Смотритель маяка

Третий месяц уже не видел я людей. Ни души. Раз в полгода привозят еду и припасы, но доставщик не очень разговорчив. Когда прошла неделя со дня моего заселения, я понял всю неочевидную специфику жизни в одиночестве. Людей нет. Не просто нет рядом, а за окном снуют туда сюда. Не просто нет того, с кем поговорить, а выйдешь на улицу - и полно равнодушных лиц. Никого нет. Никого, кто был бы хоть как-то похож на тебя. Близок. Нет никого, на кого можно глянуть с пониманием, пока бежите прятаться под навес, промокшие от дождя. Нет никого, кто тоже бы горестно ойкал, ударяясь головой о низкий наличник при входе в смотровую. Никого, кто бы захотел спать и ,зевая, заявил бы «Я на боковую!». Я один. Мой голос стал для меня чем-то новым, инородным, так как я им не пользовался. Разговаривать не с кем. Со второй недели стал петь. И книгу читать вслух. А то совсем одичаю, и связки атрофируются. Мой голос звучит в пустой избе, в лесу среди ёлок, у ручья и в местной пещере, отскакивая от её каменных стенок. Я слушаю его и диву даюсь. Будто впервые слышу со стороны. А когда нашёл в кладовке зеркало, так вообще испугался сначала. Смотрю, мужик из-за коробок на меня таращится. Присмотрелся, не сразу понял, что это я. И тоже будто совсем другой человек. Зеркало вытащил и поставил на кухне. Чтоб не забыть, как выгляжу. Прихорашиваться тут точно не для кого.
Когда устраивался на маяк, думал, что это пойдет мне на пользу. Устал от людей и ролей. От работы устал. От вечной гонки. Некогда остановиться и выдохнуть. Проснулся и сразу в ход. И в расход. Вроде ведь и в зеркало себя каждый день видел. Утром и вечером по меньшей мере. Но всё равно умудрился забыть, кто я. В переломный момент, когда понял, что нужно остановиться, я на самом деле просто замаскировал под это своё желание сменить одну проявленность на другую. В моей голове давно сидела идея - написать книгу. И вся моя жизнь противопоставлялась этой идее. Мол вот, идея есть, а времени нет. Сил нет. Обстоятельства вынуждают откладывать. К этому примешалась концепция «Напишу книгу - начнётся жизнь.» А пока я офисный планктон, жизнь моя ломаного гроша не стоит. Потому что я не хочу так жить. Хочу быть творцом, хочу созидать, хочу признания, денег… Следом произошло обособление от остальных. Я - не такой. У меня мечта. Нет,- цель! Цель, которая являлась лишь источником напряжения, потому что я ровно ничего не делал для того, чтобы её достичь. Наряду с этим я адски уставал на работе. Моя жизнь отнимала у меня все силы. Так, что даже если и выдавался свободный день-два, я просто лежал и смотрел в потолок. Выходные были моим самым нелюбимым временем. Потому что я нос к носу сталкивался с возможностью попробовать на вкус эту другую жизнь, но этого не делал. Не было сил. Так проходили годы. Я ненавидел свою работу, а еще больше ненавидел время вне работы. Потому что в офисе я был занят, а также чётко видел перед собой то, что можно винить в своем эмоциональном состоянии. И самое забавное - на работе я хотел домой. Я считал часы до конца рабочего дня и пулей выбегал из офиса самый первый, пока мои коллеги только начинали потягиваться в своих рабочих креслах и переговариваться о том, куда можно забежать поужинать вместе. Я в одиночестве возвращался домой и меня накрывало волной отчаяния, которое я плохо осознавал, списывая на истощенность от работы. Я просто кутался в одеяло и смотрел сериалы. Когда в мою голову закрадывалась мысль - открыть тетрадь с рукописями и написать пару абзацев, - я сразу придумывал тысячу причин, почему не стоит. В основном, связанных с усталостью и злой долей офисного трудяги. Дело было отчасти и в усталости - бесспорно, но главная причина была в другом.
Моё «дело жизни» превратилось в концепцию. В антоним той жизни, которой я живу. Есть этот мир, где я - несчастный тридцатилетний одинокий мужик с осточертевшей работой, двумя кредитами и дырой в сердце. А есть иной мир. Такой, где я просыпаюсь с улыбкой на лице, завариваю ароматный кофе, тут же хватаю рукописи и перечитываю то, что написал ночью. Потом - открываю соцсети, читаю восторженные отзывы читателей на мой свежеизданный сборник рассказов. На аромат кофе приходит моя милая жена, - мой главный фанат, мы с ней обсуждаем идею о развязке, родившуюся у меня в голове этой ночью, когда она еще сладко спала… Ах, да, забыл. И всё это происходит в нашем фамильной усадьбе на горе. В окно кухни проникают солнечные лучи, и нас обдаёт морским бризом. Да-да, потому что рядом море.
Иными словами, написание книги в моей голове являлось лекарством от всех болезней. А также - недостижимым идеалом. Потому что это действие относится к тому миру. А я - в этом. Это тонкое чувство недостаточности себя, которое очень сложно обличить в слова. Если другие люди ждут, когда наступит «что-то», для того, чтобы наконец начать жить ради себя, то я…не ждал ничего. Я просто считал себя не вписывающимся в ту жизнь, о которой грежу. Не недостойным, а именно не вписывающимся. Ну и не стоит забывать, что это сравнение происходило неосознанно. Сознательно я просто объяснял себе то, что ничего не делаю, тем, что очень устал. Казалось бы, логичное действие, которое всё решит, - бросить работу. В отпуск уйти и сесть писать. И я каждый раз клялся себе, что в отпуск сяду и буду писать с первого до последнего дня. Но этого не происходило. Я просто смотрел на тетрадку на своём столе и тихо её ненавидел. И себя. Я просто не мог проассоциировать себя с кем-то кроме того неудачника, что сидит в трусах на кровати и пялится в стол. Тот я с кружкой ароматного кофе из иного мира конечно же сел бы писать. Это ведь для него так органично, к тому же, он знает, что его труд очень ценят. Ему даже не надо придумывать, зачем садиться писать. Конечно, чтобы в конце концов еще больше людей написало о том, как в их сердцах зажегся огонь после прочтения его книги и как они благодарны! И чтобы жена повисла у него на плечах, а на ее щеке повисла слеза. Чтобы только что дочитанная книга упала из её рук и она прошептала «Это прекрасно…». И он бы ответил «Но не так, как ты!». Но я - не он. Я из другого мира. Тут так не принято. В моем мире не приняты такие сцены. В моём мире можно только приходить после 12 часов в офисе в пустую тихую квартиру. Идти на кухню и мыть посуду, оставшуюся со вчерашнего ужина. Есть в одиночестве, обязательно включив на фон подкаст. А если посмотреть в экран моего телефона, не получится увидеть уведомлений от людей, выражающих благодарность или…хоть каких-то уведомлений. Никаких сердечек от жены, потому что нет никакой жены. Заглянув в мой телефон, можно увидеть лишь разбитый экран. Такой же, как и я.
Я понимал, но не хотел признаваться, что ни работа, ни одиночество, ни люди, которые отчего-то совсем не принимали меня в свой круг, ничто не виновато в том, что я отказываю себе в той жизни, которую хочу. Отказываю себе встать на путь и идти по нему к этой жизни шаг за шагом. Эта мысль догоняла меня, но я был быстрее. Быстрее включал приставку и уходил с головой в видеоигры, быстрее допивал первую банку и открывал вторую, быстрее засыпал. Но как-то раз эта мысль всё же догнала меня. В экране разбитого телефона я увидел своё отражение. Тетрадка полетела в стену. Я написал сообщение директору о том, что больше не приду. Что странно, он даже не закатил скандал и не попросил отработать две недели. Я подъехал в офис, мы расправились с бумагами, мне перевели зарплату и отпускные, и я вышел из многоэтажного здания в этот мир. Нет, я не чувствовал облегчения, - только ужас. Больше не было никого, кроме меня, кто мог бы сойти на роль козла отпущения. Я шел по парку и не понимал, что происходит. И зачем. Сел на скамейку и начал рыдать. Уткнулся лицом в портфель, лежащий на коленях, и рыдал. Ко мне кто-то подошёл и тыкнул в плечо. Я поднял заплаканное лицо. Это был парень лет 17, он протягивал мне мороженное. «-Не убивайся, братишка! Не знаю, что у тебя там, но оно того не стоит. Жизнь - океан. Бывает и шторм и штиль. Но океан есть океан. Ему можно! Он от этого ничем другим не станет.» Я успел лишь промямлить смущенное «Спасибо…», но его тут же кто-то окликнул, и он двинулся в сторону компании скейтеров, виртуозно запрыгивая на доску на ходу. На икре у него был набит маяк. В олдскульном стиле. Я когда-то тоже такие татушки любил. Раскрыл мороженое, начал есть, шмыгая носом. В голове что-то щёлкнуло и паззл начал складываться. Вчера за ужином я наткнулся на видео, в котором какой-то дедуля рассказывал о жизни и работе на маяке. Об отшельничестве и о том, как это повлияло на его творчество. Он был художником.
Через час я уже ехал на собеседование. Меня легко приняли, оформили и уже через неделю я был тут. Также сидел на камне у воды и пил кофе из термоса. В полном непонимании, что происходит с моей жизнью. Но уже ощущал лёгкость при этом. Связи тут нет, поэтому я полностью предоставлен самому себе. Есть богатая библиотека и моя собственная, потихоньку пишущаяся книга. Точка входа в тот «иной» мир была на поверхности. Я просто вырвался из привычной картинки. Одиночество в приевшейся известности и одиночество в неизвестности ощущаются абсолютно по-разному. Да и сам я стал ощущаться по-другому. В новых условиях я стал раскрываться по-новому. Не было ничего, что позволило бы мне проявить старые паттерны поведения. Изменилось буквально все. Режим сна, отсутствие людей, суровый дикий климат, невозможность выйти в интернет… Это всё стёрло старого меня, образ которого существовал лишь за счёт «тюрьмы» моей жизни. Люди, которых я взаимно не любил, сейчас далеко, поэтому я не могу быть более тем изгоем общества, каким ощущал себя годами. Чтобы быть изгоем общества, нужно общество. Бесцельное времяпровождение, позднее вставание сменились ранними подъемами и каждодневным выполнением обязанностей смотрителя маяка. Телефона у меня просто на просто нет. Точнее, есть кнопочный, на всякий случай, для связи. Свой я выкинул. Больше никакого разбитого экрана, в котором не отображаются уведомления. Потому что и экрана никакого нет. Моей жизни больше нет. А я - остался. Остался на распутье, выкинутый из автобуса, в котором так долго ездил по кругу. Открывшаяся мне простая истина, что я всё еще жив, а значит, я не тот жалкий мужик в трусах, сверлящий глазами бедную тетрадь, создала некую пустоту. Недосказанность. Я будто перестал понимать что-либо о своем бытие. Раньше всё было известно - я несчастен, моя жизнь - день сурка. А сейчас я сижу на камне и смотрю на Тихий океан. Шторм успокоился, и сквозь растворяющиеся тучи начинает проглядывать солнце. Его лучи бьют в круглое окно моего маяка, прямо на стол, на котором лежат тетради с рукописями. Аромат кофе смешивается с запахом моря, доносимым лёгким бризом. Я усмехнулся. Всё почти так, как я себе представлял. Дом у моря, кофе и рукописи. Тот мир, который казался мне несуществующим, незаметно и тихо-тихо подкрался ко мне и заключил в свои объятия. Конечно, женщину и славу пока завоевать не получилось…Впрочем, я пока и не пытался. Оказалось, что не страшно найти себя лишь на определенном этапе пути, а не в конечной его точке. Страшно - топтаться в самом его начале годами не позволять себе начать его. Конечная точка пути далеко не всегда видна на горизонте. Но любой путь имеет начало и конец. И начало и конец начинают своё существование в момент, когда ты делаешь первый шаг. Дорого строится под ногами идущего.