Senex. Книга 1. Глава 1

Глава 1. Звонок друга

Когда же всё это кончится? Слабые люди никогда
сами не кончают - всё ждут конца.
И. Тургенев. Вешние воды

          В середине июня 2010 года Василию Порфирьевичу позвонил заместитель Начальника Отдела снабжения Юрий Тарасович Глушко и попросил подойти к нему для важного разговора. Это был старый знакомый Морякова, с которым 30 лет назад его свела работа на Балтийском заводе, и тогда Глушко тоже был заместителем Начальника Отдела снабжения. В девяностые годы, когда Балтийский завод оказался на грани банкротства, и Моряков, и Глушко уволились в поисках лучшей жизни, но таковой нигде не нашли, а судьба снова свела их вместе, уже на этом заводе, и теперь между ними установились тёплые, дружеские отношения. Они довольно часто встречались по пути на работу и с работы, и, хотя Глушко был заместителем Начальника Отдела снабжения и на 10 лет старше Морякова, а Василий Порфирьевич был всего лишь простым инженером-технологом, им всегда было о чём поговорить. Глушко очень любил посплетничать, а будучи на вершине заводской власти, он был больше посвящён в заводские дела, и Василий Порфирьевич с интересом выслушивал из его уст ценную информацию.
          Получив приглашение от Глушко, Василий Порфирьевич без промедления отправился в Отдел снабжения, который располагался на третьем этаже заводоуправления - которое в Отделе Главного Технолога презрительно называли Жёлтым домом, хотя здание было выкрашено в приятный для глаз бежевый цвет - нашёл кабинет Глушко, и тот очень доверительно сообщил Морякову:
          - Есть хорошая новость: у начальника Производственно-диспетчерского отдела Гайдамаки Владимира Александровича появилась вакансия на должность Начальника Бюро автоматизированного планирования с зарплатой 40 000 рублей, потому что Лунёв, которому 65 лет, уходит на пенсию. Тебе это интересно?
          Василию Порфирьевичу это, несомненно, было очень интересно, особенно зарплата 40 000 рублей, которая, по сравнению с его зарплатой 22 000 рублей, была целью, о которой можно было только мечтать.
          - Конечно, интересно! Что я должен делать? - с жаром ответил Моряков, надеясь, что Глушко, как старый друг, сведёт его с этим Гайдамакой, которого он никогда не видел, и порекомендует ему, как хорошего, надёжного работника... Но Глушко сказал:
          - Зайди к нему прямо сейчас, его кабинет на втором этаже, напротив приемной Генерального директора. А если его не будет на месте, позвони ему, - и он дал Морякову номер рабочего телефона Гайдамаки.
          Василию Порфирьевичу это не понравилось... Но делать было нечего, и он пошёл к Гайдамаке. Спустившись на второй этаж, он впервые оказался в коридоре власти, где находились кабинеты высших руководителей завода - Генерального директора, его заместителей и Начальника ПДО Гайдамаки, поэтому, идя по коридору и читая таблички на дверях кабинетов руководителей завода, Василий Порфирьевич испытал неподдельный страх, в груди бешено забилось сердце, руки затряслись... Но он пересилил свой страх, нашёл кабинет Начальника ПДО и вошёл в приёмную.
          Гайдамаки на месте не оказалось, место его референта тоже пустовало, спросить было не у кого, и он, испытав облегчение, пошёл к себе. Ему надо было взять себя в руки, успокоиться, и, когда сердце стало биться спокойнее, а руки перестали трястись, Василий Порфирьевич понял: «Так высоко я ещё никогда не забирался! Надо же — Начальник ПДО, Генеральный директор завода, Директор по производству, Директор по безопасности, Коммерческий директор! Какие люди! А тут я, простой инженер… Иду по коридору власти с трясущимися руками и пугливо озираюсь… Да кто я такой для них? С какой стати Гайдамака должен взять меня в ПДО без рекомендации какого-нибудь высокого начальника, например, заместителя Начальника Отдела снабжения Глушко? Я надеялся, что Глушко порекомендует меня этому Гайдамаке… А что же Глушко?..  Он милостиво позволил мне самому решать свою судьбу!»
          Потерпев неудачу, Василий Порфирьевич засомневался, надо ли ему звонить Гайдамаке? Ведь если Глушко не захотел порекомендовать его Начальнику ПДО, то получается, что Василий Порфирьевич каким-то образом разнюхал, что у Гайдамаки есть вакансия, и теперь навязывает себя Гайдамаке. А Начальник ПДО Гайдамака — это не Начальник бюро Ефимкин, и если он почувствует, что Василий Порфирьевич заискивает перед ним, чтобы получить высокооплачиваемую должность, то глумиться над ним будет гораздо больнее, чем это делает Ефимкин. И Василий Порфирьевич решил: «Если мне суждено получить должность Начальника БАП, то я получу её по праву, а не умоляя Гайдамаку, стоя перед ним на коленях, как предлагает мне друг Глушко. Я больше не желаю быть человеком второго сорта. Пусть эта история будет проверкой моего чувства собственного достоинства! Это моё окончательное решение и изменению не подлежит!»
          Но как только Василий Порфирьевич принял «окончательное» решение, его сомнения, как чаши весов, стали смещаться в другую крайность – теперь уже он сам себе удивлялся: «У меня появилась возможность заполучить зарплату 40 000 рублей, а я спокойно сижу на месте и ничего не предпринимаю! Что со мной происходит?» Василию Порфирьевичу стало совершенно очевидно, что его робость и застенчивость никак не соответствуют его возрасту, и уж тем более — его способностям. Пришло его время почувствовать себя тем, кем он является, а именно мужчиной пятидесяти шести лет!
          Василий Порфирьевич встал и решительно направился к телефону, который находится за заводской проходной, в отделе кадров: поскольку разговор с Гайдамакой должен быть сугубо конфиденциальным, то он не мог допустить, чтобы его слышали молодые сослуживцы и Ефимкин.
          Но стоило Василию Порфирьевичу выйти из технического корпуса, как весы его сомнений качнулись в другую сторону: «Вход в Жёлтый дом открыт... Но надо ли мне туда? Ведь я получил предложение от своего друга Глушко, а от начальника ПДО Гайдамаки я не получал предложения. Слова Глушко - это не официальное предложение, а всего лишь информация, и я сам должен решить, что с ней делать».
          Василий Порфирьевич потоптался в нерешительности между техническим корпусом и заводоуправлением – п принял новое решение: «Если сам Гайдамака не предлагает мне вакансию Начальника БАП, значит, я ему не нужен! Так зачем я буду звонить начальнику, которому я не нужен? И нужен ли я ему вообще в свои 56 лет? Ведь даже Ефимкин дал мне понять, что на заводе сейчас делается ставка на молодых инженеров, и если мне удастся доработать до пенсии в бюро Ефимкина, то для меня, в моём нынешнем положении, когда молодые инженеры буквально наступают мне на пятки, это уже будет хорошо».
          И Василий Порфирьевич решил не звонить Гайдамаке, а когда видел Глушко, то старался избежать встречи с ним, чтобы избавиться от неудобных вопросов. Он успокоился... Но со временем его стал мучить вопрос: «Почему Глушко сообщил мне об этой вакансии? В разговоре он обмолвился, что этот Лунёв, который ушёл на пенсию, распечатывал для него какие-то компьютерные данные. Значит, для Глушко важно, чтобы должность Начальника БАП занял именно я, как свой человек. Если это так, то моё мужественное решение не звонить Гайдамаке — это досадная ошибка, которую необходимо исправить!»
          Василий Порфирьевич сначала позвонил Глушко, тот сказал, что не знает, каково нынешнее положение дел с вакансией, но Гайдамаке он всё-таки порекомендовал Морякова, как своего старого знакомого. А поскольку Глушко замолвил за него словечко Гайдамаке, то у Василия Порфирьевича просто не осталось возможности для отступления: теперь он обязан был позвонить Начальнику ПДО, поскольку большие начальники слов на ветер не бросают и заманчивые предложения дважды не делают.
          Василий Порфирьевич пошёл в отдел кадров, позвонил Гайдамаке, но его не оказалось на месте. Он стал звонить каждые пять минут, наконец, дозвонился до Гайдамаки, и тот пригласил его к себе. Войдя в кабинет начальника ПДО, Василий Порфирьевич увидел человека, внешность которого очень контрастировала с его громкой фамилией и прозвищем, которым его называли за глаза — Маленький Наполеон. Это был невысокий, около полутора метров, плотный пожилой мужчина с большой лысиной на коротко стриженой седой голове, а его невзрачное лицо запомнилось только тем, что у него были седые усы. Василий Порфирьевич даже не смог определить, какого цвета у него глаза. На затылке у Гайдамаки была довольно большая шишка, и Василий Порфирьевич предположил, что это жировик.
          - Присаживайтесь, - сказал Гайдамака и указал Морякову на ряд стульев напротив его стола.
          Моряков сел и представился:
          - Меня зовут Моряков Василий Порфирьевич, я работаю инженером-технологом в бюро корпусных работ.
          - У Ефимкина?
          - Да.
          - Какова цель Вашего визита? - спросил Гайдамака, глядя на Морякова исподлобья поверх очков.
          Василий Порфирьевич собрался с духом и мужественно сказал:
          - Мне стало известно, что в Вашем отделе освободилась должность Начальника БАП, и я пришёл узнать, могу ли я претендовать на эту должность?
          Несмотря на то, что Глушко порекомендовал его Гайдамаке, Моряков всё же не стал упоминать имя своего благодетеля — на всякий случай.
          Гайдамака подробно расспросил, какие обязанности выполняет Моряков в бюро корпусных работ, а потом уточнил:
          - Вам программа DRAKAR знакома?
          - Да, вся моя работа заключается в программах DRAKAR и AutoCAD.
          Гайдамака кивнул, это дало Василию Порфирьевичу надежду, что его ответы удовлетворили начальника ПДО... И Гайдамака в самом деле сказал то, что он хотел услышать:
          - Хорошо... Я буду разговаривать с Главным Технологом, чтобы он отпустил Вас.
          - Мне кажется, что здесь может возникнуть проблема, - засомневался Василий Порфирьевич. - Боюсь, что Главный Технолог так легко меня не отпустит, технологи в дефиците.
          - Что ж, посмотрим, - сказал Гайдамака.
          Василий Порфирьевич понял, что именно сейчас ему обязательно надо решить главный вопрос, и он, снова набравшись смелости, спросил:
          - А какая у меня будет зарплата?
          Гайдамака задумался, а потом ответил, правда, как показалось Василию Порфирьевичу, не совсем уверенно:
          - Я думаю… Что для начала… Это будет 30 000 рублей…
          Василий Порфирьевич испытал разочарование, потому что Глушко дал ему надежду иметь зарплату 40 000 рублей, он уже — что греха таить - начал привыкать к этой цифре, и именно она придавала ему решительности в эти дни. Если бы Глушко сказал, что зарплата Лунёва 30 000 рублей, то Василий Порфирьевич, может быть, даже не решился заставлять себя поступать вопреки своему мягкому, неконфликтному характеру... Но ведь 30 000 рублей — это всё равно больше, чем его нынешние 22 000 рублей! И Василий Порфирьевич вынужден был согласиться.
          Когда он вышел из кабинета Гайдамаки, то сразу почувствовал, что после разговора с большим начальником все его страхи - и перед предстоящей работой, которая ему пока была совершенно неизвестна, и перед самим Гайдамакой, которого в Отделе Главного Технолога называли Маленьким Наполеоном, и перед коридором власти - сразу исчезли. Гайдамака сказал, что процесс перевода несомненно затянется, но это, в свою очередь, означало, что теперь уже сам Гайдамака будет бороться за то, чтобы заполучить Василия Порфирьевича в качестве своего подчинённого, и те несколько минут унижения, которые Морякову пришлось пережить, предлагая ему свои услуги, больше не повторятся. Он почувствовал огромное облегчение после того, как осознал, что произошло: «Я преодолел свою робость, я встретился с самим Гайдамакой! Я это сделал! И теперь мне остаётся одно: надеяться, что новая работа - это не новая тюрьма, каковой оказалась для меня нынешняя работа».

* * *

          О том, что работа в корпусном бюро Отдела Главного Технолога превратилась в тюрьму, Василию Порфирьевичу ежедневно напоминали молодые сослуживцы. Сергей, который каждое утро опаздывал при молчаливом попустительстве Ефимкина, прибежал в 8.10 и направился к Артёму, чтобы поздороваться с ним. Василий Порфирьевич протянул руку для рукопожатия, поскольку Сергей должен был пройти мимо него... Но его рука повисла в воздухе, потому что Сергей, поздоровавшись с Артёмом, направился мимо него к Ефимкину, извиняясь за опоздание. Василий Порфирьевич решил, что после Ефимкин Сергей всё равно подойдёт к нему, чтобы поздороваться, и снова протянул руку... Но Сергей, проигнорировав протянутую руку, направился к своему столу. Василию Порфирьевичу стало не по себе, потому что это был явно спланированный агрессивный жест - специально опоздать, чтобы в возникшей суете иметь возможность не поздороваться с Моряковым.
          Василию Порфирьевичу удивился: «Чем же я так разозлил Сергея? - и в этот момент он особенно остро ощутил степень озлобленности молодых сослуживцев. - Что же так напугало их? Я соблюдаю дисциплину, не опаздываю на работу, выполняю все служебные обязанности, с молодёжью общаюсь уважительно, хотя они намного моложе меня… А они демонстративно игнорируют меня, да ещё и во главе с Ефимкиным! Может, их смущает мой возраст? Неужели старость — это так страшно?»
          Если раньше Василий Порфирьевич очень болезненно реагировал на пренебрежительное отношение к нему Ефимкина и молодых сослуживцев, поскольку такое поведение вызывало у него только негативные эмоции и мысли, то после разговора с Гайдамакой он успокоился, и его мысли обрели позитивный характер. Это уже были не просто мысли, а настоящее планирование, как ему вести себя на новом месте, что делать. Он сам прекратил попытки поддерживать разговоры сослуживцев о футболе, ему это уже не было нужно, потому что у него появилась цель, на которой он должен был сконцентрироваться. Василий Порфирьевич вспомнил, как несправедливо заподозрил Глушко в том, что он недостаточно сделал для своего друга, потом представил, что из-за своей робости мог бы так и не позвонить Гайдамаке, и ему стало не по себе.
          Время шло, пауза затянулась, но Василий Порфирьевич понимал, что она необходима, прежде всего, ему самому, чтобы он смог морально подготовиться к новой работе. Здесь, в корпусном бюро, он по своим профессиональным и личным качествам превосходил ленивых молодых инженеров, которые панически боялись сделать лишнее усилие... Но Жёлтый дом – это совсем другое дело. Там, рядом с коридором власти, работают люди более цепкие, более уверенные в себе, это люди производства, люди исключительно материальные, и каждое их слово имеет вес. Если Гайдамака сказал, что будет ждать, когда Главный Технолог выйдет из отпуска, значит, так и будет, и Василий Порфирьевич не станет суетиться, чтобы ускорить события. А то ведь — смешно сказать! - вчера он размечтался, будто Гайдамака будет просить помощи у Генерального директора, чтобы скорее заполучить в свой отдел такую важную персону, как Василий Порфирьевич Моряков… Ага!
          После работы Василий Порфирьевич встретил Глушко, рассказал ему о встрече с Гайдамакой, и Глушко сказал:
          - Главный Технолог работает уже второй день. Я хорошо знаю Алексея Михайловича, он нормальный человек и отпустит тебя, если Гайдамака попросит его. Здесь самое главное в том, чтобы сам Гайдамака захотел этого.
          И Василия Порфирьевича снова одолели сомнения: «Если за два дня Гайдамака не встретился с Главным Технологом, как обещал, значит, он не уверен в том, что хочет взять меня. И в самом деле, кому нужен потенциальный пенсионер? Какой резон Начальнику ПДО менять одного пенсионера на другого? - Василию Порфирьевичу стало обидно, что его снова отвергли: - Ефимкин отверг, молодые инженеры отвергли, теперь и Гайдамака отверг... Значит, как был я человеком второго сорта, так и останусь им до самой пенсии, так что ли? А может, и до самой смерти».
          И вдруг Василия Порфирьевича охватило возмущение: «Это Гайдамака-то не хочет брать меня в свой отдел? Да кто он такой? И Ефимкин, и Гайдамака — это всего лишь слепые орудия, которые исполняют волю Господа! И если Господь захочет, то я буду работать в ПДО! А если Он не захочет, значит этому не суждено сбыться. Господь дал мне испытание, я честно и мужественно прошёл его, преодолев свою природную робость, и этого уже может быть достаточно для меня. Я сделал то, что в этой ситуации зависело именно от меня, то есть послал в окружающую среду чёткий сигнал: «Я хочу зарабатывать больше, я хочу знать больше, и для этого я обладаю всеми необходимыми качествами!» А всё остальное от меня уже не зависит».
          И в этот самый момент Василий Порфирьевич понял, что страх перед Главным Технологом покинул его, и он мог бы сам, без помощи Гайдамаки, уговорить Алексея Михайловича отпустить его в ПДО. Другой вопрос: надо ли это делать самому Василию Порфирьевичу, если этого до сих пор не сделал Гайдамака, несмотря на обещание? Нет уж, пусть всё остаётся так, как есть: Глушко сделал то, что он хотел; Василий Порфирьевич сделал то, что от него требовалось; теперь настала очередь Гайдамаки сделать то, что он обещал. Если он этого не сделает, значит, грош ему цена, и Василию Порфирьевичу вообще не стоит с ним связываться.
          Но дни мелькали, была уже середина июля, а Гайдамака так и не поговорил с Главным технологом. Василий Порфирьевич решил позвонить Гайдамаке, и тот сказал, что думал, будто Моряков в отпуске, и пообещал, что после обеда поговорит с Алексеем Михайловичем. Василий Порфирьевич стал звонить Гайдамаке на следующий день, чтобы узнать результат его разговора с Главным Технологом, но так и не смог застать его на месте. Из-за частых бесполезных звонков Гайдамаке у Василия Порфирьевича возникло неприятное ощущение, что он навязывается Начальнику ПДО. Василий Порфирьевич понял, что больше так продолжаться не может, потому что у Гайдамаки может возникнуть иллюзия, будто Моряков попал в рабскую зависимость от него, и он решил больше не звонить Гайдамаке... И сразу почувствовал облегчение! Теперь он свободен от рабской зависимости! Если разобраться, то Алексей Михайлович не сделал ему ничего плохого, и у него нет оснований портить хорошему человеку настроение своим переводом.
          А что касается Гайдамаки, то по поводу этого человека у Василия Порфирьевича возникло ощущение, что этот Гайдамака какой-то странный: даёт обещания, но не выполняет их. Нужен ли ему такой начальник? Василий Порфирьевич решил, что ему такой начальник не нужен! И он решительно поставил крест на этом человеке.

* * *

          Чтобы придать себе большей уверенности в принятом решении, Василий Порфирьевич рассказал жене Анне Андреевне о неудачной попытке перехода на другую работу, которая сулила ему большую зарплату, и они оба, выражаясь языком дипломатов, «были разочарованы» тем, что попытка оказалась неудачной. Василий Порфирьевич теперь точно знал, что тема закрыта, и он успокоился.
          Но он успокоился, конечно, условно, потому что знал, что теперь Анна Андреевна будет переживать из-за неудачной попытки мужа поправить материальное положение семьи, и переживал уже по поводу переживаний жены.
          Отношения Василия Порфирьевича с Анной Андреевной все 30 лет совместной жизни были непростыми, хотя они любили друг друга. И даже сейчас, когда их пребывание на грешной земле подходило к естественному завершению и могло прерваться в любой момент, они всё ещё продолжали выяснять отношения. В народе бытует мнение, что если супруги любят друг друга, то они не должны ссориться. Может быть, у кого-то это было и так, но Василий Порфирьевич считал, что они с Анной Андреевной ссорились именно потому, что любили друг друга, то есть каждому из них было не безразлично, что происходит с его верным спутником жизни.
          Недавно Василию Порфирьевичу приснилось, что он в составе группы из нескольких солдат участвовал в захвате дома. Из дома вышла молодая женщина и, увидев его, уже открыла рот, чтобы позвать на помощь, но Василий Порфирьевич быстрым движением свернул ей шею. Она молча упала, но её глаза были открыты, Василий Порфирьевич испугался, что она всё-таки закричит, поэтому ещё несколько раз свернул ей шею. Он посмотрел на женщину, увидел, что её глаза по-прежнему открыты, снова испугался, что она закричит, схватил женщину за шею и стал душить. Он сначала чувствовал, как её горло жило, пульсировало в его руках, а потом окончательно утратило признаки жизни. Теперь он был уверен, что женщина не закричит.
          Проснувшись, Василий Порфирьевич долго не мог понять причину такого жестокого сна, потому что он считал себя мягким человеком, даже мямлей. Но постепенно у него появилась довольно правдоподобное толкование сна, и произошло это, когда он стал вспоминать некоторые подробности посещения Гайдамаки при попытке устроиться в ПДО, которые в тот момент прошли мимо его внимания из-за сильного волнения. Сейчас, когда вопрос перевода в ПДО был снят с повестки дня, Василий Порфирьевич вспомнил, что в заводоуправлении он видел много очень молодых женщин… И тогда это показалось ему подозрительным… Потому что он вдруг почувствовал соблазн воспринимать их, как своих ровесниц. Но ведь это было далеко не так… Василий Порфирьевич понял, что его молодые сослуживцы своим поведением вынудили его считать себя их ровесником. Его система координат была разбалансирована, и причиной такой разбалансировки стали такие вопиющие несоответствия, когда Ефимкин послал пожилого Василия Порфирьевича вместо молодых ребят сначала за бумагой для принтера, а потом на субботник. Его душевное равновесие было сильно нарушено, и его надо было срочно восстанавливать, то есть снова становиться тем, кем он являлся на самом деле, а именно мужчиной 56 лет. И если раньше Василию Порфирьевичу не нравились его мешки под глазами и лысина (а кому же понравятся мешки под глазами и лысина?), то теперь они становились его верными союзниками.

* * *

          Лето 2010 года в Санкт-Петербурге выдалось очень жаркое. На улице была дикая жара, температура доходила до 37; по Цельсию, все окна в коридоре на четвёртом этаже, где находилось Бюро корпусных работ, были открыты настежь, и сотрудники бюро больше времени проводили не в комнате, в окна которой безжалостно светило солнце, а возле открытого настежь окна на теневой стороне здания, на сквозняке, где было, хоть ненамного, но всё же прохладнее. В один из таких изнуряющих жарой дней в коридор залетел белый голубь. Все, кто в этот момент был в коридоре, бросились его выгонять, а он упорно не хотел лететь на жару, и в коридоре возникла суета. Когда несчастного голубя, наконец, выгнали на улицу, и суета прекратилась, Василий Порфирьевич направился на своё рабочее место… И тут его осенила догадка: «А ведь голубь, особенно белый голубь — это птица, которая издревле считается вестником! Значит, голубь прилетел к нам, чтобы сообщить весть. Но кому он принёс весть? И что это за весть: хорошая или плохая?»
          Но рабочий день вскоре закончился, и с этой мыслью Василий Порфирьевич ушёл домой.
          Утром следующего дня, когда Василий Порфирьевич, как обычно, пил чай перед началом работы, к нему подошёл Ефимкин и спросил:
          - Ходят слухи, что Вы хотите нас покинуть, - и в его голосе Василий Порфирьевич уловил обиду.
          - А кто говорит? - спросил он на удивление спокойно, хотя в груди ёкнуло: «Неужели это то, чего я так жду?»
          - Ниже этажом говорят…
          Ниже этажом, то есть на третьем этаже, находился кабинет Главного Технолога, и Василий Порфирьевич понял, что это именно то, чего он так ждал. Но вопрос был задан Ефимкиным так, что ставил его в невыгодное положение, поэтому он промолчал, не зная, что ответить.
          - Или Вы получили выгодное предложение, которое вынуждает Вас покинуть нас? - уточнил Ефимкин.
          Такая формулировка больше устраивала Василия Порфирьевича, и он ответил:
          - Да, именно так.
          - И какое же Ваше решение? - продолжал настаивать Ефимкин.
          - Я думаю...
          - Тут главное - есть желание уходить или нет желания уходить.
          - Да, это так, - согласился Василий Порфирьевич, но выдавать своё истинное намерение не стал, потому что Ефимкин в этой ситуации снова, как и в заискивании перед молодыми инженерами, подтвердил утрату своей былой адекватности. Он не увидел никакой связи между своим неприязненным отношением к Василию Порфирьевичу и тем, что он решил его покинуть. И Василий Порфирьевич невольно восхитился своим отчаянным шагом — проситься в отдел к самому Гайдамаке!
          Ефимкин, не получив ответа на свой вопрос, с обиженным видом отошёл от Василия Порфирьевича, а тот, получив из уст Ефимкина сигнал, что в его состоянии неопределённости что-то изменилось, решил немедленно позвонить Гайдамаке. Когда Ефимкин вышел, Василий Порфирьевич со своего телефона позвонил Гайдамаке, тот оказался на месте, и Василий Порфирьевич совершенно свободно, не испытывая перед ним страха, спросил:
          - Владимир Александрович, здравствуйте, это Моряков. Как мои дела?
          - Я жду ответа Алексея Михайловича, - ответил Гайдамака.
          - Я понял. Спасибо, - сказал Василий Порфирьевич и повесил трубку.
          Значит, ему придётся ещё подождать, но это ожидание уже не будет таким тягостным, как прежде, потому что вопрос с его переводом практически решён.
          Будучи человеком порядочным и совестливым, Василий Порфирьевич после неприятного разговора с Ефимкиным испытал чувство вины за то, что вынужден уйти в другой отдел, он даже хотел как-то оправдать перед начальником своё непростое решение... Но ближе к обеду это желание пропало, и он почувствовал себя свободным от необходимости оправдываться. Вместо того, чтобы оправдываться перед Ефимкиным, Василий Порфирьевич позвонил Анне Андреевне, сообщил ей новость... И она высказала своё мнение:
          - А может, Главный Технолог решит повысить тебе зарплату, и тогда есть смысл остаться?
          - Наверное, это было бы неплохо, - ответил Василий Порфирьевич, но тут же понял, почему это невозможно: - Но если мне прибавят зарплату, то молодые сослуживцы меня возненавидят и уже не будут пытаться скрыть свою ненависть. Похоже, мой перевод на новую работу предопределён свыше.
          Но теперь у Василия Порфирьевича возникли новые вопросы: «Как я узнаю о решении Главного Технолога? Может, мне снова позвонить Гайдамаке? Или напрямую обратиться к Алексею Михайловичу?»
          После недолгих раздумий Василий Порфирьевич понял, что ничего не надо предпринимать: он уже прошёл очень неприятный урок, звоня каждый день Гайдамаке, терзая себя страхами и сомнениями, и ему это состояние очень не понравилось, потому что в нём нет достоинства. Ничего страшного не случится, если он узнает о решении Главного Технолога несколько позже, чем ему этого хотелось бы, зато он будет вести себя достойно, а не как человек второго сорта. Это сейчас самое главное для него. Его жизнь меняется к лучшему, за него борются влиятельные заводские руководители, и эта ситуация уже повысила его социальный статус.
          Василий Порфирьевич продолжал исполнять свои обязанности инженера-технолога, но, когда ему понадобилось распечатать на принтере документ, он долго не решался идти к принтеру, который находился в приёмной Главного Технолога, боясь встретиться с начальством. Наконец, он решился - и ничего страшного не произошло. В приёмной была тишина, никого из начальства не было, и лишь Тамара, референт Главного Технолога, ответила на его приветствие, не поднимая головы, чего раньше она себе не позволяла. Василий Порфирьевич понял, что Тамара, как и Ефимкин, считает его отщепенцем… Но он решил, что как-нибудь переживёт неприязнь к нему Тамары, как пережил неприязнь Ефимкина.
          Каждый обеденный перерыв Василий Порфирьевич гулял по территории завода, стараясь хоть как-то поддерживать здоровье, и однажды, возвращаясь с прогулки, он встретил Глушко.
          - Здравствуй, Юра! Как дела? - спросил Василий Порфирьевич, надеясь узнать от друга что-нибудь новое о своём переводе.
          Глушко был очень расстроен, и сразу стал жаловаться на свои проблемы:
          - Ты знаешь, всё очень плохо!
          - Что такое? - удивился Василий Порфирьевич.
          - Ну, сам посуди: надо закупать материалы, а денег нет; у меня сильная аритмия, причём, уже три года, она меня уже так замучила, что я взял больничный на неделю, но, честно говоря, уже готов написать заявление на увольнение. И в добавок ко всем этим бедам Гайдамака, разговаривая с Главным Технологом о твоём переводе, сослался на то, что именно я порекомендовал тебе эту вакансию. А когда я встретил Алексея Михайловича, он сказал мне, что в моём лице потерял единственного друга. Я не знаю, он это сказал в шутку или всерьёз, но мы на самом деле были с ним очень дружны. Я попытался объяснить ему, что мне стало жалко тебя, потому что ты неоднократно жаловался мне на маленькую зарплату. И теперь я не знаю, как будут складываться мои отношения с Алексеем Михайловичем. Но мне очень не хочется терять эти отношения, потому что Алексей Михайлович сейчас в фаворе у Генерального директора Фомина, тот очень уважает его мнение и всегда принимает во внимание.
          Василий Порфирьевич пожелал своему другу скорейшего выздоровления, и они расстались. А у Василия Порфирьевича появился новый повод задуматься о личности своего будущего начальника, и он пока не знал, как расценивать полученную информацию. Его удивил глупый — иначе не скажешь! - поступок Гайдамаки, он не ожидал ничего подобного от такого влиятельного начальника, и у него даже сложилось впечатление, что Бог на короткое время лишил Гайдамаку разума. Но потом это ощущение прошло, и Василий Порфирьевич сделал попытку понять столь нелогичный поступок Гайдамаки. Почему он так поступил? Чтобы навредить Василию Порфирьевичу? Или чтобы помочь? Это было непонятно. Но совершенно очевидно было другое: процесс его перевода принял неожиданный оборот, этот процесс словно получил дополнительную энергетическую подпитку от возникшего конфликта между Главным Технологом и Глушко. С одной стороны, если Главный Технолог находится в авторитете у Генерального директора, то Алексей Михайлович вполне может пожаловаться ему, что всякие нехорошие люди уводят у него технологов. В такой ситуации осторожность не бывает лишней, и если Василию Порфирьевичу сначала показалось, что Гайдамака совершил глупость, то теперь ему стало понятно, что он мог поступить так потому, что хотел прикрыться авторитетом заместителя Начальника Отдела снабжения Глушко, которым, как слышал Василий Порфирьевич, его друг тоже обладал в достаточной степени. Значит, Гайдамака в своём поведении тоже учитывал авторитет и влияние Главного Технолога. С другой стороны, Глушко, оправдывая свой поступок перед Главным Технологом, по сути своей сделал то, что должен был сделать сам Василий Порфирьевич, если бы Алексей Михайлович захотел выслушать его: обстоятельства вынудили Глушко походатайствовать за Василия Порфирьевича ещё и перед Главным Технологом.
          Такой расклад позволил Василию Порфирьевичу увидеть самого себя в несколько ином свете. Ему как будто чуточку приоткрылась завеса, которая надёжно покрывает тайну, каким образом люди — и он в том числе - оказываются на вершине власти. Кроме того, он увидел и Гайдамаку в новом качестве, о котором ему не было известно, а именно в качестве интригана, махинатора. Но при этом, как ни странно, у него нисколько не прибавилось страха перед Гайдамакой. Наоборот, Василий Порфирьевич ещё больше укрепился в своём мнении: «Глупо думать, будто моя судьба и моё благополучие зависит от Главного Технолога или Начальника ПДО. На самом деле моя судьба зависит от Господа Бога и от меня самого».
          Василий Порфирьевич понял, что в этой ситуации, когда в решение его судьбы вмешались очень влиятельные силы, ему самому не надо торопить события. Время продолжило свой неумолимый ход, он начал успокаиваться...
          И вдруг Василий Порфирьевич получил неожиданный результат – он подумал, что Гайдамака не случайно сослался на Глушко в разговоре с Главным Технологом о переводе Василия Порфирьевича: этим он дал понять, что именно Глушко, имеющий большой вес на заводе, вынудил его начать процесс перевода, а самому Гайдамаке это не очень нужно, он здесь как будто ни при чём, просто он не хочет ссориться с влиятельным Глушко. Гайдамака спровоцировал конфликт Алексея Михайловича с его лучшим другом Глушко, чтобы самому не ссориться с Главным Технологом из-за перевода Василия Порфирьевича. Из этого Василий Порфирьевич сделал вывод, что Гайдамака не хочет брать его в ПДО и делает всё возможное, чтобы это не произошло.
          Что же получилось в итоге? Гайдамака нагадил Глушко, нагадил Василию Порфирьевичу, теперь его отношения с Алексеем Михайловичем безнадёжно испорчены, и если перевод не состоится, то он, может быть, начнёт гнобить Василия Порфирьевича, уменьшая и без того мизерную зарплату. Всё складывалось очень плохо... И безнадёжно... Василий Порфирьевич приуныл…
          И вдруг он встрепенулся! А так ли всё безнадёжно на самом деле? Ведь ему - благодаря тому, что он преодолел свою робость - удалось привлечь к себе внимание руководителей Отдела Главного Технолога, теперь они знают, что он недоволен размером своей зарплаты, что он готов что-то предпринять для её увеличения, и это выделило его из общей массы сослуживцев. Получается, что Василий Порфирьевич уже не жертва, не человек второго сорта, а хозяин положения!
          Василий Порфирьевич стал хозяином положения ещё и потому, что за него ходатайствует заместитель Начальника Отдела снабжения Глушко, которого ему посчастливилось заполучить в качестве очень влиятельного друга, и это ходатайство не могут проигнорировать ни Главный Технолог завода, ни Начальник ПДО.
          Если Василий Порфирьевич будет ориентироваться только на то, что какой-то большой начальник со странностями не хочет брать его в свой отдел, то он никогда не будет иметь достойную зарплату. Значит, нежелание Гайдамаки брать к себе Василия Порфирьевича должно остаться личной проблемой этого человека со странностями, и эта личная проблема Гайдамаки не должна иметь ничего общего с целью Василия Порфирьевича иметь достойную зарплату!
          Василий Порфирьевич решил немедленно позвонить Гайдамаке, с первого раза дозвонился до него со своего рабочего места, пока Ефимкин с кем-то разговаривал по городскому телефону, и Гайдамака сказал:
          - Вчера состоялся окончательный разговор с Главным Технологом, Алексей Михайлович не будет сильно возражать против Вашего перевода.
          - И что дальше? - спросил Василий Порфирьевич.
          - Вам надо сделать первый шаг - написать заявление на перевод, - ответил Гайдамака. 
          Слова будущего начальника Василия Порфирьевича: «Вам надо сделать первый шаг» - добавили ещё один штрих к пониманию характера Гайдамаки. Этот человек был очень осторожен, незнакомым людям не доверял, поэтому будет испытывать своего нового подчинённого шаг за шагом. Первый шаг — оформление перевода, и этот шаг во многом зависит от качеств самого Василия Порфирьевича. Второй шаг — это проверка на владение компьютером.
          Василий Порфирьевич взял в Отделе кадров бланк заявления на перевод, пошёл к Гайдамаке, тот заполнил пункты заявления, которые должен был заполнить, как принимающая сторона, и сказал:
          - Компьютера для Вас, к сожалению, пока нет, мне надо выпрашивать его у руководителей. Поэтому я предлагаю Вам отправиться в отпуск, а на работу выйдете 1 сентября. Вы согласны?
          - Да, меня это устраивает, - ответил Василий Порфирьевич, попрощался с Гайдамакой до 1 сентября и пошёл подписывать заявление у Главного Технолога.
          Алексей Михайлович оказался на месте, Василий Порфирьевич подписал у него заявление, а заодно объяснил ему причину своего перевода и искренне поблагодарил за то, что несколько лет назад, когда его судьба с грохотом ржавой вагонетки катилась под откос, этот добрый человек принял его на работу, хотя он несколько лет не работал по специальности судостроителя. В конце беседы Василий Порфирьевич извинился перед Алексеем Михайловичем за то, что вынужден был уйти из дружного коллектива его отдела, и он добродушно ответил:
          - Я всё понимаю, и на Вас не в обиде.
          Когда Василий Порфирьевич вышел из кабинета Алексея Михайловича, ему стало искренне жаль, что он бросает этого хорошего человека... Но он немедленно взял себя в руки: «Ведь я, в первую очередь, должен заботиться и о себе, и о своей жене, и о том, на какие средства мы будем жить, когда оба уйдём на пенсию и начнётся наш «период дожития»! А в этом вопросе я сделал огромный шаг вперёд. С 1 сентября я буду Начальником Бюро автоматизированного планирования, сокращённо БАП, и у меня будет зарплата 35 000 рублей!» Об этом ему сегодня объявил Гайдамака, подписывая заявление на перевод.

* * *

          Василию Порфирьевичу осталось доработать несколько дней до отпуска, который должен начаться 1 августа... Но слово «работа» не очень подходило для его занятия: металла у завода не было, денег не было, цеха работали вполсилы, а технологи вообще изнывали от безделья. Зато у Василия Порфирьевича появилось новое испытание: несмотря на то, что он поднялся по служебной лестнице, всё равно не должен допускать высокомерного отношения к теперь уже бывшим сослуживцам. А это оказалось очень непросто, потому что молодые инженеры, узнав о его переводе, вообще перестали общаться с ним. Василию Порфирьевичу даже казалось, что в их комнате человеческая злоба достигла такой плотности, что её уже можно было пощупать руками. Они вели себя по отношению к Василию Порфирьевичу так же, как в прошлом году вели себя по отношению к Ольге, единственной женщине в их бюро, когда узнали, что она беременная. Тогда Артём со злобой сказал, что они принципиально не будут разговаривать с Ольгой о её беременности, хотя живот уже невозможно было скрыть. Василий Порфирьевич видел, что Ольга чувствует себя очень неуютно в атмосфере неприязни, поэтому первый заговорил с ней о её беременности. После этого уже все сослуживцы вынуждены были снять с себя не объяснимый никаким здравым смыслом запрет на общение и довольно непринуждённо говорили с ней на подобные темы.
          И вот сейчас молодые инженеры дружно ополчились против Василия Порфирьевича… Наверное, это имело бы смысл, если бы они хотя бы между собой общались более доброжелательно… Но не тут-то было, между собой они тоже были не очень дружны. Василий Порфирьевич услышал, что Сергей громко чихнул… Раньше, когда их маленький коллектив был более дружным — а ведь было время, когда они все были очень дружны, и Василий Порфирьевич даже разрешал молодым инженерам обращаться к нему на «ты», словно он их ровесник - кто-нибудь обязательно сказал бы тому, кто чихнул:
          - Будь здоров!
          И чихнувший непременно ответил бы:
          - Спасибо!
          Но сегодня все дружно промолчали. Наконец, Артём нехотя сказал:
          - Будьте... Типа...
          - Как бы да... - в тон ему ответил Сергей.
          Вот и вся дружба.
          На следующий день, когда Артём смотрел футбол в старом телевизоре, который по случаю чемпионата мира молодые инженеры установили в комнате, Сергей «по-дружески» сел за компьютер Артёма, открыл почтовую программу и стал читать его почту. Артём, увидев это, стал возмущаться, и Сергей закрыл программу. Артём вернулся к телевизору, а Сергей залез в его рюкзак, лежавший на столе, и обнаружил там презервативы. Артём снова стал возмущаться, и Сергей отошёл от его стола. Василий Порфирьевич сделал вывод, что Сергей таким оригинальным образом начал приучать себя к роли ведущего инженера-технолога, которую, по всей видимости, уже пообещал ему Ефимкин после ухода Морякова из бюро.
          И вот, наконец, закончился последний рабочий день Василия Порфирьевича перед отпуском. Когда он стал прощаться с сослуживцами, Сергей сказал издевательским тоном:
          - До встречи в ПДО!
          - А я ещё вернусь! - ответил Василий Порфирьевич. - Мне надо отработать 30 и 31 августа, и только 1 сентября я начну работать в ПДО.
          - Да брось ты, Вася, зачем тебе это надо? - глумливо сказал Сергей.
          - Это не от меня зависит, так решило начальство, - ответил Василий Порфирьевич, не общая внимания на его тон. - А 31 августа я организую отвальную, как положено.
          - Да не стоит беспокоиться! - упорно продолжал глумиться Сергей.
          - Не стоит? Но почему? - удивился Василий Порфирьевич... И тут же понял причину вызывающего поведения Сергея: «Наверняка, они злы на меня, потому что, не имея точной информации, решили, что сегодня я ухожу, не проставившись. А чтобы иметь точную информацию от меня самого, надо было со мной общаться, а не игнорировать меня!»
          Это был урок, который получили его молодые сослуживцы, и теперь, поскольку они сами были виноваты в том, в чём пытались обвинить его, настала его очередь поглумиться над ними:
          - Хотя... Если вы не захотите напоследок выпить со мной и вкусно закусить, я не буду настаивать, - сказал Василий Порфирьевич. - Моё дело — соблюсти традицию, а остальное зависит от вас.
          - Мы никогда не против выпить! - уже нормальным тоном сказал Сергей.
          И это была истинная правда: Василий Порфирьевич сразу вспомнил, как вчера Сергей отмечал день рождения своего «друга», а попросту — собутыльника, Байдама Алексеева из Бюро маршрутной технологии, с другим таким же «другом» Володей из Бюро нормативов трудоёмкости. Они начали праздновать с самого утра, к обеду Сергей уже отключился и спал, сложив руки на груди, как покойник, на кушетке за шкафами, которые скрывали от посторонних глаз обеденный стол их бюро. Креативные молодые инженеры заботливо соорудили ширму, открыв двери двух шкафов и скрепив их согнутой алюминиевой вилкой, украденной из столовой. Василий Порфирьевич, едва сдерживая себя, чтобы не засмеяться от воспоминаний о вчерашних похождениях Сергея, ответил:
          - Тогда в чём же дело? Значит, всё будет так, как это у нас принято.