Возвращенцы по-японски продолжение
Известная японская пословица гласит: «Не говори, что видел красоту, не побывав в Никко».
Подарок, который мне сделала Кейко, был роскошен. Мы договорились, что после каникул я прилечу не в Осаку, что было мне ближе к «дому», но в Токио и навещу её. Но я и представления не имела, что за удивительные впечатления подарит мне подруга.
Её семья жила практически в центре Токио в узком четырехэтажном доме, прижатом к таким же домам так, что пространства между ними практически не было. Спать в комнате, окно которой открывается в стену, было непривычно, душно и тесно – ну, это больше психологически, пожалуй.
Родители Кейко показались мне замкнутыми и не очень разговорчивыми – кто знает, может, они не были довольны самоуправством дочери, а может, общение на английском напомнило им вечера в их просторном доме в США, где отец Кейко проработал немало лет, и им взгрустнулось.
Здесь дом располагался по вертикали: на каждом этаже одна комната, настолько заставленная мебелью и заваленная вещами, что нужно было пробираться боком между креслом отца и телевизором у стены. Мне было неловко от своего вторжения в их размеренную и явно одинокую жизнь, и я с облегчением узнала, что планируется с раннего утра отправиться из Токио на весь день, а вечером я успеваю в аэропорт
Интересно: совсем не помню, как мы с Кейко добирались в Никко. По карте – совсем недалеко от Токио, но в описаниях – два часа езды.
А дальше началась та самая воспетая многими красота. Как в маленькой, казалось бы, Японии удалось сохранить такие огромные пространства для памяти, поклонения и природного совершенства?..
Была осень – время разнообразия и гармонии красок и ощущений. М'омидзи (клёны с маленькими резными листьями-лапками), старые, широкие, расцветились всеми оттенками красного. Утренний туман смягчал и затушёвывал их яркость, придавал окружающему мягкость и неопределенность.
По бесконечной лестнице мы, как обычно в таких местах, поднимались вверх, к храму и его небесным покровителям. Могучие криптомерии словно карабкались с нами вверх: наверное, когда-то они совершили этот подвиг и поняли, что ничего лучше уже не увидят, так и застыли здесь.
Не очень давно это было, кстати. 18-ый век – что это для древней Японии, которая сама своих корней не знает, верит легенде о происхождении от богини Аматэрасу!
Кейко пыталась мне что-то рассказать о могущественных божествах, о свирепых Дэвах-хранителях этого места, я слушала вполуха, поглощенная преодолением неровных ступеней, но более всего – красотой этого дивного места. Народу и в столь раннюю пору было много, но болтовни и бесконечных восклицаний «Сугой, дэс нэ?» (типа «Потрясающе, да?») я как-то не слышала, не воспринимала.
Умница Кейко организовала нашу экскурсию в Никко так, чтобы мы не столько восхитились многочисленными храмами с изысканной резьбой и удивительными персонажами на стенах и фронтонах, сколько прикоснулись к дикому и рукотворному разнообразию флоры и фауны этого места.
Вдоль водопада, спадающего вниз, вниз, растекающегося потоком то быстрым, то плавным, мы шли, наверное, километр, и конца ему не было. С другой стороны был лес, и оттуда неслись голоса… не птиц и не людей – обезьян! Они сопровождали нас, смеялись над нами, дразнили и зорко следили, не достанем ли мы банан или булку, чтобы броситься и выхватить. Кейко предупредила меня, иначе бы, уже проголодавшаяся, я непременно достала бы что-нибудь нам пожевать, и сумка, палец или весь перекус могли оказаться захваченными небольшими ловкими агрессорами!
Обезьяны на стенах храма священной лошади были более сдержанными и мудрыми: эти три знаменитые мартышки провозглашали лаконичное отрицание " Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу".
Правда, мудрецы приписывают этой группе и изречению иной смысл: «Если я не вижу зла, не слышу о зле и ничего не говорю о нём, то я защищён от него". Оказывается, еще Конфуций, живший в V-VI веке до нашей эры, высказался на эту тему: «Не смотри на то, что неправильно. Не слушай того, что неправильно. Не говори того, что неправильно. Не делай того, что неправильно».
Я эту мудрость готова принять. И осмелилась бы добавить: не умножай этим знанием уже существующее зло, ибо если только ты подумал о чем-то ужасном - знай, это значит, что оно где-то уже есть.
Перекусили мы в кафе в виду мирного синего озера, отражавшего симметричный конус вулканической горы.
Однако наше настроение было уже не таким умиротворенным: надо было возвращаться и успеть в аэропорт…
Мы сердечно попрощались с Кейко.
Я ещё год работала в университете, но переписка с Кейко постепенно сошла на нет, и в конце концов я потеряла с ней связь.
Мне растолковали, что наше представление о дружбе отличается от японского. Кейко была благодарна мне за отношение и поддержку в нелёгкий год её служения в качестве волонтёра в Тенри. Она отплатила мне, вернув сторицей доброту и внимание.
Её благодарность была ощутимо больше того, что я сделала для неё.
Дальше, наверное, требовался мой шаг в ответ, и я даже обдумывала возможности. Но Кейко пропала с моего горизонта. Очень надеюсь, что ничего плохого с ней не случилось. Может, просто японский менталитет пересилил светскость и европеизированность?
Говорили же мне, что понятие дружба – никак не японское.
Свидетельство о публикации №224111400544