Роза и насильник

                Это случилось зимой, тридцать пять лет назад. Тогда я работала на швейной фабрике на две смены. После окончания школы я не сумела поступить на филфак, и потому пошла на швейную фабрику, она совсем неподалёку, и к тому же мне понравился коллектив, я попала на упаковку готовой продукции. В бригаде нас четверо: Глафира Ивановна – бригадир, Ирина Ивановна, Марина Ивановна и я, Роза Михайловна. Поскольку во время работы поговорить особо некогда, то местом нашего обычного общения стала столовая, обед длится час, мы успевали поесть, а также обсудить погоду, политику, спорт, и, конечно, мужчин и семейную жизнь. Из этих бесед я узнала так много, и эти знания так мне пригодились в жизни. К тому же мамы у меня не было, она умерла пять лет назад, и мы с отцом остались одни.
                А поскольку отец обещал встречать меня после второй смены, я и согласилась на эту работу. Поскольку я была несовершеннолетней, то выходила из проходной на час раньше и шла одна. Но однажды отец выпил, уснул, и не смог меня встретить. И вот иду я по дорожке, кругом ни души, кто-то догоняет меня, ставит подножку, ударяет кулаком в лицо, точнее, в левый глаз, а у меня очки, стекло ломается, осколки впиваются в оба века, очки и шапка отлетают в сторону. Я падаю на утоптанную дорожку, ударяюсь об неё головой, в глазах темнеет и на секунду, не больше, теряю сознание. Я пытаюсь встать, но насильник хватает то ли камень, то ли кусок льда, и бьёт меня по голове, я снова теряю сознание, но ненадолго. По лицу потекла кровь, удар пришёлся чуть выше лба.
                Парень валится на меня и говорит: «Ещё раз дёрнешься – зарежу», однако, нож не показал, уже хорошо – вырвусь живой. Вспоминаю, чему учили женщины на швейной фабрике, как надо вести себя в этой ситуации. Не надо кричать, просить о пощаде. Надо запомнить его приметы, отвернуться, не смотреть в его глаза. Далее надо расслабить руки и крепко сжать мышцы нижней части живота, что я и сделала.
                Парень стал кусать моё лицо, видимо, он думал, что целует меня. Потом расстегнул пальто, кофточку, добрался до белья и стал лапать грудь. Мне было противно, чуть не вырвало, но я сдержалась. Потом он рывком стащил с меня тёплое трико и трусы и стал тереться об меня чем-то мягким. А я продолжала держать оборону, хотя очень болела голова, ей было холодно на снегу. Кончилось тем, что парень выругался, встал и быстро убежал.
               Встала и я, нашла шапку, очки, оделась, застегнулась, вынула осколки стекла из век и пошла домой. Очки надеть не удалось – они погнулись и не было левого стекла, я только вытерла с лица шапкой кровь, надевать не стала, однако не чувствовала ни холода, ни боли и пошла домой. Возле подъезда стояла соседка с первого этажа, она выгуливала собачку. Увидела меня, заохала и повела к себе домой. В прихожей она усадила на табуретку, пошла в ванную, вынесла полотенце и приложила к моей голове. Вышел её муж и сразу стал звонить в «скорую».
                - Парень-то знакомый был? – Спросил он меня.
                - Нет.
                - Больно было?
                - Нет, по-моему, он не смог меня изнасиловать, только избил.
                - А где твой отец? Он тебя не встретил? – Допрашивал сосед.
                - Нет. Может, он заболел? Возьмите ключи от квартиры и проведайте его, - и я подала соседу ключи от квартиры.
               - Уж я проведаю твоего отца, проведаю, - сказал сосед таким тоном, и я пожалела, что дала ключи соседу.
               Соседка принесла стакан воды, предложила выпить, от воды пахло валерьянкой, сильно пахло, но я выпила, по-моему, она вылила целый пузырёк валерьянки.
              Удивительно, но «скорая» приехала быстро. Зашёл пожилой мужчина, оглядел меня и сказал:
              - Надо зашивать рану на голове и на левом верхнем веке.
             - К гинекологу надо, была попытка изнасилования, - добавила соседка.
             - Поехали, вставай, девушка, - врач помог мне подняться с табуретки, валерьянка уже начала действовать, я немного опьянела от неё, он довёл под руку до машины, подсадил в неё, показал куда сесть. И мы поехали, в машине меня слегка укачало, и на операционном столе я почти спала, зашивал мои раны совсем молодой хирург, всё время просил прощения за кривые швы, но обещал, что они быстро заживут, так как неглубокие, просил прощения, что пришлось выстричь много волос вокруг раны на голове, к тому же от удара кирпичом в ране остались мелкие крошки. Да, волосы вырастут, раны заживут и затянутся, а заживёт ли рана в моей душе? Скорее всего, нет. Хирург не стал зашивать повреждённые веки, а только смазал чем-то ранки и перевязал глаз, теперь я то ли пират, то ли адмирал Нельсон. Рану на голове он тоже перевязал, так что вид у меня был просто жуткий.
                Затем гинекологическое кресло. Изнасилования не было, но сперма на коже была, её просто смыли. Потом ещё какой-то врач оглядел мои глаза, точнее, неперевязанный глаз, поводил маленьким молоточком перед моим лицом, постучал по коленкам, и сказал, что у меня сотрясение мозга. Затем укол и медсестра отвела меня в палату и уложила в постель.
               Я проснулась почти через сутки, перед ужином. Открываю глаза и вижу: на соседней кровати, на полосатом матрасе сидит мой отец и дремлет, положив руки и голову на спинку. Я позвала его, он проснулся и потёр лицо руками.
               - Ну как ты, дочка?
               - Уже нормально, голова почти не болит. А что за синяки у тебя на лице? Почему ты так странно говоришь и странно дышишь?
               - Сосед с первого этажа маленько помял меня. Синяков наставил, пару зубов выбил и рёбра болят, дышать трудно. Я же должен был тебя встретить после второй смены, но я немного выпил и заснул. Прости меня, дочка. Бросаю пить совсем, честное слово.
              Сколько раз я слышала эти слова!
              - Тебе что-нибудь принести, может, яблочков, или книжку?
              - Да, яблочков, и книжку, «Три мушкетёра». А ещё здесь в шкафу моя одежда, там, в пальто, мои очки, отнеси их в ремонт, в оптику.
              Он открыл шкаф, вынул моё пальто, оглядел его, вытащил очки.
              - Я, пожалуй, заберу твоё пальто и почищу его, заберу и шапку. Очки я починю или закажу новые. Ну, я пошёл, вон медсестра маячит – мне пора.
             В больнице я провела почти месяц. Досыта наелась яблок, перечитала любимую книгу, она поддержала меня морально. Часто приходили коллеги по работе, приносили пироги, пельмени, утешали, успокаивали, короче, они оказались просто психологами в современном понимании. У меня не было мамы, некому было меня утешить и посоветовать, как жить дальше.
             К отцу приходил следователь, который допрашивал меня в больнице, перечислил приметы преступника: серые, почти белые, глаза, жуткие болячки на лбу, висках и щеках, квадратный подбородок, серая курточка из плащёвки, шарфа нет, синий свитер с высоким воротом, шапка-петушок, спросил, не знает ли такого. Отец не знал, но приметы запомнил, по ним он сумел его найти. А получилось так: отец ехал в трамвае и услыхал разговор двух женщин. Одна жаловалась другой, что на днях её сын пришёл домой в окровавленной одежде, но на нём самом ни царапинки. Курточка из серой плащёвки плохо отстирывалась. Отец насторожился, ведь следователь говорил ему именно про курточку из серой плащёвки.
              Отец решил проследить за ней. Женщина пересела на пригородный автобус. Отец – за ней, а в автобусе подсел к ней и заговорил, познакомился и напросился в гости, женщина – мать-одиночка, он – вдовец, так отчего бы и не пригласить его на чай. Жила она на окраине города, неплохая женщина, приветливая, гостеприимная, быстро накрыла на стол. Они просидели за столом недолго, вскоре хлопнула входная дверь, и в комнату вошёл высокий парень в синем свитере, светловолосый, сероглазый и с жуткими болячками на лбу и висках. Он быстро понял, кем является гость, ведь мы похожи, его лицо резко изменилось. Мать засуетилась, стала метаться между сыном и гостем.
              - Твой сын избил и изнасиловал мою дочь, - сказал мой отец.
              - Моему сыну всего шестнадцать лет, какой из него насильник, - закричала женщина.
              - Не насиловал я её, только врезал пару раз, эта сука меня импотентом сделала.
              Мать завыла, бросилась к сыну, стала колотить его.
              - Ты же обещал не нападать на девок, ты же обещал жениться на слепой Гале, - кричала она, осыпая его ударами.
               - Она же старая калоша.
               - Зато не видит тебя.
               - Но я-то вижу её, не хочу я жениться на ней.
               - Скажите мне, что с ним делать, - повернулась женщина к моему отцу.
               - Кастрировать, что же ещё.
               - Так жалко его – сын ведь.
               - Сейчас ты его жалеешь, а потом с передачами в тюрьму будешь ходить.  Напомнить тебе 68-й год, маньяк Сулима орудовал в нашем городе, он в 14 лет сел за изнасилование, вот если бы тогда его кастрировали, сколько женщин остались бы живы.
                Женщина снова стала колотить сына, осыпая ругательствами и проклятиями, парень начал обороняться, потом перешёл в наступление и бил её куда придётся.
                А отец тем временем вышел в прихожую, глянул на вешалку: серая курточка из плащёвки с замытыми пятнами спереди и шапка-петушок. Отец снял курточку и шапку с вешалки, тихо открыл входную дверь и вышел. Номер квартиры он уже знал, у старушек возле подъезда спросил фамилию парня, запомнил название улицы и номер дома. Скоро он уже был в милиции, куда он и отнёс «вещдоки». Потом отнёс и моё пальто, на его подкладке он нашёл серое пятно, по его мнению, это была сперма насильника.
                На следующий день мать насильника написала заявление в милицию о краже курточки и шапочки, парню не в чем выйти из дома, и обвинила в этом мужчину, который сказал ей, что её сын якобы изнасиловал его дочь, и она потребовала отдать вещи сына. А ей сказали, что вещи на экспертизе. И только на суде зачитали акт экспертизы, в котором сказано, что на куртке насильника моя кровь, а на шапке два осколка от моих очков. Отец догадался принести в милицию мои сломанные очки, а на одном осколке из шапки виднелось отверстие от винта, на которое крепилось стекло, а сам винт был на оправе очков.
                Потом был суд, я не ходила, ходил мой отец и коллеги по работе. По их рассказам они подкарауливали насильника и били, доставалось и его матери, правда, словесно, а она всегда вступалась за сына.
                А ещё мать насильника в своих выступлениях напирала на то, что её сыну только шестнадцать лет, а жертве уже семнадцать, так может, это она виновата, она приставала к нему с непристойным предложением, а он защищался и ударил её. За что получила сумкой по голове от сидящей позади неё моей коллеги по работе.
               - А что твой сынок делал около швейной фабрики? – Спросила Глафира Ивановна.
               - Просто гулял, - ответила мать насильника, придя в себя после удара.
               - И гулял бы возле своего дома в своей деревне. Зачем было ехать два часа на швейную фабрику? – Задала вполне резонный вопрос моя коллега. – Почему твой сын не пристал ко мне? Мне всего пятьдесят. Я бы ему не отказала.
               Но судья потребовал, чтобы Глафира Ивановна покинула зал.
               На больничном я пробыла около месяца. У меня долго болела голова и тошнило, не просто тошнило, но и рвало. Самые худшие мои подозрения подтвердились – я беременна, редко, но так бывает. Когда выяснилось, что я беременна, лекарства от сотрясения мозга отменили, чтобы не навредить ребёнку, хотя голова и побаливала. Поскольку я несовершеннолетняя, то вызвали моего отца решить судьбу моего беременности.
                Отец задумался, потом обхватил голову и застонал, но я обняла его, попросила успокоиться, тогда он сказал:
               - У меня есть двоюродный брат, он тоже Мишка Зайцев, только отчество у него Петрович, так они с женой не могут иметь детей, они ищут ребёночка по детским домам, но никто не нравится. Моё решение как отца: не надо губить невинную душу. Есть у вас междугородний телефон? Я позвоню в Челябинск, может, они возьмут нашего ребёнка.
                Я согласилась с ним, я боялась аборта, боялась больниц и боли, боялась остаться бесплодной в случае неудачного аборта. Отец дозвонился до родственников, поговорил с ними и передал трубку мне.
               - Роза, я очень сочувствую тебе, - заговорила женщина, Татьяна Михеевна, - очень прошу тебя не делать аборт. В Ростовской области, в станице Вишневой живёт армейский друг мужа, я предлагаю поехать туда, там, в станице хорошая больница, ты родишь, напишешь отказ от ребёнка, а мы его усыновим. Соглашайся, очень прошу тебя, соглашайся.
                - Я согласна, - ответила я, моментально провернув в мозгу все варианты. Аборта боюсь, придётся рожать, но рожать придётся не в нашем городе, а это хорошо – никто из моих знакомых ничего не узнает. Хорошо, что мой ребёнок не попадёт в детский дом, а его возьмут хорошие люди, кому нужен ребёнок.
                Когда родственники согласились взять моего будущего ребёнка, отец сказал главврачу, что мою беременность надо оставить. Женщина с облегчением вздохнула:
               - Молодец папаша, принял правильное решение, девочку вашу ещё немного подержим, пройдут последствия сотрясения мозга, тогда и выпишем. Лечение будет минимальным, чтобы не навредить ребёнку.
              После выписки отец ещё раз позвонил в Челябинск, к телефону подошла Татьяна Михеевна, она обрадовалась узнав, что мою беременность сохранили. Она вдруг заплакала, а потом заявила:
             - Спасибо, Роза, я чувствую, что этот ребёнок станет моим, и конец моим мучениям, и скитаниям по детским домам. Понимаешь, Роза, столько детей я пересмотрела, но ни к одному душа не лежит, ни одного не надо. Я советую на работе сказать, что умирает родственница и некому за ней ухаживать, вся надежда на тебя. Когда тебя пригласят, напишешь заявление на увольнение, отработаешь две недели и уедешь. Только прошу тебя встать на учёт по беременности в женской консультации, и выполнять все рекомендации врача.
               - А врач никому не скажет?
               - Нет, что ты, врач обязан хранить тайны своих пациентов. А как ты себя чувствуешь, Роза?
               - Уже хорошо, врач в больнице посоветовала пить воду утром, не вставая с постели. А ещё заваривать чай с мятой и пить в течение дня. И мне стало легче.
               - Роза, как ты питаешься? Тебе хватает денег на еду?
               - Хватает, я никогда не была обжорой, но сейчас буду есть побольше, за двоих. Денег хватает, на фабрике хорошо платят, да плюс отцовская пенсия.
               - А сколько тебе платят, только честно?
               - Сто рублей. Я ведь ещё мало работаю.
               - Всего сто? Роза, я буду высылать тебе деньги, покупай мясо, рыбу, фрукты, творог. Тебе надо очень хорошо питаться, поняла?
               - Я поняла, что мне надо хорошо питаться. А где вы живёте?
              - Живём мы в Челябинске, но сейчас по договору работаем в Сусумане. Мой муж сейчас там, через неделю вылетаю туда и я.
              - Это где Магадан? – изумилась я. - Там же холодно.
              - Холодно. Но мы же не на улице работаем, а в помещении. Иногда выходим наружу сходить в магазин, аптеку, одеваемся потеплее и идём куда надо. Срок нашего договора кончается летом, в августе, а когда у тебя роды?
              - В сентябре.
              - Вот и хорошо, всё сложилось как нельзя лучше. Я позвоню родственникам, узнаю, когда они смогут принять тебя.
              - А они согласятся?
              - Конечно, южане люди гостеприимные.
              Короче, в конце апреля мне пришло письмо из станицы Вишневой с приглашением в гости. Комнату для меня побелили, покрасили окна и пол. Скоро поспеет клубника, черешня, молодой картофель, не раздумывай и приезжай. С больницей договорились, у нас много рожают, персонал опытный, проверенный, сама хозяйка рожала там дважды. О возможном   отказе от ребёнка знает только заведующая, она в шоке, в их больнице не было отказов от детей, это будет первый случай, и они надеются, что последний. Просили написать люблю ли я рыбу, драники и шашлыки. Конечно, я обожаю рыбу, но никогда не ела драников и шашлыков, аллергии на ягоды, фрукты, овощи нет, я некапризная, ем, как говорится всё, что не приколочено.
               В женской консультации я побывала, на учёт встала, врачу всё рассказала. Она удивилась, посочувствовала мне, прописала витамины, глюконат кальция, что-то ещё. Я старалась быть спокойной, спала вдоволь, гуляла с подружками, но не делилась с ними своей тайной.
               После майский праздников я написала заявление на увольнение, отработала две недели, всем сообщила, что еду ухаживать за больной родственницей. Отец на прощанье поцеловал меня и перекрестил. Впервые в моей жизни отец меня целует и крестит. Всю дорогу в поезде я проспала. И вот он, Ростов-на-Дону, солнечный, белый город, и в то же время зелёный, шумный, крикливый, уже по-летнему жаркий. Прямо в вагон зашли Дарья Ивановна и Марк Иванович, обняли меня, расцеловали, как близкую родственницу, забрали мои вещи, и мы пошли на стоянку такси. Конечно, у них есть своя машина, но Марк Иванович ездит только в пределах своей станицы, дальше ездить просто боится. Он купил машину не так давно, с трудом освоил технику вождения, и не рискует лишний раз. Водителя попросили быстро не ехать и выбирать только ровные дороги, без ухабов, и объяснили причину. Да, здесь совсем простые нравы.
                Станица Вишневая – это прежде всего сады, огороды, причём большие сады, не наши шесть соток. И всё это цветёт и благоухает. И надо ухитриться рассмотреть в массе цветущих деревьев дома. И вот мы приехали, у ворот стоят двое мальчиков, Митя и Витя, они загорелые, с босыми ногами, надо сказать, чистыми ногами, и руками тоже. Они поздоровались и побежали показывать мне моё жилище. Весёлая побелённая комнатка, почему-то синие рамы в окнах, полы застелены половичками. Кровать под кружевным вязаным покрывалом и такой же накидкой на подушках. Окна смотрят в сад, а там яблони в цвету и розы под окнами.
               - Тётя Роза, вот тут комод, он пустой, можете что-нибудь положить туда. И шкаф пустой, можете повесить свои платья, а ещё вот сундук, и он пустой. А телевизор вам надо? Мы можем принести, у нас в горнице их два.
               - Спасибо, мальчики, не надо мне телевизор.
               - Тогда идём ужинать.
               За ужином ели замечательную донскую уху, драники, шашлыки из баранины. Драники мне не понравились, а вот шашлыки я обглодала дочиста, ухи съела две тарелки, чем явно порадовала хозяев. Понравился мне местный хлеб, и я умяла половину ржаного пышного каравая.
              На следующее утро я проснулась и почувствовала себя как в раю. За окнами цветущий сад, поют птицы, утро солнечное, тёплое. Чем я тут займусь? С огородными и садовыми работами я дела не имела. Слышу, Дарья Ивановна выговаривает мальчикам за ошибки в домашней работе по русскому языку. Вот чем я могу заняться. Как я поняла, грамотность у них, мягко говоря, не очень, точнее, они из тех, кто в слове «ещё» делают четыре ошибки. Предложила свою помощь, но меня пригласили к столу.
       - Сначала надо позавтракать, вот рыбка жареная, оладушки, ягодки с огорода, пожалуйста, просим, - любезно позвала Дарья Ивановна. Рыбку с утра наловил Марк Иванович, можно сказать, только что плавала, оладушки свежеиспечённые, ягодки только что с грядки, ещё тёплые от солнца.
      А после завтрака я попросила мальчиков показать, что задано и что сделано. Надо сказать, учась в школе, я помогала подруге с диктантами, сочинениями, а она мне с математикой, физикой и химией. А ещё в прошлом году, только я пришла на фабрику, одна девушка предложила мне переписываться с солдатом, другом её жениха, у него нету девушки, точнее, она была, но вышла замуж. Я и согласилась, и стала получать от него такие безграмотные письма, что душа болела. Он неправильно писал самые привычные слова: афтамат вместо автомат, страивая падгатовка вместо строевая подготовка, он же мог видеть эти слова на плакате на стене, в Уставе внутренней службы, или как он там называется. И я стала поправлять его, писать эти слова правильно. Так он обиделся и перестал писать совсем, а его друг передал через свою девушку, что я не дура, но дура, и переписываться со мной не желает. Вот так!
     И стали мы писать диктанты, от их грамотности я хваталась за голову. И придумала вот что: я давала им читать эти тексты перед диктовкой, заставляла запоминать слова. Моё ноу-хау помогло, мальчики стали писать лучше, выяснилось, что у них неплохая память, зрительная память. Диктанты мы писали почти каждый день не больше часа. Надо сказать, у мальчиков удивительная судьба – они родились в один год, но старший в январе, а младший в декабре, но в школу они пошли одновременно и учились в одном классе.
   В первый же день меня спросили, умею ли я плавать.
   - Конечно, умею, если я живу неподалёку от Камского моря.
   - Нет такого моря, - сказали все хором.
   - Его нет на карте нашей страны, но на карте нашей области есть. У меня имеются фотографии с собой, там я с подругами на берегу.
  Открыла свой чемодан, порылась и достала стопку фотографий, мальчики стали рассматривать их. На одной из них мы с девчонками сидим на берегу, рядом указатель «Кама» и вода до самого горизонта, а на середине реки трёхпалубный теплоход. Мальчики удивились и предложили поехать с ними на Дон купаться, точнее, купаться буду я, а они удить рыбу. Конечно же, я согласилась, ведь девушка я водоплавающая, как я себя называю. Купалась на Дону я почти до самых родов. Марк Иванович отвозил нас в тихое, абсолютно безлюдное место. Мужчины разматывали удочки, а я лезла в воду. Наверно, странно было видеть девушку с большим животом на воде. Ну вот, необходима мне вода, только в ней я чувствую себя человеком. Не раздражает жара, не тянет ноги, не болит спина. Лежу я на спине, раскинув руки и ноги и закрыв глаза, а лёгкие волны чуть-чуть меня покачивают. Мне кажется, я даже спала лёжа на спине. На берегу в тени ив мужчины разводили костёр, весили над ним котелок, и мы вместе варили ушицу. Я чистила картошку и лук, мужчины – свою рыбу, воду брали из ключика. А ещё мальчики насаживали рыбёшку на прутики, чуть присаливали и жарили над костром. Я тоже научилась жарить окуньков на прутиках и есть их горячими с головами и хвостами, они так приятно хрустели на зубах.
              Конечно, Дон не Кама, уже, помельче и другой цвет воды. Главное, я поняла, почему Шолохов назвал Дон тихим, понять-то я поняла, а вот сказать словами не могу, только чувствую себя если не Шолоховым, то его земляком. Так и хочется в разговоре ввернуть какое-нибудь словечко из казачьего лексикона, например,  «вечерять» вместо  «ужинать». «Поднятую целину» я прочитала раз пять, если не больше, так мне нравился его язык. Очень жаль, что местные жители сейчас так не говорят – люди смотрят телевизор и говорят также, на правильном русском языке, ну, почти на правильном. Южный говорок, правда, никуда не делся.
         На следующий день после моего приезда пришла заведующая местной больницей, и спросила, почему я хочу отказаться от ребёнка. Я сняла очки, показала пальцем на шрам на верхнем веке, потом раздвинула волосы и показала шрам на голове, он почти зарос короткими волосами, но был хорошо виден.
      - Голубушка ты моя горемычная, - запричитала женщина, - как я тебя понимаю и сочувствую. В нашей станице никогда не было такого разбоя, ну захотелось, так пошли в вербы…И случаев отказа от детей не было, во всяком случае, на моей памяти.
      - А представьте себе серые бездушные глаза, тонкие злые губы, и жуткие болячки с гноем на лбу и щеках. Как говорят наши женщины на швейной фабрике: в голодный год за пуд гороха такой мужик не нужен. Не хочу я этого ребёнка, вдруг такой же родится страшный, аборт делать отец не разрешил, хорошо, что родственники бездетные нашлись, хорошие люди, надо помочь им. Вот рожу и отдам им ребёнка. Я выполняю все предписания врача: хожу спокойно, не нервничаю, ем, что попадётся на глаза, витамины принимаю, кальций. Воды много не пью, хотя хочется.
       - Вот и молодец, всё правильно делаешь. Сама-то ты с каким весом родилась, знаешь, мама тебе говорила?
       - Знаю, два с половиной килограмма.
       - А сколько недель была беременность у твоей мамы?
       - Ровно сорок недель, мама с папой подсчитали и удивлялись этому.
       - Вот и хорошо, вполне вероятно, что и у тебя беременность продлится сорок недель. А шевеление плода было?
       - Да, было.
       - Молодец девушка, всё правильно делаешь, молодец, что на аборт не пошла, не пыталась вытравить плод и не причиняешь ему никакого вреда. Продолжай хорошо кушать, я вижу – ты худенькая, можешь есть всё, что хочешь, явно, у тебя недобор веса. Полагаю, у тебя будет вполне здоровый ребёнок и приёмные родители будут счастливы.
               Неожиданно врач стала вглядываться в моё лицо.
     - Что за пятно у тебя на левом глазу? – Тревожно спросила она, выглянула в гостиную к хозяевам и попросила принести лупу. Мальчики принесли сразу две: побольше и поменьше. Врач посмотрела в мои глаза.
     - Девочка, да у тебя на левом глазу катаракта, небольшая катаракта. Раньше тебе её диагностировали?
      - Нет, я впервые слышу это слово, - перепугалась я.
      - Сходи к нашему офтальмологу, проверься, может, я ошибаюсь.
      Врач не ошиблась, действительно, на левом глазу растёт катаракта. Офтальмолог выписала рецепт на капли, они не остановят развитие катаракты, но замедлят её рост.
      В июле я встретила своё совершеннолетие. Меня завалили подарками и зацеловали, напекли пирогов с мясом, рыбой, капустой, какие мы пекли с мамой, а ещё большой пирог с яблоками. А ещё мы пели песни, удивительно, но мы с мамой и мои хозяева пели одни и те же песни. Мои хозяева удивлялись, что в далёком городе на реке Каме любят петь протяжные и весёлые казачьи песни.
     В начале августа приехала Татьяна Михеевна, приёмная мама моему ребёнку, приехала одна, её муж сломал ногу и находится в больнице. Перелом сложный, он будет лечиться около месяца. И Татьяна Михеевна сразу спросила:
    - Роза, ты точно будешь отказываться от ребёнка, не передумаешь?
    - Нет, что вы, ну куда я с ним, мамы нет, помогать некому, отец часто болеет, да и выпивает тоже, страшно мне. К тому же мать насильника – мать- одиночка, воспитывала и растила его одна, и что из этого вышло. Так что вы для меня спасители, всё равно бы я от него отказалась. А вы не передумали его брать?
    - Нет, нет и ещё раз нет, не передумала, мне уже за сорок, а детишек нет, муж в детстве переболел паротитом и потому бесплоден. Он предлагал мне с кем-нибудь другим, ну, ты понимаешь, а я не могу с другим. Не могу и всё тут, мы же учились вместе с первого класса, не всегда дружили, а то и ссорились, а в пятнадцать лет у нас случился секс, и мы постоянно им занимались, когда родителей его или моих не было дома. А потом он ушёл в армию, я ждала его и училась в техникуме, потом он учился в техникуме, я помогала ему, вот так всю жизнь вместе. Он пытался лечиться, но бесполезно, и приёмные дети нам не нравятся почему-то. – Неожиданно она погладила мой живот и засмеялась. – А твоего ребёнка, Роза, я уже люблю. Я думаю, он будет похож на тебя. Кстати, ты чем-то похожа на моего мужа. Карие глаза, русые волосы, большой лоб. Твой отец и он дальние родственники, какие-то братья, двоюродные или троюродные. Мой муж такой же худощавый, как и ты, всю жизнь одежду сорок восьмого размера носит.
       - Мой отец тоже сорок восьмого размера. А на меня ещё в «Детском мире» можно купить неплохие вещички. Точнее, можно было. Сейчас я купила пару сарафанчиков в местном универмаге, живот-то растёт.
      - Как бы ты хотела назвать ребёнка? – неожиданно спросила Татьяна Михеевна. Я задумалась, подобные мысли не приходили в голову. Надо что-то сказать – ведь будущая мама ждёт, может, это важно для неё.
      - Если девочка, то Аня, как моя мама, если мальчик, то Андрюша.
     - Очень хорошие имена, я учту твоё мнение, - и Татьяна Михеевна тяжело вздохнула, - я уже много лет думаю вот о чём: почему такая несправедливость, кому-то дети не нужны, а они у них рождаются, а нам с мужем нужен ребёночек, мы бы его любили, дали бы хорошее воспитание, образование, но не получилось у нас.
       - Татьяна Михеевна, в нашей бригаде есть женщина, она верующая, ходит в церковь и читает Библию. Когда мы рассказываем ей о наших неприятностях, она говорила, что это нам испытание, если мы не выдержим его – будет наказание, а если выдержим – награда, так сказано в Библии.
        - Роза, я неверующая, Библию не читала, но твои слова я запомню, они для меня как бальзам на мои душевные раны, - что она имела в виду, я не поняла.
     И она уехала, пообещав вернуться к моим родам. За неделю до родов меня положили в больницу, всё у меня в порядке, анализы нормальные, плод лежит правильно, головкой вниз, сердечко его стучит как надо, только низковатое давление и гемоглобина маловато. Я была в хорошем настроении, мне сказали, что если моя мама легко и быстро родила, то вполне вероятно и я рожу так же.
     И вот, день в день, когда была попытка изнасилования, но девять месяцев назад, начались схватки, теперь я понимаю почему их называют именно так: будто кто-то хватает тебя за спину, за живот, за бока, и грызёт, грызёт. Ну да, Америку я не открыла. От женщин на швейной фабрике я слышала, что надо много ходить, чтобы легко родить. Вот я и начала мерить коридоры шагами, до обеда ходила, после обеда опять пошла, час походила, отдохнула, снова было пошла, но поняла – пробил мой час, и я заковыляла в родильный зал, где меня уже ждали, именно меня, поскольку других рожениц не было.
     Дело за мной, конечно, не стало, и вскоре он родился, да, он. На минуту мне его показали, никаких чувств к нему у меня не возникло, но он мне понравился. Я так боялась, что на меня глянет лицо насильника, но нет, наши гены оказались сильнее. Русые волосы, хотя мокрые и спутанные, карие умные глаза, крупная голова, большой лоб и крепко сжатые кулачки, пожалуй, кулаки, а не кулачки, только нижняя часть лица явно от его отца. Я мысленно попросила у него прощения за свой поступок. Его обмыли, запеленали, он заплакал, я снова попросила у него прощения. Где-то в глубине души мне стало его жаль, но всё равно, он мне не нужен. Мальчика вынесли в коридор, и я услыхала причитания и сюсюканье Татьяны Михеевны. Мальчик замолчал, видимо, они нашли друг друга и счастливы. А я испытала просто облегчение, попросила только воды, сильно хотелось пить. Интересно, откуда там взялась Татьяна Михеевна?
       А ночью мне приснился жуткий сон: явился мой насильник и потребовал отдать ему ребёнка. От ужаса я проснулась и закричала, страшно закричала, прибежала дежурная медсестра, наклонилась ко мне.
              - Девушка, тебе плохо, что-то болит?
        Я проснулась окончательно, села в постели, повернулась к медсестре, но увидела в окно чьё-то лицо с белыми глазами, и снова закричала, показывая рукой на окно. Медсестра вскочила, подбежала к окну, распахнула его и крикнула:
             - Никитич, это ты там ходишь? Ну-ка, иди сюда, ты почему в окна заглядываешь, больных пугаешь?
             Вскоре в окне показалось то же белоглазое лицо пожилого человека, кого я видела несколько минут назад.
             - Да я обход делал, как всегда, а тут услыхал жуткий крик, я подошёл и заглянул, но увидел только тебя.
             - А тебя родильница увидела и испугалась, - медсестра повернулась ко мне, - не бойся, это же наш сторож Никитич.
              - Что тут случилось, что за крики? – в палату вошёл дежурный врач.
              - Мне приснился мой насильник. Он приходил за ребёнком, я закричала, а в окно заглянул сторож, у него такие же белые глаза, как у насильника, я снова испугалась, но выяснилось, что это я его испугала, он и посмотрел в окно.
                - Роза, может, тебе укольчик поставить и таблеточку дать? – спросил врач.
                - Согласна, хоть два укольчика и три таблеточки, а можно попросить подселить ко мне соседку, чтобы не так страшно было?
      - Можно, Варя, попроси переселиться Коршунову из соседней палаты, если она не спит. А я пока организую укольчики и таблеточки.
        Через пять минут заходит беременная женщина с небольшим животиком, строевым шагом прошла к свободной кровати, села и поздоровалась со мной.
               - Здравствуйте, позвольте представиться - капитан милиции Коршунова Вера Петровна, мне сказали, что тебе приснился насильник, не бойся, я буду с тобой рядом до твоей выписки. Правда, насильник был или это сон? Я вижу: и то, и другое.
       Пришла медсестра, принесла в эмалированной мисочке два шприца и три таблеточки в маленькой стеклянной баночке и стакан воды. Ясно, меня поймали на слове, принесли три таблеточки и два укольчика. Я покорно приняла все лекарства и вскоре хорошо уснула, без всяких снов. Однако утром я проснулась от того, что меня кто-то трясёт.
             - Роза, Роза, проснись, - услыхала я голос соседки Веры.
             Открываю глаза и вижу её испуганное лицо, она почему-то трясёт меня за плечи.
             - Вера, ты зачем меня трясёшь? – Спросила я её.
             - А ты кричала во сне: «Уйди, уйди, не кусайся», я испугалась и стала тебя будить.
             - Вера, прости, но я ничего не помню, я так хорошо спала. Я тебя напугала, и ты не останешься в моей палате?
             - Не бойся, останусь, кто-то должен тебя защитить. Чего ты боишься?
             - Боюсь, что насильник придёт сюда будет кусать моё лицо, как девять месяцев назад.
             - Роза, назови его фамилию, имя, отчество и где он сидит, если сидит? – Очень строго спросила Вера.
              - Я не знаю, знает мой отец, он ходил на суды.
              - Дай мне телефон твоего отца, я позвоню ему и спрошу.
       Я назвала номер нашего домашнего телефона, в это время принесли завтрак, я поела и снова уснула, видимо, лекарства ещё действовали. Проспала до обеда, спокойно поспала, никто меня не будил.
       А после обеда мне принесли документы на отказ от ребёнка. Я заполнила заявление на отказ, имя ребёнка – Андрей Михайлович Зайцев, фамилию насильника, отца ребёнка, я не знала, и потому написала данные приёмного отца - Михаил Петрович Зайцев. Потом мне подали ещё одну бумагу: согласие на усыновление, я заполнила и подписала её. Всё, мои мучения позади, я порадовалась за приёмных родителей. Уж как они счастливы, особенно, Татьяна Михеевна. А сейчас спать и только спать, я всю жизнь спала на животе, только во время беременности не могла спать в любимой позе, и мне казалось, что не я не высыпалась, и вот сейчас могу лечь на живот, раскинуть руки и ноги в стороны, щекой придавить подушку и провалиться в сладкий сон. Что за лекарства такие мне дали, что я всё время сплю?
       А под вечер раздался стук в окно и мужской голос позвал:
     - Вера, Вера, подойди к окну, пожалуйста.
      Мне стало смешно, не иначе папаша будущий явился. Но почему ломится в окно, неужели его бы не пустили официально, через двери?
      Вера подошла к окну, с кем-то вполголоса поговорила и взяла какую-то бумагу. Я встала и поглядела в окно – там стоял немолодой мужчина в милицейской форме, явно в высоком чине. Я сообразила, что уже поздно, часы приёма закончились, вот он и пошёл к окну. Он увидел меня, улыбнулся сказал:
           - Я вас разбудил, извините меня, я ухожу, - козырнул и ушёл.
       А Вера подсела ко мне и показала полученную бумагу. Оказывается, это был ответ на запрос райотдела милиции станицы Вишневой в мой родной город о месте нахождения такого-то осужденного. Там сказано: такой-то осужденный находится по решению суда в Соликамской исправительно -трудовой колонии. И подписи. Кажется, я правильно изложила содержание этой бумаги. И мне стало так спокойно, так хорошо.
               - Вера, это ты попросила послать такой запрос?
               - Конечно, я, надеюсь, ты больше не будешь кричать по ночам.
               - Я постараюсь, нет, я обещаю не кричать по ночам. Не хочу пугать тебя и твоего ребёнка.
      И я действительно успокоилась, Вера меня больше не будила. Через пять дней пришла Татьяна Михеевна попрощаться, она уже оформила все документы, ребёнка выписали со всеми прививками, она была так счастлива.
               -Татьяна Михеевна, как вам удалось так быстро оформить усыновление?
              - Кстати, я оформила только опекунство, усыновление буду оформлять уже дома в суде, а это долгая процедура. А ты забыла, что мы родственники, фамилия у нас одна, совершеннолетней ты стала совсем недавно, отца твоего здесь нет, так что я представляю твои интересы, если ты отказалась от ребёнка, то я забираю его себе, иных претендентов нет, вот и всё.
               А я подумала: «И наверно, деньги, скорее всего, деньги, вот и хорошо, мой ребёнок пристроен в хорошие руки, я могу вздохнуть спокойно и вернуться домой. Как там отец без меня? Как питается, вовремя ли? Принимает ли лекарства?»
               - Роза, мы так благодарны тебе за ребёнка, до конца жизни будем молиться за тебя. А ты похорошела, посвежела, прыщики с лица исчезли. Извини, ребёнка тебе не покажу, боюсь, что передумаешь. Когда тебя выписывают?
               - Через два дня, когда все швы снимут. Пока я могу только лежать или ходить, а сидеть очень больно.
               - Тогда прощай, Роза, всего тебе наилучшего. Твой домашний адрес я знаю, буду писать. А мы скорее всего, переедем, муж предлагает Испанию, вот там уж мы точно сохраним тайну усыновления.
               - И вам тоже всего хорошего. Спасибо за поддержку в трудное время.
       И на этом мы расстались, я вернулась в палату и поделилась своей радостью с Верой.
               - Не знаю, радоваться за тебя или печалиться, - покачала она головой.
              - Радоваться надо, радоваться, мой ребёнок обрёл любящих родителей, а мне не нужен ребёнок от насильника. Мне бы забыть навсегда то, что произошло со мной девять месяцев назад.
       Вера крепко обняла меня, и мы с ней долго так сидели, пока не пришла медсестра с уколами и таблетками. Выписали нас в один день, за моей соседкой приехала толпа родственников, друзей и коллег на милицейском автобусе, мы с ней тепло попрощались, за мной приехали Марк Иванович и Дарья Ивановна. А вечером был праздничный ужин, с молодым вином и моими любимыми шашлыками из баранины. Они искренне радовались за меня, поднимались тосты за моё здоровье, здоровье ребёнка, и его приёмных родителей.
      Я хотела бы как можно скорее уехать домой, мне казалось, все меня осуждают, но это мне только казалось. Все относились ко мне благожелательно, даже мальчики, Митя и Витя, не задавали никаких вопросов, видимо, им уже всё объяснили. Они только просили ещё позаниматься с ними – скоро у них обоих диктант в школе, текст придёт из районо, и они его боятся. Конечно, мы занимались до посинения, накануне диктанта я плохо спала. Мне снилось, что им поставили по двойке. Из школы ребята пришли довольные. По их мнению, диктант оказался лёгким. А вечером позвонила учительница и сообщила, что поставила им по четвёрке. Радовалась, по-моему, вся улица. Приходили соседи, спрашивали результат диктанта и поздравляли мальчиков, их родителей и меня. Да, станица есть станица, все про всё и про всех знают, все за всех переживают.
      Через несколько дней мальчики принесли свои диктанты, и начался у нас «разбор полётов».
             - Витя, что за слово «мошенально»? – спрашиваю я.
             - А я проверил его словом «мошенник», - отвечает Витя.
             - Его можно проверить словом «машина», - неожиданно заговорил их папа, Марк Иванович, автомеханик в шиномонтаже. Витя виновато опустил голову.
             - Митя, что за слово «Шиповалов», я понимаю – это фамилия? – опять спрашиваю я.
              - Я его проверил словом «шип».
       - Проверочное слово «шапка», - опять подал голос папа, - и фамилия была Шаповалов.
              Оказывается, папа мальчиков по русскому языку имел в школе только четвёрки и пятёрки, но став взрослым и связав свою жизнь с техникой, напрочь забыл школьную программу, но видя мучения мои и сыновей, вспомнил всё. И Марк Иванович пообещал заниматься с мальчиками, проверять домашние задания, и писать с ними диктанты, и не только, в частности, показать параллельное и последовательное соединение проводников и прочие школьные премудрости, так что уезжала я со спокойной душой.
      А когда я стала собирать чемодан, приехал гость, приёмный отец моего мальчика, Михаил Петрович. Приехал он с палочкой, медики разрешили ему ходить. Мальчик мешает ему спать, плачет по ночам, немного, но плачет, просит есть и приходится кормить его даже ночью. И приёмный папа решил немного развеяться, а заодно навестить своего армейского друга. Друзья обрадовались, обнялись, пожалели, что больному нельзя на рыбалку, ну, ничего, не последний же год живём.
              Михаил Петрович с гордостью показывал фотографии своего сына, и говорил он приятным густым баритоном.
              - Вот какие у него щёки, а руки какие сильные, однажды он ухватил Таню за волосы, так его ручку разжать не могли, пришлось отрезать прядь волос, зато сейчас она ходит в платочке, жалко волосы. А меня однажды ножкой ударил в челюсть, у меня даже зубы брякнули, я потом даже в зеркало глянул, все ли целы. А к Тане приехала её старшая сестра, она уже бабушка, и потому делится опытом. Правда, он похож на меня? Такой же кареглазый, русоволосый, большелобый, только носы разные, у меня нос мясистый, а у него тонкий и короткий.
    Конечно, мы все восторгались мальчиком, а он и вправду походил на приёмного отца, всё-таки они родственники. И мне он понравился, я перебрала все фотографии, улыбалась ему и его отцу. Негатива в моей душе не было.
   - А для тебя, девушка, у меня есть подарочки за такого сына, - Михаил Петрович загадочно улыбнулся и достал из чемодана свёрток, развернул его. А там три плоские бархатные коробочки, какие бывают в ювелирном магазине. Открыл верхнюю: там на белом шёлке сияли красными огоньками маленькие серёжки, кулон с красным камешком и узенький изящный браслетик с такими же камнями.
    - Смотри, Роза, это гранаты, смотри, золото наше, сусуманское, лучшее золото в стране, смотри, какой у него цвет, блеск. Снимай свои серьги и примерь эти, а также кулон и браслет.
    - Это всё мне? За что? Почему? Это же очень дорого!
     - Это здесь, на материке, золото дорогое, я покупал его в Сусумане, там значительно дешевле. К тому же в нашем городе принято родильницам дарить золото, дарю его тебе за твой труд, за то, что родила здорового ребёнка и отдала его нам. Вот что, есть у тебя с собой красивое нарядное платье? Надень-ка его и примерь эти вещи, а я тебя сфотографирую и покажу Тане, она просила.
     Я сбегала и переоделась в шёлковый сарафан, вынула из ушей серебряные серёжки, подаренные мамой, вставила новые, а Михаил Петрович надел на меня кулон и застегнул его, потом надел на мою руку браслет, полюбовался и достал из чемодана фотоаппарат.
    - Молодец Роза, что надела сарафан, такая шея как у тебя любое ювелирное изделие украсит. Посмотри на меня, головку повыше. Улыбнись, ещё разок, ах, как камни заиграли на тебе, да, а руку-то подними, поверни браслет, пусть засверкает. Видишь, какая огранка у камней, - и начал говорить о количестве граней, да как называется этот вид огранки.
    Я вежливо кивала головой и делала вид, что понимаю его рассказы о золоте и камнях. Поглядела в зеркало. Я себе понравилась. Да неужели это всё мне?
   - Снимай этот гарнитур, будем мерить другой, и открыл вторую коробочку. На этот раз бирюза, смотри, тоже серьги, но камни в виде капли, подвеска на кулоне тоже капля, а на браслетике камни овальной формы, и ещё колечко.
    - «А всего взяла зазнобушка – бирюзовый перстенёк», - вспомнила я слова известной песни.
    - Смотри, Роза, на перстеньке камень гладкий, полукруглый, без огранки, - мужчина радовался как девушка. – Тебе нравится? Конечно, нравится, такая красота не может не нравиться. Давай всё это надевай. По-моему, гранаты тебе больше к лицу.
    - А мне нравится бирюза, наверно, она будет хорошо смотреться на блондинке.
   - А может, дочка у тебя будет блондинкой, вот и наденет, вот и вспомнит меня добрым словом. Давай головку повыше, чуть улыбнись, чуть-чуть, как Мона Лиза, руку с браслетиком подними повыше, на плечико, вот так, молодец. Тане понравятся фотографии, она меня похвалит.
        -Так, а сейчас третий гарнитур, жемчужный, а жемчужинки не совсем белые, а розоватые, серьги с жемчужинами, на сей раз не кулон, а ожерелье, смотри, между жемчужинами маленькие золотые шарики, браслета нет, зато есть брошь. Так, серьги поменяли, ожерелье я застегнул и всё, тут ничего больше не надо, а брошь надо носить на закрытом платье и с серьгами. Есть закрытое платье?
       - Нет, но есть кофта, точнее, джемпер синего цвета.
       - Иди, надевай джемпер, ты ещё не устала?
       - Нет, скажите. а камни настоящие? - Спросила я.
              - Не переживай, камни искусственные, фианиты, а вот золото настоящее, за золото я могу поручиться. Кстати, жемчуг-то речной.
      Но вот фотосессия, как сказали бы сейчас, кончилась, снят последний кадр на плёнке, и Михаил Петрович погладил меня по голове, увидел шрам и схватился за сердце, потом сел на стул.
       - Таня рассказала мне про твой шрам. Но я не ожидал, что он такой страшный. Меня там не было, уж я бы его…
       - Его били мои коллеги со швейной фабрики перед каждым заседанием суда, да ещё и его матери доставалось, правда, словесно.
        - Тогда я не завидую этому парню, женский гнев – штука страшная. Так что, Роза, бери мои подарки и носи на здоровье. И ещё раз спасибо за сына. По гроб мы с Таней тебе благодарны будем. – Тут он нахмурился, а нам придётся, наверно, переехать в другой город, никто ведь не верит, что это наш ребёнок. На днях Таня пришла домой в слезах, рассказала о встрече с участковым гинекологом, та спросила, почему Таня не приходит на приём и где выписка из родильного дома. Таня боится, что наша тайна раскроется, вдруг врач проболтается.
      - Не проболтается, есть же врачебная тайна. Пусть Татьяна Михеевна спокойно идёт ко врачу и всё честно расскажет.
      - Я и забыл про эту врачебную тайну. Но всё равно придётся нам переехать, боимся мы разговоров, что наш сын приёмный. Наверно, в Казань переедем, Таня оттуда родом, там же живёт её сестра, говорит, в её доме есть продажная квартира. Но боюсь, и в Казани нам не поверят, - он тяжело вздохнул и продолжил – мой одноклассник перебрался в Испанию, очень хвалит местный климат, там очень тепло и растут разные вкусные фрукты, и недвижимость можно купить по сходной цене. Подумаем –подумаем с Таней и рванём туда.
      После вручения золота Михаил Петрович вынул из чемодана небольшой сейф, показал, как надо им пользоваться, проверил несколько раз, так ли я делаю. Так что я при нём сложила коробки в сейф, а сейф на дно чемодана, завернув его в свитер.
     - Очень прошу тебя попросить отца сделать тайник в квартире для моих подарков. И ещё, не рассказывай подругам или кому ещё о них. Носи их в торжественные моменты, а если спросят, отвечай – качественная чехословацкая бижутерия. Этот совет просто для твоей безопасности. Но если наступят трудные времена, разрешаю продать это золото. Поняла?
      Тут нас всех позвали к ужину. Надо сказать, что за фотосессией во все глаза наблюдали мальчики, удивительно, но им понравилось всё, они смотрели с любопытством и оценивающе. Они ещё мальчики, но всё-таки мужчины, будущие мужчины. Если им понравились украшения, решено, буду их носить, но иногда, по праздничкам, и никто не узнает про сусуманское золото.
     И вот мои вещи собраны, еда в дорогу уложена в отдельную сумку, особенно тяжело мне было расставаться с мальчиками, столько души я в них вложила. Проводили меня на вокзал, посадили на поезд. Мне повезло, в моём купе ехала семья с ребёнком, и именно в Ростове им пришлось сойти из-за его болезни, и некоторое время я ехала одна. Я всё время смотрела в окно, мне нравился пейзаж – степь, бескрайняя степь, жёлтая осенняя степь.
      Но вот на какой-то забытой Богом станции зашла проводница, спросила, можно ли подселить в купе пассажира, мужчину. Конечно, можно, одиночество вещь неплохая, но всё в меру. Зашёл молодой человек, немного старше меня, среднего роста, крепкого телосложения, брюнет, а глаза серые, точнее, синевато-серые, весёлые глаза, загорелый и в ветровке с надписью какого-то стройотряда. Он нёс две сумки и за плечами большой рюкзак. За ним шёл пожилой мужчина, явно его отец, с двумя корзинами, от них пахло яблоками и дыней, за ним двигался совсем молодой парень с большой спортивной сумкой, наверно, младший брат брюнета. Они с шумом зашли в купе, разложили сумки на верхнюю полку и под сиденье, шумно простились, расцеловались, и провожающие вышли. Остался один брюнет. Он смотрел в окно и что-то говорил своим родственникам. Мне понравились эти люди, видно, какая у них дружная семья, где-то в глубине души я даже позавидовала им. Какие они счастливые, что их так много, и они так дружны. И я была бы счастлива в такой семье. Но вот поезд тронулся, он помахал и сел напротив меня.
      - А почему вы так сияете? – неожиданно спросил он, только глянув на моё лицо.
      - Я сияю? – переспросила я, крайне удивлённая таким вопросом.
      - Да, сияете, будто у вас какая-то большая радость.
     А ведь он прав, у меня действительно большая радость, я родила, освободилась, можно сказать, я еду домой, но почему я сияю, почему он так решил. А поезд набрал скорость и ветром из окна растрепало мои волосы.
      - Какой жуткий у вас шрам на голове, кто это вас так? – спросил мужчина.
      - Насильник, я сопротивлялась, - коротко ответила я. Удивительно, но я уже спокойно отношусь тому, что случилось со мной, и даже с юмором. Чужому человеку легко говорить о своей беде. – Ездила я рожать, родила мальчика, отказалась от него, отдала его бездетным родственникам и еду домой к отцу.
      Мужчина покрутил головой, засмеялся, потом перестал смеяться.
               - Вы это серьёзно, не шутите?
      В ответ я сняла очки и показала шрам на веке. Мужчина сразу стал серьёзным и у него вдруг сжались кулаки.
     - А чем вас ударили, шрам такой рваный?
     - Кирпичом, да ещё хирург попался малоопытный, зашил криво, правда, извинился за некрасивые стежки.
     - Я бы этого насильника инвалидом сделал, хотя инвалидом его могли бы сделать и в тюрьме. Какой срок он получил, или вы его простили?
     - Не знаю, точнее, не помню, на суд ходил отец, я просила его ничего не говорить мне. А ещё на суд ходили мои коллеги по работе, они его колотили перед каждым заседанием суда. Я-то сама в больнице лежала с сотрясением мозга. Потом выяснилось, что я беременна и мне было не до насильника.
     - Молодцы ваши коллеги. А что, ваш отец не мог хотя бы побить насильника.
    - Отца самого побил сосед с первого этажа за то, что напился и не встретил меня после второй смены. На лице пара синяков была, три зуба выбиты и два ребра сломаны. Где ему с кем-то драться.
     - А можно задать нескромный вопрос?
     - Можно.
     - Только не обижайтесь на меня. После рождения ребёнка у вас не возникло к нему материнское чувство?
     - Нет. Мне самой удивительно – полнейшее равнодушие, от женщин я слышала, что после первого крика сразу пробуждается радость и любовь к ребёнку. Правда, я мысленно попросила у него прощения, и пожелала ему счастья. Поймите меня, я не могла принять его и полюбить, ведь это сын насильника. Мне кажется, я бы умерла, если бы мой ребёнок походил на него, но ребёнок оказался моей копией.
      - Вы молодец, не пали духом, не избавились от ребёнка, родили, позаботились отдать в хорошие руки, а не в детский дом, потому-то вы и светитесь, от родившей исходит какой-то особенный свет, даже сияние. Я сразу обратил на это внимание. Давайте знакомиться, я – Семён, а вы?
   - А я Роза.
   - Редкое, почти забытое имя, Роза, самый красивый цветок. А давайте поедим пирогов, мне тут столько их наложили. Я сбегаю к проводнице за чаем.
   - А у меня тоже есть пироги.
   - Тогда сегодня едим мои пироги, а завтра ваши. А с чем, кстати, ваши пироги?
    - С капустой и с вишней, а ещё жареная рыба из Дона. Ещё вчера плавала в нём.
    - А мои пироги с мясом и с яблоками, ещё есть домашняя варёная курочка, тоже ещё вчера бегала во дворе. Пируем?
    - Пируем.
     Так под стук колёс мы и познакомились, разговорились, вывернули наизнанку свои души друг перед другом. Оказывается, Семён ехал по распределению после института в наш город и на тот завод, на котором до выхода на пенсию работал мой отец. Он в разводе, имеет сына пяти лет, ребёнок остался с матерью, понятно, студенческий брак. Я понимала, что понравилась ему, но моя душа была не готова принять его.
    На какой-то станции объявили долгую стоянку. А неподалёку я увидела телефонную будку и решила позвонить домой. Отец был дома, я сообщила на каком поезде я еду и попросила встретить меня. А ещё сказала, что со мной в купе едет парень по распределению на его завод, надо бы его тоже встретить и у него много вещей. Отец сказал, что на заводе давно ждут приезда молодого специалиста по гальванике, молодец, что позвонила и он сообщит куда надо. Я сказала отцу, что Семён задержался поскольку ездил к родителям на далёкий хутор. Кстати, у отца на заводе осталась подружка в отделе кадров, и он в курсе всех заводских дел.
      На вокзале уже в нашем городе меня встретил отец, а моего соседа – водитель директорской «Волги». Семён кивнул мне и пошёл за водителем, а мы с отцом пошли на стоянку такси. Отцу Семён понравился, а ещё отец сказал, что похлопотал за него, поговорил с начальником цеха, начальником участка и комендантом общежития. Отдельная комната молодого специалиста уже ждёт.
      Дома, разбирая вещи, я нашла в своём чемодане пачку денег. Позвала отца, показала ему деньги и предложила вернуть их, но отец сказал, что я дурочка и он знает про эти деньги. Кстати, сосед с третьего этажа давно предлагает поменяться квартирами. Он остался один в трёхкомнатной квартире – жена умерла, дети разъехались в другие города, ему трудно убирать большую квартиру, он и предложил поменяться, но с доплатой, наш дом кооперативный, и это сделать несложно.
      Тогда же мне пришла в голову мысль, что мой отец потребовал деньги с родственников за моего ребёнка, но я постыдилась спрашивать его об этом. А вдруг я ошибаюсь, и отец обидится. Даже если и так, отец думал прежде всего обо мне. Короче, я так и не осмелилась спросить его, думаю, вряд ли бы он сказал мне правду.
      Кстати, отец уже знал о золоте и приготовил тайник для сейфа в так называемом «хрущёвском холодильнике», там выпадала одна доска, так отец выломал под ней кусок кирпича, и в образовавшуюся нишу спокойно входил сейф, доска вставала на место и прикрывала тайник. Вскоре я просто забыла о своих драгоценностях.
       Я начала новую жизнь с того, что снова устроилась на швейную фабрику, пошла на подготовительные курсы в университет. Пока я не работала на фабрике, случились несколько нападений на работниц после второй смены, и люди потребовали отменить вторую смену совсем, что и было сделано, но после убийства одной девушки. Её нашла работница фабрики, вышедшая из проходной через некоторое время. Она видела, как насильник пытался повалить свою жертву, но не сумел, та кричала, потом вцепилась зубами в его ухо, насильник оторвал её от себя, ударил по голове, и она упала. Убитая отчаянно сопротивлялась: у неё были обломаны ногти, на них виднелась кровь и кожа преступника, рот открыт, на зубах и губах тоже кровь, явно, она кусалась и царапалась. Изнасиловать её преступник не сумел, на девушке надеты брюки с ремнём, он убил её ударом кулака в висок. Вышедшая коллега запомнила, как выглядит преступник, вернулась на проходную, позвонила в полицию и описала приметы: бритая голова, на затылке – тату, серая толстовка, синие джинсы и белые кроссовки.
              Преступника нашли очень просто – он пришёл домой поцарапанный и с укушенным ухом. Пока он умывался в ванной, его мать позвонила в полицию с криком: «На моего сына напали хулиганы, исцарапали лицо и укусили за ухо». А поскольку в полиции уже было сообщение об убитой девушке и описание насильника, то за ним тут же и приехали. Парень был крайне удивлён, когда его обвинили в убийстве, ведь он только ударил её по голове и всё, да, она упала, а он и не подумал, что можно убить человека одним только ударом.
             Отец дал мне часть тех денег из чемодана чтобы купить новые вещи, поскольку я располнела, пришлось покупать даже обувь, в том числе и домашние тапочки. На работе я вдохновенно врала, как ухаживала за больной родственницей, это оказалось несложно, так как мне приходилось ухаживать за умирающей мамой. А то, что я изменилась, так это ж южное солнце, ягоды, фрукты, овощи, вкуснейшая рыба из Дона, и сидячий образ жизни. Про шашлыки я скромно умалчивала, молчала я и про купание на Дону, поскольку возник бы вопрос: ты купалась, а кто приглядывал за умирающей, и если было кому приглядывать, то зачем вызывали меня. Новые же вещи приобрела на деньги родственницы. Она копила на похороны лет двадцать, и накопила так много, что хватило на похороны, памятник и поминки, и ещё оставались деньги, родственники поделили их между собой и кое-что перепало мне, ну да и отец помог.
            Только Глафира Ивановна не поверила моим басням. Как-то после работы она пошла вместе со мной и потребовала рассказать ей, где я была и что делала. Я оглянулась – за нами никого нет. Пришлось рассказать ей всё. Она молча выслушала меня, потом остановилась, обняла.
            - Как я тебе сочувствую, а ведь ты молодец, такой ужас перенесла, а что ребёнка родственникам отдала, так это твоё дело, ребёнок твой, тебе и решать его судьбу. Родственники-то богатые?
         - В Сусумане работают, около Магадана.
         - Сусуман – это же золотые прииски.
         -  Про золотые прииски я не знаю, знаю только, что они работают там по договору.
          - Тогда точно они связаны с золотом. Можешь быть спокойна за судьбу своего ребёнка. Будет сыт, одет, обут и образование получит достойное, ты девушка умная, а ум передаётся по женской линии.
          - Спасибо за добрые слова, но, пожалуйста, никому не говорите обо мне.
          - Разумеется, Роза, никто от меня ничего не узнает. Будь спокойна.
          Сразу же по приезду стал звонить Семён и рассказывать жуткие истории. Комнату ему выделили хорошую, но запущенную. Он её отмыл, но беда случилась с кроватью – она под ним просто рухнула, деревянная была, вот и рассохлась. До него в комнате проживала худенькая женщина. К тому же Семён весит девяносто килограммов, комендант предложил другую, стальную и на панцирной сетке. Семён сел, и сетка под ним прогнулась почти до пола, сетку пришлось натягивать заново. В общежитии нашлись такие специалисты, видимо, им тоже приходилось перетягивать сетку на кроватях. Под Семёном рухнул и местный стул, ремонту он не подлежал. Он купил новый стул, а также инструмент: молоток, гвозди, клей и прочее. Подремонтировал стол в комнате и тумбочку, шкаф в комнате встроенный, но перекосились створки, пришлось их снимать, менять петли, защёлки. Потом снял дверь, она провисла и туго закрывалась, он прошёлся рубанком где надо было, укрепил петли и вставил новый замок. Потом была борьба с окном, из него дуло зимой, ручка оторвалась в его сильных руках, опять история ремонта окна. Затем укрощение электропроводки, правда, я – не технарь и ничего не поняла. Скрипучий пол действовал на нервы, опять история ремонта пола. А поскольку Семён каждое лето ездил в стройотряд, для него такие проблемы не проблемы, тем более что вся его жизнь, кроме учёбы в городе, прошла на хуторе в доме родителей, там большое хозяйство.
          Он с таким юмором всё это мне рассказывал по телефону, что я просто умирала от смеха. Хотелось бы и встретиться, но некогда. Привёл свою комнату в порядок, но надо начинать работать в цеху. Тоже проблемы у него там были, немного рассказывал, но я понимала – ему там несладко. Но это поначалу, постепенно он втянулся.
           У меня работа и курсы, по выходным мы с отцом переезжали на третий этаж к соседу, а он в нашу квартиру. Мне помогали коллеги с работы. Самая главная проблема вынести старую, ветхую мебель соседа и всякий хлам, но это скучная история.
             Иногда Семён приходил меня встречать после работы, это случалось редко, но тем не менее, мои коллеги успели рассмотреть и оценить его, вердикт был единогласным: «Надо брать». И ещё мне был дан совет: поскольку Семён сейчас начальник, небольшой, но всё же, надо проследить за его внешним видом, чтобы костюм был отглаженным, приличный галстук, белая рубашечка и белый носовой платочек в нагрудном кармане пиджака. Я запомнила и всегда следила за внешним видом мужа, он оценил мои усилия и сам то ботинки начистит, то брюки нагладит, то сам купит рубашку или галстук. А поскольку он сильно потеет, то рубашки ему хватало только на один день, как и носового платка. Кстати, женщины меня научили завязывать галстук, поначалу это было так трудно. Я принесла на работу старый отцовский галстук и в обед воевала с узлами. Надо мной смеялись, а потом и другие стали учиться этой науке, оказывается отнюдь не все умеют завязывать галстук.
         И опять беседа с Глафирой Ивановной после работы по дороге домой.
         - Помнишь, Роза, я всегда говорила, что всякие неприятные события даются нам как испытания, выдержишь это испытание – будет тебе награда, не выдержишь – наказание. Может, нежеланный ребёнок тебе был дан как испытание, ты молодец, ты от него не избавилась, не пыталась навредить ему, родила и отдала его бездетным родственникам, значит, осчастливила их. И как награда тебе – Семён. Ты поняла меня?
         - Поняла. Как и где бы я встретила Семёна, как не в поезде из Ростова?
         - Ещё раз молодец, вот и не отталкивай его и не бойся, а береги.
            Новоселье будет потом, а сейчас мытьё полов, окон, уборка на балконах, нашем и соседском. Эта эпопея продолжалась почти до Нового Года. Тогда же наш дом стала обслуживать другая телефонная компания, и пришлось поменять сам телефонный аппарат на более современный, и, конечно, номер телефона. Перед праздниками раздаётся звонок в дверь, открываю и вижу – стоит Семён и держит за плечи моего отца. Оказывается, он подобрал его около проходной. Отец приходил к своей подруге, но не дошёл и упал. Семён шёл мимо, узнал моего отца, он же видел его летом на вокзале, да мы и похожи. Отец очнулся, когда Семён потряс его, и назвал адрес.
       - Прости, дочка, видимо, конец мой близок. – Спокойно так сказал, но я вызвала скорую. Врач сделала ему несколько уколов, и отец ожил, раздумал умирать, попросил чаю с батоном и маслом. Больше из дома он не выходил, а в мае мы его и схоронили. Его друзья рассказали мне, что ради кооперативной квартиры в элитном доме отец пошёл работать на сухую шлифовку, видимо, там получил цирроз печени, который и стал причиной его смерти. Оказывается, шлифовщики вообще долго не живут. Но его никто не осуждает. Квартира стоит того, что ради неё браться за тяжёлую работу.
       К лету курсы мои кончились, потом вступительные экзамены и благополучное зачисление в студенты. Я поступила на филфак, на дневное отделение, правда, после смерти отца хотела идти на заочное, но Семён отговорил, не надо лишать себя студенческой поры, потом будешь очень жалеть. А какая-нибудь подработка всегда найдётся, если сам поищешь, конечно.
          А на мой день рождения Семён пришёл с большим букетом цветов и нарядный, но без галстука и смущённый. Пришёл поздно, на работе задержался. Кажется, я стала понимать, к чему дело идёт. Короче, после того как букет был поставлен в вазу и мне вручен подарок – фен, наступила пауза. Мы стояли друг перед другом, он молчал, я тоже и вдруг он выдал:
         - Ну, так как, да или нет?
            Конечно, же «да», о чём речь. И тут я вспомнила, чему меня, сироту без мамы учили женщины на швейной фабрике, словами это не передать, только действием. Медленно и улыбаясь, как Мона Лиза, сняла сначала очки, потом платье, и повесила его на стул, а под платьем была надета красивейшая комбинация, зелёная, с золотистым кружевом на груди и на подоле, в те годы все женщины носили комбинацию под платьем, и немыслимо было выйти без неё из дома. И Семён замер, увидев такую красоту, тогда я подошла и стала расстёгивать его рубашку, правда, после второй пуговицы его терпение кончилось.
              И случилось то, что должно случиться. Семён был уже женат, человек опытный, а владеть своим телом в постели меня научили, теоретически, на той же швейной фабрике. В те годы литературы по сексу не было, но было то, что я называю «устное народное творчество». Позже он признался, что боялся испугать меня, боялся, что я не смогу принять его как мужчину, но, когда я сняла платье, понял – я ничего не боюсь. Мой стриптиз ему понравился, он сам сказал мне, и я это учла. Стриптиз, снятие очков, улыбка Моны Лизы и расстёгивание пуговиц на рубашке.
              Ясно, что мы решили пожениться, Семён переехал ко мне. Свадьбы у нас не было – недавно умер отец, была только обычная церемония в ЗАГСе. Первое, что он перевёз – инструменты: молотки, отвёртки, кусачки ещё что-то, непонятное мне, прошёлся по квартире, подкрутил, подколотил, завинтил и прочее. Прежде всего он предложил – пока я учусь, предохраняться, а детей завести уже после получения диплома. Я поняла, что это его собственный опыт, горький опыт, и согласилась. Сходила я на приём к гинекологу, мне посоветовали поставить спираль, что я и сделала. Учёба давалась мне легко, учиться было интересно. Я много раз благодарила Семёна за предложение предохраняться и отложить появление детей.
      А каникулы и отпуска проходят на далёком хуторе в семье мужа. Все они работают на приусадебном участке с утра и до вечера. И для меня нашлось место – на кухне, сделала я как-то окрошку по нашему семейному рецепту, поджарила картошку на сале, с луком и чёрным перцем, народу очень понравилась моя готовка. И моя участь моя предопределена – кухня. Я не возражаю, поскольку ничего не понимаю в сельском хозяйстве. Так что я легко отделалась, попав на кухню. Моя беда в том, что я левша, левша переученная, и я временами путаю левое с правым, для меня проблема, например, поменять лампочку, не дружу я с дверными замками, когда я переломала все ключи от мебельного гарнитура, то мы с отцом решили не закрывать дверцы гарнитура вообще. После того, как однажды я раздавила лампочку, которую я пыталась вывернуть, отец строго-настрого запретил менять лампочки, а дверной замок подобрал такой, чтобы мне легко было открывать.
            Попав на хутор, я пыталась собирать яблоки, виноград, но у меня не получалось, надо держать плод левой рукой, повернуть его и ножом в правой руке перерезать веточку, а я левша, именно поэтому я и оказалась на кухне. Но целый день на кухне не проведёшь, и я нашла свою нишу. Я обратила внимание, что никто не любит резать крапиву для свиней, вспомнила сказку «Дикие лебеди», вспомнила, как Элиза рвала крапиву, чтобы спасти братьев, я представила себя Элизой, взяла серп, надела брезентовые рукавицы и пошла резать крапиву. Никто не указывал мне какой рукой держать стебли, а какой рукой их резать. Потом её надо было порубить сечкой в деревянном корыте, вывалить в большое ведро, посолить, поискать на кухне пищеотходы, особенно свиньи любят рассол из-под огурцов, помидоров и патиссонов вместе с укропом, ветками вишни и смородины, а соленья в этой семье съедаются почти по ведру в день, потом остатки хлеба, каши, арбузные и дынные корки, огрызки яблок и прочее, и добавить воды. Кормить свиней я боялась, они такие страшные, большие, чёрные и пёстрые, с огромными ушами как у слона. Семён брал у меня это ведро, выливал его содержимое в их огромное корыто, они с шумом бросались на еду и моментально съедали всё. После первого моего опыта с крапивой Сеня искренно сказал мне: «Я тебя люблю». Мы почему-то никогда не говорили о любви, но эта крапива что-то повернула в нашем сознании, и наши отношения стали другими. Не зря великий сказочник рассказал нам о ней, что-то в ней есть такое, необычное, а, может, и волшебное.
           Незадолго до моего окончания университета Семён перебирал что-то в «хрущёвском холодильнике», не прибитая доска отошла, и он вытащил сейф, позвал меня с криком:
           - Роза, я клад нашёл!
            - Сеня, это моё, - я открыла сейф и достала коробочки с украшениями, - их мне дал приёмный отец моего ребёнка. Я не хотела брать, но он настоял, сказал, что я заслужила.
            - Я его понимаю, - он задумался, - я столько лет ищу своего сына, его мать, моя бывшая жена, не отвечает на мои письма, я не знаю, где сейчас мой сын, как он живёт. Я бы многое дал только за адрес сына, его фотографию. Конечно. я разыскиваю его по интернету, по соцсетям, но безуспешно.
            Семён тяжело вздохнул. Я успокаивала его, гладя по плечу и спине, я не знала, что ему сказать, наверно, лучше промолчать.
            - Слушай, Роза, по-моему, опасно оставлять такие ценные вещи дома. Сколько краж случилось в нашем доме, помнишь? Давай абонируем ячейку в банке и будем хранить их там. А на получение диплома ты наденешь красивое платье, откроешь одну из этих коробочек, наденешь серьги, кулон, кольцо. И мы с тобой пойдём на твоё торжество. Согласна со мной?
            - Конечно, я согласна. Я ведь совсем забыла про украшения. Так что, если надо будет идти на праздник, придётся сходить в банк, открыть ячейку, достать нужную коробочку.
            - Да, да. Если хочешь сохранить своё золото от воров, соглашайся со мной. Да, у нас надёжная входная дверь, новые окна с запорами, но и воры повышают свою квалификацию. А пока, давай-ка я тебя сфотографирую в этом великолепии. Переодевайся, только, пожалуйста, смой макияж с лица. Пусть всё будет естественным.
     Я обрадовалась возможности ещё раз надеть украшения, для каждого гарнитура подобрала по платью, вспомнила как меня учил Михаил Петрович, и принимала такие позы какие просил он когда-то.
            Странно, но я постоянно вспоминаю своего мальчика, думаю, а что он сейчас делает, спит, или бегает, как относятся к нему приёмные родители, не обижают ли, полагаю, нет, не обижают, скорее, его они обожают. Я полагала, что навсегда вычеркнула его из своей памяти, но нет, эта злодейка, память, иногда напоминала мне о ребёнке до той поры, пока не появились наши дочери. Но никогда не оставляло чувство, что мы с ним обязательно встретимся, нам необходимо встретиться. Бывало так: плачет моя дочка, а я думаю, плачет ли мой сынок и прошу его не плакать, прошу простить меня, сколько раз я просила прощения, может, сто или тысячу раз, наверно, нет мне прощения, хотя я же его не бросила, не сдала в детдом, а передала хорошим людям, кому нужен был ребёнок. Таким вот самоедством я иногда занималась, то я себя прощаю, то я обвиняю.
        После моего окончания университета мы перестали предохраняться и ждали появления ребёнка, но беременность никак не наступала. Я пошла проверяться – здорова. Стала гнать Семёна в поликлинику сдать спермограмму, а он не идёт, считает себя здоровым, ведь у него есть ребёнок, правда, проговорился, что во времена стройотрядов переболел простатитом, но успешно вылечился. Это он решил, что вылечился, да, простатит прошёл, а вместе с ним и детородная функция. Я была очень зла на Семёна за то, что пять лет носила в своём теле железо. И опять вспомнила женскую академию на швейной фабрике. Ирина Ивановна рассказывала, как в молодости вышла замуж по большой любви, но он заразил её трихомонозом, выяснилось, что он сам не знал, что болен, заболел муж давно, ещё до знакомства с будущей женой, признаки болезни заметил, обратился ко врачу, лечился, но не долечился, стало полегче и перестал принимать таблетки. Ирина Ивановна очень любила непутёвого мужа, и потому стала лечиться сама, а мужа от секса отлучила, пока он не вылечится. И ведь пошёл муж лечиться, вылечился, и родили они троих детей.
             А Семён оказался из тех мужчин, кто считает, что бесплодными бывают только женщины, а мужчины нет.  Думала я думала, что делать с мужем. С одной стороны, он очень обидчивый, это я поняла давно и старалась не задевать его самолюбие, но нам нужен ребёнок, годы-то идут. Беседы ни к чему не привели. Дело кончилось тем, что я просто взяла его за руку и привела ко врачу, андрологу. Он понял меня и сказал Сене так: «Не будете лечиться, будем искать вашей жене донора, она хочет родить, а возраст поджимает, по медицинским меркам она уже считается старородящей, а вы ломаетесь, не хотите лечиться, время-то идёт». Муж как услыхал про донора, аж подскочил со стула, потом успокоился, сел и согласился на лечение, оно длилось долго и вот свершилось.
        Эти несколько лет, когда я убеждала Семёна хотя бы провериться, сдать спермограмму, были, пожалуй, самыми тяжёлыми в нашей совместной жизни. И опять я вспоминала науку Глафиры Ивановны, уже, к сожалению, покойной: «Выдержишь испытание – будет тебе награда, не выдержишь – получишь наказание». Я выдержала испытание временным бесплодием мужа, а сколько раз хотелось поскандалить, покричать, подать на развод, поискать другого партнёра, ведь ЭКО тогда не было. Я поняла Татьяну Михеевну – ей муж разрешил «согрешить» с другим мужчиной, а она не смогла. По-моему, судьба наградила её и мужа ребёнком, который понравился, которого они полюбили всем сердцем.
         А наши дочери родились с разницей в два года. Первая наша дочь – Ирина, вторая – Ольга. Были долгие споры как их назвать, Ксюши, Олеси, Анжелы, Кристины как-то приелись и эти два довольно редких имени в наше время нас вполне устроили. Семён сказал, что эти имена княжеские, молодец Семён, хорошие имена предложил.
       Когда родилась первая дочь и поглядела на меня синевато-серыми глазами любимого человека, я испытала такую радость, неземную радость, я поняла, что я – мать. И когда Семён забирал нас из родильного дома, сказал мне: «Ты опять сияешь!» Да, я действительно сияла от радости, что родила ребёнка от любимого, и мне, нам, нужен этот ребёнок. Кстати, он тоже сиял, в первый раз взяв свёрток с дочкой и заглянув в него.
      После рождения второй дочери я засияла вновь, наверно, сияю и по сей день. Правда, вторая дочь оказалась совершенно непохожей на первую. Если у старшей дочки синевато-серые глаза, волосы русые, даже чуть рыжеватые, то у младшей – чёрные волосы, как у отца, а глаза карие, как у меня.
       Дочери у нас беспроблемные, выросли как-то незаметно быстро. Они очень дружат, стараются всегда быть вместе, у них свои секреты, некоторые даже от родителей. Каждое лето они проводят свои каникулы на хуторе у родителей отца.  Хутор солидный: магазин, пекарня, школа, клуб, сельсовет, фельдшерский пункт и церковь. Предки Семёна поселились там лет двести или триста назад. У его семьи огромное хозяйство: родительский дом, дома двух её сыновей с женами и детьми, летняя кухня, банька, конюшня, птичник, свинарник и какие-то сараи, сараи то с дровами, то с сеном, огород, сад, бахча, пасека на пять ульев, виноградник и винодельня. Некоторые постройки очень старые, некоторые современные. И с утра до ночи все работают, от самых младых ногтей подключились и наши девочки. Раньше на хуторе было только радио, а теперь мобильная связь, интернет и телевидение. Наши дочки умеют всё: доить, копать, работать с пчёлами, делать вино и много чего другого. Кстати, именно эту семью я видела из окна поезда, позавидовала, какие они весёлые, дружные, как их много, вот бы мне такую семью, и ведь свершилось.
           Но однажды в дождливый день, когда просто невозможно было выйти из дома, Семён предложил мне позаниматься с племянниками русским языком, они явные технари, и грамотность у них немного хромает. Предложила им диктант, они согласились, им это понравилось. Писали каждую свободную минуту, потом сравнивали свои тексты, смеялись над своими и чужими ошибками. А зимой мне писали письма, в которых сообщали какие оценки по русскому языку получали мои родственники.
           И наши дочери выбрали свою стезю – сельское хозяйство, они закончили сельхозакадемию, и работают в питомнике от сельхозакадемии далеко за городом, проживают в доме для малосемейных, каждая получила по комнате, и лишь на выходные приезжают домой. В отпуска по-прежнему ездят на отцовский хутор, там им рады. В прошлом году они самостоятельно сделали вино, напились им изрядно и стали хвастаться, что старшая сделает розовое вино и назовёт его «Мама Роза», а младшая пообещала вырастить розовую розу с запахом розы и назвать её также. Итак, одна дочка – винодел, другая – цветовод. Наверно, это не окончательно, их мечты сменятся не один раз. Парни у них есть, но дочери считают, что они только дружат, ясно – ждут своих принцев. На наши робкие просьбы насчёт внуков отвечают коротко: «Вы-то сами   когда стали родителями, помните? Вот мы повзрослеем, поумнеем, созреем для брака и для семьи, тогда и одарим вас внуками».
         Я же после всех декретных отпусков нашла работу в школе в пятых классах. Как мне пригодился опыт мучений с Митей и Витей! Конечно, городские дети отличаются от сельских, но с городскими интереснее работать, они много знают, легко схватывают всё новое. Но в школе я поработала недолго, так как мало стало детей. Расширялся мясокомбинат и сносили старые дома вокруг него. А детей перевели в новую современную школу. Места в ней для меня не нашлось, но зато открылся гуманитарный факультет при нашем политехническом университете, где я сейчас и работаю. Кстати, мои студенты, не все, некоторые, приходят на занятия в бриллиантах, даже парни носят на пальцах золотые кольца, тогда и я осмелела, стала носить серьги и кольцо с гранатами. Семён по-прежнему занимается гальваникой, но он уже начальник цеха.
          И вот настал этот день, которого так боялась и ожидала с каким-то страхом. Иногда смотрела программу «ДНК», и почему-то попадала на тему, когда отказные дети разыскивали своих родителей. Накануне показали интересную программу – две женщины-близнецы, оставленные в родильном доме и выросшие в приёмной семье, ищут своих биологических родителей просто посмотреть на них. Редакция отыскала отца женщин и пригласила его на передачу. Заходит статный крепкий старик, наверно, красивый в молодости. Ведущий спрашивает мужчину:
               - Как вы думаете, кто вас разыскивает?
               - Наверно, старые друзья или дальние родственники, - старик улыбается.
               - Вы помните свой роман с сестрой вашей жены? – Спрашивает ведущий.
               - Да какой там роман, один раз переспали с ней и всё, а потом она родила девочек-близнецов и отказалась от них, - старик с досадой махнул рукой.
               - А вот они сидят напротив, и смотрят на вас, - говорит ведущий.
               Улыбка слетела с лица старика и некоторое время он молчал.
               - Почему вы опозорили меня перед всей страной на старости лет? – Спросил старик, но ответом ему стало молчание, и, по-моему, презрение студии. А его дочери смотрели на него с укором. Они хотели увидеть родителей, не важно каких, но только увидеть, хотя бы увидеть. Но его ответ обидел их. Можно было подойти и поздороваться, хотя бы из вежливости, загладить свою вину перед ними.
          Это был воскресный день, когда с утра позвонили дочки по скайпу и сообщили, что у них всё пучком, то есть хорошо, похвастались сколько сварено варенья, накачено мёда, собрано овощей, фруктов и бахчевых, сколько раз ездили к морю, кто как загорел и облез. Приветы от остальных родственников, несколько воздушных поцелуев.
               - Девочки, милые, может, внуков привезёте, хоть в подоле, а? - Попросил Семён, - нам же скоро на пенсию, а пенсионерам положено заниматься внуками.
               - А у нас нет подолов, мы здесь ходим в шортах, а иногда и без них. А может, вы нам братика подарите, или сестричку, лучше братика, а мы ещё погуляем, кстати, в это время года бывают шторма, если погода изменится, то мы поедем домой, - звонкий смех дочек, и экран погас.
              Прозвенел дверной звонок, Семён пошёл открывать, заходит высокий мужчина, очень высокий, здоровается, Семён поворачивается ко мне, бледнеет и говорит:
           - Роза, это твой сын. Встречай гостя.
          Конечно же, я его узнала, русые волосы, карие глаза, большой лоб, даже не лоб, а лбище, но квадратный отцовский подбородок. Но что это? На лбу, висках, щеках такие же болячки, как у его отца и расположены также. Светлая летняя рубашка, серые брюки, массивные часы, обручальное кольцо с камушками и крестик на шнурке. Немного мне стало не по себе, даже захотелось убежать, но Семён не растерялся, пригласил в гостиную усадил его в кресло, а мы сели на диван, напротив. Я сильно растерялась, не знала, что и сказать. Ослабели ноги и повисли руки, загудело в голове. Вот он, мой судный день, что-то он сулит.
         - Я вижу, вы меня узнали. Но вот мои документы: паспорт и свидетельство о рождении, - густым баритоном заговорил гость, и я опять вспомнила его приёмного отца и дальнего родственника Михаила Петровича.
        Что это? Красный паспорт с надписью по-испански и российское свидетельство о рождении на тоненьком листочке. Семён взял их и стал рассматривать. Я уже поняла – это точно мой сын. Михаил Петрович говорил о переезде в Испанию. Но было немного не по себе, неужели этот крупный солидный мужчина мой сын? Хотя имею ли я право называть его так?
              - Как тебя зовут? – спросила я.
              - Андрей Михайлович Зайцев. Вы же сами назвали меня Андреем, а приёмным родителям имя понравилось. Вы Роза, а как зовут вашего мужа?
        - Я Семён, - и мужчины пожали друг другу руки.
        - Какой у тебя рост? – Неожиданно для себя спросила я.
        - Ровно метр девяносто.
        - А у меня ровно полтора метра.
        - Тебе хватит, - успокоил меня Семён.
               - Хороший рост, высоким мужчинам как раз нравятся маленькие женщины и наоборот, моя жена чуть-чуть выше Розы, - добавил Андрей.
          - А почему у тебя испанский паспорт и российское свидетельство о рождении? - спросил Семён.
        - Это долгая история. Мои родители хотели сохранить тайну усыновления. А ещё они хотели пожить в тёплых краях, досыта кушать вкусные помидоры и сладкие апельсины. Одноклассник отца каким-то образом оказался в Испании, ему там понравилось, он принял гражданство и купил дом с садом, вот он и позвал моих родителей. Они подумали и согласились, получили гражданство, купили заброшенный дом с участком, а там апельсины, лимоны и прочая флора. Соответственно, и я получил испанское гражданство, там же я получил образование: медицинское, фармацевтическое и экономическое. Родители много болели: работая на Севере, приобрели массу болезней, толком не лечились, и у меня с детства была мечта вылечить родителей. Они путались в лекарствах, неправильно их принимали, не соблюдали дозы, травились ими.
           Мне было десять лет, когда лечащий врач моих родителей в шутку поручил мне следить, чтобы они правильно принимали лекарства, соблюдали дозировку. Но я всерьёз воспринял данное поручение, перечитал все рецепты, составил график приёма лекарств, и следил, чтобы родители правильно принимали их. Удивительно, но как-то отцу потребовалось переливание крови, я предложил свою и она подошла, никто не заподозрил, что мы чужие. Да мы и похожи: ростом, телосложением, мы оба кареглазые и русоволосые, да и голоса похожи, как труба иерихонская, как мама однажды высказалась
                - Андрей, вы не чужие, если я не ошибаюсь, ты ему приводишься троюродным племянником, мой отец и твой приёмный – двоюродные братья. Разве тебе он не говорил этого?
                - Нет, отец признался, что я приёмный, за пару часов до смерти, - он покрутил головой и развёл руки. - Ну, я продолжу свой рассказ.
                - После окончания школы я поступил в медицинский колледж на очное отделение и на заочное в фармацевтический. Мне так хотелось лечить своих родителей. Тогда же я познакомился со своей будущей женой, позже она убедила меня получить ещё и экономическое образование. Она русская, и тоже по паспорту гражданка Испании в пятом поколении, её предки эмигрировали после революции. Сейчас мы оба работаем в испано-российской фармацевтической компании, мы поставляем на российский рынок лекарства, поскольку Россия производит только 35% необходимых лекарств. – Тут он замолчал, собираясь с мыслями.
          - Роза, сколько вам было лет, когда я родился? Вы так молодо выглядите.
          - Восемнадцать лет и два месяца.
          - Ребёнок родил ребёнка, - тихо сказал Семён, - мы с Розой познакомились, когда я ехал в её город по распределению, мы оказались в одном купе. Она сияла почему-то, я спросил её, почему. Она так спокойно ответила: «Родила ребёнка, отказалась от него и отдала богатым родственникам», а сама сияет.
          - Все женщины сияют после родов. Я сужу по своей жене. Я понимаю Розу: она родила, от ребёнка отказалась, о его будущем побеспокоилась, ему она ничего плохого не сделала, скорее, наоборот, и потому имеет полное право успокоиться и сиять в своё удовольствие, - сказал Андрей, я начала успокаиваться, оказывается, он дипломат.
        - Роза, я вам очень сочувствую, - он задумался. - Вы не подумайте, что я буду упрекать или осуждать вас, у меня к вам очень важное дело.  Но сначала ответьте мне: зачем и почему?
               Вместо ответа я снимаю очки, дужкой показываю веко левого глаза, где всё ещё отчётливо виден небольшой шрам, потом раздвигаю волосы на голове, чтобы и там был виден шрам. И смотрю в его глаза, пытаюсь понять, понял он или нет. Понял, в его глазах сначала ужас, затем боль и сочувствие, да, это мой сын, по крови и по духу. Такую же боль и сочувствие я видела в глазах Семёна в первые минуты знакомства. В глазах же отца Андрея, когда он лежал на мне и кусал моё лицо, были холод и равнодушие.
     - Андрей, прости меня если сможешь, пойми, но рожать надо от любимого человека, потому-то я и отказалась от тебя, что твой отец насильник, я не хотела ребёнка от насильника, много лет я не могу забыть его отвратительное лицо. Несколько лет мне снилось как он лежит на мне и кусает меня, я просыпаюсь и кричу.
     - Да, это было много раз в первые годы нашей жизни, мне приходилось успокаивать Розу, но последние лет двадцать она спит спокойно, - сказал Семён.
          - Кроме того, на тот момент у меня не было образования, специальности, зарплата на фабрике сто рублей, больной и пьющий отец, что я тебе могла дать. Я вижу – ты счастливый и состоявшийся человек. Твои родители дали тебе то, что не могла дать я. Но чувство вины перед тобой меня не оставляли все эти годы.
           - Роза, мне не за что прощать вас, ведь именно вы дали мне жизнь, судя по тому, что у меня отменное здоровье, вы не пытались навредить мне, я родился доношенным ребёнком и практически ничем не болел. Спасибо вам за то, что вы родили меня.
               Андрей замолчал, только погладил меня по руке, улыбнулся и поглядел мне в лицо. Но у меня возник вопрос: а зачем он меня разыскал, что-то случилось в его семье? Но он опередил меня вопросом:
          - Роза, а что за пятно на левом глазу, это ведь катаракта?
          - Была катаракта, но двадцать лет назад меня оперировали и удалили её.
               - Семён, лупа есть в твоём хозяйстве?
          - Есть, есть, вот в ящике была, держи.
               Андрей взял лупу и стал смотреть на мой глаз, а Семён встал за его спиной.
         - Семён, смотри, видишь пятно на роговице?
         - Вижу, получается, снова растёт эта катаракта.
         - Да, получается так, снова надо оперироваться. Постойте, так она после удара стала расти? – Андрей, по- моему даже побледнел.
          - Да, через полгода, - вспомнила я.
              - Так она что, вам не мешает?
          - Я не чувствую её совсем, хорошо, что ты мне сказал о катаракте. Опять придётся идти к офтальмологу.
          - Роза, я вам очень сочувствую. Кстати, у моих родителей была катаракта на обоих глазах, я тогда с трудом убедил их оперироваться. Роза, если нужна какая-то моя помощь, можете на меня рассчитывать.
             - Спасибо, Андрей, но ты сказал, что тебе самому нужна моя помощь и ты приехал именно за ней? – Спросила я.
             - Не совсем, мне нужен мой биологический отец. Видишь болячки на моём лице? У меня их немного, и они меня как-то не беспокоят, но вот мой сын усыпан такими болячками, они не только на лице, но и на теле, он занимается футболом, много находится на солнце. У нас жаркое солнце, и у сына болячек очень много. Над ним смеются, он уже пытался покончить с собой дважды, после второй попытки, когда он пытался повеситься, у моей мамы, Татьяны Михеевны, случился тяжёлый инсульт, она прожила месяц и умерла. Через неделю умер отец, - тут он остановился, опустил голову, тяжело вздохнул, однако продолжил свой рассказ, - но незадолго до смерти признался, что я у них приёмный, сообщил о вас все сведения, какие ему были известны. Отец разыскивал вас, он хотел выслать ваши фотографии в золотых украшениях, но вы поменяли фамилию, адрес, номер телефона. У него не получилось найти вас. Но я пригласил местного частного сыщика, тот всего-навсего поговорил со старушками у подъезда, и сегодня принёс мне ваш адрес.
     - Андрей, мне очень жаль, что умерли твои родители. Я даже не знаю, как тебя утешить, что и сказать. А ведь я тоже пыталась найти вас, ваш телефон знал мой отец, знал, но нигде не записал. После его смерти я перебрала все бумаги, но не нашла ничего. Я написала в станицу Дарье Ивановне и Марку Ивановичу, они мне ответили, что твои родители собирались переехать в Казань, поскольку знакомые в Челябинске поняли, что ребёнок у них приёмный. Кстати, мы с Семёном познакомились в поезде, когда я ехала из Ростова домой, а он ехал в наш город по распределению. Вот какая злодейка судьба, мне надо было приехать в Ростов, родить, отказаться от ребёнка и на обратном пути встретить свою судьбу. А что за болячки у тебя и твоего сына?
           - Наши медики сказали, что это генетическое заболевание, у него длинное и сложное название, передаётся по мужской линии, и нужен ещё один человек в этой цепочке. Нужна формула его крови и стволовые клетки. Мой биологический отец жив?
          - Я не знаю, я не никогда не видела после…
          - А я знаю, - сказал Семён, - я видел его вскоре после своего переезда в этот дом. А отец Розы описал мне внешность насильника, назвал его имя и фамилию, и однажды я увидел его напротив нашего подъезда в инвалидной коляске, у него не было одной ноги, правая брючина полностью подвёрнута под туловище, и он довольно высокий. Почему-то я сразу догадался, что это насильник. Подошёл к нему, назвал его имя и фамилию, парень подтвердил, я спросил, что ему здесь надо.
             - Я хотел бы увидеть Розу и попросить прощения, она знает за что. А мне ещё в колонии сказали, что она родила ребёнка, запрос поступил из Ростова, из роддома, мне бы хотелось хоть издали взглянуть на него. А где отец Розы, не знаете?
             - Роза отказалась от мальчика и его усыновили, а её отец умер. Ни одна нормальная женщина не захочет иметь ребёнка от насильника. А я, кстати, её муж, и требую, чтобы ты здесь больше не появлялся. Инвалидов я не бью, но тебе будет очень плохо, ты понял?
             - Так это был мальчик, как жалко. А мне Роза понравилась, такая спокойная, я так целовал её, и до сих пор во сне её вижу, и во сне целую.
              - Она была спокойная потому, что ты трижды ударил её, один раз кирпичом, а ещё сломал очки и повредил глаз.
              - Я не хотел, чтобы она дёргалась и кричала, а в глаз попал случайно, промахнулся, метил в висок, она сама виновата – повернула голову. Я шёл сзади и не видел, что она в очках. Кстати, я и во сне вижу, как целую её, а из глаза торчат стёкла, наверно, ей было больно.
              - Врезать бы тебе, гад, - сказал я в сердцах.
              - Врежь, ударь, я разрешаю, мне теперь всё равно, Роза для меня потеряна, ребёнка нет. Не можешь ударить? Слабак! Не буду мешать вам, прощай, мужик, - он развернулся и уехал. А я с трудом удержался, чтобы ему не врезать, у жертвы из глаза торчат стёкла, а он целует её, и думает, наверно, ей больно.
            - Лет десять назад я увидел его на паперти церкви около металлорынка, мать привозит его в инвалидной коляске, и люди подают ему милостыню, -  продолжил свой рассказ Семён, - он сильно изменился, похудел, по-моему, даже ростом меньше стал, такой старичок сидит в коляске. Последний раз я его видел примерно месяц назад, когда покупал шланг для душа.
           - Семён, почему ты мне не рассказал об этом случае?
          - Не хотел тебя пугать.
          - И правильно сделал, что ничего не сказал Розе, - высказал своё мнение Андрей. Я согласна с ним, в те далёкие годы я бы очень тяжело пережила такое известие.
           Надо сказать, что я никогда не была на металлорынке, и смутно представляю, где он находится и где там церковь.
            - Сеня, а как ты его узнал?
            - Так твой отец рассказал мне, как он выглядит: серые, почти белые, глаза, светлые волосы, квадратная челюсть, скошенный назад лоб и болячки на лице, я увидел его на паперти, когда выходил с металлорынка, и расспросил старушек. Они и поведали, что парень избил и пытался изнасиловать девушку со швейной фабрики, сел в тюрьму, не знаю на сколько, из тюрьмы вышел уже без ноги, говорят, бензопилу уронил на неё, к тому же болячки на лице, прости, Андрей, такого же цвета и расположены также, как у тебя.
              - Постойте, а ведь я, кажется, видела у нашего дома парня на инвалидной коляске вскоре после нашей свадьбы. Он был в тёмных очках, шапке, да, без одной ноги, не помню, какой, левой или правой. Неужели это был он? – Ужаснулась я.
              - Роза, забудь об этом, ты оставайся дома, а мы с Андреем поедем к церкви, ты готов? – Сказал Семён.
          - Готов, готов, большое спасибо, я не ожидал такой быстрой поддержки, Роза, вам не надо его видеть, оставайтесь дома.
          - Андрей, ты же работаешь в фармацевтической компании и не можешь подобрать лекарство? – Спросил Семён.
          - Да, мы пытались, перебрали массу лекарств, у меня стало меньше болячек, а вот Саше ничто не помогает, и он очень страдает, особенно он страдает из-за диеты, ему нельзя сладости, мучное и сладкие фрукты, а он любит сладкое. Понимаете, надо сначала изучить болезнь, чтобы лечить. Это редкое заболевание, почти неизученное. Кстати, мне помогает плавание, я очень люблю морские купания, солёная вода хорошо успокаивает мою кожу, я про мои болячки. Какая-то сила тянет меня в воду.
         - А я, кажется, понимаю, дело, видимо, в том, когда я была беременной, я всё лето плавала в реке Дон, я умудрялась даже спать на воде, Дон там в самом деле тихий, течение медленное, я раскидывала руки и ноги в стороны и засыпала, до сих пор удивляюсь как я не нахлебалась воды. Проснусь, а меня отнесло течением, разворачиваюсь и плыву обратно. Там так было жарко, одно спасение – вода, - ударилась я в воспоминания.
         - Андрей, да ты донской казак, самый настоящий донской казак, ты родился в казачьей станице Вишневая, полгода тебя купали в водах реки Дон, значит, твою маму кормили рыбкой из реки Дон, следовательно, и ты ел донскую рыбку, пил вместе с мамой донскую водичку, значит, ты – донской казак, с чем тебя и поздравляю, - Семён похлопал Андрея по плечу.
     - Спасибо за поздравление, - Андрей улыбнулся, - а вот Сашу в воду не затащишь, его мама с детства воды боялась, и с детьми плаванием не занималась, а у меня обучение как-то не получается, сам плавать умею, а дети нет. В домашнем бассейне они иногда плещутся, когда очень жарко, окунутся, посидят в воде пару часов и всё.
  - А как твоя жена воспринимает твои болячки?
          - Когда мы с ней познакомились, нам было по двенадцать, именно в этом возрасте у меня проявились эти болячки, а у Веры – обычная угревая сыпь, но очень обильная. От меня шарахались девушки, а от неё парни, вот мы и подружились, правда, у Веры сыпь прошла в первую беременность, а мои же болячки так и остались. Мои же она пыталась замазывать гримом, но потом мы узнали, что это вредно для кожи, мне рекомендовали диету, но она не очень помогла.
          - А кроме Саши ещё есть дети? – Поинтересовалась я.
               - Да, две девочки- погодки, Аня и Таня, - Андрей улыбнулся.
          А муж уже сбегал в спальню, переоделся и вышел с ключами от машины, взял гостя под локоток, и они вышли. Я же слонялась по квартире, не зная, чем заняться, потом решила завести блины – молоко и мука есть, яйцо имеется, решено, будут блины. Пекла на двух сковородках, и вскоре выросла стопка тоненьких блинчиков. Вскоре позвонил муж, попросил заварить чай   с мятой. А также достать варенье, какое осталось. Он радостно сообщил мне, что Андрей обещал помочь найти его сына. Семён исправно платил алименты, но сын ему не писал, Семён упорно разыскивал сына, очень хочет увидеть его. Я заварила чай и стала ждать своих мужчин. И стала думать: у насильника прыщи, у Андрея прыщи, у меня была угревая сыпь, но немного, началась в двенадцать лет и прошла тоже во время беременности, у жены Андрея такая же история, это какая же дурная наследственность у его сына, и как жутко выглядит ребёнок, если родители поехали в такую даль, да ещё согласились заплатить миллион рублей только за анализы крови.
             Вскоре распахнулась входная дверь, с шумом зашли Семён и Андрей, разулись, поставили на банкетку пакеты с покупками и сразу прошли в гостиную к компьютеру, за него сел Андрей и стал что-то объяснять Семёну, как неправильно он действовал. Андрей ещё куда-то звонил по своему телефону. У меня же остывали блины, и я накрыла их кастрюлей. Но вот наконец на экране появился мужчина средних лет в военной форме. За ним явно домашняя обстановка, не казарма. На стене – большая семейная фотография. На ней сам офицер с женой и двумя детьми, один – солдат, другой – кадет.
         - Кто вы? –спросил он.
         - Я твой отец, Кирилл, - ответил Семён.
              - Правда, отец, это ты? – Радостно заговорил офицер. - Я так долго тебя искал, моя мать не давала твоего адреса, она зла на тебя за то, что ты уехал по распределению, а мог бы остаться в нашем городе, я понимаю, что вы развелись и не осуждаю ни тебя, ни её. Я так рад, что ты нашёл меня, ты не представляешь, столько лет я хотел тебя найти, да у меня есть отчим, у меня с ним хорошие отношения, но я же помню тебя. Я пытался тебя разыскать потихоньку от матери, я узнал название города, куда ты уехал, в институт сходил, я писал на завод, но письмо вернулось.
          - Кирилл, наш завод разделился на три части, поменялся юридический адрес и название завода ещё в девяностые годы.
         - Ты же был зарегистрирован в общежитии, но потом куда-то делся.
         - Кирилл, я женился и переехал к жене.
              - Отец, я всё понял. Я так рад нашей встрече. Но мне надо спешить на службу, я должен проститься с тобой. Отец, я найду тебя, как освобожусь. До встречи.
         Экран погас.
       - Ну вот, Семён, ты понял, как надо было искать? Я рад за тебя.
       - Так, мальчики, руки мыть и к столу, блины остывают, - это уже я подала голос. Достала чайный сервиз, расставила его, принесла чайники с кухни, из пакета вынула покупки и разложила их по тарелкам. Мужчина сели за стол и принялись за чай. Хотела и я сесть за стол, но прозвенел дверной звонок, и я пошла открывать.
        На пороге стояла молодая женщина и две девочки лет десяти. Удивительно, но они были одеты в тёплые свитера и брючки, удивительно, потому что сейчас лето и погода довольно тёплая.
      - Здравствуйте, я – Вера, а вы донна Роза? Я не ошиблась? Андрей здесь? Я ему звоню-звоню, телефон не отвечает, он не взял листок с адресом, данный детективом. Я по нему вас и нашла.
      - Андрей здесь и пьёт чай, заходите- заходите. А где ваш мальчик?
      - Саша очень мёрзнет и не выходит на улицу. А днём он уснул, ну мы и поехали Андрюшу искать, вдруг он потерялся, или телефон потерял.
      Андрей слукавил – его жена выше меня сантиметров на десять – пятнадцать. Он поднялся, подошёл к жене и дочкам и стал извиняться, он случайно отключил телефон от волнения, когда помогал Семёну найти его сына. Бумажку с адресом не взял потому, что запомнил его.
        - Эта пицца с картошкой? – подала голосок русоволосая девочка, указав на картофельную шанежку. – В вашей стране такая вкусная картошка, можно откусить кусочек, а где можно помыть руки?
        Я обратила внимание на девочек, да, они сёстры, но разные, одна русоволосая и кареглазая, другая светленькая и с серыми глазами. На минуту мне показалось, что она похожа на насильника, только личико доброе и весёлое. Любительница пиццы заметила, что я на неё смотрю и представилась:
        - Я – Анечка, а вы донна Роза? Это ведь вас мой папа так долго ищет?
        - А я – Танечка, я видела ваши фотографии, донна Роза, я вас узнала, а вы немного постарели.
        - Так, девочки, идите за мной, мойте руки и к столу.
       Итак, вся семья в сборе, так приятно наблюдать за ними. А я – донна Роза, неплохо, надо подсказать дочкам назвать вино и цветок «Донна Роза».
       - Андрей, а ты нашёл своего отца? – спросила Вера. Андрей посмотрел на меня. Он решает: говорить или нет. Я утвердительно киваю ему.
       - Говори, как есть, мне это тоже интересно. Только не называй его по имени – попросила я.
       - Да, мы его нашли. На паперти церкви, он сидел в инвалидной коляске и просил милостыню, у него нет одной ноги выше колена. Я подошёл к нему, представился, сказал, что нужна помощь моему сыну, он очень болен, у него такие же болячки, над ним смеются в школе. У нас генетическое заболевание, и нужна его формула крови, чтобы понять, что это за болезнь и как её лечить.
        - А он поверил, что ты его сын? – Спросила я. Спросила, зная, что этого парня судили за попытку изнасилования – самого изнасилования не было, так написали в справке из больницы, поэтому возникает вопрос: если не было изнасилования, то откуда взялся ребёнок? Непорочное зачатие?
        - Поверил, заулыбался, сказал, что я похож на мать, но болячки явно от него, и он рад видеть меня, но миллион за свои анализы он попросил, - ответил Андрей.
        - Ещё бы не попросить у тебя миллион, он же поглядел на твои часы и кольцо с бриллиантами. Это ведь бриллианты? – Спросил Семён.
        - Да, бриллианты, у тебя глаз – алмаз. Трое детей – три бриллианта. Да, часы «Роллекс», настоящие, я их постоянно ношу, это всё-таки подарок отца. Понятно, почему он попросил с меня миллион.
        - Долларов? – спросила Вера.
        - Рублей, мы заплатим, Вера, ты согласна?
        - Конечно, я согласна. Но только после того, как он сдаст все нужные анализы. А почему он попросил рубли, не доллары? – удивилась Вера.
        - А куда он потратит их, доллары? Рубли, и те опасно ему давать, вдруг отберут, но я пообещал ему миллион рублей.
        - Ну, и правильно. Но если он инвалид, да ещё без ноги, лучше устроить его в дом инвалидов, есть такой в вашем городе, всё-таки он твой отец? - Предложила Вера, какая добрая душа у этой женщины.
        - Есть, ты права, Вера, - поддержал её Семён, - надо попробовать устроить его в дом инвалидов, может, несколько раз придётся брать у него анализы, деньги у него могут отобрать, а потом он снова будет просить деньги, просить уже с Розы, надо подключить адвокатов и органы опеки. Я видел его мать, она совсем старая, и худая-худая, как она ещё справляется с инвалидом. Как я понял, протеза у него нет, а может, и есть, но он пользуется коляской.
        -  Интересно, на каком этаже живёт инвалид? - Спросил Андрей, явно у него антипатия к биологическому отцу, однако, хочет позаботиться о нём. Интересно, спросил ли он имя своего отца?
         - На третьем, мой отец был у него дома, он рассказывал мне про свой визит, - ответила я.
              - Нет, - возразил Семён, - сейчас он проживает в частном секторе рядом с церковью, мне местные старушки рассказали, что они с матерью поменяли квартиру на дом. Кстати, там отирался мужичонка похожий на инвалида, старушки сказали, что он иногда подходит к инвалиду, и тот даёт ему деньги, да, он похож, но лицо у него чистое.
         - Да, я тоже обратил на него внимание, хотел подойти, но он сразу скрылся.
          - Мамочка, ты забыла про фотографии, они у тебя в сумочке, - напомнила Танечка.
         - А ведь и правда, Роза, вы помните, как вас фотографировал Михаил Петрович?
         - Конечно, помню, они у вас с собой? Вы их покажете?
          - Да, вот они, - Вера вынула из сумочки фотографии, и я с радостью стала их рассматривать.
          - А вы носите эти украшения? – спросила Вера.
          - Изредка, эти украшения мы храним в банковской ячейке. Правда, я ношу постоянно гарнитур с гранатами на работу. Наши студентки на лекции ходят в бриллиантах, совсем молодые парни носят золотые кольца и перстни с камнями, почему я должна выглядеть хуже них. Дома я их храню в сейфе и в тайнике. В нашем доме иногда случаются кражи со взломом, вот муж предложил не держать их в квартире, а когда дочери подросли, мы сфотографировали их в этих серьгах и прочем. Они сфотографировались в них и всё, сказали, что эти вещи вышли из моды, ладно, хоть новые не попросили, модные, мол, бриллианты – лучшие друзья девушек.
        - Я снимал их на плёночный фотоаппарат, на нём более хорошие кадры получаются, - сказал Семён, вынося альбом из комнаты девочек, гости с любопытством стали его рассматривать, а потом взял фото из моих рук и заулыбался.
        - Роза, какая ты тут красотка. Вера, эти фото нам?
        - Конечно.
        - А вам он дарил золотые украшения? – спросила я.
        - Разумеется. И все уши нам пропел про сусуманское золото, какое оно красивое и замечательное. Он купил его перед отъездом в Испанию, мечтал, что сын когда-нибудь женится, будут внуки или внучки, и что-то надо будет дарить, так он объяснил свою покупку. Мне подарил, и девочкам, но мы тоже храним их в банке, воры есть и в Испании. Конечно, украшения я ношу, но более скромные, купленные мной или подаренные Андреем. Как-то брошь с сапфирами приколола на платье, так столько вопросов было, сколько стоит да где купила. Пробовала отговориться, что это бижутерия, но мне никто не поверил, сусуманское золото в Испании редкость, потому знатоков драгметаллов оно ставило в тупик.
        -У меня подобная история была, на выпускной старшей дочери приколола на платье брошь с жемчугом и серьги жемчужные вставила в уши, так один тип просил продать ему гарнитур за любые деньги, он-де никогда не видел розовый жемчуг, а у самого глаза загорелись и руки затряслись, я –то понятия не имею, сколько может стоит этот гарнитур, я испугалась, сказала ему: «Нет» и бегом к Семёну, вцепилась в него и дрожу. А ещё как-то один наш студент спросил, не из Магадана ли я, а получив отрицательный ответ, огорчился, решил, что я его землячка. Хорошо хоть не поинтересовался, не побывала ли я за решёткой в тех краях. Ну, как они отличают сусуманское золото от узбекского?
        - Это мои сёстры? Какие милые! – Андрей заулыбался. - Я всегда переживал, что я в семье один, а тут сразу две сестрёнки. Надеюсь, вы познакомите меня с ними, и я смогу обнять их. Интересно, а как они встретят меня? – Сказал Андрей. Да, это проблема так уж проблема.
        - Семён, а ты отличный фотограф, у тебя такой замечательный вкус, эта жемчужная брошь и серьги так смотрятся на синем платье, а бирюза на белом, гранаты – на чёрном.
        - Андрюшенька, ты видишь платья и украшения, а дочек моих ты не видишь, на ком эти платья и украшения? – Укорил Семён    
        - Прости, друг, дочки у тебя красавицы. А сколько им лет?
        В это время из комнаты наших дочек вышли Анечка с Танечкой, они держали по игрушке. У Анечки старенький олимпийский мишка, его когда-то купила я, у Танечки – чебурашка, его покупала моя мама.
        - Можно взять эти игрушки, они нам понравились, только мы не поняли, кто они? – Робко попросила Анечка.
        - Анечка, у тебя мишка, но не простой, а олимпийский. Он был символом московской олимпиады, видишь, на нём ремешок с пятью кольцами. А у тебя, Танечка, чебурашка, он из старого мультфильма, наши дети очень любят его, его любили их родители, возможно, их бабушки и дедушки, - ответила я.
        - А кто ими играет? – Почти хором спросили девочки.
        - Никто не играет, наши дочки уже выросли, а игрушки сохранились. Жалко их выбрасывать, хотя они такие потрёпанные.
        - Они такие добрые! – Анечка прижала к себе мишку, Танечка завела за спину руку с чебурашкой.
        - Девочки, как вам не стыдно, у нас дома столько игрушек, хоть магазин открывай, - возмутился Андрей.
        - Но таких-то нету, - робко ответила Анечка. Спор прекратил Семён:
        - Девочки, игрушки ваши, ведь ими никто не играет, а игрушки обижаются если ими не играют.
              - А ведь в самом деле у нас нет таких игрушек, нет чебурашки и олимпийского мишки, столько игрушек чуть ли не со всего мира. И как это мы упустили возможность приобрести их? - сказал Андрей.
        - Не переживай, Андрюша, у вас с Верой просто не было возможности приобрести эти игрушки, они выпускались до вашего рождения, так что прекрати себя казнить, - успокоил гостей Семён.
        - Это джем или конфитюр? – спросила вдруг Танечка. А личико у неё измазано всеми вареньями. Мы забыли про детей, а они молодцы: положив в мамину сумку игрушки, они принялись за еду: съели все блины и почти всё варенье.
       - Варенье это. Но можно называть и джемом, и конфитюром, - ответил Андрей.
       - Какое красивое слово «варенье», - изумилась Танечка. По-моему, из неё выйдет неплохой филолог. – Из чего эти варенья?
      - Крыжовник, клюква и смородина.
      - Варенье вкусное, булочки вкусные, а вот помидоры в вашей стране ужасные и апельсины кислые. Надо было с собой привезти помидоры и апельсины из нашего сада, а ещё ананасы и киви. Зато мне здесь понравилась ягода землянка, - поделилась своими впечатлениями Танечка.
      - Не землянка, а земляника, - поправила её Вера.
      - А как правильно: сметана или сметанка? – Танечка вновь проявила себя как филолог.
      - И так, и так правильно.
      - Тогда чем землянка отличается от земляники?
      - Я думаю, это неважно, главное, это вкусно, и землянка и сметанка, донна Роза, мне понравились ваши блины. Когда я вырасту, научите меня жарить такие же? – доев последний блин, спросила Анечка. Я чуть не прослезилась.
       - А пока мы не выросли, научите жарить такие блины нашу маму, - подала голос Танечка.
               - Кстати, Андрей, Вера, откуда у вас и ваших детей такой хороший русский язык?
      - А на нашей улице все говорят только по-русски, - ответил Андрей, - к тому же мои родители говорили по-русски, по-испански они слов десять или двадцать знали, а наши дети общаются с местными детьми на соседней улице по-испански. На нашей улице селились русские эмигранты со времён революции, поэтому знание родного языка обязательно. В школе наши дети учат русский, испанский, итальянский, в старших классах будет французский или английский на выбор. А ещё на нашей улице имеется православная церковь, службы там идут на современном русском, мы все воцерковлены и постоянно посещаем храм. Испания - страна религиозная.
      «Что это за слово «воцерковлены»? – подумала я, хотела спросить, но не посмела, не захотела показаться невежей. Я опасалась, что он спросит, почему на мне и на муже нет креста. Семён – крещён, но не носит крест, а я вообще   не крещена. Пыталась как-то зайти в церковь, а я знала, что сначала надо перекреститься, но я же левша, хоть и переученная, и стала креститься левой рукой, причём не справа налево, а слева направо. Подбегает ко мне одна женщина и давай меня ругать: «Это святотатство!», и я убежала. Андрей явно человек глубоко религиозный, и в то же время тактичный, это хорошо.
      В это время с улицы донеслись крики детей, опять наши дворовые команды собрались играть в футбол. Сейчас каникулы и баталии бывают каждый день.
      - Андрей, - заговорил Семён, - как я понял, твой сын профессионально занимается футболом, может, он потренирует наших дворовых мальчиков, может, это отвлечёт его от депрессии.
      - А смеяться над ним не будут? – усомнился Андрей.
      - Не будут, нынче зимой они запускали фейерверк, так одна ракета взорвалась и посекла у них лица, так что все они корявые как после оспы.
      - Саша согласится, он любит футбол, он нас учил играть, научит и ваших мальчиков, - высказалась Анечка.
      - И пусть только попробуют смеяться над братом, - добавила Танечка.
      - А мы просто поколотим того, кто будет смеяться над Сашей, - воинственно заявила Анечка.
      Шум со двора усилился, явно, забили кому-то гол.
              - Можно посмотреть на ваш футбол?  - Спросила Анечка. - Дома мы всегда смотрим матчи.
      - Можно, выходите на балкон, - позвала я девочек и вышла с ними. Они оказались азартными болельщицами, стали кричать, давать указания игрокам, одному мальчику это не понравилось, и он погрозил девочкам кулаком. Они расхохотались и стали строить рожицы. Вера тоже вышла на балкон и стала смотреть во двор, но она явно не болельщица.
               Зазвонил телефон у Веры, она ответила, потом сказала:
       - Саша проснулся, никого нет, ему скучно. Он просит нас вернуться. – Вера повернулась к мужчинам. – Что делать?
      - Роза, Семён, я приглашаю вас, мы приглашаем вас к нам в гостиницу, места там много, мы все разместимся.
      - А можно взять для Саши эти булочки и варенье? – Спросила Анечка. -  Он любит булочки, хотя ему и запрещают. А какие подарки мы для вас привезли! – и она стала перечислять испанские названия.
       - Подарки? Нам? – Одновременно спросили мы с Семёном.
       - А как же без подарков, не по-русски как-то, - ответил Андрей.
       - Да, ещё сангрия, её мой отец делал, - вспомнил он.
       - Что такое сангрия? – спросила я.
       - Это вино такое, точнее, водка, настоянная на апельсинах и лимонах. А вино мы тоже привезли, оно из нашего виноградника, в прошлом году был хороший урожай винограда, и вино получилось удачным.
       - А ещё масло оливковое, - вспомнила Анечка, - из оливок с нашего сада, у нас старинная давильная машина, масло получается такое ароматное.
       - В него хорошо хлеб макать и салат поливать, и рыбу жарить, - добавила Вера.
       «Зачем макать хлеб в оливковое масло? Чтобы по подбородку текло? А салат мы любим с майонезом, хотела спросить я, но не решилась. А что, рыбу, наверно, хорошо на этом масле пожарить и винегрет заправить. А блины я пеку на топлёном масле. Дарёному коню, как говорится, в зубы не смотрят. Применение этому маслу найдётся, это точно».
       - А ещё мы привезли мёд мандариновый, его у соседа купили, он пасеку держит с пчёлами, и у него мандариновая плантация, - доложила Танечка, - по телевизору сказали, что мандариновый мёд самый вкусный.
       Надо бы что-то сказать по-испански, подумалось мне.
      - Грациас, амигос, - сказала я, кажется, правильно, девчонки засмеялись, их родители тоже.
     Мы с мужем переглянулись, улыбнулись и стали собираться. Семён сложил в магазинный пакет несъеденное, а я пошла на кухню, достала оставшиеся банки с вареньем, поставила их в сумку и переложила газетами, чтобы не побились. Слышу – Семён вызывает такси, две машины. На минуту я задумалась, а не снится ли мне всё? Незаметно я ущипнула себя за руку, да, больно, значит, я не сплю. Мне вдруг вспомнился старый фильм «Цветение несеянной ржи» с Донатасом Банионисом, моим любимым героем далёкого детства. Я очень смутно помню содержание этого фильма, но по названию понятно: рожь не цветёт, тем более несеянная, кажется, вспоминаю, что герой прожил свою жизнь только для себя, тем не менее, его сын, который рос не с ним, позаботился как-то об отце. Фильм мне не понравился, я усомнилась в реальности происходящего на экране, и забыла его, но сегодня убедилась: да, так бывает, жаль, не удалось вспомнить фильм более подробно.
    Хорошо, что нет наших дочек, как бы я объяснила им всё происходящее. А ведь рано или поздно придётся им объяснять, и какова будет их реакция, страшно даже представить, что они мне скажут, поймут или осудят, и как они примут новых родственников. Но надо надеяться на лучшее, думаю, что они поймут меня, если Андрей смог понять. Кстати, и Семён никогда не говорил дочкам, что у них есть брат, его сын от первого брака, да, и я не касалась болезненной для него темы.
                Пока ждали такси, девочки убежали на спортплощадку. Футбольный матч остановился, мальчики обступили девчонок, спор продолжился, но вот приехали две машины такси, девочки подбежали к нам, напоследок они обернулись и крикнули мальчикам:
                - Вот завтра приедет наш брат, он вас научит играть, - кричала Анечка.
                - И материться он умеет лучше, чем вы, - кричала Танечка.
                - Хвастуши, - неслось им вслед, - и вруши.
                Перебранку прекратил Андрей, что-то жёстко сказал по-испански и почти загнал в подошедшее такси дочек на заднее сиденье и сел рядом, Вера молча села спереди. Мы с Сеней сели в другое такси и поехали следом за первым.
                - Хорошие девочки, - сказал муж и засмеялся, - с такими не заскучаешь. Интересно, как отец их наказывает?
              - Вряд ли бьёт ремнем или ставит в угол на горох. Скорее всего просто скажет, что на том свете черти будут жарить их на сковородке.
                - На таких не подействует ремень или горох в углу, тем более угрозы про сковородку, - резюмировал Семён. – Наши девочки, пожалуй, были спокойнее.
                - А по-моему, ты просто забыл, какие они были хулиганистые и зубоскалки. А сегодня утром что они тебе ответили на просьбу внуков в подоле принести? Подолов у них нет, шорты они носят, да и то иногда.
                - Может, и в самом деле забыл какие они были. Посмотрим, что за фрукт их братик.
                - Сенечка, сегодня у нас с тобой знаменательный день. Ко мне приехал сын, ты нашёл своего сына, и мы в одночасье стали дедушкой и бабушкой, у твоего сына двое детей, у моего сына трое, итого пять, не много ли для начала.
                Только мы успели договорить, как мы доехали до гостиницы, сначала вышли наши гости и стали кому-то махать руками. На балконе второго этажа стоял мальчик лет пятнадцати и тоже размахивал руками. Лицо у мальчика было ужасным из-за сине-багровых болячек. Я поняла его родителей, согласившихся дать миллион отцу Андрея за анализы крови.
              - Какой ужас, - прошептала я, вцепившись в руку мужа.
                - Так, Роза, возьми себя в руки, перестань паниковать, сейчас мы зайдём, поздороваемся с молодым человеком, и ты будешь улыбаться, поняла меня, ты будешь ему улыбаться, - неожиданно строго сказал Семён, - никогда он так не говорил со мной. А ведь он прав, не надо пугать мальчика своим видом, и я постаралась сделать весёлое лицо.
                - Ну, парень, держись, мы идём тебе помогать, - муж погладил меня по руке, и мы зашли в вестибюль гостиницы вслед за Андреем и его семьёй.
                Но у меня зазвонил телефон, я остановилась, достала его, на экране появилось имя старшей дочери Ирины. Семён подошёл ко мне, он хотел послушать, что она скажет.
                - Мамочка, папочка, сегодня пришло штормовое предупреждение, на хутор идёт шторм и проливные дожди сроком на неделю. Нам тут делать нечего. Сейчас соберём сумки с урожаем и на последнем автобусе выезжаем на вокзал, мы откупили целое купе, чтобы поместился весь багаж. Так что, ждите нас через пару дней. Мамочка, что ты молчишь, ты не рада? У вас что-то случилось?
                - Случилось, дочка, случилось, - я перевела дыхание, набралась смелости, - приехал мой сын из Испании, от которого я когда-то отказалась, не один, с женой и тремя детьми. Семён, а сейчас кайся ты, - и я передала ему телефон.
                - Ирочка, дочка, а я нашёл сегодня своего сына, с матерью которого я расстался много лет назад, точнее, сорок лет, она скрывала его адрес, и у него двое мальчиков. Таким образом, в один день мы стали дедушкой и бабушкой пяти внуков. Приедете – познакомитесь.
                - Это у вас шутки такие? Или вы с ума сошли? Оля, нас разыгрывают, возьми трубку, послушай.
                - Оля, нет возможности долго с тобой говорить, нас ждут новые родственники, им нужна наша помощь, Ира тебе всё перескажет. Извините, дочки, конец связи, - и я отключила телефон.
                Подошёл Андрей, за ним спускался с лестницы Саша, красивый парень, высокий как отец и широкоплечий, но лицо, конечно, просто ужасное, внутренне я содрогнулась, но улыбнулась и шагнула ему навстречу.
                - Позвонили дочки с хутора, туда надвигается шторм и дожди, они выезжают сегодня, через два дня будут здесь. Я им рассказала о вас, по-моему, они не поверили.
                - Здравствуйте, донна Роза, вы так похожи на моего отца, -   мальчик широко улыбнулся и поцеловал мне руку. А я погладила его по голове. Я уже не видела его ужасного лица.
                А по лестнице бежали Аня с Таней.
                - Ну, где вы так долго? Мама уже достаёт подарки для вас, они вам понравятся, идём скорее.
                - Роза, перекиньте мне телефоны ваших дочек, - попросил Андрей, - я хочу сам пообщаться с сёстрами, с кого начать, вот вопрос.
                - Мой телефон кнопочный, у Семёна современный телефон, но он, видимо, оставил его дома, с ним такое случается.
           Андрей тем временем набрал номер Ирины и заговорил с ней.
             - Здравствуй, сестра Ирина, а я твой брат Андрей, это не шутка, я вам сейчас объясню, - но в его телефон сунулась мордашка Ани.
                - Меня зовут Аня, а мою сестру Таня, папа, поверни телефон, чтобы Таню было видно, Таня, улыбнись, а сейчас Саша, правда, Саша у нас красавец, а на болячки не обращайте внимания, а это наша мама, а как зовут вас?
                Зазвонил телефон Семёна, он, оказывается, положил его в сумку, а сумка у него большая, и он усердно роется в ней. Тем временем ко мне подошёл Андрей.
              - Роза, я сейчас выйду в ванную и всё объясню сёстрам, не переживайте, я правильно им объясню. Постараюсь объяснить так, чтобы не было вопросов к вам, чтобы они всё правильно поняли и не упрекали вас. Только у меня к вам будет небольшая просьба – Вера не должна знать, что я сын насильника, вы отказались от меня по молодости, Семёну я уже сказал. Не знаю, как я буду с этим жить. Советую и дочкам не говорить, даже не советую, очень прошу.
                - Андрей, прости себя, ты ни в чём не виноват, и тебе станет легче. Если ты верующий, сходи в церковь на исповедь, уверена, священник подберёт нужные слова.
                - Спасибо за совет. А вы-то себя простили?
                - Наполовину. Один день я себя прощаю, другой день – обвиняю.
             Удивительно, но у меня вдруг возникло тёплое чувство к этому человеку. Его фраза «Не знаю, как я буду с этим жить» что-то всколыхнуло во мне, то ли жалость, то ли сочувствие, и желание помочь. А чем я могу помочь ему? Он сильный, он справится, действительно, он прав, никто из его близких не должен знать его тайну. Факт изнасилования его родственники и мои дочери не должны знать, всю вину мне придётся взять на себя, молодая была, глупая, вот и отказалась от ребёнка. Будь он маленьким, взяла бы его на руки, покачала и успокоила.
               Наконец-то Семён нашёл свой телефон, как я поняла, он общается с Олей, точнее, пока слушает её, и вышел на балкон, через стекло видно, как он размахивает левой рукой, а правой держит телефон. Да, безумный, безумный, безумный день, когда-то был фильм с таким названием. Если Андрей действительно расскажет сёстрам о себе, может, ко мне будет меньше вопросов. Страшно не хочется вспоминать события тридцатипятилетней давности, если Семёну я с лёгкостью рассказала о своей беде, то сейчас уже не смогу, Семён был тогда незнакомым, посторонним человеком, и с ним было легко, но глядя в глаза дочерям я не смогу говорить. Говорят, что время лечит – неправда, время наносит только новые раны, вернее, это в моём случае время не лечит, если бы Андрей не приехал, я бы действительно забыла эту историю, но с его приездом вскрылись старые раны и появились новые. Неизвестно что скажут дочери, я боюсь их суда, но надеюсь на Андрея, на его красноречие.
                - Донна Роза, идём со мной, там для вас красивая сумочка, шаль и шёлковый платок. А ещё соломенная шляпка и модные очки от солнца, - взяла меня за руку Танечка.
                - Танечка, а ведь у меня нет соломенной шляпки, модных очков, шали и платка, и красивая сумочка не помешает. Идём, дорогая, какие вы умницы, что привезли мне именно эти вещи, - эту фразу я произнесла уже в гостиничном номере.
                - Донна Роза, а у нас несколько шляп, платков, шалей и сумочек, так что и вашим дочкам хватит. Расскажите нам о них: сколько им лет, где они учатся или работают? - Спросила Вера, она сидела на диване с большой коробкой на коленях, а рядом – большая сумка.
                - Моим дочкам двадцать пять и двадцать семь лет, они закончили сельхозакадемию и сейчас работают в питомнике, выращивают новые сорта винограда и роз.
                - Как здорово, а у нас в этом году вымерзла часть виноградника, и розы поела щитовка. Может, они нам дадут саженцы роз и лозу, - предположила Вера.
                - Конечно, наш питомник продаёт посадочный материал, это я точно знаю. А подойдёт ли он для вашей климатической зоны?
                - Подойдёт, кстати, наши розы и виноград привезён из Челябинска, их привезла моя мама, Татьяна Михеевна, она много что привезла с Родины, и всё прижилось, она сама рассказывала.
                Вернулся из спальни Андрей.
                - Роза, я поговорил с Ириной, она всё поняла, даже заплакала, ей стало тебя жалко. Я попросил её не донимать тебя вопросами, она обещала, где Семён? На балконе? Он с Олей разговаривает. Как вам подарки?
                - Спасибо, мне всё понравилось и всё подошло. Тёплой шали у меня не было, сейчас есть, соломенная шляпка – просто чудо, у нас в городе такую не купить, я в ней как кинозвезда, Софи Лорен, - я попыталась развеселить себя и родственников, - вот надену вечерком этот красивый платок, шляпу, модные дымчатые очки, возьму сумочку и выйдем мы с Семёном гулять по бульвару.
                Тем временем справа ко мне подсела Анечка, слева Танечка, я обняла их, они такие тёплые, уютные, и я поняла – я бабушка.
                - “У меня завелись ангелята, завелись среди белого дня”, - тихонько пропела я.
                - Вертинский, мы обожаем его песни, - заулыбался Саша, он принёс чашку чая, подал её мне и сел напротив меня на диван.
                “Надо же, мальчик Вертинского знает, хороший мальчик, с ним есть о чём поговорить” - подумалось мне.
                - Я заказал ужин для нас всех, праздничный ужин, обещали быстро обслужить, а пока пейте чай, этот чай растёт в нашем саду, и мы пьём только его, - я попробовала его и не поняла, какой этот чай: чёрный, жёлтый или зелёный, да ещё без сахара, ужас, я не пью чай без сахара, но я мужественно выпила его, не хотелось обижать мальчика. Спустя пару минут у меня поменялось настроение в лучшую сторону, как поётся в одной старой песне: «Всё стало вокруг голубым и зелёным». А чего я, дура, переживаю? У меня пять внуков, пять, такое богатство, внуков Семёна я тоже считаю своими, и сын, да ещё какой сын, он меня простил. А сноха, это такое чудо, да ещё замечательные подарки привезла. Внучки – прелесть, прекрасно воспитаны, никаких лишних вопросов.
                С балкона вышел Семён, он был серьёзен.
                - Я поговорил с Олей и с Ирой тоже, они всё поняли, обещали не сердиться на нас. Аня и Таня, арбузы, дыни, виноград, персики любите? Мои дочки везут полвагона гостинцев, через пару дней приедут, - пообещал он.
                - А помидоры и апельсины? – Почти хором спросили девочки.
                - Девочки, вам же сказали: дыни, арбузы, персики и виноград, - строго ответил Саша, - эти фрукты растут у нас в Испании, и вы всегда их ели.
                - Помидоры тоже будут – южные, вкусные, большие, чуть меньше арбуза. Апельсинов нет, они на хуторе не растут, - уточнила я, - скажите, у вас в Испании растут красные апельсины?
              - Конечно, растут, на нашем участке имеются два дерева, а что? – спросил Саша.
                - Я один раз в жизни, в далёком детстве, съела красный апельсин, он мне понравился, но больше никогда красные апельсины не попадались. Семён, как ты думаешь, если нам пришлют семена или черенки красного апельсина, они приживутся на хуторе?
                Семён задумался, мой вопрос явно поставил его в тупик.
                - А что, на соседнем хуторе растут лимоны, и они плодоносят, немного, они молодые, но плодоносят, где-то разводят мандарины, а что, можно попробовать, у нас на хуторе также жарко бывает, как в Испании, ветра влажные с моря дуют, и земли у нас хорошие, мои предки поселились на этом хуторе лет триста назад именно из-за плодородной земли, может, и вырастет для тебя, Роза, красный апельсин.
                - Вырастет, вырастет, у нас в Испании земли не очень плодородные, и дожди редко бывают, но всё растёт и благоухает, - сообщил Андрей, - а ещё лучше самой приехать и поесть досыта красных апельсинов и прочей флоры, посадим мы тебя под апельсиновым деревом в мягкое кресло и кушай их сколько сможешь.
                Постучали в дверь, зашли официанты, разложили большой стол в гостиной и стали его накрывать.
                - Донна Роза, а вы останетесь с нами? Расскажете что-нибудь, – предложила Анечка. Я поглядела на Андрея, вопросительно так поглядела, я не знала, что ответить.
                - Можно, конечно, можно, попросим горничную постелить донне Розе и дону Семёну в гостиной, если они не против, пусть ночуют у нас, а донна Роза расскажет что-нибудь.
             - Хотите послушать о детстве Пушкина, о лицейских годах и стихи тех лет?