Штандартенфюрер
В столице обрадовались новой, второй уже вести о победе своего, а точнее, воинства Чернобога.
А тем временем, войска с Морауном уже двигались к третьей крепости, где оказался главный военачальник и основные силы врага.
Здесь не оказалось леса, и лагерь был разбит в поле, на расстоянии двух выстрелов из лука от крепостной стены.
Разъезды обнаружили войско Морауна в нескольких верстах ранее и сообщили своим, которые подготовились к отражению, выстроившись для этого, а впереди выставив стрелков. Предводитель врага успел послать гонцов к двум соседним крепостям, не ведая, что лишь у одной сохранились его войска, чтобы те шли к нему на соединение.
Однако Мораун не пошёл на прямое столкновение, даже имея преимущество в живой силе. Он приказал выкатить вперёд стреломёты и камнемёты, которые били гораздо дальше луков, так что неприятель не мог их достать, и безнаказанно принялись уничтожать противника. Копьё из баллисты, как ещё называлось такое орудие, пробивало щит и доспех, нанизывая на себя его обладателя.
Сначала почти полностью были истреблены лучники врага, пытавшиеся приблизиться, затем пришёл черёд тяжеловооружённой фаланги. Их ряды методично разрушались и были уже готовы дрогнуть, когда был дан приказ атаковать коннице.
Не без потерь всадники добрались… как оказалось, не до метавших устройств, а до железного строя с длинными копьями, о который разбилась их волна и покатилась назад.
В этот момент, остатки фаланги противника, приведённые в порядок, выходили из лагеря в поле, чтоб построиться и двинуться на помощь коннице. Бежавшая конница смела их, а Мораун, словно предвидя это, пустил в преследование свою кавалерию. Она уже уничтожала задние ряды вражеских всадников и вместе с ними ворвалась, уничтожая пехоту, не понимавшую, что происходит и тоже побежавшую.
Истребление врага длилось до самого вечера. Пленных не брали, и на копье Чернобога красовалась голова начальника разгромленного войска.
На следующий день они встретили, шедшие на подмогу врагу, последние его части. Участь их была не менее печальной.
Теперь следовало заняться другой стороной страны.
Надо ли рассказывать чем кончилась эта война? Да, захватом обеих чужих земель с пленением и продажей в рабство женщин и детей. Стариков убивать не стали – сами скоро помрут от такой жизни.
В этих краях победители получили новые наделы и Чернобога теперь боготворили по-настоящему.
Его статуи на коне устанавливались повсеместно, молитвы и восхваления возносились только ему, истинному Богу-Спасителю. Ему лишь приносились жертвы.
По праздникам:
дню Его явления,
датам побед в бою,
из главного храма выносился штандарт с его изображением на коне,
перед коим падали на колени,
а потом
с пением псалмов в его честь
за владыкой трёх царств
шли жрецы
и двигалась толпа следом.
Как спасителю урожая и избавителю от голодной смерти Чернобогу был отдельный праздник, а позже все старые праздники приписали ему, перетолковав при необходимости. Так, к примеру, праздник прибавления солнца стал днём его рождения.
Мораун давно покинул эти края, но легенды о нём лишь множились.
Он спросил своего бога:
- Не рискованно ли было, мой Бог, вводить Чернобога сразу в три места? Не привлечёт ли это внимание Невидимого?
- Нет, - ответил всё тот же бесстрастный металлический голос, - У этих варваров и не такое бывает, а бывает такое, что и поверить нельзя, но… случается.
Мораун склонил голову, но потом снова спросил:
- Ваше божество довольно моей работой?
- Вполне, Мораун. Теперь тебе поклоняются, как Чернобогу, изображают на штандарте и знамёнах.
Проигнорировав иронию, Мораун опять спросил:
- Можно тогда узнать о своём прошлом?
И, не дожидаясь ответа, добавил:
- Как это я мог быть и сказителем, и сеятелем смерти?
- И не только ими… Чтобы ты узнал это, пошлю тебя в иной край, где сыграешь роль другую…
А дальше сказал непонятную для Морауна фразу-обращение:
- … мой штандартенфюрер.
И добавил:
- Как и перед первой миссией, предостерегу твоей же историей. Слушай…
Всего лишь пророк
Вот говорят, перевелись нынче пророки. Но сами ли?
Ведь выводя нужные ему породы животных, человек забывает, что сам проходит отбор Необходимостью. И она оставляет не всех…
Сейчас мы скорее поверим Плохому… и в плохое, а прежде, как утверждают, было иначе. Нет, плохих тоже хватало, но им не верили, а подчинялись. Верить в плохое не хотели.
Может, хорошего было немного? Или слова не бросали на ветер, предпочитая превращать в деяния?
Не знаю, тогда не жил. Но могу поведать историю, якобы тех времён. А судите сами…
Жил некогда пророк, звали его Зум. Он ходил, вещая о карах, призывая покаяться, жить по правде, глядишь и минует.
Ему не верили.
Пророка многие не любили. Что не удивительно. Кому понравится человек, обещающий плохое, которое потом ещё и сбывается! Про обычного-то и сейчас скажем: «Накаркал!», а про Зума говорили: «Ясно… не предупредить хотел, а наслал беду, чтобы силу свою показать!» - и такие слова были не редки. Как такого любить? К тому же, он заявлял, что это мы настолько плохи – за что и получаем беды…
Но, если он сам насылает, не лучше ль убить его? Тогда и бед не будет, - рядили меж собой люди. Им отвечали: Но ведь колдуна убить нельзя – распознает замысел и сделает хуже… Убить можно лишь пророка, что сам не колдует, а только провидит. А это уже грех.
Как поступить? Пошли советоваться к старейшинам. Те сказали:
- Он прознает заранее, если пророк, а не колдун, и вреда ему не будет. Колдуна же убить трудно, но если закопать голову отдельно от тела, то мстить не сможет.
Выслушали это люди и решили пойти проверить, с кем имеют дело.
Подошли к Зуму, который брил голову наголо, обступили его и спросили:
- Скажи, почему избегаешь волос?
(Надо было с чего-то начать и отвлечь внимание. Сразу напасть не решались).
Пророка и прежде о том спрашивали. Он шутил: «Вам милее те, у кого волос долог, а ум короток? Я не ношу только волос, а сколькие – головы… И то не удивляет вас, а что брею голову, удивляет. Вас волнует внешнее, а не то, что внутри. Странные вы!»
Зум видел, что люди подходят, придерживая нечто скрытое одеяниями, с тяжёлыми палками… Не нужно быть пророком, чтоб угадать их намерения. Он ответил, водя взглядом по толпе:
- Не то вас беспокоит, что голова моя не носит волос, а то, что я ношу эту голову. Но, снятая с плеч, она вам не поможет и не предупредит. Берегите её!
Некоторым стоящим сзади послышалось: «Берегитесь её!», и те отпрянули. Однако Зум не успел повернуться, а один, за его спиной, махнул своим, они повисли на руках пророка, и главарь большим кривым ножом деловито, как привык это делать баранам, перерезал пророку горло от уха до уха, а после отрубил голову. Убийца поднял её за бороду и, показывая онемевшей толпе, пробормотал:
- Сбережём, не бойся… в укромном месте. Отдельно… Так-то вернее будет.
В тот день только и говорили об этом. Прошло ещё немного времени, а всё шло, как всегда. И люди успокоились, придя к единому мнению: «То был не колдун, слава Богу, а всего лишь пророк…»
Это были всего лишь люди. И убивать пророков им было не впервой.
Мораун дослушал и почтительно опустил голову:
- Значит, теперь мне придётся побывать пророком…
- Ты правильно понял, - прозвучало в ответ.
- И что же на этот раз я стану проповедовать? Не Чернобога же.
- Там, куда я тебя пошлю, столько пророков, что сам сообразишь. Главное, не спеши. Осмотрись сначала. Там не нужно будет рубить и колоть, там нужно будет выжить.
«Понятно, - подумал Мораун, - неважно что, а важно чтобы то, что востребовано там – во имя моего Бога».
- Именно, - услышал он, - Я в тебя верю.
На это Мораун опять склонил голову. Это было вроде высшей награды.
- Когда идти?
- Сейчас.
И в тот же миг Мораун обнаружил, что сменился его наряд. Он оказался в рубашке без ворота, не слишком богатой, не новой, в штанах и накидке-плаще, который скрывал пояс, где было зашито что-то твёрдое, а внутри рубахи – тайный карман с кошельком, да не пустым, и мешочек с монетами под всем этим через плечо.
«Но кто я буду по легенде?» - подумал Мораун и услышал:
- Сам реши.
На что Мораун опять поклонился и откланялся.
Вскоре он уже покачивался в седле на муле с небольшой поклажей в составе купеческого каравана, шедшего под охраной вооружённых всадников, за что пришлось внести им в оплату свою лепту.
В пути он присмотрел себе собеседника, представившегося едущим по делам, тоже на муле и не слишком богато одетый, и теперь ехал с ним рядом, разговаривая. Тот уже неоднократно бывал в краю, куда они направлялись, и мог сообщить полезные сведения.
Себя Мораун выдал за путешественника, который потом, вернувшись на родину, описывает места, где побывал для всех желающих и для потомков, возможно.
Последнее заинтересовало собеседника.
- А ваша родина – в империи? – спросил он.
- Конечно, - успокоил его Мораун, узрев в вопросе беспокойство по поводу – не шпион ли Мораун чужого государства, и назвал свой якобы родной город.
- Аа, - протянул собеседник, покачиваясь в седле, - слышал. Сам не бывал.
Причём сказал это уже на ином языке, разговорном разных народов в тех краях, где якобы находился город названный родным Моруном. Перед этим они беседовали на разговорном, которым пользовались в местах, где ехали сейчас.
Мораун усмехнулся: «Проверяет…» и ответил ему вопросом на этом же языке.
- А что из неожиданного можно встретить там, куда мы направляемся? – поинтересовался у него Мораун.
- Много чего, - чуть подумав, отвечал тот, как будто успокоившись, - Природа вас удивит. Дожди редки, но когда идут, то не каплями, а струями от самого неба и можно остаться сухим, если ветра нет, и попадёшь между ними.
- Ого! – сказал Мораун.
- В преддверии песчаной бури из каменистой пустыни идёт гул, потом спина становится мокрой, ломит в висках, а позже смерч обрушивается на всё, что достанет, забросав камнями или унося с собой.
- Ну и ну…
- Но если уж говорить об иных удивительных вещах, то…
Собеседник выдержал паузу и завершил фразу:
- … это, в первую очередь, их осёл.
- Осёл? – переспросил Мораун, решив, что ослышался.
- Да, осёл. Он привязан недалеко от главных городских ворот, чтобы стражники могли его видеть, и пасётся там.
Мораун помолчал, ожидая пояснений, но собеседник лишь загадочно улыбался.
- Что ж в этом удивительного? – вынужден был задать вопрос Мораун.
- Да уж не то, что все въезжающие в город должны делиться с ним водой и зерном, или…
Тут его собеседник хохотнул:
- …на деле, со стражниками, которые берут это деньгами. У этого народа существует поверье: кому тот осёл сам позволит сесть на себя, того он повезёт в город.
- И?..
- Тот явится от Небес для спасения их народа.
Мораун покрутил головой, словно поражаясь этому, а сам подумал: «Этот осёл для меня стоит. Но сразу подходить к нему не буду. Бог не зря предупреждал не спешить».
Вслух же спросил:
- А от чего нужно спасать их народ?
Его собеседник пожал плечами:
- Это лучше Небесам известно. Бог-то у них невидимый.
«Понятно кто это, - подумал Мораун, - и почему я сюда послан».
Из дальнейшего разговора Мораун узнал, что деньги здесь ходят другие – без изображений людей, поэтому следует то, что здесь тратишь, сначала поменять. Менял хватает. А в пустыню лучше не соваться – разбойники. Они и против власти. Говорят тут на трёх языках, не считая главного в империи. На одном они сейчас как раз разговаривают. Все грамотные – на своём языке и любят порассуждать о божьих повелениях. Есть море, по которому можно ходить как по суху.
- Серьёзно? – не выдержал Мораун, подумав: а не дурачит ли его собеседник?
- В его воде сплошная соль, - пояснил тот.
- Аа…
Дальше они ехали молча, каждый думая о своём. Мораун соображал: придётся выступить впервые непосредственно против Невидимого. Без военной силы и угрозы нападения этим не вотрёшь, что он – посланец Свыше. Нужно будет пожить, побеседовать, почитать, поузнавать, обзавестись знакомствами. Осесть придётся. У его Бога впереди вечность, значит…
К ослу он даже не подошёл, бросив монетку стражнику на прокорм животного. Но, въезжая в ворота, оглянулся на осла, который лягался, не подпуская к себе желающих.
У Бога Морауна было время, поэтому его посланец нашёл жильё без кормёжки (не нуждаясь в ней), заявив хозяйке, что будет питаться в городе. Пожилая вдова на это ничего не сказала, но её острый насмешливый взгляд и то, как она хмыкнула, сообщили: отравишься, заболеешь – лечить не буду.
«Ну и стерва была у покойного мужа, - подумал Мораун, одновременно улыбаясь ей одними глазами, - Небось, сжила его со света, сетуя всё время на своё здоровье».
Он вспомнил анекдот об этом про четыре состояния жены: больна, очень больна, смертельно больна и… вдова. И мысленно послал её к почившему супругу, но… после выполнения им своей миссии. Не жалел Мораун людей, а то бы послал её в другое место – за что (если он был прав) её мужу новое наказание?
Сегодня идти в город было уже поздно – темно. И он сел на кровати, подвернув под себя ноги, закрыл глаза и принялся раскачиваться как на молитве перед сном (на случай, если хозяйка подглядывала). На самом деле, он мысленно сообщал своему Богу о том,
что завтра
приобретёт местные священные писания
или ознакомится с ними,
найдёт учителя по ним,
послушает
узнав,
где можно встретить поднаторевших в них.
А главное, узнает: кого и почему ждёт тот осёл у городских ворот.
(окончание http://proza.ru/2024/11/16/853)
Свидетельство о публикации №224111501921
Оригинально. )) Как только заговорили об убитых пророках, вспомнились, конечно, слова: "Иерусалим , Иерусалим, убивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! Сколько раз Я хотел собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья. Но вы не захотели..."
А уж соленое море и осел у ворот города почти развеяли сомнения.
Но как все это вяжется с предыдущей главой? И с началом этой?
Вера Крец 16.11.2024 19:43 Заявить о нарушении
Здравствуйте, Вера)
Ааабэлла 16.11.2024 20:05 Заявить о нарушении