Нищий

 На автовокзале в автобус вошёл тощий и бледный молодой цыган. Можно было подумать, что его мучает неизлечимая болезнь. Держа малолетнюю девочку за руку, он остановился у дверей. Мы, пассажиры (человек восемь), ожидающие водителя перед отправкой, услышали его очень достойную, со словами из Библии, речь погорельца. Просительное выражение его глаз вызывало сочувствие.

 - Пожалуйста, кто сколько может: пять лей… десять,- протянул он костлявую руку. Я, потративший деньги на дополнительные медикаменты, возвращался из больницы. Пошарив в карманах, я обнаружил всего лишь один единственный лей. К сожалению, он никак не соответствовал назначенной цыганом сумме. Но отказать ему я не мог. - А один лей не возьмёте? – спросил я его, на что он, показалось мне, кивнул неохотно. Я понимал, что мой вопрос мог показаться ему язвительной насмешкой.

Сидевшие впереди меня мужчины и женщины, словно сговорившись, одновременно повернули головы к окнам, будто там увидели сказочные чудеса. Цыган минуты две стоял с протянутой рукой.  Позор безрезультатного ожидания, видимо, сильно задел его сердце. Горестно покачав головой, он направился по проходу ко мне. Получив обещанный лей, вернулся на прежнее место и стал меня превозносить в благодарностях, повторяя: «Не оскудеет рука дающего».

Конечно, я сразу же сконфузился, полагая, что он иронизирует, то есть, вздумал поиздеваться надо мной: мало ему дал. Но, продолжая его слушать, я понял, что дело вовсе не во мне. Ему нужен был хоть какой-то положительный пример, чтобы на его фоне поведение несердобольных пассажиров выглядело непристойно.

И в самом деле, направившись к выходу, он у порога на мгновение остановился и брезгливым взглядом оглянулся. Было слышно, как он тихим измученным голосом как бы вскользь сказал: "Грешников ожидают адские муки". И не выпуская из ладони руку малышки, не спеша вышел из автобуса. В салоне повисло напряжённое, грызущее совесть молчание.

Немилостивые головы не сразу оторвались от окон. Но лишь только они повернулись, как в адрес цыгана моментально затараторили жёлчные языки. Каждый из них добавлял к сказанному свой гнев, пытаясь по-за глаза отомстить обидчику. Бурно кипел котёл злобы, пока весь пар не вышел. Я полагал, что они, оправдывая себя, выговорились сполна и уже сказать им нечего. Но, как нередко бывает, иные драчуны и после боя ещё машут кулаками, рассеивая недовольство.

Прошло не более двух минут, и в опустившейся немой тишине раздался визгливый голосок:
- Вот если находятся такие,- рыжая женщина с испорченным морщинами лицом обернулась ко мне,- которые дают деньги, конечно, пьяница будет просить!

Она, вероятно, решила, что я, дёшево откупившись всего одним леем, совсем не лучше их, отвернувшихся к окнам. А вот своим поступком явно посодействовал их унижению. По божьим заветам, она, разумеется, была не права, даже очень. И может быть, сама это понимала. Но у неё в тот момент желание меня укусить преобладало, что она и сделала.