Сентенции от начала ноября 2024г

-1--     Иногда чувствуется непонятная тревога и неуверенность. Я представляю себе, что это от ощущения зыбкости душевного равновесия. Например: старые люди легко теряют физическое  равновесие и падают.  Молодым это непонятно, но их душевное равновесие тоже может стать неустойчивым. Это, например: при прилипчивых болезнях, когда человек не знает: поправится ли он? Или когда он потерял документы или большую сумму денег. Или когда обворовали квартиру. Человек чувствует себя неуверенным, как будто он лезет вверх по вертикальной стене и вот-вот упадёт. Отчего конкретно возникает иногда такое самочувствие – неизвестно, и от этой неизвестности тревожность возрастает. Что мы знаем о своих чувствах? Мы понимаем, что есть паника, влюблённость, страх, предчувствие? А эти состояния властно нами управляют.

-2--         Всем нам знакомо чувство правильности.  Особенно когда что-то делаешь, например стул.  Если детальки, из которых собирается стул, не хотят согласовываться друг с другом – это, наверняка, из-за непродуманности конструкции или из-за ошибок в измерениях. Если создаваемая статья для публикации вызывает у автора ощущение неубедительности – это тоже из-за ошибок в представлениях и непродуманности. Причём в этих случаях нет ясного понимания в чём именно ошибки и непродуманности.  А описанные признаки неправильностей – ясно говорят, что что-то – не так. Не только эти физические маркеры ошибок, но и отсутствие ощущения правильности говорит нам о необходимости начать всё сначала.  Это удивительное и важное ощущение правильности своей жизни. Есть люди, допустим воры, они уверены в себе и в своей правильности. Это говорит об автономности этого ощущения правильности. Оно независимо от совести, сострадания, разных представлений. Конечно, когда внутренняя  убеждённость и совесть поддерживают это чувство правильности, то такой человек очень обаятелен и вызывает уважение.

-5--   Чайковский, Его симфонии, Тема рока.  Когда я был молод, я близко к сердцу воспринимал эту великую музыку, я понимал её.   Сейчас я старик. И по-прежнему восторгаюсь симфониями Чайковского,  Но уже к сердцу не принимаю тему рока. Мне посчастливилось пережить её. Всё – в прошлом, сейчас осталось лишь понимание, что я не мог победить свой рок, и что я правильно делал, когда боролся с ним из последних сил, ибо сдаться – это признать своё ничтожество.

-6--      Я давно чувствую, что современная жизнь хуже прошедшей.  И Шарль Бодлер это ощутил, написав «Цветы зла».   Там он пишет, что не знает ни отца, ни матери, ни братьев и так далее. Ему непонятно слово Родина. Он любит только облака, плывущие высоко в небе.  Фильм «Остров иллюзий»  В нём показано как девушка убивает случайных встреченных ею женщин.  Отчего?  А с чего их не убивать?  Они довольны своей жизнью, а девушка-убийца – недовольна.  Теперь несколько обобщений.  В прошлом были большие семьи и рабочие цеха.  Ныне много тех, кто живёт и работает в одиночку.  Нынешняя жизнь даёт такие возможности.  Живущим так, не  нужны родственники, Родина, никто конкретно не нужен.  Им предпочтительнее жить одним в большой стае людей, но не принадлежать стае.  Естественно, что они отбросили мораль и долг. Эти понятия жить таким одиночкам не помогают. Тенденция современной жизни увеличивает количество таких одиночек, которым в прошлом не давали развернуться их большие семьи и рабочие коллективы. Мне странно, что, сторонник личной свободы и избегающий общения со случайными людьми высказывается о прелестях больших коллективов. Но что же делать, если я так вижу.
-7--      Чувство собственного достоинства. Оно присуще всем. Забавно, когда глупец и ничтожество обладает большим чувством достоинства. То есть, он обижается на пустяки, например: говоря с ним по телефону, ты говоришь: « Извини, мне нужно идти. Пока» и вешаешь трубку. А тот, с кем ты говорил, обиделся на тебя на годы. Я понимаю, что это талант – так ощущать своё непревзойдённое величество, так как талант – это острое глубокое чувство к чему-либо, даже к отношению к себе самому. Если бездарь мнит себя великим художником и показывает свои творения, то люди быстро ставят его на место своим отношениям к его картинам. А у чувства достоинства – нет критиков, здесь человек сам оценивает себя, не советуясь ни с кем. Если многие отказывают ему в уважении, то всё равно найдётся горстка людей, которые по разным соображениям поддержат этого человека с раздутым чувством своего достоинства. Эти люди и составят надолго дружеское окружение этого чудака. Частенько бывает, что такой чудак талантлив во многих сферах: умён, образован, имеет энциклопедические знания по разным отраслям культуры. Но с ним трудно общаться каждому, кто не видит смешное в таком возвеличивании себя. С другой стороны эта гипертрофия своего достоинства способствует серьёзности в отношении к своей жизни, а это всегда благотворно. Чувство своего достоинства присуще всем, в том числе самым последним ничтожествам и даже животным. Оно коренится в основе нашего самоощущения, как, впрочем, и ум и самоанализ, корректирующие все наши проявления.

-8--     В музыке я ценю мелодию. Потому многие опусы Шостаковича или Прокофьева, где много аккордов и изысков  ритма – не для меня. Меня восхищают мелодии.  У меня нет слуха: воспроизвести голосом мелодию я не могу, хотя и слышу любые отклонения от сочинённых композитором нот.  Как-то, когда я радовался мелодии, мне подумалось: ведь каждый проживаемый день бывает либо похож на прозрачную и красивую мелодию, где всё красиво, либо живёшь с ощущением уродливости и себя, и всего вокруг. Исчезла прекрасная музыка жизни, резкие диссонансные аккорды,  некстати перемены ритма, невнятность, сумбур, непостижимость смыслов – в общем – Шостакович или Прокофьев, или композиторы 21-го века. Нет предчувствия правильных звуков жизни, но над тобой властвует неожиданность и неопределённость, лишённые гармонии. И вдруг радость: опять всё происходящее понятно и ожидаемо, опять сменили пластинку, и всё - осмысленно и красиво, как мелодия песни.  Как это происходит и как этим управлять – абсолютная тайна.

-9--      Я заметил большую разницу  восприятия окружающего в разных локациях: когда я дома и, если я  гуляю в парке рядом с домом.  На улице, в парке постоянно дует переменчивый холодный ветерок, и я ощущаю, что жизнь не статична, она постоянно меняется: то навстречу идут и пьют на ходу пиво молодые парни и, когда делаешь им замечание, они отвечают: « Мы – гопники. Хочешь стать жертвой гопника?»  Под ногами – не мусор, как бывает дома, а втоптанные в дорожку жёлтые листья, смирившиеся со своей участью.  Вокруг чёрные могучие стволы дубов  и других деревьев. Они плотно схвачены землёй и не могут, как я прогуливаться по аллеям парка. Зато они могут позволить ветру шевелить их ветвями и порождать на земле тени похожие на клубки змей. Также деревья проявляют свою свободу в том, что их ветви прихотливо изгибаются в пространстве, нет прямых и похожих ветвей.  Самая большая разница между моей комнатой и улицей  - в том, что комната статична, всё, что в ней меняется – это мои мысли и чувства, а улица полна динамики: моргают светофоры, шумно проносятся машины, каждый вдох преподносит или обычный воздух или машинные выхлопы. И в то же время я удивлён неподвижностью дорожек парка, скамеек, газонов, деревьев рядом с постоянными переменами ветерка, звуков, огоньков, движущихся фигурок людей и быстро несущихся машин. Это два плана бытия: неподвижные декорации, не имеющие ни начала, ни конца, в которые я вдвигаюсь бесцельно и мир перемен, движений, конфликтов.  К неподвижным объектам относятся и дома с зажжёнными вразнобой окнами. Эти дома как гигантские перфокарты с пробитыми кодами окружают нас издалека со всех сторон. Над головой сквозь чёрные ветви деревьев видны плывущие белые облачка. Они – как днища белых яхт движутся своими маршрутами. Люди же – словно чёрные жуки медленно ползают по дну своего пруда. Ещё выше – сверкают звёзды, говорящие нам, что всё относительно, что верх и низ – условные понятия.  Отчего такой вывод? А оттого, что звёздочки в бездонном небе напоминают игру солнечных лучей с жемчугом на морском дне. Ещё я удивляюсь огромности пространства на улице, правда, незаметного, так как люди смотрят только  в самих себя.  В нашем парке есть маленький пруд в форме восьмёрки с прямой полной талией. В пруду плавают многочисленные утки и селезни. Они громко оглашают своё отношение с жизнью людям, которые бросают в воду кусочки булки.  Днём это не так заметно, почему-то. А вечерами в сумерках, когда даже шарканье ботинок по дорожке парка слышно издалека резкие возгласы птиц притягивают внимание и удивление.  Днём, когда светло, пейзаж парка менее значителен, чем вечерами, когда чёрные тени от редких фонарей, стараются осветить всё: и чёрные стволы могучих дубов, и громкие звуки, и газоны с загадочными фигурами или людей, или кустов.   Загадочность сумерек возбуждает и бодрит сознание. Каждый шаг, приближение декораций сцены парка удивляют переменами в видимом и ощущении: что-то происходит с парком, с каждым шагом он меняется. Но эти перемены ощущаю только я, все остальные либо уныло, либо  деловито шагают, или тащат за руку малыша, либо курят и думают о чём-то далёком. И они для меня – неинтересны. Парк его изменения, его пространство, его подробности – значительнее для меня.

-10--          Я удивляюсь сложности мира. Например: как устроена математика.  Если есть некоторое выражение, уравнение и так далее, то если, объединив в нём некоторые его части, и, обозначив их дополнительной переменной, можно переписать его и увидеть, что оно понятно и решаемо. А если не сделать этих рутинных действий, то всё – непонятно и сложно. Я говорю о том, что в науках есть примитивные приёмчики, облегчающие понимание этих наук. Нужно, не мудрствуя, выучить эти научную рутину, и тогда ты можешь претендовать на научную степень. Почему меня это удивляет и возмущает? А потому, что во мне живёт надежда на то, что без лукавых приёмов можно видеть и понимать любую науку. Я надеюсь, что наука – это не технология, а состояние души, ума.