Узел. Часть 1. Фрагмент из 10 гл

Сашка.
 Похожий на нору подкоп. Умаявшись, спят два минёра Тараска Заяц и Стецко Михайлик, тут же за пороховой бочкой приткнулся, прибившийся к ним, поповский сын Сашка — малый на вид десяти, может быть, одиннадцати лет.

 Проснулся мальчишка от того, что кто-то гладил его по голове. «Мама»,- пробормотал Саша и открыл глаза. Не мама - женщина рядом. От лица свет как от лампадки идёт.
 «Не бойся, Саша. Вставай. Пойдём со мной»,- позвала женщина и взяла мальчишку за руку. Прикосновение было тёплым, словно солнышко легло на ладошку. Сашок засмущался, хотел освободиться: вот ещё! Он уже не маленький, чтобы за ручку его водить!
 Светлая женщина посмотрела мальчику в глаза. Лицо у неё было доброе, как у матушки, когда она сестрёнку к груди прикладывала. Дрогнуло мальчишеское сердечко, всей душой потянулся Сашко к нежданной ласке.
 Повела его светлоликая за собой, а идёт, будто плывёт в воздухе, иль так легко ступает, что даже платье на ней не колыхнётся.
 Вышли из подкопа через незнакомую белую дверь, странную для тесного подземелья, и нежданно оказались на высоком яру под ярким солнцем средь травы и цветов. Огляделся Сашка и обомлел:
Птицы поют. Зелёная степь до самого горизонта, под небом с лёгкими облаками блестит синяя как небо река. По синей реке под парусами, похожими на облака, бегут корабли. А над степью, над рекой, выше облака небесного, выше самого синего неба плывёт золотой град. Свет прекрасный, неизречённый исходит от него.
«Мы там будем жить»,- сказала светлая женщина мальчику.


 «Взрывай мину, Тарас!»- вопль Михайлика вернул мальчика под землю. Открыл Сашок глаза. Темно, душно, страшно.
 По низким сводам подземелья мечется свет чужого фонаря. Не слышит друга Тарас. В луже крови с турецким ножом в спине вечным сном заснул Заяц. Чёрный человечек, быстрыми движениями похожий на хищного хорька, застыл над бездыханным телом Тараса, поводит длинными усищами — словно нюхает воздух.
 Рядом со столом отверзлась яма. Из тесной ямы, как черти, которыми его подкопщики пугали, лезут турки.
 Из темноты, до времени скрывающей его, медведем налетел на чёрного человечка Михайлик, прикрылся его телом как щитом и бросился встреч туркам прям в яму, закупорив её собой и турком будто пробкой.
 Фонарь османа упал на землю и затух. Загремели выстрелы. Чёрное нутро ямы озарилось вспышками. Запахло порохом.
- Подрывай! Мне их не удержать!- захрипел Михайлик.
Кому кричишь, козаче?
 В поисках огня заметался по схрону Сашка. Углядели острые мальчишеские глаза крошечный уголёк в очаге, а из ямы к нему уже турок лезет с фонарём в одной руке, кривым ятаганом в другой.
 Схватил Сашка живой уголёк, к пороховнице, кою Михайлик на бочках оставил, кинулся.
 Увидел это турок, залопотал что-то на своём языке.
 Сковырнул Сашка зубами с полого рога пробку, но понял: дорожку сделать пороховую, чтоб самому уйти, как Юрко учил, не успеет. Потушит турка зелье.
Бесерменов уже в подкопе, что мух в навозной куче. Скалят зубы, тянут к мальчишке когтистые лапы, кричат страшными голосами. И Михайлика боле не слышно. Некому Сашке помочь.
 Бросился Сашка к бочонку, для взрыва заранее подготовленному, кинул уголёк на запал и раздул огонёк.

 Последнее, что видел в жизни немецкий минёр, на турецкую службу нанявшийся, были вытянутые трубочкой детские губы и отражение небесного огня в голубых глазах.