Иштар. 14
Стоит упомянуть несколько слов особо об этом, на первый взгляд непримечательном, персонаже нашей истории. Дорис было под сорок лет, однако выглядела она старше минимум на 6-8 лет. Это была сухая, проворная, резкая женщина. На её морщинистом лице застыла страдальчески-суровое выражение, свидетельствующее о многолетних неблагоприятных переживаниях, стрессах и горьких размышлениях.
В психлечебнице Дорис работала почти пятнадцать лет. К больным она испытывала родственное чувство. Это было не совсем сострадание или человеколюбие, это была душевная солидарность к неполноценным и ущербным индивидам.
Женщина выросла в неблагополучной семье. Отец был наёмным работником на ферме, после тяжёлого физического труда часто пил, и в порывах пьяной злобы на жизнь, бил мать и её. Мать была глухой и хромоногой, имела инвалидность и небольшое пособие. Отец всегда отбирал эти финансовые крохи, и благополучно спускал их на выпивку и уличных бл*дей. В подростковом возрасте отец стал приставать к дочери, и до пятнадцати лет девушка периодически подвергалась домашнему сексуальному насилию с его стороны. Потом Дорис убежала из дома. Украв заначку папаши, она отправилась в другой штат.
В период до девятнадцати лет девушка жила как беспризорница: занималась проституцией, употребляла алкоголь и наркотики, приживала по комнатам с разные парнями старше её, четыре раза делала аборт. Затем её с улицы забрал некий священнослужитель, из баптистской религиозной общины. Ей предоставили жильё и устроили на работу горничной в отель. Проработала она там недолго, около пяти месяцев. Затем совершила кражу ценных вещей у нескольких постояльцев и сбежала. Сделала она это, как потом Дорис объясняла на суде, через наркозависимость, которой страдала до сих пор. Судья сострадательно отнёсся к показаниям худой измученной юной наркоманки, что и повлияло на приговор. Девушку поместили в лечебницу строгого режима, где она пробыла почти три года.
Из трех лет в лечебнице, первый год Дорис пребывала на принудительном лечении. Этот год стал для неё одним из самых тяжёлых, так как она честно пыталась избавиться от зависимости. Её периодически закрывали в одиночной камере на несколько недель, где она, словно дикий зверь, лезла на стены от приступов ломки. В это время медработники давали ей только бульон и воду, так как организм в период детоксикации, даже на эти продукты реагировал рвотой. Периодически её навещали несколько санитаров, которые доставали наркотики для пациентов. Девушка расплачивалась с ними сексом за их услуги. У подобных озабоченных медработников всегда в избытке имелись клиенты в лечебнице, готовые за дозу предоставить своё тело.
Каждый раз, когда Дорис ставала на колени или на четвереньки, она говорила себе, что это в последний раз. Она давала себе бесчисленное количество обещаний, что после этого раза точно уж завяжет, что нужно перетерпеть три-четыре недели и всё измениться. Но затем вновь срывалась, и когда ей в камеру-одиночку приносил еду, кто-то из тех санитаров “кто мог достать что нужно”, она первая начинала просить и сама раздевалась. Это было куда проще, чем день ото дня терпеть лихорадку, страдать тошнотой, диареей и депрессией. Но в тот момент, когда юная наркоманка в очередной раз отдавалась за дозу, чувство омерзения и гадливости к самой себе накрывало её с головы до пят. Словно зловонная трясина из пота, слюны и спермы похотливых мужчин засасывала её. И где-то на глубине этого болота, слышался хриплый голос отца:
- Тебе же нравиться это, маленькая шлюшка, нравиться как тебя трахают в твою мокрую щёлку? Я знал, что тебе понравится, и теперь ты получаешь то, что заслуживаешь.
- Мне не нравиться, я не такая. – Возражала Дорис.
- Ты не упиралась, когда я в первый раз овладел тобой. Твоя киска была горячей и влажной, когда я проникал в тебя.
- Я была ребенком, ты был сильнее меня. Как я могла сопротивляться?..
- Ты не могла сопротивляться физически, но ты могла сопротивляться внутри. Ты могла продолжать бороться внутри себя, но ты не собиралась бороться. Тебе нравилось как я трахал тебя, хе-хе… Ты испорченная, развратная маленькая дрянь.
- Это неправда, ты заставлял меня, я сбежала от тебя, я не такая…
- Нет, ты такая, ты именно такая. Ты сбежала от меня, но не от себя. Тебе нравиться, как сильные мужские руки трогают твоё тело, заламывают тебе руки, сжимают твоё горло. Как толстые упругие члены входят в тебя, пульсируют в тебе…
- Неправда, ты лжёшь, я ненавижу всё это!..
- Тебе нравиться чувствовать эту лёгкость после дозы. Ты любишь трахаться, когда ты под кайфом. Когда занюхаешь несколько дорожек, или глотнёшь с десяток таблеток, тогда тебя могут трахать хоть целый день кто угодно и куда угодно. Я-то знаю, я всё видел, я ведь в твоей голове. Это всё что тебе нужно – доза и секс. Ты жалкая наркоманка и грязная потаскуха, признай это.
- Ты сделал меня такой, это всё ты виноват! Я не такая, я хорошая девочка…
- Ты всегда была плохой девочкой. Ты подглядывала за мной. Я знаю, на Что ты смотрела…хе-хе…
- Это неправда, такого не было, не было!
- Всё что я говорю – правда, и ты это знаешь. Признайся себе во всём, моя маленькая шлюшка.
- Нет, я хорошая девочка! Хорошая, хорошая!..
- Ты плохая, ты грязная, ты больная.
- Нет, замолчи! Хватит!
- Хе-хе… хе-хе-хе…
Голос отца из зловонной трясины её сознания неустанно преследовал её. От него некуда было скрыться. Даже если бы Дорис отрезала себе уши и язык, она всё равно бы слышала и говорила с ним. Он был словно гнилой нерв в зубе, словно ноющая боль внизу живота, без которой она себя не помнила. От него можно было избавиться, только раскрошив себе череп о стену. Но несчастная девушка не находила в себе сил для подобного поступка. Она чувствовала себя ущербной, ничтожной и порочной.
Но однажды всё изменилось. Она заснула под утро, после очередного посещения медработников, которые доставали ей наркотики. Во рту стоял вкус спермы, натёртые колени болели, в паху зудели места от уколов, а в голове звучал зловещий шёпот отца. Но как только девушка заснула, ей привиделся необычной сон. Она сажала цветы. Выкапывала лопатой ямки, и опускала туда большие кусты с глубокими корнями. Неподалёку играл мальчик 9-10 лет. Ребёнок подкидывал мяч и улыбался ей. Помогал ей сажать цветы некий молодой человек. Он подавал ей саженцы и набирал странную красную воду в лейку. При этом парень тихо приговаривал: цветы должны цвести, болота больше нет; цветы должны цвести, болота больше нет. И девушка соглашалась с этим, кивала и продолжала рыть ямки и опускать туда саженцы.
Проснувшись, Дорис проговорила про себя: болота больше нет. В ту же минуту она почувствовала облегчение в душе, словно сбросила тяжёлый многолетний груз. О нет, это не было начало новой жизни, как мог подумать читатель. Это было скорее начало пути к этой новой жизни. Теперь девушка видела этот путь, и готова была терпеть страдания, ради того, чтобы однажды ступить на верную дорогу. Этот сон был знаком свыше, был озарением, так подумалось ей. В тот день голос отца навсегда пропал из её головы.
Проведя двадцать шесть дней в одиночке, Дорис, наконец, завязала с наркотиками. В это время её постоянно искушали озабоченные медработники, которые за 10 месяцев привыкли к безотказности юной наркоманки. Кто-то из них приносил таблетки, кто-то – наполненный шприц, но девушка на отрез не желала больше принимать наркотики и вступать с ними в половую связь. Они уходили раздосадованные и удивлённые.
Выйдя из одиночной камеры с чистыми венами, девушка сдала этих ненавистных ей мужчин главврачу лечебницы. Она рассказала всё что знала, о том, где и как эти медработники воровали препараты, подделывая накладные, и удаляя файлы из баз данных. Всё это Дорис слышала от них самих. Во время секса, или после него, удовлетворённые самцы всегда любили откровенничать с ней. Должно быть, её кроткий и покладистый характер способствовал этому.
Началось разбирательство, и были обнаружены регулярные кражи препаратов со складов медучреждения. Всех причастных к этим кражам уволили, некоторых посадили за решётку. Один из этих медработников перед увольнением сильно избил Дорис. Он оглушил её, затащил в кладовку, связал руки и затолкал кляп в рот, а затем стал бить ногами. Он сломал ей челюсть, руку в двух местах и четыре ребра. Девушку обнаружил уборщик и зразу же позвал на помощь. Несчастная жертва провела ещё два с половиной месяца в койке на реабилитации. Виновного так и не нашли.
После выздоровления, Дорис осталась работать уборщицей в медучреждении. Два года работы благоприятно сказались на ней. Помимо выполнения своих обязанностей, девушка помогала медсёстрам и врачам, и практически жила на работе. Возвращалась в маленькую съёмную квартирку только для того, чтобы принять душ, постирать вещи и поспать. Ни с кем из медработников или пациентов она не подружилась, однако, за её кроткий нрав, скромность и невероятное трудолюбие, большинство обитателей лечебницы строгого режима относились к ней хорошо. Врачи ставили её в пример новоприбывшим пациентам, которые хотели завязать с наркотиками. И иногда просили её поговорить с ними. Однако Дорис не умела хорошо говорить, она умела выражать свои мысли делом. Время от времени ей поручали приносить еду и убираться в одиночных камерах, что она выполняла с фанатичным усердием. Больше всего участия она проявляла к молодым девушкам, попавшим в лечебницу – беспризорницам и проституткам. Приносила им в комнаты цветы.
В течение этих нескольких лет, лечебницу, для наркозависимых пациентов, периодически посещал, уже пожилой, но ещё не совсем старый доктор Браун – главврач психиатрической лечебницы из соседнего города. Его интересовали, соответственно его специфике, патологические случаи, предпосылками которых являлась наркозависимость. Он консультировал врачей клиники, диагностировал пациентов, а также изредка забирал в свою психлечебницу тех, чья болезнь интересовала его, с точки зрения искушенного психоанализом практика.
Док Браун заметил трудолюбивую уборщицу, которая меняла цветы в комнатах девушек, и расспросил персонал о ней. Узнав от санитаров, что эта девушка бывшая пациентка данного медучреждения, пожилой главврач ещё больше заинтересовался её персоной. Затем, выяснив необходимые подробности о биографии Дорис у своей коллеги – женщины заведующей клиникой, он взял всю собранную информацию на заметку. Во время дальнейших визитов, пожилой главврач здоровался с девушкой, иногда перекидывался с ней короткими разговорами.
И вот однажды, когда бывшей наркоманке исполнилось 22, доктор Браун предложил ей перейти работать в его психиатрическую клинику на должность санитара. Он сказал, что его медучреждению нужны такие самоотверженные и ответственные работники, которые понимают и не осуждают пациентов. Дорис не имела медицинского образования, ведь она даже школу не закончила. Она не поверила, и высказала сомнения. Но пожилой врач уверил её, что все бумажные вопросы он уладит лично, главное чтобы она трудилась в его лечебнице так же усердно, как и здесь. Поразмыслив несколько недель, девушка согласилась, и переехала в другой город на новое место работы.
Док Браун сдержал все свои обещания: Дорис стала официальным медработником, опираясь на необходимые документы про специальное образование. Младшие коллеги главврача нашли для неё жильё, неподалёку от клиники. Жизнь девушки потекла размеренно и спокойно. Работала она ещё более усердно, чем в лечебнице для наркозависимых пациентов. Когда было необходимо, могла выйти в двойную смену или подменить уборщицу. В общем, пожилой главврач был доволен её работой, и не пожалел о тех незаконных манипуляциях с документами, которые он совершил ради своего нового сотрудника.
Автор данного рассказа уже довольно много рассказал об этом непримечательном персонаже, так что в глазах читателя, это персонаж, должно быть, уже вышел из тени непримечательности. Постараюсь более не затягивать мою историю излишними подробностями из жизни Дорис Пратчетт, однако несколько необходимых фактов из её биографии мне всё же сообщить придётся, дабы не нарушать целостность повествования.
Спустя три года работы, Дорис получила по почте известие от матери о гибели отца. Он разбился на машине, когда ехал домой с бара, где обычно проводил время после работы. Шёл дождь, и автомобиль вынесло с дороги на обочину, где он перевернулся и попал в кювет. Как писала мать, отец провёл семь часов зажатым в искорёженной машине, прежде чем умер. Дорис не приехала на его похороны.
Ещё через два года, Дорис вышла замуж за тридцатипятилетнего водителя, работающего на складе фармацевтической компании, которая занималась доставкой препаратов в их лечебницу, и поселилась в его доме. Брак не был удачным с первых лет. Молодая жена интересовала Мартина Хилла только как объект сексуального влечения и домработница. Поначалу Дорис нравилось трахаться с большим сильным небритым мужланом, от которого пахло алкоголем, сигаретами и бензином, каким ей представлялся её муж. Но очень скоро она поняла, что кроме секса, ничего важного, настоящего и достойного в их семейной жизни нет. Она выполняла свою роль прислуги в доме смиренно и безропотно: убирала, стирала и готовила, предоставляла своё тело ночью, и ходила на работу. Так прошло несколько серых, совершенно бессмысленных лет, пока женщина не забеременела.
С рождением сына, жизнь Дорис Пратчетт обрела давно утраченный смысл. В ней проснулась нежность, небывалая преданность и любовь к этому маленькому существу, вышедшему из её утробы. В связи с этим событием, Доктор Браун предоставил Дорис оплачиваемый отпуск на год. На протяжении этого времени, мать днём и ночью находилась возле ребёнка, оберегала и заботилась о нём.
К сожалению, рождение сына, не особо обрадовало Мартина. Он стал больше пить, стал чаще засиживаться с друзьями в баре, стал ругать жену за то, что она не успевала убираться в доме, гладить его одежду и готовить еду. Время от времени, приходя домой в совершенно не трезвом состоянии, у него случались приступы агрессии. В эти моменты он становился озлобленным и обидчивым на жену, отрывал её от ребёнка, давал ей пощёчины (так как Дорис упиралась что есть сил), тащил за руки и за волосы в спальню, и под крики сына из соседней комнаты, грубо трахал её.
Чаще всего Мартин кончал через несколько минут, и быстро засыпал, оставляя жену в покое. Но иногда он подолгу не мог кончить, что его ужасно раздражало, и он заставлял Дорис часами делать ему минет, оскорбляя и унижая её словесно, давал ей пощёчины своей огромной лапой, и допивая недопитый виски. Пока, наконец, он пьяный не засыпал, с бутылкой в обнимку. Эти часы унизительного полирования члены мужа, женщины особо ненавидела. Слыша, плачь ребёнка за стеной, она дума: “Господи, только бы он кончил поскорей, и я смогу пойти к моему Тимми… поскорей бы, пожалуйста, поскорей!”
Когда закончился годовалый отпуск, Дорис снова вышла на работу в психиатрическую лечебницу. Сына она устроила в детский сад, ей в этом помогла одна из коллег на работе, у которой уже ходило двое детей в этот же садик. На работе были рады её возвращению. Да и ей самой теперь чувствовалось легче, ведь теперь она реже видела мужа.
Отношение Мартина к жене и ребёнку не ставало лучше. Он всё также засиживался в барах, иногда буйствовал, срываясь на жене, просиживал выходные за игрой в покер у друзей, и был равнодушен к жизни сына. За все совместные годы, он только раз купил игрушку для сына – плюшевого медведя в военной форме. Дорис научилась терпеть его безразличие, грубость и похотливые желания. И если свои обиды она сносила безропотно, считая, что она обязана терпеть и принимать мужа таким, каким он есть. Ведь такая ущербная и испорченная женщина как она, заслуживает на подобное отношение, и всеми силами должна сохранить семью, чтобы ребёнок не рос без отца. То обиды за сына не переставали её мучить. Ведь её маленький сынишка не заслужил подзатыльников, грубостей и насмешек, со стороны Мартина.
Таким образом, шли годы жизни этой семьи. Тимми подрос и пошёл в школу. Под жестоким отцовским взором он рос робким и пугливым ребёнком. В школе ему было трудно, его постоянно обижали и давали обидные прозвища другие дети. Он периодически прогуливал уроки, прячась в парке в заброшенном здании. А когда вызывали родителей в школу за его прогулы, то всегда приходила одна мать, из-за чего одноклассники ещё больше дразнили его.
Дорис приходилось нелегко. Она всеми силами старалась выполнять свои обязанности по дому и на работе. Стойкости её существованию предавала только забота о сыне, и маленькое хобби, коим являлось садоводство. Она убирала в доме, готовила еду и стирала одежду. Ходила на работу и помогла сыну учить уроки. Несколько свободных часов посвящала рассаживанию и уходу за цветами, на заднем дворе дома, и всё терпела и чего-то ждала. Эти годы угнетённого ожидания, были тем, что она заслужила. Так Дорис Пратчетт про себя думала.
Но потом в психиатрической лечебнице появился новый пациент, худощавый парень с тёмными вьющимися волосами и морщинами на лбу. Было что-то необычное в проницательном колючем взгляде этого молодого человека. Дорис знала, что это сын важного человека, владельца “Мясной империи Кларков”, старого друга её главврача. Так же она знала, что когда-то, до того как она пришла работать сюда, дед этого молодого человека – Стивен Кларк, был пациентом лечебницы, и закончил свои дни здесь.
Дорис было любопытно, что не так с этим пареньком. Она вызвалась убирать в его комнате, приносила ему еду и меняла постельное бельё. Понемногу они стали говорить, и неожиданно, он первый рассказал ей, о том, что у него погибла младшая сестра, и теперь боль от этой утраты, привела его сюда, и породила голоса в его голове. Женщина была поражена его открытости с нею, ведь на групповых занятиях с другими пациентами, молодой человек не был словоохотлив, а скорее скрытен и угрюм.
И затем, она ощутила полное доверие к нему, и рассказала ему всё, что наболело за долгие годы в её душе. Рассказала всё, что до этого никому и никогда в жизни не рассказывала. Парень выслушал её, а затем проговорил: “Ты должна всё изменить, Дорис, болота больше нет”. И она послушалась его совета.
Молодого человека звали Шелдон Кларк.
Свидетельство о публикации №224111401065
Александр Бродский 03.01.2025 16:56 Заявить о нарушении
Евгения Ахматова 03.01.2025 17:02 Заявить о нарушении