Беглянка

- Что так поздно? – поинтересовалась Нина Михайловна, открывая дверь мужу.  – Я уж подумала, не случилось ли чего плохого. Опять совещались?
- И не говори! Вечная суета сует. Сверху спустили очередное задание - и вперед! Все «срочно», «неотложно», «в кратчайшие сроки»…В общем, мы - «Прозаседавшиеся». Именно про нас таких, если ты помнишь, еще Владимир Маяковский и писал. – улыбнулся Сергей Федорович Ивлиев, раздеваясь. – Увы, такова доля директора школы, ничего не поделаешь!
- Тебе письмо, - сказала жена, накрывая на стол и показала на лежащий на столе конверт. – От какой-то Селивановой.
- А-а, жив курилка! – радостно воскликнул Сергей Федорович, вспомнив вдруг любимый афоризм Пушкина, вскрывая конверт. – Посмотрим, что она пишет. Представляешь, Нина, идет уже вторая неделя второй четверти, а эта особа как в воду канула: ни слуху ни духу, будто в воду канула. Жива ли, нет ли!.. На работу не является, телефонные звонки игнорирует, коллеге, которую я специально послал для выяснения всех обстоятельств, дверь не открыла. Я уже, честно говоря, стал даже опасаться худшего: с ней могло случиться все что угодно! Но вот наконец, слава богу, это письмо, которое, надеюсь, многое прояснит.
- Это ты про кого? - спросила Нина Михайловна, подойдя к столу.
- Про кого, про кого?.. Про нее же, Селиванову! Представляешь, принял я в августе на работу учителем русского языка молоденькую девушку. - Умная, грамотная, смелая - за словом в карман точно не полезет. Что еще ценно: коммуникабельная и трудоголик – это, считай, базовые требования в нашей работе. Ребятишки были буквально без ума от нее, особенно ее 5 «г», где она была классным руководителем. Мы нарадоваться не могли ее успехам, и тут на тебе – таинственно пропала!
       Сергей Федорович нервно вскрыл конверт, отодвинув в сторону поданное блюдо с вкусно пахнущими голубцами и начал читать.
«Здравствуйте, Сергей Федорович! Я специально пропустила слово «уважаемый», ибо, если бы его написала, то это было бы лицемерием с моей стороны. Можете меня считать кем угодно – «невоспитанной», «наглой», «безнравственной» и т.п., думаю нелестных эпитетов вы найдете сколько угодно, но я останусь честной и принципиальной по отношению к самой себе.
          В эти минуты, когда я из окна вагона с грустью любуюсь чарующими красотами осеннего Байкала, а поезд стуча колесами мчит меня в неизвестность, вы (возможно?!) с нескрываемым негодованием (и это вполне справедливо!) решились ознакомиться с моим посланием.
Вот уже которые сутки, раз за разом, пытаюсь забыть тот печальный инцидент, случившийся в конце октября в школе, который положил конец моей недолгой учительской карьере.
В письме я позволю себе обойтись без эвфемизмов, потому что это крик души, так что заранее прошу вас простить меня за резкость в суждениях.
Вспомните, пожалуйста, тот день, когда я двадцатого октября привела к вам для «проработки» отъявленного хулигана Андрея Соловьева из 9 «б» класса, который откровенно мешал мне вести урок литературы. В течение всего времени, он придирался ко всем, громко разговаривал и топал ногами, а под конец занятия затеял драку с Феклистовым за то, что он весь урок работал, не обращая на него внимания.
И что? О боже! Лучше бы мне не видеть эту печальную и постыдную картину. Честное слово, было жалкое зрелище! Вместо того, чтобы должным образом воспринять вашу душещипательную беседу с ним, Соловьев дерзил и хамил вам, нагло улыбаясь и приговаривая: «а что такого я сделал?», «на обиженных воду возят!», «и на вас управу найдут!» и т.д.
Увы, когда ты находишься в стрессовом состоянии, зачастую аффект тормозит интеллект. Я тогда не сдержалась и сказала ему: «Следи за своей речью, оболтус!». Правда потом, когда успокоилась, ко мне пришло раскаяние, и я долго кляла себя за эту несдержанность.
После длинной вашей тирады, закончившейся угрозой отчисления из школы, Соловьев вдруг присмирел и обещал в дальнейшем вести себя примерно.
После его ухода, вы мне в приватной беседе, посоветовали «быть терпимее» и «покладистее» с учениками старших классов, потому что «у них возраст такой». Меня тогда ваши слова сильно задели, и я спросила у вас:
- Выходит, у учителя априори получается своего рода презумпция виновности, так? Значит, если раньше в большинстве случаев проблему искали в ученике, то сейчас во всём заведомо обвиняют учителя, заставляя бедного оправдываться? Неужели, у педагогов сегодня отобрали все инструменты воздействия на ребёнка? Ведь он защищен законом гораздо лучше, нежели педагог!
И еще, напомнила вам в сердцах, слова великого педагога Я.А.Коменского: ««Школа без дисциплины - мельница без воды!», прибавив еще, для вящей убедительности, высказывание Гегеля: «Дисциплина – начало всех мудростей».
Вы на меня, тогда как-то странно посмотрели и махнув рукой властно приказали: «Инцидент исчерпан. Идите!»
Но не тут-то было! Вы в очередной раз ошиблись в своих прогнозах!  Спектакль с участием Соловьева оказался в двух актах! Это я поняла, когда вдруг неожиданно к концу рабочего дня, вторично была вызвана в ваш кабинет «для разговора». Оказывается, в школу заявилась мать Соловьева для разбирательства. Увидев меня, она сразу же бросилась в атаку, заявив:  «Такие учителя, как она, позорят нашу школу!»
Я буквально остолбенела от этих слов! В голове сверлила мысль: «За что?!».
А эта фурия, размахивая своими руками, будто крыльями грифона, продолжала сыпать на мою голову оскорбления, один хлеще другого.
«Вот раньше были учителя – это да! – витийствовала она. - Всему научат и ребенка не обидят, а теперь пошли одни неудачники и бездари. Получат диплом и прутся в Москву черт те откуда, устраиваются в школу, немного обживутся, и давай права качать!»
Моя слабая попытка ей возразить: «Вообще-то я окончила педуниверситет с красным дипломом», тут же разбилась об ее жесткий аргумент: «Знаем мы,  как вы эти пятерки там получаете! Ляля – тополя и - оценка «отлично» в дипломе!»
Чувствуя, что спорить с ней бесполезно, я решила молчать, хотя она продолжала поносить меня, распаляясь все больше и больше. «Приехала из Мухосранска, - резюмировала дама, ехидно улыбаясь, - и старается тут быть умнее всех!
- Вообще-то, к вашему сведению, я приехала из Воронежа», - слабо парировала я, глядя в ее наполненное злобой лицо.
       И вдруг неожиданно, у меня совершенно произвольно подкосились ноги, и я почувствовала небывалую доселе слабость. От боли трескалась голова, дрожали руки. Мне стало страшно за себя, за моих родителей…Я боялась, что еще чуть-чуть и меня хватит удар и я упаду к ногам этой взбесившейся женщины, которая торжествуя будет праздновать физическую и моральную победу надо мной. А этого очень не хотелось!
Я осторожно присела на стул и жалобно посмотрела на вас. О, если бы вы знали, как я ждала тогда от вас, Сергей Федорович, поддержки и помощи, вы даже не представляете! Я думала, что вы одним мужским окриком, остановите это словесное избиение вашего коллеги. Но не тут-то было!
Вы как стояли с самого начала рядом со своим рабочим столом и молча лицезрели, как эта женщина поливала меня грязью, так и продолжали стоять словно в оцепенении, не вмешиваясь. Это было чудовищно!
 Вы заняли позицию страуса: ничего не вижу, ничего не слышу; в Багдаде все спокойно!
Вы меня простите, но в тот момент мне было стыдно и обидно не за себя, а за вас! Вы – кандидат наук, отличник просвещения, человек с большим педагогическим стажем – выглядели абсолютно беспомощным. 
Помню, после этого бичевания меня, вы мне безапелляционно заявили: «Я вам советую, научитесь держать себя в руках или уходите из школы!» Ну, я и пошла! Шла, глотая слезы от обиды, даже не шла, а бежала. Как не горестно, но некстати, на ум пришли строки из поэмы Лермонтова «Беглец»: «Гарун бежал быстрее лани, быстрей, чем заяц от орла…»
         Несколько дней, я ходила сама не своя: было скверно на душе от случившегося. Спасибо коллегам, успокаивали как могли, советовали обратиться в суд, требуя сатисфакции от матери Соловьева. Но я уже ничего этого не хотела, понимая, что вряд ли я добьюсь справедливости, если даже обращусь в какие-то инстанции. К тому же, заходя в соцсети, я видела, что они буквально пестрят случаями издевательств над теми, кто приходит в школу «сеять разумное, доброе, вечное».
И тогда я приняла кардинальное решение: бежать из школы и больше никогда к этой профессии не возвращаться! Для себя сделала совершенно неутешительный вывод, что пока учитель не будет защищен государством с разных сторон и не поддержан обществом, молодые выпускники вряд ли пойдут в школу. На ум пришли слова древнегреческого философа Платона:"Нация будет процветать в той степени, в какой она чтит своих учителей".
Все! Прощайте! Как сказал поэт: «Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок!»
          Засим, неуважаемый Сергей Федорович, позвольте мне откланяться. Надеюсь, что на вашем жизненном пути больше не появится человек, который испортит вам настроение и не будет создавать проблемы, как Алена Селиванова. Адью!».
     Сергей Федорович отложил в сторону злополучное письмо и нервно заходил по комнате, показывая жестами удивленной жене, что сейчас не до ее вопросов. Потом, успокоившись, стал анализировать слова бывшей подчиненной и к своему большому разочарованию, нашел во многом истину в ее словах. С тяжелыми думами, он сидел до самого утра, размышляя о своих удачах и неудачах на педагогическом поприще.