Другой как категория постмодернизма

"Другой" - про про эту категорию постмодернизма никто не говорит. Во всяком случае я не встречала. А между тем, в ней таится большая опасность, ибо благодаря "другому" человек может быть не равен самому себе.

Не стоит преувеличивать и искать в каждом опыте выхода из собственных границ опасность. Все дело в том, в чьих руках инструмент и в каком контексте идет разработка. У Борхеса есть рассказ с таким названием, я тоже написала рассказ под ним же, позабыв, что читала у ХЛБ. У меня даже вышел сборник рассказов "Другой", где на обложку пошел герой заглавного рассказа, актер театра кабуки.

Когда-то я тоже считала невинным выражение Артюра Рембо "Я - кто-то другой".
 "А я никогда не повторяюсь, я вечно изменяюсь, я другой".
 В этом сказался его уход от европейской реальности. Артюр в дни Парижской коммуны стал жертвой насилия и это переломило его жизнь пополам. Но категория "другой" в постмодернизме, повторюсь, стала опасным оружием. Она направлена на полное размывание границ человеческой личности, утраты ответственности, эмпатии, любви.
Теперь вы понимаете, почему Поль Фуко стал Мишелем, а потом вступил в поединок с самим Декартом,отделившим рацио от безумия, основав антипсихологию и вбрасывая тезисы про то, что "душа безумца не безумна".

Французский оттепельный опыт показал, что "другой" - очень удобная фигура для дефашизации. Эмилио Джентиле пишет, что "тренд на «дефашизацию» приводит к тому,  что к фашизму начинают относиться снисходительно,  как к некоему абсурдному шутовству".

И тут ему на помощь приходит Другой.
Следите за руками.

Франция, быстро сдавшись Гитлеру, не могла не рефлексировать на тему этого позорного падения. Оставим в данном разговоре в стороне французских коммунистов и ту часть интеллигенции, которая взошла с рабочими на эшафот. Они не были "другими", а были самими собой, сделав свой выбор.

Мы говорим сейчас о том, кто был склонен к коллаборационизму, а потом стал искать себе оправдание. Всем этим занялся кинематограф "новой волны". Дефашизация - одна из его главных целей.

Тут из-под сукна достается еще либертарианец маркиз де Сад. Первая роль, которую сыграла Катрин Денёв, это Жюстина в фильме "Порок и добродетель" 1963 года. Привет Бабетте, идущей на войну.

До майдана в Париже с базой в студенческом Нантере оставалось всего пять лет. Роже Вадим стал продвигать смешанные жанры. Дьявол кроется везде, где нет ясности и жанровой определенности. ( Наталья, к вашему вопросу о "смешной" для сегодняшнего поколения "простоте") .
 Тут тебе и «women in prison» и «nazi-exploitation». Дальше - больше. В новой волне, как в выгребной яме, стали плескаться мистика, чёрная комедия, мелодрама с элементами эротики, бондажа, парадокса и розыгрыша.

И вот вам 1968 год, Трентиньян снимается у деконструктора и эротомана Алена Роб-Грийе в ленте "Человек, который лжет".
А чего ему не лгать-то, он же Другой?

По сюжету герой Трентиньяна в таверне  рассказывает историю, как спасал раненого Рабена, но ему, похоже, никто не верит. Затем он идёт в полуразрушенный фамильный замок Рабена, где знакомится с тремя красавицами — женой Рабена, его сестрой и служанкой. Его новый рассказ о спасении Рабена также не убеждает женщин. Тем не менее Борису удаётся закрепиться в замке и даже завести романы с женщинами, хотя между ними существуют свои сложные сексуальные отношения. По ходу действия можно предположить, что Борис был не борцом сопротивления, а скорее предателем, или что он просто авантюрист или сумасшедший. 
В другом фильме тот же Трентиньян играет насильника, называя себя Жаном, а жертва добровольного изнасилования -  Евой.
На фоне французского демонтажа Орхан Памук, тоже работающий на поводке либерального фашизма, выглядит экспонатом из музея невинности. Первая глава книги "Стамбул. Город воспоминаний", за которую турку черкесского происхождения дали Нобелевскую премию ( он потом награждался и премией "Ясная поляна"), называется "Другой Орхан".

В 1968 году в стилистике этих бункерных психоделических вертепов выходит фильм "Безумие" эстонского режиссёра Калье Кийска. Фильм благополучно ушёл на полку, пока не пришла перестройка.