Девочка на шаре

- Аня, сматьи! Воть тяа-ааа-аак… - я, двухлетняя, очень стараюсь, подняв мои ручки вверх, по балетному красиво округлить пальчики. И, плавно склоняясь в стороны, копирую девочку с репродукции картины Пикассо «Девочка на шаре», на стене комнаты. – И… вооо-ооть тя-аааак…  -развожу руки немного в стороны, и всё так же стараясь, максимально элегантно, делаю оборот вокруг себя. Приседая, по завершению, в реверанс.
-  Оооо-ой, кака-ая балери-иина! Очень красиво, Оксаночка! Тебя в садике научили так?- Аня искренне удивляется, как хорошо для моего возраста, как будто заученные, проделаны танцевальные движения.
- Не фсядике. Папа юбит тяк!- поясняю я.
- Папа тебя научил? - Аня демонстрирует очень удивлённое лицо. -Правда?
- Дяа! Тя-яям! - Я показываю пальчиком на картину с девочкой. На которую,  с большим вдохновением, прибегаю посмотреть уже несколько дней, с тех пор, как Аня её повесила. И вспоминаю очень синхроничный изображению на ней, другой, эмоциональный и значимый для меня, мир.- Почему сфет фикучен?
- Зачем же нам свет, зайка?- Недоумевает, Анечка.- Светло же на улице, день ещё. Свет включают вечером, когда темно.- продолжает она объяснения.- Ты когда проснулась, было утро. Сейчас день. А потом, будет вечер. Стемнеет, тогда мы включим свет.
- Тя-аааааам! - Дергаю Аню за подол, чтобы она смотрела куда я показываю- на картину, а не в окно. Привстав на пальцы ног, как будто так, я могу дотянуться, до моего объекта в метрах трёх.- Тям! Лямпа… бааах… - Вспомнив, как на днях хлопнула, перегоревшая в люстре лампочка, я пытаюсь по аналогии, объяснить ей, что на картине не работает, обязанный светиться Материализатор. Подарок Виктора, мне и Антону на совершеннолетие, в воплощении, где мы: его дети-роботы, создавали галактику.
 В мои 2 года, я ещё достаточно связанна с подсознанием, и хорошо помню другие воплощения моей души. Как и то, что являюсь хранителем структуры под названием Материализатор- разработкой коллектива ученых, более развитой цивилизации. Работающего, над вековой продолжительности проектом, по созданию искусственного интеллекта в телах 4х детей-богов. Воспитываемых руководителем проекта Виктором, как своих собственных, горячо любимых детей. И является уникальной, крайне ценной частью моей энергетики, способной быстро воспроизводить, представляемое мною, в физическую реальность. Я знаю, что Матерализатор в виде светящегося шара, должен располагаться у меня прямо под ногами.
 - Это не лампа..., это лошадка, Оксаночка. - Аня, пытаясь рассмотреть на картине, где может быть, требуемый мною свет, думает, что я приняла за него, бледно изображенную на заднем плане лошадь.
- Нееееть!, тя-ам! – я продолжаю тянуть пальчик, и мотаю головой. Давая понять, что Аня показывает не туда.- Тяяя-аам!
- Тут?- Аня снова далека, от указываемого мною, объекта. Расстраивая меня, осознанием ограниченных мною, в этом маленьком человеческом теле, способностей. Я помню, как ранее, просто руководясь одним своим намерением, могла легко подлететь абсолютно всюду, куда бы мне понадобилось, в моменте. А сейчас, я , как ни стараюсь запустить этот, такой естественный тогда процесс, вижу, как срывается вперед моё эфирное поле, но сама я отчаянно продолжаю оставаться на месте. И слушаю, как Анечка, демонстрирует мне- сверхчеловеку, и инновационной технологии, далекого для этого века, будущего, базовые схемы человеческого воспитания малых детей. Объясняя, что сзади на картине стоят люди. И, что они маленькие, потому, что далеко.
- Неее-еть! – моё детское бессилие этого тела, то и дело перетягивает на свой уровень мой глубинный сверх-интеллект. И я, отчаянно дергая поэтому коленками, очень нервничаю от сложности, объяснить бестолковой тёте, крайнюю важность для осуществления моего предназначения в жизни, наличия света в Материализаторе. Ребенок во мне тут начинает хныкать, и Аня берет меня на руки, поднося ближе к картине.
- Ляаампа!- тыкаю я пальчиком в шар под девочкой.
- Это не лааампа!- возражает мне Аня.- Это шар. Эта картина называется «Девочка на шаре».
- Нееееееть!- спорю я о своем. - Лямпа! Ля-яямпачка.
- Смотри, вот папа её сидит на кубе, а девочка стоит на шаре.
- Нееееть!- Я показываю на надувной мяч в углу комнаты.- чтобы Аня поняла, что на нём стоять просто никак нельзя.- Низя, …бам!
- Это не такой шар, он твёрдый. Это артисты.-  продолжает Аннушка. - Они в цирке выступают. У них есть атрибутика специальная.
Я же, уверенная, что это Материализатор, внимательно рассматриваю на картине шар. И, переведя взгляд, на указанного Аней папу девочки, неожиданно для себя, обнаруживаю, игнорируемое мною до этого момента, как будто его и не было, изображение парня.
- Это не па-аапа! Нееееть! – я начинаю плакать слезами.- Он кака, он мой сфеть баа-аах!- так я, уже совсем расстроенная, пытаюсь заявить, что недовольна тем, что Илья, пока я реинкарнировала, начал использовать мой Материализатор в своих целях. О чём я не инструктирована, и следовательно быть такого не должно.
- Ты то тут причём? Это не ты, Оксана!
- Нии-е я???- Крайне озабоченная корректностью своего восприятия этого мира, расширив от удивления глаза, я шокировано смотрю, на проявленный отцом с фотоплёнки, большой мой портрет на стене дальше.
- Там ты! - Аня даёт мне облегчённо выдохнуть, о том, что я, всё таки не спятила с ума.- Там фотография. А это- не ты! Это картина, красками нарисованная.
 Я, привыкшая к реальностям, где все стены посвящены моим королевским портретам, понимаю, что это Аня сама двинулась. Красками тоже пишут меня. Иначе, зачем тогда вообще это всё тут весит? И продолжаю развивать тему, где Илья оказывается, подло предавший меня на доверии, вор. - Он ни па-аапа! Он, как ти, Аня, ни бошой!
Аня рассматривает парня, и признаёт, что тот действительно кажется довольно молодым, чтобы быть девочке отцом.- Ну, может быть он её старший брат.
- Дяя-а!- кивая головой, подтверждаю я.- Он кака, он не юбит Ево-чку!- Я называю себя по имени той реальности.-  Он папины ди-енюшки хотиел.
- Он девочку не любит?- переспрашивает Аня, с видом, согласной, что парень на картине не особо заинтересован гимнасткой, и возможно даже раздражён. - А твой папа тут причём? У него не столько денег, Оксаночка, чтобы их прямо кому-то хотеть.- моя тётя рада возможности съехидничать по поводу, взаимно, не особо-то любимого ею, зятя.
- Дугой пааапа!- я начинаю дергаться, чтобы Аня отодвинулась от картины, потому, что боюсь Илюшу на ней. И не могу объяснить Ане, так остро значимые кармические моменты, всплывшие для меня вдруг, под влиянием картины.
- Оксаночка, у тебя один папа. Он на работе.
- Дугой па-аапа! Тя-ааааам!- протягиваю я, опять указывая на картину, как на ту реальность, в которой меня создавал Виктор.- Ви-тяр -папа!
- Я не понимаю, Оксана, какой ветер, давай я лучше поиграю тебе на пианино, хочешь? - спрашивает, уставшая от этого странного для неё диалога, Аннушка.
- Ви-ииии-тяр! Как о-оон! - Показываю в окно на дом соседа с таким же именем. И отчаявшись объяснить, я, как принято решать проблемы моего возраста в этом пространстве, вцепившись, больно тяну тётю за прядь волос. - Аня ти дю-ууура?!!!
 Получив в обратку по губам в следующий момент, я начинаю уже и вовсе сильно реветь.
- Ты совсем, Оксана, с ума сошла? Что на тебя сегодня нашло? Не буду я тебе играть! Давай спать тебя уложу. Мама сказала в час тебя положить, но видно ты устала уже.
- Ти кака, Аня! Как онь!- я вырываюсь из Аниных рук, и быстрее пробегаю мимо картины, чтобы Илья меня из неё не достал.- Папа Витяр вас убёт!!
- Виктор?- наконец-то Аня понимает произносимое мною имя.- Оксана, твоего папу Толя зовут. Анатолий.
- Дугой!
- У тебя нет другого папы. Ты, наверное, про моего папу говоришь? Он тебе дедушка. Его Володя зовут.- Аня пытается безуспешно уложить меня в постель. А мои попытки вырваться заканчиваются тем, что ей приходится всё же играть мне- роботу, не нуждающемуся во сне, тем более в дневном,  на фортепьяно.  К большой моей, да впрочем и её тоже, радости. Она с ошибками, подолгу останавливаясь, играет мне должный быть красивым, отрывок чего-то короткого, но бесконечно долго разучиваемого. А я, с нетерпением жду, когда она закончит, чтобы попросить её сыграть мне любимую Лунную сонату.
- Па-па--па-па, папа-па-па....- Пытаюсь напеть ей я, что хотелось бы услышать. – но, Аня опять не понимает и нервничает, думая, что я снова завожу разговор, о зачем-то вымышленном мною, в её понимании, отце.

     Весь остаток дня и следующий, я, каждый раз, при необходимости пройти мимо картины, боюсь, воображаемого мною на ней, не знакомого ещё в этой жизни, Илью. И испуганно мыча, пробегаю побыстрее мимо. До тех пор, пока, эмпатичная Аня, не снимает картину со стены, спрятав её за буфет.
    Не увидев в очередной раз картины, я, качаясь в стороны, и красиво подняв, как показывала ранее Ане, ручки,  изображая девочку на шаре, интересуюсь: - Хде?- имея ввиду только девочку.
 - Я убрала, чтобы ты не боялась.- отвечает она.
 - А Ево-ачка?- вопрошаю я, озабоченная своею судьбой на картине.
 - Девочка? - переспрашивает Аня
 - Ева!- Я.- Тыкая в грудь, я опять называю себя моим именем другой реальности, как будто Аня может это понимать, и снова приседаю в реверанс, прокрутившись вокруг себя.
 - Я же не могу убрать его и оставить девочку только, Оксана. Это одна картина.

 Сообразительная я, подбегаю к бабушкиной швейной машинке, и показываю, чтобы Аня открыла, запрещённый мне трогать, ящик со шпульками и ножницами. Изображая пальцами, что парня с картины нужно отрезать.- Он ка-аака! Он мне тють баа-аах.- снова показываю себе в грудь.
 - Что он тебе сделал?
 - Болить тють…. Бааах!- объясняю тёте, что в другой жизни, у меня от инфаркта разорвалось сердце, когда я решила, что Илья меня не любит.
 - Тут у людей сердце. Вот тут чуть левее. У тебя сердце болит, Оксана? – сомневается Аня.
 - Дя-ааааа!- протягиваю я долго, делая очень трагическое, измученное пытками лицо. – И-иифакт у мея.
- Инфаркт? Не бывает у таких маленьких инфарктов. Давно у тебя болит?
 Я, задумавшись, понимаю, что невозможно объяснить Ане сколько времени прошло с параллельной реальности, поэтому просто подтверждаю её вопрос: - Дявна!
- Надо значит тебя проверить у доктора. Часто болит? Мы в институте учили, что бывают у детей пороки сердца. Даже врождённые. Это когда дырки в клапанах или перегородках в сердце.
 - У мея дилка в серсе…. Бааах! От юбви умейла.- Подтверждаю я, кивая, и облегчённо выдыхаю, что Аня наконец-то понимает меня.
 - Дырка в сердце, потому, что ты от любви умерла? – Аня, ухмыляясь, удивляется тому, что я, совсем ещё маленькая, такое говорю. -  Вам сказку такую в садике читали?
    Я вспоминаю, что в садике читали, как Иван Царевич на скаку коня накормил, отрезав ему кусок от своей ляжки. И царь в кипятке купался.  А я в это время, с открытым ртом , смотрела по сторонам, на совершенно не реагирующих на эту жуть, детей. Сидячих почти час в полном трансе,  своими костлявыми попами, на скользких, полированных  с торчащими на них шляпками металлических шурупов, стульчиках. И чувствуя, как по коже пробегает озноб ужаса, радуюсь, что я не из сказки. У меня всего-то детский инфаркт.
 - Неть, Я! … Я умейла… Отешь! - Ещё раз, я изображаю пальцами движение ножниц, показывая, что Ане нужно отрезать на картине Илюшу от меня.
 - Не буду я картину портить, Оксана! Она в раме, я не могу её достать.- Аня категорически отказывается воспроизвести мою идею в жизнь.
 - Ево-ачку хочуу-уу!- Хнычу ей я.
 - Нет, Оксана! Прости, но такова уж значит их судьба- неразделимыми по жизни… Мучаться.- добавляет Аннушка последнее слово, в окончательный нам с Ильёю, приговор.

  Далее, я периодически ложусь на пол, чтобы попытаться разглядеть, так любимую себя там,  на картине за сервантом. Но пространства от пола хватает, только чтобы показать, устрашающего, снизу картины Илюшу. И пугаясь, я тут же вскакиваю поскорее с пола, повыше на стул. И для гарантированной уже безопасности, ещё и на стоящий рядом стол. Чтобы жуткий парень точно меня там не достал.
……………..

  Проходит ещё 6 лет. Накануне своей свадьбы с сыном соседа Виктора, Аня находит забытую ею за сервантом, картину. Увидев которую, я снова любуясь девочкой, погружаюсь в какое-то трансовое состояние, открытой памяти моего бессознательного. И, выйдя во двор, к собирающимся на следующий день на празднование, гостям, вижу входящими в калитку «Ниныну саранчу». Испытывая острую необходимость, поделиться вновь затянувшими меня ощущениями, я трагическим голосом заявляю двоюродному брату, что у меня-то самой свадьбы оказывается не будет. Я же в прошлой жизни от разрыва сердца, из-за неразделённой любви умерла. На, что тот прыснув, откровенно ржёт. А, услышавшие это, его сестры, смотрят с выпученными от ужаса глазами, совершенно не понимая, но адски боясь того, что я несу.
  Сама свадьба Ани в весьма отрадный, благоухающий свежей зеленью день начала лета состоится с парнем, похожим, чем-то внешне, и представлениями о его ресурсности, на Илью. Его отец Виктор. Двоюродный мой брат, ровесник, такой же смуглый, как  Ватим. И сестры, одна из которых всё детство завидует, что меня как-то нереально, по её мнению, любят. И вторая, постарше, в скорости своей, по глупости попадущая в бордель в Чехии. Вся реальность, как будто специально собрала для меня копии участников,  уже знакомой мне, другой.
   Какие-то женщины из числа гостей рядом, услышав мой до этого безответный перед «саранчою» монолог, начинают обсуждать между собой, верят ли они в прошлые жизни. А я, с удивлением для себя, осознав из этой дискуссии, что люди, оказывается не помнят своих перевоплощений, жую кислые, оторванные от цветущей сейчас виноградной лозы, усы, и слушаю их доводы… Одна из них, убеждённая, что «что-то такое» по её словам есть, поворачиваясь ко мне, начиная расспрашивать подробности, что всё таки произошло в той моей жизни, где я помню так несчастно погибла. И я, благодарная, что есть всё же отзыв на тянущий меня гештальт, объясняю ей, что мой избранник, буквально продал меня за наследство моего отца. И, что сердце моё лопнуло, не выдержав, увиденной мной картины измены его с другой девушкой. Подтвердившей вдруг, выше озвученное, не желаемое мною признавать себе изначально, предательство, и разбив в миг моё доверие и надежды, относительно него. А чувственное девичье сердце выразило уже эти выводы, непоправимым для него увечьем, на физическом плане.
 - Смерть та была весьма быстрой… Не долго страдала из-за него. -Заключила я, утешающий для себя вывод, глядя в глаза, женщине, и пытаясь уловить её осознание.
- Но, сейчас-то ты живая. Почему у тебя свадьбы не может быть? – неожиданно участливо для меня, интересуется она.
- Как же я с разбитым сердцем смогу вторую половинку теперь найти? Он ведь не узнает меня без музыки в душе.- рассказываю я ей, непонятно откуда нахлынувшие на меня инсайты.
- Ты думаешь существуют половинки души?- задумывается женщина.
- Конечно. Он же был мне.
- Разве он бы так поступил, будучи твоей половиной?
Приподняв на секунду плечи, я выдохов выражаю, что перечить её вопросу мне нечем. Как бы мне не хотелось признавать это, похоже, что она права. Я сама придумала себе качества мужчины, которых в нём не было. 
- Я думаю, раз тебе это знание сейчас пришло, то ты должна исправить свои, сделанные тогда ошибки. В этой жизни обязательно стань счастливой. И свадьба у тебя будет с другим, очень хорошим парнем, не таким, как тот.
  Очень вдохновлённая услышанной поддержкой, в благодарность женщине, я показываю ей секреты - какие усы на винограднике вкуснее. И, что молодые отростки, даже ещё сочнее. В них много витамина С, Е и очень редкого К.
- Разве это хорошо для растения обламывать его? -переживает моя собеседница.
- Конечно! В этом году весна была ранняя и слишком много побегов, их нужно подстригать всё равно, чтобы сила в виноградные гронки шла. Тогда будет виноград самый сочный.- я отрываю для женщины, мягкий молоденький побег. И очищая, как с банана кожицу, обнажаю его сочную сердцевину.
- Ты невероятная девочка. 2 минуты общения с тобой, открыли мне столько нового. Никогда не задумывалась даже о таких вещах. Я позже попробую, хорошо? – она тонко отказывается от своеобразного моего угощения. И я, в надежде найти кто захочет, бегу к длинному свадебному столу в дали двора, где больше людей. 
Прибывшие ожидают скорого появления молодоженов и начала трапезы, по этому  некоторые уже, чтобы не толпиться, присели за сервирующийся ещё стол.  А не знакомый мне до этого худощавый мужчина, и вовсе судя по всему давно уже празднует что-то своё. Потому, что тарелки с закусками рядом с ним и графин, подливаемого самому себе, самогона, наполовину пусты. А сам празднующий, называемый Борисом, не прерываемый никем из скучающих слушателей, азартно с сарказмом декларирует повести справочных сведений о моей семье. О которых, и мне самой, не посвященной, очень интересно теперь узнать.
 Кто-то из женщин интересуется почему Аннушка так быстро замуж выходит. Не беременная ли она… Аня встречалась с состоявшимся сегодня мужем целых 2 недели. И мотивировала спешку тем, что они были влюблены ещё детьми. А после родители отослали его учится при посольстве в Лондон. Где он, став дипломатом, по её только личному мнению, скорее поспешил обратно к любимой, по завершению его возможности прибывания там.
- Да, не беременная… Захомутала поскорее, пока не понял, какая тёща стерва, будет у него.- опрокинув очередную рюмку, пояснил всем, не уверенным в мотивах свадьбы, Борис. -А он квартиру у матери в центре отжить хочет, по этому Аньку ей, чтоб отлаяла, как приехал, сразу и подогнал. Закроет их в квартире вдвоем, Аннушка быстро свекурву изживёт. У неё талант вампирши энергетической, так культурно из себя выводит, что и возразить нечем. Папина дочь!.. Володьке 7 лет-трупу практически, парализованному,  все, как марионетки строились. Утку пулей меняли, он даже досрать не успевал… Он говорит им, что не всё ещё,… а ему уже ладонь сразу подставляют: Вот, Вовочка, какай, милый!.. Не за столом будет сказано, но я и кушаю один…- Борис театрально посмотрел вокруг, чтобы убедиться, что других, наглых, не набежало, и переживать не о чем. - А это что за виноградины?..  Скользкие чего-то такие,… бля-аать. - Завершил Борис, кинув непослушную вилку, и загребая рукой, сервированные по краю селедки, маслины.
- Боря, ты здоровый вообще, что ты несешь?... Что ты рукой в блюдо общее лезешь? – возмутилась, едва знакомая мне, бабушкина приятельница, с конца улицы.
- Общее? – удивился Борис. – Я шо-оо по твоему сам это не доем?.. Я где-то не правду сказал?- Борис, ожидая ответа, кося уже, уставился на неё, с зависшей в воздухе в стороне, качающейся вилкой. С которой, капая маслом на соседние тарелки, слетел один, из нашпигованных им, во время речи, нескольких кусков селедки с кольцами лука. Вторую руку с маслиной на ладони, он протянул по направлению к собеседнице.- Прокляли Володьку шлюхи его. ****ся аж за ушами трещало… Беременна одна, любовница его, порчу навела… Сынок их выигрывает теперь вместо Вовки в Одессе всё, катала молодой... Вовка думал же, что ему, как деду его- всё ни по чем. Тот, хитрожопый, на племяннице Ришелье женился, мэром Одесской губернии со столицей в Тирасполе стал… Кутил знатно!
   - Какие любовницы? Язык бы вырвать тебе, гадючий!- та же женщина, переваривая услышанное, на секунду, положила себе руку на лицо. И слышно выдохнула. -  Володя так Клавдию любил!
- Ну, так и её, тоже!!!.. Я, что ж её исключал?.. Всех он баб любил! Потенция на десятерых была. Конь, а не мужик!  - ухмыльнулся, явно довольный собой, закусывающий.
- Да, заткнись ты уже!.. Тут люди на праздник собрались. Сомневаюсь я, что тебя кто-то приглашал… Ты водку глушишь, надеюсь, свою?
- Неее-ее, тут графин стоял… Поставили же пить, я и пью. Зачем же она тут ещё? - совершенно искренне, удивился вопросу Борис. - Свою я дома буду, дурак я что ли… А это самогон,… не плохой между прочим,… умеет Клавка гнать! - продолжал раскрывать мутные ремесла моего рода, упоминая теперь уже, к разоблачению, мою бабушку, вездесущий Борис.- Буду знать теперь к кому ходить... А то, в другом месте налили, то я чуть не умер. 2 дня лежал… Тру-уупом! – только сейчас, судя по испугавшемуся вдруг, и переживающему за себя, не всё ещё в этой жизни выпившего, он осознал, что мог действительно умереть.- Не видел ничего!... Люди за мной послали, пацанчик неделю с лопнувшим аппендиксом бегал,… помирает, врачи руки сложили. А я сам такой же, как он, лежу… Так меня отнесли, и просто рядом положили с пацаном… А я что? Канал-то оттуда идёт!- Борис, как выяснялось мне теперь, знахарь нашей улицы частных домов, показал пальцев в небо.- Я только провожу. Через час и мальчик, как огурец,.. и я тоже. Начал прямо думать, что показалось всё. Я ж тогда прямо пить клялся завязать, даже…- Боря сделал паузу- показать историческую важность судьбоносного события. - Вот они, дела Господни!
- Хватит нести уже. Клава, самогон гонит? Она секретарь военкома, прямо работу хочет потерять?.. Или ты серьёзно думаешь, что она тебя на порог пустила бы, алкаша?... Это гостям молодых поставили, а ты им кто? Ты чего сюда припёрся?.. Выгоните кто-нибудь уже его! - женщина взглядом запросила мужчину, стоящего с женой в воротах неподалеку. Но никто не сдвинулся с места. И она, до этого стоящая, но бессильная изменить ситуацию, присела пока на скамью у стола.
- Чего я несу? Из-за военкома и начала гнать. А-то, можно подумать, он не пьёт.. Володька пока проклятый лежал, всем надо было магарычи выставлять. Он и здоровый на всю гулял.. А я человек божий! Меня Высшие Силы приглашают! Раз я тут, значит надо «Там» так! - Борис опять «ткнул» в небо, и приподнялся с места, чтобы получше разглядеть, подъехавшую к воротам Волгу с родителями жениха. И, следующим за ней, Москвичом, с ещё тремя родственники- всеми, пятью аж, вместе, гостями с его стороны.
- Ого, эти не хило зашли… А те чего не на Волге?.. Аннушка всегда с богатыми кобелями, исключительно, крутила. И что они в лопоухой этой находят, только?... Та, всё равно дура! Было у отца 3 дочери, младшая и вовсе была дура…- оратор самооценил виртуозное применение устному народному творчеству, удовлетворённой его физиономией. - Старшая у Володьки не от него точно…, вообще никакая. За-то сре-еед-ня-аая!-, Боря заговорил теперь за мою мать,- Вот та умная стерва!.. За простого вышла, наивного. Он на них всех батрачил, как проклятый, пока папочка лежал… Помоложе выбрала, чтоб до Володькиного гроба продержался... А Наташка, в это время, с директором на заводе крутила, чтоб парторгом стать… Власть любит, аж трясётся!
- Пить тебе так безбожно, тоже Высшие Силы велели?.. Наташу люди избрали! Ты там, что был?..  Ира, ну скажи Гене, убрать его, прошу! -Женщина ещё раз обратилась, к жене, не среагирующего ранее, мужчины. Но тот, и сам не двинулся, и другому, засучившему с готовностью к сопротивлениям Бориса рукава, посоветовал на месте стоять.
- А-гааа! При чём все, как один проголосовали, весь завод до единого- боялись уволит их директор…Как его там?.. Плешкан… Мне не надо нигде быть, я и так всё знаю… Наташка так боится, что Плешкан на кого-то ещё западёт, что даже дочке мелкой очки напялила. Она у них то симпатичная, в отличие от Аньки, хоть.- Боря, в ту же секунду, став моим любимым оратором, указал на меня, и нагнувшись стал сплёвывать разжеванную маслину  под стол.- Тьфу--уууу! Это ещё, что за гадость..? С ума Клавдия вообще сошла, такое гавно подавать?.. А я и думаю, откуда виноград у них в июне... Ещё и маслом зачем-то полит…
- Это маслины!- уточняю, смеясь с него, я.
- Сливы???... Гнилые что ли?... Тьфууу-у, такое ж и водкой не перебьёшь…
- Ма-асли-и-ины! – повторяю я громче, пока с закатанными рукавами мужчина, как и многие на улице, работающий, где и моя родительница, на ближайшем заводе по производству консервированной продукции, уверенно ещё не принимающий мятежного пророка, вопротив ему уточняет:
- Трое не проголосовали за Наталью. Сам видел!
- Одна из декрета первый день вышла.., второй уволился в течении недели после.., а третий инвалид на голову, грузчиком работает. Родителей его пожалели, взяли, и на складе закрывают на смене, чтоб не сбежал никуда… На собрание то привели…, а руку ему поднять за Наташку забыли… Что не так скажешь?- Борис выигрывал все подачи.
- Ну, в общем… Второй под троллейбус на следующий день попал. В больнице пока умирал, не увольняли, думали может выживет.
-  Я имел ввиду, что на заводе его больше не видели. Почему я не заглядывал…. А надо было… Случайно прямо всё совпало, по-вашему? Бесовка та она ещё!- разозлился вдруг, как осознавший что-то глубже, Боря.
             - Мать тебе ещё зуб передний выдернет, тварь... Ох и держит тебя за горло… Чтоб ты не верила в себя, на твоем Высшем канале, сучара, живет… Украла тебя… у папки твоего настоящего… Ты позже, в другом роду родиться должна была... Сжигать таких матерей заживо надо!……- Борис понёс теперь совсем на мать зло. -Трахнул тебя уже Аннушкин жених?.. – неожиданно перескочил Борис в темах, и качающая головой женщина, нервничая, встала опять.
 - Нет, он хороший, не дерётся. - отвечаю я, по представлениям моего восьмилетнего сознания. В котором, данное выражение, означало, ничто иное, как бить учебником по голове. Новый Анин «Волшебник» в коррекциях не нуждался… Сразу явился с самой красивейшей в мире, для меня, куклой, и невероятной коробкой розового зефира. Посему казался намного красивее, выше и интеллигентнее предыдущих…
  На половые тряпки матери, учредившей очередную, проверенную эффективностью генеральную уборку, на визит его знакомится, Анин жених искушённо подготовленно не среагировал, вообще… Мать закусила удила…, а это обещало ему тестирования ещё… Мать не проигрывала всяким кичливым соплякам.
  Отреагировала, расстроившись, Аня… Когда вернувшись с подгонки свадебного платья,  разъяснив, что кукла на машину, а не мне. И райские зефирины, распакованные матерью, она тоже прекрасно знала, что трогать было нельзя!.. Их купили в свадебном салоне, по ограниченным тогда талонам, на праздничный стол…
   Не будучи это значимым для сестрёнки, мать бы, конечно, в жизни не разрешила бы мне, хоть одну зефирину взять. Тут же, имея не трудный шанс, фея, язвительно-обильно потекла добросердием . – Кушай, доченька, дядя богатый. Купит ещё!- Говорила она, больше, мне казалось, себе…, и день тогда, казался мне, самым счастливым из возможных… - Раз он ещё не сбежал от неё. - добавила, обожающая сестру, отыгравшаяся дрессировщица тряпок.
- Поа-стой……- задумался вдруг Борис, как будто что-то увидел. - Тебя другой трахнет... Первый её… Осенью в школу за тобой придёт.. .- мой теперь личный информатор, не обращая внимание, что его уже дергают за рукав, и сам очумевал от того, что выдал... - Не вздумай с ним никуда ходить!..- закричал вдруг он.- Слышишь меня??? Запомни хорошо! Илья его зовут, не верь ему!.. Жениться скажет хочет!... Ни в коем случае не ходи с ним.. Он судьбу у тебя на 40 лет заберёт! Никуда не ходи!!!!! Поняла?
- Хорошо.- кивнула я, ничего не поняв.
- Запомнишь? ИЛЬ-Я!
- Да! -Фигачить учебником по голове, так чтобы парни в глазах видели звёзды, я и сама не плохо умела, чего это Боря так разнервничался. Никто на качество зрелища не жаловался до сих пор... Илья жениться через 40 лет, уже подъезжал... Ассоль, что тоже с учебником Грея ждала?
- Не вздумай забыть! – взывал меня, ставший очень серьезным, как будто это цена его жизни, и протрезвевший вдруг, Борис. - Он папку твоего обманывает! Не того, что сейчас, … Настоящего! Духовного твоего отца… Демонам продаст тебя, чтобы богатеть при нём,… как напарник его... Папка твой, духовный, крутой очень будет. Он в божественной иерархии, там, ого-го, как высоко….- Борис сглотнул, и продолжил.- Очень он богатый будет! Вся республика будет его...- Боря рассеянным взглядом посмотрел куда-то, и продолжил. -Не Молдавия, Союз уже распадётся тогда…Приднестровье называться будет…- Борису понравилось звучание названия, и он медленно его повторил. -Поменьше будет…, … но тоже дофига!.. А ты духовная наследница его! … Мать, Наташка твоя, в прошлых жизнях оморочку сделала, чтобы ты ей, как любимой матушке, влияние своё отдала... Это за тебя, как королеву, все до единого голосовали... Илья этот, с ней спелся- место твоё, при папке, забрал.
- Боря, у тебя уже горячка белая пошла? Ты понимаешь, что ребенку говоришь?
- Правду говорю!- рявкнул пророк! -В конце 91го года СССР перестанет существовать. Вот перед этим Илья этот её рогатому и продаст, чтоб хорошо тут сидеть... А в 92м война будет, и новая уже страна… Демоны подсуетятся, устроят ему рай, до самого ада его прям, хорошо заживёт… Папка твой через 40 лет прозреет аж, так он его заморочит… Ты сама всё распутаешь, и напишешь об этом роман, … ему понравится. Напечатать захочет… Особенно, про сегодняшний день глава ему зайдёт… Меня ты, конечно, красочно опишешь… -Боря ухмыльнулся налажавшему себе, и одобрительно мне. – Ну, правду напишешь, сам виноват… Захочет папка с тобой новую страну ещё, после той создавать… Ты сперва ему не будешь доверять. Условия предъявишь, посадить Илью, дочь его, и ещё хрена лысого, одного. Он тебе свой предложит вариант, не буду озвучивать, ты пока всё равно не поймёшь. Ничего, что они с тобой не делали, всё справедливо… Королевой новой страны, папка, будет просить тебя стать… Ты 20 лет в Канаде к тому времени проживёшь, и в США будешь собираться переезжать, муж там работу начнёт. Не будет стимулов особо возвращаться сюда…- Борис демонстрировал  людям, что моим далёким будущим удовлетворён. -В любом случае, как не решишь, всё у тебя будет, тогда уже, хорошо! Но лучше, чтобы королевой была -это предназначение твоё!... Войдешь в историю, как первая королева страны «Любви и Мира»… А если не захочешь, то в следующей жизни, принцессой сразу родишься, в монаршем роду. Вернёшь полностью статус правительницы духовный свой. Но 40 лет, придётся потерпеть, не послушаешь ты сегодня меня. Но, за-то научишься многому, помучаешься, но всё равно интересная будет жизнь у тебя, сверхспособности раскроешь.
   Публика, пока Борис ещё будучи в процессе предвещания очередного явления моей королевы народу, начала уже активно дискуссировать по поводу невероятности того, что их великой Советской страны может не стать, через какие-то 8 лет…  Большинство не могли представить, как такое возможно. Задавались вопросами: Что ещё может быть вдруг за война? Нападут ли на нас американцы? И, конечно, же никто не понимал, как по дополняющим ещё, утверждениям Бориса, Молдова может вдруг начать воевать сама с собой.
- А как Германия распалась в 49-м на ГДР и ФРГ? Англичане и американцы первыми поставили вопрос о расчленении Германии, потом пытались очернить в этом Советский Союз.- Гена рассказал заученную из политического учебника моей матери, теорию очернения Советским Союзом англичан и американцев.
- Ну чего не отнять у Бори, то фантазии! –  ещё раз высказался мужчина с маминого завода. Пропуская в воротах, решивших всё же войти на балаган, родню жениха. Мать которого, стояла с таким траурным лицом, будто отправила сына прямиком из Лондона в Афган. И прогнозируемый тут, развал Союза, тоже от нападения на него, без объявления, как и положено беде, её новой вражеской невестки Анки... В одном глазу Аниной свекрови авиация бомбила аэродромы и железнодорожные станции стеклёной лоджии и чешской плитки кухни. В другом- военно-морские базы и города вдоль всей границы её дражайших апартаментов. Вызывая в ней патриотичное верноподданичество владелицы, с желанием расставлять противотанковые ежи, и рыть у лифта траншеи.
   Борис с минуту ехидно разглядывал, перепуганную, жавшуюся друг к другу, как пленники, родню жениха… Потом его взгляд поплыл куда-то вверх…, и мужчина обомлел. - А-ангелы!... Й-аа-фиии-гею!- протянул, вне сомнений офигевше, он… А, спуская взгляд обратно, снова попал, на стоящую перед ним в 3х метрах, меня.
- Архея Аврора! – вставая смирно, шокированный, с открытым ртом, Борис, смотрел на меня, как на явление чуда. – Она царица небесная, люди! -С минуту Боря не знал, что говорить. И в воздухе застыла абсолютная тишина. Не слышно было ни птиц, ни движения листвы длинных, струящихся рядом, цветущих серёжками, салатного цвета ветвей берёзы. Замер даже бодрый до этого, сам воздух.. . - Молитесь!.. -Особенно громким в этом безмолвии, показался, последовавший далее, призыв его, ко всем присутствующим.
- Совсем допился? Чего ребенка пугаешь?.. Ангелов он увидел. Подожди ещё белочки сейчас придут!
- Молитесь, дуры!!!.. Тут её Высшее Я- Архея, с мужем Уриилом стоит. Он самый сильный у Бога архангел там!...
Все уставились, на довольную узнаванию, меня. А я, переливаясь энергиями, перед видящим это, Борисом, раскрыла во всей красе, свою лиловую ауру с розой света в груди. Огромный Уриил с крыльями и в доспехах, светясь красным и золотым, обнимая, стоял прямо, за исходящей надо мной моей световой археей. Вокруг в открытом портале, необычно высокого сейчас неба, с мечами летали крылатые его помощники- ангелы меньше. Ликуя всем сердцем, и запрокинув голову, как и Борис, я тоже рассматривала их.
Супруги Гена с Ирой, хоть и не видя нашей астральной экранизации, трижды перекрестились.
- Вы что этому алкашу верите? – удивилась, просящая ранее Гену убрать Бориса, соседка.
- Верим… Он нам дочь от саркомы спас.–  заговорила Ирина. - Ей ногу хотели ампутировать… Борис вылечил, пятый год уже здорова, никаких метастаз. Мы ему по гроб жизни благодарны будем.
- Да, Боря многим, Таня, помог. Он от Бога человек, видящий. Просто так не говорит…- высказался кто-то ещё, из сидящих на скамье у стола с другой стороны от Бориса, пока тот продолжал изумляться мне.
- Она Богиня Олимпийская! Невеста Богов!... Преисподней царица!-  Молитесь дуры!.. Все в ад, богохульницы попадёте! – Боря, трезвый и очень серьёзный, крестится, и кланяется мне. Пытаясь одновременно вылезти из-за стола, чтобы встать на колени. Что плохо получалось у него, потому, что до этого, он, чтобы подвинуть ближе блюдо с селёдкой, тянул на себя, покрывающую стол, скатерть. И теперь, опутавшись о ножку, стоящего на ней, его стула, скатерть, как капкан, не давала выйти . – Анька у Авроры свадьбу украла! Уриил ей мстить пришёл!...Так вот зачем меня сюда направили. А я пью тут, дурак!... Прости, меня ради Бога, Святая Девочка! -смотрел он, на улыбающуюся меня, с проникновенно виноватым лицом.               
  В это же время, дожидавшиеся родителей жениха, молодожёны, выходят наконец-то к столу. Аня в свадебном наряде, с теперь уже мужем, остаются не замеченные никем, за кадром, пройдя весь путь, и даже, стоя уже некоторое время за столом. Поскольку каждый теперь смотрит в мою, противоположную от них, сторону, со своей собственной версией происходящего… И вижу их одна только я.
   Довольная ролью, на всякий случай, для перформанса, я приседаю в реверанс, и сообщив, что молодожёны, которых никто не встретил, уже тут, бегу рассказывать о впечатлениях моих маме. А, вбежав в дом, я обнаруживаю её, нарезавшую, невиданную мне раньше, гору сыра. К уже возведённому, такому же, колбасному.
- Ты где была? – зло встречает мое появление мать. - Кто мне тут должен помогать?
- Ты сказала хрустики пудрой посыпать, я сделала. Потом с гостями была.
- Я тебе разрешала крутиться там?- мама сунула мне в руки большое блюдо, и стала на моих не кормленных ещё сегодня глазах, быстро раскладывать по нему мясную ассорти нарезку. Потом сменила блюдо следующим, и несколькими ещё, вызывающими у меня слюноотделение, как в рассказанном Аней мне, опыте с собакой Павлова.
- Мама, там дядя видит, что я Богиня!- не понимая, какой именно рефлекс мать во мне тренирует, я заговорила, о чём могла.
- Богов не бывает! – она посмотрела на меня, как на разочаровывающее её, не то чтобы изчадие, но, и не чадо, тоже. -Борька с улицы шарлатан. Нашла кого слушать!... Папа вернётся, выгонит его.- отрезала маман.- Не вздумай никому такое говорить! Я секретарь Коммунистической Партии Советского Союза.  Мы в неё верим!... Или чтобы меня в тюрьму посадили хочешь?
- А секретарь- это, как Архангел?- попыталась я представить иерархию матери в духовном сане её атеистического коммунизма, как ранжировал бы её, Борис.
- Практически.  улыбнулась вдруг, растаявшая от лестного ей сравнения, мать.
- Ты Лучшая Богиня там?
- Выходит так! - моя мать стала небывало для неё любящей. На столько, что даже щедро сунула мне в рот, после некоторого колебания, всё же пристроить на тарелку, оставшийся ничтожный кончик « Московской» сухой копчёнки. – Ладно, на!
- Ты богиня есть, а меня нет? -с занятыми руками, я пытаюсь счистить зубами, шкурку с обрезка во рту.
- Да! -мать завершила раскладку, и быстро выбежав куда-то, закрыла дверь. Унеся с собой моё свечение, и оставив мне, не существующей, доблестную гордость за самую пресвятую в мире матерь. А так же, тяжелое блюдо, которое не куда было поставить, на переполненный другими стол. И с которым, я, плача от боли в онемевших руках, простояла так минут 20, пока наконец-то она не вернулась назад.
- Что поставить не могла? Мне бабушке надо было выбрать помочь, во, что им скоморохами наряжаться. –накинулась на меня моя бого-мать.
- Так некуда.- разминая затёкшие руки, я почувствовала такое облегчение, что решила, что рай, о котором говорил Борис, уже наступил. И потому запросила: - Можно мне, мамочка, целый кусочек колбаски взять?
- Что с блюда?!! Это для гостей! -мать, объяснившая накануне, как много витаминов в виноградных усах, считала, что пропитанием меня обеспечила… Но, на всякий случай, ужаснулась, как будто для неё это новость, тому, что я весь день не ела. И пообещала через часик покормить. - Вон обрезков еще несколько, можешь доесть. - Величественно щедро, качели чувств в ней, поджимаемые временем на сервировку стола, скинули со счетов выбор, что первично сейчас. Терзания жадностью, за оставленные ею себе, колбасные концы, или, удушья нравственности, за, не лучшую в ней, мать… И, как-то сами, сорвали, не желаемое великодушие, с её языка… Что, лучшая, она не сомневалась… Мать, оторвавшая от себя обрезки, тем паче.
- Ура! Ура!!!- возликовала я, пытаясь откинуть от себя мысли, о подходящей ситуации поговорке о разбирающейся в этом свинье; … и рассмотреть, что же там в колбасных шкурках можно поесть... Но понимаю в моменте, что ликовала я рано, с трудом отыскав, вытаскиваю за веревку, уцелевший на ней, один колбасий хвост.. – Мама, а где папа?
- За шампанским и минералкой поехал, гостям… Аня за-быыла! -мать закатила глаза, и направилась к выходу с блюдами… Куда, с едва заметным концом колбасы, бегу позади, направляющейся к столам ею, и я… Но, заметив опять Бориса, боясь подорвать, так значимый для ребенка материнский авторитет, я скорее пробегаю мимо него, через ворота на улицу. Стараясь более качественно забыть, всё, о чем, он меня предупреждал… Но и даже там, я слышу, как Боря, поняв, что произошло, комментирует, какая сука Наташка- небесная родительница моя... И бегу, чтоб не дай Бог её не посадили, за то, что я слушаю шарлатана, подальше к началу, недавно засыпанного свежей щебёнкой, проулка. В который, в это же время, с зелёным пластиковым пакетом с портретом Аллы Пугачевой- шиком 80-х, входит удивлённый мне здесь, мой отец…               
    Заглянув в пакет, я обнаруживаю 2 бутылки жигулёвского пива и лимонад «Буратино».
 - Это всё?.. – удивлённо, вопрошаю я, со страхом за его теперь судьбу.
- Тебе одного лимонада мало будет?.. Ну, извини… Это я нам на рыбалку взял. Пойдёшь со мной рыбу ловить?...  Я тебе спиннинг крутить дам.
- Мама сказала, ты шампанское Аниным гостям привезёшь.
- У Аннушки теперь свой извозчик есть... Я уже папе их, на 9е мая шампанского натаскался…, всё, на заслуженном отдыхе теперь. Этот не инвалид… К несчастью его. Ой, и поездят они на нём! - папа, сыграл довольство, тем, что в семье появился, новый разводимый лошок. И ему, старому, будет полегче… - Это нам с тобой…, а мама твоя что-то получше явно теперь пьёт. Уж и не знаю, что там ей директор наливает, но хороший должен быть коньячок!... В час ночи очень прям веселая приехала... Ещё и посигналили,… чтоб все соседи знали, что коммунизм в нашей стране не спит... Уж и не знаю, коньяком больше, или мужским одеколоном от неё несло. Тройной «Шипр» фабрики «Заря», Оксана, я уже не спутаю ни с чем, не выветривает из спальни это «Г». Для меня специально Плешкан выбирал.
- Мама на собрании Коммунистической Партии Советского Союза была? – я и не представляла, что ради карьеры матери приходился пить одеколон. Как я же, всё таки, самоотверженная женщина она! Непритворная патриотка своих идей.
- Не…, у них с Плешканом поменьше организация… Узкий такой кружок. На двоих. – отец недовольно выпятил подбородок.
- А ты тоже его членом хочешь стать? – Папа не рад, понимаю я, что не поспевает, чувствуя себя, отстающим, в присоединении к могучему поднебесному коммунизму. Как же скверно должно ему быть в хвосте… Надеюсь, что инвалиду на голову в этот раз не забудут поднять руку, когда будут за папочку уже голосовать.
- Не знаю я, дочка, сколько там твоя мать членов намерена, в конечном итоге собрать. Но меня туда точно не позовут... А тут я, кроме тебя, никому не должен... – отец, задумавшись, замолчал. И, совсем уже осерчав на себя, выдал мне исповедь: -Переборщил я, конечно, с воспитанием твоим… Теперь Плешкан меня, так же, лупит при всех… Помнишь, как я тебя бил?- отец отвёл от меня в сторону, как буд-то стыдится всомнить, глаза. -Все видели, хоть бы кто мне… Тогда!… по морде дал… Мать нахваливала, что я, как папа её…, я и старался, радовать её. Универсального солдата из тебя делал… Что за женщина такая, к собственному ребенку ни грамма нежности…
- Один раз. –  оптимистичная память ребенка, не желающая помнить плохого, оставила мне только случай с лишаём.
- Да, если бы!.. Лупил тебя каждый день. На завтрак, обед и ужин, даже повода не искал… Ты не помнишь, маленькая была,  два-три годика было тогда… У тебя попка с кулак мой была, а я старался! – неожиданно отец, впервые передо мной заплакал…. - Ты кричала всё время, а я только расходился больше ещё… А однажды бью, и понимаю, что не то что-то…, не слышу тебя… Подумал, что убил… Так страшно стало… Не за тебя! … Что посадят. Неделю не спал, думал, что за ребенка в тюрьме сделают… Как прозрение на меня тогда, слепого, нашло… Мог же ведь запросто и убить. Никогда меня, Оксана, не прощай!... Что поймёшь, когда-нибудь, надеюсь, я сам ещё пацаном был, когда ты родилась, … а прощения мне нет… Как только кости тебе не переломал тогда…
Моё бессознательное, отлетевши в регресс, показало, моменты орущего, чтобы я заткнулась, и не позорила его перед соседями, лупящего меня, тем самым витамином «Р», отца. Вообще не в праздник, меня, как он ранее обещал… Там же, и выбившего мне копчик, о чём напоминал, всё время тянущий, седалищный нерв.
- Ты, кричал, что будешь бить пока не замолчу. Поэтому, я стала терпеть.
- Запомни, дочь, рано или поздно все получают обратно своё говно. Справедливость там на небе, как бы твоя мама его не отрицала, есть… Хорошо, если раньше конечно, прилетает, хоть понимаешь за что… А то, некоторые так засраться успевают, что уже всё- конченная их душа…  А ты сильно-то уши тут не развешивай. Это сейчас на меня какое-то откровение с чего-то нашло. Прямо, как в детстве, когда меня бабушка в заколоченный собор, провела... Советская власть заколотила, а бабка моя знала, что бревно в окне можно отодвигать. Мать ей плакала, что в школе жаловаться стали, что я говнюком стал, она меня туда и повела… Была там икона очень красивая. Архея Аврора на ней изображена была… Я, как начал плакать, глядя на неё,… сам от себя не ожидал. И всё, что наделал когда-то ей выговаривать. Как будто, кто-то за меня прямо всю память в голове моей переворачивал, и всё, всё, что и забыл давно, выкладывал… Бабушка мне говорит уже, что уходить пора, темнеет, заметить может кто-нибудь, что свеча горит.. А я прямо остановится не могу- несёт и несёт меня… Потом такой озарённый долго весь ходил. Так легко было, как летал. Видел, как свечусь сам… И в школе хвалить стали, мать нарадоваться прям не могла.
- Это называется покаяние, пап.
- Тебе-то откуда знать?- отец посмотрел на меня сперва с вызовом, потом сам же себя и притушил.
-  Я помню!- ответила я, как было. -Я там в иконе была, слушала тебя.
- Ну ты не зафантазируйся… Чёт разоткровенничался я, не о том… ,…  подожди, сейчас пройдёт, включу обычное своё говно… Алкоголик я уже, Оксана, … пропащий человек. В России вина не делают…, что от водки кончаются, то я знал, не трогал её... А вино, я думал, как компот… Бабушка твоя подливала, идиота делала из меня. Потом ещё с самогоном своим: - Попробуй, Толечка, вдруг военкому не понравится… Я же интеллигентом рос, мечтал в детстве диктором в Останкино работать. Речь ставил, чтоб на всю страну говорить... А мать твою встретил, и всё- зомби стал. Не знаю, чем она меня околдовывала, но я служил ей, и вообще ничего не понимал. Страшно мимо зеркала проходить, видеть, каким чудовищем я стал… Не узнаю себя….. А ты чего, вообще, бегаешь одна тут, … от дома далеко?
- Чтобы Бориса не слышать… Он говорит, что у меня другой папка есть… Богатый! - тестирую я, с преданным, но готовым, на всякий случай разрыдаться, лицом, как зайдёт родителю, что, ничего тут не должным, он может быть и мне.
- Слишком уж ты на меня похожа…- отец уверенно, мигом уговорил нас обоих, что шансов, есть не только обрезки, у меня, не так уж, и много… Не разглядит, при таком раскладе, богатый папка во мне, своё потерянное как-то, вероятно в суматохе молодости, дитя… -Но, с твоей мамой!… я уже, дочь, ничему не удивлюсь…- отец начал пристально разглядывать меня. - Может тот папка и меня усыновит, а то я и не знаю, теперь мне куда..? -отец как отобрал, так же быстро и вернул мне, надежду на сокровенное, ресурсное родство… В придачу к такому грузу, как с пивным брюхом, он, я то, маленькая худая, тоже проскачу… Мне и надо то, всего пол зёрнышка в день. Подключаю я трюки рекламного маркетинга по благоустройству девочек из «Дюймовочки». Меня может нет, но этого-то новый папка точно заберёт. Не зря он, два! пива купил,…точно подлижется к тому…
    Или меня тут оставят теперь.. на щебёнке в проулке ...жить?... Сдавив ком жалости к себе, при двух отцах, сиротине, в горле, я понадеялась, что кому я достанусь, скоро решат… А пару ночек в проулке, как-нибудь я, да протяну… Я рассмотрела оставшийся не засыпанным, поросший густой травой, маленький островок земли в изгибе забора. И стала думать, как мне, пока ещё пускают, вытащить из сарая папино походное одеяло и фонарь…  Одолжу по бывшему уже родству, понадеялась, что когда узнают, что новый отец запаздывал, то простят. А то ночью в проулке, просто жуть, как кошмарно, страшно, чудовищно, мрачно, призрачно, бррррр…. Я почувствовала, как трясусь от холода в ночи, под забором, недавно ещё родного дома… Как беспощадно, одно слово шарлатана Бориса, в секунду выкинуло меня за семейный борт...
- Мама сказала, ты Бориса прогонишь! - пытаюсь я отыграться на варваре, и одновременно подлизаться, к уходящему к другому, отцу. Используя шанс, взять лестью, не сомневающейся в победителе в нём. - Знаешь, как он мешает там гостям?!!.. ВСЕМ! –  добавляю я, раздувая в Боре трёхглавого дракона, чтобы не упустил взять свой шанс... Я-то, по возможности, его поддержу- обмотаю Бориса ещё больше в скатерти, чтоб он упал… И, будет мне папка благодарен, что славный теперь он герой… Пусть только попробуют его в какой-нибудь кружок членов, потом не взять… Беспроигрышный план!
- Хороший, значит, этот Боря человек, раз матери твоей не нравится. – отец крушит мои представления о себе, как нехилой вдохновительнице на подвиги. – Это что у тебя там?- отец обращает внимание на холщовую веревку от колбасы у меня в руке.
- Мама разрешила попку от колбаски взять.- показываю я ему, поближе, счастливый трофей.  Предусмотрительно оставленный мною, на предстоящий долгий, голодный, свадебный вечер… А, как теперь выяснялось, могут, и вообще уже больше никогда не кормить… Кто его знает, когда тот новый папка за мной придёт...
  Я уже видела, как, забрав меня, он, предлагает, конечно ,погонять на, прикупленном по поводу воссоединения, велике, по паркету Зебрано, в огромном зале. Кругом канделябры, и греческие статуи с рогами изобилия. Дворецкий с постной миной, ангажирует меня, стоящим в ряд по росту горничным и гувернанткам. А те, подлые, ехидно ухмыляются, по поводу поцарапанного сегодня, моего сандаля... Они-то в тёмном проулке на щебёнке не спали, разве ж им, изнеженным тут, меня понять… - А можно мне новые сандалии, пап, кстати? А то, я эти уже второй раз ношу…- Пытаюсь я, приучать себя к новой шикарной жизни, опуская колбасную веревку, с которой, зависнув в ступоре, офигевает мой отец, поближе к царапине на последних. Чтобы он точно не сомневался, что уже пора.
- Мама у тебя щедрая женщина!- прыснул он, наконец-то, с колбасного хвоста. Снова плача, но теперь уже от смеха. - Мне бы такое рыбам на крючок стыдно даже, перед ними, было бы, насадить.
- Копченка детям вредно, мама говорит.- я слегка наступаю поцарапанной на носке сандалией на его. Ибо он, не видит моей катастрофы, в упор…
- Так я у неё ребенок тоже! Вон оно что!- догадался теперь отец …- Сперва всё для папы её больного было, я как дурак, верил… Папа умер, мяса мне по-прежнему не видать… В жизни больше жадных таких не видал… Плешь выгрызла помню мне, когда велик тебе купил.  Что мог бы и подешевле взять… - папа скривив в узкие, как у матери губы, говорил, о самом крутом тогда, детском велосипеде «Мишка».  Единственный с толстыми шинами и ровным рулём… Привезённым мне им с Олимпиады в Москве в 80м году… За которым он стоял полдня в очереди в ЦУМЕ…  И, который сразу же прокляла мать, так, что с него всё время слетала цепь,.. и я тоже… Зеленка на коленях, локтях и даже лбу у меня, не успевала тогда просыхать... Но, за-то, я стала ассом, и могу круто рисонуться перед новым отцом, проехав без рук. Может не переживать, что я ему там греческие статуи по паркету разнесу.
  Скорее их разнесут эти его бульдоги. Я видела двух чудовищных, говняного, судя по всему интерьеру, любимого тут цвета, псов, запущенных, сразу невзлюбившим меня, дворецким нового отца,… якобы для знакомства. От непредсказуемых траекторий перемещений которых, у меня сжималась в аорте… Триллион и Порфирий, как представил их Злорецкий, зачем-то чесали письки о статуи. А Порфирий, к моему ужасу, подбежал почесать и о велосипед... Поскольку кататься, с носящимися в пространстве зверинами, я теперь всё равно не могла, то осмелилась погладить, уложенную им для этого на моё бедро, кожаную, идентичную обшивке дивана, морду. Весьма сентиментального, на моё напуганное удивление, бульдога. Жуткий неженка, имел большое розовое отороченное по кругу волосами, пятно на голове, очень напоминающее человеческую лысину… Надо будет узнать, что это за порода, умильная такая…
  В целом же в новом доме было как-то изводяще унылисто.- Охарактеризовала я себе, воображаемые картины жизни с этим, духовным, как отметил Борис, отцом.- Не привыкший ко мне, не имеющий даже специального для моего воспитания ремня, как и представления, что со мной делать ещё, отец, поскорее свалил по делам… Красивые резные антикварные шахматы 17 века, меня, сразу, предупредили не трогать, и даже не дышать поблизости от них. Они принадлежали французскому кардиналу Ришелье, могли рассыпаться от одного моего взгляда, и пылились тут исключительно для антуража. По этому я ходила от них подальше, и прикрывала в их сторону рот и глаза. Можно было рассматривать бесчисленные чучела красивых пород диких индюков на стенах, … но и орнитологические пристрастия отца, с энциклопедиями пернатой фауны Булонского леса, в которой птицы, почему-то изображались человекоподобными, и так же чесались письками, как Порфирий и Триллион, обо всё и друг друга…  И, других, на французском, исторических охотничьих мест средневековой знати, из коллекции того же Ришелье, ... потому не прикасаемых, … мне быстро наскучили… Удручало, что хрупкой психики Порфирий, должно быть вынужденно, чтобы не пристрелили, индюков этих по каким-то болотам таскал... Я раздвинула псу губы, чтобы проверить нет ли там повреждённых зубов.
 Благодарный вниманию Порфирий, растянулся в довольной улыбке, демонстрируя свои нежные молочные клычки, и покружился вокруг своей оси, в надежде, что я захочу проверить что-нибудь ещё… Надо будет сказать новому папке, чтобы кормил собакена творожком. Мне мама вместо мороженного всегда творог давала, у меня зубы очень крепкие! Стоматологи в садике дольше всех сверлили мои, такие они крепкие у меня…
    В общем не было в доме ни журналов Мурзилки, ни диафильмов с пластинками, ни проявителя для фотографий, ни дедова кортика с немецким биноклем, ни даже коробки с рыболовной блесной в виде красивых рыбок. Да, даже просто фонарика, с севшей хотя бы батарейкой… Одни только длинные жуткие сабли и ружья, от которых бедняга Порфирий очень нервно подёргивался и скулил…
  К неизвестно где, стоящему холодильнику, меня же вообще никто не отвёл... Поэтому весь день, почти в голодном обмороке, я только и представляла сколько в нём всевозможных верёвок, с колбасными и сырными попками, со всего мира… ... Злорецкий, как считав мои мысли, усмехнулся, и повел меня через какие-то, бесконечные, темные проходы, к заветному, в подземных катакомбах, холодильнику… Приоткрыв на минутку, который, убедил, что обрезков там гораздо больше, чем моё ограниченное беднятское представление может вообще вообразить... Есть там, даже, шкурки, с остатками копчёных сыров. И, всяких, в восковых оболочках, других… С пластмассовыми цифрами, буквами иностранных языков, и даже иероглифами… После чего захлопнул дверь, и обмотал холодильник цепью, приказав мне, отвернуться и не смотреть, когда он вводил секретный код на холодильниковый замок… А следующий за мной, в этой патологической экскурсии, Порфирий, печально выдохнул, чтобы подтвердить, что, да, такой вот у них тут загадочный во всём эксгибиционизм.
  Но, самое ужасное- это этот велик!.. Кривой, примитивный, для лохов, руль, с розовыми, девчачьими кисточками… И тонкие белые шины, … ясно, что только для паркета… За кого меня тут принимают, вообще???!!!... Я, «Шумахер» нашей улицы, выиграла в гонке, даже парню на взрослом велосипеде. Пусть даже, разбилась о забор... Но, выигрывала же! Ррррррррррррр!!!..
   Как же, до боли, мне хочется обратно, в прежнюю мою нищенскую семью: проявлять со старым папкой фотки и носится вдоль речки, со сделанным мне им луком для стрельбы. Ловить для кошки карасиков в Гапчучке, … Днестр, конечно же, у него на спине переплывать… Да, теперь, я бы и суп холодный с удовольствием вмяла, а то уже в животе, как у Порфирия рычит. .. Да, что уж там, я согласна теперь насаживать, извивающихся, на крючок червей… Правильно люди говорят, что всё познаётся в сравнении… Зачем, вообще, Борис этот, всем про другого папку рассказал? Жила бы, как прежде себе…
- Идём домой. -вырывая меня из потока утопий, папа открыл калитку, и, как будто считав мои мысли, о предстоящем безрадостном будущем, в последний, вероятно, раз, пригласил погостить.
- Так, что на счёт сандаликов, пап…? -стесняясь, как гостья, входя, опустила в асфальт я, свои скромные глаза.
- Пока эти поносишь!- хмыкнул он, сильно раня мою застенчивость, что-либо ему на гостевых теперь правах, противостоять.- На рыбалку-то идёшь? Я далеко, на карьер пойду…, там вода поднялась, говорят карась развёлся крупный… Нам после сегодняшней свадьбы, долго есть нечего будет. До самого Анькиного развода, думаю.
- Давай тут рядом, на Гапчучке половим, я на свадьбе побыть хочу!..
- Пойдём, уверяю тебя, ничего хорошего не пропустишь!
- Ну, не хочу я далеко, мне тут надо быть!.. Кольку возьми.- предложила я младшего брата.
- Смеёшься что ли? Он через 2 метра заноет. Он же мамина девочка, только и умеет, что жаловаться ей на всех. Ему-то ей ничего не жалко... Чего тебе тут делать? Пошли говорю!
- Я Аниному жениху её туфли продаю… Он мне 25 рублей уже в ЗАГСе дал, и дома 10 ещё!... Я пиджак у него ещё, на выкуп, украсть хочу… Мама сказала с него нужно всё, что есть вытянуть, что сегодня традиция такая.
 Переваривая, новые для него, предпринимательские мои навыки, отец остановился, и уставился на меня, сперва пораженным,… но, пораскинув в секунду, над нюансами ситуации, двинулся дальше.
  - В другой раз я бы тебя, конечно, отругал!...- начал он свой отзыв, сперва строго. – Но, вот тут твоя мама, должен признать, права. - одобрительно растянулся папочка в лыбе. – С Гапчучки, Оксана, рыбу есть людям нельзя!... А денег тебе столько зачем? На похороны мне собираешь что ли?
- А ты, что скоро умрёшь?-  налила я опять слезами глаза, нарисовав себе сразу кучу, неизлечимых болезней отца.
- С твоей-то мамой, долго я точно не протяну… Тряси давай получше Анькиного кобеля! Я самый высокий на кладбище себе памятник хочу! Чтоб метра 4, не меньше!... Справишься на столько с ним?
- Не знаю! А что, если он столько не даст?
- Тряси его хорошо!... – строго наказал отец. - Иначе пойдёшь зарабатывать на мою могилу сама, …не завидую, тогда тебе!... Детский труд знаешь тяжёлый какой? В твоём возрасте только в каменоломню работать берут... А оттуда, если живыми и выходят,… редко, … то такие больные…, что, и не рады, что выжили… Вот щебенку такую будешь в шахте сеч. – от ткнут залетевший с улицы битый белый булыжник.
  Видя картины каменоломни с надзирателями, у меня заболела спина и высохло от жажды и страха за свою судьбу во рту… Отец умел меня качественно напугать, потому, во дворе теперь у меня теперь было три задачи:
   Незаметно для гостей пробраться в сарай, чтобы спереть там одеяло и фонарь, на предстоящую в проулке ночь… Запастись виноградными усами, впрок, до приезда за мной нового отца… Колбасную попку я утрамбовала поглубже, на самое дно кармана платья про запас. С веревкой с неё, как ни было жалко, пришлось расстаться…, дабы в карманах оставалось место для усов. Теперь, оказавшись отпрыском олигарха, я могла себе позволить, только самое необходимое для выживания…. И, третье, самое сложное- разорить жениха на отцовский монумент...
  Обойдя вокруг беседки, чтобы не заподозрили в воровстве, и уговорив себя, что на благо лозе, я стала, как бы между прочим, не привлекая внимание, сидящей там, тоже не приглашаемой к свадебному столу и потому обиженной «саранчи», активно набивать карманы усами. Когда мать, выглядывающая меня, какое-то уже время, затащила домой, сидеть, не по моим планам, взаперти, с трёхлетним моим, братом. И выдала мне, немного картофеля, из жаркого для свадебного стола. А отсутствие, запрашиваемого мною к нему и телятины, она мотивировала, тем, что запахом его блюдо пропиталось и так. А мяса может не хватить, из-за меня, гостям.
Не понимая, почему, я, всё ещё эксплуатируюсь, как нянька в чужой теперь мне семье, но дабы не выгнали до ночи, настаивать я долго не стала.
- Мама, а как сделать, чтобы жених мне побольше денег дал?
- Подожди пока запьянеет хорошо, и комплименты ему говори. – мать поделилась опытом становления коммунистической богини.
- А это что такое?
- Всё , что мы у него за спиной говорим…, только наоборот. – стебясь, она наслаждается на сколько я её пойму.
- «Не дурак» – это комплимент?
- Надо без «не»…
- «Умный»- комплимент?
- Да, но не для него. Слишком не его качество... Совсем откровенно врать не подходит… Не поверит!
- Ну, скажи мне, как?
- Сама думай!.. Развивай логику… Это целая наука на людей влиять. Думаешь меня кто-то учил? – мама посмотрела на меня верховной альфа-львицей консервного завода... - На Коле вон потренируйся, он посолиднее мужчиной вырастит, а я горячее гостям отнесу.
   Растрогавшись скорым прощанием, по отбыванию к новому отцу, с мелким, я посчитала усы по 3 на 3 же приём пищи на завтра. И смогла пожертвовать, пожевать ему, оставшиеся два… Хоть мяса ему мать, как мужчине и оставила; но покормить пока не дошла… Чем-то он мне напомнил сейчас Порфирия… Такой же брошенный духом, вечно недоласканный, … пусть, хоть и человек… Как же он будет тут, теперь, не окрепший ещё совсем, без меня, сидя тут, огороженным подушками, солидным расти… Не знаю, как ему о предстоящей разлуке и сказать… Тем более не знаю, как сказать это без «не»…
……………..
   Расставание с младшим, прервалось вдруг, ничем не предвещаемым, возвратом в дом, плачущей Аннушки. В сопровождении её жениха, и следующей, с пустым блюдом, за ними матери.
- Зачем он такое мне говорит? Как так можно, вообще? – Аня крайне обиженная, жаловалась, как я понимала на Бориса.
- Почему ты плачешь, Анечка?- испугалась я за неё.
- Он говорит, что мы, и 2 месяца вместе не проживём. И, у меня детей никогда не будет!.. Потому, что мы с твоей мамой, в прошлой жизни, украли твою свадьбу, и …другую плохую магию делали тебе… Тебя люди любили, ты своё влияние заслужила, а мы завидовали тебе. Украли репутацию твою... – Аня в свадебном платье, встала передо мной на колени. -Прости меня, Оксаночка, за всё, чем я тебя обидела. Я не помню, что тебе делала! Пожалуйста, прости меня!.. – умоляла меня Аня. Её муж, хоть, и не так отчаянно, тоже попросил простить, на всякий случай, и его…  Вот, точно, что и не «не дурак», и не «умный». Одна мама знает, как такому комплименты говорить.
   Я, изумлённая, бесконечной значимостью моей на этой свадьбе, убедилась, что, на рыбалку свалить, и правда не могла. Свадьба без извинений мне была бы совсем не та… И, конечно, простила Аню, за всё, что только не поняла.
- Наташа, извинись перед Оксаной! - Аня стала просить мою мать.
- Делать мне больше нечего!…Нашла кого слушать. Ты, Аня, совсем сбрендила?-  мама огрызнулась ей в ответ. Своровать удачно, ещё научиться надо, не сомневалась она. Чтобы там Борис не нёс, она и в этом была хороша. – Оксана ссыкуха её мелкая, чтобы мне, матери, извиняться перед ней.
- Пожа-аа-луйста!.. Что тебе трудно, так извини сказать, Наташа?.. Ну, пожалуйста, сделай это для меня!- Аня в полном отчаянье, не переставала рыдать.
- Извини! – буркнула мать, с возмущённым лицом, под нос себе, отвернувшись складывать тарелки. И я, пользуясь тем, что брат в доме не один, улизнула опять на улицу, завершать мой план, похищения из сарая инвентаря для ночлега…
   У стола бурно прощался, с проклятьями моей матери, Борис. Объясняя всем, что украденная ею моя дипломатия, превращённая в её лицемерие, вещи разные, чтоб она понимала... Поэтому, я, имея шанс остаться не замеченной, пока обо мне говорят, направилась скорее к сараю. Но, протянув руку к щеколде его двери, прямо перед моим, уже готовым нырнуть в неё, носом, из неё стал выходить, отец.
- Га-АААААв! – напугал меня, неожиданным, пока я оглядывалась, не видят ли меня со стола, лаем он.  И не признав сразу, одетым его в крайне нелепый, камуфляжного принта, очень ядовито-зелёный костюм, и с лопатой в руках, быстро присела, прикрыв руками голову. Вообразив себе, от внезапности, что в сарае скрывался бандит.
- Ты чего?!!!...  Тоже меня уже не узнаёшь? Не зря я зеркала боюсь? – с лопатой и рюкзаком, пока я отхожу от испуга, папа направляется прямиком в сторону места, откуда только, что ушёл со свадьбы Борис. А гости, с потрясёнными торжеством лицами, в кромешной теперь тишине, уплетают поданное им матерью горячее… Переваривая его, и всё сказанное Борисом… Некоторые из них, ушли уже вместе с ним.
Папа подходит к яблоне в полутора метрах от стола, и громко заявив, что под ней должны быть отличные черви, начинает отчаянно фигачить, сухую, не поддающуюся лопате землю. Так, как будто, гостей сегодня, можно было удивить, чем-нибудь ещё…  На голове у него такая же ядовитая военная панама, с покрывающей лицо, противомоскитной сеткой. И заглушки для стрельбы на шнурках из неё, в ушах.
    Я, всё ещё, не до конца, придя в себя, переживаю, что отец выглядит, как психопат. И портит, без того, отчаявшейся Анечке, её должный быть особенным, праздник новой семьи.  Поэтому подхожу к нему, чтобы посоветовать пойти копать в саду. У колонки, где он успешно делал это раньше. В надежде завершить, не ко двору прибывание его тут, как-то поскорей.
На, что он, очень громко заявляет мне и так очевидное, что червей тут нет. - За шампанским вероятно пошли!- кричит он.
- Зачем червям шампанское?- спрашиваю я. Но, отец с берушами в ушах, меня не слышит, и громко комментирует свои раскопки, тем, что тёщину самогонку только военком, и может пить. И, что черви- тоже люди, и хотят шампанского и коньяка!
- Аня нашла одну бутылку шампанского, - объясняю я, пытаясь, угомонить, замещающего теперь Бориса, папу… Но, он не слышит. И мне приходится, к своему дискомфорту перед гостями, тоже повторяясь несколько раз, орать… Пока я не вытаскиваю из его ушей беруши.
- О, так слышу! Надо же, я и не знал, что можно без них! – обрадовался отец. - Где говоришь она бутылку шампанского нашла?
- У дедушки в пушке. Ту, что на 9е мая ему ставили. - пытаюсь объяснить ему потише, имея ввиду бутылку, у фотографии с чёрной лентой в нижнем углу.
- У покойника, что ли забрала? – надрываясь от смеха, опять орёт отец.
- Папа, ты зачем, так кричишь? Дедушка вошел в положение, он Ане разрешил.. Тут люди свадьбу празднуют, можешь приличнее себя вести?- всё ещё пытаюсь я смягчить ситуацию.
- Извини, дочь, привык уже с этими штуками орать…- прётся с меня, не понимающей, в том же духе, он.- Надеюсь за неделю пройдёт!.. Я ж не знал, что там празднуют, тихо, как на поминках сидят… Минута молчания что ли у них?
- Нет, папа, они Аню ждут!...  Она извиняться передо мной пошла, что у неё не будет детей. Ей очень стыдно, что мне играть не с кем будет, она же мне куклу не дала… Она сейчас доплачет там мне, и вернётся… - А ты зачем это папа надел, если тебе не удобно?
- Так роль учить надел. Это костюм новогодней ёлки с маминого завода прислали. Не хочу на утреннике опозориться… Вместо тебя что ли я у них?.. Директор Плешкан личное шефство надо мной взял. Помогает мне жену развлекать.
- Это не ёлки костюм, папа! Это военный. Камуфляжный… Ну, чтобы невидимым быть!- отвечаю я, очень сомневаясь, что это так. И переживая, что заветный «Грильяж» мне, вероятно, искать в новогоднем подарке, уже не придётся. В списках детей завода, теперь, вместо меня, мой отец.
- Чтоб не видели? Так в меня за километр, без бинокля, можно стрелять. Не промажешь… А я то губу раскатал, что Плешкан, мне добра желает...- отец стаскивает с себя обмундирование, под которым остаётся в джинсах и футболке… - Фу, аж взмок весь!... Вот точно он меня не любит!... Отнеси-ка, дочь, это в мусорный бак, в сарае там. – собирает он мне в руки, давно рябящую в глазах, зелень. И я, укачиваемая от пестроты, с мыслью об удачном таком сочетании обстоятельств, скорее бегу в сарай… Но, с ужасом там, обнаруживаю, что ни одеяла, ни фонарика на полке больше нет... И, со страшной этой новостью, бегу скорее, обратно к отцу.
- Папочка, ты только не переживай!-  медленно, начинаю я его подготавливать, утирая наворачиваемую слезу, и презрительно поглядывая в сторону гостей. – Нас обокрали!- шепчу я, всхлипывая ему в ухо.
- Обожрали они нас? - орёт снова отец. - А, ну сходи в холодильнике посмотри, что там осталось.
- Обокрали!- поправляю его я. – Фонарик в сарае пропал!... И одеяло походное твоё…- добавляю я с шоковым лицом, относительно поведения, доверявшимся нами гостеприимством, гостям.
- Так это я взял! Я же с ночёвкой пойду.
- Да? – прекращаю я реветь, с облегчением на счёт порядочности гостей…  Но надеясь, что фонарь отец всё же оставит мне, предупреждаю, что в нём должны были уже сесть батарейки.
- Хоть дочь обо мне заботиться! Спасибо, дорогая, у меня в рюкзаке всегда запасные есть... – оставляет он меня без надежд на сносный под забором ночлег. - Но, ты к холодильнику всё равно сбегай. Я там пару месяцев назад банку с червями оставлял... Может не сдохли ещё.
   С доверенным мне поручением,  я бегу скорее в дом…, но не найдя, само собой там червей, кричу с порога, отцу, что в холодильнике ничего нет!
- Совсем ничего в холодильнике нет?.. Ты там в еде где-то точно черви должны быть!- веселится родитель, перед жующими гостями. – Может они расползлись?
- Там только колбаска есть.- развожу я руками. Зная, что колбасу мать припрятала, чтобы дорезать гостям позже.
- И всё что ли?... Точно что ли нас обожрали!... Ну неси хоть её сюда! И нож, будешь идти, на столе захвати.
   Не зная, чьего гнева- материнского или отцовского боюсь больше, я приношу веленное. И отец, держа двумя руками на весу, поручает мне разрезать, принесённую очень сухую «Московскую» колбасу, пополам. Но она поддаётся плохо.
- Это для масла, папа, нож. По этому он тупой.
- Там и масло наше?... У обжирающих?... А ещё что? -отец, по-прежнему, громкий.
- Салаты всякие есть.
- Ну-то для кролей... Посущественнее ничего, что ли?... Ни пить, ни есть им нечего?... Какие-то наши обжирающие- голодающие у нас. 
- Жаркое с мясом мама им подала. – уверяю я, что отцу не стоит сильно уж волноваться, за недоедающих гостей.
- С мясом?... А это что ещё такое? Не припомню чёт уже…. Неси, давай, тоже сюда! Покажи!
- Давай я тебе в тарелочку положу, папа?
- Да, чего тарелки лишние пачкать, неси там в чём есть оно!
   Опустив от стыда глаза, в надежде, что все понимают, что я заложница отцовского спектакля, забираю со стола большое тяжелое блюдо горячего, которое еле несу... И он, выгребает его, в заранее заготовленную трёхлитровую банку, чтобы забрать с собой на рыбалку.
-  На вот, это тебе за работу! - Отец отдаёт мне весьма полегчавшую посуду, с несколькими большими кусками телятины, и половиной колбасы…
- Папа, а мне плохо не будет? – переживаю я, убеждённая матерью, что мясные продукты мне убийственны. И никогда раньше не евшая их столько.
- Тебе, Оксана, хорошо будет!... А вот мама твоя, когда узнает, может, конечно, и помереть.
    Я, более чем, сомневаясь, что обдеру жениха, ещё и, на памятник матери. Представляя, как измождённая, черная от грязи, боюсь запачкать кровящими руками белую щебенку. Пытаясь заработать на монументы, дорогим моим родителям. И, работая без сна, сама помираю в щебенчатой шахте. По тому, в убийстве матери участвовать не желаю, и от мяса, хоть и очень хочу, отказываюсь… А отец, после, не долгих уговоров, догребает в банку, уже всё оставшееся... И вспомнив, вдруг, что у него есть макуха и другая наживка, уходит, куда собирался... С обещанием, непременно, хоть он лопнет, принести мне, оттуда, аленький цветочек…
   А я, возвращаю пустое блюдо, обратно на стол, посмотреть на него, тем, кто не успел, в надежде, что хотя бы новый папка мой, вести себя будет поблагороднее… Я вижу, виляющего обрубком хвоста Порфирия, радующегося увольнению Злоретского. И улыбающегося мне, искренним, высоконравственным лицом, духовного моего родителя.
- Поганый был человечишка!- срывая цепи, новый папка, раскрывает максимально широко холодильник с коллекционными обрезками гастрономии. – Прости, что с великом так вышло... Зато, вот, дорогая…! Теперь это всё твоё!
- Фсе-ооо???!!! – выкатив глаза, не могу я поверить такому джек поту. – Что, и даже этот? – я указываю, на красующийся по центру, самый крупный, трёхсантиметровый цилиндрический обрезок копченого сыра, в роскошно лоснящейся, янтарной оболочке, с выпуклой гербовой на нём печатью с геральдической лилией.  На секунду мне даже показался в нём, инкрустированный для Людовика 14го бриллиант «Великий Мазарин».
- Всё твоё! – невзыскательно утверждает он. – Ты же моя духовная наследница!
- А что это значит? – уточняю я, не понятую фразу Бориса.
- Это когда тебе много положено, но ты ничего себе не берёшь. Потому, что Святая! – последнее слово новый папка особенно благоговейно произнёс. – Хочешь отдадим это африканским детям?
- Мама любит, когда я святая!... Детям, духовный папка, копчёное вредно!... А, что это за порода собак? – спрашиваю я, почесывая лысину довольному Порфирию.
- Владимырыч (оказывается у Порфирия есть, и отчество…) не собака, это лошадь такая!  Доблестно трудовая порода, …нравится?
- Ага! Амарантовый! – воодушевлённо употребляю я, красивое слово, которым Аня нахваливала, какой-то особенно-бесподобный чай. – Вырасту, тоже такого заведу!
- Забирай этого, …дарю! Куда он, с такими зубами, мне. Ни одного индюка не донёс ещё… Триллиону для компании его только и держу.
Запретив себе проявление чувств, Триллион, безнадёжно посматривал до этого, на нежный наш, с Порфирием союз, только со стороны. И теперь было захотел благодарно хозяину гавкнуть, … но передумал…. Хоть и был он с Порфирием одной породы, но в отличие от того-лошади, Триллион родился, с подковами львом.
- Спасибо, приятно! – Порфирий встал на задние, и стал облизывать мне ухо. – А где я буду спать?
- Вот тут тебе всё готово! – духовный папка включит экран телевизора, на котором наружные камеры демонстрировали место под идеальным его мраморным с пилястрами забором, с подготовленным для меня там, матрасом и ночником… Чего-то всё таки с этим новым папкой не то….