Поэзия в мою честь

Недавно, перебирая архивные записи, я наткнулась на совершенно особенную тетрадь — покрытую пылью, забытую среди множества других вещей, потерявшихся в глубинах моего шкафа. Древняя, потрёпанная школьная анкета, с полустёртыми чернилами на обложке, хранила в себе те простые, наивные вопросы, которые я задавала одноклассникам когда-то давно. Я машинально провела пальцами по строчкам, читая вполголоса.

Вопросы были незамысловатыми: «Любимое время года», «Какая твоя мечта?», «С кем бы ты хотел познакомиться?» Улыбка сама собой растянулась на губах — как же прост был тогда мир, как невинны были эти ответы. Но мои глаза задержались на одной странице. Старый листок, весь в аккуратных, немного угловатых буквах, хранил стихотворение. Стих, посвящённый… мне.

«Твои глаза, как весеннее небо!
Смотришь — и будто бы светлеет вокруг...»

Слова пробудили картину из прошлого, словно туман рассеялся на мгновение, и я увидела его. Тот мальчик, с огромными задумчивыми глазами, стеснительный, но отважный. Сколько раз я ловила на себе его робкий, полный обожания взгляд, когда он думал, что я не замечаю. И как забавно и трогательно это выглядело, когда он пытался подойти, просто чтобы пойти рядом со мной по дороге из школы. Я даже помню, как однажды он тихо и с огромной серьёзностью спросил, не нужна ли мне помощь с сумкой. Тогда я засмеялась, а он залился краской и молчал всю дорогу, только иногда поглядывая на меня исподтишка.

Я провожу пальцами по этим строкам, и внутри пробуждается щемящая тоска — даже не по тому мальчику, хотя он был действительно дорог в тот момент. А по той себе, которая могла позволить себе эту лёгкость. Я чувствую, как тепло поднимается в груди, и от этого неожиданного ощущения меня почти мутит. Я, которая привыкла видеть каждый миг в тысяче оттенков боли… тоскую по этим тихим, светлым дням. По тем минутам, когда можно было радоваться чему-то столь простому, как симпатия одноклассника.

Интересно, думал ли он обо мне после того, как я уехала? Возможно, с разочарованием. Возможно, решил, что я так и останусь в его памяти некой мечтой, обманчивым образом, который он рисовал в своём воображении. Может, когда он вырос, его мысли обо мне поблекли, словно эти страницы. Но я помню его, даже если он меня забыл. Помню, как смотрел на меня, словно видел в моих глазах целый мир.

Твои глаза, как весеннее небо!
Смотришь — и будто бы светлеет вокруг.
Ты рядом — и мне больше ничего не надо,
Смех твой задорный — самый лучший звук!

Смотришь на мир, будто светишься вся,
И с тобой не бывает мне скучно и странно.
Твои губы, как вишня, как алый цветок!
И улыбка твоя — мне награда.

Помню, как в платье ты бежала к реке,
Как играли мы в прятки, вовсю веселясь,
И когда у костра ты с придыханьем,
Рассказывала мне про привидений власть.

Ты — чудо какое-то! Просто беда,
Что я для тебя лучших слов не нашёл.
С тобой рядом быть — будто солнце взошло!
Хоть, может, в анкете всё это смешно...

Как же контрастирует с этим стихотворением песня, полная желчи, боли и страсти, которую включил мне недавно Большой Сэм, ухмыляясь и посмеиваясь. Он хотел, чтобы я её услышала. Раздались тяжёлые аккорды и я услышала первые слова - слова, которые ударили меня в самую суть. Это был вызов, это был упрёк - из прошлого. Моего прошлого.

Сначала я подумала, что это какая-то шутка, розыгрыш Сэма, но нет. Помимо того, что там звучало моё имя, там были слова, жестокие слова, явно в мой адрес. Сомнений быть не могло!

Её звали Ада или Аделинн,
Несносная девка
Из самых тёмных глубин!
Она сосала
Не только х@й,
Но и душу.
Демон изнутри и снаружи...

Припев

Аделинн,
Чёртова сука из адских глубин!
Аделинн,
Не могу забыть тебя
И тусуюсь один...

Её звали Ада или Аделинн,
Сам Дьявол ей раб, а не господин.
Под каблуком её хрустят мужские кости.
А я, идиот, прусь к ней в гости.

Я знаю, вы@бет и бросит меня Ада,
Но никого другого мне не надо!

Припев

Аделинн,
Роскошная фурия адских глубин!
Аделинн,
Позволь мне быть
Хотя бы другом твоим...

Её звали Ада или Аделинн,
Она исчезла
С наших тусклых равнин.
Она смеялась, когда я резал вены,
И предлагала мне лезвия на смену.

Припев

Аделинн,
Манящая сука из адских глубин!
Аделинн,
Нет равных тебе,
Я тусуюсь один...

Я знал, что вы@бет и бросит меня Ада,
Но никого другого мне не надо!

Я хотел задушить тебя, Ада,
Я хотел застрелить тебя, Ада...
Если бы я знал тогда,
Что без тебя мне и жизни не надо...

Припев

Аделинн
С ума сводила разных мужчин.
Аделинн
Была звездою порно картин.
Аделинн,
Твой любовник
Не увидит морщин...
Аделинн,
Дерзкая сука из самых адских глубин...

Аделинн,
Ищу твои следы среди руин.
Аделинн,
Ты пьёшь мои соки
Из своих тёмных глубин...

Перед Сэмом мне пришлось пробубнить, что это какая-то нелепица, никакого отношения ко мне не имеющая. Я реально смутилась, и не хотела, чтобы он это заметил.

Но потом сама разыскала в сети группу, исполнявшую песню, город... И вспомнила сразу, кто мог быть автором этих едких слов.

Он был сумеречным парнишкой — это я чувствовала сразу, тонко, на уровне инстинктов. В нём было столько чувств, нерастраченных и наивных, как сама юность. Он был забавно упрямым - стремился узнать, постичь меня всю. Мы часто беседовали, гуляли вместе, обсуждая книги и любимые группы. Но его пылкие чувства были для меня запретным огнём, я не позволила себе вкусить его. После того горького опыта, что я пережила из-за Александра, я дала себе клятву никогда не прикасаться к тинейджерам. Моему другу было всего шестнадцать. А ведь любовь подростка при наличии малейшей взаимности - необыкновенно сильная, страстная, горячая, она может быть разрушительна и никогда не забывается.

Я помню, как ревновал меня мой юный друг, когда я уходила веселиться с другими парнями. А он мог долго, беззастенчиво смотреть на меня, но так и не спросить, почему я выбрала не его. Как же мне хотелось признаться ему в истинной причине! Но я лишь улыбалась, отводила взгляд, пряча в душе те чувства, которые, несмотря на мою клятву, всё равно проявлялись к нему. Он же, словно чувствуя что-то большее, привязывался ко мне сильнее и сильнее, смотрел, будто в последний раз, и продолжал надеяться.

Но я знала: для него эта надежда была разрушительна. И потому, однажды, я уехала. Оставила ему лишь приятные воспоминания о наших милых и вполне невинных встречах.

Но песня, написанная им после моего исчезновения, меня потрясла... В её словах — пыл, непонимание, боль, которая, как оказалось, была гораздо глубже, чем я представляла. Он чувствовал меня, как никто, видел мою сущность, которую я так отчаянно пыталась скрыть. И осознание того, насколько чётко он прочёл меня, отдалось в сердце глухим стоном.

Я понимала: если не оборвать этот след, связанный с моим присутствием, он останется с ним на всю жизнь. Это был след вампира, тот, что оставляет на сердце каждого, кто полюбил его, вечно ноющую рану. Это болезненное чувство, пускающее корни в самую суть жертвы.

И я решилась на... операцию. Магическую операцию.

Ритуалы аннигиляции следа сложны и требовательны. Но мне было необходимо избавить парня от своего призрака. Я не позволю себе быть воспоминанием, что разъедает его по ночам - незадавшимся идеалом, разрушившим его веру и жизнь. Сжигая собственные следы, я будто бы освобождалась и сама.

Вскоре после этого я услышала от знакомых, что мой бывший поклонник - в полном порядке, насколько это может быть у молодого смертного мужчины. Он женился по любви, а недавно у пары родилась дочка, крохотное дитя, которому молодожёны  дарят всю свою нежность и заботу. Я знаю, что сделала всё, что могла -  его воспоминания обо мне потускнели и перестали отдаваться болезненным эхом.

А у меня осталось горькое, но тёплое воспоминание — о юноше, который любил меня всей душой, и чьё сердце я освободила, пусть и не сразу.


Я рассматриваю два произведения, написанные в мою честь, и не могу не улыбнуться этому дичайшему контрасту. Одно — наивное, полное светлых чувств, созданное мальчишкой, влюблённым в образ нежной, таинственной девочки. Другое — огненное, жёсткое, с налётом обречённости, настоящий крик души мужчины, который видел во мне демоническое начало, зовущее во тьму.

Но кто же я на самом деле? Не изменилась ли я до неузнаваемости? Или просто сбросила маску? Эти мысли волнуют меня и тревожат, оставляя в душе отзвук потерянного прошлого. Та девочка, что была когда-то, — чистая, простая, с детскими мечтами и первыми наивными желаниями, неужели она исчезла? Или она всё ещё жива где-то в глубинах моего существа?

И чем дольше я размышляю, тем яснее понимаю: я — всё это сразу. И та девочка со смеющимися глазами, которая смущённо наблюдала проблески первой любви, и сегодняшняя я, с хищным блеском в глазах и безупречным знанием той муки, что она с собой приносит. Во мне живёт и прошлое, и настоящее. Но открыться я могу лишь перед тем, кто сможет выдержать эту глубину, перед тем, кто поймёт меня до самой сути, кто способен разделить мой мир и не ужаснуться ему.

Все эти женские образы — одна суть. Словно маски, которые я держу в руке, но которые готова отложить ради одного-единственного взгляда, по-настоящему понимающего и принимающего меня.