БАМ

      В 1976 году после окончания четвертого курса, пройдя военные лагерные сборы был я направлен на прохождение производственной практики на БАМ. В направлении было указано - Иркутская область, Лена, механизированная колонна треста «Запбамстроймеханизация». Собрав нужные вещи, я добрался поездом до Новосибирска, с Новосибирского вокзала на автобусе добрался до аэропорта «Толмачёво», где купил билеты до Иркутска. Времени было достаточно,поэтому было принято решение еще раз навестить Новосибирск. Первым делом я иду в кинотеатр Маяковского, смотрю фильм, на это раз это был американский фильм «Большие гонки» с Натали Вуд в главной роли, после кино иду в картинную галерею смотреть постоянную экспозицию Николая Рериха, затем иду на центральную площадь перед театром в буфет где подают очень вкусную густую сметану,завершается прогулка посещением театра оперы и балета, где я уставший моментально засыпаю. После посещения театра я вернулся в аэропорт для продолжения маршрута.
      Приземлившись в Иркутске, я пошел в кассу покупать билет до Лены и тут выяснилось, что в Лену самолеты не летают, а похоже только ходят поезда. Я совершенно не ориентировался географически, но надо так надо, я поехал на вокзал и купил там билет до Лены, с пересадкой в Тайшете. Сев в вагон, я только теперь изучая маршрут очень удивился узнав, что еду в обратном направлении в сторону Новосибирска. Доехав до Тайшета, я прождал несколько часов, после чего сел в поезд до Лены. При изучении данного маршрута меня ожидал неожиданный сюрприз – мне предстояло проехать Братскую ГЭС, о которой я еще в детстве читал в книге «Генка Пыжов – первый житель Братска». В книге рассказывается как мальчишка приезжает с отцом на строительство Братской ГЭС, о том, что между двумя утёсами Пурсеем и Журавлиной грудью возведут огромную плотину. Всем этим я бредил в детстве, помнил всю жизнь, а теперь и увидел воочию, проезжая станцию «Падунские пороги» и саму полуторакилометровую ГЭС. Набравшись впечатлений я через 14 часов езды добрался наконец до места своего назначения – Лены. Тут я узнал, что «Лена» - название ж/д станции. А город назывался Усть-Кут, в нем имелся довольно приличный аэропорт, куда я мог преспокойно добраться сюда из Иркутска на самолете. Кроме того, речной вокзал называется не Усть-Кут и не Лена, а совсем неожиданно – Осетрово.
      Итак, я ступил на легендарную землю БАМа. Воодушевлённый и взволнованный я хотел было ехать в мехколонну, но потрогав подбородок, обнаружил двухдневную щетину и отправился к привокзальному парикмахеру, которым оказалась симпатичная сибирячка по имени Валя. Отлично побрив она обрызгала меня одеколоном и, я спросил: «Вы знаете чем пахнет Ваш одеколон?», она ответила: «Полевыми цветами», я добавил: «И спелыми дынями». Мы разговорились. Я спросил где тут можно перекусить, она подсказала и еще одна неожиданность ждала меня у дверей столовой. Там стоял мангал, за которым смуглый шашлычник размахивал деревянной лопаточкой. Я почувствовал какую-то общность и спросил откуда он родом, и не ошибся - за несколько тысяч километров от Средней Азии в Восточной Сибири, в самом начале БАМа готовил шашлык обычный андижанский парень-узбек. Это было что-то. В столовой я взял тарелку борща, здоровенный шницель, чаю с сахаром и палочку шашлыка, чтобы поддержать земляка.
      Таким образом сытый, до синевы выбритый я прибыл в свою организацию, для начала практики. Там было много народу, были и наши девочки-студентки из ТИСИ. При распределении нас по участкам я попросился непосредственно на строительство трассы, моя просьба была удовлетворена, и я был направлен в посёлок Улькан. До него было больше 200 километров и добраться можно было либо на перекладных самосвалах, либо на самолете. Летал туда кукурузник АН-2 с жесткими длинными лавками вдоль обоих бортов. Болтало нас около часа, но приземлились мы на удивление мягко и я второй раз за день вывалился на благословенную землю БАМа. Погода была чудесная, травка на аэродроме росла изумительно густая. Чтобы не докучать подробностями я предложу вспомнить аэропорт из конца фильма «Афоня». Такое же низкое здание, везде на травке валяется молодой народ с гитарами. В поселок ходил маленький однодверный автобус, и я без приключений добрался в контору, где выяснилось, что направляют меня в поселок Ния-Грузинская, который назывался так потому что его строили грузины. Меня разместили в гостинице и сказали, что завтра утром от конторы идет машина в Нию и чтобы я не опаздывал. И гостиница, и все остальные дома были деревянные, деревянными были и тротуары. Я погулял по поселку, зашел в магазины, подивился обилию заграничного товара и полному отсутствию алкоголя. Уже потом я узнал, что водка и всякие вина и даже пиво под строжайшим запретом. Но, честно говоря, бамовцам это не мешало, так как вокруг новых поселков существовали старые села и деревни, а там, естественно, сухого закона не было и в помине.
      Ранним утром я прибежал к конторе дождался служебной машины и через два часа мы доехали до Нии, и не заезжая в поселок свернули направо где на берегу речки Таюры разместились несколько вагончиков нашего дорожного участка. Там мне дали место с двумя молодыми мастерами и начались суровые бамовские будни.
      Итак, я приступил к работе в роли дублёра мастера, зарплату мне выплачивали как рабочему 2 или 3 разряда – тариф. Земляное полотно на нашем участке было уже отсыпано до проектной отметки. Так что нам нужно было только придавать необходимый поперечный уклон и заниматься укреплениями откосов. Самоё главное, что эту ювелирную работу на БАМе выполняли не автогрейдеры, а обычные бульдозеры. Откосы тоже выравнивала машина со специальным приспособлением.
       Прошел месяц упорной работы, как вдруг в Усть-Куте случился съезд передовиков производства и меня послали от нашего участка делегатом на съезд. Вряд ли я за месяц стал передовиком, наверное я был не очень нужный элемент на производстве, а точнее вообще ненужный. Но как видите в этом деле я пригодился, для того, чтобы не отрывать от работы настоящих передовиков. Меня снабдили документами, дали талон на питание и в гостиницу нашей фирмы, и я утром следующего дня отбыл в Усть-Кут на попутных самосвалах передвигаясь от карьера к карьеру, а где-то и пешком. К середине дня я добрался до места моего назначения, нашел Дворец Культуры отметился, получил значок и папку с бумагами и уселся в кресло внимать докладчикам.
      Продержали нас почти до ночи, на обед я не успел, спросил только где находится гостиница нашей организации, мне показали на самый верх сопки. Я шёл и шёл в гору, давно остались позади пятиэтажные дома, которые постепенно перешли в добротные сибирские срубы, со ставнями, закрытыми наглухо. Но темно не было светила полная луна, собак и других диких зверей тоже не было, как не было и страха. А я всё шел, теперь и деревянные избы закончились, и я шёл по гравийной дороге между сосен и начинал подумывать о розыгрыше, как вдруг впереди появился яркий свет, я ускорил шаг и вышел на ярко освещенную четырьмя прожекторами поляну и мне показалось, что я перенесся в будущее или очутился в волшебной стране Оз.   
      На поляне было около полутора десятков вагонов абсолютно заграничного типа, дорожки между ними были заасфальтированы, а на газонах между ними были посажены осенние цветы. Я подошел к вагончику этого Цветочного города с надписью администрация, предъявил свои бумаги и талоны. Меня приняли, обласкали, дали совершенно новое постельное белье, показали вагончик-баню и вагончик-столовую. Похоже всё здесь работало круглые сутки. Чистый и умиротворенный я уснул на свежих простынях ощущая себя на каком-то курорте.
      Утром я сдал постельное белье и на попутной машине добрался до ж/д моста через Лену, а там сел на проходящие самосвалы и часа через два-три я был в поселке «Звездный», где, прождав на трассе в сторону Нии более двух часов, и не встретив ни единой машины в нужном направлении я понял, что застрял в поселке. Темнело и надо было найти ночлег. Здесь имелась гостиница, но так как я находился во мире внешнем от нашей конторы «халява», как говорится, мне не светила. Кроме того, для заселения нужен был паспорт, который я не взял, надеясь на всеобщее коммунистическое доверие бамовцев. Может я и уговорил бы администратора, потому что всё-таки это была бамовская гостиница с бамовским администратором, как вспомнил, что у меня имеется удостоверение нештатного корреспондента томской газеты «Молодой ленинец». Великолепно, у меня был документ с фотографией и печатью, я с уверенностью подошёл к длинному деревянному бараку с вывеской «Гостиница 5 звезд» предъявил корочку администратору, оплатил за сутки и получил трехместный люкс с двумя соседями.
       Люкс был по-спартански аскетичен. Три кровати, три тумбочки, стол и рукомойник. Удобства предполагались во дворе. Но это всё к делу не имело отношения. Одним из соседей оказался москвич средних лет в пижаме. Мы познакомились, он назвался Леонидом Георгиевичем. Вторым соседом был молодой парень в олимпийке, назвавшийся Мишей. Мы разговорились. Леонид Георгиевич сказал, что он поэт и написал песню о БАМе, показал нам с Мишей следующий текст:
«Книги о героях мы читали
И не спали ночи напролет.
С детства мы о подвигах мечтали,
А теперь настал и наш черед.
Край таежный, с добрым утром!
Мы не зря пришли сюда:
От Байкала до Амура
Будут мчаться поезда!»
И пропел эти стихи. Я их помню до сих пор, а тогда на следующее утро, когда я, собирая постельное белье напевал его песню, он очень удивился, что я всё запомнил. Второй сосед Миша оказался руководителем агитбригады Московского авиационного института, он пригласил нас на завтрашнее утреннее представление.   
      Следующим утром меня обрадовала весть, сообщенная мне администратором гостиницы. Она сказала, что ночью в номер напротив моего вселились строители, которые сегодня после обеда поедут в Нию. Чрезвычайно довольный я постучался и зашел в большую комнату. За столом сидело десять веселых молодых человек и все они были грузинами. Я поздоровался, а они каждый начали называть свои имена, и когда последний представитель Грузинской ССР представился, он же спросил какое имя я запомнил. Я ответил: «Автомобиль». Оказалось – Автандил. Вот так с шутками, прибаутками я напросился в их компанию и еще более довольный пошел звать Леонида Григорьевича на концерт Миши.
      Мы зашли в ангар-клуб, в котором уже началось выступление столичных студентов. Концерт был великолепен, полон искрометного юмора, весь зал катался от смеха. Особенно хорош был руководитель, наш сосед по гостинице. Много позже я узнаю в нем нашего главного юмориста страны Михаила Задорнова.  А вот первым моим соседом оказался известный советский цирковой артист, клоун, драматург и режиссёр, талантливый поэт Леонид Георгиевич Куксо.
       После концерта я продолжал гулять по поселку и наткнулся на футбольное поле где тренировалась команда Университета Дружбы Народов имени Патриса Лумумбы. Был перерыв, и я подошел к смуглому вратарю подумав, что это земляк и заговорил с ним на узбекском. Он ответил на английском, я не понял его английского и сказал ему тоже на английском, но он не понял моего английского и в итоге заговорил на русском и здесь мы сошлись. Я спросил откуда он родом, он ответил, что из Гондураса. Я решил показать осведомленность и спросил: «Британский Гондурас?». Вратарь страшно обиделся. Оказывается, его государство получило независимость, а я был не в курсе. Я извинился за свою географическую неграмотность, мы помирились, началась тренировка и я направился в гостиницу.
      В гостинице уже проходило небольшое собрание, и начальник моих попутчиков напутствовал своих подопечных. Увидев меня, он перешел на русский язык. Я расправил плечи, достал блокнот и стал делать вид, что записываю. Всё-таки я был прессой в их глазах. Собрание закончилось и все потянулись к машине. Это был «Урал» с будкой вместо кузова переоборудованный в пассажирский транспорт. Внутри будки было две длинные скамьи, вдоль бортов. Мы расселись, я вошел последним, потому что выходил первым.
      Некоторое время мы ехали молча рассаживаясь поудобнее, потом все перестали ёрзать немного поболтали, немного подремали, а потом естественно запели. Это было чудо - волшебное пение, грузинское многоголосье. После нескольких песен парни исполнили песню о Тбилиси, конечно на грузинском. И когда последний куплет песни был исполнен я решил тряхнуть стариной и спел песню о Тбилиси на русском. Конечно я давно уже перестал петь как Робертино, но кое-что от былых талантов осталось, и я вытянул все высокие ноты. Я пел:
« Расцветай под солнцем, Грузия моя,
Ты судьбу свою вновь обрела
Не найти в других краях твоих красот,
Без тебя и жизнь мне не мила!»
Когда я закончил наступила полная и изумлённая тишина. Я не дал им опомниться вскочил и начал песню «Лалеби», ансамбля Орера, которую я пел еще в школе. Я запел:
«Если б девушки вдруг стали звездами прекрасными,
Над горами б заблистали вечерами ясными.                Лалеби, лалеби, дивли далха лалеби…»
И сделал пару движений лезгинки, насколько позволял узкий проход. Что тут началось!!! Каждый вставал и показывал в танце на что он способен, некоторые ухитрялись даже переворачиваться в этой тесноте. Мы подняли такую кутерьму, что водитель Урала остановился и начальник коллектива вышел посмотреть, что за шум. Он подумал, что мы деремся. Но всё образовалось, и мы двинулись дальше, разговаривая, смеясь и веселясь. Наконец наш пассажирский транспорт достиг развилки на Нию, машина остановилась я вышел и очень долго махал ребятам – Автандилу, Зурико и остальным, они махали мне, не закрывая задней двери, пока Урал не скрылся за поворотом.  Никогда доселе, да и после не был я удостоен такого восхищения, уважения и теплоты как в этот раз!
      Сойдя с трассы, я спускался вниз к Таюре к вагончикам прорабского участка. Наступил вечер, но сопки были еще освещены заходящим солнцем, на фоне зеленых сосен выделялись березы, листья которых начали уже желтеть. В вагончике я достал лист бумаги и написал:
«На сопке средь зеленых сосен
березы золото алеет.
Хотя меня никто не просит
я не могу расстаться с нею.
Цвет осени - пора разлуки,
разлуки с милым, добрым краем
и он встречал меня по-русски
душистым, свежим караваем.
Под покрывалом из тумана
Таюра дышит незаметно,
по полотну большого БАМа
прощаясь уходило лето».
      Я забыл листок со стихами на столе и утром обнаружил правку моего произведения, которое сделал один из мастеров, соседей по вагончику. Он зачеркнул последнее слово «лето» и заменил его словом «Гуляма» и получилось: «По полотну большого БАМа прощаясь уходил Гуляма». И действительно через месяц с небольшим я покидал БАМ и за поездом, по-пустому перрону, прощаясь со мной, бежала прелестная заплаканная девушка Валя, парикмахер, с которой я познакомился в день приезда. Но это уже совсем другая история.