часть 2. 1000 и 1 фраза - Я привыкну
Каменный дом в два этажа снаружи выглядел вполне городским и стоял на улице Советской. Но попасть в квартиру не удалось, так как учительница, которая там жила должна была приехать на следующий день.
На следующий день мы перенесли вещи. Учительница физики, молодая девушка Валентина красила оконные рамы. Она показала мне кровать, полку для книг и передала мне ключ. И я поехала провожать тётю в Новосибирск. Не задерживаясь в городе, я вернулась в Болотное.
Квартирка была маленькой. Спаленка с двумя окнами, между которыми стояла моя кровать. Я подумала, надо будет щели заткнуть, как бы не дуло с окна. Валя стала вешать занавески. При этом предупредила, что они её собственность. Её так её, я вроде и не думала претендовала как-то на них. Я спокойно отнеслась к её словам, но заметила, что окно у моей кровати осталось без занавески. Однако, мысли мои были заняты совершенно другим. Куда пальто и одежду вешать? Возле Валиной кровати стоял узкий шкаф, очень похожий на те шкафы, что стояли в Интернате в комнатах. Валя несколько раз его открывала, складывала свои вещи. Было там и отделение, где висела одежда. Я без слов поняла, что мне демонстрируют свою собственность. На стене своей кровати я обнаружила толстый гвоздь, который меня порадовал. Я вспомнила о целлофановом пакете, который я приобрела в бакинском ЦУМе, в отделе спорттовары. Вынув его из чемодана, я разровняла этот пакет, оторвала бирку, на которой было написано «походный шкаф», проверила молнию – шкаф был готов. Осталось вдеть вешалку и зацепить его на торчащий в стене гвоздь. Я разместила в нем пальто и костюмы. Немного пришлось отодвинуть кровать. Недовольное выражение Валентины, осталось без моего внимания. Я сделала вид, что не заметила. Чемоданы я разместила под кровать. На полку, которую мне выделили, положила книжки и тетради. Откровенно говоря, книжный шкаф был достаточно большим, но, возможно и шкаф был собственностью Валентины, хотя такие шкафы я тоже видела в комнатах Интерната. Я разумеется ничего не сказала, не попросила вторую полку у Валентины. Одна так одна. И на этом спасибо. Подоконники были широкими, я остальные книги поставила на тот, что возле моего окна.
Во второй комнате тоже было окно, возле которого стоял стол с тумбой, выкрашенный в голубой цвет. Напротив окна огромная русская печь. По углам стояли два стула и высокая табуретка. Я решила спросить Валю, какой стул ей принадлежит. Я, конечно, не так спросила, но хотелось, ах, как хотелось. Я спросила по-другому: «Ты к какому стулу привыкла?» И тут же подумала о себе: «Тоже мне дипломатка». В квартирке в углу стоял газовый баллон, соединенный с двухкомфорочной плиткой. Поначалу было страшно открывать вентиль, он так неприятно шипел. Валя объяснила, что раз в месяц приезжает машина и надо спустить пустой баллон и сдать шоферу, получив полный и тащить его в квартиру на второй этаж. Валентина и тут объявила, что делать будем по очереди. Разумеется, моя очередь наступила сразу. Эта информация меня совсем не обрадовала. Достаточно было взглянуть на баллон, чтобы понять, насколько он тяжел. Одно хорошо, что газ ещё был в баллоне.
Так называемая ванная комната, узкая и не обустроенная, без дверей выглядела по сиротски. Вместо ванны стояли два узких стола с ржавыми ведрами и тазами и повсюду валялись резиновые сапоги с прошлогодней грязью. Широкий умывальник имел слив, но тоже был покрыт ржавчиной. Вода шла цвета йода. Эту воду набирали в ведра и оставляли на сутки. Ржавчина оседала, и четверть ведра можно было использовать и помыть посуду или пол. Я имела глупость как- то помыть голову, может поэтому очень скоро по утрам я собирала свои волосы с подушки. Было ужасно видеть такое мощное выпадение собственных волос.
Выяснилось, что воду надо набирать на улице, где стоял качок. «Хорошо, что не колодец, а качок»,- мелькнула мысль, но радости не было никакой. Унитаза в квартире не было, только труба торчала возле двери. «Мы на двор ходим»,- сообщила Валя, когда я спросила её, что это за отверстие. «А зимой, в мороз тоже на двор?»- хотела я спросить, но что-то удержало меня. Я решила, что мне не стоит показывать свои страхи и волнения этой девушке. Я взяла ведро и пошла набирать воды. Спустилась во двор. Вначале нашла в глубине сада туалет- будку с огромной дырой, толстыми зелеными жужжащими мухами и вонью. Потом пошла на улицу. С качком я справилась достаточно быстро, принесла воду. «Сколько же ведер надо натаскать, чтобы постирать или помыть голову?»- поднимаясь с тяжелым ведром, стараясь не расплескать воду, думала я. Заболела спина, хотелось реветь от всего, что я узнала. Но надо было держаться и не показывать свое разочарование и волнение этой девице, которая следила за каждым моим шагом.
Вскипятив воду в большом зеленном чайнике, мы сели пить чай. Валя рассыпала сушки прямо на стол, из банки налила совершенно черную, холодную старую заварку. Мне расхотелось пить. Валя налила мне чай, который я потом незаметно вылила в раковину. А пока сославшись на то, что чай горячий, я занялась своими вещами, размышляя о том, что заметила. «Человек, с которым мне предстоит жить, прожил тут два года, а чай заваривал в пол-литровой банке. Посуды почти не было. Все те же граненые стаканы, алюминиевые ложки, похоже из школьной столовой. А в универмаге я приметила симпатичный не дорогой чайный сервиз. «Надо будет купить». Не ушло от моего внимания и то, как ловко Валя заносит ведра с водой на второй этаж, дома бегает босая по крашеному полу, задрав юбку, шлепая по воде, моет пол руками. Я же видела такое только в кинофильмах.
Валя в свою очередь тоже наблюдала за мной, и выражение её лица было далеко не дружелюбное. Не упускала случае, чтобы показать некое свое превосходство. Чтобы избегать очередной насмешки, я мыла пол, когда её не было. Я попросила трудовика в школе сделать мне швабру, при виде которой Валентина расфыркалась. Короче, все в ней говорило, что она в естественном окружении, а я в её глазах - изнеженная девочка.
Как-то перед сном она разговорилась и рассказала мне о себе, что родом она из какого-то села, я не запомнила название, училась в Орле, тут уже третий год работает, что есть жених из местных, путеец. Они поженятся скоро и будут тут жить. Я никак не отреагировала на эту информацию. До меня жили с ней дочь директора и англичанка из Новосибирска. Дочь директора уехала в Набережные Челны, а англичанка сбежала. Со мной Валя вела себя просто, но что-то в ней меня настораживало и было неуютно. У меня постепенно сложилось мнение о ней: большая насмешница, считает себя как физика «пупом школы», что иностранцы, для неё городские крали, последняя вообще гулящей была. К Вале часто заходила соседка, химичка, и они на пару «чесали языками». Мне это не нравилось. Я не участвовала в их разговорах, и это тоже раздражало Валентину. Обычно я проверяла тетрадки или наглядность готовила, а чаще уходила к соседке пенсионерке, Нине Николаевне. Интуиция подсказывала, что за дверями мои кости промываются. Для меня был один выход - держаться на расстоянии, ровно со всеми, не сближаясь. Впрочем, дел было столько, что времени не оставалось на пустые разговоры.
Первое сентября 1973 года.
Первого сентября был выходной. Валя с утра ушла куда-то, оставив мне записку, чтобы я покрасила окно в столовой, объяснив, что сама она еще весной покрасила полы и два окна в спальне. Меня начинала раздражать её манера указывать мне то на одно, то на другое, что было и без пояснений ясно. Я покрасила рамы, потом, не решившись открывать газ и согреть воду, чтобы попить чай, пошла на вокзал, купила себе пельмени и стакан какао в привокзальной столовой. Ни то, ни другое мне не понравилось, но… проглотила.
По дороге домой я купила бутылку кефира и шанежки. Это традиционные сибирские булочки очень вкусные. В квартире сильно пахло краской. Вскоре появилась Валя и предложила сходить в баню.
В бане, надев любимые шамбалы (резиновые тапочки), которые всегда носила в Сочи на пляже, я пошла сразу под душ. Валя, покосившись на мою обувь, сказала мне, что вначале надо взять шайку (это неглубокий железный таз с двумя ручками), набрать из крана холодную и горячую воду и помыться, а потом под душ идти. Я не сказала, что брезгую пользоваться общественным тазом и сидением на каменных приспособлениях, просто улыбнулась и заметила, что народу в зале нет, душ свободен, так что я помоюсь так, как мне привычно. И добавила, что если бы тут была белоснежная ванна с лепестками роз, я и тогда бы не влезла в неё. Поняла она меня или нет, мне было все равно, я пошла под душ. Лезть в парилку я тоже отказалась. Я уже была знакома с банькой по - черному. Чуть не задохнулась я тогда у завхоза в баньке с непривычки. Так что Валя отправилась париться в одиночестве. Вышла она оттуда вся мраморно-розовая. Я ею залюбовалась. Если бы не широкие плечи, крупные ступни и ладони - вполне была бы похожа на греческую статую.
По дороге домой мы зашли к коллеге, которая приметила нас из своего окна и позвала к себе. Она угостила нас холодным березовым соком. Вначале я отказалась, но меня уговорили, сказав, что не опасно после бани пить такой холодный напиток. Я выпила. Все обошлось. Горло не заболело. А сок березовый был сказочно вкусным. Хозяйка поинтересовалась, что в моих краях пьют после бани. Я сказала, что пьем чай с кизиловым вареньем. Тогда последовал вопрос, а кизил - это что? И так слово за слово, вопрос за вопросом, и мы посидели в гостях часа три. Хозяйка незаметно накрыла на стол, и вот она уже угощает нас горячим супом и пирожками. И все расспрашивает откуда я, и как я к ним в Сибирь попала. Ушли мы под вечер, сытые, довольные и, развесив мокрое белье, которое постирали в бане, воспользовавшись отсутствием людей, уснули разом.
Про будильник никто не вспомнил, поэтому на утро первой вскочила Валентина, услышав стук в дверь. Это Светлана стучала. Бегая, как слон по квартире и собирая сумку, Валя растолкала меня. Кое-как одевшись, мы подхватили сумки и бегом два километра с хвостиком до школы. Влетели в школу буквально за минуту до звонка. Валя понеслась на второй этаж в свой кабинет физики, я кинулась налево в конец коридора. В дверях стояли ученики 7б. «Хоть бы звонок зазвенел после того, как я войду в класс»,- подумала я и, буквально как ветер, влетела в кабинет. Тут зазвенел школьный звонок. Это был звонок на первый мой уже совершенно самостоятельный урок в
Мои первые голубоглазые, кареглазые.
Дети стояли у своих парт и улыбались. «Какие хорошенькие мои сибиряки!» - подумала я. Позже, разглядев всех учеников в других классах, пришла к выводу: «Мои голубоглазые и кареглазые самые красивые».
Уроки первой смены пролетели как один. Я совершенно не волновалась в тот самый первый день в школе. На душе было так хорошо. Отогрелась я в улыбках детских глаз и забыла о неустроенности моего быта. Старшеклассники, которые достались мне, в первый же день назвали меня «Рюмочкой». Я даже не поняла, отчего и почему? Коллеги сами доложили и радостно объяснили, что у меня такая фигурка. Мне осталось только облегченно вздохнуть, по крайней мере, такое сравнение звучало ласково. И на том спасибо. А коллеги стали звать по отчеству.
- Надо же! Как ты сразу вписалась, - заметила Валентина,- я тут третий год, а меня так не называют. Это знак уважения, ты хоть знаешь об этом?
- Теперь знаю. Спасибо, объяснила, - ответила я, как можно глубже скрывая нарастающую неприязнь к этой воображуле. Так я её про себя прозвала.
После уроков молодых учителей вызвали в администрацию. Нас было двое, прибывших в тот год в школу №2: я и математик Людмила Курочкина. Мы сидели в большом зале. Начальство выступило с поздравлением. Потом к нам подошел какой-то журналист из местной газеты «Путь Ильича», сфотографировал нас с Людмилой. Нам вручили красные гвоздики. Терпеть не могу гвоздики. Журналист суетился, донимал нас, расспрашивая о первом дне, о первом уроке, о волнении, о планах. Наши ответы ему не пришлись по вкусу, Он сам сочинил статью о тревогах и радостях, о творческих планах «сибирячки и армянки». Так что стала я известной личностью в поселке городского типа. Вскоре вышла эта газета, и один экземпляр я оставила себе на память. А в школе в каждом классе дети показывали мне эту газету и сообщали, что они читали обо мне статью.
Мой 7б на переменах сопровождал меня в учительскую и назад в класс, рискуя опоздать на свой урок в другом конце школы. Школа была самой большой трехэтажной в Болотном. «Это наша классная»,- говорили они в коридорах на переменах другим детям, отодвигая от меня остальных. Это было так забавно.
Будни.
Начались будни. Уходила рано, два километра с хвостиком шла под звездами, бледнеющими на глазах, уступающими утренним лучам солнца, и возвращалась под этими же звездами. Только вечером звезды на небе ярко сияли над головой. Иногда казалось, подниму руку и дотронусь до звезды. В городе такое не увидишь. Утром можно было идти по трассе, машин не было. Только там я почувствовала, как приятно идти по асфальтированной дороге. А когда наступила зима, а зима там ранняя и долгая, почти девять месяцев, тогда шла в валенках все те же два километра с хвостиком.
Зима 1973 выдалась суровой, -40 и более, так что можно сказать я не шла, а бежала.Южанка, что с нее возьмешь. Лисья шапка с длинными хвостами пришлась как нельзя к месту. Хорошо, что я послушалась родительницу своего ученика и заказала ей сшить мне лисью шапку Мех мы с ней выбирали долго и в итоге остановились на рыжей лисе. Мне не хотелось иметь длинные хвосты, но сибирячка убедила, что хвосты обязательно нужны. Этими хвостами в морозную зиму я закрывала лицо, оставляя глаза. Впрочем, и глаза- то почти были закрыты. Все замерзало и густые, длинные ресницы, и пушистый мех. В раздевалке школы я стояла несколько минут прежде, чем заледенелые ресницы и мех растают, и только потом развязывала хвосты. Сколько я на себя всего надевала под пальто! Каждый раз радовалась, что уступила маме, когда у портного согласилась не шить зимнее пальто по талии.
В школу я приходила первой, чтобы в раздевалке никто не видел, сколько я с себя снимаю одежды. В самой школе хорошо топили, и я оставалась весь день в тонких капроновых колготках, в туфельках своих любимых, французских, вишневых на высоком каблучке. Мои красные, польские сапожки, которые я приобрела на блошином рынке в Пятигорске, потрескались на морозе. Я понимала, что через месяц я замерзну в них. Жена директора увидела меня в этих сапожках и повела меня к знакомым, которые и подобрали мне валенки. Ах, как тепло стало моим ножкам. Учитель немецкого, сосед с первого этажа показал мне, как правильно передвигаться в валенках по снегу. Вначале было смешно, но скоро я поняла насколько он прав. Теперь я куда быстрее передвигалась по снегу. А осенью и весной у дверей школы стояли тазы с водой и щетки. Прежде чем войти в школу, все смывали грязь с резиновых сапог. В этот период приходилось надевать двое теплых носок в резиновые сапоги.
Я начинаю привыкать.
Но пока на дворе золотая осень. Начало учебного года. Сделалась я классным руководителем, как говорили в школе, шумного, недисциплинированного, плохо успевающего класса. До меня у них тоже была англичанка. Детям вообще- то не везло, так как каждый год, начиная с первого класса, у них был новый классный руководитель. Слухи доходили, что мне «не позавидуешь с классом». А для меня они были первые в моей жизни ученики, мальчики и девочки, от которых исходила теплота.
И начался у меня период привыкания: к расписанию дня, к работе с детьми вне уроков, к общению с другими предметниками и вообще с коллегами, и даже к еде в школьной столовой. Очень сложно было привыкнуть к еде в столовой. Часто мутило от соуса, цвета земли после дождя и никак не могла привыкнуть к солянке. Плавающие ломтики огурца меня просто шокировали. После приема пищи болел желудок. И те полчаса, что были у меня между первой и второй смены, я проводила, корчась от боли в туалете. Крепчайший сладкий чай в граненых стаканах тоже вызывал неприятные ощущения. Я просила наливать мне только кипяток и ни кусочка сахара, а пюре или макароны просила не поливать мясной подливой. Все время твердила себе, что я привыкну, выхода ведь нет.
Ежедневно с первого урока до последнего во второй смене, то есть до шести вечера я в школе. Да, я и тут должна была привыкнуть и твердила себе 1000 раз, а возможно и чаще: «Я привыкну!».
В октябре по выходным к нам стал захаживать путеец В.Д. Валин жених. Она звала его Дроном. Веселый парень, влюбленный в Валю, как говорится «по уши». Она это понимала и уже им командовала. Иногда мне казалось, что она перебарщивала, но я не вмешивалась. По воскресным дням я старалась оставлять их одних и уезжала в Новосибирск. Я скучала по городу.
Как-то Дрон привел с собой друга. Валя засуетилась, быстро сварила пельмени. Накрывая на стол, шепнула мне, чтобы я пригляделась к другу. Мне не только «приглядываться» не хотелось, мне просто хотелось уйти. На стол собрали быстро в четыре руки. И вдруг я увидела бутылку водки, от одного вида мне стало уже не по себе. Разговор не клеился. Дрон много говорил и шутил, Валя дико хохотала, а я и этот друг сидели молча. Не помню, как, но в какой-то момент я тихонечко вышла. Постучалась к соседке, попросив разрешения войти. Сказала, что у Вали гости, а мне там как-то не очень комфортно торчать.
Нина Николаевна, заслуженная учительница химии на пенсии, была рада моему приходу. Она предложила посмотреть телепередачу. Шел концерт М. Магомаева. У нее снимала комнату студентка педучилища из Новосибирска. По субботам девушка уезжала домой. Мы прекрасно провели вечер у телевизора: Нина Николаевна вязала, особо с вопросами не лезла, так как я с увлечением слушала Муслима. На самом деле я не была поклонницей Магомаева. Это был способ просто остаться наедине с собой и со своими тревогами. Мне казалось, что все складывается не так удачно. Впереди- сибирская зима. Условия жизни, мягко говоря, не очень. Поговаривают, что после свадьбы Валентины, мне придется освободить эту квартиру. И куда я уйду?- тоскливо думала я., но никого об этом не спрашивала.
Когда я вернулась, Валя была одна. Она недовольно посмотрела на меня и фыркнула: «Чего ушла, брезгуешь что ли?»
Я прошла в спальню, сказав, что если хотели познакомить меня, надо было, прежде всего, спросить меня, надо ли мне это. И легла спать. Уснуть не удавалось, в квартире стоял сильный запах спиртного, и я вспомнила тот вечер и банкет по поводу Дня учителя вначале октября.
Пьем до дна за честный советский труд!
Это был субботний день. Сразу после субботника, на котором весь коллектив убирал мусор вокруг новой школы, мы с Валей пошли купаться в баню. Времени перекусить у нас, разумеется, не было. Мы пришли голодными на празднование Дня учителя. Столы были накрыты в зале школьной столовой. Кто-то вносил стулья, кто-то уже усаживался за стол. Я заглянула в кухню. Оттуда шел такой вкусный запах! Там скворчали котлетки на больших черных сковородах. Повариха, приветливо улыбнувшись мне, подозвала меня и, положив две толстые пышные румяные котлетки и толстый кусок хлеба, в приказном порядке, велела: «Съешь, давай». Я отказывалась, хотя есть ужасно хотелось. Но она настояла. Ничего не подозревая, я буквально проглотила эти ароматные, пышные котлеты. Облизывая пальчики, похвалила повариху. «Вот и молодец, а теперь иди туда и садись», - сказала она. Я не придала этим словам значения и пошла в зал.
В огромном светлом зале нарядные, веселые коллеги уже сидели за столами. Встал директор, сказал речь и произнес тост за честный советский труд. Для меня все было впервые. Я смотрела на всех широко раскрытыми глазами, улыбаясь и радуясь. Первый праздник День учителя с коллективом. Вдруг напротив сидящая учительница стала мне делать какие-то знаки. А рядом со мной Валя тихо произнесла: «Ну, началось». Я подумала, что начался вечер. Стаканы заполнили, кто -то потянулся за едой. Мне так хотелось пить, во рту все пересохло после жирных котлет. «Где же тут минералка или лимонад?»- подумала я и опять увидела, что мне делают какие-то знаки. Поняла. Обернулась. Вижу, директор идет прямо ко мне. В руках у него стакан с белой жидкостью. Широко улыбаясь, он предлагает выпить с ним за честный труд. Кто-то всунул мне стакан, доверху наполненный водой. Я встала. Мы чокнулись стаканами.
- Ну, кавкаженка, пьем до дна, - сказал директор.
- Пей до дна, пей до дна,- поддержал его хор коллег. Я осушила свой стакан залпом. Все стали хлопать, кто-то крикнул: «Ай да кавкаженка! Уважила!» Директор все с той же улыбкой, я бы сказала, хитрой, колючей улыбкой, опустошил стакан, крякнул довольно громко, таким образом, выказав свое удовольствие, и пошел в другой конец комнаты. Я плюхнулась на стул и почувствовала, что внутри меня всё пылает и с каждой минутой всё сильнее и сильнее. Я схватила соленую капусту и тут, напротив сидящая учительница, вдруг оказались на потолке, и стала двоиться. Я повернулась к Вале и тихо сказала: «Валя, мне как-то не по себе». Я пыталась заглянуть ей в лицо, но лицо её странным образом запрыгало перед глазами и расплылось. Я услышала чей-то голос: «Уведи её. Уведи, Валюша».
- Вставай, пошли, - сказала Валя мне, и мы вышли.
- Ну, что, сама дойдешь? - на улице недовольно спросила Валя.
- Дойду,- медленно ответила я и пошатнулась. Нога моя поднялась помимо моей воли и никак не могла приземлиться.
- Что происходит?
- Что, что?- сердито передразнила меня Валя,- идем уж, проведу тебя до дома.
Мы пошли домой. Валя впереди, я за ней. Валя торопилась, я старалась идти прямо, но меня сносило то в одну сторону, то в другую. Валя оглянулась и увидела меня, безнадежно отставшей от неё. Она вернулась, крепко схватила меня под руку и повела, а точнее потащила. Мои ноги меня не слушались. Я уже плохо разбирала дорогу. Внутри меня все горело. С трудом выговорила:
- Мне плохо. Горю. Скорую.
- Уже дошли, сейчас дам выпить.
- Не надо пи-и--ить,- заскулила я, - Вызови скорую.
На лестничной клетке я чуть не упала, в это время дверь открылась, и я зацепилась за неё. Появилась голова Нины Николаевны.
- Он в своем духе,- сказала она, покачав головой.
- Кто он? Какой дух?- пыталась я выяснить, при этом никак не могла перешагнуть порог комнаты.
- Посмотрите на неё, она еще тут вопросы задает, - зарычала Валя и резко втолкнула меня в комнату. Я помню, что буквально полетела как перышко и оказалась в кровати. Через минуту Валя стояла передо мной с тазом и чайником. Не поняв к чему таз и чайник, я потеряла её из виду. В глазах потемнело, потом всё завертелось: пол, потолок, стены… и Валя с чайником и тазом. Я попыталась встать и упала.
- Я умираю, - с трудом сложила я эти два слова и потеряла сознание, рухнув на пол. Пришла я в себя, совершенно мокрой на полу. Это Валя окатила меня холодной водой. Первое, что я услышала от неё, была фраза: «Какого черта ты улеглась! Не пила что ли никогда?!» Валя провозилась со мной какое-то время. Она знала, как помочь, и вскоре я успокоилась, задышала и уснула.
На следующий день, Валя мне все объяснила. Оказывается, директор так шутил. Сразу скажу, я была рада, что Валя, правда, по настоянию коллеги, увела меня домой ещё тогда, когда я держалась относительно твердо на ногах. И, конечно, я ей была благодарна и за то, что она оказала мне помощь. Валя рассказывала мне о таких посиделках по праздникам и удивлялась: «Ты, что водку никогда не пила?»
Так, я оказалась одной из тех молодых, новеньких учителей коллектива, над которыми директор проделывал, как ему казалось, веселую шутку. Требовал выпить стакан водки за честный советский труд. А потом смаковал при виде как молодой человек валяется под столом. Кто-то ржал с ним над бедолагой, кто-то делал вид, что веселится. Думаю, та учительница, вовремя попросившая меня увести, была далеко не в восторге от его затеи. Позже я узнала, это была учительница русского и литературы, мама моего ученика Шушунова Андрюши, самого красивого, доброго мальчика, большого романтика.
Она-с не приучены, им вино-с подавай.
Все воскресенье я валялась в кровати, меня все время мутило, голова трещала. На душе было мерзопакостно. Зашла соседка Светлана Васильевна, учитель химии, подруга Вали. Она принесла соленую жидкость, рассол, и велела мне выпить. «Вот, опохмелись»,- сказала она, весело поглядывая на мои муки. И они долго перемывали кости коллег. Чего я только не услышала. Если коротко, так это то, что праздник удался, все напились. Драки не было, все же учителя, ни какие-нибудь черно-рабочие. Но, пару синяков кто-то все же получил, а кое-кто удалился не со своим мужем. Я лежала и ужасалась. Как же они завтра друг другу будут смотреть в глаза. Одно грело душу, что не доставила я им удовольствие увидеть меня в безобразном состоянии там, в зале школьной столовой на праздновании Дня учителя. Валя все успокаивала меня тем, что и она была в такой ситуации, и всё хохотала, хохотала. «Видела бы ты в каком состоянии был наш молодой учитель истории, когда приехал в прошлом году. Он просто хрюкал, ползая под столами»,- вспоминала Валя и звонко смеялась вместе с подругой. Я не разделяла её веселье. А позже, в школе учителя тоже обменивались мнениями и рассказывали, как они провели вечер, кто сколько выпил, кто как упал, кто с кем и т.д. и т.п. Конечно, Валя не могла не растрезвонить каково мне было. «Да так, ничего особенного, вначале Скорую просила, а потом вообще сознание потеряла. Они-с не приучены, им вино-с подавай»,- изощрялась, как могла Валентин. Увидев меня в дверях учительской, она тут же прекратила свою речь. Коллеги молчали. Я взяла журнал и вышла. В учительскую заходила редко, все больше в классе со своими ребятами была, тем более, что и они бегали ко мне на каждой перемене. Вот отчего, увидев бутылки водки, я вся передернулась и постаралась выйти из квартиры, оставив Валю, её жениха и их друга гулять без меня.
Чаще всего я заходила к соседке, живущей справа, одинокой Нине Николаевне. Иногда меня приглашала мама Светланы Васильевны и угощала пирожками. Я научилась у неё готовить картошку, начиненную грибами со сметанным соусом. Надо сказать, что в доме у всех были все удобства, и только наша с Валей квартира была в таком диком состоянии. В неё подселяли приезжающих одиноких молодых специалистов, которые более года не задерживались. Валя была исключением. И она очень рассчитывала получить эту квартиру после свадьбы.
Свидетельство о публикации №224111501075