Бойцы невидимого фронта, ч. 2, гл. 2

Середина марта

Всё на первый взгляд шло своим чередом. Но Ягу не отпускало внутреннее беспокойство. И причин на поверку не было, а не отпускало, и всё тут. Поэтому-то сидела и перебирала недавно прошедшее; и стали всплывать и становиться в ряд «невоспитанный» племянник Фридриха; сам маг, просчитывающий каждый шаг до мельчайших деталей; Гретины ягоды, присланные в необычно большом количестве (остатки коих после экспериментов были помещены в тайный схрон); древний раритет кузины, на котором при обратной трансформации стали проступать письмена и формулы, тщательно записанные Ягой. Она исписала три листа мелким почерком, но сразу разбираться в старинном послании было недосуг. Вся эта мозаика кружилась и складывалась в картину, в которую и стала вглядываться премудрая Ина. Ответ пришел сразу: «Надо проверить схрон». И Яга пошла по следу.

В схроне вместо ягодок была лишь пыль. «Даже сюда добрался», – восхищённо прошептала Яга. Действительно, Фридрих предусмотрел всё, даже нерадивость своего племянника. Когда узнал, что «товар» попал на передовую в непереработанном виде, в тот же миг всю партию и уничтожил. Только он был не властен повернуть время вспять и по новой начать с той точки, где племянник промашку дал. Вот если бы Фридрих дальше пошёл и стёр из памяти эти ягодки у тех, кто с ними соприкасался… Но хватило ли бы у него силёнок всё дочиста вымести? И хорошо, что старый маг не знал, что Яга так ягодками интересуется, а если бы знал, может, тогда пыль не только от ягодок бы осталась. Но если бы да кабы…

Яга стала шуршать страницами, где были записаны письмена, проступившие на спинке креслица Греты. Ине пришлось напрячь память и вспомнить уроки по древнегерманскому, но всплывали только жалкие крохи знаний. Вспоминался и учитель, постоянно теребивший в руках указку (но ударить ни разу не решившийся) и только ставящий в пример её отца, блестяще владевшего многими языками. Но отца она не видела много-много лет. Он внезапно исчез, когда Ине исполнилось десять, и больше о нём не было ни слуху ни духу. Мать запретила дочери говорить о нём, из дома сразу исчезли все его вещи, а с Ининой памятью что-то случилось – сначала была чёрная воронка, затягивающая в себя все воспоминания, потом воронка стала уменьшаться, и очень скоро не осталось ничего. Десятилетняя девочка не могла понять, что с ней случилось. А сейчас в голове сверкнуло зарницей: «А ведь отец жив и так же не жалует своего однокашника Фридриха, и в письменах только он разобраться сможет». Что ж, придётся ступу налаживать или тряхнуть стариной и оседлать метлу – молодильное яблочко Лешего действует, и тело из ступы рвётся на оперативный простор.

– Ничего этого не нужно. – Перед Ягой стоял старец, вглядевшись в лицо которого Ина узнала отца. Карл сделал шаг навстречу и распахнул руки для объятий:

– Не хочешь обнять старика, доченька? Давненько ведь не виделись. – На лице Карла Яга увидела и радость, и печаль, и огромную любовь, – и как в детстве поспешила прижаться к самому родному человеку на свете. Отца она любила.

Чуть позже Ина почувствовала сочащееся из пор отца обожание и удивилась, как же она долгие годы без всего этого обходилась, даже и об отце не вспоминала.

И в голове вспыхнуло давнее. Молодой, красивый, сильный отец подбрасывает её в небо, а она – маленькая проказница и любимица – смеётся и, задыхаясь, кричит-просит: «Ещё, ещё, ещё…»

Почему же у отца с матерью не сложилось, почему отец куда-то исчез давным-давно, а мать запретила о нём думать? И Ина забыла, а сейчас как будто распахнулись давно запертые на сто железных замков двери, и случилось чудо – через эти самые наглухо заколоченные двери полилась любовь, и не было ей конца и края.

Но Ина всё же пришла в себя и вспомнила, что она не маленькая девочка, за которой должны ухаживать. Сейчас ей самой захотелось позаботиться об этом чужеземце-страннике. Хотелось и удивить, и порадовать отца, но ничего особенного и необычного в голову не приходило: крутился стандартный набор – баня и ужин.

Карл помог дочери:

– Русская баня и твое гостеприимство – то единственное, что мне сейчас нужно. Только в банном деле я не мастак.

– Обслуживание будет по высшему разряду, правда, с якутским колоритом. Когда война в стране, патриотам дома не сидится. И оказалось, что все мои знакомые мужчины – патриоты, даже кот, он скоро на побывку прибудет – познакомитесь.
 
* * *
Они не могли наговориться – отец и дочь, не видевшиеся столетия.

Ина смотрела на отца и благодарила небеса, что в мире существует любовь, для которой не имеют значение ни время, ни пространство.

Эта самая любовь открыла дверь темницы, где долгие-долгие годы был заточён Карл. Он рассказал, как много десятилетий изо всех сил тянулся к своей Инхель, а когда чувствовал, что оставалось совсем чуть-чуть, то натыкался на озерцо с ледяной водой, через которое ему хода не было. И только три дня назад случилось чудо. Он почувствовал, что Ина сама тянется к нему, и с её помощью смог пересечь препятствие, считавшееся неодолимым.

Под внимательным взглядом Карла раскрылась хитрость Лешего с его молодильным яблочком, и Яга долго разглядывала себя в зеркало, которое специально достала из тайника. Отец показал, как видит её Леший, и что другим это видение не доступно.

– Ну Леший и хитрец, но, может, это и к лучшему – меньше вопросов и меньше внимания, – хихикал и корчил рожицы юный лик прекрасной Ины.

Много всего было говорено и обговорено и в шутку, и всерьёз. И то, что казалось важным, через глаза отца становилось малосущественным.

Перед сном Яга вспоминала давно забытый голос и перебирала слова и фразы, ещё раз вглядываясь в их смысл и проникая в суть. Много дней подряд она задавала себе одни и те же вопросы, но ответов на них не находила, а отец разъяснил всё на пальцах, как пятилетней девочке:

– В том, кто чужд тебе по духу, ты видишь врага. А с врагом нужно уметь обращаться.

Самое простое и на поверхности лежащее (хотя и не всегда легко выполнимое) – врага надо уничтожить, враг есть враг, туда ему и дорога – это вылезает сидящее внутри человека насилие.

Но повторюсь – это самый простой подход, но не единственный, и уж точно не самый оптимальный. Этот вариант включается, когда враг на тебя лезет, проявляя агрессию и желая истребить, – тогда и ему пощады нет. Появилось же на Руси изречение «кто на Русь с мечом придёт – от меча и погибнет». Значит, ты должен быть силён, и силён настолько, чтобы врага победить, сражаясь с ним безжалостно, но не жестоко. Ведь после войн наступает мирная жизнь, а враг остаётся. Поэтому и в мирной жизни надо научиться сосуществовать рядом с врагом, но так, чтобы это не мешало тебе нормально жить и развиваться.

А голос Карла уже рассказывал о себе:

– Я наполовину русский, православный, с именем Иван, полученным при крещении. Но моя мать была неугодна всей отцовой родне, её попросту сжили со света, меня нарекли Карлом, а овдовевшему супругу быстренько подыскали фрау, которую долгие годы я считал своей матерью и только перед смертью отца узнал правду и получил на память медальон с портретом матери и золотой нательный крестик, в котором был крещён. Последними словами отца были: «Ты очень похож на свою мать – и лицом, и характером, и я думаю – место твоё в России». Но меня уже затянуло тайное знание, которое нам с Фридрихом, как самым способным, преподавал Главный магистр, а по совместительству дальний родственник Греты, в которую мы с Фридрихом были влюблены. Она выбрала Фридриха, а меня «подобрала» её русская подруга. У Греты с Фридрихом до свадьбы дело не дошло, а у нас дошло, и родилась ты – маленькое чудо, моя любовь и радость.

Но твоя мать ревновала. Она чувствовала, что я её не люблю. У меня к ней даже нежности не было, только вежливость и больше ничего, а этого маловато для счастливого брака. Перед свадьбой у меня случилось какое-то помутнение рассудка, заставившее сделать предложение и жениться, а после твоего рождения туман рассеялся, и Варвара это почувствовала. Я был вежлив и корректен, но отношения портились, и она решила поквитаться со мной, только не знаю, за что, ведь «насильно мил не будешь». Одним словом, когда тебе исполнилось десять, неожиданно погиб наш учитель, дело было туманное, и Варвара подстроила так, что Фридрих поверил, будто учителя уничтожил я, и он заточил меня в одном из своих «замков-убежищ», расположенном в глухом лесу, в пещере.

* * *
Три дня Ина-Яга купалась в любви и обожании отца. Но наутро четвёртого, после завтрака, Карл попросил Анатолия и Ину (кличек и прозвищ старомодный дворянин не признавал) пройти в комнату совещаний и без предисловий привёл всех в рабочее состояние:

– Через три дня меня начнут искать. Я решил от вас уехать, и сегодня же, иначе «дорожка» не остынет. Навлекать на вас беду я не могу.

Яга растерялась, а Якут неожиданно для всех предложил встречный план:

– Можно в кого-нибудь перекинуться, да не единожды, вот следы и запутаем, даже не выходя из дома.

– Противник мой силён и могуч. Чужую личину развеять для него – детская забава.

Но Якут продолжал стоять на своём:

– Давай эксперимент проведём, часа нам хватит, а не получится, я тебя у себя на малой родине спрячу – никто не найдёт, отсидишься, сколько нужным сочтёшь, а потом и вернёшься. Что, готов эксперимент начать? Мне думается, что и ты умеешь личины чужие снимать не хуже твоего знакомца, кто искать тебя собирается.

Карл ничего не ответил, только заулыбался и мотнул головой в знак согласия.

Якут медлить не стал. Достал из нагрудного кармана шерстяной пояс, повязал на талии и перекинулся в Ягу.

Бабка от такой наглости только рот открыла, слова куда-то исчезли. Удовольствие, написанное на лице отца, перекрыло всё остальное.

Якут заговорил, и тоже голосом Яги, чем окончательно добил бабулю. Карл же, как маленький мальчик, захлопал в ладоши и залился звонким смехом. Но через несколько мгновений его лицо стало серьёзным и сосредоточенным.

«Стал колдовать», – мелькнуло у Ины.

Шли минуты – одна, вторая, третья. Карл начал пыхтеть, Якут же веселился вовсю, даже в пляс пустился.

У Ягуси сверкнула мысль: «Интересно, а метла, которая признавала только свою хозяйку, заметит подделку или нет?» Решила поэкспериментировать и через десять минут вернулась со своей подружкой юности и поставила её у стола.

Десять минут ничего не изменили: Карл сидел набычившись, а Якут продолжал кружить по комнате.

Метла Ягу не подвела – из чужих рук стала вырываться, и удовлетворённая хозяйка изрекла: «Васю бы сюда, он бы нам прояснил ситуацию».

И как по мановению волшебной палочки на пороге комнаты возник Василий.

Кот сел и стал смотреть по сторонам. Потом, как и положено хозяйской кошке, подошёл и обвился вокруг ног Яги. Ина погладила своего любимца, а потом изрекла: «Брось, Вася, свои кошачьи сантименты, не до них сейчас, хотя мне и приятно, не скрою, – и продолжила: – Разреши представить тебе моего отца – Карла».

Василий подошёл поближе к магу, отвесил почтительный поклон и в ответ получил не менее изысканный, чему был несказанно удивлён. Не думал он, что та мощь, которую он чувствовал в этом человеке, позволит так общаться с простым котом.

Но потом всё же Василий не утерпел и поздоровался с Якутом, ничем его не рассекретив, просто подошёл и обвился вокруг ног псевдо-Яги и обозначил вопрос: «Никак моя хозяйка решила двойника заиметь? Хорошее дело. Его можно будет вместо себя в разные опасные места засылать, самое главное, чтобы там знакомых говорящих зверей и птиц не было, иначе и проколоться недолго. Ладно, вы тут развлекайтесь, а я пойду посплю пару часиков, а то уже давно недосыпаю, а это вредно для организма».

* * *
Предположения Карла сбылись. Ровно через три дня Грета задействовала сверхсрочную связь (заработал сотовый). В голосе фрау слышались страх и мольба. Чего было больше, Яга разобрать не смогла. Но всё и все были готовы. В завершении короткого разговора прозвучало приглашение, и дребезжащий голос Греты, запинаясь, произнес: «Фридрих срочно требует в гости тебя кузина и Машу с котёнком».

Наши дамы не замедлили явиться. Но попали не в тишину кельи, а на шумный праздник или великосветский приём, устроенный по случаю дня рождения хозяина. К слову сказать, дату рождения Фридриха не знал никто, во всяком случае, он на это надеялся; и пришёл к заключению, что на мероприятии гостей разговорить будет значительно легче, ведь «настоящие» – только Грета, Ина, Маша да хлыщ-племянник для колорита. Остальная братия полностью подконтрольна и как по нотам разыграет задуманную постановку, а вся информация (кто что сказал, как повернулся, улыбнулся, подмигнул) будет фиксироваться и анализироваться по завершении программы.

Приехавших дам вышел встречать сам, подумав: «Возьму их тёпленькими на пороге и начну с кошечки, а то что-то эта малышка слишком умненькая для животного».

Котёнок лежал в корзиночке, да с умненькими глазками, да симпатичный и милый, но совсем-совсем обычный. И как ни старался Фридрих, накладывая и снимая заклятия, с кошечкой ничего не происходило – только мяукать начала, чем всех насторожиться заставила. Фридрих понял, что переборщил. Посему, отвесив гостям изысканный поклон, повёл в банкетный зал. Но по дороге всё-таки не утерпел и стал прощупывать девочку Машу, по его меркам, менее закалённую в колдовском деле, чем Ина.

Но Мария, как и в предыдущий раз, сразу испугалась, и кроме страха, никакой полезной и значимой информации не было. «Ничего не знает, но это только начало, вечер длинный, может, услужливые кавалеры, коих имелось в изобилии, достанут со дна памяти что-нибудь полезное и интересное». И Фридрих перевёл своё внимание на Ину. Это тоже была только кузина Греты – великодушная, прямая, но не отличающаяся глубокими познаниями в магии и с ограниченным количеством немудрящих тайн в душе. Но Фридрих себе сказал: «Это только на первый взгляд, хотя раньше этого было достаточно, ведь перво-наперво проверялось – тот ли человек перед тобой. Но чужие личины не растаяли, значит, явились именно те, кого приглашал. Он жалел об одном, что в предыдущий раз этой процедурой пренебрёг. Понадеялся на то, что надеть чужую личину – мастерство трудное, требующее больших знаний и умений и далеко не каждому по силам.

Но отбросив ненужное, мысленно задал Яге вопрос: «Твой отец – где он сейчас?» Ответ заставил и удивиться, и даже улыбнуться.

«А у меня был отец?»

Но Фридрих не успокоился на этом и пошёл дальше, а дальше было ледяное озерцо, купаться в котором никак не хотелось. И нахлынули воспоминания: это же он с Варварой, женой Карла, водную преграду соорудил, чтобы Ина отца забыла и никогда вспомнить не смогла. Значит, магия жива и работает.

Фридрихом овладели смешанные чувства. С одной стороны, он был удовлетворён делами рук своих, свершёнными много лет назад, а с другой – все его надежды узнать что-нибудь о Карле рассыпались в прах, и нужно строить другие версии, искать другие ниточки. Но внезапно посетила странная мысль: а зачем искать? Что Карл может сделать и какой вред причинить? Да, Карл многое знает, но ведь все их тайны так давно обветшали, что не представляют никакого интереса в современном мире. Только ему будет одиноко без своего друга или врага? Друга, конечно, друга. Ведь тогда он поддался какому-то тёмному порыву – помог недругам умертвить учителя; и он под этим соусом смог устроить Карлу «вечное» заточение. Но Карл сумел сбежать. Да, не сразу, но сумел, и как ему это удалось, Фридрих понять не мог.

Старому магу очень трудно принять то, что на смену его привычному миру приходит новый, с другими правилами, и древнее знание в каких-то сегментах просто перестаёт не только использоваться, но и работать.

Да, обставила Яга со своей командой Фридриха по всем направлениям, только он этого не понял и абсолютно был уверен, что его знания и умения – твердыня, которая будет стоять вечно. Если бы он только знал, что простой (а может, не совсем простой) пук верблюжьей шерсти, спряденный и сплетённый в шерстяной пояс, способен поколебать основы его величия, то сначала удивился бы, а потом и расстроился.

А приём-праздник продолжался и, как это ни покажется странным, удался на славу. Гости пили, ели, веселились. Танцевал и Карл в образе Яги, выписывая удивительные па и коленца, не отставала и Маша-Яга – ей нравился хоровод обожателей-почитателей, которые угодливо кланялись, заглядывали в глаза, пытались рассмешить-развеселить и предложить всевозможные услуги. Яга даже покаталась по звёздному небу. Вечер был действительно хорош, и никаких серьёзных и откровенных разговоров даже и не намечалось. Всех окутало обаяние праздника – лёгкого, весёлого, без глубины и будущего, вечера, который длится только одно сегодняшнее мгновение, а назавтра не останется от него ничего, даже дымки или тумана – всё растает без следа, как без следа растаяли надежды Фридриха узнать что-нибудь путное и полезное. И потратив три следующие ночи на просмотр того, что происходило в его замке на вечеринке, старый маг зарёкся устраивать подобные мероприятия – ведь съели и выпили непомерно много (по меркам расчётливого хозяина), а в сухом остатке, то есть в практической пользе, – шиш или фига, кому как понятнее.

* * *
Яга упросила отца остаться погостить у Греты, хотя Карл торопил вернуться. Избушка дочери полюбилась ему с первого взгляда, и нужно было подружиться с котом Василием, завоевать доверие козы Ксении, не говоря уже о заезжем и загостившемся верблюде. Ещё его тяготили воспоминания – в замке любви юности ими было пропитано всё. Но Ина уговорила и, как всегда, привела весомые аргументы: «Грету нужно немножечко взбодрить и поддержать. Да, она не очень умная, но добрая и любящая. Также представляется возможность поэкспериментировать с чудо-креслицем, благо проникнуть в тайник возможно, не потревожив хозяев. И потом, Фридрих беспокоить в ближайшие дни не станет – наверняка или будет занят подсчётом убытков после такого банкета (Яга хихикнула), или думу думать и анализировать, разбирая по косточкам каждый наш чих». Карл рассмеялся и согласился. Только предложил дочери ещё раз личины поменять: он Машей побудет – ему это труда не составит, а Ина пусть станет сама собой – так более естественно.

И было три дня безмятежного тихого счастья – в замке царили мир, покой, дружеское участие и любовь. Даже Аичка чувствовала эту атмосферу и ни разу не пискнула.

Грета, впитывая всю эту благодать, расцветала на глазах.

Яга видела, что отец следит взглядом влюблённого юноши за каждым движением кузины, и очень этому радовалась.

Они проводили эти маленькие каникулы в неге и лени: бродили по окрестностям замка или сновали по бесчисленным переходам каменной твердыни и наконец забрели в «тронный зал», где Грета поведала интересную историю.

«Этот трон смастерил мой учитель, ты тоже у него училась, к сожалению, недолго, – обратилась она к Яге, – своими руками сделал из разных пород дерева. Потом, когда этот шедевр водрузили на помост, мог целыми днями на нём сидеть и развлекаться на разные лады. Устраивал целые представления. Собирал слуг, ратников, обычных горожан – угощал легким вином и хлебом, а они устраивали представления – пели, плясали, сражались или разыгрывали мини-сценки из своей жизни. Учитель же сидел, барабанил по подлокотникам и заливался смехом.

А потом отлил из золота точную копию этого кресла-трона, только крохотную, этот самый раритет ты, Ина, мне и вернула. Учитель ничего такого сам не рассказывал, но я всегда имела склонность к языкам, вот и учила разные, начиная с древнегерманского. Когда мне становится совсем грустно и одиноко, читаю старинные фолианты старого мага и летопись его жизни (есть и такая). Учитель был шутник и затейник, и даже через много-много лет его шутки остаются милыми и греют душу». – И Грета заплакала. Только в этот раз утешать её стала не дражайшая кузина, а Маша, да так нежно, что Яга испугалась, как бы им не рассекретиться и миссию не провалить. Однако в замке чужих глаз не было. Но на следующий день об отъезде заговорила уже Яга, и Карл согласился – не время сейчас завоёвывать сердце старой возлюбленной, можно подождать более благоприятных времён.

Грета не настаивала, чтобы её гости задержались подольше. Понимала: Фридрих скоро явится и начнёт контролировать каждый шаг, так что о покое можно забыть. Поэтому вечером вывела свою ступу, и «три девчонки» вновь растворились в темноте ночи. Карл не оплошал – оседлал метлу, сопровождая двух дам, скользивших по воздуху в деревянных лодочках-ступочках, как по глади вод.

* * *
Через три дня Яга опять общалась с кузиной по экстренной связи. Грета уговаривала Ину слетать на недельку в одно заветное местечко в горах, о котором никто не знает, и отдохнуть. И добавила: «Фридрих невыносим – каждый день приходит, нудит и копается в моей голове. Чего там ищет, я понять не могу. Знаю одно – если не уеду, то сойду с ума. Но одной в горах немного тоскливо. Если ты не сможешь, может, Машеньку отпустишь мне компанию составить. Я возьму книги учителя и буду её развлекать по вечерам».

Книги решили всё, и Карл, покрепче подпоясавшись шерстяным изделием, шагнул в ночь – ни метла, ни ступа ему были не нужны. Только обернулся на прощание и коротко сообщил:

– Через неделю вернусь, не скучайте.

Неделя пролетела быстро и для Греты, и для Ины. Только наполненность событиями была разная.

Грета сопроводила Карла в образе Маши в своё «заветное место», которое посещала несколько раз в год с верной Мартой. Но Марта ещё болела, а Грета чувствовала, что отдых ей необходим, поэтому, сменив компаньонку, отправилась в горы.

Маленький уютный домик и в этот раз распахнул свои двери для единственной хозяйки.

Много лет назад Грета присмотрела это место и выстроила небольшую и довольно престижную гостиницу, которая приносила постоянный доход. А неподалёку было обустроено личное бунгало. Управляющий гостиницей обихаживал жилище, которое всегда было готово к неожиданному приезду фрау.

Но этот приезд значительно отличался от предыдущих. Раньше Грета лишь наблюдала за бурлящей жизнью мини-курорта, представляясь гостям или скучающей иностранкой, или известной художницей, или театральной актрисой, или внезапно разбогатевшей вдовой бедного скрипичного мастера. Она меняла образы, но бурлящая жизнь других людей её не затрагивала. Эта жизнь проходила рядом и лишь бросала лёгкие тени на Гретино существование.

А в этот раз она была втянута стараниями Маши в водоворот жизни. И даже без молодильных яблок обошлась. Маша так на неё влияла, что она не представляла, а действительно становилась другой: молодой, энергичной, готовой жить, любить, творить, познавать, с желанием удивлять и удивляться.

Вечерами, в благодарность за очередной насыщенный многоцветьем день, она дарила Маше удивительные истории из книги своего учителя, или читала записи секретаря мага, запечатлевшего на листах бумаги жизнь удивительного человека.

Карл-Маша слушал эти рассказы, и ему становилось понятно, что главный магический артефакт, созданный учителем, – это трон-кресло, стоявший на возвышении в огромном зале, покрытый сверкающим ковром-попоной, который снять мог только сам Главный магистр. Для остальных это была «кожа», которая намертво приросла к дереву и отделяться не желала.

Грета перебирала любимые эпизоды, восхищавшие её умениями учителя, объяснить которые она была не в силах.

Однажды, в ходе многочисленных экспериментов учитель через кресло-прибор получил чудо-ягоды. Потом у него появилась идея воздействовать на людей, потреблявших этот продукт. Вершиной удачи был знак, когда никудышный и непригодный для какого-то дела человек совершал то, к чему никогда не стремился и себя неспособным считал.

Всё началось с хроменькой маленькой девочки-толстухи, над которой все потешались. Однажды учитель нашёл её поздно вечером в грозу в дальней беседке, испуганную и плачущую. Он ребёнка пожалел, повёл к себе в комнаты, надел тёплую мантию да стал поить горячим чаем. На столе в вазочке лежали ягодки; когда он пошёл к серванту за куском сладкого пирога, по пути оглянулся и увидел, что девчушка вовсю уплетает то, что ей совсем не положено, – ягодок в вазочке значительно поубавилось. Маг сердито прикрикнул: «Выплюнь!» – что девочка и сделала. Но она уже успела проглотить немалое количество. Учитель считал себя не вправе ставить опыты над ребёнком, но толстушка сама ему помогла – просто встала из-за стола и поплыла по комнате в танце. Маг опешил: «Ведь ходит – смотреть утомительно, а здесь – просто лебедь на воде, иначе и не скажешь». Через десять минут хромоножка замерла, потом, как обычно, скособочилась и поковыляла к столу.

Учитель стал расспрашивать девочку, помнит ли она, что делала пять минут назад. Ответ удивлял: «Я находилась в сказке, где танцевала и кружилась, была изящная и ловко выписывающая разные фигуры, сверху лилась волшебная музыка – всё сверкало и сияло, и мне было очень-очень хорошо». И девочка, закрыв глаза, погрузилась в сон.

После этого случая маг стал брать под своё крыло людей, обиженных телом, и с помощью ягодок и своих умений их врачевать.

Из хроменького утёнка-толстушки выросла прекрасная танцовщица, покорявшая своим искусством и европейские королевские дворы, и простой люд. Анна танцевала везде: её одинаково устраивали и паркет дворцового зала, и рыночная площадь.

Чем дольше жил учитель, тем ему становились ненавистнее и пороки людей, и их алчные стремления; и он направлял всё своё умение на уничтожение этих пороков, правда, делал это мягко, удалившись от дел, передав своё место более молодому и амбициозному магу; только последними открытиями с орденом он делиться не спешил, и появились у него ученики: сначала Карл и Фридрих, потом я и малышка Ина, в которой он разглядел большой потенциал, но об этом он поведал только бумаге, зная, что в его записи никто, кроме меня, не заглянет.

Но потом случилось то, что случилось, – учителя не стало, – уронила слезинку Грета, – кто это сделал, никто не знает. Тогдашняя моя подруга указала на своего мужа, правда, заявив об этом в узком кругу (были я и Фридрих), а потом пропал Карл, и Варвара, забрав Иночку, уехала в Россию.

С кузиной Иной, я её так называю, мы встретились лишь через тридцать лет, когда её матери не стало. То были счастливые годы. А потом Ина уехала на родину матери, уже по своей воле, и мы долго не виделись, а сейчас отношения возобновились, и я этому очень рада.

Больше тебе скажу, в последнее время я часто стала вспоминать её отца, в которого в юности была влюблена. Но Фридрих затуманил мне голову (он умеет быть милым и обходительным), опутал сетями, из которых я вырваться не могла.

Сейчас же всё так высветилось, стало ясно-ясно, чисто-чисто и понятно, что моя связь с Фридрихом была только его инициативой. Он как сильный и умелый подчинил себе более слабого. Но учитель всё же нашей свадьбе помешал. Когда Фридрих сделал мне предложение, я пришла к учителю и рассказала ему обо всём (Карл к тому времени поспешно женился). Учитель посмотрел на меня добрыми глазами, ласково улыбнулся и проговорил: «Своего любимого и свадьбы с ним тебе придётся ждать довольно долго, так что, Грета, наберись терпения, – и добавил, – мужем твоим будет точно не Фридрих».

Маше ничего не оставалось, как нежно обнять предавшуюся любовным мечтаниям Грету. Фрау улыбнулась тихой улыбкой и произнесла: «Дорогая, ты смотришь на меня так же нежно и преданно, как смотрел Карл, жаль, что тогда я не смогла отстоять свою любовь».

У Карла хватило здравого смысла (видимо, сказались возраст и опыт) остаться в образе Марии; а его рациональная часть была рада, что сегодня они покидают это удивительное место – маленький рай, где можно забыть обо всём и упиваться только своими чувствами.

Маша получила разрешение проводить кузину Грету до замка, переночевать, а там и домой отправиться.

У Карла на эту ночь были большие планы, и они сбылись. Нет, он не проник в спальню своей возлюбленной и не провёл на ложе ночь страсти, а поспешил к заветному трону.

Вошёл в зал, подошёл к возвышению с креслом, поклонился, сел на нижнюю ступеньку и услышал такой знакомый голос: «Ты всегда для меня был самым лучшим, потому что твой ум и талант были равны твоей почтительности и ответственности. Ты сам сможешь догадаться, как управиться с волшебными ягодками; но надеюсь, что мои подсказки лишними не будут. Я никогда не желал, чтобы мои изобретения использовались во зло, поэтому всегда предусматривал их полную нейтрализацию на экстренный случай. Сядь в кресло, оно по праву твоё, и ты всё узнаешь. Это кресло помогает постичь многое, стоит только снять покрывало и сесть в него, а вот как снять, подумай сам, но не мудри, вспомни, что я всегда предпочитал простое сложному. Удачи тебе, мой мальчик; и последнее, Грете можешь довериться, она достаточно долго ждала; управляйся с делами и возвращайся». И кресло опустело.

Карл встал, поднялся по ступенькам и представил, что сделал бы учитель, если бы хотел снять покрывало, – наверное, просто протянул руку и сказал: «Свернись, пожалуйста, и отдохни в маленьком сундучке, который так кстати примостился под креслом». И он увидел, что крышечка сундучка открылась, а попонка-покрывало стала съезжать с кресла и укладываться в этот самый сундучок. Карл не стал медлить – сел в кресло и понял, как нейтрализовать действие ягодок – выбрал простую комбинацию из трёх цифр, надавил на кнопочки; прозвучал тихий простенький аккорд, и всё – трудное задание было выполнено.

Он встал, повернулся к креслу и сказал простую фразу: «Дело сделано, можно и отдохнуть», – и сундучок опять открылся, из него стало выходить-вылезать покрывальце и вновь водворяться на своё законное место. Карл сбежал вниз и обернулся, захотелось ещё раз посмотреть на сундучок, из которого вместе с покрывальцем появился медальон, но его под креслом уже не было.

Он шёл к дверям и думал о Грете, понимая, что объясняться немедленно необходимости нет. Даже уехать решил, не повидавшись, – обманывать больше не было сил. Проститься решил в письме, простом и коротком: «Надеюсь, что скоро свидимся. Медальон носи, не снимая». Записку умышленно не подписал, сверху положил драгоценную побрякушку, мысленно произнося: «Никто в твоей голове покопаться уже не сможет, даже Фридрих», – ещё раз кинул взгляд на портрет прекрасной девы и шагнул в пространственное безвременье, выйдя из него около избушки Яги.

Было темно и тихо. «Все уже спят», – понял Карл и пошёл в свою комнату, там было тепло, уютно, а на столике стояли стакан молока и тарелка с пирогами. Всё было очень кстати – такая еда после путешествия именно то, что нужно. Поел и тут же уловил общую тенденцию на крепкий сон, коему и отдался.