Каменный скиф

Виктор ФИЛИППОВ

«Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих»
                Евангелие от Иоанна (глава 15, стих 13)


Пролог

Телефонный звонок. Это археолог Борис Мамчиц из областного историко-краеведческого музея:

- Ваня, привет! Мы тут уникального скифа раскопали! Ты сильно удивишься!

На территории области около тысячи скифских курганов. И музейные археологи
каждое лето их раскапывают.

- Чему сильно удивлюсь? – поинтересовался Лютаев.

Пауза. И - Мамчиц:

- Ты приходи. Очень нужно.

- Уже лечу!..

Впрочем, лечу - это сильно сказано. От редакции до музея всего-то два квартала.
В кабинете отдела археологии, кроме Бориса, за столом в дальнем от двери углу сидел парень лет двадцати трёх - худой, белобрысый, лупоглазый. Он что-то пристально высматривал на экране своего смартфона.

- Алексей, извините, нам с другом надо поговорить, - обратился к нему Мамчиц.

Парень оставил смартфон на своём столе и вышел из кабинета. Лютаев ожидал увидеть у Бориса, как это бывало раньше, найденные в кургане артефакты. Но его стол был пустым. Если не считать чистого листа писчей бумаги. Под листом угадывалось что-то небольшое и плоское…

Защитник

Иван и Борис выросли в одном дворе, учились в одной школе, но долго были просто знакомыми. А подружились только в десятом классе, и вот при каких обстоятельствах.

Как-то в октябре, идя после уроков домой, Иван за углом школы увидел трёх парней, которые прижали к стене Бориса. Один поигрывал ножом, второй обшаривал его карманы, а третий, стоя к ним вполоборота, зыркал по сторонам.

В школе поговаривали, что какие-то подонки грабят учеников. Но Иван не придавал этому слуху значения, потому что никого не боялся. С девяти лет он занимался боксом.

Атлетически сложенный Иван был скор на решение и действие. Заорать на подонков, броситься к ним с кулаками… Нельзя: могут от злости или с испугу ткнуть ножом Бориса. Тут надо действовать молча и неожиданно для них.

Иван снял с плеча рюкзак, взял его в левую руку и пошёл прямо на грабителей.

- Куда прёшь! – оскалился стоящий «на стрёме».

- Добычу несу, - Иван ткнул ему в руки рюкзак: - Держи. Здесь добыча.

- Чего? Какая до…

Не договорил. Удар в челюсть сбил его с ног. Тот, что шарил у Бориса по карманам, шагнул к Ивану, и тут же от сильного толчка двумя руками в голову упал спиной на подельника с ножом. Подельник плашмя рухнул на асфальт. Нож отлетел к ногам Бориса. Двое лежали неподвижно, а шаривший по карманам начал подниматься, но Иван добил его ударом ноги в пах. Схватил нож, свой рюкзак и за руку потащил остолбеневшего Бориса:

- Шевелись! Бегом! Бегом!

Выбежали со школьного двора и на улице пошли шагом. Бориса трясло, он шёл, как сомнамбула. Иван держал его за локоть. Так добрались до своего дома.

У Борисова подъезда Иван рассмотрел нож. Китайская реплика финки, такие продают в сувенирных лавках. Всадил нож в щель между кирпичами и пнул его сбоку ногой. Лезвие переломилось.

Прежде Иван почти не замечал Бориса, хотя жили они в соседних подъездах. Тот не участвовал в шумных спорах и развлечениях одноклассников. Он существовал как бы в параллельном мире, куда заглядывали только лентяи: списать «домашку» или контрольную. А сейчас странное чувство владело Иваном. Этот худенький молчаливый очкарик почему-то стал дорог ему, и хотелось защитить его от всяческих бед. Так, наверное, относится старший брат к младшему. Но у Ивана не было братьев.

- Эти крысы ещё вздумают мстить, - сказал Иван. – Давай вместе ходить в школу и из школы.

- Хорошо! - обрадовался Борис.

- Тогда до завтра.

- Спасибо тебе, Ваня, - тихо сказал Борис.

- Да ладно, - улыбнулся Иван.

Яхта

А потом потянуло Ивана в парусный спорт. Было это после окончания десятого класса. Первый день летних каникул. Пасмурно, сыплет мелкий, нудный дождь.
Читать или бродить по интернету не хотелось. Лёжа на диване, Иван скользил рассеянным взглядом по книжным шкафам. За стеклом углового, где отец хранил старые книги, виднелся толстый, коричневой кожи, альбом семейных фотографий. Иван достал его и принялся листать.

На третьей странице увидел большую чёрно-белую фотографию своих родителей. Папа и мама стоят на палубе яхты с треугольным парусом, в верхнем углу которого чернеет надпись Л6. Отец держится правой рукой за мачту, а левой обнял за плечи маму. Они смеются, молодые и счастливые.

Позади яхты, на берегу, два длинных, одноэтажных, с большими воротами в торце, здания. А перед ними в бухте шеренга яхт.

Место показалось Ивану знакомым. Он присмотрелся и узнал его – это яхт-клуб металлургического комбината. Отец работал на этом комбинате мастером, а мама – инженером по технике безопасности.

И внезапно Ивану захотелось самому поплыть под парусами. Он не мог объяснить, почему возникло это желание. Захотелось – и всё. Да так сильно, что наследующий день с утра поехал в яхт-клуб.

Директор яхт-клуба Олег Вячеславович Щекотихин – заслуженный мастер спорта и в прошлом чемпион Советского Союза – огорчил Ивана:

- Для олимпийского класса яхт ты староват. А на крейсерских - полные экипажи.

Иван повернулся, чтобы уйти, но директор его остановил. Он много лет учил мальчишек ходить под парусами и сам научился угадывать, из какого новичка может получиться толк. Чем-то этот парень ему понравился. Может, спортивным видом. Или тем, как искренне огорчился отказу.

- С деревом работать умеешь? – спросил директор.

- В смысле? – удивился Иван.

- Пилить, строгать, склеивать, красить?

- Дачу с папой сами построили.

- Давно?

- Два года назад.

Щекотихин встал из-за стола:

- Есть вариант.

В эллинге яхт-клуба стояла на кильблоках крейсерская яхта класса Л6. Такая же, как на фотографии Ваниных родителей. «Шестёрки» с 1958 года в течение 17 лет выпускали в Ленинграде на верфи спортивного судостроения. Эта, с облупившейся на корпусе краской, была построена в 1971 году.

Директор подвёл Ивана к яхте:

- Хочешь ходить под парусами – вот тебе аппарат. Ремонтируй. Наш плотник поможет.

Плотник – хмурый мужчина лет тридцати, худой, горбоносый, в тельняшке - выдал инструменты и показал, как очищать корпус яхты от старой краски. Работа грязная и тяжёлая. Но за четыре дня Иван ободрал борта и палубу до чистого дерева.

Плотник осмотрел яхту. И вдруг улыбнулся:

- Годится! Я думал – бросишь. Ну, будем знакомы – меня Сергеем зовут. И пожал Ивану руку.

Неделю спустя директор привёл на «шестёрку» ещё трёх парней, постарше Ивана. Они тренировались на гоночных яхтах олимпийского класса, но не очень-то получалось, и мудрый Щекотихин, чтобы не обидеть ребят, предложил им перейти на крейсерскую яхту.

Плотник Сергей научил готовить шпаклёвку из мелких опилок на эпоксидной смоле и заполнять ею щели и выбоины корпуса; заменять подгнившие участки обшивки сосновыми брусками; шлифовать борта и днище «до ощущения шёлка» и красить «чтоб как зеркало».

К началу августа старую «шестёрку» было не узнать. Белоснежные палуба и борта. Синяя ватерлиния. Коричневые днище и киль. Рубка внутри отлакирована, а трюм покрыт свинцовым суриком. И на бортах, ближе к форштевню, синей краской имя: «Мираж».

Автокран опустил яхту на воду. Поставили мачту. Щекотихин принёс паруса. И вывел «Мираж» с юным экипажем в первое плавание. Мальчишки радовались, а у Щекотихина от приятных воспоминаний щемило сердце. Он ещё пацаном начал спортивную карьеру на этой – тогда ещё новой - «шестёрке».
Видимо, поэтому директор сам взялся учить команду «Миража» искусству хождения под парусами. И уже через два месяца – в октябре – вышел с начинающими яхтсменами на старт областных соревнований закрытия парусного сезона.

На Реке в ста десяти километрах вниз по течению от Города построили плотину. И превратили Реку в глубокое водохранилище шириной до двадцати восьми километров. Яхтсмены гонялись на этом искусственном море. 

Щекотихин рисковал репутацией знаменитого гонщика – он же с таким неопытным экипажем мог проиграть. Но двое суток, пока длилась гонка, старый мастер с пацанами выжимал из «шестёрки» все её ходовые возможности. И «Мираж» занял в своём классе яхт первое место.

Зимой Иван окончил курсы яхтинга и получил сертификат рулевого. Но продолжил учиться самостоятельно – по книге «Школа яхтенного капитана».

Выбор

А Борис был «ботаником» - субтильный книгочей, неторопливый в решениях и действиях. Он тщательно продумывал свои поступки, выбирая максимально выгодный лично ему вариант. Тяжёлые кулаки Ивана надёжно защищали друга от происков местной шпаны. А Борис давал ему книги из богатой семейной библиотеки. Ивану нравились записки путешественников и мемуары знаменитых личностей.

Отец Бориса - кардиохирург – много работал. Он лечил чужие сердца, а на сына у него не хватало времени. Бориса воспитывала мама – кандидат наук, доцент технического университета. Она хотела вырастить сына умным и здоровым. Сама выбирала, какие книги ему читать, какие фильмы смотреть, какую одежду носить.

И даже вид спорта Борису выбрала мама. Его дворовые сверстники тренировались в разных секциях, и Борису хотелось заниматься вместе с ними. Однако мама отвергла все просьбы сына. Гимнастика? Слишком травмоопасная… Бокс? Отобьют мозги и сломают нос… Баскетбол? Ты ростом не вышел… Борьба? Уши будут, как вареники… Футбол? Дикая игра на потеху толпе…

И, наконец, заявила: пойдешь в секцию большого тенниса. Интеллигентный спорт, им занимаются дети солидных родителей, будут нужные знакомства… И дважды в неделю тащился школьник Боря на теннисный корт. Играл так себе. Не любил ракеткой махать.  Но мама велела…

А в выпускном классе родители озаботились будущим сына. Отец решил, что Боря станет врачом. Мама не возражала, поскольку сын не проявлял способности к точным наукам. Однажды отец, с целью профориентации, что ли, повёл Бориса в анатомичку медицинского института. После этой экскурсии парень месяц не мог даже смотреть на мясо. Он заявил, что станет кем угодно, только не врачом. Причём, так жёстко, что родители не решились ему возразить. И поступил на исторический факультет местного университета.

Звал с собой друга. Но Иван выбрал журналистику. Труд историка требует усидчивости и терпения. А Иван был слишком энергичен.

После окончания университета Борис устроился в отдел археологии музея. А Лютаева пригласили работать в газету «Областная правда». Ещё учась в университете, он печатал в ней статьи о жизни студентов и репортажи с археологических раскопок. Материалы начинающего журналиста нравились главному редактору.

Часы

- …Ну, и чему мне удивляться? – поинтересовался Иван.

Мамчиц запер дверь кабинета и убрал со стола листок. Под ним лежали наручные часы «Восток-Амфибия». Борис перевернул часы и протянул их другу:

- Читай!

На крышке выгравировано: «Ване Лютаеву от Бори». И дата – день, когда Ивану исполнилось двадцать лет. Друг подарил ему часы, очень подходящие для яхтсмена: из нержавеющей стали, противоударные и водонепроницаемые.

- Где ты их нашёл?! – обрадовался Иван.

- В кургане, - и, пристально глядя другу в глаза, Борис добавил: - На руке у скифа.

- Какого скифа? – опешил Иван.

- Которого мы раскопали. Скифа похоронили две с половиной тысячи лет назад. Вдумайся, Вань: две с половиной тысячи лет назад! - повторил Борис. - А у него на левом запястье – твои часы. Как это понимать?

Лютаев отошёл к окну. Внизу, на площадке у входа в музей, в ряду древних пушек, старинного трактора и макета истребителя Ла-7 стоял скиф, грубо вытесанный из глыбы серого песчаника. Тот самый скиф, с которого началась эта загадочная история.

- Ну, чего молчишь? – Борис начал сердиться.

- Вспоминаю…

Покупка

Два года назад, в конце августа, Иван после регаты крейсерских яхт возвращался с Моря домой. У трёх рулевых – а это половина его экипажа – послезавтра заканчивался отпуск, и они уехали из Города-на-Море рейсовым «Метеором». Этот крылатый теплоход  добегал до Города-на-Реке за четырнадцать часов.

Оставшимся трём предстояло пройти вверх по Реке триста километров под парусами. Но ветер был слишком слабым для крейсерской яхты класса Л6 (длина 12,5 метра, осадка 1,8 метра, водоизмещение 6,8 тонны). Под всеми парусами (60 квадратных метров) от Города-на-Море до устья Реки тащились почти сутки. Хотя две недели назад, идя на гонку, пробежали это расстояние за семь часов. Но тогда ветер был свежий и экипаж - полный. А теперь от него – сильно уставшая половина.

В устье вошли далеко за полночь, завернули в первый попавшийся заливчик, ошвартовались к стоящему там дебаркадеру и завалились спать. Но в шесть утра их разбудил грохот дизеля. Это рейсовый теплоход пришёл за пассажирами. Он увёз два десятка человек, и на дебаркадере остался только неопределённого возраста мужичок: синяя бейсболка, оранжевая майка, заношенные джинсы и резиновые шлёпанцы.

- Додому с той, як его… регаты идёте? – поинтересовался мужичок.

- А вы откуда о регате знаете? – удивился Лютаев.

- Та по телевизору показывали. Как отгонялись: с победой или главное – это участие?

- Приз за волю к победе.

- Ого! – делано обрадовался мужичок. - Это ж надо отметить! Имеется добрячий самогон. Выпьешь – аж у гузни дэрэ!

- Самогон без надобности, – Ивана развеселила реклама напитка. - А от свежей закуски мы бы не отказались. Надоели консервы.

- Имеются огурчики, помидорчики, курочки, сало и прочая радость живота, - тут же предложил мужичок. – Причём, за сходный кошт.

- Ну, так ведите в закрома!

Усадьба мужичка - на краю села, около спуска с обрывистого берега к дебаркадеру. За высоким, из бордового профлиста, забором – устланный разноцветной плиткой двор и кирпичный дом. Дальше вглубь – огороженный стальной сеткой хозяйственный двор, по которому бродит густое стадо кур и гусей, а в обширном сарае топочут и похрюкивают свиньи. За хоздвором раскинулся ухоженный огород.

Покидая с полной еды дорожной сумкой эти «закрома», Иван заметил лежащий у забора, слева от ворот, продолговатый, метра полтора длиной, серый камень. Он походил на грубо вытесанную фигуру человека. Студентом Лютаев работал на археологических раскопках. И такие фигуры изредка попадались археологам на курганах.

- Откуда это? - Иван кивнул на камень.

- Та у стэпу знайшов, - небрежно махнул рукой мужичок.

Лютаев склонился над камнем. Время прошлось по нему безжалостным наждаком, но ещё были различимы на круглом лице длинные усы и борода, рог в правой руке, а левая опиралась на короткий меч с раздвоенным навершием рукояти. У Ивана даже перехватило дыхание:

- Да это же скиф! – невольно воскликнул он.

- Шо за скиф? – удивился мужичок.

- Жил такой народ на нашей земле за две с половиной тысячи лет до нас. Этот каменный скиф имеет огромную историческую ценность. Его место в музее, а не под забором.

- Та я шо… Роботы усякой много… Трошкы розипхаюсь, то, може, и одвэзу цього скифа у музэй…

- А давайте мы его с собой заберём. И в Городе сдадим в областной музей, - предложил Иван.

А про себя подумал: «Вот Борька такому подарку обрадуется!»

- Воно, конешно, можна, - протянул мужичок, задумался и после долгой паузы заявил: - Я хлев ще одын буду строить. Хотив цього скифа у хундамент замуровать… А скилькы його ценность у рублях?

- Для науки он бесценен, - отрезал Иван.

Ему стал неприятен этот меркантильный мужичок.А тот заявил:

- Давай пьять тысяч и бэры соби скифа.

«Ну и торбохват, - с непризнью подумал Иван. – Даром не отдаст. Придётся заплатить. Иначе замурует «у хундамент». А вслух объявил:

- Три тысячи - и ни рубля больше.

- Та ни…- начал было мужичок, но Лютаев его перебил:

- Три – или я пошёл, - и, подхватив сумку с едой, шагнул к калитке.

- Ладно, бэрить за тры, - согласился мужичок и даже руки развёл: мол, уступаю себе в убыток. А в душе обрадовался удачной сделке.

Каменного скифа осторожно, чтобы не повредить палубу, положили на матрац на баке – поближе к мачте. И накрепко распяли канатами, чтобы не сорвался при крене яхты.

Ночь

Сегодня, как и вчера, тащились при слабом, на грани штиля, ветре. Но к вечеру атмосферное давление, судя по барометру, упало с 764 до 732 миллиметров ртутного столба, и на закате солнце село в тучу. Значит, грядёт циклон, а с ним – долгожданный ветер.

В августе вообще погода очень нервная. То штиль, то шторм, то ливень, то сушь… Наверное, и у природы есть кризис среднего возраста.

Вечером отошли с фарватера на кабельтов и бросили якорь. Решили ночевать на
открытой воде: ночью задует ветер – сразу пойдём дальше.

Из-за большой осадки яхте приходится плыть по фарватеру, уступая дорогу встречным и попутным теплоходам. Здесь гарантированная глубина. А в стороне можно запросто нарваться на подводную скалу или сесть на мель.

Поужинали купленным «за сходный кошт» и разделили стояночную вахту: следить по очереди, чтобы не пополз якорь и не приключилось беды. Лютаев, как и положено капитану, взял себе самое глухое время – с двух до четырёх часов.

Иван устроился на баке, рядом со статуей скифа. С неба, густо усеянного звёздами, буквально каждую минуту падал яркий огонёк. Это метеорный поток Персеиды, пролетая рядом с нашей планетой, ронял на Землю камешки размером с песчинку.

Иван любовался звёздным ливнем, пока не замёрз. Всё-таки в августе ночи уже прохладные. Вставая с палубы, оперся о статую скифа. И удивился – она была тёплой. Всё вокруг, днём нагретое солнцем, уже остыло. А изваяние из серого песчаника продолжало излучать тепло.

На дебаркадере были большие весы - ваги. И перед погрузкой на яхту скульптуру скифа взвесили: двести тридцать семь килограммов.

Ну не мог камень с такой скромной массой аккумулировать столько солнечной энергии, чтобы излучать тепло всю холодную ночь. И Лютаев начал ощупывать статую, желая найти источник энергии. Но внезапно вспыхнул яркий свет. Иван зажмурился, а когда открыл глаза – был день…

Скиф

…Был день, и всё вокруг было другим. С левого берега исчез посёлок, и яхта с Реки исчезла, а вода текла быстрее и была чистой, без сине-зелёных водорослей. А на обоих берегах цветным ковром разнотравья раскинулась майская степь.

На крутом правом берегу стоял гнедой конь, а на коне стоял молодой странно одетый мужчина: мягкие короткие сапожки, перетянутые у щиколоток тонкими ремешками, серые широкие штаны и рубаха, на голове - высокая, острием вперёд, шапка. Казалось бы, эти перемены должны испугать или, по меньшей мере, удивить Ивана. Однако он был спокоен и воспринимал окружающее, словно через много лет вернулся в родные места.

Иван догадался, что это скиф - так греки называли кочевников Причерноморских степей. А сами кочевники называли себя сколоты - идущие за солнцем. Ивану казалось, что когда-то давно он даже знал скифский язык, но время почти стёрло эти знания, и теперь, глядя на скифа, он выскребал из закоулков памяти слова древней речи.

Сарабары (скифские штаны) и рубаха сшиты из грубой ткани, которая соткана из волокон конопли – по-скифски кан. Шапка и сапожки – скифики - кожаные. На широком поясе скифа висел короткий, с раздвоенным навершием рукояти, меч – акинак. А слева к седлу его скакуна приторочен чехол – горит - с луком и стрелами.

Скиф из-под ладони разглядывал Реку вниз по её течению. Вот он заметил что-то и даже подался вперёд, чтобы лучше рассмотреть увиденное. Иван тоже посмотрел в ту сторону. Вдали под прямым парусом плыл вверх по Реке корабль. Скиф опустился в седло и шлёпнул коня ладонью по крупу. Конь зарысил, а скиф вдруг свирепо завыл по-волчьи. Конь испуганно всхрапнул и понёсся галопом от Реки в степь.

Ивану казалось, что он смотрит фильм. И не просто наблюдает за происходящим со стороны, а участвует в нём. Терпкий запах нагретых солнцем трав слегка кружил ему голову. Стрекот кузнечиков и пение жаворонков ласкали слух. Вокруг лениво бродили сытые непуганые дрофы. А прямо на Ивана шло на водопой стадо могучих туров.

Скиф мчался по степи. Лютаев слышал топот копыт, мощное дыхание коня и ощущал острый запах его пота. Скиф, прильнувший к гриве коня, будто слился с ним в одно целое. Так они домчались до целого города кибиток на берегу небольшой речки, впадающей справа в Реку. Это были войлочные шатры на широких и длинных телегах. Между кибитками горели костры, около них хлопотали женщины и возились малыши.

Кибитки пятью кольцами окружили большой шатёр из белой шёлковой ткани, раскинутый посредине обширной площади. Его стена вокруг входа была густо увешана золотыми бляхами с изображениями диковинных зверей и странных крылатых существ.

За пятью кольцами тоже стояли кибитки. Они хаотично покрывали степь, насколько хватало взгляда. А в стороне от них, на берегу реки, дымили под навесами десятки кузниц. Там отливали из бронзы наконечники стрел, ковали железные мечи, серпы, гвозди, ободья для колёс и прочую хозяйственную утварь.

Около шатра на земле сидели воины. Они ели слегка поджаренное мясо, запивая его кислым кобыльим молоком. Молодой скиф подъехал к ним, соскочил с коня и негромко позвал: патака Скопас (вождь Скопас – понял Иван). Один из воинов – бородатый, кряжистый, средних лет – встал ему навстречу: вак, Таксарис (говори, Таксарис). Молодой скиф произнёс несколько слов. Он говорил тихо, и Лютаев уловил только дану (река) и гару нав (тяжёлый корабль).

Воины вскочили. Бородатый скиф отдал несколько коротких распоряжений. Он говорил быстро, Иван понял лишь кас (смотреть), гасти (гость), хамара (враг), друна (оружие) и карта (меч). Площадь опустела.

Шутка

Таксарис, принёсший известие о корабле, повёл своего коня к одной из кибиток в третьем кольце. Навстречу ему бросился огромный пёс: короткая коричневая шерсть, плоская морда, маленькие злые глаза. Он положил лапы на плечи скифа и облизал ему лицо. Спака… Спака, - ласково проворчал Таксарис, поглаживая загривок пса (собака – понял Иван).

И вдруг пёс оставил хозяина и медленно пошёл в сторону Ивана. Водя годовой, он жадно нюхал воздух. Пёс почувствовал чужого, но не видел его. Это разозлило пса, и он грозно зарычал.

Таксарис выхватил из ножен акинак и стал рядом с собакой, поводя острым лезвием вслед за поворотами её головы. Пёс замер мордой в сторону Ивана и зло рявкнул. И в тот же миг скиф молниеносно ткнул туда мечом, поводил его лезвием из стороны в сторону и снова ткнул.

Иван понял, что собака и скиф его не видят. Ему захотелось их разыграть. Но в карманах джинсов и куртки нашёлся только носовой платок. И тогда Лютаев снял с руки часы и кольцом браслета надел их на лезвие меча.

Таксарис прыгнул в сторону, стряхнул часы на землю и замер, уставившись на странную, неизвестно откуда появившуюся вещь. А затем начал медленно, держа меч наготове, приближаться к часам. Но Иван опередил его и наклонился, чтобы взять часы…

И вдруг, как и вначале этого странного видения, вспыхнул яркий свет. Лютаев зажмурился, а когда открыл глаза – вокруг ночь и он сидит на палубе яхты около каменного скифа. Иван взглянул на запястье левой руки: часов не было.

Странное видение встревожило его. Но, как и положено капитану, он первым делом осмотрелся на яхте. Вокруг всё, как было вечером: слева, вдали, в утренних сумерках чернеет полоска берега, справа, в кабельтове от яхты, на кромке фарватера мигает красным фонарём буй. Это значит, что якорь держит крепко.
Иван тихонько, чтобы не разбудить спящих ребят, спустился в рубку, поднял пайол и осветил фонариком трюм: сухо. Обошел яхту по палубе, потрогал штаг и ванты: тугие.

И только после этого вернулся к скифу. Древняя статуя была холодной. Иван осмотрел её. Вроде, ничего не изменилось… Но когда луч фонарика скользнул по левой руке, Иван даже вздрогнул – браслет на запястье каменного скифа был похож на часы. Что за наваждение…

Но тут с северо-запада наконец-то явился ветер. Он задул, постепенно усиливаясь. Размышлять о странном видении и пропаже часов было некогда. Иван поднял экипаж. Быстро снялись с якоря и двинулись вверх по Реке.

По пути домой Иван приказал себе не ломать голову над тем, что и почему с ним случилось ночью. Нет смысла мучить себя без доступа к источникам информации. «Дома найду ответ», - решил он. А пока достал из штурманского шкафчика синюю тетрадь в 96 листов и в ней подробно записал своё ночное приключение со скифом.

Бумага надёжней памяти. Потому что мелкие детали легко забываются. Но иногда именно в мелочи кроется ответ на главный вопрос.

И ещё Иван решил никому не рассказывать о ночном приключении, даже Борису. Пока не найдёт объяснение тому, что с ним было.

А Борис, как и думал Иван, сильно обрадовался каменному скифу. Как будто друг преподнёс ему личный подарок. Впрочем, для Мамчица личная жизнь тесно переплелась с археологией. И наоборот. А что касается скифа, то после осмотра, обмера, идентификации и прочих формальностей его поставили у входа в музей.

Версия: сон

Неизвестность тревожит. И даже пугает, если коснулась лично тебя. Ночное происшествие с каменным скифом не давало Ивану покоя. Он жаждал знать, что это было? Он уснул и во сне бродил чёрт знает где? Возможно…

В Интернете Лютаев нашёл статью сомнолога о природе сна. И выписал в свою тетрадь ключевой тезис этой публикации:

«Человеческий мозг не отдыхает даже во сне. За счёт этого люди видят сновидения – хорошие и плохие, приближённые к реальности и совсем фантастические. Учёные доказали, что в процессе сна мозг подаёт случайные импульсы, которые сам же и преобразует в «картинку». Сон – просто искажение окружающей реальности, прошедшее через фильтр мыслей и стремлений человека. Сны – это целиком плод человеческого воображения, фантазии. Это может быть интерпретация сильного впечатления, которое вы получили днём или же далёкое воспоминание, которое мозг извлёк из вашей памяти, как из папки с файлами. Сны – это отработка памяти и впечатлений – то есть прошлого».

А в прошлом – учась в университете – Лютаев заинтересовался историей скифов. Борис увлёк его рассказами об этом таинственном народе.

Гиппотоксоты

Скифы не имели письменности. Но Геродот - любознательный эллин (так греки называли себя), странствуя в V веке до нашей эры по миру, в своей книге «История» описал быт скифов, их традиции и легенды.

«…Скифы не имеют ни городов, ни укреплений, но передвигают свои жилища с собой, и все они – конные стрелки из луков; пропитание себе скифы добывают не земледелием, а скотоводством, и жилища свои устраивают на повозках… Впрочем, такому положению скифов благоприятствует самая земля и помогают реки, именно: земля у них ровная, изобилует травою и хорошо орошена; число протекающих через Скифию рек разве немного только меньше числа каналов в Египте», - писал Геродот. 

Этих «конных стрелков из луков» Геродот назвал «непобедимыми и неприступными». Поэтому Ивана особенно заинтересовало оружие скифов.

Эллины долгое время считали лук и стрелы оружием трусов. Их воины – гоплиты – сражались копьём и мечом. Но в войне с персами (480 - 479 годы до нашей эры), как писал Геродот, персидские всадники «прискакали и стали наносить большой урон всему эллинскому войску своими дротиками и стрелами: это были конные лучники, и поэтому к ним было нелегко подступиться».

И эллины изменили отношение к луку и стрелам. В состав греческого войска приняли гиппотоксотов – конных стрелков. Это были скифы. Пущенная скифом стрела пролетала до полукилометра. И вот уже любимый герой Древней Греции - Геракл – становится искусным лучником. А метко посылать стрелы в цель его научил скиф Тавтар.

К прославлению нового для греков оружия подключилась творческая интеллигенция. Вот как представил соперничество гоплита и лучника драматург Эврипид в своей пьесе «Геракл». Один из персонажей – Лик, упрекая Геракла, говорит:
«…разве взял он щит или копьё когда
Готовясь к бою?
Трусливая стрела – его оружье,
Военное искусство – в быстрых пятках.
Да может ли, скажи мне, стрелок
Из лука храбрым быть?
Нет, чтобы мужем быть истинным,
Спокойным оком надо,
Не выходя из воинских рядов,
Следить за копьями врагов, и мускул
В твоём лице пусть ни один не дрогнет…»

А другой персонаж – Амфитрион, защищая Геракла, объясняет преимущества лучника перед гоплитом:
«…ты не хотел признать
От лука пользы: слушай и учись!
Гоплит – он в вечном рабстве у своих
Доспехов: сломится ль копьё в сраженье,
Он беззащитен, и случись с ним трусы,
Храбрейший из гоплитов пропадёт.
Ну, а владелец лука может смело
Разить врагов: всегда довольно стрел
В его распоряженье для защиты.
Вот первая из выгод. А затем
Незримой зрячих пагубой сражая,
И тела он не отдаёт врагу,
В прикрытии надёжном оставаясь.
А это высшее искусство в битве –
Вредя врагам, опасности не ведать
И случаю не доверять себя».

Возможно, находка древнего изваяния всколыхнула дремлющие в памяти Ивана знания о скифах. И в ту ночь они, пройдя сквозь фильтр воображения, стали фантастическим сном. Ведь только во сне человек может мгновенно перемещаться в пространстве. 

«Но во сне вещи не пропадают. А часы пропали… Нет, это не сон. Это было что-то другое», - записал в своей тетради Лютаев.

Версия: нора

«Я передал часы скифу… Они остались у него… Значит, я был в прошлом... Но как меня туда занесло?! Неужели попал в «кротовую нору!», - размышлял о своём ночном приключении Иван.

Он прочитал всё, что нашёл о «кротовой норе». И был разочарован этим «туннелем в пространстве и времени». Хотя выглядит он весьма заманчиво.

На листе бумаги – условно это плоскость в пространстве и времени – Иван нарисовал на одной стороне листа две отдалённые точки. Надо преодолеть расстояние между ними. По прямой – долго. Но можно сложить лист так, чтобы точки касались друг друга. И получится соединившая их «кротовая нора».

Наука допускает существование таких туннелей. Через них можно путешествовать в пространстве и во времени. Но для этого надо заполнить «кротовую нору» экзотической материей с отрицательной плотностью энергии, которая не даст норе схлопнуться. Что за материя такая? Пока точно никто не знает. В физике элементарных частиц «экзотической материей» называют любое гипотетическое вещество, нарушающее общепризнанные законы природы.

«Пока что достоверных и научно доказанных фактов существования «кротовых нор» нет. Физики считают, что такие норы, и то микроскопические, возможно, удастся создать в далёком будущем. Версия о моём перемещении в прошлое ошибочна», - сделал вывод в своей тетради Лютаев.

Версия: память

Если не сон и не перемещение во времени, то что же с ним произошло той загадочной ночью? «Я был одновременно в селении скифов и на своей яхте. Похоже, что я всё-таки путешествовал во времени, только мысленно. То есть, всё происходило в моём мозгу», - рассудил Иван.

Он узнал, что в России есть Институт мозга, которым долгое время, до своего ухода из жизни в 2008 году, руководила нейрофизиолог Наталья Бехтерева. Читая статьи об исследовании мозга, Иван делал пометки в своей тетради.

«Наталья Бехтерева: Я часто думаю о мозге так, будто он – отдельный организм, как бы «существо в существе»… Мозг может настолько многое, что этому не перестаешь удивляться… Ещё одна тайна мозга — сны. Наибольшей загадкой мне кажется сам факт того, что мы спим. Мог бы мозг устроиться так, чтобы не спать? Думаю, да. Например, у дельфинов спят по очереди левое и правое полушария… Чем можно объяснить «сны с продолжением» и тому подобные странности? Допустим, вам не в первый раз снится какое-то очень хорошее, но незнакомое место — например, город. Скорее всего, «сказочные города» снов формируются в мозге под влиянием книг, кинофильмов, становятся как бы постоянным местом мечты. Нас тянет к чему-то ещё не испытанному, но очень хорошему… Или вещие сны — это получение информации извне, предвидение будущего или случайные совпадения? Я сама за две недели «до события» со всеми подробностями увидела во сне смерть моей матери… Я допускаю, что мысль существует отдельно от мозга, а он только улавливает её из пространства и считывает. Мы видим многое, что не в состоянии объяснить. Я встречалась с Вангой – она читала прошлое, видела будущее. По данным Болгарской академии наук, число её сбывшихся предвидений – 80%...»

«Карл Юнг, швейцарский психиатр, считал, что существует генетическая память – он называл её коллективным бессознательным. Как утверждал Юнг, «в коллективном бессознательном содержится всё духовное наследие человеческой эволюции, возродившееся в структуре мозга каждого индивидуума. Генетическая память в виде бессознательного поведения позволяет ребёнку сохранять жизнь до накопления им собственной информации и опыта».

«Эмиль Буарак, французский психолог, в 1876 году в книге «Будущее психических наук» ввёл в научный оборот термин «дежавю» (dejavu)»

Я несколько раз испытывал это состояние. Вот недавно из окна вагона увидел знакомый пейзаж: ковыльная степь, плавно переходящая в пологий берег широкой реки, лодки на её глади и на берегу, и белые хаты небольшого села… Мне казалось, что я здесь был, но когда – не могу вспомнить. Хотя на самом деле в этих местах я никогда не был. И даже проезжал мимо впервые. Наверное, это была искорка памяти одного из моих предков.

Возможно, моё ночное путешествие в стан скифов тоже было воспоминанием жившего там далёкого предка. Наверное, тот скиф Таксарис, что наблюдал за кораблём, был моим предком. Его память, его мироощущение передались мне и хранятся в моём мозгу. Они открылись мне каким-то чудом. Именно – чудом, потому что работа мозга – это загадка.

Но всё же - как мои часы остались у скифа в прошлом?- так и не нашёл ответа Иван.

Видео

-…Ну, и долго ты будешь вспоминать? – уже сердито окликнул Ивана Мамчиц. – Когда и где ты потерял часы?

- Два года назад, в конце августа, - ответил Иван.

И рассказал Борису о своём ночном приключении со скифом Таксарисом.

- М-д-а… Загадка, - протянул Мамчиц. Привыкший оперировать реальными фактами, он с трудом осмысливал странный рассказ друга. – Мистика какая-то… Надо крепко над этим подумать…

- Чего там думать! – воскликнул Иван. – Это же мировая сенсация! Напечатаем в газете, вывесим на сайте. Тьма перепостов и лайков! У тебя фотографии с раскопок, ну, где нашли часы, есть?

- Есть видео.

- Покажи! – обрадовался Иван.

Борис открыл в своём компьютере нужный файл. У Лютаева даже дух захватило от увиденного. Вот Борис осторожно – кисточкой и скальпелем – счищает землю со скелета скифа. Обнажается кожаный пояс, точнее – его кусочки, украшенные золотыми бляшками. Справа – ржавый меч-акинак. Слева – то, что было горитом с луком и стрелами. А на левой руке проглянул браслет. Несколько взмахов по нему кисточкой – и не браслет это, а часы!..

- Толково снято. Телевизионщик работал? - поинтересовался Иван, опасаясь утечки сенсационного материала конкурентам.

- Наш сотрудник снимал. Новенький - Шашин. Взяли на время декретного отпуска одной нашей археологини, - успокоил Борис. – В археологии пока около ноля, но лопатой работает усердно.

- Кто знает о часах?

- Я, ты, Шашин… Всё.

- Из журналистов кто-нибудь интересовался раскопками?

- Пока нет. Объявятся – расскажу о находках. Кроме часов…

- А если Шашин проговорится? Видеокамера у него?

- Я скачал видео в мой комп и стёр запись в камере.

- Тогда порядок. Ну, расскажи подробно о кургане, раскопках, скифе… Украшения богатые. Кем он был? У меня руки чешутся – такой материал! Давай, Боря, работать…

Опасность

- …Давай, Ваня, думать, - перебил Борис.

- Опять - думать? – возмутился Иван. – О чём?

- Как в беду не вляпаться, - ошарашил Мамчиц.

- В какую беду? – Иван напрягся: - Кто тебе угрожает?!

- Пока никто, - успокоил друга Борис. – Но перспективы плохие.

- Кончай темнить, Борька, говори конкретно: кто, что и почему?

Мамчиц молча прошёлся по кабинету, взял со стола часы Ивана и тяжело вздохнул:

- Лучше бы я эти часы не находил. Если информация о них просочится за стены этого кабинета, то нам обоим несдобровать…

- Боря, давай без предисловия, - потребовал Иван.

- Хорошо. У тебя, Ваня, могут быть большие неприятности. Вплоть до уголовного дела, - ошеломил Борис друга.

Лютаев от возмущения даже грохнул кулаком по столу:

- За что? Какой закон я нарушил?!

- Никакой, - ухмыльнулся Мамчиц. – Но, как говорится, был бы человек, а дело найдётся. Ты что, детективы по телику не смотришь?

- Пустая трата времени.

- Не скажи. Там есть полезная информация о хитростях полицейской работы.

И Борис начал излагать возможную версию грозящей Ивану беды. Она возникла после визита к нему полицейского.

- Помнишь, Ваня, в мае газета напечатала твоё расследование о «чёрных археологах»?

- Ну, да. Тридцать семь курганов злодеи испоганили.

- С тех пор ещё два грабанули. Украдены артефакты, разрушен культурный слой, - разволновался Мамчиц. – Для науки эти курганы потеряны…

- Ты о газете начал, - перебил друга Иван.

- Извини! Твою статью прочитал губернатор и затребовал от нас подробную справку по проблеме «чёрных археологов» - я её готовил. И эту проблему обсудили на заседании правительства области…

- Я знаю. Мы напечатали отчёт об этом заседании, - вклинился Иван в монолог друга.

- В отчёте не всё было сказано. Губернатор наехал на полицейского начальника. Тот под козырёк: будем пресекать! И тут же начал жаловаться: мол, кадров у него не хватает, нет специалистов… Ну, губернатор обратился в МВД с просьбой помочь областной полиции. Оттуда пообещали: поможем. Но для порядка нахлобучили нашего начальника полиции. И началось! Неделю назад явился ко мне капитан по фамилии Нетудыхатка – ему приказали ловить «чёрных археологов». Мол, обрисуй ситуацию: что и как они творят? Похоже, вопрос на контроле у большого начальства, и наши правоохранители готовы из штанов выпрыгнуть, лишь бы срочно поймать хоть одного злодея.

- Ну, и пусть ловят. Мы здесь причём? – удивился Лютаев.

- Так они же тебя могут поймать!

- Меня?! – возмутился Иван. – Ты шути, Боря, да не заговаривайся!

- А я не шучу, - осадил друга Мамчиц. – Представь себе: появилась в печати информация о находке в захоронении скифа твоих часов. Тебя вызывают в полицию и задают вопрос: как ваши часы, гражданин Лютаев, попали в курган? Что ты ответишь? Однажды ночью чудом оказался в далёком прошлом и там оставил часы скифу? Ну, и кто тебе поверит? В полиции народ конкретный, им подавай реальные факты. Возникает подозрение, что ты и есть один из грабителей курганов. А история твоя о каменном скифе – попытка уйти от ответственности.

- Ну, ты сочинил! – засмеялся Иван.

- Зря смеёшься. Для отчёта большому начальству полицейским срочно нужен «чёрный археолог». А тут ты под руку подвернулся… Даже если потом тебя оправдают, шлейф гадкий останется: то ли ты украл, то ли у тебя украли... Как с этим жить?
Лютаев задумался. Потом махнул рукой:

- Ну и пусть обвиняют. Переживу...

Согласие

Иван возбуждённо заходил по кабинету:

- …А напечатать историю с часами надо. Сам поеду в Институт мозга. Может, именно того, что со мной было, не хватает учёным, чтобы создать технологию пробуждения у человека памяти его предков. А представляешь, что будет, когда создадут?!

- Не представляю, - раздражённо ответил Мамчиц.

- Ну вот, например, был я в прошлом году на Соловках. Там на Большом Заяцком острове древние жители выложили из камней лабиринты – такие спиралевидные круги диаметром метров двадцать. А мы не знаем, зачем они нужны. Одни историки считают их символом границы между миром живых и миром духов. А другие видят в лабиринтах модели ловушек для ловли трески. Но если у коренных жителей пробудить память предков, то получим точное знание об этих лабиринтах. В истории полно белых пятен. А история, Боря, это же фундамент государства. Она должна быть честной и точной. Ты согласен?

- Не спорю, - после короткой паузы откликнулся Мамчиц. – Но хочу напомнить тебе изречение царя Соломона: «Во многой мудрости много печали».

- Ты к чему? – удивился Лютаев.

- Природа мудро ограничила память человека одной его жизнью. А проникновение в память предков сродни вечной жизни. Иначе говоря – сродни вечным мукам, на какие был обречён сапожник Агасфер. Ну, тот, который оттолкнул Иисуса Христа от стены своего дома. Иисус нёс на Голгофу свой крест и хотел прислониться к стене, чтобы отдохнуть. Ты порасспрашивай стариков – они расскажут, как мучительны воспоминания о плохих поступках в их жизни, как грызёт их совесть, но ничего уже не изменить. И вот представь: человек окунулся в память своего далёкого, неведомого ему предка. А предок оказался убийцей, вором или палачом. Как человеку с этой исторической правдой жить? Не надо, Ваня, будить прошлое. Довольно нам и того, что черпаем из рукописей и раскопок.

- Я тебя услышал. Но всё-таки настаиваю на публикации истории о найденных в кургане часах, - твёрдо заявил Иван.

Ему было неприятно перечить другу, но аргументы против публикации его не убедили. Борис сидел, уткнувшись взглядом в столешницу. Несколько минут они молчали. Наконец, Мамчиц, вздохнув, промолвил:

- Не хотел тебе говорить, но деваться некуда. У меня осенью должна состояться защита кандидатской диссертации. Но может и не состояться. Если всплывёт история о часах в скифском кургане. Историки – народ консервативный, строго блюдут научную вертикаль. Версиям и гипотезам мэтров перечить не принято. Себе дороже выйдет.

И рассказал Борис, как на втором году работы в отделе археологии послали его на межобластную конференцию по скифам. А он тогда понятия не имел, как вести себя в научном обществе. И вот сидит в зале, слушает сообщение профессора Бисикало – тот у историков в большом авторитете – о его исследовании букв на амфорах. В пятом веке до нашей эры в Реке на подводной скале разбился древнегреческий торговый корабль. Археологи подняли со дна кучу артефактов и в том числе две целые амфоры, на которых сбоку синей когда-то краской были написаны буквы ипсилон и сигма. И Бисикало решил, что так древние греки маркировали залитое в амфоры вино.

И дернул же Бориса чёрт подать реплику: а может это в древнегреческом порту стояла шеренга амфор, и диспетчер, или кто у них там был, краской на них написал "Скифия", чтобы грузчики знали, на какой корабль амфоры таскать. Что в зале началось! Одни смеются, другие шикают, а Бисикало, тыча пальцем в сторону Бориса, заявил, что молодым людям, которые не понимают разницы между фантазией и научным поиском, не место в археологии…

- Короче, нажил я себе врага, - подытожил Борис. – Этот Бисикало заседает в диссертационном совете. И если он узнает о часах в захоронении скифа, то мою диссертацию забодают. А для меня диссертация – пропуск в будущее. В следующем году освобождается место заведующего нашим отделом археологии. Стану кандидатом наук – буду руководить отделом. Такое условие поставил директор музея.
Борис повертел в руках часы и тяжело вздохнул:

- Я не мог, Ваня, скрыть от тебя часы, это было бы нечестно. Теперь ты всё знаешь. Но прошу тебя, Ваня, не надо публиковать эту историю, хотя бы…

- Согласен, - перебил друга Иван.
Вот так же, не раздумывая, в юности он пускал в ход кулаки, чтобы защитить друга от хулиганов. И сейчас его другу грозила беда. И надо его защищать…

Шантаж

Через день после разговора с Иваном получил Мамчиц неприятный сюрприз. Была суббота – его любимый рабочий день. В будни в отделе археологии сидели трое. А в субботу кабинет пустовал. Тишина, никто не мешает, нужные артефакты и книги под рукой. По субботам Борис написал кандидатскую диссертацию и теперь готовил к публикации свою научную статью.

Ещё студентом по настоянию мамы он начал собирать материалы о скифской археологической культуре Причерноморья и проблемах истории скифов. Эту тему назвала маме в качестве перспективной для будущей диссертации Бориса её давняя подруга – профессор кафедры археологии исторического факультета.

Борис написал на эту тему курсовую работу. Затем расширил её до дипломной. А после нескольких лично раскопанных курганов на основе дипломной работы написал кандидатскую диссертацию.

Но сегодня в кабинете сидел Алексей Шашин. Мамчиц досадливо поморщился: пропал рабочий день. Шашин заметил его гримасу, ухмыльнулся и вместо приветствия заявил:

- Хочу поговорить!

Обычно Лёха – так его звали археологи – разговаривал негромко и мягко, как бы повиливая хвостом, и в уголках его рта таилась заискивающая улыбка. Но сейчас он повёл себя жёстко:

- Молчи и слушай!

Борис растерялся. Он всегда терялся, когда по отношению к нему действовали напористо и грубо. И вместо того, чтобы осадить Лёху, промямлил:

- Извините, но - когда мы с вами перешли на «ты»?

- Тогда молчиТЕ и слушайТЕ, - ухмыльнулся Шашин.

Борису показалось, что лупатые Лёхина глаза сверлят ему переносицу, он даже заслонил лицо ладонью.

- Имею деловое предложение, - заявил Шашин. – Вы защищаете диссертацию, возглавляете отдел и оформляете меня на постоянную работу научным сотрудником. На постоянную! – с нажимом повторил он. - По вашей оценке, я – археолог около ноля. Но вы меня всему и научите. Обещаю всегда и всюду вас поддерживать, - тут Шашин снова ухмыльнулся: - как Санчо Панса – Дон Кихота. А если вы против, - в Лёхином голосе зазвенел металл, - то я предам в СМИ вот это.

Он повернул монитор своего компьютера экраном к Мамчицу, и тот увидел знакомый фильм, снятый в раскопе, где нашли скелет скифа с часами на руке.

- Последствия огласки вы правильно понимаете, - добавил Шашин. – У вас осенью должна состояться защита кандидатской диссертации, но может и не состояться. Если всплывут часы в скифском кургане.

Мамчиц был подавлен. Он медленно, как слепой, подошёл к своему столу, рухнул на стул и замер, уставившись в столешницу.

- Думайте, - посоветовал Шашин. И от двери бросил: - До понедельника.

Приходя в себя, Борис начал постепенно анализировать полученную от Шашина информацию. «Лёха знает, о чём мы говорили с Иваном… Подслушал… Но как?.. Он вышел из кабинета… Телефон! Он оставил на столе свой мобильник… Записал наш разговор, - догадался Мамчиц. – Вот сволочь!».

От ненависти к Шашину он даже скрипнул зубами: «Гнать его из музея!.. Стоп, спокойно… Уволить Лёху я пока не могу… Надо потерпеть: возглавлю отдел и тогда отомщу… Выкину этого гада!».

Борис решил, что в понедельник сообщит Шашину: мол, согласен на его условия. Ради карьеры надо потерпеть. Но потом отомстит наглецу…

Обычно, приняв решение, Борис приводил свои чувства в равновесие и начинал работать. Но сейчас в нём назойливо продолжала зудеть обида на Шашина. Однако Борис открыл файл с начатой статьёй об оружии скифов. Статью запланировал опубликовать после защиты диссертации. Чтобы рядом с фамилией автора значилось: кандидат исторических наук. 

«Основным и наиболее распространённым оружием в Скифии были лук и стрелы, с одинаковым успехом использовавшиеся в бою и на охоте. Наконечники скифских стрел усеяли просторы Евразии, чётко очерчивая ареал распространения луков скифского типа. Интересное описание скифского лука приводит древнеримский историк Аммиан Марцеллин…», - здесь Мамчиц остановился – он забыл, в каком произведении его древнеримский коллега рассказал о скифском оружии. Название вертелось в памяти, но поймать его мешало воспоминание о наглеце Шашине. Не было у Бориса так нужного для аналитической работы равновесия чувств.

Он откинулся на спинку стула, закрыл глаза и мысленно прокрутил весь монолог Шашина. И странно – поступок Шашина вдруг показался ему не совсем оскорбительным.  Напротив, Борис понял, как развернуть его к своей выгоде. Он всегда выбирал только то, что ему полезно. Даже в ущерб своему самолюбию.
Шашин обещал всегда и всюду поддерживать меня, как Санчо Панса – Дон Кихота, думал Борис. Но именно это мне понадобится, когда возглавлю отдел! Руководитель опирается в коллективе на своих, преданных лично ему, людей. Не надо увольнять Шашина, я помогу ему стать археологом, и он будет первым моим человеком в отделе!

Это решение даже обрадовало Бориса. Он перестал думать о Шашине, вернулся к статье, перечитал написанное и продолжил: «…в своём произведении «Деяния» (IV век, известно также под названиями «История» и «Римская история»): «В то время, как луки всех народов сгибаются из гнущихся древков, луки скифские, выгнутые с обеих сторон широкими и глубокими внутрь рогами, имеют вид Луны во время ущерба, а середину их разделяет прямой и круглый брусок». Это описание полностью подходит к тем лукам, которые известны по их изображениям, относящимся к скифскому времени…».

А видеозапись в компьютере Шашина о находке часов в скифском кургане Мамчиц стёр. Впрочем, он не сомневался, что Лёха сдублировал эту запись на свою флешку.

Земляк

А в это время Шашин сидел на лавочке в сквере около музея. Его трясло от пережитого во время разговора с Мамчицом напряжения. Он поступил так впервые в жизни.

Алексей не был ни хитрым, ни циничным. Просто сельский парень ещё в школе поклялся себе, что будет жить только в городе. У него не было способностей к точным наукам, да и гуманитарные он не хватал на лету. Но с детства родители приучили его к упорному труду. И Алексей, если в чём-то не мог разобраться, просто вызубривал целые параграфы учебника. ЕГЭ сдал успешно, и родители отправили его в город – учиться дальше. Им льстило, что у сына будет высшее образование.

В университете выбрал исторический факультет. Там, рассудил Шашин, для учёбы хватит усидчивости и хорошей памяти. Получил диплом. И долго не мог найти работу по специальности. Стыдно было брать у родителей деньги и продукты. Но терпел, искал подходящую для историка вакансию.

И, наконец, повезло – областному музею на временную работу требовался младший научный сотрудник. Музейный сайт предлагал соискателям присылать резюме по электронной почте. Но Шашин сам бросился в музей. Вахтёрша сказала: тебе в отдел археологии. Шашин вошёл в кабинет заведующего, брякнул с порога: возьмите меня на работу - и положил ему на стол своё резюме.

Заведующий – жилистый, смуглый от экспедиционного загара дедушка – удивленно глянул на Шашина, пробежал глазами резюме и вдруг усмехнулся:

- Так ты из Старомарьевки!

- Ну да, - выдавил Алексей.

От волнения и надежды у него перехватило дыхание.

- Земляк, значит, - заведующий посмотрел на Шашина уже с интересом. – Ну, присядь, в ногах правды нет.

Алексей робко сел на краешек стула. А заведующий откинулся на спинку кресла и тихо вздохнул:

- Старомарьевка…

И тут же память вытащила из самых потаённых своих уголков картинки его далёкого детства. Улица с нагретой июльским солнцем мелкой, как мука, пылью - она так приятно щекочет ноги… Могучий клён у порога родительского дома – из его молодых веток делали свистульки … Рыбалка с отцом на зябком, росистом рассвете… Дворовый пёс Тарзан, запряжённый в санки, катает детишек…

Заведующему было семьдесят. Он работал последний год перед уходом на пенсию. Ему хотелось оставить о себе добрую память. А лучше всего запоминается последнее действие. Поэтому он был ко всем добр и заботлив. Вот и паренёк этот, взволновавший приятными воспоминаниями… Как его? Заведующий заглянул в резюме: Шашин Алексей… Хочет работать? Ну, пусть работает. И пошёл к директору насчёт оформления Шашина.

Ложь

Беда пришла, откуда не ждали. В следующую среду Бориса вызвал директор музея. На обширном директорском столе лежала областная газета «Твой мир» - пёстрая свалка забавных новостей, скандальных происшествий, сплетен и приключений из жизни местных «звёзд».

- Как это понимать?! – директор ткнул пальцем в газетную страницу с заметкой под заголовком: «Часы в кургане. Таинственная находка археологов в скифском захоронении». Здесь же были напечатаны два кадра из снятого Шашиным видео. – Почему я из прессы узнаю о важнейшем открытии моих археологов? – сердито вопрошал директор. – Вы меня разочаровываете, Мамчиц!

Борис впервые видел таким разгневанным всегда вежливого, вальяжного директора. Его назначили на должность год назад, и он первым делом запретил выпускать без своей визы любую информацию о деятельности «исторического учреждения культуры» (его фраза). За нарушение запрета уже потеряла работу пресс-секретарь. Релиз о новой выставке она по привычке разослала местным СМИ до того, как текст завизировал директор.

- Что же вы молчите? - наседал на Бориса разгневанный директор. – Вы хороший работник, нам будет жаль расстаться с вами…

Мамчиц испугался. В голове зудела мысль: «Всё пропало… Всё пропало…». Рушилась карьера, которую он так усердно выстраивал. «Всё пропало…».

И вдруг будто щёлкнуло в мозгу. От страха всё потерять Борис выдал мгновенно придуманную версию события:

- Часы в кургане – это шутка… Мы с Шашиным сняли видео ко Дню археолога 15 августа… В экспедиции работают студенты истфака. Хотелось сделать праздник весёлым… Молодёжь любит креатив…

Борис врал и сам удивлялся, как ловко у него это выходит. Он был готов на всё, лишь бы директор не разрушил его будущее.

- …Мы ещё не доделали фильм, чтобы показать вам. Работа над шуткой не окончена, а в газете напечатали какую-то чепуху. Я не знаю, кто слил нашу шутку в газету, но эта публикация испортила нам праздник, - пролепетал Мамчиц и умолк.

У него болела голова и дрожали руки от страха, что директор его уволит. Из приёмной сквозь дверь доносился невнятный тихий говор звонившей по телефону секретарши. Директор молча выстукивал пальцами дробь по столу. Наконец, заговорил:

- Праздник… Молодёжь… Креатив… Это - современно, - и прихлопнул газету ладонью. – А того, кто передал это в газету и испортил нам праздник – найти и уволить!

Борис едва успел предупредить Шашина о версии шуточного видео, как того тоже вызвали на ковёр. Лёха таким виляющим голосом и с такой преданностью клялся в своей невиновности, что директор даже брезгливо поморщился и махнул рукой: иди, мол.

А тем временем Мамчиц лихорадочно пытался вычислить того, кто передал видео в газету. Шашин? Но Борис согласился на предложенную им сделку. И газетная заметка вредила Борису, а значит – и карьерному плану самого Шашина. Лютаев? Ну, Ваня вне подозрений. Чтобы журналист отдал добытый эксклюзив конкурентам? Да с ума сойти! А больше никто не имел доступа к видео о часах. Они информацию в газету не сливали. Но заметка со снимками напечатана. Мистика какая-то…

Так и не нашли злодея по горячим следам. Музей сообщил в редакцию газеты, что видео с часами в кургане – шуточное, археологи сняли его к своему празднику. Газета письмо не напечатала, а директор музея счёл недостойным судиться с жёлтой прессой.

Так и заглохла бы эта история, да вмешалась полиция.

Обозреватель

Капитан Нетудыхатка пришёл в редакцию газеты «Твой мир» - к автору заметки о часах. Тесный кабинетик с табличкой на двери «Обозреватель Семён Пилько». За письменным столом, спиной к окну, рыхлый, с бритой головой и пивным брюшком мужчина лет около тридцати…

Семён не помнил отца, бросившего семью, когда сыну было пять лет. Мальчик остался с мамой и бабушкой. Мама преподавала в школе математику. Бабушка тоже была педагогом – учила детей русскому языку и литературе, на пенсию вышла с должности завуча. Обе хотели, чтобы Сёма продолжил семейную традицию. Им казалось, что в школе он быстро сделает карьеру. Мужчин-учителей мало, а Сёма ещё и представитель династии педагогов. Уже одно это, думали мама и бабушка, серьёзная заявка на директорское кресло.

Точные науки давались Семёну с трудом, гуманитарные он постигал играючи, а искренне любил только литературу. Читал много – и помимо школьной программы, а его сочинения ставили в пример одноклассникам.

Рос тихим – результат женского воспитания. Настоящих друзей у него не было, а в приятелях – только одноклассник Димка Полосухин.

Бабушка, мама и её подруги-учительницы «натаскали» Сёму на сдачу ЕГЭ. Он набрал 98 баллов и поступил на филологический факультет местного университета. Учёбу окончил с красным дипломом, однако в школе проработал лишь год. Раскованные, остроумные школяры в грош не ставили мягкотелого учителя.

Другую работу нашёл случайно - по объявлению в газете «Твой мир»: требуется корреспондент, можно без опыта работы. Взяли Семёна с испытательным сроком, но через месяц редактор заключил с ним бессрочный контракт. Понравилось, как он быстро и увлекательно пишет на любую тему. А через два года Семёна повысили в должности до обозревателя.

Дуэль

…При виде Нетудыхатки Семён Пилько испугался. И было отчего. Выглядел полицейский сурово. Мужественное, с квадратной челюстью, лицо, стальной взгляд и кряжистая, будто вытесанная из дубовой колоды, фигура…

Впрочем, как и большинство очень сильных мужчин, Нетудыхатка был добродушен. Но только вне службы. Свои полицейские обязанности он выполнял аккуратно и жёстко.
А целью капитана были «чёрные археологи». Начальство его трясло: где преступники, что докладывать наверх? Но докладывать пока нечего. Ориентированы на поиск грабителей курганов райотделы полиции. Озадачена агентура. Результат – ноль.

И вдруг забрезжила надежда. Утром Нетудыхатке позвонили из пресс-службы областного управления МВД:

- Читал сегодня «Твой мир»? Нет? Ну, зайди к нам. Там информация по твоей части.

И буквально через час Нетудыхатка уже был в кабинете автора публикации. Без приглашения сел на стул и сурово посмотрел на Пилько. Из своего опыта полицейский знал, что первое впечатление о человеке редко бывает обманчивым. И, угадав характер собеседника, разговаривал с ним так, чтобы добыть максимум нужной информации.

Полицейский был в штатском, и Пилько испугался. Он подумал, что это один из «героев» его публикаций пришёл свести с ним счёты.

Капитан Нетудыхатка молча показал обозревателю служебное удостоверение. Тот, облегчённо вздохнув, угодливо привстал со стула:

- Очень рад! Слушаю вас?

Полицейский взял лежавшую на столе газету, открыл её на странице с заметкой Пилько о часах и ткнул пальцем в текст: 

- Здесь написано: «Часы наверняка потерял в кургане «чёрный археолог», которому что-то помешало ограбить захоронение, и он панически бежал». На каком основании вы это утверждаете?

- Ну, я не утверждаю, - заёрзал Пилько. – Это всего лишь моё личное мнение. Автор имеет право на личную оценку событий…

- На фотографии мужчина достает из раскопа часы. Кто он? Как его зовут?

- Археолог… Наверное, - растерялся Пилько. – Он же копает… Археолог – больше некому… Я с ним не знаком. Не встречался… Это не фотография, это кадр из фильма…

- Какого фильма?

- Ну, как часы нашли в кургане…

- Фильм у вас?

- Да.

- Покажите.

Пилько засуетился, отыскивая на захламлённом рабочем столе монитора нужный файл. Наконец, нашёл. Включил запись и повернул монитор к полицейскому. Когда фильм закончился, Нетудыхатка подал обозревателю флешку:

- Сбросьте кино сюда.

Пилько торопливо перенёс файл на флешку полицейского.

- Кто снял этот фильм? – спросил Нетудыхатка.

- Ну, сами археологи… Наверное…

- Кто вам передал фильм?

И тут Пилько вдруг приободрился:

- Я имею право не отвечать на такие вопросы, - он вальяжно откинулся на спинку стула. – По Закону о средствах массовой информации редакция обязана сохранять втайне источник информации. Можем раскрыть тайну только по требованию суда. Так что извините, господин полицейский! Закон суров, но это закон.

И победно уставился на Нетудыхатку, предвкушая его конфуз. Но конфуза не дождался. Полицейский неторопливо свернул газету, положил её на край стола и спокойно предложил обозревателю:

- Давайте подытожим, что в сухом остатке. Раскопками в нашей области занимаются археологи областного музея. Это раз. Они сняли фильм о находке часов, значит, авторское право на фильм принадлежит музею. Это два. Вы с археологами не встречались, но фильм каким-то образом получили и воспроизвели в газете его кадры без разрешения музея. То есть, незаконно получили и использовали объект авторских прав. Это три. За такое преступление по статье сто сорок шесть Уголовного кодекса Российской Федерации вам грозит наказание от крупного штрафа до двух лет лишения свободы. Это четыре. Думаю, вы можете отделаться штрафом, но из профессии придётся уйти. Журналист с уголовной судимостью – это нонсенс. Вот так, господин Пилько. Закон суров, но это закон.

К концу полицейского монолога Пилько выглядел жалко. Он сгорбился, взгляд его метался по заваленному бумагами столу, а руки дрожали.

- Ну, зачем вы так, - хрипло выдавил он. – Я же без злого умысла… Я же не знал… Мне фильм передал работник музея…

- Кто именно? Фамилия, должность?

- Он компьютерами заведует… Айтишник… Полосухин Димка… Дмитрий…

Нетудыхатка вышел из кабинета, не попрощавшись. В дверях оглянулся. И было во взгляде полицейского то ли презрение, то ли жалость.

Крах

Музей. Дверь на втором этаже с табличкой «Компьютерный центр». За дверью – узкая комната, на столах вдоль стен и на полу – хаос из компьютеров, мониторов, каких-то деталей, коробок и пакетов. В кресле у окна – хозяин этого хаоса. Развалился, вытянув ноги и закрыв глаза. Худой, лохматый, небрежно одетый молодой  мужчина с испитым лицом.

- Вы Дмитрий Полосухин? – спросил, войдя в кабинет, Нетудыхатка.

-Ну, я. Чего надо? – лениво пробурчал тот и открыл один глаз…

Пять лет назад Полосухин окончил факультет математики и информатики местного университета. Числился в лучших студентах курса. Мечтал работать программистом. И декан факультета рекомендовал его генеральному директору IT-компании «Матрица» - тоже, кстати, в прошлом своему выпускнику.

Было это в июле. А следующей весной, в апреле, генеральный директор вызвал к себе Полосухина. Молодой босс «Матрицы» (модная стрижка, потёртые джинсы, простецкий свитерок и личный Porsce Cayenne под окнами офиса) был его кумиром - Дмитрий мечтал о такой же карьере. Он вошёл к начальнику с трепетом и надеждой на хорошую новость. Но то, что услышал, повергло в шок:

- Из тебя, Дима, программист, как из меня балерина, - босс протянул ему записку с номером телефона директора краеведческого музея: - Позвони, им нужен системный администратор. Я тебя рекомендовал. Там у тебя получится.

В тот день Полосухин впервые в жизни жестоко напился. И на следующее утро не мог вспомнить, что делал после того, как купил в магазине бутылку водки, и как попал домой. В голове ворочалось раскаленное сверло. На кухонном столе был, как обычно, приготовлен завтрак, но родители не притронулись к нему, с тревогой ожидая пробуждения сына.

Когда Дмитрий, страдая от жестокой жажды, забрёл в кухню, мама робко спросила, что с ним произошло. Он наорал на маму и грубо оборвал отца, пытавшегося его урезонить. Дмитрий и сам не понимал, что с ним творится…

Его родители (он поздний ребёнок – поскрёбыш) работали на швейной фабрике: мама – швея, отец – механик. Жили скромно: двушка в «хрущёвке», бэушная «Лада-Приора» и шесть соток с дощатым домиком в дачном кооперативе. А в мечтах видели своего взрослого сына успешным и богатым.

На фабрике в курилке приятель Диминого отца как-то под вечную тему о зарплате похвастался своим племянником: по двести тысяч парень в месяц получает. «И где за такие деньжищи работает?» - «Дома сидит. На этой… как её… удалёнке». – «Шо за удалёнка такая?» - «Так он айтишник… Программист… Программы для компьютера сочиняет».

И гвоздём засела в мозгу отца мысль выучить Диму на программиста. Приятель устроил ему встречу с племянником, и Димин отец вызнал у него, где учат таких специалистов и как к этой учёбе подготовиться.

Димке, он закачивал тогда восьмой класс, идея насчёт программиста понравилась. На семейном совете с ним, как с уже серьёзным парнем, родители заключили соглашение: он учится так, чтобы успешно сдать ЕГЭ и поступить в университет на айтишника; а они покупают ему компьютер и обеспечивают всю внешкольную подготовку к будущей денежной профессии.

Отец начал в выходные таксовать. А мама  принялась дома шить модные наряды, сначала – подругам и знакомым, а вскоре сарафанное радио обеспечило её и сторонними клиентками. Из приработка родители оплачивали учёбу сына на курсах английского языка и в компьютерной академии для детей. Это осенью, зимой и весной. А на лето покупали Диме путёвку в IT-лагерь.

Учёба в университете давалась легко, и со второго курса Дмитрий начал зарабатывать, нанявшись в небольшую фирму выездным мастером по ремонту и настройке компьютеров. Казалось, до мечты рукой подать. В этой мечте видел он себя успешным программистом. Это на работе. А на отдыхе – стильным рокером, который на своём мотоцикле путешествует к морю. И мотоцикл у него специальный для дальних поездок немецкой фирмы BMV.

…Весь день прежде не пивший спиртного Дмитрий страдал похмельем. Родители, они уже были пенсионерами, тихонько сидели на кухне, с тревогой ловя каждый звук из комнаты сына. К вечеру ему полегчало. Он попросил у родителей прощения, чем искренне их обрадовал. И ушёл из дому – мол, не волнуйтесь, я через пару часов вернусь.

Бродил по городу, а мозг неотступно сверлила мысль: у меня больше нет будущего… Нет будущего… Нет будущего… Но в глубине сознания, в самом дальнем его уголке робко теплилось понимание того, что он сам виноват в крушении мечты. Ну не давалось ему программирование, не получались написанные им программы изящными, простыми и надёжными. Но признать это слишком больно.

Домой вернулся поздно ночью. Уснул сразу, будто провалился в мягкую тьму. А утром с порога своей комнаты увидел хлопотавших на кухне папу и маму. Двое бесконечно любящих его старичков. И Димино сердце сжалось от жалости. Пусть прежней мечты у него больше нет, но жизнь продолжается. И он больше не принесёт им горя.

А для жизни нужны деньги. Снова мотаться по чужим квартирам, настраивая юзерам их компьютеры, Дмитрию не хотелось. Вспомнил о записке босса «Матрицы», которую, выйдя из офиса, зло смял и швырнул в урну. Там, кажется, было что-то о работе в музее…

Нашёл на сайте музея нужный телефон. Позвонил. Секретарша соединила с директором. Тот без обиняков: приходите, оформляйтесь, вас рекомендовали как умелого компьютерщика.

Так Дмитрий стал работать системным администратором в музее. Но это был уже не прежний романтик. Будто ядовитый вирус проник ему в душу, смял её, искорёжил и вывернул до неузнаваемости. С тех пор он стал грубо и небрежно относиться к людям, а тех, кто успешен в карьере, просто возненавидел.

Сисадмин

…Полицейский представился. Полосухин открыл второй глаз:

- Насчёт вчерашнего, что ли? Так я ничего не помню. Мигрень у меня, - ткнул пальцем себе в лоб.

- А что вчера было? – поинтересовался Нетудыхатка.

Полосухин тяжело вздохнул:

- Отдыхали мы у Сёмки… По полной программе… А соседи в полицию пожаловались…

- Я по другому делу, - успокоил его полицейский.

- Тогда другое дело, - скаламбурил Полосухин, подобрал ноги, сел в кресле ровно и смахнул пустую коробку со стоящего рядом стула: - Присаживайтесь.

От Полосухина разило водочным перегаром.

- Это вы передали журналисту Пилько фильм о находке часов в скифском кургане? – без обиняков спросил Нетудыхатка.

- Ну, я. Сёмка пристал: не о чем писать, нужен эксклюзив, пошарь там в музее…

- Вы с Пилько дружите?

- Да так… Отдыхаем вместе. И прочее.

- В фильме мужчина достаёт из раскопа часы. Кто он?

- Археолог наш… Борька Мамчиц.

- А кто вёл видеосъёмку?

- Этот, как его, - Полосухин защёлкал пальцами. – Ну, новенький… Во: Шашин Лёха.

- Тоже археолог?

- Числится таковым.

- Вы читали, что напечатал Пилько?

- Не, я газет не читаю.

Нетудыхатка достал из кармана вырезку заметки Пилько:

- Вот здесь он пишет, что часы мог потерять «чёрный археолог».

Полосухин, прочтя, заявил:

- Правильно Сёмка пишет. Это гробокопателевы часы.

- Почему вы так думаете?

- Так Ванька эти часы два года назад потерял. Они ж не сами в курган залезли…

- Кто такой Ванька?

- Дружбан Бориса. Ну, археолога, который часы выкопал.

- А откуда вы знаете о потере часов?

Полосухин смутился:

- Да так… Случайно услышал. Иван с Борькой тёрли насчёт этих часов. Ну, Ванька и скажи: я их два года назад потерял. И ещё фантазию приплёл про какого-то скифа.

- Археолог Мамчиц сегодня в музее?

Полосухин бойко защёлкал клавиатурой и, глядя в монитор, сообщил:

- Здесь он. У себя в кабинете.

- Где его кабинет?

- От моей берлоги налево третья дверь, - ткнул пальцем в пространство Полосухин.

Страх

Борис встретил Нетудыхатку приятной улыбкой – как знакомца. Их прошлая встреча, когда полицейский пришёл в музей проконсультироваться, вылилась в часовую лекцию Мамчица о скифах на территории области, о курганах, технологии их раскопок и о вреде, который наносят науке «чёрные археологи». Прощаясь, капитан Нетудыхатка оставил Борису свою визитку и попросил звонить при всяком подозрительном
относительно курганов случае.

И вот их вторая встреча. Борис предложил полицейскому чаю. В кабинете, кроме Мамчица, были ещё двое сотрудников. Но беседа полицейского с археологом при посторонних исключена. Тем более что Нетудыхатка нащупал перспективную ниточку, а тянуть за неё лучше в психологически некомфортной для собеседника обстановке. Поэтому капитан, отказавшись от чая, предложил Борису назавтра часов в десять зайти в кабинет номер четыреста восемь областного управления МВД для важной беседы. И попросил обязательно прихватить с собой найденные в скифском захоронении часы.

Просьба про часы неприятно насторожила Бориса. И он доложил директору музея о приглашении на беседу в полицию. Директору эта ситуация не понравилась.

- Вы, конечно, должны всячески помогать полиции, - холодно заявил он Мамчицу. – Но при этом не забывайте о деловой репутации музея. – И после многозначительной паузы веско добавил: - От этого зависит ваше будущее.

Из областного управления МВД Борис вышел в подавленном состоянии. Ему хотелось забыть разговор с капитаном Нетудыхаткой. А он – разговор этот – назойливо вертелся в памяти, и Борису было тошно и тяжко.

…Нетудыхатка вслух прочитал надпись на крышке часов: «Ване Лютаеву от Бори».

- Значит, вы дружите с Лютаевым? – спросил он Бориса.

- Да.

- Как часы, подаренные вами другу, попали в могилу скифа?

- Просто мы хотели снять шуточный фильм ко Дню археолога, - уже привычно соврал Борис.

- А почему часы Лютаева оказались у вас?

- Ну, - запнулся Мамчиц, лихорадочно придумывая правдоподобный ответ. – Просто Ваня попросил меня сдать часы в ремонт…

- Скажите ещё – в химчистку, - съехидничал Нетудыхатка. – Часы выглядят так, будто много лет пролежали под землёй.

По тому, как у Бориса бегал взгляд, как он сухо покашливал и судорожно потирал под столом ладони, капитан понял, что Мамчиц врёт и что он человек слабохарактерный. И если такого человека поставить в жёсткие условия, он выполнит то, к чему его принуждают.

- Вот газета пишет, - Нетудыхатка достал из папки вырезку злополучной заметки: - «Часы наверняка потерял в кургане «чёрный археолог», которому что-то помешало ограбить захоронение, и он панически бежал». Скажите, Мамчиц, курган до ваших раскопок уже был вскрыт? Хорошо подумайте, прежде чем ответить.

И, пристально глядя Борису в глаза, добавил:

- От вашего ответа зависит ваша судьба. Либо вы пойдёте по делу соучастником преступления, либо останетесь свидетелем.

Как будто ледяной холод охватил Бориса. «Ему надо, чтобы Иван стал «чёрным археологом», - сообразил Мамчиц. - Но курган же был целым, его не грабили!.. Скажу правду – заявит, что выгораживаю друга. И сделает меня соучастником», - Борис содрогнулся от ужаса, представив, как то мерзкое, что видел по телевизору о тюремных нравах, станет его жизнью. Но в нём ещё боролись со страхом остатки совести:

- Я не могу утверждать, что курган был нетронутым, - вильнул Борис. Поперхнулся, кашлянул и едва слышно добавил: – Следы вскрытия со временем могли исчезнуть.

- Выражайтесь точнее: курган был вскрыт или нет? – жёстко наехал Нетудыхатка.

И Мамчиц, судорожно вздохнув, соврал:

- Похоже на то, что был вскрыт.

И будто рухнул с обрыва в бездну.

С этого дня Борис стал бояться встречи с Иваном. При каждом звонке телефона вздрагивал: вдруг это он, преданный им друг, что сказать ему, как объясниться? Нет, легче молчать, не видеть Ивана, авось как-то рассосётся, говорят же: время лечит.

Время шло, Борис душевно отдалялся от друга и покаянные мысли всё меньше ему досаждали.

Подозрение

Готовясь к разговору с Лютаевым, Нетудыхатка по всем каналам учёта собрал о нём информацию. Криминала в жизни Ивана не нашлось. Может, и в самом деле честный человек. А, может, умело маскируется под честного. Есть повод для подозрения: в мае – это агентура сообщила – Лютаев два раза посетил субботнюю ярмарку коллекционеров во Дворце культуры энергетиков, интересовался торговлей древними артефактами.

К тому же капитана теребило начальство. И тут – вот удача - подвернулась публикация о часах в кургане. Археолог Мамчиц уже дал перспективные показания. Осталось вытянуть из Лютаева признание вины. Ну, пусть не признание, а хотя бы намёк на него. И можно рапортовать начальству о первом успехе.

Нетудыхатка дал Ивану прочитать показания Мамчица. Чтобы он обиделся на солгавшего друга и в отместку начал говорить. А там дело техники – куда повернуть разговор. Такое в практике Нетудыхатки уже было.

Но ни один мускул не дрогнул на лице Лютаева.

- Чем Боре это грозит? – спросил он, возвращая документ.

- Мамчиц свидетель.

- Ну и хорошо.

Нетудыхатка разозлился. Надёжный, как он считал, приём дал осечку.

- Кажется, Мамчиц был вашим другом? - подковырнул он Ивана.

- Борис мой друг.

- А Мамчиц вас другом, похоже, не считает, - съехидничал Нетудыхатка.

- Наши с Борей отношения к делу не относятся! – жёстко заявил Иван.

- Здесь я решаю, что относится, а что – нет!– напомнил Нетудыхатка.– Ваши часы нашли в захоронении скифа. Как они там оказались?

- Я не буду отвечать на этот вопрос.

- Вы подозреваетесь в ограблении кургана. Это двести сорок третья статья Уголовного кодекса. Там санкция до шести лет лишения свободы, - пояснил капитан. – А молчание – худшее, что может быть в вашем положении. Так что говорите, слушаю вас.

Но Иван только раздражённо дёрнул плечом. Он презирал этого человека. Борька слаб, и этот, в погонах, сломал его и принудил ко лжи. А Иван с детства ненавидел тех, кто обижает слабого. И не боялся таких обидчиков, даже если они сильнее его.

Молчание длилось несколько минут. Наконец, капитан убрал папку в сейф и подписал Ивану пропуск:

- Вы свободны. – И повторил с нажимом: - Пока свободны.

Из областного управления МВД Иван пошёл было в сторону музея. Его душила обида и гнев на Бориса, он жаждал немедленно увидеть его и высказать ему…

«А что высказать, зачем?» – осадил себя Иван. Бокс научил его подавлять эмоции и принимать решение холодной головой. Иван сел на скамейку в сквере около музея, закрыл глаза и представил себе, как он зло упрекает Бориса – хрупкого, растерянного, беззащитного… И гнев погас. И обида исчезла.

Бестолку требовать от человека больше, чем он может сделать. У каждого свой предел боли, силы, терпения. Борис обречён слабостью своего характера. Упрёки ничего не изменят. Пусть всё идёт само собой. А время, говорят, лечит. Ну, что ж: поживём – увидим.

Так решил Иван. И перестал тревожить Бориса телефонными звонками и встречами.

Грабители

Когда за Иваном закрылась дверь кабинета, Нетудыхатка несколько раз глубоко вдохнул и медленно выдохнул, подавляя раздражение. Ну, нет, теперь он от Лютаева не отступит! Прошерстит всю его жизнь – от самого рождения, изучит его связи, привычки, окружение, влезет в его мысли… И как бы Иван ни упирался, а всё-таки выяснит, как его именные часы попали в захоронение скифа. Ну, не по волшебству же они там оказались. Жизнь – не сказка. В жизни всё реально. И бытовые загадки чаще всего связаны с криминалом. 

Но тут у Нетудыхатки зазвонил телефон:

- Товарищ капитан, это Мамчиц! Возле Дальнего Кутка грабят курган!..

А было так. Директор музея поручил Мамчицу руководить раскопками скифского кургана. Этот курган в голой степи, до Города тридцать километров, а рейсовые автобусы туда – в степь – не ходят. И Борис мотался по неотложным делам на своём транспорте – родители подарили ему «Ниву».

В это августовское утро Мамчиц из города вёз продукты для своей экспедиции и сделал крюк в семь километров до села Дальний Куток. Там на краю поля, скрытый от дороги густой лесополосой, был курган. Музей планировал исследовать его в будущем году. И Мамчиц решил осмотреть курган и прикинуть объём предстоящих раскопок.

Свою красную «Ниву» оставил на краю села и через заросли посадки вышел к кургану. То, что увидел, его ошеломило: на кургане работал экскаватор «Беларусь». Он уже прорезал через середину кургана траншею и начал раскапывать гробницу. За работой экскаватора с двух сторон траншеи наблюдали двое мужчин. Метрах в двадцати от кургана стоял внедорожник «УАЗ ХАНТЕР».

Один из наблюдавших – бритоголовый качок – обернулся к Борису и лениво процедил:

- Вали отсюда.

- Кто там? – спросил второй мужчина.

- Да лох какой-то.

Второй – длинный, резкий в движениях - перепрыгнул траншею и подошёл к Борису:

- Что вас интересует?

Спросил вежливо, но глаза злые. Мамчиц растерялся. Он почувствовал исходящую от этих двоих опасность и как будто окаменел.

Второй скользнул оценивающим взглядом по худенькой фигуре Бориса: стильные кроссовки, джинсы, футболка, очки в модной оправе – на селянина не похож. Это его насторожило:

- Так что вас интересует? – повторил вопрос, и в голосе раздражение.

- Ничего… Шум услышал… Экскаватора, - промямлил Борис, лихорадочно соображая, как бы выкрутиться.   

- Местный, что ли? – насторожился второй.

- Учитель? – подозрительно прищурился качок.

- Да нет… Просто ехал мимо, - залепетал Борис.

- А сюда чего припёрся? – в голосе качка угроза.

- Да это… Живот прихватило… В посадку - по нужде, - соврал Борис. - Так я пойду?

Качок лениво махнул рукой, и Борис, пока не скрылся за кустами, спиной чувствовал его давящий взгляд.

Задержание

В машине Борис достал из бардачка телефон и нашёл номер Нетудыхатки. Говорить с капитаном, даже слышать его голос Борис не хотел. Но грабят курган. Для настоящего археолога это всё равно, что грабят лично его. А Мамчиц настоящий археолог. И, пересилив свою ненависть к Нетудыхатке, позвонил:

-…Возле Дальнего Кутка грабят курган!

- Вы где? – спросил Нетудыхатка.

- Здесь, на окраине села.

- Сколько грабителей?

- Трое… Копают экскаватором…

- Ждите! - приказал полицейский.

Через полста минут к «Ниве» подъехал микроавтобус. Нетудыхатка из окна махнул Борису: иди к нам! В автобусе сидели шестеро: капитан, водитель и четыре вооруженных автоматами бойца в камуфляже.

- Ведите к кургану, но так, чтобы нас не заметили издалека, - велел Борису Нетудыхатка.

Когда бойцы цепью, с капитаном в середине, выскочили из посадки, качок поднял руки, длинный шлёпнулся задом на кучу земли, а экскаваторщик заглушил двигатель и длинно выругался.

- Всем оставаться на местах! – грозно крикнул Нетудыхатка, хотя никто даже не шевельнулся.

- Мы археологи, - заявил длинный. - У меня открытый лист на проведение раскопок. Там - в машине, - он кивнул на «УАЗ ХАНТЕР».

- Проверим, - пообещал Нетудыхатка. – Все задержаны до выяснения.

Открытый лист оказался поддельным. А трое задержанных – «чёрными археологами».
Студенты, которые под руководством Мамчица раскапывали в степи курган, работали сегодня без обеда. Потому что Борис тоже задержался - в качестве свидетеля. И до лагеря своей экспедиции добрался лишь к вечеру.

Находка

В сентябре археологическая экспедиция завершила работу – у студентов начались занятия в университете. Две недели раскоп пустовал, пока, наконец, директор агрофирмы, на земле которой был курган, выделил по просьбе музея бульдозер.
Завтра он зароет яму раскопа, и только небольшой холмик будет напоминать, что здесь покоился знатный скиф. А сегодня Борис приехал сюда проверить, чисто ли убрано место лагеря и нет ли чего-либо забытого в раскопе. Такая у него была привычка.

Ночью шёл дождь, и вода размыла стену раскопа аккурат возле того места, где археологи обнаружили останки скифа. Борис заметил в промоине странный предмет: вроде жёлтый камень… нет, скорее, что-то рукотворное -  грани ровные и сходятся под прямым углом. Он сфотографировал находку, а затем осторожно вынул её из стены. Это была золотая, размером в половину листа офисной бумаги, пластина с выпуклым изображением конного скифа в боевом облачении.

У Бориса от  радости перехватило дух. Он вертел пластину в руках, восторженно разглядывая её со всех сторон. И тут услышал шаги – кто-то приближался к раскопу. Но сейчас ему не хотелось ни с кем делиться радостью находки, и он отвёл руку с пластиной за спину. А на краю раскопа появился тот, кого Борис вообще не желал видеть: капитан Нетудыхатка…

Полицейский возвращался в город из дальнего райцентра. В тамошней школе учитель истории организовал кружок юных археологов и пригласил Нетудыхатку рассказать ребятам о грабителях курганов. Дети с азартом решили помочь капитану ловить эту вредную для науки нечисть. Все окрестные курганы теперь будут под надзором вездесущей ребятни.

С дороги Нетудыхатка заметил стоящую в поле около бывшего кургана красную «Ниву». И повернул свою LADA Vesta туда – выяснить, кто и зачем после завершения археологической экспедиции лазит по раскопу.

- …Что вы там прячете, гражданин Мамчиц? – спросил Нетудыхатка. – Поделитесь своей радостью.

Борис нехотя показал капитану пластину.

- Т-а-а-а-к, - многозначительно протянул полицейский.

И снова ледяной холод страха, как во время допроса, сковал Бориса.

- Это я только что нашёл, - пролепетал он. – Вот здесь, в дождевой промоине…

- А может и не только что, - перебил его Нетудыхатка. – Нашёл при раскопках, спрятал, и теперь вернулся, чтобы взять без свидетелей.

- Я не вор! – отчаянно выкрикнул Мамчиц. – Я археолог!

Обида заглушила в нём страх.

- Одно другого не исключает, - усмехнулся Нетудыхатка.

- По какому праву вы не верите мне! – воскликнул Борис. – Я же помог вам поймать грабителей курганов!

- Или устранил моими руками конкурентов, - снова усмехнулся Нетудыхатка.

Борис дёрнулся, как от пощёчины:

- Прекратите меня оскорблять!

- Да вы сами себя оскорбляете ложью, - спокойно ответил капитан. – Вы погрязли во лжи.

Борис опустил голову. Он готов был провалиться сквозь землю, только бы не слышать Нетудыхатку. А тот хлестал словами, как бичом:

- Вы солгали мне, что на кургане были следы вскрытия. Но все участники экспедиции, с которыми я поговорил, утверждают, что курган до начала раскопок был целым. Это раз. Вы солгали, что Лютаев попросил вас сдать его часы в ремонт. Он потерял часы два года назад. Это два. Вы солгали про съёмки шуточного фильма с часами в кургане ко Дню археолога. Это три. И теперь вы хотите, чтобы я поверил, будто эта пластинка найдена вами случайно и только что? Как там у Козьмы Пруткова: «Единожды солгавши, кто тебе поверит». Вот поэтому я сомневаюсь в вашей правдивости, - подытожил Нетудыхатка.

Борис молчал, потупив глаза и бессмысленно вертя в руках пластину с барельефом конного скифа. Молчание затянулось. Наконец капитан снова заговорил:

- Сделаем так, Мамчиц. Я провожу вас в музей, там вы доложите руководству о своей находке. Ну-ка, поверните пластину, чтобы виден был барельеф. Держите её у груди. Вот так, - полицейский сфотографировал Бориса. – А теперь выбирайтесь из раскопа. Поехали!

Записка

В музее на этаже с кабинетами сотрудников им повстречался айтишник Полосухин. Проходя мимо, он отвернулся от обоих.

- У вас что - с Полосухиным неприязненные отношения? – поинтересовался Нетудыхатка.

- Да нет никаких отношений. Он на меня почему-то волком смотрит. Он вообще всегда такой угрюмый, - ответил Борис.

Подошли к кабинету археологов. Мамчиц открыл дверь.

- Нам выше – на третий этаж, к директору, - остановил его Нетудыхатка.

- Директор в отпуске, отдыхает в Крыму, - ответил, входя в свой кабинет, Борис. – Я ему сейчас позвоню.

Включил компьютер. И по Viber набрал нужный телефон. После третьего звонка на мониторе появилось лицо директора:

- Что там у вас, Мамчиц? Докладывайте коротко, я занят, - голос строгий, с нотками раздражения.

- Вот это я обнаружил сегодня в раскопе, - Борис приблизил к видеокамере пластину с конным скифом.

Директор буквально впился в неё взглядом:

- Ну-ка, покажите мне артефакт со всех сторон… Боже мой! Какая удача! – радостно воскликнул он. – Вот что, Борис, - директор впервые за время совместной работы назвал Мамчица по имени, - спрячьте этого скифа в сейф и никому о нём ни слова. Я через десять дней вернусь, и тогда решим, как с наибольшей выгодой для музея представить руководству и общественности это уникальное произведение древнего искусства. Вы меня поняли – никому ни слова! – строго приказал директор и отключился.

В углу кабинета стоял громоздкий коричневый сейф, изготовленный, как значилось на его жестяной табличке, московским механическим заводом номер четыре в одна тысяча девятьсот тридцать шестом году. Борис достал из-под груды бумаг в нижнем ящике своего стола большой, с ладонь размером, ключ и открыл толстую дверь сейфа. За ней в картонных коробках лежали найденные археологами древности. Борис добавил к ним пластину со скифом и запер сейф.

- У кого ещё есть ключ от сейфа, - спросил Нетудыхатка.

- Ни у кого, ключ один, - ответил Борис. – Обычно мы прячем его в ящик моего стола. Но сегодня я заберу ключ с собой.

- Добро, - сказал, направляясь к выходу из кабинета,  капитан. Но у двери обернулся:

- А как, всё-таки, часы Лютаева оказались в кургане на руке у останков скифа? Только без… - Нетудыхатка хотел сказать «вранья», но запнулся, пощёлкал пальцами и закончил фразу: - Без выдумки.

- Я могу сказать. Но вы не поверите.

- А вы скажите. А вопрос веры оставьте мне.

- Иван сам передал часы скифу. Живому скифу.

Капитан пожал плечами и взялся за дверную ручку.

- Подождите, - остановил его Борис, схватил лист бумаги и торопливо написал:
«Капитану полиции Нетудыхатке от археолога Мамчица. Мои слова, что курган был вскрыт до наших раскопок – это ложь. Я сказал их в угнетённом чувством страха состоянии. Курган никто не грабил».

Расписался, поставил дату и протянул листок полицейскому. Тот прочитал, свернул листок, сунул в карман и молча вышел из кабинета.

Больница

Звонок. Плачущий голос Бориной мамы:

- Ваня! Горе у нас – Боренька в больнице!

- Что с ним? - встревожился Иван.

- Сердечный приступ! У Бореньки такие неприятности на работе… Такие
неприятности… Сердце не выдержало…

- В какой он больнице?

- У папы в кардиоцентре…

Двухместная палата. Одна кровать пуста. На второй - Борис. Лежит на спине, глаза закрыты. Правая рука сжимает край одеяла, будто Боря уцепился за жизнь. А левая, хрупкая, с тонкими пальцами, бессильно распласталась рядом, поверженная болью.

При взгляде на друга, замершего между жизнью и смертью, Ивана словно током шарахнуло. И мгновенно растаял ледок отчуждения. Лютаев осторожно прикоснулся к руке Бориса. Тот открыл глаза и слабо улыбнулся:

- Ваня, я так ждал тебя. Боялся, что не успею сказать тебе… Я на допросе испугался и соврал о кургане…

- Не надо об этом…

-…Но потом я отказался от лжи… Я передал Нетудыхатке письмо с правдой… Мне так плохо, Ваня… Прости меня, - в глазах Бориса блеснули слёзы.
Иван погладил руку Бориса – сухую, горячую, бессильную:

- Боря, ты мой друг - был, есть и будешь. У тебя беда. Расскажи, что случилось.

- Из сейфа украли золотую пластину с барельефом конного скифа, - помолчав, тихо сказал Борис. – Я позавчера нашёл её в раскопе. Пластину дождём вымыло из стены. Вечером запер в сейф. А утром открыл его – пластины нету.

- Боря, ну чего ты так разнервничался? Ну, пропала, жаль, конечно. Но есть полиция – пусть ищут. Тот же капитан Нетудыхатка, - попытался утешить друга Иван.

- Так Нетудыхатка меня в краже и обвинит, - обречённо произнёс Мамчиц. – Нельзя мне в полицию…

- Почему? – удивился Иван.

- Нетудыхатка видел меня с пластиной в раскопе. Он мимо ехал и остановился. Он заподозрил меня в краже, будто я раньше нашёл эту пластину, спрятал её и теперь пришёл забрать… Это катастрофа, - прошептал Борис. – Катастрофа…

Он умолк и закрыл глаза. А Лютаев задумался, как помочь другу. Иногда он занимался журналистским расследованием. Впрочем, «расследование» - это слишком сильно сказано. В отличие от следователя или полицейского, которые наделены широкими полномочиями для добычи нужных сведений, журналист действует исключительно на свой страх и риск. Фигуранты его расследования, скрывая информацию и документы (как правило, криминального характера), с журналистом не церемонятся.

У Лютаева был опыт нескольких журналистских расследований. В итоге он нажил себе опасных врагов. А главный редактор, в конце концов, посоветовал Ивану оставить этот рискованный жанр: дескать, «наверху» считают, что газета не должна подменять правоохранительные органы.

Но сейчас речь не о газетной публикации, а о судьбе друга.

Догадка

-…Это катастрофа, - повторил Борис, и в его глазах блеснули слёзы.

- Боря, очнись! – тронул друга за плечо Иван. – Скажи, кто ещё, кроме тебя, знал, что пластина в сейфе?

Мамчиц осторожно, каждый миг ожидая боли, вздохнул и тихо ответил:

- Нетудыхатка и наш директор.

- Значит, полицейский сопровождал тебя от раскопа и до кабинета в музее?

- Ну да.

- Так это же замечательно, Боря! Ты у полиции вне подозрений, - подбодрил друга Иван. – А директор тоже видел, как ты кладёшь пластину в сейф?

- Нет, директор в отпуске. Я говорил с ним по Viber. Он приказал спрятать пластину в сейф и никому не говорить о находке до его возвращения.

- Понятно… - Иван задумался и после паузы спросил:

- А кто-нибудь из сотрудников музея видел тебя, когда ты с полицейским шёл в кабинет?

- Ну, охранник служебного входа видел. И наш айтишник – уже возле двери моего кабинета.

- Айтишник говорил с тобой?

- Да нет. Он даже отвернулся. Он почему-то ко мне погано относится.

- Т-а-а-к, - протянул, размышляя, Иван. – А ты с директором говорил по мобиле?

- По компьютеру. Я директору пластину с конным скифом показал.

- Скажи, а в вашей корпоративной сети есть видеоконференцсвязь?

- Есть. Наш директор общается с сотрудниками через комп. Он вообще зациклен на цифровизации…

- А когда ты ушел из музея?

- Около семи вечера.

- То-есть, когда музей был закрыт.

- Ну да.

- Уже тепло! - оживился Иван.

- Чего – тепло? – не понял Борис.

- А того, что пластину спёр тот, кто работает в музее. И я догадываюсь, кто это.

Ключ

- Ну - кто?! Да говори же! – Борис даже попытался встать, но Иван осторожно его придержал:

- Тот, кто мог подслушать твой разговор с директором.

- Айтишник? Полосухин?! – опешил Мамчиц.

- Думаю, что он. И последний штрих: скажи, полицейский был в форме?

- Да.

- Ну, вот и картина маслом. Айтишник увидел в коридоре археолога под конвоем полицейского. Захотелось узнать – почему? И подключился к твоему компьютеру.

- А как Полосухин открыл сейф? – засомневался Борис. – На замке нет следов взлома, его открыли ключом. А единственный ключ у меня.

- Боря, есть второй ключ,– заявил Иван.

- Откуда? У кого?

- Вспомни, Боря, как полгода назад вы перетаскивали сейф из компьютерного центра в отдел археологии. Я к тебе тогда зашёл, и меня припахали волочить эту антикварную глыбу.

- Было дело, - слабо улыбнулся Борис. – Это директор приказал перенести сейф к нам и хранить в нём самые ценные артефакты.

- А вспомни, Боря, как ваш айтишник открывал сейф, чтобы забрать из него своё барахло? Сколько у него было ключей?

Мамчиц напрягся, но через минуту отрицательно качнул головой:

- Точно не помню. Кажется, один.

- Два ключа было! – воскликнул Иван. - Два – шпагатом связанные! Он вытащил свои бумаги, запер сейф, а ключи бросил в ящик своего стола.

- А мне передал один ключ, - нахмурился Борис. – Но ты про два точно помнишь?

- Точнее некуда. Ты ушёл домой, а Полосухин залез в сейф посмотреть, что там спрятано. Ну, и спёр пластину. Она ж золотая – продать можно за большие деньги.

- Версия логичная, - поразмыслив, сказал Борис. – Но вот не могу я поверить, что Полосухин вор. Злой он – это есть. Ни с кем в музее не дружит. Но чтобы – воровать…

- Добрый ты, Борька, - улыбнулся Иван. – Ну, выздоравливай. А я смотаюсь в музей, проверю свою версию.

Золото

Встретив в коридоре Мамчица в сопровождении полицейского, Полосухин подумал, что археолог влип в какую-то поганку, и обрадовался: так ему и надо, выскочке! Борис не сделал Полосухину ничего плохого, но айтишник его ненавидел.

Ненавидел за то, что Борис занимается любимым делом. Что ему везёт на раскопках. Что написал диссертацию. И что его прочат в начальники…

Полосухин по видеоконференцсвязи подслушал разговор Бориса с директором музея. Дождался, когда Борис ушёл домой, и проскользнул в кабинет археологов. Там уже неделю был сломан дверной замок, а завхоз – пройдоха из отставных прапорщиков – быстро обслуживал только начальников. Открыл сейф вторым ключом, который оставил у себя из ненависти к Борису, а поди ж ты – через полгода ключик тот пригодился… И вынул из сейфа золотую пластину с барельефом конного скифа.

В слабом свете Борисовой настольной лампы (верхний свет Полосухин из осторожности не включил) пластина показалась ему куском грязноватого жёлтого металла. Ни восхищения искусством древнего мастера, ни трепета от того, что держит вещь, созданную две с половиной тысячи лет назад, он не испытывал. Качнул пластину в руке – увесистая. И положил обратно в сейф.

И тут в кармане звякнул смартфон.

- Димон, ты где? – загудел в ухо журналист Семён Пилько. – На работе? Так я к тебе заскочу.

- Зачем? – Полосухин разозлился: только этого ему не хватало.

- Тысчонка позарез нужна! Займи, братан, до получки!

- Нет у меня денег, - отрезал Полосухин. – Самому кто бы до получки занял.

Он соврал – деньги у него были. Целых шесть тысяч.

- Ну, ё-моё! – огорчился Пилько. – Пропадаю! Возьми у кого-нибудь в музее.

- У кого? – окрысился Полосухин. – Ты на часы глянь: рабочий день окончен, пусто у нас.

Ему хотелось послать Семёна далеко и грубо. Так не вовремя тот влез со своим звонком.

- Ладно, Димон, бывай, - вздохнул Пилько. – В субботу увидимся?

- До субботы дожить надо, - раздражённо процедил Полосухин, выключил мобильник и посмотрел на пластину. И вдруг его молнией пронзила мысль: да это же золото! Древнее золото! Здесь, в сейфе лежит его мечта о богатой жизни. Протяни руку – и она твоя…

Кража

Полосухин даже оглянулся, не подслушал ли кто его мысли. Запер сейф. Сел за стол Мамчица и автоматически включил компьютер. Тихий гул загружаемого аппарата вернул его в реальность.
«А если поймают, - заколебался Полосухин. И тут же отмёл сомнение: - Следы замести, так хрен найдут. А сам не сознаюсь: я – не я, и всё тут… Это же реальный шанс вылезти из нищеты… Рискованно… А кто не рискует – тот не пьёт шампанское!» - подбодрил себя глупой присказкой и заглянул в книжный шкаф. Там, как он помнил, в коробке из-под обуви Мамчиц держал салфетки, которыми по утрам протирал свой стол и компьютер.

Взял одну салфетку. Затёр ею, как делали это в кинодетективах, отпечатки своих рук снаружи сейфа. Открыл его, держа ручку через салфетку. Протёр сейф внутри. Взял золотую пластину. Осторожно, через салфетку, запер сейф. Выключил компьютер. Протёр ручки на входной двери кабинета. И тихонько проскользнул к себе в компьютерный центр.

Сердце трепыхалось, как воробей в клетке. Бросало в жар. Вылезла мыслишка: вернуть пластину в сейф – и тут же исчезла. Куда там! Впереди -  вольная богатая жизнь!

Дальше Полосухин действовал уже без сомнения. Обёрнутую газетой золотую пластину положил в сумку. Туда же, но во внешний карман – ключ от сейфа и салфетку. Охранник служебного входа – тугоухий пенсионер – в своей будке смотрел телевизор. Полосухин тихонько отодвинул засов на входной двери и быстро выскочил на улицу. Охранник его не заметил.

Тайник

По дороге домой, где-то на полпути, Полосухин завернул в чужой двор к мусорнику. Бросил в один бак ключ от сейфа, в другой – салфетку.

Дома, закрывшись в своей комнате, достал из сумки пластину. Тусклый блеск древнего золота гипнотизировал, как опасная гладь бездонного омута. Полосухин с трудом отвёл глаза. Обернул пластину полиэтиленовым пакетом, забинтовал скотчем и задумался: куда её спрятать?

Когда начнётся розыск, то наверняка и его, Полосухина, тряханут: где был, что делал, что видел, а не ты ли позарился? А если – обыск? Дома спрячу – найдут, это сто процентов. В отцовском гараже? Тоже не вариант… Закопать в тайном месте...

И тут его осенило: подвал! Там охочие новосёлы - это ещё когда дом только сдали – сколотили из досок несколько клетушек. Одну соорудил отец. Хранили в этой клетушке овощи на зиму да всякое барахло, что выбросить жалко.

Полосухин спустился в подвал. Нашарил слева от входа выключатель – зажёг свет. Осмотрелся. Пол земляной. Зарыть надо так, чтобы посторонний случайно не наткнулся. Ну, и при обыске, случится такой, не нашли. Вон там подходяще: в дальнем углу, за паутиной труб.

Взял в клетушке лопатку, отец когда-то сделал её из куска стали – копаться сынишке на даче. И зарыл золотую пластину в облюбованном углу.

Теперь на год, а то и дольше надо затаиться. В смысле работать и вести себя как обычно. Пока искать пропажу перестанут. А потом осторожненько найти надёжного покупателя. И начнётся жизнь, о которой мечтал…

Кошмар

В эту ночь Полосухин долго не мог заснуть – его будоражили сладостные картины роскошного будущего.

А потом Полосухину приснилось, что мчится с горы на мотоцикле, а впереди – пропасть, стороны которой соединяет узкий, с полметра, мостик. Он жмет на тормоза, но скорость только увеличивается.

Вот он влетел на мостик и вдруг мотоцикл резко сбавил ход. Он отчаянно газует, но мотоцикл едет всё медленнее. Вот совсем остановился, а ноги как приклеены к подножкам, не оторвать их, чтобы опереться на мостик. Мотоцикл пошатнулся, и он с ужасом понял, что через мгновение рухнет в пропасть.

А на той стороне пропасти, куда он стремился, стоит Мамчиц. Археолог наблюдает за его трагедией, и ни сострадания во взгляде, ни мести, а только равнодушие…

Полосухин проснулся от собственного крика. Жуткий сон как будто вывернул его мечту наизнанку, и там, с изнанки, его будущая богатая жизнь заполнена страхом. Страхом быть пойманным. Страхом публичного суда. Страхом тюремных нравов. «Господи! – воззвал Полосухин, впервые в своей жизни обращаясь к Богу. – Господи, помоги мне, спаси меня!» Он попробовал молиться. Получилось неумело, сбивчиво, с глупым коверканьем современных слов на старинный лад.

Но постепенно пришло успокоение. Нет, страх не испарился. Но сквозь него пробилась и овладела сознанием мысль, что ты сам избрал эту губительную стезю и сам должен сойти с неё. Но как это сделать? Тайком вернуть золото в сейф? Ключ выброшен… Сознаться, покаяться? Это позор и тюрьма… Так в тяжком забытьи промучился Полосухин весь остаток ночи. И лишь утром ночной страх притупился.

Пустота

«Не пойман – не вор», - твердил по дороге на работу Полосухин. – Главное – вести себя, как прежде. И никто меня не заподозрит».

С утра он, как обычно, проверил работу корпоративной сети. Потом занялся ремонтом компьютера, который уже неделю в разобранном виде стоял в углу его обширного стола. Дело не срочное, мог бы этот комп ещё постоять, но Полосухину хотелось отвлечься от тревожных мыслей.

Но тут в коридоре раздались громкие голоса. И к Полосухину вернулся ночной страх. «Началось… Полиция… Сейчас войдут… Арестуют…», - лихорадочно пульсировало в его мозгу. Но кто-то закричал: «Вызовите скорую! Врача! Нужен врач!» Полосухин приоткрыл дверь и в щёлку разглядел сотрудников музея, столпившихся у кабинета археологов. Кто-то громко объяснил причину тревоги: «Мамчицу плохо. Сердце схватило»   

Полосухин с ужасом понял, что это именно он кражей пластины спровоцировал у Мамчица сердечный приступ. Полосухин ненавидел его, но это была ненависть иного, нежели к врагу, рода. Врагу желают гибели. А Полосухин желал археологу всего лишь краха его карьеры. Но если Мамчиц умрёт, то он, вор Полосухин, станет ещё и убийцей.

От этой мысли стало ему невыносимо тошно. Он открыл шкаф и с нижней полки, из-за груды бумаг, достал бутылку водки. Выпил полстакана. Сел в кресло и закрыл глаза.  Полегчало.

Так просидел до полудня, убеждая себя, что никакой он не злодей, а украл потому, что подвернулся случай. Только лох мог упустить такой шанс. А он, Дмитрий Полосухин, не лох. Он сильный. Он затаится, и его не поймают. А через пару лет продаст золотую пластину за огромную сумму. И начнёт другую – счастливую – жизнь.

От этих мыслей Полосухин успокоился. Пересел к столу и до вечера ремонтировал компьютер. И дома после маминого сытного ужина спокойно уснул.

И приснилось Полосухину в эту ночь, что обедает в шикарном, но почему-то пустом, ресторане. Одет в классический костюм Brioni за полмиллиона рублей, а на ногах валенки с галошами. И вышколенный официант во фраке подобострастно докладывает ему:

- Ваше благородие, заказ готов. Хор Турецкого, двенадцать стульев и пароход «Чугуний» ждут вас на пристани.

Он направляется к двери, но официант хватает его за локоть и поворачивает лицом к стене:

- Выход там!

И не официант это, а полицейский, и в стене арка, а на улице около полицейского УАЗа стоит капитан Нетудыхатка и манит его к себе…

Полосухин проснулся в холодном поту. Давешний страх ареста, суда и тюрьмы снова терзал его до утра.

Измученный ночным кошмаром, Полосухин едва приволокся на работу. Включил компьютер и тупо, как загипнотизированный, уставился на монитор. Пустота владела им: ни мыслей, ни чувств, ни желания…

Решение

Лютаев жаждал отомстить за мучение друга. Но по дороге от кардиоцентра до музея приглушил эмоции. Он не был абсолютно уверен, что именно Полосухин украл золотую пластину. Предстояло его расколоть (как говорят в кинодетективах). А для этого нужна холодная голова и знание «ахиллесовой пяты» подозреваемого. Но Иван даже не помнил, как выглядит Полосухин: он видел его в музее пару раз и то мельком. Впрочем, для Ивана это было неважно. Предстоит встреча с Полосухиным, а первое впечатление – Иван это знал по журналистскому опыту - весьма точно подсказывает манеру общения с собеседником, от которого надо получить желанную информацию.

Лютаев вошёл в компьютерный центр музея. В замке изнутри торчал ключ. Иван запер дверь. Сидящий за компьютером Полосухин медленно встал со стула. Иван развернул полосухинский стул и сел на него верхом. Полосухин оказался запертым в треугольнике: слева – кресло, справа – стол, а спереди – спинка стула со скрещёнными на ней мускулистыми руками Ивана.

Несколько минут длилось молчание. Иван разглядывал Полосухина. Потёртые джинсы. Оранжевая футболка с логотипом американского баскетбольного клуба. Худой, сутулый. Неразвитые мышцы торса и рук. И взгляд обречённого…

Ивану был противен этот человек: сдать его в полицию – и дело с концом. Но публичное разбирательство может разрушить Борису карьеру. Шум не нужен, тут надо действовать по-тихому, решил Иван.

- Ты знаешь, кто я? – спросил он.

Полосухин утвердительно кивнул.

- Догадался, зачем я пришёл?

Полосухин опустил голову.

- Говори правду, и будешь свободен. Начнёшь вилять – сдам в полицию, - предупредил Иван.

И после короткой паузы потребовал:

- Дай ключ от сейфа.

- Не могу, - едва слышно произнёс Полосухин.

- Почему?

- Выбросил.

- Где золотая пластина?

- Там, - Полосухин слабо махнул рукой в сторону окна.

- Где – там!? – повысил голос Иван.

- Спрятал, - прошептал Полосухин.

- Где – спрятал? – разозлился Иван. - Верни пластину и мотай на все четыре стороны!

- Обманешь, - в голосе обречённость и слабая надежда.

Иван почувствовал, что неприязнь сменяется жалостью к Полосухину. Украл, а страдает, как нашкодивший школяр. Конченый ублюдок так себя не ведёт. Может, конечно, Полосухин и поганец, но совесть, похоже, в нём осталась. И сейчас Иван для него – царь, бог и воинский начальник. В его руках будущее Полосухина.

- Не обману, - пообещал Иван. – Решим по-тихому – ты свободен и мотай из города. Упрёшься – сдам в полицию. Арест, суд, приговор и публикации о злодее Полосухине. Из тюрьмы вернёшься калекой. Если вообще вернёшься, - зловеще предупредил Иван.

Полосухин молчал. Его раздирали противоречивые чувства. Хотелось ухватиться за брошенную Иваном соломинку. И жаль мечты о богатой жизни. И страшно попасть в тюрьму. И злился на себя за то, что украл. И жалел себя – невезучего, несчастного…

Иван понял, что творится с Полосухиным. Терпеливо ждал. И дождался:

- Пойдём, - сказал, будто прыгнул в омут, Полосухин.

- Куда? – деланно удивился Иван, хотя догадался, куда его зовут.

- За золотом, - отрезал, Полосухин.

Счастье

Лютаев вошёл в больничную палату. Борис спал. Он положил золотую пластину другу на грудь. Борис проснулся… Короче, Иван увидел, как наяву выглядит фраза «он светился от счастья».

А когда бурная радость улеглась, Мамчиц спросил – с затаённой тревогой:

- Ты его сдал в полицию?

- Нет. Пусть мотает из города.

Борис облегчённо вздохнул: значит, скандала не будет и угроза его карьере миновала. Он погладил золотую пластину – нежно, трепетно – и протянул её Ивану:

- Спрячь у себя дома, пока я в больнице.

- Есть вариант надёжнее, - Иван положил артефакт в свою сумку.– Отнесу к Нетудыхатке, пусть капитан хранит.

Борис даже руками замахал от возмущения:

- Да ни в коем случае! Век бы его не видеть, цербера!

- Спокойно, дружище! - улыбнулся Лютаев. – Это же самый выгодный вариант. Во-первых, пластину из полиции не сопрут. Во-вторых, ты не отвечаешь за её
сохранность. И, в-третьих, хочу предложить Нетудыхатке авантюру.

- Ладно, - подумав, согласился Борис. – А про авантюру – давай подробности.

- Пока без подробностей, Боря.

- Шифруешься от меня! - возмутился Мамчиц.

- Да Бог с тобой! Подробности будут, когда с Нетудыхаткой поговорю, - успокоил друга Иван. – Кстати, у тебя есть номер его мобилы?

- Там, в сумке, его визитка, - кивнул на тумбочку Борис.
Иван записал нужный номер в свой смартфон и осторожно пожал Мамчицу руку:

- Держись, Боря! Выздоравливай! Отнесу капитану твоего скифа.

Светлана

Иван позвонил Нетудыхатке. Тот предложил зайти к нему в областное управление МВД в семнадцать часов. А было два пополудни. Лютаев утром не успел позавтракать. И пошёл домой – накануне мама принесла ему кастрюльку борща и котлеты. Иван полгода назад купил себе по ипотеке «однушку» всего в квартале от родительского дома, и мама продолжали заботиться о нём.

По дороге встретил одноклассницу Светку Рогалеву. Они не виделись с выпускного вечера. Иван поразился тому, как изменилась первая красавица класса. Нет, внешне Света осталась привлекательной. Но вот глаза… Иван помнил влекущее очарование Светкиного взгляда: её зелёные глаза светились радостью, озорством и загадкой. А сейчас на него смотрела усталая, измученная женщина. 

Светлана уловила его реакцию:

- Что, сильно подурнела?

- Не скажи, - растерялся Иван и, заглаживая неловкость, добавил: - Я тоже не
такой, как прежде. Время безжалостно…

Помолчали, не зная, о чём говорить. Наконец Светлана поинтересовалась:

- У тебя семья? Чем занимаешься? Говорят, ты стал журналистом?

- Ну, да. Работаю в газете. Семьи пока нет. А ты как устроилась?

- В школе преподаю. Физику. Как папа…

И столько боли в этом «как папа», что у Ивана даже сдавило дыхание. Как же он забыл, что полгода назад их учитель, а Светкин отец, пропал без вести.

- Есть новости о Николае Степановиче? – спросил он.

- В полиции говорят: ищем, - с той же болью ответила Светлана. – Знаешь, Ваня, я к этому уже привыкла. И стыдно, и больно, и страшно, а привыкла, что нет родного человека. Совсем нет. Даже могилы не осталось…

Светлана прижала к глазам платочек.

- Извини, - сказал Иван и, не найдя слов утешения, осторожно взял её за руку.
Несколько минут шли молча. Светлана вздохнула и неожиданно улыбнулась:

- Смотри, Ваня, какое небо! Синее и облака, будто нежные мазки художника. Такое же небо было на выпускном празднике, помнишь?

- Наверное, - Ивана удивил крутой поворот в настроении Светланы. – Радостно тогда было…

- А ты в школе за мной ухаживал, - вдруг напомнила Света.

- А ты меня отшила, - в тон ей ответил Иван.

- Дурой была, - вздохнула Светлана.

И Лютаев догадался, что ей одиноко, и что вспомнила она о былом с робкой надеждой на повторение. Но его юношескую влюблённость уже не вернуть. И он в ответ лишь слабо пожал ей руку.

Подошли к автобусной остановке. И Светкин автобус как раз подошёл.

- Мне пора, - неуверенно сказала Света, а прозвучало как «не отпускай меня».

- Счастливо! – преодолевая неловкость, улыбнулся Иван.

Светлана вошла в автобус. Дверь закрылась. У времени нет обратного хода.

Ниточка

Дома Ивана не покидали тревожные мысли о встрече с одноклассницей. Точнее – встревожила его не сама встреча, а судьба учителя Николая Степановича Рогалева.

В мае, собирая информацию для статьи о «чёрных археологах», Иван пару раз посетил субботнюю ярмарку коллекционеров во Дворце культуры энергетиков. Ходил, смотрел, приценивался и потихоньку выспрашивал, кому бы продать скифский артефакт.

Подозрительного новичка перехватил старшина городских коллекционеров по прозвищу Скарабей: кто такой, чего надо? Ищу покупателя - Иван показал фотографию золотого перстня-печатки с фигурой конного стрелка и надписью ATAIAS. Это, мол, перстень скифского царя Атея. И цену заломил конскую.

Ну, в нашем городе за такие деньги не купят, огорчил Скарабей. А загляни ты к антиквару Косте Трояну в его магазин «Старина». Имеет Костя связи с богачами в столице. Но будь осторожен, предупредил Скарабей. Тут пару месяцев назад старичок один, учитель, искал покупателя на старинный орден Андрея Первозванного. К Косте, говорят, обратился. И пропал: ни старичка, ни ордена.

К антиквару Иван тогда не пошёл. Потому что перстень царя Атея он сам нарисовал на компьютере. А теперь, подумал Иван, можно к Трояну наведаться. С золотой пластиной. Потянуть ниточку – вдруг она приведёт к разгадке исчезновения Николая Степановича.

Дед учителя Рогалева был известным в городе коллекционером. А отец древностями не увлекался. Он увлекался выпивкой. И потихоньку пропил коллекцию.
Скорее всего, от дедовой коллекции сохранился у Николая Степановича орден Андрея Первозванного. А учитель хотел обеспечить безбедное будущее дочери Светланке. И решил продать орден. 

Иван погуглил в интернете. Цена императорского ордена Андрея Первозванного достигала на аукционе пяти миллионов долларов. Но такого аукциона в их городе не было. А «чёрные археологи» были. И к ним, скорее всего, попал наивный учитель.
А ещё Иван распечатал семнадцатую статью федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности». Пригодится для разговора с Нетудыхаткой.

Торжище

Отобедавши, Иван прилёг на диван и достал из сумки золотую пластину, чтобы лучше её рассмотреть. Странно: пластина была тёплой, будто что-то грело её изнутри. И внезапно вспыхнул яркий свет. Иван зажмурился, а когда открыл глаза – снова оказался в древней степи. Он как бы парил над нею, то взлетая ввысь и охватывая взором всю от края до края, то приближаясь к земле с её пьянящим духом разнотравья.

Ивану снова казалось, как и в тот раз, когда прикоснулся к каменному скифу, что он смотрит фильм. И не просто наблюдает за происходящим со стороны, а участвует в нём.

Вот он перенёсся в селение скифов. Там, на площади у шёлкового шатра, сидели на кошмах в два ряда полсотни пожилых воинов. Перед ними стояли бронзовые блюда с вареным, жареным и вяленым мясом, пшеничными лепёшками, сыром из кобыльего молока, пучками трав и кубки с вином. Никто к яствам не прикасался. Все смотрели в сторону шатра, перед которым на белом войлоке восседал Скопас, а по его левую руку и ниже – средних лет смуглый, черноволосый и черноглазый мужчина в хитоне, плаще-хламиде и красных высоких сапогах со шнуровкой.

Скопас указал на него рукой:

- Гасти Менесфей (гость Менесфей – понял Иван).

Гость, было, заговорил по-эллински, обращаясь то к Скопасу, то к скифам. Но Скопас жестом остановил его и громко позвал:

- Таксарис!

Молодой скиф подбежал к нему. И Скопас опять жестом показал Менесфею: говори.

Таксарис вкратце перевёл витиеватый спич гостя:

- Эллин желает здравствовать вождю и всем его подданным.

Скифы не любили болтовни: говори кратко, делай много.

Скопас, повернувшись к эллину, произнёс:

-Пару шати (много счастья).

Но Таксарис приукрасил эллину столь краткий ответ:

- Вождь желает тебе успешной торговли, преуспевания и много счастья.

Скопас, обращаясь ко всем, разрешил:

- Ад, сана, сати (еда, вино, радость).

Скифы зашумели, потянулись к кубкам и блюдам. Менесфей похвалил Таксариса:

- Ты хорошо говоришь по-нашему.

- Мама научила,- объяснил скиф, - она эллинка.

Менесфей презрительно сощурился:

- Рабыня?

- Жена свободного воина, и я свободный воин,- осадил его Таксарис.

Эллин покивал – то ли согласно, то ли виновато и показал рукой на реку:

- Там мой сын Гармодий, он будет хорошим купцом.

На берегу шумело торжище. Вокруг товаров, выставленных на застеленном кошмами песке, толпились скифы. Приценивались к бронзовой и керамической посуде, придирчиво осматривая гидрии (кувшины для воды), ситулы (вёдра), алабастроны (сосуды для масла и благовоний), диносы и килики (для питья), пифосы (бочки для продуктов) и большие котлы. Пробовали из амфор вино и оливковое масло. Женщин прикидывали на себя яркие ткани и восхищённо перебирали в сундучках золотые и серебряные кольца, браслеты, ожерелья, серьги.

Торговля шла бойко. Продавали товары шестеро эллинов. А двое на маленькой лодке подвозили новые партии с чёрного корабля, стоящего на якоре метрах в пятидесяти от берега. Командовал эллинами Гармодий – парнишка лет шестнадцати в таких же, как у отца, хитоне, хламиде и красных сапожках.

Торговый корабль отдалённо напомнил Ивану рисунки к статьям о древнегреческих мореплавателях. Длина метров двадцать, прикинул он, ширина около шести. Покрыт смолой. Заострённая корма. У кормы, по бортам, два рулевых весла. Невысокая мачта, прямой парус. Трюм закрыт палубой. Строений на палубе нет, значит, команда размещается вместе с грузом в трюме. Тихоходный, но вместительный. Груза тонн шестьдесят перевозит, прикинул Иван.

Поручение

В сумерках торговлю свернули. Эллины убрали товары на корабль - до утра. Завтра надеются распродать остатки и загрузить трюм тем, что купят у скифов. И – домой, в город Милет.

Ночью Скопас вызвал к себе Таксариса. Вождь был один. Говорил тихо, чтобы не услышали охранявшие шатёр стражники. Но для Ивана секрета не существовало. Он мысленно видел, слышал и чувствовал всё, что происходило с Таксарисом.

- Эллин хочет много шкур, много ткани и вяленого мяса, - сказал вождь. - Так покупают для войска. Поплывёшь с эллином в Милет. Там найдешь лавку Ариха. Покажешь ему перстень, - вождь подал Таксарису печатку с выпуклой головой пантеры. - Он покажет тебе такой же. Отдашь Ариху это, – вождь протянул Таксарису кожаный кошель с монетами. - Будешь ждать. Арих скажет, когда тебе возвращаться. Вернёшься с Менесфеем.

Таксарис замялся, не решаясь о чём-то спросить вождя. Скопас уловил его желание. И велел:

- Спрашивай.

- А если Менесфей не захочет плыть к нам, - усомнился Таксарис.

Вождь чуть заметно усмехнулся:

- Захочет.   

Утром Менесфей вышел на палубу и застыл от изумления. Место вчерашнего торжища было завалено кипами кожи, мешками вяленого мяса и рулонами конопляного полотна. А на берегу эллина ждал сюрприз. Пожилой скиф вручил ему кошель с золотом и заявил, что вождь Скопас покупает весь оставшийся на корабле товар, а за всё это – скиф указал на кожи, мясо и полотно – желает получить… Тут скиф назвал такую сумму, что у Менесфея от радости даже дыхание спёрло – столь выгодной была сделка.

Быстро загрузили корабль, и Менесфей засуетился с отплытием, опасаясь, как бы вождь не передумал и не лишил его выгодной сделки. Кто знает, что у скифов на уме, думал он, высматривая на берегу сына. Но куда же подевался Гармодий?
Искал в селении. Нет сына. Кинулся к вождю.

- Твой сын останется у нас, - ответил на жалобу о пропаже Скопас. - А ты отвезёшь в Милет его, - вождь указал на Таксариса. - И привезёшь обратно, когда он скажет. Тогда получишь своего сына.

И жестом остановил пытавшегося возразить Менесфея:
- Мы научим твоего сына тому, что умеют наши воины. Он будет хорошим купцом. Никто не обманет купца, у которого на поясе акинак и в горите лук.

Встревоженный пропажей сына Менесфей даже не заметил, что вождь скифов говорил с ним по-эллински.

Море

Картина мгновенно сменилась, как будто Иван переключился на другую телепрограмму. Теперь в воспоминаниях было море, эллинский корабль и на его палубе – Таксарис.

Скиф впервые в жизни увидел море. Оно казалось Таксарису заколдованной степью. В той привычной – на земле – он знал каждую травинку: её вид, цвет, запах. А море, безбрежное, как степь, было для него загадкой.

Вот замерло, не шелохнётся, будто степь в тихую погоду. А вот заволновалось от ветра – и словно волны ковыля бегут по степи. И даже в шторм казалось Таксарису, что он несётся по степи на необъезженном жеребце.

Всё для скифа было ново. Он обследовал корабль, потрогал и заучил, как называется и зачем нужна каждая его деталь. Таксарис помогал матросам ставить и настраивать парус, мыть палубу, вычерпывать из трюма воду и сушить на солнце подмокший груз.

А ещё он изучал работу кормчего Кимона. Как он прокладывает курс по солнцу и звёздам. Как угадывает завтрашнюю погоду по облакам, поведению чаек и виду заката. Где и как подходит к берегу за питьевой водой, минуя скрытые в глубине скалы и мели.    

Матросам понравился дружелюбный скиф. И только Менесфей его ненавидел. Из-за Таксариса скифы взяли в заложники его сына – его любимого Гармодия. Но эллин старательно скрывал свою ненависть под маской радушия. Потому что этот ненавистный скиф был единственной надеждой на возвращение сына. И Менесфей молил Зевса, Афродиту и Посейдона о защите от кораблекрушения и пиратов.

Пираты

Они благополучно приплыли в Милет. Однако через два месяца, на обратном пути в Скифию, молитвы Менесфея не достигли божественных ушей. На седьмой день плавания из устья залива, мимо которого они шли, выскочила длинная, узкая, с острыми носом и кормой, лодка-камара. Правивший рулевым веслом кормчий отбивал ритм шестнадцати гребцам. И в унисон ритму шестнадцать вёсел яростно вспенивали воду.

Ветер дул слабо, корабль Менесфея еле двигался. И камара с бараньей головой на высоком форштевне стремительно к нему приближалась.

Менесфей схватился за голову, кормчий Кимон в бессильной ярости заколотил кулаком по планширу, матросы окаменели и только скиф с интересом следил за камарой.

- Кто это? – спросил он Менесфея.

- Наша смерть, - прошептал эллин.

- Пираты, - зло добавил Кимон. – Догонят, ограбят, убьют!

Стоящий на носу камары мужчина взмахнул мечом в сторону эллинского корабля. Скиф оглянулся на покорно ожидающих своей участи матросов, улыбнулся, прыгнул в трюм и вынес оттуда свой лук и стрелы. Натянул тетиву, наложил стрелу, воздел руки к небу и громко произнёс:

- Ама бага Арес арга дарана хамара! (могучий бог Арес, благослови сокрушить врагов – понял скифа Иван)

Камара уже была метрах в пятидесяти от корабля. Таксарис выстрелил. Пират, стоявший на носу камары, рухнул за борт – стрела пробила ему грудь. Таксарис выпустил одну за другой ещё три стрелы. И три гребца на левом борту камары, поражённые в спину, уронили вёсла.

Камара резко повернула влево. Её кормчий бешено заорал на гребцов, но пятая стрела скифа впилась ему в горло.  Камара остановилась. Пираты торопливо выбросили в море подстреленных товарищей и, вразнобой работая вёслами, погребли обратно в залив.

- Мар хамара, Таксарис ама вир, пита сати, - снимая с лука тетиву, произнёс скиф (убил врагов, Таксарис сильный мужчина, отец обрадуется – понял сказанное Иван).

Матросы с восторгом смотрели на своего спасителя.

- Слава Таксарису! - воскликнул Кимон.

Все радостно загалдели. А Менесфей достал из трюма сундучок, вынул из него золотую пластину и протянул Таксарису.   

- Хварз брата зарана миздра, - произнёс он, старательно выговаривая скифские слова (доброму брату золотое вознаграждение – понял Иван).

Эту пластину, купленную у ювелира в Милете, Менесфей планировал подарить вождю Скопасу. Но скифы взяли в заложники его сына, и эллин решил, что коварный вождь обойдётся без подарка.

Отдавать Таксарису золотую пластину тоже не хотелось. Но Менесфей преодолел жадность. Он умел расчётливо рисковать своим капиталом. Такой риск обычно приносил ему большую прибыль.

Вознаграждая скифа, Менесфей рассчитывал получить его расположение. Это было прологом к сделке, которая сулила эллинскому купцу большую выгоду. А мысль о сделке возникла у Менесфея, когда пираты в панике удирали в свою бухту, и он перестал бояться. Купец задумал нанять скифа защитником своего капитала.

Разговор

К вечеру двенадцатого дня пути вошли в устье реки. Для скифов она Дану, для эллинов – Борисфен. До захода солнца успели проплыть против течения полсотни стадиев и причалили к берегу для ночлега.

Иван прикинул: один стадий – сто семьдесят восемь метров, значит, корабль остановился примерно в девяти километрах от устья. Здесь уже была настоящая скифская степь.

Иван видел и чувствовал, с какой радостью Таксарис любуется окрестными травами, с каким наслаждением вдыхает их запахи, как приятны ему крики ночных птиц и стрекот цикад. Вот Таксарис разделся, прыгнул в реку и долго плавал и нырял, смывая с себя пресной водой морскую соль.

После ужина (размоченные в вине ячменные лепёшки, вяленое мясо, лук и чеснок) матросы ушли спать на корабль, а Менесфей и Таксарис остались у костра. Долго молча смотрели на огонь, думая каждый о своём. Наконец эллин окликнул скифа:

- Пати Таксарис (господин Таксарис – понял Иван).

Так, по-скифски, в знак уважения Менесфей обращался к нему после разгрома пиратов. Но дальше перешёл на эллинский язык, поскольку скифским владел слабо:

- Боги даровали мне счастье быть под твоей защитой, воин Таксарис. Я жажду, чтобы это счастье не закончилось, когда мы приплывём к царю Скопасу, и ты покинешь корабль. Я догадываюсь, что тебе было поручено великое дело, но когда ты завершишь его, прошу тебя – вернись на корабль. Кимон состарился, и ты будешь управлять кораблём. Мы будем много плавать, ты увидишь много стран, станешь богатым, построишь себе большой дом в Милете или Афинах, приведёшь жену и будешь жить в достатке и спокойствии…

- А разве можно, живя в достатке, быть спокойным? – улыбнулся Таксарис. – Богач – раб роскоши. А роскошь порождает страх, что у тебя её украдут.

- У нас есть законы, которые защищают граждан и наказывают преступников, - возразил Менесфей.

- Законы придуманы людьми. Поэтому каждый закон похож на паутину: слабый в нём запутается, а сильный его порвёт. Ваш закон запрещает ложь, а торговцы в лавках лгут всем в глаза. Рынок в ваших городах - это место, нарочно назначенное, чтобы обманывать и обкрадывать друг друга.

- Как ты можешь судить о порядке и законах, если у вас, скифов, нет даже домов, одни кибитки! – воскликнул уязвлённый купец.

- Я два месяца прожил в Милете и узнал ваши законы и порядок, - возразил Таксарис. – Скифы не занимаются накоплением богатства. У скифа нет ничего лишнего, и никто никому не завидует. Земля у нас общая, мы берём то, что она даёт добровольно, а что скрывает - оставляем. Мы защищаем стада от диких зверей и берём взамен мясо, молоко и сыр. Каждый скиф с детства учится ездить верхом и владеть оружием. У нас нет городов, которые надо защищать. Мы передвигаемся по степи на кибитках, куда хотим. Для врага мы неуловимы, но ни один враг не смог от нас спастись.

Таксарис умолк. Он был недоволен собой: зачем вступил в длинный разговор с эллином. Мог ответить коротко: у тебя богатство, а у меня оружие, ты раб, а я свободен и останусь свободным.

Менесфей тоже был недоволен. Он ругал себя за утрату золотой пластины. Скиф не поддался на уговоры, и дорогой подарок не принёс выгоды. Но Менесфей не хотел признавать поражение. Он попытался успокоить себя мыслью, что этой пластиной заплатил скифу за своё спасение. Каждая услуга должна быть оплачена, а разве жизнь его, Менесфея, дешевле куска золота?

Однако злость за потерянную выгоду продолжала саднить. И взойдя на корабль, Менесфей сорвал дурное настроение на задремавшем вахтенном матросе. Его злобный крик разорвал гармонию звуков ночной степи. Но как только эллин умолк, великая степь продолжила свою бесконечную песню ночи.

А Таксарис бросил на траву кусок конской шкуры, растянулся на нём, подумал, что совсем скоро - через пару дней - приплывёт в своё селение, и забылся чутким сном скифского воина, которого невозможно застать врасплох. Под его правой рукой был акинак, под левой – горит с луком и стрелами.

Возвращение

Через день, на закате, корабль, как и прошлый раз, бросил якорь на глубоком месте напротив селения скифов. Менесфей и Таксарис переплыли на берег в маленькой лодке. Там их ждал пожилой скиф из окружения вождя. Больше никого на берегу не было.

- Зуав патака Скопас, - велел скиф Таксарису (иди к вождю Скопасу – понял Иван).

Затем скиф обратился к Менесфею:

- Гасти пита рэй путра (гость отец радуйся сыну)!

Эллин встревожено оглянулся: где же сын? Берег пуст и в селении тишина, только из кузниц доносится стук молотов по наковальням. Но вдруг из-за ближайших кибиток вылетел всадник на гнедом коне. Он мчался прямо на Менесфея, и тот в испуге отступил к урезу воды. Всадник на ходу спрыгнул с коня рядом с Менесфеем, засмеялся и вскинул правую руку в эллинском приветствии: хайре!

Это был Гармодий, но Менесфей не сразу его узнал. Он помнил сына пухлым, любившим хорошо поесть, подростком. А этот одетый по-скифски всадник был худощав, ловок и стремителен. Он взял Менесфея за руку и подвёл к пожилому скифу:

- Отец, это Лонхат. Он научил меня быть воином.

Скиф был на голову выше эллина, широкоплеч, длиннорук и мускулист. Под его суровым взглядом Менесфею стало не по себе.

- Пати Лонхат, - обратился к нему Менесфей по-скифски (господин Лонхат) и продолжил на родном языке: - Благодарю тебя за доброе отношение к моему сыну, пусть бог Арес хранит тебя и дарует тебе победу в бою с врагами.

Гармодий перевёл скифу слова отца. Лонхат кивнул и негромко свистнул. К нему подбежал вороной конь. Скиф взял пристёгнутые к седлу горит и акинак и вручил их юному эллину:

- Фриман дар друна карта (друг, владей луком и мечом).

Затем показал рукой на лодку:

- Хварз пант (хороший путь).

И пошёл к шатру вождя.

Отец с сыном переплыли на корабль. Там Менесфей приказал поднять на палубу лодку и сниматься с якоря. В трюме были товары – купец намеревался, забрав сына, поторговать, но суровый приём на берегу насторожил его. Кто знает, что ещё взбредёт в голову скифам. Лучше убраться от них подобру-поздорову.

В дурном настроении начал Менесфей плавание домой. Его грызла мысль о неполученной прибыли. И, как соль на старую рану, вспомнил Менесфей о золотой пластине. И снова обругал себя за её утрату. Великодушие – враг купца, думал Менесфей, в конце концов, скиф Таксарис защищал от пиратов и свою жизнь, так что нечего было его благодарить…

Вспомнив о пиратах, Менесфей подумал о сыне. Гармодий под присмотром кормчего Кимона управлял кораблём.

- Ты хорошо стреляешь из лука? - спросил Менесфей сына.

- Бью, как скиф! – гордо ответил Гармодий. – Могу показать!

- Не надо, - отмахнулся купец. – Ещё будет случай пострелять… Но лучше, чтобы не было.

Он сел на бочонок около мачты и пригорюнился под напором горьких мыслей про убыточный рейс в Скифию.

Донесение

А теперь Иван незримо присутствовал в шатре вождя Скопаса. Земляной пол укрыт трофейными коврами. Напротив входа, у стены, густо увешанной золотыми  бляхами, на ковре лежит белый войлок. Это «трон» Скопаса.

Войдя в шатёр, Таксарис не сразу заметил вождя. Огонёк глиняного светильника освещал лишь небольшое пространство перед «троном». А сам вождь оставался в тени.

Таксарис акинаком вырезал из своего горита кусок сармы (кожи) и подал его Скопасу. На внутренней поверхности этого куска чернели строчки эллинского текста. Это было тайное донесение скифа Ариха из Милета. Скопас осмотрел донесение и вернул его Таксарису:

- Вак (слово – понял Иван).

Таксарис тихо, чтобы не услышали снаружи шатра, прочёл текст. Вождь молчал. Таксарис прочёл ещё раз.

- Хварз (хорошо), - сказал вождь и крикнул: - Лонхат!

В шатёр стремительно вошёл скиф, который на берегу проводил купца Менесфея с сыном. Вождь жестом подозвал Лонхата к себе и, склонившись к его уху, тихо произнёс несколько фраз. Иван расслышал только даса бала (десять воинов), аспа (лошадь), нав (корабль), маар (убить). Лонхарт выбежал из шатра, и вскоре снаружи раздался быстро удаляющийся лошадиный топот.

Из прочитанного Таксарисом донесения Иван понял, что царь персов Дарий хочет пойти войной на эллинов. Но прежде он планирует разгромить скифов, чтобы те не помогли эллинам. Дарий собирает огромную армию и в следующем году вторгнется в Скифию.

Вождь взял у Таксариса кусок кожи с текстом донесения, сложил его и спрятал за свой широкий, в золотых узорах, пояс. Затем открыл большой, окованный полосами железа, сундук, достал из него горит с золотым изображением пантеры, вручил его Таксарису и жестом показал: оставайся в шатре.

Около полуночи в селение вернулся с десятью воинами Лонхат. Он положил к ногам вождя горит и акинак – те самые, что вечером подарил юному эллину Гармодию, и коротко доложил:

- Байвар гасти маар нав апра (много гостей убиты, корабль в глубокой воде).

Иван с ужасом понял, что эллинский купец Менесфей, его сын Гармодий кормчий Кимон и все матросы убиты и утоплены в реке вместе с кораблём. Так жестоко вождь скифов Скопас защитил своего разведчика в Милете Ариха от возможного провала.

Таксарису было жаль матросов. Он подружился с этими отчаянными парнями. Но сейчас с каменным лицом выслушал доклад Лонхата об убийстве экипажа корабля. Скиф умеет скрывать свои мысли и чувства. И не обсуждает приказы вождя.

Скопас догадался, что творится в душе молодого скифа. И вождю понравилась его выдержка. Отдыхай, велел он Таксарису, скоро ты понадобишься. А сам с охраной поскакал в степь – туда, где в верховьях реки расстилались обширные земли другого вождя скифов - Иданфирса.

Конь жены Таксариса обычно был привязан к передку их телеги в третьем кольце. Но коня на месте не было. И кибитка пуста. Ускакала в степь к стаду, подумал о жене Таксарис. Зажёг светильник, лёг на кошму и вытащил из походного мешка золотую пластину с изображением конного скифа. Эта безделица непригодна для сурового скифского быта. Но Таксарису было приятно на неё смотреть. И он смотрел, и так уснул с пластиной в руках.

И эту же пластину через две с половиной тысячи лет держал в руках Иван Лютаев. Снова вспыхнул яркий свет. Иван зажмурился, а когда открыл глаза – увидел, что он в своей квартире, лежит на диване. И с тех пор, как прилёг отдохнуть, прошло тридцать восемь минут. А до семнадцати часов, на которые назначил встречу капитан Нетудыхатка, осталось мало времени. И надо поторопиться, чтобы не опоздать.

Иван всегда приходил вовремя к тем, кто его ждёт. Потому что опоздавший ворует у ждущих самое ценное – время их жизни.

Предок

Назавтра была суббота, но Лютаев не поехал, как обычно, в яхт-клуб. Накануне Иван предупредил своего старпома, чтобы провели тренировку без него.
Дома Лютаев подробно записал в свою синюю тетрадь всё, что увидел, услышал и прочувствовал в похожем на сон забытье с золотой пластиной. Впрочем, он уже не считал это состояние ни сном, ни забытьём, ни «кротовой норой», как было вначале, когда каменный скиф на яхте отправил его в загадочное ночное «путешествие».

«Я убеждён, что в мозгу каждого человека хранится память о жизни всех его предков, - записал Иван в своей тетради. – Но эта память сокрыта от живущего, чтобы её бремя не препятствовало самостоятельному познанию мира и накоплению собственного опыта, самое ценное из которого передаётся через гены новому поколению, защищая его от опасностей изменчивой природы. Однако мне повезло: каким-то чудом я увидел кусочек жизни моего далёкого предка – скифа Таксариса.
Он жил в VI веке до нашей эры. А плавание с секретной миссией в древнегреческий город Милет на западном побережье Малой Азии совершил в 514 году до нашей эры. Это было за год до вторжения войска персидского царя Дария I в Скифию. В те времена империя персов была самым могущественным государством, раскинувшимся от Египта до Индии.

Перед тем, как начать завоевание Греции, Дарий I организовал поход на север, в земли скифов, чтобы, разгромив их, не допустить военный союз эллинов со скифами. Эту войну описал Геродот в своей «Истории» (IV книга).

Доставленные Таксарисом из Милета от разведчика Ариха сведения о замыслах персидского царя позволили скифам подготовиться к его нашествию. В то время в Скифии властвовали три вождя: Иданфирс (ему подчинялась самая большая территория), Таксак и Скопас. Кстати, как сами скифы титуловали своих правителей, неизвестно; царями их начали называть историки с XVIII века; а я в своих заметках предпочёл слово «вождь» - оно, на мой взгляд, наиболее соответствует общественному устройству Скифии.

По Геродоту, Дарий собрал в поход на Скифию около семисот тысяч воинов. Скифы понимали, что такую армию они в открытом бою не победят. Поэтому на военном совете три вождя решили применить тактику выжженной земли. Свои семьи и имущество скифы эвакуировали на север.

Иданфирс с основным войском и Таксак со своим отрядом, не вступая в решающую битву, заманивали персов вглубь страны. Они разрушали переправы, засыпали источники и колодцы, выжигали посевы и пастбища, лишая армию Дария воды и продовольствия. А конница Скопаса, двигаясь параллельно персам, уничтожала их отряды, посланные на поиски припасов.

В отчаянии Дарий отправил письмо Иданфирсу, призывая или сразиться с ним, или признать его власть, а не бегать от него. Вот что ответил вождь скифов:

«Никогда прежде я не убегал из страха ни от кого, не убегаю и от тебя, и теперь я не сделал ничего нового сравнительно с тем, что обыкновенно делаю в мирное время. Почему я не тороплюсь сразиться с тобой, и объясню тебе это. У нас нет городов, нет засаженных деревьями полей, нам нечего опасаться, что они будут захвачены или опустошены, нечего поэтому и торопиться вступать с вами в бой. Если вам необходимо ускорить сражение, то вот: есть у нас гробницы предков, разыщите их, попробуйте разрушить, тогда узнаете, станем ли мы сражаться с вами из-за этих гробниц или нет. Раньше мы не сразимся, раз это для нас невыгодно. Вместо земли и воды я пошлю тебе такие дары, какие ты заслуживаешь, а за то, что ты смеешь называть себя моим владыкой, я ещё расплачусь с тобой».

В итоге измотанная погоней за скифами персидская армия Дария оказалась в степи без воды, продовольствия и корма для лошадей и верблюдов. Дарий понял, что скифов ему не победить. Он бросил обоз, раненых и больных и увёл остатки своего войска за Дунай.

Со временем учёные найдут способ проникать в память предков. И мы, наконец, узнаем свою подлинную – без домысливания и мифов – древнюю историю.

Долгое время тех, кто утверждал, что планеты звучат, относили к чудакам: «Это наукой не доказано, значит, этого не может быть». А сегодня в интернете можно послушать, как звучат Земля, Юпитер, Венера и прочие небесные тела Солнечной системы. Научный факт. Чудаки оказались пророками.
Так будет и с памятью предков».

Этой оптимистической фразой Лютаев завершил свой комментарий к истории о скифе Таксарисе.

Была суббота. А днём раньше, точнее – в семнадцать часов пятницы, Иван встретился с капитаном Нетудыхаткой.

Просьба

В кабинете Нетудыхатки Иван положил на стол золотую пластину.

- Что с Мамчицем? - мгновенно просчитал ситуацию полицейский.

- В больнице. Сердечный приступ.

- Приступ с этим, - капитан кивнул на золотую пластину, - связан?

- Уже нет.

Нетудыхатка впился взглядом в лицо Ивана. Тот понимающе усмехнулся:

- Без криминала.

- Ну-ну, - недоверчиво буркнул Нетудыхатка. – Если без криминала, то зачем здесь этот артефакт?

- Сохраните у себя, пока Боря в больнице. Он даже не знает, у кого теперь ключ от музейного сейфа.

- Рад помочь, да не могу, - развёл руками капитан.

- Почему?

Нетудыхатка хмыкнул: что, мол, тут непонятного. Но всё же объяснил:

- Артефакт не проходит по уголовному делу и вообще нигде не задокументирован. А лежит в моём сейфе. И что об этом подумают в службе собственной безопасности? Они подумают про взятку от «чёрных археологов». Ну, и зачем мне этот геморрой?

- Понятно, - кивнул Иван. И не удержался, съехидничал: – Обойдёмся без вашего геморроя.

Помолчали, глядя друг на друга, как два готовых к схватке бойца. Первым «моргнул» Нетудыхатка:

- Мамчиц серьёзно болен?

Полицейскому не нужна ссора – Лютаев и Мамчиц могут пригодиться в его будущих расследованиях.

- Серьёзно, - нехотя ответил Иван.

- Причина?

- Сильный стресс.
Тут полицейский ощутил что-то похожее на свою вину за прессинг, которому подверг Мамчица, и осторожно поинтересовался:

- А причина стресса?

- Неприятность на работе, - ответил Иван и, упреждая вопрос о подробностях, добавил: - С кого бы другого – как с гуся вода. А Борька всё принял близко к сердцу.

- Передайте Борису, что я ценю его как археолога и надеюсь на добрые с ним отношения, - неожиданно попросил Нетудыхатка.

Иван удивила такая просьба.

- Обязательно передайте, - добавил, заметив его удивление, капитан.

- Передам, - пообещал Иван.

Снова замолчали. Но уже без напряжения.

План

- Ну, говорите, - прервал молчание капитан. – Вижу, есть ко мне ещё какое-то дело.

- Да, есть, - кивнул Иван. – Давайте поймаем «чёрных археологов» на «живца».

Теперь удивился Нетудыхатка:

- И как вы себе это представляете?!

- Сейчас объясню. Весной, в марте, пропал мой школьный учитель физики Николай Степанович Рогалев. Он хотел продать старинный орден Андрея Первозванного…

- Я в курсе, - перебил Ивана полицейский.

- Его дочь Светлана, моя одноклассница, очень страдает...

- Рогалев пока не найден.

- Говорят, что Николай Степанович по поводу продажи ордена обратился к антиквару Трояну. И вскоре после этого пропал. Вместе с орденом. Местные коллекционеры говорят, что у Трояна есть богатые клиенты в столице…

- Что вы конкретно предлагаете, - снова перебил Ивана Нетудыхатка.
- Вот с этим, - Иван кивнул на золотую пластину, – я прихожу к Трояну. Предлагаю купить скифский артефакт. Легенда: мне срочно нужны деньги, чтобы скрыться из города,  потому что полиция подозревает меня в ограблении кургана. Цену назначу конскую, чтобы денег у самого Трояна не хватило. Он предложит пластину столичным подельникам. Уверен - клюнут: артефакт свежий, только из кургана, нигде не засвечен и не оформлен. Явятся за пластиной. Но тут всё будет под вашим контролем. И как с Николаем Степановичем у них со мной не получится. Отобрали у старика орден, а его убили. Пусть только попробуют сделать такое со мной. Тут вы их и возьмёте на горячем… Ну, как, годится? – спросил Иван Нетудыхатку.

Полицейский задумался. Он знал о тёмных делах Трояна и его столичных подельников, но пока это были косвенные сведения. И Троян сам по себе – криминальная мелочь, «шестёрка».  Чтобы размотать преступный клубок, нужны факты неоспоримые, окончательные, добытые в момент истины. И план Лютаева понравилось Нетудыхатке. В этом плане был желанный момент истины.

Но капитан приглушил эмоции. Он привык всё обдумывать, взвешивать и если рисковать – то с гарантией успеха. Потому что провал вредит карьере. Нетудыхатка мечтал о погонах с большими звёздами. Но у него не было влиятельных покровителей, которые помогают взбираться по карьерной лестнице. Единственным его движителем вверх была безупречная служба.

А в Ивановом плане гарантия успеха не просматривалась. Как знать, что придумают клиенты Трояна? Это враг умный, хитрый – не шпана подзаборная… И нет уверенности, что именно они связаны с пропажей старого учителя… А если – они. И с Иваном случится непоправимое…

- Ну, что молчите? – прервал его размышление Иван. – Я готов сыграть роль «живца».

- А я не готов вами рисковать, - парировал Нетудыхатка. – Вы не служите в полиции.

- Ну и что! – возразил Иван. – Граждане тоже могут участвовать в полицейских операциях. – Он достал из сумки листок бумаги: - Вот я выписал из федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности». Там семнадцатая статья посвящена содействию граждан полиции: «Отдельные лица могут с их согласия привлекаться к подготовке или проведению оперативно-розыскных мероприятий…»

- Могут, если мероприятие не связано со смертельным риском, - прервал Ивана полицейский. – Но в том, что вы предлагаете, риск для вас именно смертельный. А Трояна и его подельников мы ликвидируем, в этом не сомневайтесь.

И видя, как огорчился Лютаев, добавил:

- А вы первым из журналистов узнаете подробности этой ликвидации.

Шанс

Иван молча сунул пластину в свою сумку и ушёл – не попрощавшись, недовольный и злой. Он ненавидел Нетудыхатку за то, что тот сломал Бориса. И в то же время – вот парадокс! - уважал его как сильного противника. И потому не хотел ему уступать.

Не дождёшься, господин капитан, чтобы я сдался, зло думал Иван. Ты хочешь, чтобы я плясал под твою дудку? Это ты будешь плясать по моему хотению. Пойду, обязательно пойду в это бандитское логово! И вытащу сюда бандюганов, а тебя, капитан, заставлю их схватить!..

По дороге домой Иван постепенно остыл, злость угасла. Он вспомнил учителя физики Рогалева, и ему стало жаль Светлану, и горько стало, что нет больше на свете этого доброго человека. Учитель никому не ставил двоек. У него все были успевающими, потому что Николай Степанович так доходчиво объяснял физические законы и явления на примерах из обыденной жизни, что даже самый тупой ученик мог потом ответить минимум не тройку. Школьники его любили.

Иван был уверен, что Рогалева убил «покупатель» его ордена Андрея Первозванного. И этого «покупателя» он, Иван Лютаев, должен покарать. Завтра же предложу Трояну золотую пластину, главное – ввязаться в драку, а там буду действовать по обстановке, решил Иван.

А тем временем Нетудыхатка, анализируя разговор с Иваном, подумал, что тот от своего замысла не отступит. Наверняка пойдёт к Трояну и закрутит криминальную карусель. Тут у Лютаева не только жажда справедливости, тут что-то глубоко личное, связанное со школой, учителем и Светланой… Надо остановить его... Изъять у него артефакт? Нет законных оснований… А затея Ивана может обернуться для меня пользой, подумал Нетудыхатка. Иван умный, понимает, что один с бандой не справится, сообщит мне место и время встречи с подельниками Трояна… Надо проследить за Иваном. И за Трояном. Это реальный шанс взять банду с поличным...

Так решил капитан Нетудыхатка. Составил план будущей операции, доложил его начальству и попросил привлечь специальную службу для слежки за «объектами».

Прослушка

Двухэтажный особняк XIX века на многолюдной улице. Второй и большую часть первого этажа занимает городское управление культуры. А на остальной площади внизу разместился магазин «Старина».

Вдоль торцевых стен торгового зала – антикварная мебель. Остальное пространство занято сработанными под старину прилавками и стеллажами. А на них - старинные монеты и ассигнации, броши, серьги, кулоны, портсигары, статуэтки, посуда, самовары, фотографии, открытки, альбомы, трости, зонтики, перчатки… И всё можно рассмотреть, потрогать и купить…

Позади особняка – стоянка служебного транспорта и маленький сквер: четыре старых каштана, кусты сирени, газончик и пара садовых скамеек. А за сквериком, торцами к нему, два длинных семиэтажных дома, обширный двор между которыми заполнен десятками легковых машин.

В десять тридцать субботы в магазин вошла модно одетая молодая женщина. И в то же время во двор семиэтажных домов въехала «Лада Гранта» неприметного цвета «мокрый асфальт». Водитель припарковал её за кустами сирени (чтобы не видели из старинного особняка) и вышел из машины. Это был средних лет мужчина в чёрной бейсболке, клетчатой бордовой рубашке, синем комбинезоне и рабочих ботинках. Усталой походкой задёрганного вызовами сантехника он направился к старинному особняку. В правой руке у него был пластмассовый кейс – в таком слесари носят свои инструменты.

В магазине модной женщине понравилась старинная фарфоровая статуэтка пастушки с ягнёнком на руках, но не понравилась её цена. Продавец, точнее – приказчик (полосатые серые штаны, чёрные сапожки, кумачовая рубаха навыпуск с витым синим пояском, зелёный суконный жилет) сочувственно развёл руками: 

- Извините, цену назначил хозяин!

- Тогда я хочу поговорить с хозяином, - напористо заявила женщина.

Приказчик нажал под прилавком потайную кнопку. Через минуту в углу распахнулась резная дверь, и в торговый зал вошёл Троян.

- Насчёт цены желает поговорить, - шепнул ему приказчик, кивнув на покупательницу.

Троян пригласил её в свой кабинет. За резной дверью в коридоре налево был санузел, направо – небольшая комната, а в торце – железная дверь на стоянку машин.

Комната, служившая хозяину магазина кабинетом, обставлена старинной мебелью. Секретер красного дерева и такое же рабочее кресло. Резной буфет, круглый обеденный стол и четыре резных стула. Деревянная вешалка с держателем для зонтов и тростей, старинные часы на стене. И ещё диван – кожаный, с толстыми валиками и высокой спинкой, наверху которой, по сторонам узкого зеркала, на двух полочках фарфоровые статуэтки самурая и гейши. И только сейф в дальнем от окна углу кабинета был современный – с кодовым электронным замком.

Под окном кабинета, капотом к стене особняка, стояла белая Audi A4 Трояна. Мужчина в синем комбинезоне остановился рядом с её багажником и поставил на асфальт свой кейс. Затем достал из левого кармана начатую пачку сигарет, движением заядлого курильщика выщелкнул одну, поймал её губами, нашарил в правом кармане зажигалку и поднёс огонёк ко рту.

И в этот момент пачка сигарет выпала из его левой руку, а мужчина коротким движением левой ступни толкнул её под машину. Он произнёс фразу из нехороших слов, сунул зажигалку в карман, опустился на четвереньки и правой рукой принялся шарить под багажником Audi A4. Но прежде, чем взять пачку сигарет, прилепил к днищу машины маленькую, в половину спичечного коробка, чёрную коробочку с мощным магнитом. Это был ГЛОНАСС-трекер. Проще говоря, маячок для слежения за автомобилем.

Тяжело поднялся, отряхнул колени, закурил и, подхватив кейс, побрёл вокруг семиэтажного дома к «Ладе Гранте» цвета мокрого асфальта.

А в это время Трояну было некогда даже мельком взглянуть в окно своего кабинета. Он распушил перед симпатичной гостьей перья. Готовя у буфета кофе, завёл, как ему казалось, светскую беседу. А тем временем гостья, щебеча что-то о своей коллекции фарфоровых статуэток, незаметно приклеила снизу к столешнице крохотный микрофон.

- Ну, что, порядок? - спросил мужчина в синем комбинезоне пассажира «Лады Гранты».

Пассажир, это был капитан Нетудыхатка, повернул к нему экран своего смартфона. Там на карте города около условного обозначения старинного особняка светилось красное пятнышко. Это трекер показывал место нахождения Audi A4. Капитан чуть усилил звук, и водитель услышал разговор Трояна с покупательницей.

Этот же разговор внимательно слушал ещё один человек. Он находился за стеной кабинета Трояна – в городском управлении культуры.

В девять утра субботы в офис управления культуры вошёл его начальник. Ещё два месяца назад он был заместителем директора театра кукол. И теперь, чтобы утвердиться в новой высокой должности, работал без выходных.
На посту охраны всегда был один полицейский. А сегодня было двое. Это насторожило начальника: не случилась ли в его управлении беда?

- Здравствуйте, Олег, - обратился он к постоянно дежурившему в управлении полицейскому из вневедомственной охраны. – Чем вызвано усиление охраны?

- Какое усиление? – удивился Олег.

- Сегодня вас двое.

- Да это новенький, - кивнул на полицейского за соседним столом Олег. – Он стажировку проходит.

- Ну, хорошо, - успокоился начальник и прошествовал в свой кабинет.

А на самом деле «стажировка» второго полицейского заключалась в том, чтобы фиксировать все разговоры в кабинете антиквара Трояна и после закрытия магазина передавать их запись по защищённым каналам Нетудыхатке. Ну, а если услышит что-либо связанное с «чёрными археологами», то извещать капитана немедленно.

После кофе и беседы с Трояном гостья купила статуэтку за полцены и, обнадёжив антиквара будущими визитами в его магазин, удалилась.

Антиквар

А через сорок минут после гостьи – старинные часы Трояна показывали одиннадцать десять - в магазин вошёл Иван Лютаев.

- Чего изволите? – обратился к Ивану приказчик.

- Изволю хозяина, - в том ему ответил Иван.

- По делу личному али торговому?

Иван выразительно тряхнул сумкой.

- Сей момент!

Вызванный потайной кнопкой Троян провёл Ивана в свой кабинет. Подвинул к нему стоящую на столе деревянную коробку светло-коричневых сигар:

- Угощайся!

- Не курю, - отмахнулся Иван.

- Сигары не курят! Сигарами наслаждаются! - пафосно воскликнул Троян. - Это же Cohiba Robustos – любимые сигары Фиделя Кастро!

Миниатюрной гильотиной откусил кончик у одной сигары, зажёг её, почмокал, раскуривая, и развалился на диване, закинув ногу на ногу: туфли-оксфорды, бежевый клетчатый костюм, белая рубаха, бордовый галстук-бабочка.

Иван без приглашения сел в кресло и молча ждал, пока Трояну надоест изображать английского сквайра. Наконец Троян положил сигару на серебряную пепельницу в виде круглого водоёма с бегущей по его краю гончей.

- А я тебя не сразу узнал, вот только сейчас вспомнил, - улыбнулся он Ивану. – Ты на журфаке учился, а я на историческом. Ты приезжал к нам на раскопки писать репортаж. И взял у меня интервью. Помнишь?

Иван покачал головой: нет.

- Про мечту спрашивал, про будущее… У меня газета до сих пор хранится.

- Ну и как? Исполнилась мечта? – спросил Иван.

- Да как сказать, - вздохнул Троян и, помолчав, перешёл к делу: - Покажи, что
принёс.
Иван выложил из сумки на стол золотую пластину с конным скифом. Троян буквально впился в неё взглядом, схватил, перенёс на секретер, зажёг там лампу, достал лупу и долго разглядывал артефакт. Наконец спросил:

- Сколько?

Иван назвал сумму. Троян удивлённо присвистнул.

- Не свисти, - осадил его Иван. - Цена реальная. Артефакт три дня как из кургана, нигде не засвечен. А мне бабки нужны, пора когти рвать, менты мной начали интересоваться.

- Слышал я про тот интерес, - как бы раздумывая, произнёс Троян.

И вдруг, повернувшись к Ивану, жестко заговорил:

- Внезапный ты какой-то, выскочил, как чёрт из табакерки. Про тебя наши не знают. Ты чей, с кем работаешь?

- Бережёного Бог бережёт, потому и не знают - отрезал Иван. – А денег нет – и дела нет.

И потянулся за пластиной.

- Подожди, - остановил его Троян. – Есть вариант. Я тебе звякну.

Иван, подумав, кивнул: ладно. Записал на листке номер своего мобильника. Троян сфотографировал пластину. Иван спрятал её в сумку и вышел из магазина.

- Проследи за Лютаевым, - велел капитан Нетудыхатка водителю.

Пока Ивана разговаривал с Трояном, водитель переоделся. Теперь на нём были потертые джинсы, кроссовки, зелёная футболка и лёгкая голубая курточка. Иван волновался и не заметил, что этот мужчина следовал за ним, держась метрах в двадцати, до самого дома.

Когда Иван скрылся в подъезде, мужчина поговорил по телефону. Затем сел во дворе на скамейку, вставил в ухо беспроводной наушник и углубился в смартфон.

Господин

И в это же время в антикварном магазине Троян подошёл к сейфу, протянул было руку к его кодовому замку, но раздумал открывать и лёг на диван. Трояну очень не хотелось звонить в столицу. Встреча с Иваном пробудила воспоминания о беспечной юности, когда будущее рисовалось светлым и радостным, и не было страха, который отравлял сегодняшнюю жизнь антиквара…

Год назад элегантный седовласый господин, похожий на героя фильма «Ва-банк» по кличке Датчанин, купил у него, не торгуясь, за крупную сумму бронзовый подсвечник XVII века, хотя на самом деле это была искусная подделка. А назавтра этот господин снова пришёл к Трояну, но уже в сопровождении двух мужчин в мешковатых пиджаках, которые слегка топорщились под левыми руками от скрытых там пистолетов.

Господин поставил на стол злополучный подсвечник и потребовал заплатить в качестве компенсации за обман двадцать его стоимостей. Троян от такой суммы остолбенел, а когда пришёл в себя, то начал униженно клясться, что у него нет таких денег.

Господин кивнул одному из своих охранников. Тот принёс из торгового зала фарфоровое блюдо начала XIX века.

- Какая прелесть! – восхитился господин и бросил блюдо на пол.

Изящное творение мастеров фабрики купца Попова разлетелось на куски.

- Два дня сроку, - презрительно бросил, уходя, господин.

Охранники, перед тем, как последовать за хозяином, растоптали осколки блюда. А один из них, глядя на Трояна, выразительно чиркнул большим пальцем по горлу.

Через два дня троица снова нагрянула в кабинет к Трояну. Нужной суммы, конечно же, он не собрал. И терзавший его страх за свою жизнь сменился апатией. Безразличный ко всему, он сидел, сгорбившись, на диване. Один охранник стал сбоку окна, второй – у двери.

- Приготовьте мне кофе, - неожиданно велел господин.

Троян послушно поплёлся к стоявшей на буфете кофеварке.

- Хм, недурно, очень недурно, - похвалил, выпив кофе, господин. – Я навёл о вас справки. Вы мошенник, но полиции не попадались. Предлагаю работать с нами. В случае отказа ваш бизнес будет уничтожен.

- Что я должен делать? – обречённо спросил Троян.

- Легально – вести свой антикварный бизнес. Нелегально – представлять наши интересы в вашем регионе. Пустите слух, что у вас есть связи в столице с богатыми клиентами, которые щедро платят за ценные артефакты. Заведите осведомителей в сообществе коллекционеров. И пусть всех, кто желает продать ценный артефакт, они направляют к вам. А вы свяжетесь с нами. С каждой сделки вы получите комиссионные.

Предложение господина показалось Трояну выгодным.

- Как мне связываться с вами? – уже деловито спросил он.

Стоявший у окна охранник положил на стол кнопочный телефон и адаптер. Господин кивнул на телефон:

- Здесь записан номер. Телефон храните в сейфе. Звоните только из своего кабинета и только по поводу продажи артефакта. Никаких имён и фамилий. Там, - он постучал по телефону пальцем, - для вас будет семьдесят седьмой. Вы будете представляться тридцать первым. Говорите коротко, без лишних подробностей.

Господин и охранники ушли, не попрощавшись.

Страх

Завербовать осведомителей не составило труда. За небольшие суммы четыре мелких коллекционера регулярно сообщали Трояну новости о собирателях старинных артефактов.

Прошлой весной, в марте, Трояну донесли, что школьный учитель Рогалев хочет продать старинный орден Андрея Первозванного. По совету одного из информаторов учитель обратился к Трояну. Тот позвонил семьдесят седьмому. И уже назавтра в шесть вечера в кабинете у Трояна встретились Рогалев и господин с двумя охранниками.

Учитель положил на стол орден, а господин  поставил рядом полиэтиленовый пакет с пачками пятитысячных купюр. От такого количества денег старенький учитель сделался радостно-суетливым.

А господин заботливо предложил подвезти Рогалева домой: с такими деньжищами да вечером идти одному небезопасно. Охранники проводили Рогалёва в чёрный Range Rover. Господин пошёл следом, на ходу бросив Трояну:

- Следуй за нами.

Троян знал, где живёт учитель. Но Range Rover двинулся в противоположную сторону. Трояну, ехавшему за ним на своей белой Audi A4, стало тревожно.
Вот чёрный внедорожник выехал из города. Вот через семь километров свернул на узкую дорогу, ведущую через лес к заброшенному хутору Вторая Лисица. Ужас охватил Трояна – он догадался, зачем они едут в это безлюдное место. Но покорно, как загипнотизированный, продолжал следовать за чёрным внедорожником.

Вот остановились у просеки, загороженной жердью с табличкой «Въезд запрещён». Охранники сняли жердь, и обе машины заехали в лес. Через сотню метров остановились на поляне, окружённой густым кустарником. В углу поляны была выкопана узкая, длиной метра два, неглубокая яма.

Охранники вытащили из внедорожника бездыханного учителя Рогалева, положили его в пластиковый мешок для трупов и бросили в яму. Затем достали из багажника лопату. Господин жестом указал на Трояна, и тот безропотно начал закапывать могилу.

Он не помнил, как вернулся в город. Не помнил, как поставил машину на стоянке, как вошёл в свой магазин и снял его с охраны. Он как будто переместился в другой мир, где нет ничего, кроме ужаса. В кабинете достал из буфета бутылку коньяка «Арарат Васпуракан» и залпом выпил половину. Рухнул лицом вниз на диван, заплакал от бессилия и злобы, но вскоре, опьяневший, уснул.

Утром Троян обнаружил на буфете увесистую пачку денег – это господин оставил ему комиссионные за сделку. Ужас от мысли, что он причастен к страшному преступлению, снова охватил Трояна. В горячке схватил из сейфа телефон, чтобы позвонить семьдесят седьмому: я больше с вами дела не имею, забудьте обо мне!
Но не позвонил. Страх за самого себя остановил его. Он понял, что обратной дороги нет. Разрушением его бизнеса, как обещал господин, они не ограничатся. Теперь он повязан кровью. И в живых его не оставят.

Дни шли за днями, жизнь Трояна оставалась прежней: бизнес, женщины, развлечения – и страх почти забылся. Но совсем Трояна не покинул. Когда информаторы доносили ему о делах коллекционеров, Троян невольно вспоминал учителя Рогалева, и страх снова терзал его.

Выбор

…А сейчас Трояну было особенно тяжело. Если он позвонит семьдесят седьмому, то обречёт Ивана на гибель. А если не позвонит, то погибнет сам. За сокрытие ценнейшего артефакта его не пощадят. Страшный выбор. И чем дольше думал об этом выборе Троян, тем горше ему становилось.

Нежно звякнул колокольчик – приказчик зовёт хозяина в зал. Троян нехотя поднялся с дивана и побрёл из кабинета.

Солидный пожилой господин желает купить две чайные пары кузнецовского фарфора, но требует сертификат их подлинности, доложил приказчик. Троян приветливо улыбнулся покупателю и жестами фокусника перевернул на прилавке две чашки и два блюдца. На их донышках было миниатюрное синее клеймо: герб Российской империи и под ним на стилизованных лентах надпись «М. С. Кузнецовъ» и «въ Твери».

– Фабрика Матвея Сидоровича Кузнецова выпускала фарфоровую посуду в Твери с 1870 года, - объяснил Троян. - Это клеймо надёжнее любого сертификата. Других доказательств подлинности не требуется.

- Заверните, - велел покупатель и пошёл к кассе.

А Троян вернулся в свой кабинет. Раздрая в его душе больше не было. Он сделал свой выбор. Решительно открыл сейф, взял телефон и нажал кнопку вызова.

Приклеенный снизу к столешнице микрофон улавливал только речь Трояна. Поэтому вот что услышал Нетудыхатка, сидя в «Ладе Гранте» на стоянке во дворе позади антикварного магазина:

- Это тридцать первый… Есть ценный экземпляр, сейчас вышлю фото… Молодой, моих лет… Спешит навсегда уехать из города… Хорошо, позвоню завтра в десять.

«Клюнет завтра в десять, - подумал Нетудыхатка. – Или не клюнет…» И завёл мотор.
Через восемь минут к дому, где живёт Лютаев, подъехала «Лада Гранта». Сидевший на скамейке мужчина оторвался от смартфона и подошёл к машине. Нетудыхатка уступил ему место за рулём, а сам вошёл в подъезд, где на третьем этаже была квартира Ивана.

Заточение

Иван спрятал золотую пластину в книжный шкаф, на верхнюю полку, за восьмитомник Константина Паустовского. Включил компьютер, просмотрел новости, проверил электронную почту. И пошёл на кухню – сварить макароны к маминым котлетам.

В  прихожей звякнул колокольчик. Иван, не спрашивая, кто там, распахнул входную дверь и остолбенел: Нетудыхатка.

- Картина Репина «Не ждали», - усмехнулся капитан, довольный реакцией Ивана на своё появление.

Чёрные брюки, коричневые мокасины, голубая рубашка и синий, в крупную клетку, пиджак - такой себе клерк средней руки.

- Так я войду, - без тени просьбы сказал Нетудыхатка.

Иван отстранился, пропуская незваного гостя. Полицейский оценил обстановку: ухоженная, с недавним ремонтом, «однушка». Заглянул на кухню – есть лоджия. Прошёл мимо застывшего в изумлении Ивана в комнату.
Прямоугольная, квадратов восемнадцать, окном, как и кухня, во двор. У окна письменный стол и рабочее кресло. Рядом – диван. На противоположной от окна стене, у двери, съёмный, на крючьях, тренажёр – турник и брусья. Под ним, на полу, пятнадцатикилограммовые гантели. А остальное пространство вдоль стен занимают шкафы с книгами.

Нетудыхатка сел на диван и жестом пригласил Ивана занять кресло.

- Зачем вы здесь? Что вам надо, господин капитан? – разозлился Иван.

- Меня зовут Артём, - спокойно представился Нетудыхатка.

- И что дальше? – вспылил Иван.

- А дальше будем обращаться друг к другу по имени и, поскольку мы почти ровесники, перейдём на «ты».

- С какой стати?! – возмутился Иван.

- Для конспирации, - объяснил Нетудыхатка. - С коллегами из столицы мы готовим операцию против банды, которая убивает коллекционеров с целью завладения их ценными артефактами. А ты своей самодеятельностью нам помешал.

Впрочем, про операцию Нетудыхатка – как бы дипломатично выразиться – немного преувеличил. Столичные коллеги всего лишь поделились оперативной информацией об этой банде. А плана совместных действий ещё не было.

- Но я ж не знал, что операция, - начал оправдываться Иван.

- Будем действовать по ситуации, - перебил его, впрочем, без упрёка, Нетудыхатка.

- Что мне делать? – спросил, готовый действовать, Иван.

- Тебе – ничего, - огорошил его Нетудыхатка. – Сиди дома и никому не открывай дверь. Ни-ко-му! – с нажимом повторил он.

- А кого мне бояться? – с вызовом спросил Иван.

- Бандитов. Если бандиты ворвутся в квартиру… Ну, сам понимаешь…

- И что – есть информация о готовящемся нападении? – скептически ухмыльнулся Иван.

- Есть информация о банде, которая действует жестоко и непредсказуемо, - осадил его Нетудыхатка. – Бандиты уже знают о твоём артефакте. Для них он исключительно ценен, потому что официально нигде не числится. Он как бы никому не принадлежит, выставят за границей на аукционе, и никто не заявит, что украден. Поэтому в ближайшее время попытаются им завладеть. Короче, если почувствуешь опасность - звони мне. И в разговоре – только по имени и на «ты», - напомнил Нетудыхатка.

- Ладно, - нехотя согласился Иван. – А моё заточение – это надолго?

- Пока не знаю. Может, завтра ситуация прояснится, - Нетудыхатка встал с дивана. – А, может, не прояснится.

И, уже выходя из квартиры, добавил:

- Каждый человек творец своих проблем. Так что держись, Иван.

Звонок

Капитан был доволен, что посадил Ивана под замок. Хотя вероятность нападения бандитов на его квартиру ничтожно мала. Они, конечно, отморозки, но лишнего риска не любят. Нет, бандиты будут действовать тихо. Как именно – узнаем завтра. А пока Лютаев пусть поскучает дома. Чтобы не путался у меня под ногами. Так думал Нетудыхатка, спускаясь по лестнице с третьего этажа.

И ещё он подумал, что у Ивана железный характер. И вспомнил, как тот вёл себя на допросе, и позавидовал археологу Мамчицу, у которого есть такой надёжный друг.

Нетудыхатка вырос на севере, в таёжном райцентре. Родителей не знал: мать, завербовавшаяся на лесоразработки хохлушка с казацкой фамилией Нетудыхатка, бросила его в роддоме. Артёмом назвали в честь главврача. А отчество в свидетельство о рождении вписали национальное: Иванович.

Детдом. Работа в леспромхозе. Служба в армии в большом южном городе. Там и остался после увольнения в запас. Поступил в полицию постовым. Окончил заочно юридический институт МВД. Были у него коллеги и просто знакомые. Но друга – такого, чтобы ты за него, и он за тебя в огонь и воду – не было. А хотелось, чтобы был.

Обо всём этом Нетудыхатка подумал гораздо быстрее, чем вы прочли строки о его мыслях. А когда вышел из подъезда, то уже ни о чём, кроме предстоящей схватки с бандитами, не думал.

В семь вечера Троян закрыл свой магазин. Маячок зафиксировал движение его машины к модному ресторану «Старый причал». Через один час и двадцать семь минут машина переместилась к дому, в котором живёт Троян. И простояла до утра во дворе.

В полдесятого воскресенья Троян подъехал к магазину. Оставил машину на служебной стоянке и через торговый зал прошёл в свой кабинет. К этому времени «Лада Гранта» уже стояла за кустами сирени, и Нетудыхатка волновался, что не слышно звуков из кабинета Трояна – не нарушена ли связь с секретным микрофоном? Но ровно в десять из его смартфона прозвучал голос Трояна:

- Это тридцать первый… Хорошо… Жду… Всё сделаю.

Нетудыхатка лихорадочно соображал, как бы выяснить, с чем Троян согласен, кого ждёт и что пообещал сделать? Но ничего не успел придумать, потому что через девять минут снова зазвучал его смартфон:

- Привет, Ваня. Это Троян. Приходи сегодня ко мне в семь вечера. Будет покупатель. Цена его устраивает. Смотри, не передумай – человек очень серьёзный… И это – никому не говори о встрече с покупателем. Большие деньги, знаешь, они тишину любят… Ну, лады. Я магазин на час раньше закрою. Зайдёшь со стоянки в железную дверь, она будет открыта… До встречи.

В Нетудыхатке проснулся азарт охотника. Он почувствовал мощный прилив энергии и уже представлял себе, как надо устроить засаду, чтобы бандиты из неё не вырвались.

И тут Нетудыхатке позвонил дежуривший на посту охраны управления культуры полицейский с докладом о разговорах Трояна. Капитан, чтобы не расхолаживать молодого сотрудника, терпеливо его выслушал.

- Принято, - ответил на доклад Нетудыхатка. – Продолжайте всё записывать. Сегодня будьте особенно внимательным.

А следом, через час и сорок три минуты, звонок Лютаева:

- Артём, сегодня в семь вечера встречаюсь с покупателем. У Трояна.

- Еду к тебе, - ответил Нетудыхатка.

Хлеб-соль

Знакомый подъезд. Третий этаж. Едва капитан прикоснулся к звонку, как дверь отворилась. Иван в спортивном костюме – занимался на тренажёре, чтобы сбросить нервное напряжение. После разговора с Трояном он чувствовал себя, как перед выходом на ринг для поединка с сильным соперником. Прилив сил, желание драться и тревога.

Эта тревога исчезала с первым ударом гонга. Но до вечера было далеко. И поединок ему предстоял с врагом, которого он совсем не знает. Иван убедил себя, что именно этот враг погубил учителя Рогалева. И ему, Ивану, грозит та же участь. Как вести себя с «покупателем»? Как избежать смертельной ошибки? Мучился Иван и не находил ответа.

Но капитану не звонил. Из гордости. Сидя под замком, Иван обдумал ситуацию и обиделся на Нетудыхатку. Он догадался, что капитан под видом заботы о безопасности просто наказал его, как провинившегося школьника, за вмешательство в полицейскую операцию.

Однако силовая гимнастика погасила лишние эмоции. Иван понял, что без Нетудыхатки ответа на мучившие его вопросы не найдёт. И набрал номер капитанова телефона.

Сегодня Нетудыхатка был в неприметном наряде: серые кроссовки, джинсы, голубая футболка и серая, с жёлтой окантовкой ветровка.

- Чаем угостишь? – с порога улыбнулся Нетудыхатка. – Я сегодня, как тот сказочный солдат: дай воды испить, а то так есть охота, что ночевать негде!

Иван жестом пригласил его на кухню. Вдвоём наскоро приготовили завтрак: сосиски, яичница с помидорами, хлеб, масло, мёд и зелёный чай «Greenfield».

Вечером, на сон грядущий, Иван читал книгу о древних обрядах славян. Там были такие строки:

«Встреча гостей «хлебом-солью» - не просто прекрасный русский обычай, как мы привыкли считать. По своей сути это настоящий мирный договор между хозяином и гостями. Мы вкусили одного хлеба, теперь мы – родня, между нами уже не может быть вражды».

У Ивана хорошая память. Он с первого прочтения запоминал то, что ему понравилось. А тезис о «хлебе-соли» Ивану понравился. Он вкусил одного хлеба с Нетудыхаткой, значит, между ними не может быть вражды. Так подумал Иван и погасил в себе обиду на капитана.

Легенда

- Ты в самодеятельности участвовал? – допивая чай, спросил Нетудыхатка.

- В какой самодеятельности? – удивился Иван.

- Ну, в школьном или студенческом театре. На сцене играл?

- Нет.

- Это хорошо, - одобрил Нетудыхатка.

- Почему – хорошо? – Ивана заинтриговала неожиданная тема разговора.

- Играть не станешь. А будешь таким, как есть. Меньше повода для подозрения.

- Какого подозрения? Ты прямо скажи – в чём дело!

- Дело в твоей встрече с бандитами. Заподозрят лажу – и наша операция коту под хвост. Не изображай из себя криминального субъекта. Разговаривай нормально, без блатных словечек. Возможно, тебя начнут расспрашивать: кто такой, почему торгуешь артефактом. Легенда такая: ты – журналист, у тебя приятель археолог. Зарплаты пустяковые, а денег хочется много. Приятель на раскопках кургана прикарманил скифский перстень. А ты взялся его продать. Помнишь, в мае ты шлялся с фотографией перстня по тусовке коллекционеров, - хитро прищурился Нетудыхатка.

- Ну, было такое, - нехотя согласился Иван, не удивившись, впрочем, осведомлённости полицейского.

- Перстень не продал, зато тобой заинтересовалась полиция, - продолжил Нетудыхатка. – Допросили. Ничего серьёзного против тебя нет, но испугался. Перстень твой приятель археолог подкинул в другой раскоп. А ты решил уехать из города – слушок дурной о тебе пополз, а в твоей профессии с таким хвостом карьеры не сделать. Уяснил?

- Правдоподобно, - одобрил «свою» историю Иван. - А с какого боку, чтобы логично было, прилепить золотую пластину?

- Неделю назад приятель твой, перед тем, как засыпать раскоп, напоследок осмотрел его. И обнаружил в стене эту пластину. И вы рискнули её продать. Тебе деньги нужны для обустройства на новом месте.

- А куда я собрался уехать? – подыграл Нетудыхатке Иван.

- Подальше. Но в большой город – там легче затеряться. Ну, например, во Владивосток. А в розыск тебя не подадут – слишком мелкая сошка.

- Я всё запомнил.

- Хорошо. Говори с ними неторопливо, обдумывая каждую фразу. Ты их не знаешь, опасаешься, поэтому осторожничаешь. И – главное: ни словом, ни жестом, ни интонацией не дай бандитам почуять засаду. А если поймёшь, что тебе грозит опасность, произнеси условную фразу: «Ну, мне пора». И мы начнём действовать.

- Понял.

- В восемнадцать сорок за тобой заедет такси. Водитель – наш сотрудник. Дверь ему откроешь только после того, как назовёт имя – Павел. Он отвезёт тебя к магазину.

Нетудыхатка поднялся из-за стола:

- Рад знакомству с тобой.

Архив

До вечера уйма времени, и тянется оно только от безделья. Поэтому Иван пропылесосил мебель, вымыл полы, почистил унитаз, умывальник и ванную. Пообедал: пельмени, помидоры, кефир, виноград и яблоки. Часок поленился у телевизора. И взялся за свой архив.

За последний год в правой тумбе письменного стола скопилось полсотни газет с публикациями Ивана. Он принялся вырезать свои репортажи, статьи и заметки. Каждую вырезку наклеивал на лист бумаги для офиса и вписывал название газеты и дату публикации. Затем вкладывал листок в прозрачный файл. А файл – в папку со скоросшивателем.

Перечитывал свои старые публикации. Вспоминал людей, с которыми встречался, места, разговоры. Искал в блокнотах номера телефонов тех, кому надо позвонить, чтобы продолжить начатую первой публикацией тему.

Иван старался доводить всё, о чём писал, до, как он выражался, «логического завершения». Чтобы был зримый результат. Чтобы человек, поверивший, что журналист взялся ему помочь, не чувствовал себя брошенным на полдороге.

Худо, когда за журналистом тянется шлейф дурной славы. Потому что журналистика – не профессия, а образ жизни, в основе которого совесть.

Иван так увлёкся архивом, что не заметил, как пролетело время. К реальности его вернул сигнал будильника:  ого, через двадцать минут приедет такси! Убрал в тумбочку книжного шкафа, где хранился архив, старые блокноты и очередную папку с публикациями. Достал с верхней полки скифскую пластину, завернул её в кусок белой фланели и положил в свою журналистскую сумку. Быстро оделся: джинсы, туфли Rieker, сиреневая рубашка, льняной пиджак. В прихожей звякнул колокольчик – это Павел…

Начало

В восемнадцать пятьдесят три Иван скрылся за железной дверью. Сидевший в скверике на лавочке инвалид (поношенный немодный костюм, сандалии, костыль), поднёс ко рту смартфон:

- Объект вошёл в магазин.

- Принято, - ответил ему Нетудыхатка из «Лады Гранты» цвета мокрого асфальта.
Машина стояла у обочины дороги, метрах в тридцати от антикварного магазина «Старина».

Ровно в семь вечера на стоянку позади магазина въехал большой внедорожник. «Инвалид» снова тихо сказал в смартфон:

- Чёрный Range Rover. Остановился багажником к железной двери. Трое вошли в магазин. У одного дорожная сумка. Водитель остался за рулём. Номер отсюда не вижу.

- Принято, - ответил Нетудыхатка.

Сообщение о багажнике у железной двери встревожило его. Так становятся, чтобы вынести из помещения и погрузить в машину что-нибудь тяжёлое. Начались сумерки, через полчаса совсем стемнеет, погрузка будет для окружающих незаметной. Он подумал об Иване и в ярости сжал кулаки.

- Поехали! – это водителю. – Закрой им выезд!

«Лада Гранта» остановилась сбоку старинного особняка, закупорив собой узкую дорогу к стоянке с чёрным внедорожником.

- Подтягивайтесь, - произнёс Нетудыхатка в рацию.
Спустя минуту к «Ладе Гранте» подъехал микроавтобус «Соболь» с дочерна тонированными окнами салона.

- Убери водилу, - скомандовал в смартфон Нетудыхатка.

«Инвалид» вышел из скверика и, держась за сердце, побрёл по стоянке. Это был тот полицейский, который в субботу следил за Иваном и поставил маячок на машину Трояна. Около внедорожника «инвалиду» стало совсем плохо, он, задыхаясь, лёг грудью на капот.

- Ты чо! – заорал из кабины водитель. – Вали отсюда!

«Инвалид» не реагировал. Водитель выскочил из кабины и схватил его за шиворот. Но тут же получил удар ребром ладони по горлу и коленом в пах. Водитель, хрипя, скорчился от боли. А «инвалид» отволок его за угол особняка, вернулся к железной двери и осторожно потянул её за ручку. Дверь подалась. Он сел за руль внедорожника и тихо доложил по смартфону:

- Дверь не заперта.

- Принято, - откликнулся Нетудыхатка.

На заднем сидении «Лады Гранты» поскуливал, приходя в себя, водитель внедорожника.

Шприц

Секретный микрофон передавал из кабинета Трояна только звуки на смартфон Нетудыхатки и ноутбук полицейского, который дежурил за стеной - на посту охраны управления культуры. А мы смоделируем полную картину того, что в кабинете происходило.

Троян с радостной улыбкой вскочил с дивана навстречу вошедшему Ивану. Он не фальшивил, он на самом деле обрадовался. После звонка, когда покупатель назначил встречу в семь вечера, Трояна охватил страх: а если Иван передумает и не придёт, то его, Трояна, покарают… Они, эти – из кнопочного телефона - не ведают жалости…
Но Иван пришёл, и от сердца отлегло.

- Кофе приготовить? – предложил Ивану.

- Обойдусь! - Иван сел к столу и положил перед собой сумку с золотой пластиной.

- Ну, что нового в прессе? – поинтересовался, лишь бы не молчать, Троян.

- Сегодня антиквар Троян закрыл свой магазин на час раньше, - буркнул Иван, давая понять, что не расположен к разговору.

Наступила тягостная тишина. Её нарушил рокот мотора и свет фар за окном. Троян бросился в коридор навстречу гостям. Точнее – своим хозяевам.  Вошли трое: пожилой господин, похожий на героя фильма «Ва-банк» по кличке Датчанин, и двое коротко стриженых молодцов в чёрных костюмах - охранники.У одного в руке чёрная дорожная сумка. Троян посторонился, пропуская «Датчанина», но тот жестом показал: шагай первым.

Вошли в кабинет. «Датчанин» сел в кресло около секретера. Один охранник остался у двери. Второй стал сбоку окна. Сумку поставил у ног.

- Ну, где… (пауза)… артефакт? – спросил «Датчанин».

Голос негромкий, властный, с хрипотцой. Троян толкнул Ивана в плечо: покажи, мол. Иван неторопливо вынул из своей сумки пластину и положил на стол рядом с собой. Троян потянулся взять, но Иван ударил его по руке: не трожь!

- А где деньги? – тоже негромко спросил он.

«Датчанин» ухмыльнулся и кивнул охраннику у окна. Тот переставил дорожную сумку на стол, расстегнул её и вынул полиэтиленовый пакет. В пакете лежали шесть пачек пятитысячных купюр.

- Будете пересчитывать? – спросил «Датчанин».

Иван взял одну пачку: вроде банковская упаковка, хотя, признаться, он не знал, как в банке пакуют такие купюры. Бросил пачку обратно в пакет и подвинул пластину к охраннику, который шустро перенёс её на секретер.

«Датчанин» надел белые нитяные перчатки, вынул из кармана лупу и принялся рассматривать пластину. Все терпеливо ждали. Минут через пять «Датчанин» заявил:

- Годится!

И в тот же миг охранник выхватил из дорожной сумки электрошокер и ткнул им в шею Ивана. Жуткая боль пронзила его тело, судорога скрутила все мышцы, Иван рухнул на пол. Руки и ноги не повиновались ему, он не мог пошевелиться, его блуждающий взгляд стал бессмысленным.

А охранник достал из сумки стальную коробочку, вынул из неё заполненный прозрачной жидкостью шприц и шагнул к лежавшему на полу Ивану.

- Пусть он сделает, - «Датчанин» указал на Трояна.

Охранник протянул ему шприц.

- Я не могу… Не знаю… Я никогда, - испуганно залепетал Троян.

- В сонную артерию, - велел «Датчанин». – Не уколешь его, - кивнул на Ивана, - уколем тебя… Ну! – властно прикрикнул он.

Троян взял шприц. Его колотила дрожь. Он опустился на колени около головы Ивана…

Захват

Услыхав глухой стук, как будто упало на пол что-то большое и мягкое, Нетудыхатка предупредил по рации:

- Внимание!

И напрягся, чтобы не пропустить условную фразу Ивана: «Ну, мне пора». Но из кабинета микрофон передавал только неясные шорохи, затем последовала фраза «Пусть он сделает» и невнятный лепет Трояна.

«Что там происходит, что за стук? - лихорадочно соображал Нетудыхатка. – На Ивана напали… Он упал… Надо захватывать… Или сумку уронили… Глухой стук… У них дорожная сумка… Если рано – сорву операцию… Что значит: «Пусть он сделает»?..
Нетудыхатка поднёс ко рту рацию, но замер, всё ещё не решаясь начать задержание бандитов. И вдруг услышал: «В сонную артерию».  И словно могучая пружина разжалась в нём:

- Пошли! – скомандовал в микрофон.

Дверь микроавтобуса распахнулась, оттуда посыпались шесть спецназовцев. А Нетудыхатка, выскакивая из «Лады Гранты», крикнул водителю:

- Вызови «скорую»!

И бросился за спецназовцами к железной двери, на ходу выхватив «Макарова». Следом кинулся «инвалид» – тот, что «убрал водилу» внедорожника.

- Все на пол! Лицом вниз! Руки за голову! – заорал, ворвавшись в кабинет, командир спецназовцев.

Охранники брякнулись на пол. Рухнул, со шприцем в руке, Троян. Но сидевший в кресле «Датчанин» даже не шевельнулся.
Нетудыхатка бросился к Ивану, опустился на правое колено и приложил пальцы к его шее. В сонной артерии пульсировала кровь. Капитан облегченно вздохнул. Огляделся. Заметил сидящего «Датчанина». Подошёл к нему.

«Датчанин» злобно оскалился. Капитан левой рукой (в правой был пистолет) сгрёб его за шиворот, поставил на ноги, развернул спиной к себе и пнул ногой в зад. От мощного удара «Датчанин» пересёк по диагонали комнату, врезался головой в пружинистую спинку дивана и, отброшенный ею, шмякнулся лицом вниз на пол.

В больницу

В кабинет вошли врач и фельдшер «скорой помощи».

- Кому нужна наша помощь? – спросил без тени удивления пожилой врач. Видимо насмотрелся всякого и ко всему привык.

- Ему, - Нетудыхатка кивнул на Ивана, которого уже переложили с пола на диван.
Врач начал его осматривать. А полицейские и вызванный из следственного управления следователь продолжили своё дело. И вот уже на стол легли четыре портмоне с купюрами и банковскими картами (одно - «Датчанина» - итальянское, фирмы ZILLI, из кожи крокодила). Рядом – электрошокер, два итальянских пистолета Beretta 92S, два удостоверения частного охранника, два водительских удостоверения и шприц с прозрачной жидкостью.

Из сейфа достали три толстых папки документов, кнопочный телефон и два бумажных пакета, набитых рублями и долларами. В дорожной сумке обнаружили стальную коробочку с ампулами и шприцами, и пластиковый мешок для трупа.

Врач присел к бюро, заполнил свои формуляры и сообщил Нетудыхатке:

- Временный паралич от поражения электрическим током. На шее след от электрошокера. Парень крепкий, само пройдет.

- А вдруг не пройдёт? – усомнился Нетудыхатка.

Врач, подумав, спросил:

- Хотите, чтобы мы отвезли его в больницу?

- Хочу, - подтвердил капитан.

- Ну, хорошо. Пусть ваши парни отнесут его в «скорую».

- Миша, - окликнул Нетудыхатка полицейского, который «убрал водилу». – Езжай с Иваном. Проследи, чтобы в больнице всё сделали, как надо.

«Скорая помощь» уехала.

Разговор

Троян, «Датчанин» и его охранники сидели на полу под окном. Все в наручниках.

- Сергей, – обратился к командиру спецназовцев Нетудыхатка, - забирай этих, - он показал на охранников и «Датчанина». – А с гражданином Трояном у меня будет разговор.

В кабинете остались Нетудыхатка и Троян.

- Встать! – велел антиквару капитан.

Тот поднялся с пола – трясущийся, в глазах слёзы.

- Ну, вот и кирдык тебе, антиквар, - спокойно, и даже задушевно, сказал Нетудыхатка. – Светит тебе за попытку убийства десять лет строгого режима. А на зоне тебя опетушат и будут чморить. И подохнешь ты до окончания срока от разрыва толстой кишки…

Троян истерично всхлипнул.

- …А чтобы тебе выжить, надо за себя бороться…

- Как же я могу бороться? – выдавил сквозь рыдание Троян.

- Чистосердечное признание. Сотрудничество со следствием. Это смягчит приговор. Что в шприце?

- Н-н-не знаю, - выдавил Троян. – Мне дали… Меня заставили… Но я ничего не сделал…

- Верю, - кивнул Нетудыхатка. – А учителя, который орден продавал, тоже, как Ивана – электрошокером и уколом?

- Это не я… Это они… Те – трое…

- Прекрати трястись! Говори внятно и чётко! - приказал Нетудыхатка. – Что сделали с учителем?

Троян несколько раз глубоко вздохнул, подавляя дрожь. И тихо заговорил:
- Я не видел, как… Ну, это… Убивали… Они здесь, в кабинете, дали ему деньги и предложили подвезти домой. Я ехал за ними на своей машине. Они остановились на поляне. Вытащили его из машины, уже неживого. Закопали… Там была яма…

- Где – там?

- Ну, в лесу… Где хутор Вторая Лисица… Недалеко от него.

- И ты закапывал?

- Я не хотел… Меня заставили… - едва слышно промямлил Троян.

- Возьми шприц, - кивнул на стол Нетудыхатка.

Троян послушно взял. Капитан раскрыл пластиковый пакет:

- Клади сюда.

Троян положил.

- Завтра покажешь, где захоронен учитель.

- Покажу, - обреченно согласился Троян.

Жизнь сначала

- Привет, Боря! – это Иван звонит другу. – Как себя чувствуешь?

Был вторник, середина дня. Иван только что приехал домой из больницы. Там его обследовали. Вполне здоров. Только все мышцы болят после тотальной судороги от электрошокера. Но через пару дней пройдёт.

- Я уже дома, - откликнулся Мамчиц. – Куда ты пропал?

- Да случилась некоторая заруба. Извини, не мог тебе позвонить.

- Приходи – расскажешь.

В комнате Бориса на письменном столе лежала, как всегда, очередная монография о скифах. Но на диване – что необычно – смятая подушка и плед. И сам Борис изменился. Взгляд стал задумчивым, с затаённой болью. И в уголках губ залегли морщинки, как будто болезнь оставила свой след.

- Ты о зарубе какой-то упомянул. Что случилось?

Иван замялся. Рассказать, как было – Борис разволнуется, а волнение для него опасно. И соврать Иван не мог. Ответил уклончиво:

- Да поучаствовал в одном действе. Но моя роль уже сыграна.

- Это связано с «чёрными археологами»? И с Нетудыхаткой?

- Ну, можно сказать и так… Кстати, на днях Нетудыхатка хорошо о тебе отозвался?

- С чего бы это? – поморщился Борис, видимо вспомнив допрос у капитана. Но любопытство перевесило: - Что именно сказал?

- Цитирую дословно: «Передайте Борису, что я ценю его как археолога и надеюсь на добрые с ним отношения».

- Ты смотри - гоблин подобрел! Наверное, ему от меня что-то надо, - проворчал Борис, но было заметно, что похвала капитана ему льстит. – Так что там с зарубой? Что случилось? – вернулся он  к началу разговора.

- Боря, не пытай меня: ну его, это приключение. Ладно? – отмахнулся Иван.

- Ладно, - нехотя согласился Борис. – А что наша пластина со скифом? Где она?

- В полиции, там безопасно. Ты не беспокойся о пластине, ты выздоравливай поскорее.

- Я стараюсь. Физически, вроде, оклемался. Но в голове сумятица.

- С чего бы?  – удивился Иван.

Борис задумался. Потом заговорил:

- Я, Ваня, стоял на краю бездны. Там – тьма… И было так обидно… Вот ухожу, меня больше не будет… Мне двадцать шесть лет, а что от меня останется? Чёрточка между двумя датами… Тратил жизнь на всякую пустяковину… Мог делать, но не делал. Мог сказать, но молчал. Мог не говорить, но говорил… И теперь - конец…

Борис вскочил с дивана и заметался по комнате:

- Мне повезло, Ваня. Это же чудо, что я удержался на краю бездны! Жить сначала… Жить в полную силу… Ни минуты впустую! Ни минуты! – воскликнул Борис, садясь к столу и подвигая к себе объёмистую монографию.

- Боря, а ничего, что я здесь? Я тебе не мешаю? - упрекнул друга Иван.

- Ой, Ваня, прости! – встрепенулся Борис.

- Да ладно, - успокоил его Иван и кивнул на книгу: - О чём фолиант?

- О Древней Греции и Скифии. Ищу родословную пластины со скифом. Если наш директор устроит презентацию артефакта, надо же объяснить, в чём его научная ценность.

- Добро, - сказал Иван. – Ну, я пошёл. Понадоблюсь – звони.

- Конечно… Конечно, - рассеянно ответил Боря, косясь на страницу монографии. Но встрепенулся: - Извини, я ещё не совсем в норме! Приходи, всегда тебе рад.

Шагая домой, Иван подумал, что презентация уникального артефакта состоится ещё нескоро. Потому что пластина приобщена к уголовному делу в качестве вещественного доказательства. И вернут её музею только по решению суда после вынесения приговора преступникам. И пусть капитан Нетудыхатка или его начальство растолкуют это директору музея. А он сам должен поговорить с Борисом. Но как бы сделать это поаккуратнее, чтобы не ранить его больное сердце? Надо подождать, пусть Борька окрепнет… Да, лучше подождать…

С этой думой пришёл Иван к своему дому. Идти-то было всего квартал.

Праздник

В четверг вечером Иван колдовал на кухне. Когда надоедали сосиски и магазинные пельмени, он готовил себе мясное блюдо. Рецепт брал из «Книги о вкусной и здоровой пищи». Этот массивный фолиант в коричневой коленкоровой обложке, купленный в 1950 году прабабушкой Ивана, переходил в их семье из поколения в поколения.

Сегодня Иван готовил ростбиф. Слегка обжарил на сковороде с маслом говяжью вырезку, поставил её в духовку и принялся чистить картошку на гарнир.
Звякнул колокольчик входной двери. На пороге Нетудыхатка с большим чёрным пакетом.

- Незваный гость лучше Нетудыхатки! – улыбнулся он.

- Нежданный гость лучше жданных двух! – парировал Иван. – Заходи!

В квартире вкусно пахло жареным мясом.

- Это я удачно зашёл! – обрадовался капитан. - Принимай в компанию.

И выложил из пакета на стол бутылку коньяка «Старейшина», копчёную колбасу, баночку чёрной икры, два лимона и нарезной батон.

- По какому поводу праздник? – удивился Иван.

- По поводу твоего дня рождения.

- Я в апреле родился. А за окном, на минуточку, сентябрь.

- У тебя теперь два дня рождения. Один – когда мама произвела на свет. И второй – в минувшее воскресенье, когда тебя, можно сказать, вернули с того света. В шприце был раствор пентобарбитала.

- А что это?

- Сильнейшее снотворное. При передозировке – мгновенная остановка дыхания.

- Ну, ладно, будем жить дальше, - сказал первое, что пришло в голову, Иван, желая сменить печальную тему разговора.

Нетудыхатка уловил настроение Ивана, сбросил пиджак и принялся ловко и красиво нарезать овощи.

- Ого! – удивился Иван. – Ты прямо шеф-повар! Где учился?

- Жизнь научила, - улыбнулся Нетудихатка. – А я ещё и шить умею, - голосом кота Матроскина из мультика о Простоквашино добавил он.

Засмеялись. Пока готовили салат, нарезали лимон и накрывали стол, сварилась картошка и поджарился ростбиф. Нетудыхатка разлил коньяк:

- Ну, живи долго – Иван… Как тебя по батюшке?

- Артёмович.

- О! А я Артём Иванович!..

Обрадовались: было в этом совпадении что-то символическое.

Месть

- Вопрос хочу задать, - сказал, после паузы, Нетудыхатка. - Вот я полицейский, мне положено жизнью рисковать. А ты почему к бандитам в логово полез? Тебя же убить могли?

- Ну, не убили же, - отмахнулся Иван. – Мне, когда в больнице очухался, Миша рассказал, что там было. А кто он, этот «покупатель»?

- В прошлом судимый за кражу предметов искусства и мошенничество, а теперь – хозяин известного в столице антикварного магазина, деляга с большими связями. Думаю, поэтому столичные коллеги так долго не могли достать этого паука, - сообщил капитан. - У него в семи городах сидели осведомители, вроде нашего Трояна. В пяти разыскивают пропавших коллекционеров древностей. А мы уже нашли. Троян на допросе раскололся. Показал место, где бандиты закопали убитого учителя, про которого ты говорил…

- Рогалева?

- Ну, да… Эксгумировали. После оформления документов передадут тело родственникам.

- У него из родственников только Светлана…

Помолчали. Иван – осмысливая трагическую весть о гибели отца Светланы. Артём – из деликатности. Наконец, Иван заговорил:

- Ты хочешь знать, почему я к бандитам полез… Мне пятнадцать лет было. Летом родители отправили меня на море, в лагерь. И в этот лагерь приехала Света. Я влюбился в неё без памяти. И она была ко мне не совсем равнодушна… Море, солнце, свобода, любимая девушка… Три недели счастья… Первого счастья в моей жизни...

Иван подошёл к окну. Был вечер, во дворе их большого дома горели фонари. А Иван видел освещённую фонарями набережную приморского городка. И себя. И Светлану. Вот они, взявшись за руки, идут вдоль моря. Дует тёплый, солоноватый ветер. И на губах вкус соли. То ли от ветра. То ли от первого поцелуя…

- Невозможно запомнить всю свою жизнь, - задумчиво сказал Иван. – Запоминаются события, когда человеку было очень хорошо или очень плохо. Из воспоминаний о таких событиях и состоит твоё прошлое. Никто пути пройденного у нас не отберёт. Но может разрушить наши воспоминания. Бандиты убили Светиного отца. Они разрушили мою память о первом счастье. Там теперь Светкина боль. И моя боль. Я должен был им отомстить.

Дружба

Внешне Иван выглядел спокойным, а внутри кипел от ненависти к бандитам. Налил фужер минералки. Выпил. Три раза глубоко вдохнул, задерживая дыхание, чтобы подавить гнев.

- Что с тобой? – встревожился Нетудыхатка.

- Ничего… Это так… А «покупатель», главный этот паук, что говорит?

- Не знаю, - пожал плечами Нетудыхатка. – Бандитов и дело у нас забрали в столицу. Там будут расследовать. И судить там будут…

За столом воцарилась тишина. И Нетудыхатка, чтобы сменить тяжкую тему разговора, вышел из кухни в коридор, где висела его куртка, вернулся и положил на стол часы «Восток-Амфибия» с дарственной надписью «Ване Лютаеву от Бори». Те самые, что археолог Мамчиц нашёл в кургане на руке захороненного там скифа:

- Вот – принимай. Дело закрыто за отсутствием состава преступления.

- Да это с самого начала было ясно, - фыркнул Иван.

- Ну, да. Боря Мамчиц сам запихнул твои часы в курган для съёмки шуточного фильма ко Дню археолога. Это так? – внезапно и жёстко спросил Нетудыхатка.

- Никто не говорит, что такое невозможно, - вильнул Иван.

- Ну, ладно, - помолчав, вздохнул Нетудыхатка. – Проехали…

И круто повернул разговор:

- Вот растолкуй ты мне, сухопутному, почему яхта плывёт против ветра?..
И засиделись они допоздна. Хорошо было, будто встретились после долгой разлуки. Разговор их был подобен мозаике – всё вперемешку. И в этой смеси зарождалась дружба.

Браслет

Воскресным вечером, в начале седьмого – через неделю после поимки банды в антикварном магазине - Иван возвращался из яхт-клуба. Обычно ехал на автобусе до самого дома. Но сегодня вышел двумя остановками раньше. Захотелось прогуляться по осеннему городу. Начало октября – любимое Иваном время года.

Шёл мимо музея. И когда поравнялся со статуей скифа, вспыхнуло непреодолимое желание прикоснуться к ней. Положил на каменное плечо левую ладонь и едва не отдёрнул – таким горячим был скиф. И тотчас вместо каменного лика увидел Иван лицо бородатого мужчины. Это был Таксарис, но уже не молодой, каким раньше предстал Ивану в его памяти. Русые волосы, борода и усы местами поседели, а на лбу пролегли морщины.

Таксарис пристально смотрел на Ивана. Их взгляды встретились.
- Сколот ама вир, - тихо произнёс Таксарис (идущий за солнцем сильный мужчина – понял Иван)

И в тот же миг что-то прохладное обвило левое запястье Ивана. Он отдёрнул руку – на его запястье был браслет в виде стремительно бегущего хищного зверя. Таксарис улыбнулся. Пелена тумана скрыла его лицо. А когда через мгновение туман рассеялся, на Ивана безучастно взирал плоский лик каменного скифа.

Дома Иван внимательно рассмотрел браслет. Металл жёлтый, легко гнётся – наверняка, золото. Зверь напоминает атакующую пантеру. Иван решил сохранить браслет в тайне. Никто же не поверит, что это подарок его пращура-скифа. И опять начнётся нервотрёпка, как по поводу часов в кургане.

Он крутил браслет на запястье, а снявши – тёр и вертел, желая вызвать в памяти Таксариса. И ругал себя за то, что там, у каменного скифа, не заговорил с пращуром. Но дверь в прошлое не открылась.

Пропажа

А с утра в понедельник случился в музее скандал: исчез каменный скиф. Всегда вежливый и вальяжный директор свирепо отчитывал охранника. А тот клялся, что ночью глаз не смыкал и никакого грузовика с краном (а как ещё умыкнёшь каменную глыбу) не видел. Сообщили о пропаже в полицию.

- Разберёмся! - уверенно пообещал юный лейтенант – дознаватель из районного отдела полиции.

Обследовал место происшествия. Обнаружил светлое овальное пятно на месте статуи. Это след самого каменного скифа. А следов, например, грузовика с краном не было.
Могли, конечно, уволочь статую вертолётом. Однако опрошенные дотошным полицейским жители окрестных домов грохота винтокрылой машины не слышали.

Но каменный скиф пропал. Причём, так загадочно, что впору думать о нечистой силе. Просмотрели запись с видеокамеры. В три часа двадцать шесть минут и четыре секунды каменный скиф стоял на площадке около музея. А в три часа двадцать шесть минут и пять секунд его уже не было. Испарился… Аннигилировался… Телепортировался… Растворился… Короче – исчез.

- Разберёмся, - пообещал, уходя, дознаватель, но уже без былой уверенности.

Репортаж

«Областная правда» в субботнем номере напечатала репортаж Лютаева о задержании убийц и грабителей в антикварном магазине «Старина». Выходные Иван провёл в яхт-клубе и увидел публикацию только в понедельник. Прочитал – и глазам своим не поверил.

Свой авторитет журналист нарабатывает годами. А обрушить его может одна публикация. Вот что-то подобное произошло у Лютаева с его репортажем.

Творческому стилю Ивана присущи лёгкость письма, образность, краткость, умение парой деталей показать суть события и характер человека. Таким был и репортаж о событии в антикварном магазине. Лютаев написал его на одном дыхании. Получился захватывающий детектив.

Главному редактору газеты исполнилось шестьдесят лет, и он стал чрезвычайно осторожным. Боялся допустить ляп, из-за которого областное начальство вспомнит о его пенсионном возрасте и отправит на заслуженный отдых.
В четверг репортаж Лютаева главный редактор отослал в областное управление МВД «на согласование»: тема острая, специфическая, как бы чего не вышло… В пятницу репортаж из УМВД вернули. В нём из написанного Иваном остались только первый и последний абзацы, а между ними – казённый текст пресс-службы УМВД.

И это было напечатано под его фамилией. Иван даже задохнулся от стыда и гнева. Горячечные мысли вспыхивали одна за другой: потребовать у главного редактора объяснений! Напечатать опровержение – я не являюсь автором этой публикации! Устроить скандал и уволиться из газеты!..

Иван вышел из Дома печати и спустился к реке. Вода была по-осеннему прозрачной. У берега, на фоне жёлтого песка, сновали мелкие рыбёшки. Иван долго смотрел на их чуждую земной суете жизнь. И гнев постепенно угас. А холодный рассудок подсказал Ивану, что главное сделано – бандиты за решёткой, а репортаж о полицейской операции вторичен, и абсолютному большинству читателей  неважно, как этот репортаж написан.

А кривые ухмылки коллег по поводу корявого стиля он как-нибудь переживёт. Вот именно - переживёт. Надо жить и делать своё дело.

Шухер

Иван вернулся в редакцию. И тут – звонок. Это Борис:

- Слушай, у нас такой шухер! Каменный скиф исчез?

- Ты что – уже на работе? – встревожился Иван.

- На ней родимой!

- А как же сердце? – перебил его Иван.

- Сердце, тебе не хочется покоя! – пропел Борис. Он радовался возвращению к любимому делу.

- Ты брось дурачиться! – рассердился Иван.

- Слушаюсь: уже бросил! – дурашливо отрапортовал Борис. – А если серьёзно, Ваня, то я безмерно рад, что у меня такой друг, как ты. Я горжусь тобой…

- Ну, брат, у тебя проблемы не с сердцем, а с головой, - проворчал Иван.
Но Борис пропустил мимо ушей его недовольную реплику:

- Это же благодаря тебе поймали банду убийц, ты - герой!..

- Откуда узнал про банду?

- От Нетудыхатки. Он мне рассказал. Зашёл чайку попить.

- Передай телефон капитану, - потребовал Иван.

- Не передам. Он у директора утрясает вопрос с возвращением музею скифской пластины.

- Это хорошо, - одобрил Иван и попросил: - Ты, Боря, не распространяйся насчёт меня и банды. Не надо. А то кривотолки пойдут, и я носа на улицу от стыда не высуну.

- Ладно, буду нем, как рыба, – нехотя согласился Борис.

- А что там за шухер с каменным скифом? – напомнил о начале разговора Иван.

- Так ночью пропал каменный скиф! По видеозаписи смотрели: вот он стоит, а через секунду – его нету…

Вот и всё, подумал Иван, дверь в прошлое больше не откроется… Прощай, сколот Таксарис – идущий за солнцем сильный мужчина…

Горько стало Ивану, тоскливо. А Борис продолжал рассказывать:

- …Полицейский статую ищет...

- Нетудыхатка? – встряхнулся Иван.

- …Нет. Из районного отдела дознавателя прислали. Никаких следов.

- Ну, и пусть ищет, кому положено… Если найдёт.

- Ага, - согласился Борис. И вдруг сменил тему: - Нетудыхатка сказал, что надо
помочь Светлане достойно похоронить отца. Он же был нашим учителем.

Иван приятно удивился: оказывается, за суровой внешностью капитана скрывается добрый человек.

- Поможем! Обязательно! – согласился он. – У меня есть телефоны нескольких одноклассников, ты поищи у себя. Созвонимся с ними и по цепочке соберём всех. Организуем достойные проводы Николаю Степановичу.

Глухарь

Разговор с Борисом вернул Ивана в рабочее состояние. Но дурное эхо изуродованного репортажа  ещё не рассеялось, и даже мысль о газете была ему неприятна. Поэтому он вынул из сумки синюю тетрадь с записями про скифа Таксариса, чтобы дополнить их вчерашней историей о появлении золотого браслета.
Но тут в кабинет вошёл Нетудыхатка. Иван напрягся, готовый принять справедливые упрёки за корявый репортаж. А полицейский прямо с порога спросил:

- Ты о пропаже статуи скифа уже знаешь?

У Ивана отлегло от сердца:

- Борис рассказал. Тебе чаю или кофе? – спросил он, подходя к тумбочке с электрочайником.

- Давай кофе. И печенье. С утра бегаю, не жравши.

- Что, и тебя припахали искать каменного скифа?

- Ну да. Мы как бы в долгу перед музеем за скифскую пластину, - Нетудыхатка съел пару крекеров. - Наш генерал пообещал директору музея приложить все силы, - выпил кофе. - Вот мы усиленно прикладываем, - поставил чашку на тумбочку.

- Чем я могу помочь? – спросил Иван. – Раз такая запарка, ты не кофе ко мне пить зашёл? – и улыбнулся: - Волк даром не ходит!

Нетудыхатка одобрительно хмыкнул:

- Догадливый!

- На том стоим! - парировал Иван.

- А куда делся скиф? Как ты думаешь?

- Знаешь, Артём, - начал Иван, лихорадочно формулируя ответ, - я думаю, что на планете Земля иногда случаются такие явления, которые современная наука ещё не может объяснить. Поэтому их считают таинственными и загадочными. Исчезновение каменного скифа относится к таким явлениям…

- Как твои часы в скифском кургане, - прервал его рассуждение Нетудыхатка. – Между пропажей скифа и твоими часами есть связь. Я уверен в этом! Какая? Колись, Ваня! Только не надо про кино ко Дню археолога. Часы попали в курган другим путём! Это так?

Иван задумался. Его раздирало противоречие. Он хотел сохранить в тайне историю скифа Таксариса. Надеялся, что дверь памяти в прошлое когда-нибудь снова приоткроется. Он убедил себя, что, нарушив тайну, навсегда утратит эту надежду. Но отказать Нетудыхатке в его просьбе тоже не мог. Потому что считал Нетудыхатку своим  другом. А другу нужна помощь.

Иван молча подвинул полицейскому лежащую на столе синюю тетрадь. Нетудыхатка прочитал. Задумался. Потом заговорил:

- Ещё вчера я бы счёл это фантазией… Но есть видеозапись… Экспертиза установила её подлинность… Вот в эту секунду скиф есть. А в следующую его нет… Кому выгодно, кто украл, зачем украл… И главное – как украл… Раз – и нету… Как это возможно?.. Что ты об этом думаешь, Ваня? Где искать?

- Съезди на место раскопок, где был курган. Ну, где Боря нашёл золотую пластину, - уточнил Иван. – Если там статуи нет, значит, её нет нигде. И у вас в смысле поиска глухарь.

- Поеду, - оживился Нетудыхатка. – Но почему именно туда?

- Мы очень плохо знаем мотивы поступков и возможности наших предков… Но мне кажется, - замялся Иван. – В общем, так. У каменного скифа на руке браслет, напоминающий часы. Это скульптура Таксариса. Она стояла на его могиле. Могилу осквернили – кто-то, ещё до археологических раскопок – уволок скульптуру далеко в степь. Там её нашёл сельский дядька и решил замуровать «у хундамент» свинарника. Я скульптуру выкупил, спас, можно сказать, скифа Таксариса от глумления. И мне, из благодарности, что ли, приоткрылась его память. Но археологи раскопали курган. Скульптуре некуда вернуться. И она ушла. Насовсем. Сколот ама вир - идущий за солнцем сильный мужчина, – добавил Иван.

- За такую версию начальство пошлёт меня дальше солнца, - вздохнул Нетудыхатка.
– А где ты скифских слов нахватался?

- Нигде. Сами вспомнились.

- Точно скифские? По-моему, у скифов не было письменности.

- Не было. Но скифский язык, отдельные его фрагменты, сохранились в осетинском языке. Знаменитый лингвист Василий Иванович Абаев составил словарь скифских слов. Я проверял по нему то, что вспомнилось. Совпадает.

- Ладно! – Нетудыхатка хлопнул ладонями по столу, встал и решительно шагнул к двери. – Пойду искать то, чего нет.

- А ты вот что, Артём, - тормознул его Лютаев. – Поищи по районным музеям другого каменного скифа. Эти скульптуры не редкость. Можно договориться, чтобы передали одну областному музею для его площадки. Вместо пропавшего скифа.

- Добро, - кивнул Нетудыхатка.- Годится как спасательный круг.

Судьбы

После истории о каменном скифе минуло пять лет. Где теперь герои моего повествования, чем занимаются?

Борис Мамчиц защитил диссертацию. Кандидат исторических наук, руководит отделом археологии в музее, раскапывает курганы, читает лекции о скифах будущим историкам в университете. И пишет докторскую диссертацию.

Алексей Шашин работает в музее. Мамчиц его не уволил. Напротив, теперь Алексей, можно сказать, его правая рука. Даже сам проводит раскопки. И собирает материалы для будущей кандидатской диссертации. Борис пообещал Шашину, что, когда сам защитит докторскую, то станет его научным руководителем.

Золотую пластину с изображением скифа вернули музею после суда над бандой грабителей и убийц - тех, что задержали в антикварном магазине «Старина». Сроки бандитам назначены долгие. Теперь пластина - главный экспонат выставки скифских артефактов.

Каменный скиф снова стоит на площадке перед областным музеем. Того скифа, что пропал столь загадочным образом, полицейские не нашли. А этот, занявший пустое место, взят в одном из районных музеев. У них там, в районе, целых три каменных скифа.

Дмитрий Полосухин прислал в музей бандероль из Санкт-Петербурга. Открыли. А там шикарно изданный альбом «Золото скифов» и два конверта с надписями: «Для Бориса Мамчица» и «Для Ивана Лютаева». В каждом конверте – письмецо. У Бориса из одного слова: «Прости». У Ивана – «Спасибо».  И подпись: «Дмитрий Полосухин, программист».

Светлана Рогалева по-прежнему работает в школе. Преподаёт ребятишкам физику. Похоронила отца. Иван и Борис отыскали в Городе-на-Реке больше полусотни учеников Николая Степановича. Пустили, как водится, шапку по кругу. Четверо оказались успешными бизнесменами. Денег хватило и на элитный гроб, и на многолюдные поминки в кафе «Трапеза», и на гранитный памятник с барельефом любимого учителя. Светлана вышла замуж, дочке уже три годика. А старинный орден Андрея Первозванного, который принадлежал её отцу, Светлане так и не вернули. Обращалась к полицейскому начальству. Ответили, что при обыске имущества преступников орден не обнаружен.

Семён Пилько ушёл из газеты «Твоя жизнь». Тираж падает, доходы тоже, платят мало и нерегулярно. Вернулся в школу учителем русского языка и литературы. Журналистика закалила характер Семёна. Теперь это не мягкотелый выпускник университета, которого раскованные школяры в грош не ставили. Директриса Семёном довольна: преподаёт интересно, дети его слушаются, плюс – мужчина.

Артём Нетудыхатка, уже майор, в ходе специальной военной операции был командирован в составе отряда опытных полицейских на Украину. Им предстояло организовать в новых регионах России работу правоохранителей по нашим законам. При захвате банды грабителей Артём получил пулю в левое бедро. Вылечился. И навсегда уехал из Города-на-Реке туда, где был ранен. Там теперь для полицейского Нетудыхатки настоящая работа.

Эпилог

Ну, а что же дорогой моему сердцу Ваня Лютаев? На третий день после начала специальной военной операции он уехал добровольцем на Донбасс. Перед отъездом зашёл ко мне домой попрощаться.

- Вот, пусть будет у вас, - Ваня положил на стол завёрнутый в полиэтилен и заклеенный крест-накрест скотчем пакет размером с толстую тетрадь. - Сохраните до моего возвращения…

Мы не были друзьями в полном смысле таких отношений из-за большой разницы в возрасте: Иван молод, я стар. Но нас объединяла любовь к парусному спорту.
В яхт-клубе наши крейсерские парусники были ошвартованы рядом: его двенадцатиметровая «шестёрка» и мой семиметровый «четвертьтонник». Бывало, чаевничали вместе. Разговоры вертелись вокруг яхт, парусов, дальних плаваний, спорта, истории и литературы.

Я много хаживал на яхте по Морю. И когда Ваня задумал впервые пойти на морскую регату, подарил ему навигационные карты и помог подготовить яхту к особенностям морского плавания.

А ещё Ване нравилась моя книга «Солёный урок». Это повесть о моём дальнем – ещё в молодости - путешествии с семилетним сыном на яхте по Морю. Я хотел научить мальчишку преодолению трудностей. И нам тогда выпали весьма опасные приключения. Из плавания сын вернулся домой заметно возмужавшим.

А Ваня как-то обмолвился, что тоже хочет написать книгу, и стержнем её сюжета будет загадочное происшествие, которое он пережил, возвращаясь после морской регаты в Город-на-Реке.

Ваня торопился - у дома его ждал автобус с едущими на Донбасс добровольцами. Мы попрощались.

- Там, в пакете, мои записи, - сказал он. - Может статься, что не вернусь… Ну, тогда возьмёте их для своей книги.

Иван воевал в штурмовом отряде. Через восемь месяцев при зачистке одного из посёлков в жестоком бою осколок снаряда ударил Ивана сбоку в шею. Он судорожно вдохнул. А выдохнуть уже не хватило жизни.

В пакете была синяя тетрадь с записями о памяти предков, скифе Таксарисе и смысле жизни.

А Ваня иногда ко мне приходит. Во сне...
2023 год