Кузнец кн2 ч5 гл3

Глава 3. Злость и злоба
      Тягостное ожидание атаки на Сонборг окончилось наутро после нашего отчаянно весёлого пира. Те, что стояли на расстоянии от города, наконец, подошли к самым стенам города.
      Я уже не спала, когда пришли звать на стену, потому что Ньорд вызывал меня. Я не торопилась. Я намеренно долго одевалась и причёсывалась, надевала украшения с помощью челядных девушек. Платье, корону, колты, серьги, браслеты ярусами. Я люблю украшения, как все женщины, но каждый день при моих заботах мне нечасто удаётся наряжаться, я делала это для Сигурда на вечерю. И вот, сегодня, но цель у меня другая, я не хочу радовать никого, я, как при Норборне когда-то, хочу выглядеть царственно, у меня не величественная внешность, я слишком мала и хрупка, но я должна внушить уверенность моим бондерам, чтобы они чувствовали, их своими крыльями укрывает не маленькая пичужка, но Царь-Птица. Когда я уже была совсем готова, я позвала к себе Бояна.
       — Послушай меня, Боян, и не спорь сейчас, – я смотрела ему в глаза, в самую глубину его зрачков в этот момент. — Смерть подняла косу над нами, но мы не должны даться под жатву. Ты понимаешь?
      — Нет, — ответил он.
      — Ты с Эйнаром уйдёшь первым. Я только тебе, по-настоящему, могу доверить моего сына. И наследника…
       …Я задохнулся:
       — Да ты что, Сигню, ты шутишь? С бабьём меня смешать хочешь, я уйду не раньше тебя! – вскричал я, глядя на неё в этом богатом уборе со струящимися вдоль фигуры волосами, светящуюся, будто и не женщина, а золотая царица. Но я знаю, что она живая, знаю, какая у неё горячая кожа, какие жаркие губы, какие нежные руки… и я оставлю её, оставлю и уйду?
       — Если не уйдёшь первым с Эйнаром, никогда больше даже не заговорю с тобой!
       — Да и не говори!.. Чёрт с тобой! Говорить она не будет… вот дура! Дура какая, придумала…
       Злясь на неё, я заходил по горнице, хорошо челядные девки вышли все, негоже ругми ругать дроттнинг.
       – Не говори, – уже владея собой, я остановился, посмотрел на неё. – Зато останешься живая, а я всё равно рядом буду, никуда не денешься!
       — Никтагёль… — она встала и обняла меня.
      Почти как тогда… не почти, а как тогда, прижав разом всё тело, прижав лицо к моему, поднялась на мысочки для этого, милая... Не целуя, но согревая…
       — Я прошу тебя. В этих стенах остались два самых дорогих мне человека, дороже которых нет, ты и Эйнар, я прошу тебя спасти обоих.
     Отстранив немного лицо, но, не отодвигаясь сама, она посмотрела мне в глаза.
       — Позволь мне быть спокойной сегодня, не дрожать о тебе и Эйнаре. Я должна спасти всех, всё, что смогу. Не мешай мне беспокойством о тебе. Обещай, Никтагёль.
     Я обещал. Я сделал это только потому, что она сказала: «не мешай мне»…

      …Мы спешили, мы рвались в Сонборг. Разведка донесла, что вокруг города в несколько колец стоят рати. Нас значительно меньше против них, обошедших нас, протекших мимо к столице. Они сразу задумали это, теперь стало ясно, отвлечь нас, выманить, а тем временем занять Сонборг…
       Осознание, что мы идём к нашим семьям, придавало нам огромных сил. И мы пробивались, вгрызаясь, как стая волков в противника. Мы не знаем, что на севере, что с конунгом, сейчас мы идём туда, где остались наши сердца, в нашу столицу.
      Мы все были ранены, но легко, нас лечили лекари, но всем нам казалось, что Сигню лечила бы лучше и осознание того, что и её, может быть, уже вдову, мы тоже должны спасти ещё придаало нам сил. Даже, налетевшая как ведьма, метель, остановила нас только потому, что ни лошади, ни люди не могли сделать и шагу, ослеплённые и оглушённые горизонтально несущимся над землёй злым острым снегом, а колёса повозок увязли совсем. Она задержала нас на сутки.
     ...Рати Ньорда словно расступились, пропуская нас. Наконец, мы подошли к Сонборгу.
      Стены целы, но ворота распахнуты настежь... Это было жутко… это было так страшно, что трудно описать: совершенно пустой, при этом целый, ни пожаров, ни трупов, никаких разрушений. Но в воздухе сильно пахло гарью… только доехав до площади, мы поняли почему…
      Стоящий на площади терем йофуров, гордость Сонборга, замысловатый и сложный, как головоломка, другого такого, даже подобного, нет в Свее. Терем сожжён дотла. Не осталось даже остова, он будто вспыхнул изнутри…  Только присыпанное снегом чёрное и страшное громадное кострище, как дыра в Хеллхейм... Снег вокруг на площади растаял от страшного жара и уже вновь смёрзся в лёд. Прозрачно-мутный лёд с чёрными разводами.
      Мы стояли и смотрели на то, что было когда-то домом для йофуров, да что там, для всех нас… как он мог так сгореть?! Почему сгорел, если город совсем не разрушен? И где все люди? Живые или мёртвые?
      На утоптанном снегу, не тронутом пожаром, ближе к библиотеке, Берси с вскриком нашёл…
     …Я поднял серьгу-лебедь, отлитую из серебра с золотыми крыльями. Эти серьги знакомы всем нам, мы много раз видели их, путающимися в завитках волос у лица Сигню…
       — Смотрите, — крикнул побелевший Берси. — Я… здесь нашёл…
      И он показал нам место, где мы увидели кровь, пропитавшую здесь утоптанный снег, уже прикрытый осевшей сажей но не метелью, метель мела над горящим теремом, жар от огня не давал опускаться снегу на площадь, потом припорошило слегка... Крови немного, здесь она не умерла, но… но, чтобы умереть не всегда нужно потерять много крови…
      Нет больше терема, нет и Сигню?.. Свана Сигню… Где наши близкие?! Где наш конунг? Кто ещё жив? Кто умер? Смятение и ужас охватыватили нас.
       — Они ушли… Хаканы, успокойтесь, они ушли! – воскликнул Гуннар, увидев отчаяние на лицах друзей, сам бледный как смерть, — трупов нет! Даже в огне остались бы тела… Они ушли тайным ходом под теремом…
       — Тайный ход… — мы смотрели на него с надеждой, — о чём ты говоришь?!
      Но Гуннар поспешил добавить:
       — Алаи, они ушли! Ушли! Через подземный ход!
       — Какой ещё ход? – никто из нас не знает об этом.
       — Тайный ход, мы построили его под теремом, они ушли! – он был напуган нашим горем, поэтому продолжает повторять успокоительную новость.
     Меж тем, вокруг нас потихоньку собирались, толпясь, немногочисленные жители Сонборга, выбравшиеся из своих домов, увидев своих, на улицах закивали, подтверждая слова Гуннара:
       — Они ушли!
       – Многие ушли, Свана Сигню уводила всех, кто хотел уйти с ними!
       – Мы остались. Добра было жаль…
       — Ох, а терем взорвался! Так страшно, в миг!
       — Терем взорвался!
       — Вспыхнул разом весь!
       — Я видел, я видел! Загорелся, будто шар внутри и разлетелся! Ужас!
      Но все эти возбуждённые возгласы прервал оглушительный свист. И почти сразу со всех сторон… Дрогнули лошади, с диким ржанием вырывая поводья, все мы присели, будто почувствовали, что на нас летит что-то сверху.
       С неба?..
       Мы не успели ни осознать новостей, как грохот, в который превратился давешний ужасающий свист, заставил всех замолчать, оглядываясь по сторонам. Грохот и гул со свистом полетели в нас отовсюду.  Такого странного и пугающего звука мы не слышали ещё никогда…
      Ещё миг и мы всё поняли – это огромные горящие бочки-бомбы летели на нас, мы увидели их, когда они начали рваться в городе. Так мы обстреляли некогда Норборн из катапульт, теперь эти адские бомбы летели на нас… Тогда мы не могли слышать, какой жуткий звук производят эти ужасные снаряды, когда летят не прочь, а прямо на твою голову… Нас настигло возмездие, они крушили нашу столицу, наш сказочный Сонборг.
       Крики и вой тех, кто вышел, было, из домов и укрытий, чтобы встретить нас, теперь побежали опять прятаться, обезумев, прочь, кто куда. Сумятица, гвалт и неразбериха охватила город, как пламенем… Но и само пламя овспыхнуло сразу во многих местах, подкрашиваясь чёрным дымом, вспухая и рыча, разрасталось, разбрасываясь искрами, будто пытаясь дотянуться и уничтожить всё.
       — Рати!.. Хаканы, вокруг города несметная чёрная рать! – прокричал конный ратник, несущийся от ворот…
      Вмиг обменявшись по кругу взглядами, мы без слов поняли, что нас заманили сюда, пропустили и захлопнули мышеловку. Вот поэтому мы смогли так легко пробиться в Сонборг, не зря нам казалось, что они будто расступаются...
       — На стены, алаи! – скомандовад Гуннар. Он – главный воевода.
       Мы шли домой. Мы были измождены битвами и стычками, мелкими нашими ранами и неизвестностью, что сопровождали нас на пути нашего продвижения в Сонборг…Здесь нас и настигли, в нашем доме, в нашем родном гнезде, а теперь его сжигали вместе с нами…
      …Тихий снег падал с розово-голубого неба, с высоких облаков. Что небу до нас, гибнущих под ним...
      Я думал не об аде, раскрывшем перед нами пасть в виде летящих в нас туч копий и стрел, обмотанных горящей паклей, они поджигали кровли и стены домов, тех, что не разрушены ещё и не подожжены бочками…
       Мы поднялись на стены и увидали –  несметная рать вокруг нас, квадраты серо-коричневых в море чёрных людей. Сколько хватало глаз. До горизонта. Опустевшие слободы и деревни вокруг, горяшие постройки, разбрасывающие искры, клубы крупного чёрного пепла…
      А я думал о том, что чёрные останки терема покрыты слоем снега. Прошло несколько дней… вот и нет трупов… люди ушли или… или их просто успели похоронить… Кто скажет теперь? Мы не успели спросить у тех, кто видел...
      Поэтому жар битвы, кровь, льющаяся на снег, на стены нашей крепости, гибнущие рядом ратники, я видел и слышал всё это будто через воду, к которой растворён ужас, что я потерял Агнету, Бьорни, младшего сына, младенца Балдера. Что я потерял Сигню, звездой светившую нам всем. Сигурда. Где ты, конунг Свеи, первый конунг единой Свеи, Великий конунг, Сигурд Виннарен? Где ты, мой молочный брат? Неужели погиб, поэтому эти асбинские и норвейские собаки так смело, так нагло наступают?..
       Где ты, Исольф, строгий Ледяной Волк… где ты, Торвард, с твоей вечноюной улыбкой, Торвард Книжник, ставший Ярни в горниле Чумного похода? Где вы, вы все, победители? Неужели ушли в Валхаллу и мы уже идём за вами?.. что это? Я уже слышу шорох крыльев валькирий?..

      …Мой мир рушился. Мир Света, в котором я жила с детства, который строила вместе с Сигурдом. С Сигурдом, единственным, кто мог построить его, вдохновляя всех светом своей души и непоколебимой верой в будущее, в лучшее будущее для всех. Все поверили и пошли за ним. Во всех йордах. В каждом городе. И преобразилась Свея всего за несколько лет…
      Но как хрупко всё в этом мире. Сигурд не был легкомыслен ни одного мгновения. Но он слишком светел и добр, и верит в добро в душах других людей. Как все люди другим приписывают то, чем обладают или страдают сами. Поэтому теперь Ньорд, которого Сигурд считал своим дядей, стоял под стенами нашего Сонборга во главе страшной рати, приведённой им уничтожить мир, который мы создавали всей Свеей.
      Я смотрела на Ньорда с высоты стены и осознавала, до чего хрупка эта стена… все три наши стены, ибо вон они, катапульты, стоят в гуще его рати — он нарочно показал их мне…
       …Я смотрел на Сигню, удивительно, казалось, она не волнуется совсем. Спокойные руки даже без рукавиц, несмотря на мороз, впрочем, она вообще одета легко. Спокойные губы, румянец, свет из-под ресниц. И говорила с Ньордом, будто с обычным воином или торговцем, а не с тем, кто привёл рать под стены её города и вот-вот разрушит его.
       — Кто это здесь? Кто под стенами моего города, славной столицы моей Свеи, вызывает меня?
     Её голос всегда был негромок, но он слышен всюду. Все замерли, прислушиваясь и по эту сторону стены, и по другую.
       — Конунг Асбина Ньорд Особар коленопреклонённо просит выслушать себя, — густым голосом прокричал Ньорд…
      …Мне стало страшно при виде Ньорда. Он изменился за эти годы. Стал ещё мощнее, шире, и на лице свои следы оставили все мыслимые пороки. Этот не пощадит… Сделает всё, что собрался. Хорошо, что мы всё приготовили для бегства…
       — Я не знаю конунга в Асбине, — сказала я. – Асбин — непокорный и неблагоустроенный йорд с непослушным фёрвальтером Ньордом Боли. Это ты?
      Ньорд усмехается:
       — Пусть так, Прекрасная Свана! Пусть я, сын конунга Торира Брандстанского, буду зваться Ньорд Болли, а не Особар, если так угодно тебе, несравненная Свана Сигню.
      Сигню наклонилась немного, будто разглядывала какую-то мелочь у подножия стены, искорки от её золотого наряда проскользнули по всем нам.
       — Особар? Странное прозвище… Я вижу, ты ранен, значит, всё же не так уж неуязвим.
      Ньорд ухмыльнулся, снял забинтованной ладонью шлем, стянул и подшлемник со своей большой светловолосой головы.
       — И это так, Великолепная Свана. Твой брат, которого ты считала мужем, слегка ранил меня в ратной схватке, – проговорил он ужасающе спокойно.
      И продолжил ещё спокойнее и ещё страшнее:
       — За то я убил его, вскрыв ему глотку… Так ты теперь вдова, Свана. И Свея овдовела. А женщине негоже жить вдовой. Стране тем более… Выйди замуж за меня, у тебя будет настоящий муж и сильный конунг твоей Свее. Так должно было быть с самого начала.
      Я подавила приступ тошноты, и головокружения, готовый охватить меня. Только не думать о том, что он сказал…
       — У меня есть муж — это Сигурд Великий, — ответила я, — Сигурд Виннарен. Никакого другого конунга не может быть в Свее, никакого другого мужа у дроттнинг. Но...
      И я посмотрела вокруг.
       – Если ты убил его, Ньорд Болли, где же его труп?.. Погребальный костёр Великого конунга должен быть сложен в его столице. И его дроттнинг взойдёт на него.
       — Твой брат Сигурд, сын твоего отца, Эйнара Синеглазого, бастард и не может быть погребён как конунг Свеи, он не по праву занял место твоего мужа и конунга. Его тело погребла его убитая горем, преступная мать Рангхильда, в Брандстане. Вот ларец, в нём доказательства, что Сигурд мёртв.
       Сигню молчала. А Ньорд, видя, как и все мы, бледность, покрывшую щёки нашей прекрасной Свана, продолжил:
       — Сигурд мёртв, но жив его сын. И будет жить, если ты не станешь упорствовать. Я даже согласен в обход моих детей сделать его наследником Свеи…
      И вдруг...  Я не поверил ушам и оглянулся на неё: Сигню вдруг захохотала, качнув серьгами, длинными колтами:
       — Как же ты признаёшь сына Сигурда наследником?! Сына бастарда? – её смех всё веселее и громче. – Где ты лжёшь, Ньорд Болли? Или ложь в каждом твоём слове?! Как глупость в каждой пяди самого тебя?
      Ньорд позеленел от злости и проговорил, надевая шлем на голову:
       — Ты смеёшься… – прорычал он, уже не в силах сдерживаться. – Ну что ж, Прекрасная Свана, у тебя и твоего города время до рассвета! Ты откроешь мне ворота и встретишь меня мужем и конунгом! А нет – я войду и возьму силой, как взял уже Свею мечом.
       — Взял Свею, незачем тогда и жениться на её дроттнинг! — весело прокричала Сигню, так девчонки подначивают мальчишек. – Ступай отсюда, фёрвальтер Асбина, не будет тебе ни привета, ни заздравного пира! – хохоча, проговорила Сигню, дерзкая перед лицом смерти, а больше ничем не может быть эта страшная рать, стоящая под стенами. Но смех не отчаянный, нет, весёлый и уверенный.
       Ньорд рассвирепел, даже конь занервничал и затанцевал под ним.
       — Скажи спасибо, что я уже дал слово ждать до утра, иначе я немедля разбил бы твой сказочный Сонборг, – прорычал Болли сквозь зубы.
      Но Сигню продолжала смеятся:
       — Иди-иди, отдохни Ньорд Болли, ты на рассвете свадьбу назначил. Будут силы нужны!
       Дружный хохот на стенах города поддержал смех дроттнинг, в спину отъезжающего от стен Ньорда, которого не хотел слушаться даже его конь.
       Но спустившись со стены, Сигню скомандовала немедля собираться и уходить всем. Всем, кто не желает оставаться под властью Ньорда. Все засуетились и забегали, спешно собираясь.
      Между тем ей принесли ларец, что показывал Ньорд. Бледнея в синеву, она открыла его… Дрогнувшей рукой, коснулась рубашки, лежащей внутри…
      «Не верь, ничему, ни одному слову, они солгут, они сделают, что угодно только бы погубить тебя. Не верь!»…
       Как не верить, если это твоя рубашка, а на ней кровь из шеи на всю грудь… «Я вскрыл ему горло…»
        …Сигню качнулась, хватаясь за меня.
       — Держись, Сигню… — прошептал я, поддерживая её.
       — Свана, — подскочил Скегги. – Что делать-то?
      Она посмотрела на него и сказала спокойным голосом и взгляд её спокоен:
       — Уходим, как намеревались. Все.
       Взгляд Скегги вспыхнул смесью изумления и восторга, он убежал выполнять намеченное.
       — Сигурд… Он…
       Она  посмотрела на меня:
        — Не важно сейчас, Боян. Всё, уходите все. Ньорд не будет ждать никакого рассвета, едва темнеть начнёт, придёт. Вырежет всех.
       — Как? Как он войдёт? А осаду, выдержим, пока наши не вернутся…
     Сигню покачала головой.
       — У него предатель есть, я уверена, ему откроют ворота.
       — Почему ты так думаешь? — удивился я.
      Она посмотрела на меня с улыбкой:
      — Не заметил ничего, да? Вся рать с зачехлёнными пиками, луками, закрытыми колчанами. Катапульты раскрыл только, чтобы показать мне, напугать. С нами он биться  не намерен вообще, и осаждать, войдёт тихо и всё, будет ждать наших, тех, кто не знает, что он подстроил им ловушку. Всё, Боян, оставь меня теперь, уходи с Эйнаром.
      Я не хотел делать то, что обещал, я чувствовал неладное. Поэтому, когда все, не спеша, но споро, подхватив узлы с добром и детей, вереницей спускались и уходили в тайную дверь в подклети терема, Сигню наблюдала, как все потайные внутренности, все лестницы и переходы заставляли  ёмкостями  с горючим маслом, соединяя это всё фитилями, я подошёл к ней.
       — Где Эйнар? – хмурясь, спросила она. – Почему ты ещё здесь?
       — Я вижу, что ты затеваешь, — сказал я, глядя ей в лицо. – «Дроттнинг взойдёт на его погребальный костёр»? Ты … что задумала?..
       — Сигурд живой, — сказала Сигню, не оборачиваясь. – Ни на какой костёр я не собираюсь. А вот терем сжечь хочу, не след по нему грязным урманам шастать! Все уйдут, я подпалю терем.
       Не поверила Ньорду? Но я видел, как она дрогнула, увидев окровавленную рубашку, значит… что? Меня обманывает? Чтобы я всё же ушёл?
       — Я же правитель, Никтагёль, — ответила она моим мыслям, улыбнувшись, — меня всю жизнь учили не терять самообладания и делать дело. Кто ещё, если не я? Я над вами, вы все под моей рукой... Так что слушайся дроттнинг, Никтагёль,  не веди себя как капризный любимчик, уходи.
       Вот так, «капризный любимчик»… наотмашь, раз и два прямо как кулаком в лицо…
       Но на меня подействовало, я послушался и, взял Эйнара, как было поручено и ушёл за остальными в большой, удивительно хорошо сделанный подземный ход, где по всему пути были даже факелы, закреплённые на столбах, поддерживающих стены и своды, их зажигали, идущие первыми… Да, когда они проделали всё это? Как успели и незаметно? Под видом какого строительства рыли этот ход? Впрочем, в Сонборге, как и по всей Свее, столько всего строилось все последние годы, что не углядишь...
     …Я была готова, все ушли. Скегги последний, кого я встретила на площади у терема. Уже и ночь подкралась, зимой день мимолётен, как улыбка старой девы. В воздухе затишье, пахнет метелью, тучи идут, должно быть…
       — Все теремные хотя бы ушли? – спросила я Скегги.
       — Жены хакана Рауда я так и не видел, — сказал он.
       — Я посмотрю, — сказала я. – А почему у Дионисия свет горит?
       — Он отказался идти, Свана. Никак не соглашался… Книги даже все отдал, а сам…
      Ах, Дионисий, прекрасный ты идеалист…
       — Уходи! – крикнула я на ходу, подбегая к Библиотеке.
       — Свана, идём, не пойдёт старик, пропадёшь ещё из-за него!
       — Уходи, я сейчас же за тобой!
     Я спешила, спотыкаясь по крутой лестнице вверх, к Дионисию в келью. Чёрт твой греческий забери тебя, старый упрямец! Ещё упаду здесь из-за тебя!.. Я подобрала повыше длинную юбку, мешающую на высоких ступенях.
      Он сидел за столом, погружённый в чтение. Все книги отдал, как бы ни так, отдаст он все…
       — Дионисий! Ты смерти моей хочешь, что ты делаешь?! Почему не ещё ушёл?! – задыхаясь от спешки и быстрого подъёма, проговорила я, держась за живот, куда упало сердце, сбитое неровным дыханием…
       Он поднял голову от свитка, который марал писалом. От белых косматых бровей, зачёсанных на лоб, падали тени, похожие на крылья…
       — Что ж ты, царица, бежишь? Бросаешь низших своих? – он покачал головой.
      — Все ушли. Остались только те, кто надеется на милосердие Ньорда. Почему ты остаёшься? Тем, кто идёт сюда, Просвещение и твои беседы о Добре и Чистоте не нужны! Они просто тебя убьют.
       — Почему ты уходишь?! Ты не должна. Ты должна выйти за Ньорда и вести его к Свету.
      Я вздохнула обессиленно и села на лавку у входа, хоть дух перевести:
      — Я замужем, ты забыл?
      — Забудь это. Сигурд твой брат.
      — Это ложь.
      — Да нет, — он весь развернулся и остро посмотрел на меня. — Я помню, что тут было тогда… Это очень похоже на правду. И Сигурд похож на Эйнара. Ты не хочешь признать, что он тебе брат, потому что… вы бесстыдники,  я всегда это тебе говорил  я чувствовал. Не упорствуй в грехе, царица.
       — Перестань, Дионисий, не время разводить беседы, идём! – не хватало мне его рассуждений сейчас!
       — Нет-нет, – он снова покачал головой, – и тебе, грешница, лучше остаться, погибнуть, стать жертвой тёмных сил и этим искупить свой грех. Через смерть пройти очищение! Подумай…
      Я поднялась, сдерживая гнев:
      — Какой грех на мне, Дионисий, ответь? Я была честной женой и правительницей ни на минуту не забывающей о «низших своих», как ты говоришь. В чём мой грех?
      — Ты делишь постель с братом!
      Я вздохнула, делая шаг к двери. Как ему нравится говорить об этом. Будто ждал возможности посплетничать всю жизнь! Ну и шёл бы с нами…
       — Не думала я, что мы так станем прощаться с тобой, когда-нибудь, мой дорогой учитель. Пусть я страшная грешница, но умирать бессмысленно и оставлять моих людей на произвол судьбы, я не…
       — Ты так страшишься смерти, потому что слишком ценишь жизнь, как все язычники. Огня жизни в тебе больше, чем Света.
        Я просто подошла к нему и обняла дорогого моему сердцу упрямого старика:
        — Может, передумаешь? — тихо сказала я, останавливая его слишком напыщенные для этого момента речи. Нас ведь только двое здесь, Дионисий...
       — Я погибну в назидание… – он сверкнул глазами.
       — Как глупо, Дионисий, никто не увидит и не оценит твоего назидания…
       — Увидят! — проговорил он убеждённо, гордо расправляя костлявые плечи.
      Я так и ушла, ничего не добившись. Ушли все, кто хотел, кто готов рискнуть после вернуться и отстроить новый город…
       Я выскочила на улицу, едва не подвернув ногу, скользко, снег с площади так и не счистили, без конунга сразу обленились, я не проследила… Да что уж теперь… всё. Всё... Вернёмся, снова наведём порядок.
       Я оглянулась по сторонам, чтобы в последний раз увидеть и площадь, и терем, и клепсидру, сияющую над городом в подсветке огоньков, заодно подогревающих её… И почему нам всегда кажется, что место, которое мы покидаем, перестаёт существовать без нас…
        — Свана! – я вдруг услышала слабый голос.
       Вот и Астрюд! Слава богам! Но… что с ней? Растрёпанная, без шубки, хромая, пытается передвигаться по льдистому снегу площади.
       — Ты что? — я подоспела, чтобы подхватить её, падающую опять, поперёк стройной талии, обняла, помогая идти. – Где же  ты была? Обыскались тебя...
       — Ох... Свана... — простонала Астрюд, наваливась на меня динным телом, она выше меня почти еа голову. Я остановилась, вдохнуть, почти не в силах тащить её. Но помочь некому, площадь опустела. — Ох, беда со мной приключилась, Свана… напали... на меня…
      Что ж, судя по виду, по тому, что едва идёт, отходили жестоко, вот мерзавцы, кто же посмел...
       — А где Рагнар, мой сын? Сольвейг забрала его? — спросила Астрюд, с тревогой посмотрев на меня.
       — Да, не волнуйся, догоним…
       Но она оскользнулась опять, падая, я склонилась, чтобы помочь подняться и…
      Я никак не могла ожидать этого. Астрюд, только что неуклюже барахтавшаяся на снегу, вдруг развернулась и большой глыбой льда, зажатой в руке, ударила меня