Ледоруб

Для меня Москва – это холодный бетон высотных домов да бесконечный асфальт дорог, застегнутые на молнию непроницаемые люди, вечные дожди и долгие ветра. Будто вливаясь в этот холодный воздух становлюсь такой же: непроницаемой и бесстрастной. И только повернув ключ квартиры в которой сейчас обитаю, скидывая пальто, я , наконец, отогреваюсь. Да, теперь можно.
Князев, тот самый, чья фамилия звучит как погоняло, нарисовался внезапно, после долгого перерыва.  Когда-то я наивно предполагала, что больше никогда с ним не встречусь,– и вот спустя двадцать лет мы встретились на углу Библиотечной и Зелёной. Следуя своей развязкой походкой, он выгуливал какого-то старого беспородного пса, видимо, такого же, каковым представлялся мне сам (себе он представлялся не иначе как особой благородных кровей). Явно не замечая меня, не здороваясь, он растаял незаметно, как туман. Я тоже  проскочила мимо, но внезапно вспомнился 1996 год в Москве, и свой первый угол, который я снимала в квартире Князева. Он жил тогда с мамой, тихой женщиной из общепита. По воскресеньям она любила посещать свою дочь, проживающую в Домодедово. Так что по воскресеньям мы с Князевым оставались один на один. В один из таких апрельских дней собралась на кухне его теплая компания:  дворник Виктор, его внезапно приехавший сын, Лариса, соседка с верхнего этажа и он сам. Я же сидела через стенку, в соседней комнате, и высокие потолки эхом разносили каждое слово, что раздавалось из кухни. Предметом обсуждения была я.
–Давайте грохнем её, наверняка у неё с собой куча бабла, –  говорил его сын.
– У меня как раз есть заточка, которой я лёд зимой колочу. Сейчас сбегаю за ней, – подключился дворник Виктор.
– Да вы что, а вдруг хватятся, искать начнут,– заявила Лариса.
– Да они и адреса её не знают, никто её не найдет, она недавно  въехала к нам, – веско аргументировал Князев.
Поблагодарив всевышнего, на цыпочках я выбежала из комнаты, резко набросила куртку и галопом выбежала из дома. До самых сумерек я бродила по Москве, неожиданно обнаруживая для себя, что жизнь прекрасна: я изучала затейливый рисунок кованых изгородей, мозаику усадеб эпохи модерна, и иногда заходила в кофейню согреться, чтобы словно улитка, почувствовать, что мой дом там, где я есть в моменте.  Иногда я вспоминала про пьяную компанию, сталинскую пятиэтажку, старые люстры пятидесятых годов, двустворчатые входные двери и своё намерение уйти навсегда, раствориться в Москве . В тот день я вернулась, когда уже совсем стемнело и мать Князева уже была дома. Компания разбежалась, а заточенный конец ледоруба высовывался из под шкафа, напоминая о реальности.


Рецензии