишься на меня? Что я такое мог совершить, что ты так сердишься на меня? А откуда взялся этот Дима, где ты его нашла?
                - Это ты его нашёл и привёл в наш дом, разве он тебе не рассказывал?
                - Нет, ничего он не рассказывал, сказал только, что ищет донора своей младшей дочке, у неё какие-то проблемы со здоровьем. Я толком не понял. Мне кажется, нужен мой костный мозг, я согласился, если он подойдёт, то пусть берут, для хорошего дела мозгов не жалко. Ой, мама, такие славные девчонки у этого Димы, то есть у моего отца, никак не могу назвать его отцом. Он показывал их фотографии. Я как-то равнодушен к детям, бегают, орут, визжат, плачут, будто их режут. А тут такие милые мордочки. Мама, ты не ревнуешь?
                - Нет, наоборот, я рада за тебя, рада, что у тебя появились отец и сёстры.
                - Мама, а где покрывало с дивана?
                - Ты его облевал, и я его выбросила. Мне было противно его стирать даже в стиральной машине.
                - Я блевал? Не может быть! Жалко покрывало, такое красивое было. Куплю новое, что делать. Кстати, мама, а нас с тобой пригласили в гости, этот самый Дима пригласил, который мой отец. Мне очень хочется сходить, а ты пойдёшь со мной?
                - Нет, я не пойду, никакого желания нет. Иди один, я не обижусь. Ты мечтал об отце, вот он появился, так что радуйся, знакомься. Свою миссию я выполнила, я растила тебя почти четверть века и вырастила наркоманом. Дальше пусть тобой занимается твой отец. Я умываю руки.
                - Почему ты такая, мама? – Удивился Коля.
                - Я не могу добром отвечать на причинённое мне зло. Уж такой я человек. Я многое умею прощать, но не предательство.
                - Я тебя не предавал, мама.
                - Ты продал меня за дозу какой-то дури, поэтому ты предатель. Разве нет?
                - Мама, но ты должна меня простить просто потому, что я твой сын.
                - Коля, всему бывает предел. Ты, кажется, собирался в гости, так иди, я тебя не держу. Привет твоему отцу и сёстрам.
                Коля фыркнул, умылся, переоделся, надушился и ушёл. Я осталась одна. Как хорошо! Благодать! Но кто-то постучал в калитку. В нашу калитку никто не стучит, просто её открывают и заходят. И кто там такой вежливый? Вышла, смотрю – девушка стоит.
                - Николай Михайлов здесь живёт? – Спросила она. Я подошла поближе и рассмотрела её. Лет двадцати, брюнетка, черноглазая, белокожая, такая приятная, скромная.
                - Коля живёт здесь, но его сейчас нет дома, а вы кто?
                - А я фельдшер из больницы, где лечился Николай Михайлов. Меня попросили зайти проведать. Мы ведь его с того света вытащили. Я около него в реанимации десять часов сидела. Я так рада, что он не умер. До этого меня ругали за то, что теряюсь, забываю. А Коля мой первый больной. Я его самостоятельно выходила, и меня похвалили.
                - Как тебя зовут, фельдшер из больницы?
                - Уля, Ульяна Федотова.
                - Заходите в дом, Ульяна.
                - А это удобно?
                - Вы моего сына с того света вытащили, и я имею полное право пригласить вас в дом и чем-нибудь угостить. Заходите, не стесняйтесь.
                Пока она заходила, я рассмотрела её. Девушка она симпатичная, но одета весьма скромно, если не сказать бедно. Голубая майка с непонятной надписью, синяя джинсовая юбка. Косметики никакой, но у неё всё своё: брови, ресницы, румянец.
                Сегодня воскресенье. У меня выходной, но я ничего не готовила, не было настроения, я сердилась на Колю. Соображаю, чем угостить гостью. Сначала чайник на плиту, варенье из шкафа, хлеб есть, сало, консервация.
                - А как вас зовут? Вы не представились, - спросила Ульяна.
                - Роза Анатольевна, вам чаю или кофе.
                - Чай, средней крепости. Варенье люблю яблочное, сало обожаю, особенно с прожилками. Какой вкусный стол у вас получился. Ой, баклажанная икра, а чёрный хлеб есть? – А гостья - девушка компанейская, мне такие нравятся. С каким аппетитом она ест, молодец. Глядя на неё, я отрезала себе сала с чёрным хлебом, потом положила баклажанную икру. Поели мы с ней и у меня поднялось настроение.
                - Ульяна, а где вы получили медицинское образование?
                - А в медколледже. Я после десятого класса поступала в медакадемию, но не хватило баллов, и я подала документы в колледж, места были и меня приняли. Я отучилась уже два года, можно было бы ещё раз попробовать поступить в медакадемию, но я решила не рисковать, экзамены- то я сдала на одни тройки, хотя в аттестате у меня нет троек. А в колледже я учусь на четыре и пять. Сейчас каникулы, но я решила поработать в больнице, хочется и опыта набраться и заработать немного.
                - А ты с кем живёшь?
                - С мамой, с папой и двумя братьями- близнецами, и я старшая.
                - Трудно, наверно, с двумя-то мальчишками?
                - Нет, что вы, у нас хорошие мальчики, они как-то всё вдвоём играют и шалят. У них даже кровать одна, зато широкая, они не могут спать врозь.
                - Вы их не путаете?
                - Нет, они разные, их невозможно перепутать. Я вижу у вас пианино, а кто играет? Коля?
                - Да, Коля играет, он закончил музыкальную школу, но учиться пошёл в нефтяной колледж.
                - Вот где я его видела. А ведь мне сразу его лицо показалось знакомым. А мне моё музыкальное образование пригодилось – я иногда играю на детских утренниках и ёлках, конечно, трудно совмещать их с учёбой, но у меня получается. Родители вроде неплохо зарабатывают, папа – токарь, мама – нормировщик, но лишних денег в доме никогда не бывает. Хотите, я вам что-нибудь сыграю, какую музыку вы любите?
                - Моцарта, и только Моцарта. Особенно мне нравится опера «Волшебная флейта». Когда Коля играл эту музыку, мне так хорошо становилось.
                - Сыграть вам что- нибудь из этой оперы, то, что я помню?
                - Конечно, сыграй. Коля давно не подходит к инструменту, не радует меня.
                И полилась волшебная музыка Моцарта. Сказать, что я обожаю эту музыку – ничего не сказать. Жаль, что либретто оперы кошмарное, я бы написала другое.
                Неожиданно в дверях появился Коля, он стоял и улыбался, Уля играла и не видела его. Но вот музыка кончилась, Уля повернулась и увидела Колю.
                - Здравствуйте, Николай, меня попросили навестить вас и узнать, как ваше здоровье. А ваша мама угостила меня чаем.
                Коля молчал, но с такой хорошей улыбкой смотрел на Улю.
                - Ну, я вижу, что у вас всё в порядке, и я могу идти, - сказала Уля и пошла на выход, явно, она растерялась так. Что не закрыла инструмент.
                -  Мама, я провожу её, не теряй меня, - и пошёл следом за ней.
                Я закрыла пианино и пошла допивать чай. Вскоре позвонил Дима, рассказал о визите Коли, добавил, что кровь и костный мозг Коли подходит его дочке, Коля согласен стать донором сестры. Только надо подождать, пока Коля окончательно выздоровеет после принятия наркотика. Я спросила Диму о его карьере наркодилера. Он тяжело вздохнул:
                - Да, я отказался раскладывать наркоту, и вернул то, что у меня было, но боюсь, что меня так просто не оставят. Правда, я знаю только одного человека из всей цепочки, но и это опасно. Смогу ли я выбраться из этого омута? Роза, если со мной что-то случится, дай слово, что поможешь моим девочкам.
                Я сообразила, что действительно над его головой сгущаются тучи, а, может, обойдётся, вряд ли обойдётся.
                - Дима, даю слово, обещаю, что помогу твоим девочкам, если с тобой случится какая-нибудь беда.
                Я переживала не за сына, я почему-то переживала за Диму. На сына я была зла, я не могла простить продажу меня дилеру за дозу. Вину Димы передо мной я пережила и давно забыла о нём. Но что-то меня беспокоило, мне показалось, что над Димой возникла угроза, меня постоянно мучил вопрос, забыл и простил ли местный наркобарон отказ Димы от наркодилерства. Судя по СМИ из наркобизнеса вырваться трудно.
                И вот судный день настал. По телевидению сообщили, что хулиган ранил ножом начальника участка
рыбоперерабатывающего завода Дмитрия Михайлова, именно ранил, а не убил. Через час позвонила Зина и рассказала, как было дело. К ним в гости пришли Коля с Улей, Зина собрала на стол, когда в дверь позвонили, Дима сказал, что это наверно сосед и пошёл открывать. В прихожей заговорили на повышенных тонах, Коля встал и вышел в прихожую.  Через минуту Коля завёл в комнату мужика с вывернутыми назад руками, он скрутил бандита, когда тот попытался убить ножом Диму. Коля уложил бандита на пол и сел сверху, Дима лежал раненый в прихожей.  Зина вызвала полицию и «скорую». Коля удерживал бандита до приезда полиции, Уля зажала Димину рану и остановила кровотечение. Бандит не предполагал, что к его жертве придут гости и помешают ему. Ему сказали, что дома будут жена и две малолетние дочки. Ему приказали поговорить с Димой, будет ли он работать с ними, в случае отказа убить его тихо и без шума. И никто не знал, конечно, что у Димы есть взрослый сын. Но Коля удивил меня, не ожидала от него такой смелости и силы. Ну, сила, понятно откуда – ремонт дома, огород, это ведь ежедневный труд. Но смелость, это, пожалуй, те детские драки, и телевидение, где чётко показано как надо действовать с хулиганами.
                А у Коли с Улей, кажется, роман. Слишком много времени проводит с ней. Ладно, хоть ночевать приходит домой. Молодец! Отец в этом плане ему не пример! На эту щекотливую тему я беседовала с ним лет этак десять назад. У моей подруги сынок переспал с девушкой, а та ультиматум моей подруге: плати миллион за изнасилование или твой сын сядет в тюрьму. А подруга-то юрист, она пригласила девчонку к себе домой якобы для передачи денег, а сама на столе припрятала микрофон, а в соседней комнате – наряд полиции. Остальное я не помню точно, давно это было. Подруге удалось доказать попытку вымогательства и спасти сына от тюрьмы. Всякие девушки бывают!
                Но встал вопрос – если меня спросят о Диме и о Коле, что мне говорить следователю, а вдруг придётся давать показания. Мне же придётся рассказать, как я пыталась убить Колю. Звоню подруге Надежде, которая юрист. Надежда приехала не сразу. Я сварила кофе в кофемашине себе и гостье, достала из холодильника вчерашнюю выпечку и бутылку сливок. Мы с Надеждой пьём кофе только со сливками, давно пьём, ещё со школы, когда прочитали роман Чернышевского «Что делать?» В романе автор с таким вкусом описывает, как Вера Павловна пьёт по утрам кофе со сливками. Мы попробовали кофе со сливками и нам понравилось, эта привычка закрепилась навсегда.
                Надежда приехала уже встревоженная, оказывается, она поняла, что у меня случилось нечто страшное.
                - Надежда, прошу никому и никогда не рассказывать, то, что я тебе сейчас расскажу.
                - Ты же меня знаешь, Роза, я – могила. Надеюсь, ты никого не убила, - с лёгкой улыбочкой сказала подруга.
                - Я чуть не убила сына, он продал меня за дозу, и сказал, что вечером придёт тот, кому он меня продал. А на столе лежала моя любимая книга «Тарас Бульба». Механически я открыла её, точнее, книга была открыта, и я прочитала следующие строчки: «Я тебя породил, я тебя и убью». Я поняла. что должна убить его. Его стало тошнить, я взяла подушки и обложила с двух сторон голову Коли, рвотные массы стали вытекать на его лицо и грудь. Но в это время заходит мужчина и называет меня по имени, присмотрелась к нему, а это Дима, отец Коли. Он-то меня сразу узнал, а я нет, я, видимо, уже теряла рассудок. Он убрал подушки, вытер блевотину, посадил Колю, умыл его, напоил водой, вызвал «скорую». Коля попал в реанимацию, через сутки в обычную палату, короче, пробыл там две недели. Как выяснилось позже, Коля не помнит продажу меня за дозу. А Диму он не помнил совсем, он считал, что это я познакомила его с отцом.
                Из разговора с Димой я узнала, что его дочка больна, и ей нужен донор костного мозга. Он спросил группу крови Коли. Я достала из комода историю болезни Коли из детской поликлиники. Группа крови у них одна и костный мозг Коли подошёл сводной сестре. Операция назначена через месяц. Дима с Зиной пригласили Колю и меня на праздничный обед. Я отказалась, а Коля с девушкой пошли. Во время обеда кто-то позвонил в дверь. Дима подумал, что пришёл сосед, и пошёл открывать. А это был киллер, сначала он спросил, будет ли Дима разносить наркоту, Дима отказался и получил удар ножом. Но на шум в прихожую вышел Коля, он перехватил занесённую руку с ножом, удар пришёлся по рёбрам и получился неглубоким, а Коля скрутил киллера и вывел из прихожей. А его девушка потом оказывала помощь Диме, зажимала рану, которая кровоточила. Надежда, помоги, научи, что можно говорить, а что нет.
                - Роза, вот всю жизнь ты такая, для тебя существует только чёрное и белое, и никаких полутонов. Ладно, слушай, прежде всего забудь своё покушение на убийство сына, он сам не помнит, а Дима никогда тебя не выдаст. И врать ты не умеешь, и не ври, просто молчи, забудь и не говори. Ты поняла меня, подруга?
                - Поняла, я должна забыть, что хотела убить Колю, я должна забыть, что Дима разносил наркоту, и то, что Коля продал меня за дозу. Забыть-то я временно забуду, но не прощу, пока не прощу.
                Наша беседа с Надеждой закончилась кофе со сливками и с выпечкой. Когда она ушла, раздался звонок, это звонил Геннадий. По голосу я поняла – что-то случилось. Так и есть.
                - Роза, моя жизнь рухнула, жена, оказывается, мне изменяла, более того, ты оказалась права -  дочери не мои. После нашего разговора с тобой я снял волосы из их расчёсок, пошёл в лабораторию, сдал и свой биоматериал на ДНК. Вот сегодня я получил результаты – мои дочери не мои. Я сразу позвонил жене, всё рассказал ей, потребовал развода и выселения её с детьми из квартиры. Ух, чего я понаслушался, она жила со мной только ради денег. Её любовник – актёр местного театра, из тех, чья роль «кушать подано», но в постели он – половой гигант, не чета мне, кстати, жена работает экономистом в том же театре. Каждый выходной они ходили в театр смотреть спектакли.
                - Гена, а как ты будешь объясняться с дочками, юридически-то ты их отец? Они ведь только тебя знают, как отца. Это во-первых, а во-вторых, куда они пойдут?
                - Роза, в том-то и трагедия, что они прекрасно знают, кто их отец. Мать научила их обманывать меня. Более того, ей давно известно, что у меня роман с тобой, она со смехом рассказывала, как она выслеживала нас. Потому-то я и потребовал, чтобы они все оставили меня. Дочери уже совершеннолетние, старшая уже работает в аптеке, младшая только-только закончила учёбу и на днях должна приступить к работе, и я имею право их выселить. Мать моей жены проживает одна в большой трёхкомнатной квартире. Не надо беспокоиться об их судьбе.
                - Гена, а ваша квартира, разве она не имеет право на неё?
                - Нет, она была приобретена до брака, мне её подарили родители, и она не является совместно приобретённым имуществом. Кстати, свой разговор с женой я записал, я не знаю, примет ли суд её признания в измене, но тот факт, что мои дочери не являются моими, говорит сам за себя. У меня такое чувство, будто моя жизнь перевернулась с ног на голову, и меня предали те, кого я так любил. Вот какая-то пустота в душе. Роза, давай встретимся и не будем предохраняться, мне нужен всё-таки свой ребёнок.
                - Гена, мне уже сорок три, где ты раньше был, ненаглядный мой? Если бы ты раньше предложил мне родить, я бы согласилась, и с радостью бы согласилась.
                - Роза, тебе всего сорок три, в наше время рожают женщины и старше тебя. Соглашайся, дорогая.
                - А что мне остаётся делать, дорогой. И почему мы с тобой раньше не догадались родить ребёночка. Прятались по углам, как дети. На днях сыночек упрекнул меня, что рос один, без сестёр и братьев. Упрекал меня, что так и не вышла замуж, что в семье он единственный мужчина. Я хотела сказать, что посвятила свою жизнь ему, но не сказала, поняла, что поступила глупо, моя жертва оказалась напрасной. Наши жертвы оказались напрасными.
                - Роза, прости меня, это я сломал твою жизнь.
                - Не надо просить прощения, мне самой надо было думать о своём решении посвятить жизнь только сыну. Но жизнь-то не кончена, может, ещё один сынок будет. Гена, Коля ушёл к отцу в больницу и останется до утра, приезжай, адрес знаешь, только презервативы не бери. Посмотри по интернету, что такое афродизиаки и купи их.
                - Да я итак знаю, что это такое, а ты будешь их есть?
                - Постараюсь, цель поставлена. Я ем всё, кроме морских гадов.  Кого заказывать будем, мальчика или девочку?
                - А кто получится, лучше сразу обоих.
 
.