В этом году исполняется тридцать лет, как я окончила среднюю школу. С утра мне позвонила бывшая одноклассница Эмма и напомнила о грядущем событии. Мы договорились с ней, кто и кому из одноклассников будет звонить и сообщать о предстоящей встрече.
Мне надо было связаться с Глебом Яковлевым, он был первым в моём списке. Против его фамилии записаны три телефона. Набрала первый – набранный номер не существует, второй – вне зоны доступа, а третий – постоянно занят. Тогда я на этот третий номер послала сообщение: «Глеб, надо срочно встретиться. Решай, где и когда. Роза». Фамилию не написала, поскольку в нашем классе я одна Роза и среди его знакомых, насколько мне известно, тоже. Через два часа получаю ответ: «Завтра, на «палубе», под часами в 12 дня. Глеб».
«Палуба» - это народное название безымянной площади, длинной и широкой, а часы уже давно висят на здании «Сбербанка». Если местные жители назначают друг другу встречу, то на «палубе» и под этими часами. И вот, на следующий день я приехала на эту площадь, встала под часами. Жду, а Глеба нет. Вообще-то он человек обязательный, если обещает, то делает. Однако неподалёку стоит белый «Мерседес», но это машина его сына, тоже Глеба. А машина – подарок отца на 18-тилетие. Подхожу ближе, а в ней сидит Глеб, но сын Глеба. Как они похожи. Я видела в последний раз этого мальчика, почему мальчика, ему, пожалуй, уже тридцать, лет десять назад, на похоронах его матери. Глеб – смуглый и темноволосый, как его отец, сероглазый, как мать. Чёрная шёлковая рубашка ему очень к лицу. А у него отличный вкус.
- Глеб, здравствуй, я договаривалась с твоим отцом, а почему приехал ты?
- Здравствуйте, а вы Роза? - он вышел из машины.
- Да, я Роза, одноклассница твоего отца.
- Произошло недоразумение. Мою девушку тоже зовут Роза, я подумал, что это она. А мой отец умер полгода назад.
- А почему никто из наших не знает?
- Получилось так, что у моего отца вырвали из рук барсетку, он побежал за вором и попал под машину. В барсетке был ежедневник со всеми телефонами. Их воры обычно выбрасывают, но отцовская так и не нашлась. У отца по карманам были два мобильника, но они разбились вдребезги.
- А как же я попала на твой номер?
- Видимо, отец, кроме своих двух номеров, на всякий случай, дал ещё и мой. Вот я и получил ваше сообщение, ответил на него тоже сообщением, поскольку находился в Горздраве на совещании. Пытался позвонить вам, но ваш номер был постоянно занят.
- А я звонила одноклассникам до ночи, потому телефон и был занят.
Я расстроилась, не зная, не зная, что сказать. Это известие оглушило меня как обухом. Это первая смерть в нашем классе.
- Глеб, я очень сочувствую тебе.
- Роза, я заказал столик в кафе и приглашаю вас пообедать со мной. Я очень голоден и не люблю обедать один. Пожалуйста, не отказывайтесь.
Я задумалась. А что? Сегодняшний день у меня свободен, поскольку собиралась с Глебом обсудить встречу одноклассников. Если перед Глебом поставить задачу, он способен горы свернуть. И у его сына сегодня свободный день, уверена, что для своей девушки он отложил все дела. А когда я была в кафе? На свадьбах дочерей.
- Я согласна.
- Тогда поехали.
Мы сели в белый «Мерседес». Какое удобное кресло. Ноги сразу расслабились и боль из спины ушла. Не то, что «Матис» моего зятя. Жаль, что ехать оказалось недолго. В кафе меня удивил оригинальный дизайн. У меня, пожалуй, не хватит слов, чтобы описать помещение. Радостное сочетание пастельных тонов жёлтого, зелёного, голубого. И мебель солидная, тех же расцветок, не офисная, а скорее, домашняя. Столы деревянные массивные, под старину.
Глеб подвёл меня к столику, на котором стоял букет белых роз. И они пахли. Люди давно сетуют, что современные цветы не пахнут.
- Роза, а цветы вам.
- Глеб, я понимаю, что эти цветы предназначались не мне.
- Это неважно. Другая Роза получит другой букет. Я очень рад, что повстречался с одноклассницей своего отца и потому эти цветы вам.
- Спасибо.
Тут подошла официантка принять заказ. Глеб быстро сказал, что ему надо. Я не очень голодна, но всё же. Прочла меню и глаза разбежались.
-Так, девушка, мне вот этот салат, суп-пюре, форель с овощами и чай с пирожным тирамису.
И вдруг мне показалось, что Глеб – мой сын, а я его мать. Меня всегда огорчало, что у меня дочери. Да, хорошие дочери, хорошие зятья, замечательные внучки. Но нет ни сына, ни внука. Одно время я очень горевала, что у меня нет сына, но однажды мне в голову пришла интересная мысль – мой сын погиб в Афганистане, и я успокоилась, даже стала приходить к памятнику погибших ребят из нашего города, но я не могу там долго находиться, такая боль исходит от него. А тут передо мной сидит круглый сирота. Усыновить бы его, да кто позволит? А может, он и привёз меня сюда, чтобы просто поговорить. Может, он увидел во мне мать. Роза, ну что за фантазии. Я, кстати, хорошая тёща, зятья не обижаются. Так попробую стать ему мамой, хоть на день. По-моему, он хороший человек, у моего одноклассника не может быть плохого сына.
- Глеб, а чем ты занимаешься? Твой отец ничего не рассказывал о тебе.
- А вам это интересно?
- Очень. Нам было интересно с твоим отцом. Он всегда в центре событий, всех интриг, короче, был заводилой, идеи так и сыпались из него, а также планы их реализации. – Я ужаснулась сказанному мной. О умершем говорить таким канцеляритом. Но по-другому у меня не получилось, а вдруг Глеб обидится на меня. Но Глеб широко улыбнулся.
- Спасибо за добрые слова о моём отце. Для меня мой отец…
- Глеб, если нет слов, надо молчать. Ну, всё-таки, расскажи о себе, ну, и конечно о своём отце, о его последних делах.
- Наш семейный бизнес начался с того, что мой дедушка, отец моей матери, выиграл в карты аптеку и подарил её своей дочери, фармацевту. Моя мать ударилась в панику. Одно дело работать в аптеке, а другое дело владеть и управлять ею. Но отец, имевший два образования, юридическое и экономическое, понял, что надо делать. Долго рассказывать, что и как, я сам не всё знаю, но одно могу сказать – у отца сильнейшее чутьё в области бизнеса, точнее, бизнес для него – родная стихия. Короче, родители быстро поднялись.
Я закончил наш политехнический университет, факультет промышленного и гражданского строительства. А ещё моя мама обратила внимание, что я родился в день рождения нашего Президента, и по году рождения я тоже Дракон, а мои родители очень уважали Путина. В учёбу втянулся быстро, мне стало интересно, и я успешно закончил бакалавриат. Потом была магистратура, потом я женился, но в браке я пробыл недолго. Родители моей жены решили уехать в Америку на ПМЖ, им предложили выгодный контракт, позвали и меня с Кристиной, но тогда уже умерла моя мать, и мне жалко было оставлять отца, я просил Кристину остаться, но она не захотела, попросила развод и уехала с родителями. Удивительно, но я спокойно перенёс её отъезд, и мы даже не общаемся. После магистратуры мне предложили остаться в институте, мне дали интересную работу, но почему-то она меня не удовлетворяла. Кстати, иногда я помогал отцу делать анализ каких-либо зданий, надёжность проекта и прочие вещи. И как-то мы сработались. Понимали друг друга, как говорят, с полуслова, с полувзгляда, короче, мы сработались, это обстоятельство пригодится нам в будущем.
В то время я разработал интересный проект – когда-то в нашем городе автовокзал проектировался на окраине города, но город быстро разросся и автовокзал оказался в центре, и междугородние автобусы стали застревать в городских пробках. Я предложил вместо одного автовокзала сделать четыре: Северный, Южный, Восточный и Западный. Строить их не надо, на севере города имеется заброшенный кинотеатр, на юге небольшой детский садик, тоже заброшенный, на востоке – закрытый магазин типа сельпо, на западе забытое правление какого-то забытого колхоза. Эти здания требуют небольшого косметического ремонта, организации в них зала ожидания, билетных касс, буфета, туалета, ну, и бетонированной площадки для автобусов. В результате город будет свободнее от транспорта, междугородные автобусы будут меньше времени тратить на дорогу и не стоять в городских пробках. К тому же к этим четырём объектам ходит городской транспорт – автобусы или троллейбусы и имеются остановки, они сохранились ещё с тех времён, когда эти объекты были действующими. Ничего менять в расписании транспорта не надо. Я всё рассчитал: смету, экономию. Но мой проект отклонили и положили, как говорится, под сукно. Думаю, если бы этот проект предложил какой-нибудь начальник, он был бы реализован. Конечно, я расстроился, но не пал духом, я искал себя в этом мире.
В это время у меня появилась девушка, Роза. – Тут Глеб тепло улыбнулся. - Она закончила музыкальный колледж и собиралась поступать в консерваторию, у неё очень красивый сильный голос. У нас начинался красивый роман, я думаю, прояви я больше настойчивости, Роза осталась бы со мной, но я не хотел стоять на пути к её мечте, и пожелал счастливого пути. Я-то получил образование, какое хотел, следовательно, и она должна получить образование, которого заслуживает.
После её отъезда я впал в депрессию и отчаяние. Однажды отец не закрыл свой бар с напитками. Я нашёл початую бутылку коньяка и допил её. Ну, и втянулся. Законченным алкоголиком я не успел стать, меня спас мой друг, Толик, он закончил медакадемию и его специальность - лечение наркомании, табакокурения и прочих зависимостей, кажется, я правильно назвал его специальность. А ещё он обладает даром гипноза, правда, по его словам, не очень сильным. Однажды я позвонил ему и попросил помочь.
Он приехал, поставил передо мной рюмку водки, посмотрел мне в глаза и сказал; «Это яд, никогда не пей это». И тяга к спиртному ушла. Моего отца Толик силой своего внушения избавил от бессонницы. Отец тяжело пережил смерть моей матери, а лекарства принимать не любил. И он пообещал Толику выполнить любую его просьбу. На этом мы впоследствии его и поймали.
Однажды, в летний воскресный денёк мы просто катались на моей машине, отыскивая красивый уголок, где можно посидеть, послушать плеск воды и отвлечься. У Толика была чёрная полоса в жизни, на хорошую достойную работу устроиться не смог, девушка от него ушла к богатому парню.
И вдруг на берегу реки мы заметили такой благословенный уголок. К воде тянулся длинный пологий спуск. Погода стояла сухая, и мы легко съехали к самой воде. Песчаный пляж, на берегу лежат топляки, старые толстые брёвна, выброшенные волнами. Позади высоченные сосны и от них шёл головокружительный запах. За соснами виднелись высокие белые здания. Это место мне показалось знакомым. Я поднялся по тропинке, огляделся и понял, что это санаторий, где любила бывать и лечиться моя мама. Сейчас он закрыт, заброшен, калитка на территорию закрыта на цепь и замок. Неподалёку в заборе виднелась замечательная дыра. Мы благополучно пролезли в неё и пошли осматривать санаторий
Поскольку мы с отцом часто ездили к матери, когда она здесь лечилась, то я хорошо запомнил расположение корпусов. Само здание сверху, наверно, выглядит как крест. Один корпус жилой, другой – лечебный, третий – столовая, четвёртый – бассейн. Удивительно, но санаторий не был разгромлен или разграблен. Все окна первого этажа аккуратно забиты досками, крыша цела, чугунные решётки на крылечках тоже. Вдруг Толик остановился как вкопанный.
- Глеб, будь у меня деньги, я бы открыл здесь наркологическую клинику. Здесь тихо, красивая природа. Неподалёку шоссе, ходит автобус.
- А я бы её возглавил, - по-наполеоновски нахально заявил я.- Толик, а это идея. Завтра же поговорим с отцом, попросим купить это здание. Отец же обещал выполнить любую твою просьбу. Посмотри, санаторий в отличном состоянии, только, наверно, нужен косметический ремонт, благоустроить территорию, починить забор, набрать штат.
Мы спустились к воде, сели на брёвна друг против друга, достали еду и размечтались. Толик рассказал о клинике в Израиле, он вычитал о ней в медицинском журнале. Как просто и здорово там всё устроено. Передовые методы лечения, питания, возвращения в общество. Та клиника и построена почти также, как санаторий. Скорее всего, израильский архитектор учился в советские времена, когда были аналогичные проекты зданий. Вокруг израильской клиники разбит сад с клумбами, парк с красивыми деревьями и кустами, фонтанами, бассейнами. А сейчас, вот именно здесь, буйно цвела сирень, её много, и она разная. Кстати, любимые духи моей мамы «Рижская сирень» и «Белая сирень». Я думаю, что после санатория она стала любить этот аромат. Сохранились здесь и клумбы, но на них остались только флоксы, они ещё не цветут, их так много, что сорняков не видно. Других садовых цветов я не знаю, а флоксы очень люблю за их запах.
Слушая Толика, я соображал, что надо сказать отцу, как его убедить. В какой-то момент я понял, что нашёл себя, своё место в этой жизни. Надо восстановить этот санаторий. Если никто им не занимается, значит, он никому не нужен, и вряд ли муниципалитет запросит за него большие деньги, лишь бы с баланса снять. Наркологическая клиника, вот такая большая, нет огромная, нужна нашему городу. Ведь море спиртного продаётся в магазинах. Толик сетует, что вина много и везут его даже из Чили, но вот воды, столовой и лечебной мало, очень мало, хотя для некоторых больных лечебная минералка уж если и не спасёт жизнь, но облегчит течение болезни. Он имел в виду, конечно, себя, ему требуется щелочная минеральная вода, а она не всегда есть в продаже. Сухого закона в России не будет, это ясно. А что я могу сделать, лично я? Толик умеет лечить людей, но его не берут на работу, стажа по специальности, видите ли, нет. Стаж-то есть, но небольшой, где-то он работал на полставки, где-то кого-то замещал. Надо ему помочь реализовать себя. И мне стало ясно, что надо сказать отцу, чтобы он понял и помог. Я попросил Толика изложить на бумаге свои мысли, набросать бизнес-план, сделать копию статьи об израильской клинике, и завтра вечером приехать ко мне для разговора с отцом.
Мы доели свою еду, посидели, послушали плеск воды, надышались запахом сосен, нарвали по букету сирени домой. Но тут из кустов выскочили три собаки, две бросились на остатки нашей еды, третья побежала к нам, сначала схватила за ногу меня, потом Толика, пока мы бежали до машины, ещё две собаки успели похватать наши ноги. Ещё одна вцепилась в мою руку, но я с силой отбросил её в сторону, а она снова прыгнула на меня и попыталась вцепиться в шею, но я обеими руками оторвал её от себя, и потому я отделался только царапинами. Нас спасли прочная ткань джинсов и крепкая обувь, а также быстрые ноги и незапертая машина…
Тут нам с Глебом принесли заказанную еду, и мы вплотную занялись ею.
- Роза, а вам интересно меня слушать?
- Ужасно интересно, не забывай, что ты рассказываешь не только о себе, но и о своём отце. Я же училась с ним в одном классе десять лет, да ещё после окончания школы мы общались, не часто, но всё же. Получается, что я знала его сорок лет. Конечно, мне интересно узнать, чем он жил и дышал в последнее время. Давай рассказывай дальше и не отвлекайся на сантименты. Кстати, я вспомнила этот санаторий, я была там лет двадцать назад по горящей путёвке. Мне там понравилось, и бронхиты надолго отступили от меня.
- Ладно. Уехали мы благополучно из того места. Толик предложил обратиться в травмпункт - обработать наши «боевые раны» и поставить прививку от столбняка. Нам повезло – народу в приёмной не было, и нас приняли сразу. Смазали царапины перекисью, кое-где забинтовали и ввели противостолбнячную сыворотку. Потом я повёз друга домой, он был мрачен, а выходя из машины Толик сказал: «Накрылась наша мечта медным тазом». А я оптимист: «Ещё не вечер». Я надеялся на помощь отца и не ошибся.
Отец выслушал меня, долго молчал, наконец сказал:
- Сынок, я рад, что ты нашёл себя, своё место в жизни. Это хорошо, что ты с другом. Толик хороший человек, у него большое будущее, я это давно понял. Вдвоём вы многого добьётесь. Конечно, я помогу вашей задумке, мне это интересно. Этот санаторий уже пытались продать, но никто не купил и его сняли с торгов. Я думаю, смогу взять это помещение в аренду, а купить – нет, это нам не по силам. А сейчас иди ужинать, а я кое-кому позвоню. Марьяна ещё не ушла, она тебя накормит.
Марьяна – наша домработница, она работает у нас лет пятнадцать, её пригласила моя мама, когда стала болеть.
После ужина я зашёл к отцу, он сидел какой-то довольный.
- Сын, мы сможем получить санаторий в аренду, но только на моё имя, так надёжнее, надеюсь ты не против.
- Нет, я понимаю.
- Но прежде всего надо сделать вот что – надо уничтожить собачью стаю. Да, уничтожить. Эти собаки живут на территории санатория, видимо, их кормили сторожа, щенков не уничтожали, вот они и расплодились. Страдает от них и посёлок, рвут кошек, гусей, кур, таскают с подворий там козлёнка, там поросёнка, то собаку на цепи задерут. Известны факты о том, что они отбирали продукты у прохожих, точнее, сумки и пакеты с продуктами. Как-то забрались в продуктовую машину около магазина, порвали коробку с сардельками и утащили их. Пытались их отлавливать, но без толку. Они уже стая. Но на людей не нападали, ни разу. Вы первые пострадали от них. Однако, не всё так безнадёжно. Мне предложили такой вариант. Я прошу тебя завтра с утра купить килограммов пять сарделек в натуральной оболочке и порезать их на кусочки. Медики из ветеринарной клиники отравят их, а потом мы предложим угощение собакам. Может, получится, нет, должно получиться. Конечно, за свою работу ветеринары запросили деньги, и хорошие деньги, и они их получат, я обещал. Толика позовёшь?
- Нет, он человек нежный и чувствительный.
- Ну и правильно, друзей надо беречь. Ты позвони ему, попроси набросать свои мысли на бумаге и привезти завтра к вечеру.
Я позвонил Толику и сообщил ему, что нам будет помогать мой отец, он обещал взять санаторий в аренду, и предложил записать все свои идеи, как нарколога, какой должна быть клиника. Про собак ни слова, друга надо беречь.
На следующий день я с утра купил коробку сарделек в натуральной оболочке и порезал их. Отца уже не было. Он встал раньше меня и уехал. После того, как сардельки были готовы, сразу позвонил отцу. Он велел мне выезжать в сторону санатория. И вскоре я был на месте. На спуске к реке стояла отцовская машина и поодаль большая машина с надписью «Ветслужба». Собак не было видно. С опаской я вышел из машины, вынес коробку с сардельками и передал его ветеринару в халате, шапочке, маске и перчатках. Он унёс коробку в свой грузовик. Я понял – собаки почуяли спецслужбу и затаились. Однако, из машины я не выходил. Я боялся, честное слово, боялся. Вскоре, вышли двое ветеринаров с большим куском клеёнки, в ней и были мои сардельки. Они разложили клеёнку на земле и ушли. Тотчас их машина отъехала подальше в кусты. Только они скрылись, как из дыры в заборе санатория вышла одна собака, вторая, третья, и они принялись за еду. Потом ещё стали прибывать псы: чёрные, белые, рыжие, пёстрые. Умирали они медленно, очевидно, без мучений, без видимых мучений. Я пытался их считать и сбился на третьем десятке. Через три часа пришли ветеринары, потрогали собак, подогнали свой грузовик и погрузили в него их трупы. Роза, почему у вас такое странное лицо? Вам жалко собак?
- Нет. Я вспомнила, как однажды шла из поликлиники с дочкой и на нас напала такая вот стая собак, они пытались вырвать из моих рук ребёнка, я подняла дочку повыше. Но они успели сорвать с неё валенки, когда я добежала до телефонной будки и вызвала милицию. Они приехали быстро, один выстрел в воздух и собаки разбежались. Дочка так плакала, у неё замёрзли ножки пока мы добежали до дома. Тогда валенки были дефицитом, и мы долго их не могли купить.
- Сочувствую. Надеюсь, вы понимаете меня и не осуждаете.
- Я понимаю и не осуждаю. Я представила, что ты отравил тех собак, которые напали на нас. Ну, и что дальше?
- А дальше отец перевёл собачьему питомнику крупную сумму, после его смерти я нашёл в его бумагах корешки переводов питомнику и отчёты руководства о потраченных средствах. Я и сам сейчас перевожу всем питомникам в городе крупные суммы, совесть-то гложет за погубленные собачьи жизни. Ну, и отчёты требую. А иногда и сам проезжаю мимо какого-нибудь питомника и смотрю появились ли новые здания, как отремонтированы старые, не воют ли собачки от голода и работает ли новая трупосжигательная печь.
А в тот день после уничтожения своры мы вернулись домой, я позвонил Толику, он уже записал свои соображения по клинике, сделал типовой бизнес-план, сделал копию статьи об израильской клинике, приехал к нам, и мы втроём обсудили дальнейшие действия. Про собак Толику сказали, что их отловили собаколовы из ветслужбы, и не надо больше их бояться.
На следующий день с утра мы с Толиком приехали в санаторий, нас там уже ждали, ворота были открыты, шесть сторожей сидели на лавочке перед сторожкой и смотрели на нас не очень дружелюбно. Я догадался, что они поняли, куда делись собаки. Я уже хотел отойти от сторожей, но из сторожки вышли четверо щенков на неокрепших ножках, чёрные, именно такая собака и покусала меня позавчера, может, их мать. Я заглянул в сторожку и увидел там опрокинутую коробку, в которой и жили щенки. Взял я коробку, посадил туда щенков, сел на лавку, и стал звонить в питомник с просьбой забрать щенков. Один сторож подошёл и попытался забрать у меня коробку, но я не отдал. Подошёл отец, взял коробку и сказал, что сам отвезёт щенков в питомник.
Я понял: сторожа сложили свои обязанности на этих собак. Их отлавливали, но сторожа сохраняли и кормили щенков, да и самих собак, собачья стая – многоголовая гидра, срубаешь одну голову, а вырастает другая. Местные знали о собаках и близко не подходили к санаторию. Мы же не знали о собаках и попали им на зубы.
- Уважаемые коллеги, - обратился я к сторожам, - отныне здесь будет наркологическая клиника и я требую, чтобы на территории не было ни кошек, ни собак. Любите животных? Так любите их дома. Вообще-то всех вас надо бы отдать под суд за кормёжку собачьей стаи, которая терроризировала весь посёлок, они же покусали меня и моего друга, - тут я приподнял брючины и показал бинты на своих лодыжках, потом закатал рукав свитера и предъявил следы собачьих зубов на руке и на шее. - А сейчас решается вопрос надо ли нам ставить уколы от бешенства. Я вижу тут бочку с песком, вы туда окурки бросаете, так вот, требую выкатить её за пределы клиники, и отныне запрещается курить на её территории. Либо бросайте, если хотите сохранить место работы, либо выходите подальше, чтобы пациенты вас не видели. Желателен первый вариант, боюсь, что пациенты, кто будет лечиться от курения, увидят и будут просить закурить, а вы не сможете им отказать.
Народ резко изменился в лицах, кто побледнел, кто потемнел, один почесал голову, другой – грудь, кто-то сел, а кто-то встал. Ясно, они поняли – грядёт новая жизнь, новые порядки и надо приспосабливаться, но никто не возмущался. Уже хорошо.
- Стоп, Глеб, а уколы от бешенства? – спросила я.
- Собак проверили на бешенство, оказалось, что они все были здоровы.
Бывший завхоз раскатывал в инвалидной коляске по бетонным дорожкам, рассказывал, где что имеется. Кабинеты, лаборатории, палаты, кухня – всё закрыто и опечатано. Оказывается, санаторий все эти годы охранялся бригадой сторожей. Завхоз похвастался, что на все входные двери поставлены надёжные замки, а внутри сделаны засовы. Покидали здание через окна, а их забили досками.
Что меня поразило до глубины души – стали приходить люди, они работали здесь, в санатории, и живут поблизости. Показывали свои трудовые книжки, они отработали в санатории по 10, 20 30 лет, просили принять их на работу хоть кем. Оказывается, санаторий давал работу почти всему посёлку. А после его закрытия местным жителям пришлось искать работу в городе.
Тут я понял, что просто должен взяться за этот проект, костями лечь, но открыть клинику. Дать этим людям работу. Тревожило одно – пройдёт ли проект клиники, предложенный Толиком, утвердит ли Горздрав на должность главврача моего друга. Но мои страхи оказались напрасными. Впервые я видел работу отца, он ведь как танк, включился и вперёд, сметая всё на своём пути. Горздрав пытался назначить своего ставленника на должность главврача, но мой отец поступил хитро и мудро. Он предложил пригласить на совещание обоих претендентов и заслушать их, кто докажет свою готовность занимать эту должность, тот и займёт её. И с ним согласились.
Отец посоветовал нам подготовиться к совещанию таким образом. Сначала поход в свадебный салон, взять напрокат приличные костюмы, рубашки и галстуки. Меня там обрядили в серый костюм, Толика – в бежевый, только костюмы этих цветов подходили на наши фигуры. Поскольку мы несколько лет занимались баскетболом, то у нас получились такие фигуры – плечи шире бёдер. И потому невозможно подобрать костюм – если пиджак впору, то брюки широки, если брюки впору, то пиджак мал. И в салоне нашли выход – пиджаки мы получили от одного костюма, брюки от другого. Подобрали светлые рубашки и приличные галстуки, не мрачные и не яркие.
А мой отец очень любил хорошую дорогую обувь и подобрал нам из своей обширной коллекции подходящие туфли. Толик носит только кроссовки, а я ортопедическую обувь из-за плоскостопия, а она не очень красива, точнее, совсем некрасива. Выдал запонки к рубашкам, часы, солидные часы, дорогие, купил шёлковые носки. Я удивлялся этим носкам, но потом понял его манёвр. Нам пришлось сходить в парикмахерскую подстричься и сделать рабочий маникюр. Мы поскрипели зубами, но всё сделали. Отец побрызгал нас разной туалетной водой и перекрестил. А ещё выдал нам кожаные папки, в моей был план реконструкции санатория, у Толика – бизнес-план и статья об израильской клинике. И всё это в нескольких экземплярах.
Перед совещанием мы некоторое время просидели в коридоре в глубоких кожаных креслах, выставив перед собой ноги в дорогих брюках, модных туфлях и шёлковых носках, видимо, на это и рассчитывал отец. И тут мы увидели нашего оппонента. Он был в майке с черепом, в пиджаке с заплатами на рукавах, в джинсах с дырами на коленях, сандалетах на босу ногу. Свой череп у него гладко выбрит, модная рыжая бородка, и весь увешан золотом, кроме носа и губ. По-моему, от его ног дурно пахло. Может, мне показалось, но женщина, сидевшая рядом с ним, встала и пересела подальше. Все остальные пришли в явно дорогих костюмах, рубашках и галстуках, на ногах красивые недешёвые туфли и явно шёлковые носки. А наш оппонент - типичный тусовщик из числа золотой молодёжи, любимый сыночек высокопоставленного чиновника. Он даже не потрудился переодеться к заседанию. Настолько он считал себя выше и достойнее других. Про себя я благодарил отца за заботу и понял, как отныне должен выглядеть.
Когда всех пригласили в кабинет и посадили за стол, я обратил внимание, что все выложили на стол кожаные папки. Вытянули перед собой руки с маникюром, с кольцами, массивными часами, и запонками на манжетах, может, золотыми, я в этом не разбираюсь. Мы с Толиком переглянулись и сделали то же самое. Толик раздал собравшимся свои экземпляры бизнес-плана. Первому слово дали нашему оппоненту. О себе он сказал, что пять лет отработал в такой-то уважаемой клинике под руководством такого-то уважаемого профессора. Привёл статистику о количестве вылечившихся пациентах, представил стандартный бизнес-план, предложил отказаться от бассейна и сдавать его в аренду. Он не сказал, что побывал в санатории, но своим видом испугал народ, никто из персонала не захотел общаться с ним. Когда он садился в свой кабриолет, местная шпана попыталась снять с него золото, но и сторожа с дворниками отбили бедолагу от хулиганов.
Потом настал наша очередь. Поскольку в кабинете была интерактивная доска, отец вставил флешку и стал рассказывать, что мы имеем и что будет. Не останавливаясь, передал слово Толику. Когда на экране возник поэтажный план лечебного корпуса, он, не смущаясь, поведал, что будет находиться в каждом помещении, какое там имеется оборудование и что надо докупить. Потом о методах лечения, о том, что они одобрены Минздравом. Потом пошли вопросы.
- А зачем вы хотите восстановить хвойно-жемчужные и йодо-бромные ванны?
- А что, наркоманы и алкоголики не люди? Им, по-вашему не нужно этот вид лечения или он им противопоказан? Если у нас есть возможность лечить людей ваннами, то надо ею воспользоваться. Тем более что поставщики уже предложили привозить концентрат для этих ванн на льготных условиях.
- А откуда поставщики узнали, что открывается клиника?
- Да я позвонил и спросил о концентрате, и уже через час перезвонил менеджер и предложил условия поставки, - ответил отец.
- А зачем клинике косметологический кабинет?
- Этот кабинет был раньше, и в нем осталось оборудование, так пусть оно работает. К тому же имеется опыт работы косметолога с женщинами-алкоголичками в других клиниках. Я полагаю, что среди наших пациентов будут люди, обеспокоенные своей внешностью, - это уже Толик, да он просто молодец.
- Вы собираетесь и бассейн восстанавливать?
Тут уж я не выдержал и высказал своё мнение.
- Я полагаю – наша цель не только вылечить пациента от его недуга, но и помочь восстановить ему утраченное здоровье. Конечно, бассейн не первоочередная задача, скорее всего, последняя, так что рано говорить о нём. Надо проверить окна, двери, полы, электрику, сантехнику, насосную станцию, канализацию, кухонное оборудование, мебель. Надо благоустроить территорию, восстановить терренкур, набрать штат.
- А сколько лет профессору, под руководством которого выработали пять лет? - С лёгкой улыбкой спросил Толик, и я понял – он что-то затеял.
- Я полагаю лет шестьдесят, а может и больше, - без тени смущения ответил оппонент.
- Нет, ему сорок семь и звание профессора он получил три года назад, - с едкой усмешкой ответил Толик.
Председательствующий открыл свой ноутбук и заработал пальцами. Потом недобро глянул на нашего оппонента и разорвал его резюме. Тот спокойно поднялся и вышел, громко хлопнув дверью.
Короче, первую битву мы выиграли. Я думал, что этот парень попросится в нашу клинику рядовым врачом. Ведь интересно начинать какое-то дело сначала. Но нет, не сложилось. Санаторий дали в аренду при условии переоборудовать его в наркологическую клинику, но только на имя отца. Я же никто, никаких заслуг у меня нет, только диплом. Но что отец отвоевал, так это пост директора, он – мой. И ещё одно условие от Горздрава я выполнил с большим удовольствием – принял на работу очень опытного нарколога, Петра Наумовича, недавно вышедшего на пенсию, но заскучавшего на заслуженном отдыхе, дети выросли, внуки тоже, дача с огородом имеется, но ему там скучно, не его это дело, есть кому обрабатывать огород. Есть поговорка – если молодость знала, если бы старость могла. Вот у нас и получилось, что молодость и старость знают и могут.
Через неделю мы с Толиком переехали туда жить. За территорией санатория был построен жилой дом для сотрудников, кто нуждается в жилье. Попросили у сторожей ключи, выбрали по комнате. Дом спроектирован по типу коммуналки – на этаже десять комнат, туалет, душ, кухня. На кухне остались три газовых плиты, круглая стиральная машина, гладильная доска и утюг. Удивительно, но всё это работало. Водопровод и канализация уже функционировали, газ и свет был. Поскольку местные кровати под нами рухнули, пришлось купить по раскладушке, привезти из дома постельное бельё, одеяла, подушки, а также чайник и кое- какие продукты. Столовая ещё не начинала работать, домой не хотелось ездить и мы решили готовить сами. Но сначала надо было сделать уборку. Отыскали вёдра, тряпки, старую бытовую химию и принялись за дело. А поскольку мы оба давненько жили без мам, то для нас это не проблема. Вымыли окна, стены, полы, даже коридор. Столы и стулья ещё держались, их тоже помыли. Потом нажарили картошку и заварили чай.
Под вечер пришла женщина, местная жительница, и предложила себя в качестве домработницы и кухарки. Очень удивилась чистоте и порядку. Мы согласились на её предложение, договорились в цене. Довольные и сытые, легли спать. Правда, перед сном вспомнили, что девушки говорят: «На новом месте приснись жених невесте» и переиначили её: «Приснись, невеста жениху». Во сне я увидел Розу, она стояла на балконе, а я держал букет роз и боялся их вручить, даже слова сказать не мог и ноги не шли. Толику же приснилась незнакомка, она улыбалась и манила его куда-то.
- Роза, можно я поподробнее, как всё это было. Я ещё никому не рассказывал. Отец и так всё знал, Толик тоже. Иногда удавалось созваниваться с Розой, но поговорить не получалось, то ей надо распеваться, то молчать, голос беречь. Понимаю, у неё талант, ей надо учиться. Она девчонка упёртая, если что-то задумает, обязательно сделает, никто и ничто ей не помешает. Так что я с головой ушёл в работу и решил ждать её приезда из консерватории.
- Итак, если короче, то ремонт санатория и превращение его в современную клинику – это моя гордость, точнее, наша гордость, моего отца, моего друга и всех, кто поверил в нас и пошёл за нами. Наверно, мы все половину своего здоровья положили на алтарь медицины. И не жалко.
Здание оказалось крепким, без деревянных перекрытий. Очень интересная архитектура. Сначала построили длинное здание из силикатного кирпича. Позже к нему пристроили панельное здание столовой, а позже, с противоположной стороны, бассейн и тоже из панели, в том здании не только бассейн, но и процедурные кабинеты с ваннами. Вот и получился крест. Но зато все службы вместе, не надо перебегать из одного здания в другое по улице.
Потом довели до ума насосную станцию, она качает воду из скважины, так что своей воды хоть залейся, поставили новый бойлер, более мощный, и теперь всегда мы с горячей водой. Ну, и моя особенная гордость – это забор, забор капитальный, кирпичный, высокий, бутылку не перебросишь, наркоту тем более. По верху забора идут провода, датчики, камеры видеонаблюдения, а у охранников телеэкраны, где всё просматривается.
Прежде всего сделали косметический ремонт: покраска стен и потолков. Окна и старые, но прочные, не рассохлись, и зимой в них не дует, только петли и шпингалеты поменяли. С дверями проблема возникла – двери хлипкие, то ли из картона, то ли из фанеры, одним словом, пни её и рассыплется. Двери поставили солидные – из массива сосны. А полы – смех, а не полы, прямо на бетонку настелили линолеум, где-то наклеили, где-то нет, линолеум стёрся или скукожился. Пришлось решать половую проблему, я сам проверял укладку линолеума.
В каждой палате оборудован санузел: душ, раковина, унитаз. Как вы помните, палаты двухкомнатные, каждая комната рассчитана на двух человек. Вся сантехника в хорошем состоянии, трубы в своё время были заменены на современные. Добавили только кнопку вызова медсестры над каждой кроватью, всё-таки мы лечебное учреждение.
Надо сказать, на полу в санузлах хорошо сохранилась метлахская плитка, на стенах чехословацкий кафель, потолки выбелены чем-то качественным. Над раковинами сохранились зеркала и полочки для туалетных принадлежностей.
Морока была с мебелью. Заключили договор с местной фабрикой, умирающей без заказов. Они делают довольно качественную мебель, из массива сосны, между прочим, но нам её надо было много, поскольку старые кровати из ДСП рассохлись и рассыпались, столы и стулья качались. Цеха изготавливали полуфабрикат, его привозили к нам и здесь собирали, причём не на клей, как раньше, а на винты. Современные ортопедические матрасы привозили с другой фабрики. Мощности фабрики, однако, не хватало, дерево медленно сохло, и отец купил для неё оборудование для просушки древесины, в лизинг купил, не просто так, и дело пошло скорее.
А потом началась эпопея со шторами, покрывалами, одеялами, подушками, поскольку всё старое пришлось выбросить. Тогда я поехал в ближайший торговый центр, познакомился с его директором, объяснил, что нам надо. Он моментально всё понял, наверно, почуял выгоду, и обещал прислать менеджеров по продажам. Предложил покупать не готовые шторы и покрывала, а сшить их на месте на конкретные окна и кровати. Кровати-то одинаковые, а окна разные. Откуда-то привезли швейные машины, рулоны тканей, видимо, неликвид, приехали швеи, обмерили окна, кровати и стали шить. Экономист потом всё это просчитала и сказала мне, что мы хорошо сэкономили на этом, готовые шторы и покрывала покупать дороже. По оптовой цене купили подушки, одеяла, полотенца, постельное бельё. Рассчитывали мы на максимальную загруженность клиники, то есть по количеству кроватей в палатах. Так же удачно купили партию небольших телевизоров в палаты.
А ещё нам предложили партию сабо из кожзаменителя, всех размеров и цветов для пациентов. Они очень хорошего качества и их можно дезинфицировать. Если пациент привезёт свои тапочки – хорошо, а нет – получай сабо на выбор. Когда мне предложили махровые халаты, я засомневался, позвонил отцу, он сказал: «Надо брать». Взял я эти халаты, очень недурные, и в шутку спросил, нет ли пижам. Пижамы есть, большая партия, неликвид, шёлковые, клетчатые, интересная расцветка, наверно, во все цвета шотландских кланов. Я подумал и согласился на пижамы, конечно, если бы они были в цветочек и тому подобное, я бы отказался, Время показало, что я был прав, покупая халаты и пижамы. У пижам по два кармана на курточке и брюках, брючки на двойной резинке, а курточка с оригинальной надёжной застёжкой-молнией. Иногда пациенты прибывали, имея только документы, справки, мужчины – бритву, женщины – косметичку, и потому охотно переодевались в «казённую» одежду. А ещё Горздрав помог приобрести одежду для персонала клиники, очень красивую, на мой взгляд. Курточка и брючки для поваров, разноцветные халаты для врачей, костюмы медсёстрам. А также обмундирование охранникам и сторожам.
И тут я задумался, вспомнил себя, когда я выходил из запоя, что мне надо было. Прежде всего умыться, побриться, почистить зубы, причесаться, сменить носки, надеть чистую рубашку, выпить чаю или кофе, съесть большую тарелку супа с горбушкой хлеба или сварить пельмени с мясом. И включить телевизор, чтобы узнать, а что произошло в мире, пока я был где- то там.
И я снова обратился к директору торгового центра. Предложил ему любое пустующее помещение первого этажа пока без арендной платы. Ассортимент на усмотрение директора: шампунь, крем для бритья, носки, колготки и прочее. Одно условие – не завышать цены. Предложил кормить продавца в нашей столовой бесплатно. Всё-таки к нам довольно далеко ездить, а в посёлке молодых почти не осталось, в основном, пенсионеры.
Торговля пошла успешно, и даже посыпались заказы на определённые прокладки, крема для рук и лица, трусы, носки, майки. Все они выполнялись. Довольный директор усмотрел закрытое помещение бара и убедил меня открыть его. А я уже понял, что его интуиции можно доверять и согласился. Барный ассортимент: чай, кофе, сахар. мёд, варенье, конфеты.
Этот директор подсказал мне, что нужна и аптека. Я поблагодарил его, позвонил отцу, он понял нашу проблему и вскоре аптечный пункт открылся. Для чего он нужен? Клиника лечит от алкоголизма, табакокурения, наркомании, а если у человека псориаз, диабет, панкреатит, бронхит и прочее, а лекарство кончилось или забыл его дома, вот на этот случай и нужна аптека.
Я немного отошёл в сторону. Краску и прочее для ремогта опять же продал торговый центр. Их менеджеры предложили энергосберегающие лампы, светильники, выключатели, пробки, чистящие и моющие средства, современные тряпки и швабры, огнетушители.
Дом для малосемейных отремонтировали. Из комнат сделали небольшие квартирки со всеми удобствами, там можно жить и одному, и семейной паре.
Толик и Пётр Наумович тем временем обустраивали кабинет, приёмный покой, процедурную, лабораторию. А я всё думал, откуда отец берёт деньги, оказывается, это наши, семейные деньги. Мы жили небогато, но и небедно. Просто отец откладывал деньги, и большие деньги, на моё будущее.
Да, клиника у нас получилась. Оборудование отец купил самое-самое, имеющееся довели до ума, опять же современные лекарства, препараты для лаборатории, кучу медицинских книг, выписал медицинские журналы. И штат набрали сразу.
Первой пришла медсестра Раечка, она проходила в санатории практику, но работать пришлось в школе. Толик как глянул на неё и всё, пропал, влюбился, и она в него. Через месяц она пригласила его к себе жить, и они поженились. Медсестра она первоклассная, человек – тоже. По её совету подбирали остальной штат. Вскоре пришла медсестра Фаечка, потом Маечка, все местные, поселковые.
Толик нашёл третьего нарколога, Васю, тот три года отработал в наркодиспансере. Толик поманил его новыми горизонтами, и Вася согласился. Толик нашёл терапевта Гришу. Это опытный волк, он отработал десять лет участковым терапевтом. А, пожалуй, самое главное, что их прельстило, так это служебное жильё. Вася устал от ругающихся родителей, и невозможности привести домой девушку. Гриша развёлся и ушёл от жены. Так что у меня появились новые соседи. Тётя Клава стала готовить на нашу троицу, пока не заработала столовая, мыла полы, стирала, сушила и гладила наши вещи. Пока клиника не заработала в полную силу, всем приходилось что-то мыть, выносить мусор, подметать дорожки, ремонтировать и красить лавочки, мыть фонари, вставлять в них лампочки, всего не перечтёшь. Конечно, были дворники, садовники. Но территория такая большая и работы так много. В те времена мы приходили в свою коммуналку без ног и просто падали спать. Пётр Наумович работал вместе с нами, по мере своих сил, иногда не уезжал домой, шёл в коммуналку, искал свободный угол, койку и ложился спать. Человек он невысокий, худощавый, мог лечь на любую кровать, и, она, по его словам, под ним даже не скрипит.
Однажды отец заявил, что мне нужна секретарша. А где же её взять? Молодую и легкомысленную, каких в кино показывают, абсолютно не надо. Отец предложил свою бывшую секретаршу, Фариду. Пять лет назад её дочь родила тройню, и Фарида уволилась, чтобы помогать ей. В данное время внуки подросли, пошли в садик, а дочь - на работу. Фарида и решила тоже работать, ей до пенсионного возраста далековато. У отца уже был секретарь, и они хорошо сработались. Я согласился, и мы поехали к ней договариваться. Она предложила встретиться в пирожковой, поскольку дома у неё шум и гам. К тому же проживает она в военном городке и туда нужен пропуск.
Пришла красивая татарка с пышными чёрными волосами, уложенными во что-то непонятное. В модном костюме, но он ей не идёт. Немного подкрашена, но совершенно не к лицу. Насколько я разбираюсь в людях, эта Фарида абсолютно надёжный человек и толковый работник. Но вид у неё, на мой взгляд, просто ужас.
- Фарида, я согласен взять вас на должность секретаря, но при одном условии. Поменяйте внешность. Я вижу у вас роскошные длинные волосы, так заплетайте их в косы и укладывайте на голове. По-моему, вам пойдёт. Вместо костюмов носите платья длиной чуть ниже колена. И ещё, не носите туфли на высоких каблуках, их стук меня сильно раздражает, носите лодочки, в них вам будет удобнее. И последнее, вы красивая женщина, пожалуйста, не надо краситься. Извините меня, но вас красит ваш возраст.
- А какие духи вам нравятся? – огорошила меня Фарида. Она совершенно спокойно выслушала меня, да, она невозмутимая восточная женщина. И я понял, что она учтёт все мои замечания.
- «Красная Москва», «Рижская сирень», «Индийский сандал», это любимые духи моей матери. - Боже, что я наделал? Выпускаются ли эти духи и можно ли их купить? - Фарида, душитесь тем, что вам нравится. Мне, пожалуй, всё равно, чем от вас пахнет, лишь бы этот запах был приятен вам.
Отец покосился на меня удивлёнными глазами, но ничего не сказал. Мы распрощались и уехали. На следующий день нарисовалась такая картинка. Подъехал к клинике чёрный джип, и выходит из него красотка, глядь, а это Фарида. В изящном синем платье, на голове венок из чёрных кос. На лице ни капли макияжа. Румянец свой, губы естественно яркие, брови и ресницы чёрные от природы. На стройных ногах чёрные лодочки. Будь мне, как ей 50 лет, и не будь она замужем, я бы «приударил» за ней. С водительского места вышел хмурый молодой человек, явно её сын, и сказал:
- Уж не обижайте мою маму, пожалуйста.
Я чуть не сел, где стоял. Я рассмеялся, парень перестал хмуриться, улыбнулся, забрался в машину и уехал.
И Фарида взялась за работу. Заказала новый современный сейф, печати и штампы, собрала трудовые книжки, стала подбирать недостающие кадры. А я встречал пожарников, электриков, сантехников и прочие комиссии. Эти люди исследовали каждый сантиметр кухни, столовой, складов. Заглянули во все унитазы, перетрясли подушки и одеяла, проверили реактивы и лекарства в хозяйстве Толика. Перечитали все правоустанавливающие документы по букве.
А Фарида стала украшением клиники. И мы стали пользоваться этим. Приходит комиссия, выходит Фарида, комиссия немеет и забывает, зачем она пришла. Когда же бывали с ней в кабинетах у высокого начальства, все наши вопросы решались положительно. Некоторые наглецы интересовались, замужем ли она, и нет ли у неё сестры или подруги, такой же, как она, на должность секретаря или помощника. Видно, молодые и длинноногие секретарши уже не котируются, нужны опытные и толковые.
Потом Фарида предложила принять на должность юриста и экономиста своих соседок по дому. «Девочки», как она их назвала, когда-то работали в местном Доме моделей, но потеряли форму, а в этом году закончили университет как раз по нужным нам специальностям. Им уже за сорок, в декрет не уйдут, больничный по уходу за детьми не возьмут, поскольку их дети кто в армии, а кто уже замужем. Внуков нет. Главное, у них есть желание работать. Работа в Доме моделей, по её мнению, это ад и преисподняя, работа же в клинике им покажется раем. Роза, почему вы улыбаетесь?
- Я вспомнила такой случай. Младшая дочь рассказала, когда они подыскивали нового работника, пришла девушка с университетским образованием, хорошо одетая, с золотыми украшениями, но директор её не принял на работу. Дочь спросила, почему её не приняли, а директор ответил: «У неё нет стимула работать вообще. Родители снимали ей квартиру, оплачивали учёбу, кормили, одевали и обували». Выслушала я это и вспомнила о подруге, она воспитывает внучку-сироту. Позвонила ей и предложила отправить внучку в эту компанию. Конечно же, девчонка поехала по указанному адресу и её приняли. Подруга переживала, что у внучки только среднее экономическое образование, что она плохо одета, нет косметики вообще. Главное, есть желание работать, содержать себя и помогать бабушке, и директор это понял. Поэтому я понимаю Фариду и её выбор. Ну, и что было дальше?
- На следующий день меня поджидали в коридоре две красивые высокие женщины, той же национальности, что и Фарида. Не знаю, какую «девочки» потеряли форму, просто, они, как говорят, в теле. Лично мне такие женщины нравятся. Сколько я видел манекенщиц на подиумах – они худые, с равнодушными и голодными глазами, по-моему, болезненные. А тут нормальные в смысле полноты женщин, с умными сытыми глазами. Конечно, они мне понравились, и я согласился принять их на работу. Они были так рады, и одна из них спросила:
- Что вы нам пожелаете?
- Не пищать и не худеть, - пошутил я.
- Есть не пищать и не худеть, - ответила Гуля и по-военному приставила пальцы к виску.
- Есть не пищать и не худеть, - повторила Зуля и тоже пальцы к виску. Всё понятно, они же из военного городка, значит, их родственники имеют какое-то отношение к армии, оттуда такие замашки. Удивительно, но в их паспортах нет отчеств, и они просят называть себя именно так. Позже пришла Динара, программист, тоже «выпускница» Дома моделей, красавица, каких мало, но прихрамывает и ходит с костылём, а после работы за ней приезжает сын.
Однажды председатель очередной комиссии назвал меня султаном, а мой коллектив – гаремом. Я полагаю, это он от зависти так сказал. Его собственная секретарша - тощая размалёванная кукла, если смыть с неё косметику - серая мышь, она с такой неприязнью смотрела на мой гарем, что мне захотелось придушить её.
- А что молодых совсем нет? – спросила я.
- Ну как это нет, основной состав клиники - это молодёжь от двадцати с небольшим лет. Они грамотные, смелые, с ними легко договариваться. Короче, мы – уже состоявшийся коллектив.
- Глеб, а расскажи о самом первом пациенте.
- Да, это невозможно забыть. Мы ещё не открылись, но были готовы к открытию. Мы сидели после обеда на лавочках и грелись на солнышке. И заходит во двор странная процессия. Мощная женщина лет сорока тащит на верёвке мужчину, видимо, мужа. Его рот был заклеен скотчем, и руки примотаны скотчем к телу, как в кино. К ремню брюк привязана верёвка, и женщина за неё тащит упирающегося мужа. Подошла к нам и говорит: «Вылечите, пожалуйста, мужика, допился до зелёных чертей».
Толик поглядел на Раечку, она побежала в корпус, через минуту она вышла с коробками и шприцами. Когда сняли скотч со рта несчастного, услыхали такую дребедень, такую жуткую ругань, но Раечка моментально поставила ему укол в плечо прямо через одежду, потом другой. Он немного успокоился, тогда уложили его на лавку, привязали к ней той же верёвкой. Снова заклеили рот скотчем, чтобы не слышать его бред. Раечка поставила ему капельницу, села рядом. А со стороны спинки лавки к нему нагнулся Толик и стал что-то тихо и спокойно говорить. Мужик успокоился окончательно, взгляд его стал вполне трезвым, скотч со рта сняли, мужик молчал. Я знаю, что не все люди поддаются гипнозу Толика. Но к счастью этот мужичок полностью подчинился воле моего друга, да ещё лекарства подействовали, и белая горячка отпустила бедолагу. Прямо на глазах он превратился в нормального человека. Домой жена его увела без верёвки, смотав её в бухту.
Через час она вернулась с большим пакетом, вынула из него десяток варёных гусиных яиц, каравай домашнего душистого чёрного хлеба и коробок с солью. Это был наш первый гонорар. Мы умяли всё это вмиг.
Узнав об открытии клиники, к нам устроятся на работу ещё один терапевт, гастроэнторолог, невролог, вернулся прежний шеф-повар со своей командой. Вакансии дворников, садовников, горничных, уборщиц, администраторов на рецепшен были заполнены в первые дни. Свои услуги предлагали, как местные жители, так и горожане, кого-то привлекало ведомственное жильё, близость рабочего места или ностальгия по прежней работе. Удивительно, но коллектив сложился очень дружный. Кстати, последним к нам работать пришёл старый друг отца, Лев Зайцев, он давно на пенсии, но вот захотелось ему тряхнуть стариной. Зарплату не просил, просто нашёл журнальный столик, поставил на него картонку с надписью «юрист» и сел на угловой диван в конце коридора. Странное сочетание имени и фамилии, правда? Дело в том, что его отец умер и он взял фамилию отчима, который его вырастил.
Трудности начального периода, видимо, сплотили всех и сдружили, мелкие ссоры, наверно, были, но до меня ничего не доходило. Тогда же у нас появились и спонсоры. Мы их не искали специально, они сами находили нас. О них можно рассказывать много и долго, но я не имею права на это.
Вы спрашиваете про первых пациентов, так это были рабочие мебельной фабрики, кого-то надо было избавить от алкоголизма, кого-то от курения. На мебельной фабрике курить, где лаки, краски и сухое дерево, конечно, последнее дело. Да и директор торгового центра попросил отучить от курения своих сотрудников. Лечение самых заядлых курильщиков и алкоголиков оплачивал работодатель, некоторые соглашались на амбулаторное лечение. Короче, с самого начала мы были обеспечены пациентами. А там сделало своё дело сарафанное радио. Мы обошлись без рекламы где-либо.
- Глеб, а косметологический кабинет работает?
- Работает. Ещё как работает, мне удивительно, что их клиенты, в основном, мужчины. Ну, ладно, постричься и побриться, а то, по словам косметолога, просят сделать маску на лицо, выщипать брови, оформить усы и бороду по-современному. Бывало, приедет пациент с внешностью Менделеева, а выйдет из кабинета косметолога, ну Фантомас из старого кино. А некоторые продвинутые просят завивку. Молодёжь просит тату, но им отказывают. Кстати, наши парикмахер и косметолог не местные, они беженцы из Луганска, у них трагичная судьба, они не родственники, их семьи погибли, горе объединило этих людей, и они решили уехать подальше. А своему делу они учились в Польше, меня поразило не только их искусство, но и отношение к клиентам, очень терпеливое и доброжелательное, будто их специально обучали работе с капризными, не очень здоровыми людьми. Их имена – Кирилл и Василина, а мы их зовём – Кира и Вася.
- Глеб, ваши пациенты просто выздоравливают, вот и переключают своё внимание с бутылки или дозы на улучшение внешности, можно сказать, они возвращаются к жизни. Пусть красят бороды и завивают усы, делают маски, они хотят вернуться к прежней жизни и выглядеть достойно, достойно по их мышлению. А может, просто хотят понравиться жене или вернуть её.
- Интересная мысль, а мне это не приходило в голову.
- А как и где ты их нашёл, Киру и Васю?
- Да по интернету, я разместил объявление о том, какие специалисты нам нужны, условия работы и служебное жильё. Ну, и наши требования к претендентам. Кстати, очень мало желающих занять вакантные места. Они отозвались первыми, и были приняты. Другие специалисты просто боялись работать с нашим контингентом.
Однажды отец привёз в клинику пациента сильно в годах, долгие годы пьющего и растерявшего всё своё здоровье. Отец сказал, что он хороший художник, просил принять его на «доживание», но оплачивать его содержание будет сам. Немного его подлечили, только немного, серьёзно лечить нельзя – много противопоказаний. Художник этот, Арсений, немного осмотрелся и предложил расписать глухую стену в вестибюле. Купили краски, какие он заказал, кисти, дали стремянку, сколотили козлы.
Арсений начал работать, и к нему потянулись пациенты, сначала посмотреть, потом предложить помощь. Пришлось приобрести им халаты, перчатки, шапочки и респираторы. Как-то они сумели договориться между собой, что будут рисовать. И получилось просто сказочное художественное полотно.
Представьте, Роза, голубое небо, яркое солнце, легкие облачка, ласточки, пруд, пожалуй, бирюзового цвета, а в нём рыбки, окуньки, карасики, раки на дне, над водой стрекозы, а справа – берег, на нём ромашки, васильки, маки, пенёк с опятами, белка с орехом в лапках. Рисовали всё это человек десять, но получилось, на мой взгляд, в одном стиле.
А тут молодые ребятишки-наркоманы оказались специалистами по граффити. Этот Арсений, божий одуванчик, организовал их на второй этаж, там такая же глухая стена. Её так же отмыли, загрунтовали, выпросили аэрозольные краски и под чутким руководством Арсения нарисовали сцену из блокбастера. Чего там только нет. Космические корабли, непонятное жуткое оружие, женщины-вамп, накачанные парни со злыми лицами, взрывы. Жуть, но им нравится и чем-то они заняты. Пациенты сами нашли себе занятие, значит, забыли о своих недугах, просто переключились с одного на другое. А чистых стен в клинике хватает.
На третьем этаже придумали нарисовать портреты, свои и других пациентов, кто понравился, где граффити, где масляные краски или акварель. Хотя состав пациентов менялся, это повальное увлечение рисованием длилось, пока не закончили третий этаж. И Арсений умер. Рыдала вся клиника, не стесняясь, и пациенты, и медики. Некоторым пришлось делать успокоительные уколы и давать таблетки. На похороны заказали два больших автобуса с фирмы «Ритуальные услуги». И, конечно же, поминальный обед в нашей столовой с кутьёй, киселём и пирогами. Вот только родственников у Арсения не оказалось, как и какого-либо имущества. Погоревав, наши пациенты потихоньку украсили своими «художествами» все чистые стены в клинике и даже часть наружных стен.
Нужен был новый старичок. И отец нашёл такого, и опять спившегося, «непризнанного гения», но на этот раз, скульптора, Василия, и тоже на «доживание». Он взялся вырезать из топляков фигуры: медведя, змею, русалку. И опять пациенты потянулись к очередному кумиру. Сначала только смотрели, потом стали предлагать помощь: подержать инструмент, убрать щепки. Словом, бесплатный театр. К сожалению, и он долго не прожил с нами. Однажды я получил от МЧС штормовое предупреждение, поручил персоналу убрать пациентов со двора, закрыть все окна и двери.
Буря была страшная, в жизни не видел ничего подобного. Летал всякий мусор, крупные ветки, кусты, вырванные с корнями, опрокидывались лавочки, падали фонари, урны катались по двору, на Каме бушевал жуткий шторм, ветер завывал, но здание устояло, разрушений не было, даже крыша цела, за неё я немного боялся. Дождь лил несколько часов. Нам повезло, что здание построено на высоком месте, а все тропинки ведут к реке, так что вся дождевая вода ушла в Каму, а течение здесь быстрое и не было наводнения, его я тоже опасался.
После бури я организовал персонал на уборку территории, но Василий убедил почти всех пациентов выйти помогать убирать мусор. Приехал громадный Камаз, и мы полностью загрузили его, подняли лавочки, фонари, собрали урны, дворники подмели двор. А ночью Василий умер во сне. Опять все рыдали, опять похороны, кутья, кисель и пироги. И у него не нашлись родственники, имущество тоже.
- Глеб, а каша такая же вкусная, как раньше? – Я решила отвлечь Глеба от грустных мыслей, явно, он тяжело перенёс смерть пациентов.
- Даже лучше, поскольку крупы покупаем только высшего сорта и поливаем кашу не маргарином, а сливочным маслом.
- А крысы также бегают на помойке?
- Во-первых, нет помойки и мусорных контейнеров. Все пищевые отходы забирает фермер, каждый день он приезжает на Газели и увозит всё, даже картофельные очистки и луковую шелуху. Во-вторых, остальной мусор сортируем как положено и отвозим куда надо. А крыс я не видел ни разу. Я полагаю, крыс в своё время съели собаки или он сами ушли, когда закрылся санаторий.
- Мне помнится на территории водились белки, лисы и ежи.
- Первый год нашей жизни этих животных не было. Через год появились белки, Толик всполошился – белки больно кусаются, и их укусы плохо заживают. Но пока белки никого не покусали, всё-таки наши пациенты люди взрослые и не рискуют обижать их. Потом появились лисы, Толик опять всполошился – лисы переносят кучу болезней, ну не выгонять же их. Сторожей попросили следить за их поведением, оказывается, заболевшие бешенством животные становятся ласковыми и ручными. В прошлом году появились ежи, точнее, ежиха с ежатами, их пять штук, я сам пересчитывал. Я опасался, что Толик опять скажет, что ежи переносят какие-то болезни, но обошлось. А для белок я заказал десяток взрослых кустов орешника, чтобы белки были сыты и не попрошайничали у пациентов. Так пациенты стали сами рвать орехи. Пришлось повесить объявления о запрете на орехи.
- Глеб, на территории были яблоньки-ранетки.
- Так они и сейчас есть, яблок много, всем хватает, и белкам, и пациентам, непонятно только, пациенты голодные что ли, дерут эту кислятину и едят.
- Глеб, ты сказал о новом капитальном заборе, как же тогда появились на территории лисы, белки и ежи?
- Просто, лиса сделала подкоп, а за ней пролезли остальные звери. Сторожа нашли его, предлагали закопать, но я запретил, а вдруг им захочется обратно, вдруг придёт дружок лисы, или ежихи. Подкоп сам небольшой, волку не пролезть, медведю тем более, не говоря уже про человека. Ну, и надо же зверям общаться с внешним миром.
- Ага, понятно, я думаю, что после закрытия санатория собаки съели и белок, и ежей, а лисы сами ушли. Кстати, ты ничего не сказал про голубей, а их была туча, значит, и голубей собаки съели, а новые ещё не прилетели. Кстати, голуби иногда болеют орнитозом, а он заразен для людей, люди тоже болеют орнитозом, но он маскируется под простуду и трудно диагностируется, и во многих странах запрещено кормить голубей. Рассказывай дальше, я слушаю.
В первую нашу осень нашего существования мне позвонили из местной администрации, и предложили организовать пациентов на сбор урожая в заброшенный колхозный сад. А то местные жители ходят туда, хотя имеют свои сады. Заказали автобусы, купили вёдра, корзины, мешки. Собирали фрукты почти неделю. Наелись сами до отвала. Часть заложили на хранение, повара наварили варенья, компотов. Что-то заморозили. В жизни не едал таких вкусных яблок и груш, слива, конечно, не очень, но вполне съедобная. Я предложил отцу приобрести этот сад на имя клиники, принять на работу охранников, садоводов. Теперь мы со своими фруктами…Роза, вам ещё интересно слушать? Вы уже всё съели, может, закажем что-то ещё?
- Глеб, твой рассказ, как захватывающий роман, мне интересно тебя слушать. А заказать можно мороженое и кофе с круассанами.
- Я тоже с удовольствием поем мороженого и выпью кофе с круассанами.
- А в клинике тебе обед также приносят в кабинет, как прежнему директору?
- Нет, - Глеб смеётся, - я не могу есть в одиночестве и всегда прихожу на обед в столовую, мне нравится наблюдать за людьми, от этого у меня улучшается пищеварение.
- Глеб, а рэкетиры на вас наезжали?
- Ещё как наезжали. Местную шпану я в глаза не видел. У неё не было к нам претензий, поскольку большинство местных жителей работает в клинике. Но откуда-то появилась шайка, и атаман у неё некто Вася Шмаков. Однажды, когда я обедал в городе, подошёл ко мне этот самый Вася, хорошо одетый, с кожаным портфелем, поглядел на меня наглыми глазами и заявил: «Будешь отстёгивать мне и моей братве по десять тысяч зелёных ежемесячно. Твоя клиника неплохо нажилась на больных людях. Так что не жмоться, иначе твоей клинике придёт конец». И ушёл.
Приезжаю на работу, рассказываю Толику, что и как. Смотрю, Толик с Раечкой переглядываются. Потом Раечка и говорит: «Я передам всё это моему брату и попрошу помочь. Он знает всю местную братву. Но лично я про Васю Шмакова никогда не слыхала». Я поблагодарил её за понимание обстановки. В тот же день Раечкин братец позвонил и попросил о встрече. Мы встретились у ворот. Подошёл мужчина лет сорока, в шортах, сланцах на босу ногу. Было лето и очень жарко. Вместо одежды – наколки. Он сказал мне примерно следующее: «Ты, браток, молодец, дал работу целому посёлку, больным помогаешь, лечишь их. Мы с братками решили отстоять клинику от «наезда» этих уродов. Если этот Вася позвонит, договорись о встрече, пусть они приедут сюда, к воротам клиники. А тут мы их встретим и проучим. Мы уже просили не лезть в нашу клинику. Видать, не поняли».
Этот ирод, Вася Шмаков, позвонил на следующий день и мы договорились о встрече на вечер, на 19 часов. Я приказал охране не подпускать пациентов к воротам даже близко и самим не высовываться, предупредил персонал, чтобы не выходили из корпусов. Перезвонил брату Раечки, его имя – Фёдор. Он попросил меня встретить гостей у ворот, а когда они выйдут из машины, быстро закрыть ворота изнутри и забежать в корпус. Расстояние между воротами и дверями в корпус примерно метров пять, и я должен пробежать их за секунды.
Вечером того же дня, в 19 часов, я вышел за ворота клиники, держа в руках небольшой, но крепкий замок, который закрывается без ключа, только одним нажатием. Вымогатели приехали на трёх джипах и стали медленно выходить. Вася помахал мне рукой и двинулся в мою сторону. А я быстренько забежал за ворота, сомкнул их, вставил замок, он защёлкнулся, и я одним рывком добежал до двери, когда она закрылась за мной, в неё ударила пуля, потом другая и третья. А что стальной двери сделается!
Я стал смотреть в окно. Из-за поворота выскочила небольшая толпа, но какая! Впереди Фёдор с громадной цепью в руке, он не иначе с ледокола её уволок, и размахивает ею. За ним такой же обормот с топориком на длинном топорище, третий с берданкой (я такую в кино видел), кто-то с косой, а один с длинной саблей наголо. Короче, народное ополчение или неуловимые мстители. Да ещё в дудки гудят, как на футболе. Роза, помните фильм «Чапаев»? Там его бойцы внезапно из-за бугра появляются и быстро скачут с улюлюканьем. Так и эти. А бандиты как увидели это войско, попрыгали в свои машины и укатили прямо с космической скоростью. А мстители пробежали за ними пару кварталов и исчезли. И больше наездов на нас не было.
Закончила свой век эта банда весьма плачевно. Наехали они на местного фермера. Подъехали к его дому и стали требовать плату за «крышевание». Фермер позвонил по всем известным ему телефонам. Сначала в местное отделение полиции, но люди были на выезде, в другом конце района. Потом позвонил в школу сыновьям и попросил их пока не приходить домой. Мальчики, старшеклассники, были на стадионе, на занятиях по карате. Они крикнули всем: «На наш дом напали бандиты», и побежали. Остальные за ними, учитель испугался за своих учеников и тоже побежал. Позвонил фермер с перепугу и в клинику на телефон охраны. Охранников несколько, те сориентировались, перезвонили кому-то ещё, оставили одного коллегу, а сами побежали к фермеру. Потом сорвались сторожа, кто не на смене, услыхали пациенты, и тоже побежали. Последним узнал я и тоже побежал, я же в ответе за своих пациентов. А полицейские тем временем вызвали ОМОН. Те приехали следом за мной.
Прибежал я к дому фермера, схватил полено побольше, и чуть не умер от смеха. Банду из пяти человек обложили со всех сторон, как волков. За забором жутко лаяли собаки. Спортсмены, человек десять, приняли боевую стойку. Охранники, сторожа и пациенты похватали поленья из поленницы и тоже приготовились к бою. Их было около десятка. Видя такую поддержку, на крыльцо дома вышел сам фермер с вилами в руках. Сами бандиты сбились в кучку, они испугались окруживших их разъярённых людей, готовых побить их и порвать на куски. И тут появились ОМОНовцы, они, молча, просочились сквозь толпу, надели наручники на бандитов, так же молча, вывели их из толпы, посадили в свою машину и уехали. Бандиты сдались без боя, по-моему, даже с облегчением. Уж лучше ОМОН, чем самосуд. А бандиты уже стали поджигать хозяйство фермера. Правда, сгорело немного: копна сена, собачья будка и часть забора со скворечником, скорее всего, пустым, дело было в сентябре. Остальные постройки фермера – кирпичные.
Фермер благодарил всех за помощь и поддержку. Начал было ругать учителя за то, что привёл детей, но те хором загалдели – они прибежали сами, это учитель ринулся за ними следом. И тут я заметил, что половина спортсменов - девочки. Одна из них подбежала к фермеру, уставила руки в бока, и громко, как базарная торговка, сказала ему:
- Ну, разори вас бандиты, у кого бы мы стали покупать молоко и творог? У меня трое младших братьев, они без молока жить не могут, да и мне лично хотя бы литр молока в день нужен. А в магазине молоко мерзкое. И не ругайте, пожалуйста, нашего учителя, он же научил нас никого не бояться. Если бы не эти клетчатые придурки с поленьями, мы бы сами победили бандитов и проучили их навсегда.
А учитель стоял и улыбался, тут подошли родители, похлопали по плечам фермера, пожали руку учителю и увели детей. Я же собрал своё «клетчатое» войско. Хорошо, что все пациенты были одеты в клетчатые пижамы. Охранники со всех сторон обступили их, и мы двинулись в клинику, по дороге обсуждая происшедшее, споря, надо ли было побить бандитов поленьями, и пришли к выводу, если бы те подняли руку на фермера, то да. А какие молодцы дети, да и все мы молодцы, что перестали бояться вымогателей и бандитов, оказывается, можем давать им отпор. Нас встречали как победителей. Вся клиника высыпала во двор, и персонал, и пациенты, все ждали рассказов, медики осматривали и ощупывали вернувшихся, предлагали успокоительное, но обошлись без него. Радость победы была велика, рассказов хватило надолго. А потом началось следствие, точнее, до сих пор идёт, так много бед они натворили. Сколько раз меня вызывали в прокуратуру, не скажу и наверняка. Но после этого случая я предложил включить в Договор с пациентами пункт о запрещении выхода за территорию клиники.
А фермер нам молоко поставляет, сметану и творог. У него стадо молочного направления. Были проблемы с его работниками в плане алкоголизма и курения. Молоко же легко впитывает запахи, в том числе и запах табака. Толик тогда ввёл выездное лечение, то есть до обеда врачи работают на ферме, а потом приезжают в клинику.
- Глеб, а молоко-то у фермера вкусное?
- О да. Когда мне дали стакан молока на пробу, я онемел и испугался. Молоко я не пью с детства, от него у меня в желудке бурчит, точнее, бурчало. Но я набрался смелости и выпил. Замечательное оказалось молоко, от него мой желудок не бурчал и моему желудку стало хорошо и сытно. Тогда я набрался смелости и попробовал творог. Он был совершенно некислый, и скорее походил на крем, чем на творог. Я спросил жену фермера, чем же она кормит своих коров, и как у неё получается такой вкусный творог.
- Мы для своих коровушек заготавливаем сено, выращиваем турнепс, картофель и морковь. Осенью им даём падалицу из сада. Коровы охотно едят яблочки. А творог я варю в мультиварке. Вот и весь секрет, - ответила фермерша.
А Толик со своей язвой очаровал фермершу, и она потчевала его ещё ряженкой и сметаной. Повара очень любят моего друга-язвенника, особенно после его красочных рассказов о своей болячке. Ну, есть такой недостаток у моего друга, идеальных людей не бывает. Конечно же, он залечил свою язву, почти залечил, и соблюдает диету. А причиной его заболевания оказалась бабушка Толика, точнее, то, что она готовила: квашеную капусту, солёные огурчики и грибочки, жареную на сале картошку, квас на дрожжах, борщ с уксусом и перцем. После первого приступа острой боли в желудке моего друга с бабушкой поговорили и убедили её варить внуку каши, и самой не увлекаться солёностями. А позже Толик сам научился готовить по книге о вкусной и здоровой пище. Конечно, он и меня угощал своими творениями кулинарного искусства, - Глеб заулыбался. - Но об этом надо говорить отдельно, как говорится, и в другом месте.
- А где родители Толика?
- Они были наркоманами и умерли от передозировки, когда Толику было десять лет. Вот он и стал наркологом.
Позже к нам обратились рыбоводы с той же проблемой – алкоголизм и курение. Лечили их опять же выездным способом, рыбе тоже нужен присмотр не меньше, чем корове. Полдня наши медики лечат рыбоводов, потом в клинику. На первые доходы от клиники купили транспорт – небольшой автобус для перевозки людей и грузов. Выматываются наши медики, конечно, но работают, Толик подыскивает ещё одного нарколога и медсестру.
- А рыбу вам поставляют?
- А как же. И по себестоимости. Мы сами за ней ездим.
- Скажи, Глеб, а мясокомбинат не нуждается в ваших услугах?
- Нет. У них свои наркологи, а кто не хочет лечиться, того просто увольняют. Но мясные полуфабрикаты мы от них получаем, причём, охлаждённые, а не замороженные. Сразу на сковородку или в котёл.
- Глеб, а ты всё ещё живёшь в той коммуналке?
- Нет, я там прожил недолго. Когда клиника заработала, так сказать, на полную мощность, и моего постоянного присутствия не требовалось, я переехал обратно в городскую квартиру. Под крылышко отца и нашей домработницы Марьяны. Отец посоветовал нанять водителя, чтобы не уставать от дороги, по пути успевать читать нужные бумаги, да и за машиной нужен профессиональный присмотр, ремонт, мытьё. И даже сам нашёл подходящего человека. Этот мужчина, Виктор, уже в годах, просто кладезь премудрости. Он посоветовал организовать парковку для машин персонала, пациентов и тех, кто их навещает. Опять же заправку не мешало бы, ближайшая – за пять километров. Эти предложения я вынес на обсуждение в городскую администрацию и встретил понимание и поддержку. Так у нас появилась парковка, заправка, а шиномонтаж появился сам без нашего участия. А спонсор привёз громадный ангар, хотя он и списанный, но пригодился как гараж для машин персонала, пациентов и тех, кто их навещает. Кстати, Виктор поражает меня своим внешним видом – всегда в костюме, белой рубашке с галстуком, туфли начищены, благоухает парфюмом.
- Глеб, а костюмы, какие костюмы ты покупаешь?
- Очень просто, один пациент предложил такой вариант – мы покупаем два костюма, но меняемся пиджаками, у него узкие плечи и большой живот, а у меня наоборот, и ещё он предложил брать костюмы с жилетами, обожаю жилеты, они не дают галстуку болтаться по сторонам, и рубашка не вылезает из брюк.
- Бассейн-то работает?
- Нет, - и Глеб печально покачал головой. – Выяснилось, что он изначально был построен неправильно. И до сих пор решается вопрос: переделывать его или сносить. И то, и другое весьма затратно. К тому же в этом здании находятся некоторые процедурные, где пациентов лечат йодо-бромными и хвойными ваннами, там же спелеокамера. Но я считаю, что лучше переделать. Ведь снос и последующая за ним стройка – это шум и беспокойство для пациентов. Как-то у меня была бессонница, и мне в голову пришла идея – перестроить бассейн в спортзал, то есть залить бетоном ванну бассейна и настелить пол, приобрести снаряды. Скорее всего, так и сделаем.
- А почему ты не поменяешь машину? Твоему «Мерседесу» уже двенадцать лет, по-моему.
- Роза, эту машину покупал мой отец, он же учил меня и водить её.
- Глеб, твой друг лечит больных людей. А лично тебе приходилось кому-то реально помогать?
Глеб задумался, поглядел куда-то вверх, чему-то улыбнулся, хорошо улыбнулся, явно, приятные воспоминания.
- Как-то проходил я мимо рецепшен и вижу такую картинку: парень лет двадцати, худощавый и бледный, вряд ли знакомый с армией и физкультурой, и три женщины, по-моему, мама, бабушка и тётя, уговаривают остаться лечиться, а тот упрямится, требует вернуться домой. Я вдруг рассердился на него, у парня мама, бабушка и тётя, такое богатство, а он с ними так по-хамски обращается, а потом понял – они ему надоели до чёртиков, и я решил вмешаться. Вспомнил нашего сержанта на военных сборах.
- Отставить истерику, взять вещи и шагом марш в свою палату, - неожиданно командным голосом рявкнул я. Парень замолчал, поднял с полу свой рюкзак, испуганно глянул на меня и двинулся в сторону лестницы.
Женщины двинулись было за ним, но я преградил им путь.
- Хватит портить парня, кругом и вперёд на остановку автобуса. Звонить раз в неделю и не приезжать пока не вылечится, - тем же сержантским тоном остановил я их, и они пошли к выходу.
Расстроенный, я пришёл к Фариде и попросил найти отца этого парня, не веря что это возможно, но для Фариды ничего нет невозможного, я уже много раз убеждался в этом. На следующий же день он сам приехал, очень загорелый, высокий и широкоплечий мужчина, с добрым простоватым лицом, и рассказал, в общем-то банальную историю. Он из далёкого городка приехал в областной центр учиться, познакомился с однокурсницей, они полюбили друг друга и поженились, родили сына, но его страшно невзлюбили родственницы жены, ведь проживали они все вместе в большой квартире. «Деревенщина да сельщина», самое мягкое, что он слышал от них, кончилось тем, что мужик не выдержал и сбежал на свою малую Родину, там нашёл хорошую высокооплачиваемую работу, женился, родил двух сыновей, исправно выплачивал алименты городскому сыну, пытался увидеться с ним, но ему запрещали.
- А где здесь можно покурить? – спросил он после своей горькой исповеди.
- Нигде, здесь не курят, - ответил я.
- Так что же мне делать?
- Сходи-ка к сыну, потерпи с курением, - сказал я и указал на дверь, - номер палаты узнаешь на рецепшене.
Мужчина вышел, но я решил сходить посмотреть его встречу с сыном. Очень трогательная картина, сын, оказывается, помнил отца и был очень рад увидев его. Они долго стояли обнявшись, шепча что-то друг другу, парень просто вцепился в шею отца и что-то говорил, а тот гладил сына по спине и целовал голову.
Когда они отпустили друг дружку, я подошёл к ним, мне в голову пришла интересная идея. Я спросил у мужчины сколько лет его сыновьям, младшим сыновьям.
- Семнадцать и пятнадцать.
- Уже большие. Я предлагаю лечь в нашу клинику и лечиться от курения.
- Кстати, папа, я в палате один, соглашайся, будем лечиться вместе.
Мужчина думал недолго и согласился.
- Курю я очень давно, несколько раз бросал, кашляю, хриплю. А сколько денег уходит на курево. Пожалуй, пора лечиться, самому никак не бросить. Сынок, через день-два я приеду, только оформлю отпуск. А сейчас проводи меня до ворот.
И они ушли, мужчина только вышел за ворота и сразу достал сигарету и с жадностью затянулся, сделал несколько затяжек, но закашлялся и захрипел. Он сдержал своё слово и приехал лечиться. Лечение ему давалось очень трудно – он выходил после процедур то бледный, то зелёный, иногда шёл в сопровождении сына, я даже опасался, что бросит отец лечиться. Под конец лечения я предложил мужчине забрать сына с собой, не отдавать его матери, бабушке и тёте.
- А мы уже решили этот вопрос, сын согласился жить с нами, моя жена согласна, младшие дети тоже.
- Советую до поры до времени не сообщать матери, увезите сына, а уж потом порадуйте её.
Мужчина заулыбался и закивал.
Вскоре приехали младшие сыновья – широкоплечие, загорелые и с руками как пудовые гири, явно привыкшие к тяжёлой работе. Надо было видеть с каким удивлением они разглядывали старшего брата, хрупкого, чуть ли не прозрачного, вряд ли поднимавшего что-то тяжелее ложки. А лечился парень от игромании. Вряд ли в той тьмутаракани, куда он поедет, имеются игровые автоматы или казино, а родня с пудовыми кулаками бить, конечно, не будут, но работать заставят.
Выписывались они вместе, а на следующий день приехали три женщины и стали скандалить, не застав парня. Правда, он оставил для них письмо на рецепшене. Женщины долго шумели, обещали пожаловаться куда следует и с руганью покинули клинику. Так что я доволен – для парня кончился матриархат, и за его воспитание сейчас возьмётся патриархат.
- А как проходят твои отпуска? – спросила я. Глеб тяжело вздохнул, встряхнул головой и поднял глаза вверх. Почему-то этот вопрос ему неприятен.
- В самый первый свой отпуск я поехал в Египет, там мой одноклассник работает инструктором по дайвингу. И вот пока я изучал глубины Красного моря, наши враги решили опять потрясти нашу казну. Дальнейшие события я узнал из рассказов своего «гарема». Зуля и Гуля пообедали в кафе, и на остановке автобуса к ним подошли двое бритоголовых, в кожаных косухах и армейских берцах, и предложили встретиться за городом в промзоне для переговоров относительно платы за «крышевание».
Звонить они мне не стали, хотя я наказал звонить, если что случится. Решили обойтись своими силами, рассказали Фариде, она тоже была против звонка мне. И «девочки» поначалу обратились к своим отцам, поскольку мужья были в отъезде. И какой же отец не защитит своего ребёнка, даже если ему хорошо за сорок! Отцы «девочек» работали в ремонтных мастерских в войсковой части. На днях планировалось перегнать на переплавку два БТРа. Так можно же совместить встречу с вымогателями и перегонку БТРов. Это не столь трудно. Надо сказать, что отцы работали только ремонтниками, так они втянули в свою авантюру водителей БТРов, и те согласились, ведь они тоже отцы.
И вот в назначенный день и час отцы обрядили своих дочерей в рабочие комбинезоны, «девочки» сделали на своих лицах боевую раскраску, все они погрузились в БТРы, приговорённые на переплавку и двинулись к месту встречи. Дальше «девочки» рассказывали так: на встречу приехал крутой джип, а из-за пригорка трясясь и громыхая изношенным железом, на предпоследнем издыхании, и изрыгая клубы чёрного дыма, выехали два БТРа и остановились по бокам джипа. Люки откинулись, из недр машин вылезли «девочки», сели и истерично захохотали, затем вылезли отцы и с жуткой бранью двинулись на вымогателей, ну а те прыгнули в свой джип и укатили. Когда мне рассказали эту историю, я долго переживал.
- А если бы вымогатели заявили бы на вас в полицию, чтобы вы им сказали? – Спросил я «девочек».
- Мы ехали мимо, папы катали нас на старых БТРах, а что те испугались, так это их проблемы, а не наши, - ответили они. Нахалки, однако. А позвонить моему отцу им не пришло в голову.
Оказывается, «девочки» с детства прибегали к отцам на работу, им нравилась техника, но матери привели их в модельный бизнес. Конечно, подиум им понравился гораздо больше, однако, когда они потеряли форму, опять круто поменяли свою жизнь. И эта авантюра удалась потому, что они не боялись ездить на этой технике, носить рабочую одежду и хохотать над врагами. Всё-таки это тяжело ходить по подиуму на глазах множества людей. Я спросил их, почему они поехали сами, довольно было отправить только отцов. Мне ответили, что враги должны были увидеть именно их, вылезающих из БТРов в спецодежде, при боевой раскраске и смеющихся над ними. А кто знает, кто ещё в машинах, подельники или просто технари.
Окончательно я потерял покой, когда узнал, что мужья «девочек» - лётчики, хотя и на пенсии. Но бывших, как известно, не бывает. У Фариды нет родителей, муж экономист, но есть сын, молодой лётчик. И я опасаюсь, что если опять кто-то решится «крышевать» нас, то родственники женщин моего «гарема» разберутся с ними при помощи ВКС. Кстати, приди устраиваться на работу женщина с именем Гюльчатай - приму обязательно. Неважно, что она умеет делать, или не умеет ничего, чему-то же можно человека научить.
С тех пор я боюсь уезжать куда-либо. Да, отдыхаю, но недалеко от своей клиники. Очень боюсь очередного наезда очередных вымогателей. Люблю бывать в доме Толика и Раечки, у них уже двое мальчиков. Я дружу со старшим, Мишуткой. Толик установил на стене сарая две баскетбольные корзины, одну – высоко, другую – на высоте метра. В ту, что повыше, мы с Толиком кидаем мячи и считаем их, соревнуемся, кто больше накидает. А Мишутка в свою корзину кидает не только мячи, но ещё игрушки и всё, что попадёт под руку. А ещё Раечка вкусно готовит окрошку, курицу и мой любимый клюквенный кисель. А мы с Толиком ходим на рыбалку, за грибами, потом всё это чистим, варим, жарим и развлекаем детей. Иногда местные приглашают на именины, на крестины, на шашлыки и прочие мероприятия. Нравится мне бывать в гостях у главы местного поселения. Он многодетный отец и дед. Во дворе его дома – спортплощадка. Иногда собирается толпа народа, делится на две команды и решает во что играть: футбол, волейбол и баскетбол.
- Глеб, охрана у тебя есть?
Глеб тяжело вздохнул и поднял глаза вверх.
- С охраной у нас получилась целая история. Подошёл ко мне товарищ по имени Андрей и предложил свою кандидатуру в качестве охранника. Попутно рассказал свою печальную историю. Получив лицензию на право работать секретарём-референтом, он устроился в крупную компанию к начальнице, бизнес-вумен. И эта перезрелая дама однажды пригласила его в свою постель. Однако Андрей отказался – он счастливо женат и имеет дочь. И внешность у него, мягко говоря, не очень, по-моему, он очень похож на боксёра Валуева, и улыбается как Чеширский кот. Как он умудрился жениться с таким лицом, удивительно. Тогда эта мегера уволила его по серьёзной статье, и в инстаграме написала про него кучу гадостей. Но Андрей не лыком шит, поменял паспорт, взяв девичью фамилию своей бабушки. Вновь устроился на хорошую работу к солидному пожилому мужчине, но положила на Андрюшу глаз жена начальника, тридцатилетняя вертихвостка. И Андрюша решил сменить специальность на охранника, уволившись с той работы. Узнав его получше, я предложил ему должность секретаря с функцией охранника, успокоил, сказав, что я неженат.
Прежде всего, я предупредил «гарем» не обижать Андрюшу, не влюбляться в него, и даже не заводить с ним разговоры о сексе. Меня поняли, похохотали, сказали, что им вполне хватает собственных мужей, и молодые мальчики их не волнуют. Смешно наблюдать, как они называют его сыночком, а он их мамочками, они потчуют его своими пирожками, огурчиками, заваривают для него свой фирменный чай. А он угощает их шоколадом, который привозит его жена-стюардесса. Предлагал как-то и мне плитку. Но я сказал, что обожаю селёдку. Он спросил: беломорскую, исландскую или иваси? Для меня хороша только та селёдка, что готовит наша кухарка Марьяна.
- А сегодня ты с охраной или один?
- Один, конечно, зачем на таком мероприятии охрана.
- А как же ваша дача, Глеб, мне приходилось бывать на ней. Так там красиво было.
- Я не люблю там бывать, моя мама жила последний год своей жизни и умерла там же. Но зимой получил СМСку от Розы: «Приснилась зима и твоя дача. Как она?» И я начал ремонт на даче. Отец тоже перестал бывать на ней после смерти мамы, и дача стала ветшать. Срочно меняются окна, крыльцо, полы и лестница на второй этаж, перекрывается крыша. Пригласил двух садовников прочистить сад, сделать дорожки. Уже посажены розы, белые и алые, как в сказке о Кае и Герде. Видеоотчёт отправляю Розе, она комментирует увиденное и даже даёт советы. Я стараюсь реализовать её задумки.
- А как проходит день твоего рождения? – спросила я и пожалела, пожалуй, это лишнее.
- С утра принимаю поздравления от коллег, родственников, жду звонка или СМС от Розы, а потом мы с отцом едем на кладбище к маме, а в этом году я приеду один и что я скажу ей? - Глеб замолчал. Да, не надо было спрашивать, надо спасать положение, отвлечь его от грустных мыслей.
- Глеб, а где сейчас Роза?
- Она сейчас в Италии на стажировке, на днях должна приехать, и скоро у неё день рождения.
- А Роза знает, что она нравится тебе?
- Не знаю, по-моему, нет. Я боюсь признаться.
- И сколько лет ты боишься?
- Много.
- Она приезжала на каникулы?
- Нет, ни разу, родители возили её на Кипр, в Таиланд, в Тунис.
Глеб достал смартфон, включил его и показал несколько кадров серьёзной девушки.
- Она грузинка?
- Её отец считает, что она должна выйти замуж за грузина. А мою кандидатуру её отец отвергает – ему не нравится моя работа и национальность. Однако среди её знакомых нет подходящих по возрасту и по росту. А как она наденет свои любимые шпильки, тогда мы с ней будем одного роста.
- Ах, она грузинка, - сказала я и подумала: «А что бы я сделала для своего сына?»
- Глеб, а что ты мне рассказывал про свой сон в первую ночь в коммуналке?
- Я видел Розу на балконе, она пела, а я стоял внизу с букетом цветов и боялся что-либо сказать ей.
- А что ты знаешь о грузинском художнике Нико Пиросмани?
- Впервые слышу это имя.
- Так, а помнишь песню Пугачёвой «Миллион алых роз»?
- Конечно.
- Эта песня именно об этом бедном художнике, купившем на последние деньги уйму роз. Я советую реализовать и твой сон, и сюжет этой известной песни. Прежде всего купи красивую клеёнку.
- Почему клеёнку?
- Пиросмани рисовал на клеёнке, для грузин он божество. Купи побольше белых роз, именно белых, девушкам дарят только белые розы. Найди в интернете запись песни «Миллион алых роз» на японском языке. Никто же японского языка не знает, не поймёт, что речь идёт об алых розах. Я не помню, кто её поёт, какие-то девушки. Очень красивое исполнение, главное, неизбитое. В цветочных ларьках цветы стоят в высоких белых вазах. Среди твоих знакомых есть грузины?
- Нет, грузины алкоголизмом не болеют. Но у нашего адвоката, Льва Зайцева, наверняка есть. Как он говорит, что его знает весь город, и он знает всех в городе. Я понял ваш замысел, Роза. Надо под балконом моей девушки разложить клеёнку, поставить на неё вазы с белыми розами, а среди них спрятать магнитофон с записью этой песни.
- Часа на два. Вдруг твоя девушка долго спит.
- Понял. А сам я отхожу в сторонку и жду, что будет. Роза, вы замечательно придумали. Большое спасибо.
- Скажи её адрес, я приду посмотреть, мне самой любопытно посмотреть, что получится.
Он назвал адрес, и я сообразила, что напротив её дома находится торговый центр.
- А из торгового центра видны её окна?
- Только из кафе на первом этаже, на других этажах торговые залы. Кстати, кафе летом выставляет столики на улицу. С этого места видны три окна её квартиры, они самые зелёные, в смысле озеленения. Да, решено, я должен сделать именно так. Должна получиться красивая сказка, как у Грина в «Алых парусах». Да, Роза, а чем я вам могу помочь? Я столько рассказал о себе, а вы ничего.
- У меня неплохая семья: две дочери, два зятя, два свата, две сватьи и две внучки. Вроде бы всё хорошо. Но лет десять назад у моего мужа появилась любовница. Они работали на одном заводе, даже в одном цехе. Там же работает моя хорошая знакомая, она передала мне, что слышала своими ушами, как любовница похвалялась, как сделала приворот моему мужу на вине с целью приворожить его, увести из семьи и женить на себе. А поскольку я работаю в библиотеке, то поинтересовалась вопросами белой и чёрной магии.
Оказывается, нельзя привораживать человека семейного, благополучного в браке или холостого, но влюблённого, чьё сердце уже занято. Это большой грех для женщины и большое несчастье для мужчины, приворожённый на вине мужчина будет метаться между двумя женщинами и никогда не сделает свой выбор, и сопьётся, и так будет пить, что никто и ничто ему не помогут. Причём жене этого несчастного не надо что-либо делать, во-первых, это бесполезно, а во-вторых будет плохо ей и её детям. Нельзя связываться с чёрной магией. Только очень сильный колдун может избавить мужчину от приворота. Я решила поверить книге и оставить всё как есть, муж сам виноват, что спутался с этой дурой, так пусть сам и расплачивается за свои грехи.
Короче, как в книге было написано, так и вышло. Сначала муж перестал читать, заниматься с детьми, когда-то он хотел поступить в институт, а тут вдруг расхотел и всё, перестал общаться с друзьями. Он работал токарем шестого разряда, но его уволили за пьянку с одной работы, с другой, потом с третьей. Часто он мне говорил: «Ты плохая жена, Роза, не купила мне ни одной бутылки, а вот у Любы для меня всегда бутылочка припасена». Кончилось тем, что эта Люба умерла от рака печени, а человек она, как люди говорят, абсолютно непьющий. Видно, Бог наказал. А ещё у мужа были приводы в полицию за драки с собутыльниками, на данный момент у него имеется судимость, условный срок. А после смерти Любы устроился на работу на кладбище сторожем, где она похоронена, и переехал туда жить.
Беда ещё в том, что моя старшая дочь работает на «скорой помощи», платят там немного, недавно она нашла более денежную и ответственную работу, но ей отказали из-за отца-алкоголика. Младшая дочь работает в банке, работает хорошо, у неё за плечами колледж и университет, и её карьера застряла из-за отца.
- Роза, я понял твою беду и думаю, что в состоянии тебе помочь. Вот мой ежедневник, запиши мне фамилию, имя и отчество твоего мужа, его телефон и адрес кладбища. Я заберу его в нашу клинику.
- Глеб, мне нечем тебе заплатить, в библиотеке немного платят.
- И не надо, могу же я сделать хорошее дело для хорошего человека. Кстати, твой случай у нас не первый. Раньше нам не удавалось вылечивать таких больных. Но в прошлом году Толик пригласил девушку Азу, она наполовину цыганка, умеет делать отвороты и прочие вещи. И ещё, клинике нужен толковый экономист, знающий банковское дело, поговори со своей дочкой, может, она согласится пойти к нам работать. А ещё мы хотим организовать «скорую помощь» для больных именно нашей клиники. Бывает, что пациент постеснялся сказать, что лечился от сифилиса, забыл, что болел туберкулёзом, или у пациента аллергия на какое-то лекарство, хорошо, если пациент знает о своей аллергии, а если нет. В таких случаях наше лечение ему опасно, некоторым становится плохо и приходится вызывать «скорую». Хорошо, если она успеет. Толик уже ставил этот вопрос и пытался найти специалистов, но пока безуспешно. Так что и ваша старшая дочь может пригодиться, если захочет, если не сможет устроиться лучше. А то, что их отец алкоголик, для меня не имеет значения, ведь алкоголиком он стал не по своей вине.
- Глеб, ты хочешь организовать свой банк?
- Да, - ответил Глеб и загадочно улыбнулся.
В это время у него зазвонил телефон.
- Можно, я отвечу?
- Конечно, - сказала я.
- Роза, здравствуй, - и в телефоне зазвенел женский голос. Глеб слушал, улыбался, а голос звенел и звенел. А Глеб слушал и слушал. Наконец сказал: - Пока, Роза, до встречи.
У него такое счастливое лицо.
- Роза приехала, хочет меня видеть, привезла мне подарок.
- Ну что, разбегаемся?
- Да, ещё раз спасибо за советы, я точно всё так и сделаю. Думаю, ей понравится.
Глеб расплатился, и мы вышли из кафе. Он подвёз меня до дома, напомнив дату встречи – 30 июня в 9 часов утра.
И вот настало 30 июня. Погожий денёк, безоблачный, безветренный. Волнуясь, я подошла к торговому центру. Кафе ещё не работало, но пластиковые столы и стулья находились на улице, видимо, их не убирают на ночь. За одним столиком сидели три женщины, явно кавказского типа, и громко что-то обсуждали. Я стала искать миллион белых роз и увидела их. Через дорогу, на тротуаре, на цветастой клеёнке стояли семь высоких ваз с пышными букетами белых роз. К ним подошёл Глеб, поставил среди ваз магнитофон и включил его. И полилась красивейшая мелодия.
Глеб молодец, нашёл песню на японском языке. Странно, но женщины за соседним столиком говорили именно о розах, сортах и откуда они прибыли. Они явно переживали за Глеба. Подошли трое мужчин и сели за их столик, прихватив стулья от соседнего. Пришёл Глеб, сел за мой столик. Соседи повернулись к нему, поздоровались. Мы стали ждать. А я стала рассматривать Глеба. У него аккуратная стрижка, укладка, возможно, с лаком – подул лёгкий ветерок, а его волосы не шелохнулись. На нём белая рубашка, явно недешёвая. Новые синие джинсы, классического покроя, хорошо отглаженные, без дыр, без единого пятнышка. И белая обувь, непонятно, ортопедическая или нет, плохо видно. Его бы самого сейчас на подиум в Дом моделей.
И вот на балкон второго этажа вышла рослая крупная девушка с пышными тёмно-рыжими волосами, в домашнем зелёном платье. Она недоумённо посмотрела вниз, а потом по сторонам. И вдруг её оперный голос накрыл всю площадь. Воробьи, клевавшие что-то на асфальте, вспорхнули и улетели. А я вспомнила старый фильм «Волшебный голос Джельсомино». Да, хорошо учат в Италии.
- Глеееб! Глеееб!
А Глеб онемел и замер. Я толкнула его в плечо, но он не пошевелился. Надо ему помочь, и я вышла из-под козырька кафе.
- Роза, он здесь, - мой голос не оперный. Скорее, базарный, но достаточно громкий.
- Где он? Что за шутки? – Оперный голос негодовал.
- Роза, у него ноги отнялись, он встать не может, - брякнула я первое, что пришло на ум.
Девушка махнула массой волос и исчезла с балкона. Меньше, чем через минуту она выбежала из подъезда и помчалась в мою сторону. Я показала ей на Глеба. А он сидел, не шевелясь. Видимо, он вспомнил свой сон с цветами, про свой испуг во сне. Роза подбежала к нему, села на корточки и стала трясти. Нас окружили грузины.
- Я врач, - сказал один из них и стал трогать пальцами ноги Глеба.
А мне вдруг показалось, что Роза мне знакома, где-то я видела это лицо, эту фигуру. Ну, конечно же, Пиросмани, Роза походит на портрет любимой женщины художника, забыла вот её имя. Широкие бёдра, рыжие волосы, серые прозрачные глаза, к тому же она актриса, как любимая женщина Пиросмани.
Тем временем подошёл высокий седой мужчина, явно отец Розы.
- Глеб, что ты тут такое устроил? – Недовольным, даже сердитым голосом спросил он.
И грузины заговорили, сначала в три голоса, но потом твёрдо и авторитетно сказал речь самый старший из них.
- Лука, Роза, этот русский мальчик, нет, не мальчик, мужчина, оказал вам честь, поставил под ваши окна розы, как великий грузин Нико Пиросмани, а это значит, что он знает и ценит наше искусство. Лука, тебе рассказать, как мы выбирали самые лучшие розы, самую красивую клеёнку? Нам так хотелось порадовать тебя и твою дочь. Я вижу, наш друг растерялся, но это бывает, сейчас он встанет и заговорит. А пока я от его имени и от имени всей грузинской диаспоры города прошу у тебя, Лука, руки твоей дочери Розы. Глеб – сирота, но я могу заменить его родителей в этот важный момент. Глеб – хороший человек, он открыл наркологическую клинику и успешно руководит ею. Будь у меня дочь, я бы считал его лучшей партией для неё. Лука, ты смотрел вчера телевизор? Местные новости? Глеба выдвигают кандидатом в депутаты в Городскую Думу. Он участвовал в захвате банды Шмакова, пошёл на бандитов с одним только поленом, и ещё, в него стреляли.
- Глеб, это правда? Эти розы и музыка для меня? А кто в тебя стрелял? – её оперный голос перекрыл шум улицы. - Что же ты сидишь? А ну вставай сейчас же, - в её голосе уже появилась сталь, и Глеб послушно встал, совершенно глупо улыбаясь.
А она смотрела на него влюблёнными глазами, держала его за руку и гладила её. Какая же они красивая пара! Жаль, у меня старый телефон, без камеры.
- Отец, хватит подыскивать мне женихов, разве ты не понимаешь, что мне нужен только Глеб, - оперный голос так негодовал, что затихла вся улица, и её отец растерялся, и не смог сказать ни слова. Этим и воспользовался Спиридон, видимо, самый старший и уважаемый в диаспоре.
- Друзья, я приготовил для сегодняшнего случая небольшой бочонок вина. Надо выпить за здоровье молодых. У Глеба развяжется язык, и он скажет то, что должен сказать мужчина. Лука, я знаю, что ты хотел выдать свою дочь за грузина, но сам же видишь – нет подходящего для неё мужчины. Она же выше всех, любой из наших молодых выглядит рядом с неё просто смешно. Лука, мы уже двести лет живём рядом с русскими и не надо отгораживаться от них. Да и свежая кровь не помешает, мы все тут стали родственниками, потому-то наши мужчины и мельчают. К тому же, и мы, и русские православные христиане. Лука, давай отнесём в твой дом розы, захватим мой бочонок, и кое-что из еды.
- Спиридон, ты любого уговоришь, с тобой спорить как с телевизором. Твоим родителям надо было назвать тебя Златоустом. Ладно, где твой бочонок, а всем вина хватит?
- На сегодня пяти литров нам хватит, - и вся компания дружно двинулась, неся вазы с розами, бочонок и коробку с едой. Роза бережно подняла клеёнку с асфальта, встряхнула и аккуратно свернула её в рулон. Ясно, Лука согласился с доводами Спиридона. Я трижды перекрестила этих людей, пожелала им счастья и удачи.
И тут я заметила невдалеке машину, а в ней любопытную личность –молодого мужчину с внешностью Николая Валуева и обаятельной улыбкой, не знаю, как улыбался Чеширский кот, но этот человек улыбался вполне приветливо. Правда, с такой широкой улыбкой он, по-моему, походит на Квазимодо. Он заметил моё любопытство, показал рукой в сторону Глеба приложил палец к губам. Я его поняла и кивнула, мол, поняла.
Когда я шла домой, то подумала вот о чём. Поскольку волею судьбы Глеб родился в день рождения нашего Президента, то его судьба перекликается с некоторыми моментами жизни Путина. Это моё мнение. У Путина была чеченская война, а у Глеба – уничтожение стаи собак. У них обоих хорошее образование. Наверное, никто не знает, сколько врагов и неблагожелателей у Путина, и сколько сторонников, симпатизирующих, уважающих. Некоторые мои пожилые знакомые говорят, что они молятся на Путина. То же и у Глеба. Наверняка, его обожают сотрудники, «гарем», и пациенты, иначе, его клиника бы обанкротилась. Интересно, каким был бы его рассказ, будь на моём месте мужчина? Уверена, Глеб более реалистично рассказал бы о своей работе, и в более серьёзном ключе.
А через неделю зашёл мой бывший муж, чтобы забрать свои вещи. Он рассказал, что к нему на работу в сторожку приехали врачи и забрали его лечиться. Он обрадовался, поскольку здоровье его резко пошатнулось, и он охотно поехал. Избавиться от алкоголизма ему помогли медицина - его закодировали, и хорошая женщина Галя, они даже решили пожениться. Галя лечилась там уже два раза, она пригласила его к себе жить. Ему хорошо, он почти счастлив. С тем он и ушёл, оставив у меня чувство гадливости. А ведь я его любила.
Ещё через пару дней в библиотеку, где я работаю, записался новый читатель, Лев Зайцев, я долго вспоминала, где слышала это имя и фамилию, но так и не вспомнила. Он любит мемуары, выбрал несколько изданий, и сел в читальном зале полистать периодику. В какой-то момент он остался один в библиотеке, и я решила полить цветы на окнах.
- Я вижу, что вы любите цветы, у меня почему-то чахнет фикус на окне. Как вы думаете, почему?
- А на какую сторону света выходит ваше окно?
- На юг. А что? Это так важно?
- Очень важно. Фикус любит полутень, поставьте бедное растение перед северным или восточным окном, перед окном, но не на окно.
Слово за слово, рабочий день у меня кончился, в тот вечер я работала одна. Этот читатель, Лев Зайцев, вызвался меня проводить. Отчего же нет? С умным человеком приятно поговорить и прогуляться. Он проводил меня до подъезда, простился и ушёл.
На следующий день пришёл опять и опять провожал до подъезда. Тут он признался, почему решил познакомиться со мной. Оказывается, он работает в клинике Глеба юристом, именно он помогал ему в организации праздника «белых роз», и с удовольствием помогал, и с таким упоением рассказывал, как и что делалось. Поскольку Лев знает весь город и весь город знает его, он обзвонил знакомых грузин, продающих цветы, попросил самые лучшие белые розы и обещал щедро заплатить за них. Но те, узнав, для чего нужны цветы, услыхав имя Пиросмани, заявили, что цветы будут бесплатными, и не из Европы, где розы не пахнут розами, а из самой Грузии, самые ароматные розы. Тем более, что грузинская диаспора знала семью Розы, а Глеба и его клинику знали понаслышке. Именно Лев заразил всех этой авантюрой, и она удалась. И зрителей было значительно больше, просто я не всех заметила. Они тактично держались на расстоянии, а также оберегали цветы и магнитофон от лихих людей.
Только Роза, как оказалось, не знала, кто такой Нико Пиросмани, хотя у её отца имелся альбом с репродукциями картин художника. Ведь её интересовала только музыка. Тем не менее, она оценила поступок Глеба и его розы, очень понравилась и музыка. У Розы была цель в жизни получить образование, развить свой талант, а любовь сама собой отдвигалась на второй план. Но Глеб дождался её, сделал «маленькое чудо», как писал Александр Грин. И действительно, другая душа стала у самой Розы, она поняла, что любима и любит сама. Перевернулась душа и у Глеба, он привык делать чудеса для других людей, а тут чудо случилось для него самого.
Лев поведал, что ему стало интересно, кто же посоветовал Глебу организовать такое. Он увидел меня за одним столиком с Глебом там, у торгового центра, услыхал, как я позвала Розу с её балкона, показала, где сидел Глеб. И я ему понравилась, поэтому он меня и разыскал, просил не прогонять его, дать ему шанс понравиться мне. Мы оба одиноки, дети выросли, отделились, нам есть о чём поговорить друг с другом. И поэтому он пригласил меня в ближайшие выходные на турбазу. Вот на турбазе я не была никогда. Лев обещал песчаный берег реки, хороший сервиз, отличную кухню и рыбалку, если захочу. Я подумала и согласилась. Турбаза, пляж, готовая еда, да ещё и рыбалка в придачу. Романтика, однако. В моём возрасте трудно найти достойную пару. Этот товарищ мне определённо нравится. Схожу в магазин, прикуплю купальник, спортивный костюм для рыбалки, крем от загара, соломенную шляпу, модные кеды
Глеб рассказывал, что Лев схоронил двух жён и трёх любовниц, или наоборот. Не знаю, пройдёт ли этот номер со мной. Судя по линии жизни на моей руке, мне предстоит прожить девяносто лет, а Лев старше меня на два года, ну, это уже неважно.
РОЗА И СЕКРЕТАРЬ ПАРТКОМА
Посвящается Завьялову Станиславу Яковлевичу
Сегодня я на старой квартире должна разобрать содержимое комода. В верхних ящиках лежит старое постельное бельё, конечно, его надо выбросить. А ещё рулоны обоев, детские рисунки, тетрадки, пожелтевшие выкройки, чеки по оплате, копии договоров.
Но вот все ящики разобраны. Часть содержимого попало в мешок для мусора, остальное – в коробку для перевоза. И вот, в самом последнем ящике, на самом дне мне попалась папка с газетными вырезками. Я когда-то собирала заметки, которые произвели на меня впечатление. Я не открывала её лет двадцать. Развязываю папку, сверху лежит самая последняя, пожелтевшая заметка, уложенная в 90-е годы. Достаю её и улыбаюсь.
Это объявление о выплате 50-ти рублей за статью о партийном руководителе. Я вспомнила, что хотела написать статью о секретаре парткома комбината, где я когда-то работала в библиотеке. Он так много для меня сделал, можно сказать, повернул мою жизнь в другое русло, помог обрести счастье.
Я надолго задумалась, так много вспомнилось. И почему я тогда не написала эту статью? Дело не в деньгах. Это была бы благодарность за всё хорошее, сделанное им для меня. По-моему, он достоин того, чтобы его помнить и писать о нём. У меня целый вечер впереди, последний в этой квартире. Утром сюда приедут дочь с зятем сделать генеральную уборку. В этом году старший внук заканчивает школу, хочет поступать в железнодорожный колледж. Городская квартира пригодится, чтобы не ездить домой, за город. А на меня нахлынули воспоминания.
Итак, 1968 год, мне исполнилось двадцать лет, и меня бросил парень, точнее, вынужден был так сделать. Послали его с курсом на «картошку», там у него случился роман с однокурсницей, она заявила, что беременна от него и он должен жениться на ней. Что он и сделал, как честный человек.
Переживала я страшно. Даже стало болеть сердце. Подруга, учившаяся в мединституте, выписала мне рецепт на лекарство – микстуру Михеева, в аптеке мне выдали бутыль 0,7 литра, я выпила её всю, но микстура не помогла. С этой болью я прожила несколько лет. Тогда я училась в институте на заочном отделении. Но учёба и работа не заглушали боль от потери.
И мне пришла в голову идея – вступить в партию. Пошла в партком, изложила секретарю парткома свою просьбу. Как его звали? Волков Борис Ефимович. Он молча вынул из стола бланк заявления и подал мне. Я заполнила бланк, у меня не было сомнений, что он возьмёт моё заявление, поскольку в то время я была зам. секретаря комитета комсомола по идеологии, нам приходилось часто встречаться и общаться.
Немного о его внешности, ему тогда было лет пятьдесят, среднего роста, полноватый, одетый в мешковатый костюм непонятного цвета, пожалуй, серого, белая рубашка без галстука, приветливые серые глаза, толстый нос, и лицо, покрытое сеточкой красных сосудов, не очень приятная внешность, но что-то в нём было притягательное, человечное. В библиотеку он заходил каждый день и читал периодику. Как я поняла, у него был скоростной метод чтения, он читал очень быстро. В эти минуты можно было подойти к нему и что-нибудь спросить, и всегда он отвечал, чётко и спокойно, на любой вопрос у него находился ответ.
Как-то наша заведующая спросила его:
- Не мешают ли наши девушки вам со своими вопросами?
- Нет, наоборот, мне приятно, здесь у вас такой малинник. Такие хорошие, воспитанные девушки. А у меня дома три сына, они вечно ссорятся, дерутся, что-то ломают, бьют. Ваших девушек так и хочется всех удочерить.
Через день после подачи моего заявления Волков вызвал меня к себе, закрыл за мной дверь на ключ, усадил в мягкое кресло, и сел против.
- Роза, ты зачем написала в графе о репрессированных родственниках про своего деда?
- Борис Ефимович, просто я честно написала. Какое отношение имеет мой дед к этому заявлению? Он же умер в 1944 году, похоронка была. Меня тогда не было на свете.
- Дело в том, глупая девушка, что твоё заявление прочитал Ильин из спецотдела, статья у твоего деда тяжёлая, но уголовная, его обвинили в потраве ржи. Ильин выяснил, что твой дед – герой первой мировой войны, у него было восемь боевых наград, в том числе - георгиевский крест. И ещё, твой дед был реабилитирован в 1955 году. Ты об этом не знала?
- Я не знала об этом. Отец ничего не рассказывал об этом. Он всю жизнь переживал, у нас даже фотографий не осталось, всё забрали при аресте.
- Ильин нашёл в архиве донос на твоего деда, его написал сосед, - и он назвал фамилию и адрес.
- Я слышала об этой семье. Их дом сгорел после войны, они мыкались по соседям, потом их детей пересажали за кражи, а родители попали в дом престарелых. Люди говорили, что их Бог за что-то наказал. А кто же потравил тогда рожь?
- А неизвестно до сих пор, скорее всего, её неправильно хранили. А твой дед отсидел твой срок и умер по дороге домой. Так, короче, вот тебе чистый бланк, заполняй его снова, и учти, репрессированных родственников у тебя нет. Не надо брать на себя лишнее.
Вечером я рассказала отцу про деда, про его награды и реабилитацию. Отец удивился, в его семье тема арестованного была запретной, он даже не знал про награды, не знал и о реабилитации.
Короче, кандидатура моя прошла единогласно. Следующая инстанция – райком партии, точнее, беседа со старыми коммунистами. Почему-то все боятся их, некоторые не проходят дальше этих стариков.
Итак, сижу я во коридоре райкома, жду вызова. А рядом со мной мой сосед, начальник цеха какого-то завода. Он очень удивился, увидев меня, ему за сорок, а мне двадцать пять. И вот я в кабинете, за столом пять пожилых, бодрых, весёлых мужчин, а во главе стола – секретарь райкома. Он представил их как первых большевиков паровозоремонтного завода, потом представил меня.
- А мой дедушка когда-то работал на вашем заводе и оглох там, - это я набралась храбрости. Я имела в виду другого деда, по матери.
- А почему он оглох, ты знаешь?
- Конечно, знаю. Раньше сварки не было, а была клёпка. А это шум и грохот. Вот и всё, что я помню по этому вопросу.
- Молодец, девушка. А как звали твоего деда?
Я назвала имя, отчество и фамилию.
- Вот это да! Кто к нам пожаловал. И как твой дед поживает? Как его здоровье?
- Живёт в деревне, держит скотину, сад, огород, пасеку. Здоровье неплохое, только все зубы выпали, и у него сейчас вставные челюсти.
- А ты ему помогаешь?
- Да, на огороде, на покосе, в саду, особенно, на пасеке, меня пчёлы не жалят.
- А что ты делаешь на пасеке, конкретно?
- Медогонку кручу и дымарём отгоняю пчёл, когда дед достаёт рамки из улья, осматривает или вставляет их в медогонку. Езжу в магазин для пчеловода, покупаю то, что попросит дед. А когда мёда много, помогаю продавать знакомым.
- Ишь ты какая! Сколько детей у него?
- Было одиннадцать, осталось пятеро. Двое погибли на войне, четверо умерли детьми.
- Роза, а твой дед рассказывал тебе о революционных годах, о гражданской войне?
- Нет, ничего, а разве он принимал участие в каких-то боевых действиях?
- Нет, не принимал, но попроси его рассказать о событиях первого июля девятнадцатого года. Может, он что-то рассказывал про этот день?
- Нет, ничего, но я расспрошу и узнаю про этот день. Кстати, все разговоры у деда о хозяйстве – огород, скотина, а потом семья – дети, внуки, кому нужна какая помощь.
- Всегда твой дед заботился о семье, о детях, ну, и о работе, работал он как зверь.
- Разве это плохо? Заботиться о семье, детях?
- А я и не сказал, что это плохо. Так, товарищи, вопросы ещё будут по этой кандидатуре? Вопросов нет. Можешь быть свободна. Мы даём тебе добро. А деду своему привет от нас всех, пожелай ему здоровья и долгих лет жизни.
Я вышла из кабинета в шоковом состоянии. Я же учила Устав, Программу, повторяла даты из истории КПСС, а меня спрашивали про моего деда. Пока не вызвали моего соседа, он поинтересовался, о чём меня спрашивали, я рассказала, он рассмеялся.
- Всё понятно. Дело в том, что паровозники – это каста. Паровозников и их родственников принимают в партию без проволочек. Отныне и тебе будет зелёная улица.
Так оно и вышло. Никто и никогда больше не донимал меня анкетой. А дедами я так возгордилась!
А в ближайший же выходной я купила гостинцы: нюхательный табак, фруктовый чай и кофе с негритянкой на коробке, и поехала в деревню пытать деда про первое июля девятнадцатого года. Я знала, что это день освобождения нашего города от колчаковцев. Моему деду тогда было семнадцать, человек он очень смирный, и невозможно представить его с винтовкой, в шинели и в будёновке.
Приехала я и почти с порога передала приветы его бывших коллег по работе. Но он послал меня в магазин, за вермутом. Ну, любил он вермут. Быстренько сбегала, но купила две бутылки, вдруг будет мало. Поставила на стол, вынула из шкафа две рюмки, дед не любит пить один. Закуска на столе уже была. Бабушка ушла к соседке.
- Ну, дедушка, рассказывай, ты же обещал.
- Я обещал, да, а ты обещай не реветь, не люблю женских слёз.
- Торжественно обещаю и клянусь не реветь.
- В тот день колчаковцы покидали наш город, они решили взорвать завод, где я только начинал работать. Рабочие решили оборонять завод, а поскольку на заводе работали мальчишки с четырнадцати лет, то мне поручили собрать их и отвести по домам. Мальчишек было человек семь. Мы вышли за ворота, и за нами они закрылись. Немного прошли и видим – на заборе со стороны вокзала появились вооружённые люди, но в них полетели камни и те с руганью полезли обратно. Мы пошли быстрее, поднялись на горку и видим – Кама горит. Полыхает дебаркадер и пароход около него, бегают и кричат люди. Горят лодки, привязанные на берегу, горит склад, огромный склад древесины, горят лабазы купцов. Посередине реки горят пароход и баржа, с них раздаются жуткие крики. На том берегу горит затон и пароходы, стоящие там на ремонте. И вдруг взрыв, страшный взрыв, это рухнул пролёт железнодорожного моста вдалеке. Мои мальчишки заплакали, и я потащил их поскорее с этого места, хорошо, что их матери вышли встречать сыновей. Я бы ещё постоял, посмотрел, но меня ждала мать, и я заторопился домой. Потом в газетах писали, что Колчак сжёг весь флот на Каме и Волге, такие зверства творились, до этого газеты писали какие зверства творят красные комиссары, но они меркнут с тем, что творили белые.
Кстати, на том вокзале колчаковцы садились в поезда и отправлялись на восток. На одном поезде ехала твоя бабушка, её тогда было пятнадцать, её сестра была замужем за полковым священником колчаковской армии. Этот священник мог бы остаться в городе с семьёй, но поехал с полком в неизвестность, да ещё со своей семьёй и двумя младшими сёстрами жены, их родители умерли, и он взял на себя заботу о них. Их состав доехал до Омска, где местная ЧК приняла решение – расстрелять всех солдат и офицеров колчаковской армии, оказавшихся в городе. Узнав об этом священник пошёл в ЧК и стал просить не расстреливать солдат его полка, там только новобранцы, они не принимали участия в боевых действиях, предлагал расстрелять его самого, но оставить в живых его полк. Так его расстреляли первым, а потом и солдат. Один солдат выжил, разыскал семью священника, рассказал обо всём, что видел, посоветовал уезжать из города, точнее, они вместе сели на поезд и вернулись в наш город. Этот факт из нашей семейной истории долгое время скрывался, так как дочь священника впоследствии вышла замуж за командира Красной Армии, её дети тоже связали свою судьбу с армией, как и дети этих детей.
Кстати, про одного из потомков священника, как я поняла, это мой троюродный брат, о нём была статья в газете «Красная звезда», хорошая статья, читая эту статью, я вспоминала его предка, короче, такая же забота о солдатах. Очень жаль, что не сохранилась в моём архиве вырезка из газеты.
Рассказ деда был страшен, конечно, я не всё запомнила. Под его голос я выпила целый стакан вермута, а он всё остальное, но, удивительно, он был трезв. Эх, надо было купить три бутылки вермута, уж очень тяжело деду вспоминать события того лета. Однако, дед встал и пошёл спать, а меня потянуло на слёзы. Я ушла в чулан и там вволю проплакалась. Своё обещание я не сдержала, но дед об этом не узнал.
В партию меня приняли, но как это было, увы и ах, не помню.
А спустя два года объявился мой «бывший жених», стал жаловаться на жизнь, на жену, сейчас уже и не помню, о чём он говорил. Наши чувства вспыхнули вновь. Он собирался разводиться. Но постепенно я поняла, что мне с ним скучно. Я стала старше, умнее. А он как был брюзгой, так и остался, как ругал всё и всех, так ругает и сейчас, он не умел принимать подарки, точнее, принимал, но с ехидной усмешкой, а сам никогда и ничего мне не подарил. Он слышать не хотел о моих партийных делах. Откровенно смеялся надо мной, не верил, что мне это интересно. Будь у меня семья и дети, я бы занималась ими.
В конце концов он развёлся и позвал меня замуж. Но я отказалась, когда поняла, что не смогу принять его, как мужчину, близость у нас не получалась по моей вине, он был мне противен, и я не понимала, почему. Вскоре он женился, родил ещё двух сыновей. И опять у него не сложилась семейная жизнь. Опять появился на моём горизонте. Он ничего от меня не требовал, просто просил не прогонять его, и выслушивать жалобы на всё подряд. Так, что на других мужчин у меня не было ни времени, ни сил.
И вот наступил 1977год, поворотный, знаменательный год в моей жизни. По весне я с подружками, Кларой и Галей, решила съездить в Болгарию. Тогда в нашей стране были только две туристические организации, через которые можно было выехать за рубеж – это «Интурист» и «Спутник». Мы ехали по «Спутнику». Во-первых, это дешевле, во-вторых, «Спутник» вывозит за рубеж только молодёжь до 28 лет включительно.
Это сейчас выехать за границу легко, были бы деньги и желание. А тогда, прежде всего надо было пройти медкомиссию, сдать анализы: мочу, кал, кровь, ну, это несложно. Каких врачей я проходила, уже и не помню. Запомнила только гинеколога, запомнила на всю оставшуюся жизнь, с той поры визит к этому врачу для меня пытка и стресс. Хотя моя история началась именно с визита к гинекологу.
Поскольку у нас на комбинате был свой врач, я решила не ходить в женскую консультацию, а пройти комиссию на работе. Осмотры женщин проходят ежегодно. Эта врач помнила всех женщин на комбинате. Меня она никогда не осматривала в гинекологическом кресле, спрашивала только: «Ты не замужем? Ты ещё девушка? Жалоб нет? Всё, иди». Но в этот злополучный день она решила осмотреть меня в кресле.
С трудом я взгромоздилась на него. Непривычная поза оказалась болезненной, она тяготила и смущала. Как проходил осмотр, рассказывать нельзя – неэтично. Могу сказать только, что врач обошлась со мной довольно грубо и сделала очень больно. И хотя я кричала: «Ой, больно, не могу, отпустите!», она не отпускала меня и говорила: «А как ты замуж будешь выходить? Тоже будешь так кричать? Соседи же соберутся на твои вопли. И муж от тебя сбежит. И запомни, такая нервная особа никому не нужна. Кстати, я основательно осмотрела тебя потому, что заподозрила фибромиому – живот выпирает, это доброкачественная опухоль, ничего страшного». Кончился мой визит тем, что мою справку на выезд она подписала, и дала направление в психоневрологический диспансер, диагноз уже не помню. И вдогонку сказала, что мне надо серьёзно лечиться, иначе никогда не выйду замуж.
Расстроенная, я вышла из кабинета, и пошла в туалет, чтобы умыться и проплакаться. Однако долго не могла успокоиться. А в том туалете висел шкафчик с ключами от помещений первого этажа, он закрывался на завертушку. Там должен быть ключ от «чёрной лестницы». Мне это известно, потому, что мы относили туда списанные и порванные книги, газеты и журналы. Поскольку после осмотра я не могла нормально идти, я шла как моряк по палубе, коленки не сходились вместе, болели тазобедренные суставы. Мне очень не хотелось, чтобы кто-нибудь видел меня в таком состоянии.
Кое-как доковыляла до «чёрной лестницы», открыла дверь, зашла, выбрала мешок с макулатурой почище и села. Мешок был мягкий, упругий, я расслабилась и задремала, как мне показалось, на пару минут. Но прошло два часа. Я проснулась, отряхнулась, закрыла дверь, ключ повесила на место, и пошла на рабочее место, не подозревая, какая криминальная драма разыгралась за время моего отсутствия. Когда я поднималась по лестнице, меня догнал Ильин из спецотдела.
- Роза, ты, где была? Мы тебя ищем по всему комбинату. Ну-ка идём в партком.
Когда мы зашли в партком, Волков вскочил и подбежал ко мне.
- Роза, ты живая? Где была? Почему ты такая странная?
Ильин тем временем снимал с моей спины какие- то былинки.
- Я была на приёме у гинеколога, она меня намучила, обидела. Я не могла нормально ходить, пошла на «чёрную лестницу» пореветь и успокоиться, да и задремала на два часа.
- Роза, я понял всё, но тебя потеряли коллеги, они забеспокоились, сбегали в столовую, стол заказов, позвонили во все отделы, даже в цеха звонили. Два часа тебя искали, на улицу сбегали под наши окна, твои коллеги позвонили в комитет комсомола, и ваш вожак бросился тебя искать.
Зазвонил телефон, Волков снял трубку.
- Она нашлась, она у меня, я с ней беседую, передайте всем, чтобы её не искали… Да, живая и здоровая.
- Я была у врача, мне было больно, очень больно, она меня унижала и дала направление в психодиспансер, - у меня потекли слёзы. Я достала платок и направление, отдала его Волкову. Он прочитал, скрипнул зубами, потом отдал бумагу Ильину, а тот стукнул кулаком по столу.
- Завтра же этой врачихи на комбинате не будет, - пообещал Волков.
- У тебя, кажется, племянник гинеколог, вот и пригласи его к нам на работу.
- Вообще-то он хирург, но я поговорю с ним, может, и согласится. Роза, объясни мне, почему тебе было больно. Я ничего не понимаю.
- Роза, ты ещё девушка? – догадался Ильин.
- Да, - горько ответила я сквозь слёзы.
- Волков, слушай, у нас с тобой девственниц не было, нам не понять её страданий.
Я сделала вид, что не слышала этих слов.
- Так, Роза, слушай меня внимательно, - заговорил Волков, - Прежде всего забудь то, что сегодня было. Забудь врачиху эту, вычеркни её из своей памяти. Забыла? Вычеркнула?
- Да.
- Вот и молодец. Слушай дальше. Ты едешь в Болгарию, вот и поезжай. Но обязательно постарайся там расстаться со своей девственностью. Ты меня поняла?
- Да.
- Обязательно там и только там. Дай слово.
- Даю.
- Обещаешь?
- Обещаю и торжественно клянусь.
И я успокоилась, Волков умел заговаривать зубы. Знала я ещё и вот что. У него то ли дар предвидения, то ли сильная интуиция, но всегда случалось то, что он скажет, или просто предположит.
- Слушай меня дальше. Если тебе понравится мужчина и ты ему, не теряйся и тащи его в койку, не стесняясь. Запомни, там не будет ни парткома, ни профкома, ни комитета комсомола. И попробуй только меня ослушаться. Учти, там, за границей, на отдыхе, всё проще. Сиди ещё, угощу тебя вот чем.
Он достал из ящика стола бутылку коньяка, стопку и пачку вафель. За пачкой лежала коробочка с надписью: инсулин, да, у него диабет. Налил почти полную стопку, подвинул её ко мне, приказал выпить, потом придвинул вафли. Коньяк мне уже приходилось пить, он не понравился. Поглядела я на эту стопочку, а, была не была, надо развеяться, залить эту обиду и боль алкоголем. Выпила я коньяк и съела все вафли.
- Роза, если страшно будет в первый раз, выпей вина, оно тебе поможет, - советовал Волков, убирая бутылку и стопку в стол. – А если мужчина очень понравится, позови его замуж.
- Да, обязательно позови. Нам, мужикам, это нравится, когда всё чётко и понятно, или на одну ночь, на неделю или на всю жизнь, - поучал Ильин. – Я уверен, что тебя оценят по достоинству.
- А как я сегодня работать буду? – заплетающимся языком спросила я .
- Ты сегодня работать не будешь. Сейчас я вызову машину и отправлю тебя домой. Ильин, сходи, пожалуйста, в библиотеку, предупреди заведующую и забери Розины вещи.
Пока Ильин ходил, Волков рассказывал мне, что они с Ильиным когда-то работали следователями по особо важным делам, и у них не было нераскрытых дел. Но вот сегодня случился такой обидный прокол. Никто из них не вспомнил про «чёрную лестницу», хотя знали, что она есть. Ильин же заходил в тот туалет, звал тебя, видел шкафчик с ключами, но не догадался открыть его. Даже если бы и открыл, чтобы это ему дало? Ключи-то не подписаны. Уборщицы и так знали все ключи «в лицо». А какие версии они придумали! А тогда, в кресле, мне было и больно, и страшно, и унизительно. Хотя, может, это врач виновата, может, это её неумение и нежелание работать с такими, как я. И что, сразу меня в психодиспансер, да ещё и с готовым диагнозом?
Пришёл Ильин с моей сумкой и плащом, проводил до машины, и меня, как королеву, довезли до самого подъезда.
И вот я еду в поезде, точнее, едем, я, Клара и Галя. С остальным народом мы познакомились ещё на собеседовании в горкоме комсомола, с нами проводили инструктаж, о том, как себя вести за границей. В наше время это звучит дико, но в те годы казалось нормальным. Во времена «железного занавеса» мало кто ездил за рубеж, и, конечно, никому не хотелось выглядеть невоспитанным невежей, или сказать нечаянно что-то не то о своей стране.
Наша группа состояла из двадцати двух человек, а мужчин только трое. Как я поняла, они не были раньше знакомы, подружились в поезде. Они почему-то называли себя по своим армейским специальностям: Артиллерист, Десантник и Понтонёр. Им бы в КВН-е выступать, и, конечно, один из них мне понравился – Десантник. Хотя самый красивый из них – Понтонёр, но, по-моему, он Дон-Жуан. Артиллериста я уже не помню. Десантник чем-то похож на моего отца. Среднего роста, широкоплечий, крупная голова, не худой и не толстый, с крепкими ногами в облегающих джинсах. Серые глаза, непонятного цвета волосы, по-моему, именно такие называют пепельными, светлая, явно неподдающаяся загару, кожа. Полная противоположность мне – я же смуглая кареглазая шатенка, и легко загораю даже в тени. Лицо у него несколько простоватое, лицо не героя-любовника, у ног таких людей женщины не падают штабелями. Но зато такие люди надёжные, на них можно положиться в любой ситуации – не подведут. В Софии мы все приоделись, особенно наши мужчины. Они купили светлые шорты, белые футболки, модные сабо и белые носки, а также модные тёмные очки. И я влюбилась, в Десантника, в его красивые ноги в шортах, торс без капли жира под белой футболкой, развёрнутые плечи, в его особенную осанку. А его голова на крепкой шее, это что-то необыкновенное, для меня, конечно.
Наша путёвка предполагала отдых в международном молодёжном лагере. Когда мы туда приехали, нас поселили в белых домиках – бунгало. Это сооружение из трёх панельных стен и панельной же крыши, четвёртая стена – стеклянные окна и дверь. В бунгало стояли четыре кровати на панцирной сетке, четыре стула, стол с графином и стаканами, и раковина с холодной водой. Туалет и душ – на улице. Мы были молоды, и такие спартанские условия никого не смущали. Одно плохо – обычно я ношу распущенные волосы, но здесь, в местном душе не удавалось промывать их, а купаться в море надо было в шапочке, то волосы приходилось закручивать в жгут и завязывать узлом на макушке. А я девушка водоплавающая, моя стихия – вода, не люблю подолгу лежать на песке, малость обсохла, погрелась на горячем песочке и снова в воду. Однажды я задумалась и заплыла далеко, качаясь на крутых волнах, а за мной поехала лодка спасателей. Мне сказали, что волны высокие и опасные.
- Вы не видели волны на Камском море, - парировала я. Надо же сказать какую-то гадость.
- Нет такого моря, не ври, - ответили мне, затащили в лодку и повезли на берег. Гады. Змеи. Не дали покачаться на волнах. На Каме такие же волны бывают, но никто не тащит тебя из воды.
Неделю мы прожили в этом замечательном лагере. Если прилично знаешь хоть один европейский язык, будет прекрасная возможность пообщаться. Распорядок дня таков: с утра на пляж, после обеда опять пляж, если переносишь жару, вечером основная масса народа идёт в Дом культуры на дискотеку. Кто-то танцует, остальные смотрят.
Я несколько лет занималась бальными танцами. Перестала, когда у нас появился новый преподаватель и стал требовать, чтобы мы умели садиться на шпагат, у всех получалось, а у меня никак, очевидно, надо было раньше садиться на шпагат, в самом детстве, ну, я и перестала ходить в танцевальную студию. Мой партнёр одиноким не остался. Он привёл свою соседку по дому.
А когда собирала чемодан в дорогу, подруги убедили взять хоть одно бальное платье. У меня их скопилась небольшая коллекция. Мой рост ровно полтора метра, и нога 34 размера. А мои коллеги продолжали расти, и отдавали мне свои платья, или продавали, а также и обувь. Я послушала их и уложила самое простое и наименее объёмное. Очень красивое – красное корсетное платье с открытыми плечами и чёрной нижней юбкой чуть ниже платья. Я надеваю его с чёрными колготками и босоножками «под золото», и смотрюсь просто классно. В Москве мне попалась сингапурская бижутерия: серьги, колье, браслеты. Они лёгкие, недорогие, цветом «под золото». Они очень подошли к босоножкам. Я предвкушала фурор и получила его.
Путёвка наша была автобусная, мы ехали автобусом от Кишинёва через всю Румынию, Болгарию, в Болгарии - отдых в молодёжном лагере, потом едем обратно, но уже другим путём. Ещё в автобусе эта троица, Артиллерист, Десантник и Понтонёр решили познакомиться в лагере с немками. Они все в школе учили немецкий, и кое-что у них в памяти осталось. А я думала, как бы понравиться Десантнику, познакомиться с ним поближе, но они постоянно были втроём. Я ходила кругами вокруг них, пытаясь если не заговорить, то хотя бы обратить на себя внимание. Бесполезно.
Действительно, по приезде в лагерь эти парни пошли искать немок, и, видимо, нашли их. Я видела ребят только в столовой. К сожалению, не видела их на пляже, не удалось показать своё загорелое тело, да ещё и красивое, впрочем, пляж там длинный. А в Доме культуры мне удалось найти партнёра по танцам. Точнее, он меня нашёл. Это был чудный гибкий паренёк в белом джинсовом костюме. По-моему, он лет на десять моложе меня. Однако, именно он обратил на меня внимание, улыбнулся, пожал мою руку, и мы стали танцевать вместе. Что народ танцевал в то время? Трудно сказать, мода менялась постоянно, с приездом новых групп.
Я пыталась заговорить со своим партнёром, но бесполезно. В школе я изучала английский, в институте факультативно – испанский. Я переписывалась с немцем, и писала ему по-немецки, изучала язык самостоятельно. Подруга учила французский, и я знала десяток фраз на этом языке. Ни на одном из этих языков я не смогла с ним поговорить. Поняла только его имя – Хосе. И ещё одно слово он сказал: «Португэл». То ли это его страна Португалия, то ли язык, на котором он говорит – португальский. Меня он называл Росарио, почему Росарио, может, это уменьшительное от Розы, значит, Розочка, нет, Росарио звучит лучше. Но это неважно, главное, нам хорошо танцевать вдвоём, точнее, друг против друга. А танец у нас получался один – самба, но не та самба, какую учили в студии, а самба яркая, гибкая, подвижная, будто тело у тебя резиновое и без костей.
В первый же вечер Хосе указал на свой белый джинсовый костюм, потом на моё скромное шёлковое платьице, и покачал головой. Я поняла его мысль, сбегала в бунгало и переоделась в красное платье, надела босоножки «под золото» и сингапурскую бижутерию. Колготки в Болгарии я не носила – было жарко. Хосе заулыбался, поцеловал мне обе руки, и мы окунулись в танец. Хосе кроме самбы бесподобно танцевал танго, но какое это танго! Видимо, в его стране культ танго. Надо видеть, как гордо он держит голову, какие у него руки, какие ноги, как легко, как приятно танцевать с ним. Такой партнёр попадает раз в жизни, и я каждый день благодарила судьбу за такой подарок. Кстати, он и меня переучивал, просто заставлял танцевать танго по-другому: повыше поднимать голову, разворачивать плечи, локти, ноги должны принимать другую позу. Его советы я понимала, не зная языка, просто мы оба любили танцевать.
Хосе не позволял никому «отбить» меня у него. В первый же день, когда я вышла из Дома культуры, какой-то тип больно схватил меня за руку и попытался увести за собой. Я дико закричала, а из темноты выскочил Хосе, два раза ударил хулигана, по шее и в живот, тот отпустил меня и убежал. Хосе взял меня под руку и проводил до бунгало, помахал и ушёл. Потом он каждый день провожал меня до крылечка, махал рукой и уходил. Танцы – это всего лишь танцы, и ничего большего, ничего личного, как сейчас говорят.
А что же Десантник и компания? Парни появились на дискотеке лишь в предпоследний вечер нашего пребывания в лагере, но в качестве зрителей, и с девушками, очевидно, немками. Но почему они не танцуют? Ну, это их дело. А я же старалась изо всех сил. Смотри, какая я весёлая и жизнерадостная, как хорошо я танцую. Но, кажется, никакой реакции с его стороны. Всё его внимание приковано к девушке, сидящей рядом, может, к немке. Но недолго, уже через полчаса он стал поглядывать в нашу сторону. Ага, немка что-то говорит ему, а он не слушает и смотрит на нас. Особенно последний танец привлёк его внимание, это было танго, и я даже заулыбалась под этим взглядом и постаралась поворачиваться в его сторону. Танцевальный вечер закончен, все стали расходиться. Хосе взял меня под руку и пошёл провожать.
А на следующий день, когда мы шли с пляжа, увидели Хосе с большой сумкой, он со своей группой шёл в сторону выхода. Я поняла – они уезжают, окликнула его, он отдал свою сумку товарищу, подбежал ко мне, пожал руку, потом поцеловал её. Его товарищи остановились, заулыбались, помахали мне и пошли.
Вечером я не пошла в Дом Культуры, девчонки звали с собой, но у меня не было настроения куда-то идти. Я немного прошлась по лагерю, осмотрела его достопримечательности. Под стать моему настроению стала портиться погода. Небо заволокло тучами, стало прохладно. Села на лавочку с видом на море и загрустила.
И вдруг неподалёку появился Десантник, причём один, без друзей и немок. Он улыбнулся мне, подошёл и сел рядом.
- Ну, что, Роза, скучаешь по своему партнёру? Сочувствую тебе. Вы так красиво танцевали, по-моему, лучше всех.
- Да, ты прав. Очень жаль, что пришлось расстаться. Редко попадается партнёр, с кем приятно танцевать.
- Роза, кажется, дождь начинается. Можно тебя проводить?
- Пошли, вон какие тучи собираются. Наверно, будет дождь.
Надо сказать, что от бунгало положен только один ключ, и обычно он был у меня. После дискотеки я сразу шла спать, поскольку уставала из-за не очень здорового сердца. Мои подруги приходили позже, стучались в дверь, и я их пускала. По их словам, они гуляли по берегу моря, с кем-то или одни, не уточняли.
Так получилось, что и в тот последний вечер они собрались гулять всю ночь. Звали меня, но я отказалась. Я открыла дверь, и Десантник зашёл за мной, даже не спросив, можно ли зайти. Уже хорошо.
- Роза, а пить что-то есть?
- Да, на столе компот, мы его разводим водой из графина, он слишком сладкий. Тебе налить?
- Конечно, только побольше воды, поменьше компота, а лучше совсем без него.
Он залпом выпил из поданного стакана, будто сутки ничего не пил.
- Роза, а где ты научилась так танцевать?
- В студии бальных танцев, я там занималась лет пять. Звёзд с неба не хватала, на конкурсы не попадала, не выгоняют и ладно. А с другой стороны, фигура всегда в норме, и не нужны диеты. Да, и люблю я танцевать. А ты?
- Мне нравится смотреть, а танцевать у меня не получалось никогда. А твои соседки где?
- Гуляют по берегу моря. Обычно они приходят под утро.
- Но сегодня же последний день нашего проживания в лагере.
- А мы уже всё уложили, только зубную щётку с пастой бросить в сумку и прочую мелочь.
- Роза, а можно мне остаться с тобой до утра?
Я онемела от его смелости. А как же немки? Видимо, неудача с немками. Это хорошо, всё складывается удачно в мою пользу.
- Конечно, можно, о чём речь, - беспечно ответила я, будто для меня это обычное дало.
- Роза, вас ведь тут проживают трое?
- Да.
- Значит, одна кровать пустует?
- Да.
- А давай сдвинем её с твоей. Кровати здесь узкие, мне одному тесно.
- Конечно, давай сдвинем.
Двигал-то он один, а я только чуть-чуть помогала. Пока двигали кровать, обменялись мнениями о поездке. Нам всё понравилось, даже с погодой повезло. Кормили недурно, главное, сытно. А мы, оказывается, неплохо ладим, будто давно знакомы. Нам хорошо вместе и мне не хочется, чтобы он уходил.
- Роза, я должен признаться, что у меня ещё не было женщины. Ты понимаешь? Я рассчитываю на тебя.
- А у меня не было мужчины. И на кого рассчитывать мне?
- Почему тогда ты разрешила мне остаться?
- А ты подумай.
- Я тебе нравлюсь?
- Да. И мне уже двадцать восемь лет.
- Неважно сколько тебе лет, главное, я тебе нравлюсь, и ты мне тоже. Кстати, что за бутылка стоит в том углу?
Я повернула голову за его взглядом. Действительно, бутылка с вином. Да, мы её купили в Софии, пили в день приезда, не допили и забыли про неё. Я встала и принесла бутылку, поставила на стол, разлила по стаканам.
- За нас, - произнесла я тост.
- За нас.
Я не помню какое вино мы пили, но оно оказалось очень коварным. Пьётся как вода, но после отключаются мозги и тянет на подвиги. Вина было немного, меньше половины бутылки. Мой гость только пригубил из своего стакана.
- У меня от такого вина бывает изжога и болит голова, - мрачно поведал он, - у меня гастрит и панкреатит.
- А у меня изжоги не бывает и головной боли тоже, - я перелили его вино в свой стакан и выпила всё. – У моей мамы тоже гастрит и панкреатит, и я знаю, что это не смертельно. Неприятно пахнет порошок панкреатин, который мама принимает постоянно.
Тут я хватилась, что не задёрнуты шторы, встала и на ватных ногах двинулась их закрывать. Мой путь получился слегка кривым, и шторы не сразу поддались, но я справилась с поставленной задачей.
Когда я повернулась от окна, Десантник сидел на кровати, он уже снял футболку и разулся.
- Раздевайся и иди сюда, - скомандовал он.
Что я и сделала. Мне уже приходилось раздеваться при мужчине, и видеть его без одежды. Спокойно, медленно, как стриптизёрша, сняла с себя всё и танцующей походкой подошла к нему. Прежде всего заглянула в его глаза, в них не было похоти, как в глазах «моего бывшего», это был восторг, восхищение. И мне ужасно захотелось прикоснуться к нему, приласкать, соблазнить.
- Роза, какая ты красивая, загорелая. Как бронзовая статуэтка в белом купальнике. Жаль, я не художник и не скульптор.
- Это хорошо, что ты не художник и не скульптор. Моя красота только для тебя.
- Распусти, пожалуйста, волосы, раньше ты их распускала и было красиво.
Я вынула шпильки, тряхнула головой, волосы рассыпались ниже лопаток, постаралась забыть, что волосы не слишком чистые и неважно выглядят. Главное, он обратил на меня внимание ещё по дороге вперёд, именно тогда они выглядели отлично, и запомнил, какие они красивые.
Я погладила его по лицу, по шее, по плечам, и он блаженно закрыл глаза. Тогда я притянула его к себе, провела кончиками пальцев по рукам, подняла их и положила себе на талию, но положил их мне на грудь, и я испытала сильнейшее наслаждение, за которое можно, пожалуй, душу отдать. Всё, этот мужчина мой, никому его не отдам.
В эту ночь я поняла, почему мой «бывший» не сумел добиться от меня близости. Мне не хватало самой малости – ласки и красивых слов. От Романа я получила всё это сполна. Оказалось, я тоже могу быть нежной и ласковой и красиво говорить. Так, свою программу я выполнила, точнее, программу-минимум. Но Волков советовал позвать партнёра замуж. Но как это сделать? Я заметила, что ему очень нравится, когда я провожу по его лицу пальцами, очень легко и нежно. Попробуем ещё раз. Ага, действует, его глаза закрылись, а губы целуют мои пальцы.
- А давай поженимся, - набралась я смелости.
- А давай, я согласен, - по-моему, он даже обрадовался.
Я обрадовалась, крепко его обняла, но вдруг сообразила, что не знаю его имени.
- Кстати, как тебя зовут? Я же не знаю.
- Рома, - растерянно протянул он голосом мультяшного героя. – Точнее, Роман. Вот это да, мы с тобой переспали, решили пожениться, и ты вдруг спрашиваешь моё имя. Я полагал, что подобное бывает только у хиппи.
- А ты забыл, что все и всегда называли тебя только Десантником, если бы хоть раз я услыхала твоё имя, то обязательно запомнила, поскольку склерозом ещё не страдаю.
- Просто ты мало со мной общалась.
- Точнее, не общалась совсем, не помню, чтобы мы перекинулись хоть словом. К тому же вы всегда втроём, к вам и не подступиться. Как зовут твоих друзей?
- Гена и Паша. Роза, извини, но я хочу спать и мне очень больно. – Роман повернулся на бок, взял мои руки, прижал к своей груди и заснул. Спал тихо, не храпел, не сопел. И хотя мне было неудобно лежать с вытянутыми руками, я не шевелилась.
«Стоп, Роман, тебе было больно, а мне-то нет. Я ведь даже не вспомнила про боль, и чего спрашивается боялась столько лет? А может, правильно боялась, сберегла себя для себя, избежала разочарования или незапланированной беременности. Спасибо, тебе, Ромочка, что ты не испугался и не сбежал, а проявил себя настоящим мужчиной», - последнее, что я подумала и уснула сама.
Проснулась от стука в дверь. Ага, соседки пришли, встала, открыла им. Они посмотрели на меня, на Романа, улыбнулись и легли спать. Спустя какое-то время - снова стук в дверь. Отодвинула штору, выглянула, а там Гена и Паша. Я надела платье и открыла им.
- Роман здесь?
- Да.
- Вот его сумка, мы уложили все его вещи. А нам надо сдавать ключ от бунгало.
Подозрительно глянули на меня и ушли. Подруги крепко спали. Сначала я разбудила Романа, он легко проснулся, умылся над раковиной, утащил кровать на место, быстро и ловко заправил её, взял свою сумку, мой чемодан, вышел из бунгало и сел на лавочку. Я заправила свою постель, разбудила подружек, умылась, взяла сумочку, вышла и села рядом с Романом.
- Роза, ты не передумала насчёт женитьбы?
- Нет, а ты?
- И я нет. Давай скажем народу.
- Скажем, но только в автобусе. Пошли, пусть эти сони сами сдают ключ от бунгало.
Мы позавтракали и пошли в свой автобус. Обычно мы с подружками садились на передние места, но в то утро Роман увёл меня в самый конец автобуса, где был диван во всю его ширину. Когда все собрались и немного утихли, Роман встал и объявил:
- А мы с Розой решили пожениться.
Сначала было недоумённое молчание. Потом посыпались вопросы.
- Правда? Кроме шуток. Вы серьёзно?
- Вполне серьёзно, - ответила я.
Все загалдели, кинулись нас поздравлять, но пришёл водитель, сел за руль, и мы поехали в сторону Варны. Роман сказал, что не выспался и хотел бы немного вздремнуть. Я сидела, а он снял обувь, лёг на диван голову положил на мои колени и уснул. Я тоже немного подремала, но, когда подъехали к Несебру, сон пропал, а потом были Золотые пески, Солнечный берег. Здесь хорошо отдыхать с детьми – замечательный песок, практически нет ветра, мелкое и спокойное море у берега.
Мы все ждали Варну, точнее, отеля с душем с горячей водой, чтобы нормально помыться, особенно промыть волосы. Мы неделю валялись в песке, купаться приходилось в резиновых шапочках, голова потела в них. Все мечтали нормально выспаться, всю неделю проживания в лагере народ практически не спал по ночам. Международный молодёжный лагерь стоит того, чтобы общаться и днём, и ночью. Нормально спала ночью только одна я, да и то потому, что у меня проблемы с сердцем.
А утром снова в дорогу, к болгарско-румынской границе. Перед границей надо было выйти из автобуса для его проверки. Мы с Романом уже не расставались, и пошли вместе в какой-то магазинчик, просто от нечего делать, деньги-то уже потрачены. На витринах ничего особенного не было. И вдруг моё внимание привлекла большая яркая коробка с надписью на немецком языке «Сладости для диабетиков». Я вспомнила, что Волков – диабетик, вот бы ему купить эту коробку в благодарность за его мудрые советы. У меня оставалось немного болгарских денег, на память. Спросила цену, ага, хватило. С радостью я взяла в руки эту красивую тяжёлую коробку.
- А у нас ещё есть вино для диабетиков «Роза» на лепестках роз. Цена – два лева, - сказал продавец. И мне захотелось купить это вино для Волкова. Но у меня осталась только одна стотинка, одна сотая лева. Надо попросить у Романа, но я не привыкла просить у кого-то деньги, такой у меня принцип. Но красивая бутылка манила к себе, и я решилась.
- Роман, у тебя какие-то деньги остались?
- Да, а что ты хочешь купить?
- Вино «Роза» для нашего секретаря парткома.
Роман задумался, глядя на меня.
- Есть, конечно. Я оставил немного для братьев. Наверно, хороший человек ваш секретарь парткома, если ты берёшь ему вино.
- Да, он очень мне помог. Я тебе потом расскажу.
Он достал бумажник, вынул деньги и попросил две бутылки вина »Роза». Очень красивые фигурные бутылки, на этикетке из фольги розовый цветок. Цвет вина просто изумительный – светло-розовый, и само вино прозрачное.
- Ты забыла, что твоё имя Роза, одну бутылку отдашь в партком, а другую мы с тобой выпьем, когда вернёмся домой.
А уже на румынской границе произошло вот что: мне очень понравились розы, растущие на КПП, необыкновенного оттенка, скорее всего, персикового. Они пахли так, что кружилась голова. Я долго стояла около них, любовалась ими и вдыхала аромат. А когда сели в автобус, Роман вынул из-под футболки такую же розу и отдал мне. У меня была бутылка с водой, половину я отпила и поставила в неё свой цветок.
А потом была Констанца. Там мы с девчонками отличились так, что вспомнить стыдно. На ужин подали бутылку вина, названия я не помню. За столом нас было семь девушек, вино мы не допили, нам показалось, что мы сильно опьянели. Поднялись все семеро в наш номер, развеселились и стали петь песни: эстрадные, народные, русские, украинские, белорусские. А окна же открыты, всё слышно на улице, но нам было море по колено. Мы даже не боялись, что в номер могут постучать и потребовать прекратить шум. Как все потом признались, что никогда у них не было такого красивого голоса, никогда не пелось с таким воодушевлением. Наш концерт длился около часа. А когда мы замолчали, снаружи отеля раздались аплодисменты. Мы бросились к окну и видим: на балконах стоят люди, смотрят на нас и аплодируют, да ещё машут руками. Мы в ответ махали им, посылали воздушные поцелуи, улыбались. Четверо ушли в свой номер, а наша троица осталась и завалилась спать.
Удивительно, но на следующий день ни у кого не болели головы, но над нашим концертом посмеялась вся группа, удивилась, что никто не вызвал полицию, значит, что мы хорошо пели. Мы с Романом опять ехали на самом заднем сиденье, только я спала лёжа, а он сидел и дремал до самой российской границы.
А потом Кишинёв, пересадка на поезд, и долгие разговоры под стук колёс. Я рассказала Роману про Волкова, но немного, не смогла рассказать про врача. Этот эпизод уже немного стёрся из моей памяти, будто его и не было. Я спросила его, почему Гена и Паша принесли его сумку именно к нашему бунгало. Роман смутился, спросил, не буду ли я сердиться на него. Я обещала не сердиться. Оказывается, он поспорил с друзьями, что проведёт эту ночь в моём бунгало. Парни знали, где бывают мои соседки и что они приходят под утро. Они видели отъезд моего партнёра по танцам, видели, что я не пошла на дискотеку.
А ещё Роман рассказал о своих впечатлениях, когда он увидел, как я танцую с Хосе. Ему не приходилось видеть вживую бальные танцы, его поразило моё платье, открывавшее плечи и руки, короткое, выше колена сантиметров на двадцать, чёрная нижняя юбка, чуть длиннее платья. Он никогда не видел обувь цветом «под золото». Всё это сразило его в самое сердце. А наши танцы с Хосе поразили его воображение, ему показалось, что мы какие-то небожители, волшебники, что обычные люди не могут так красиво танцевать. Друзья заметили реакцию Романа, стали его подначивать, убеждать познакомиться со мной поближе. И он решился, когда Хосе уехал, а мои соседки ушли к морю на ночной променад, а его друзья пошли за ними следом и постарались задержать их как можно дольше. Кто-то видел, как Хосе провожал меня, но не видел, как он уходил, и сделали соответствующий вывод о моей доступности. Именно поэтому Роман и решился подойти ко мне.
Таким образом, я ему казалась сказочной принцессой, и когда я предложила пожениться, он с радостью согласился. Оказывается, Роман давно хотел семью, детей. Его родители развелись и разбежались, мальчик не ужился ни с отцом, ни с матерью, а стал жить с дедом. Роману нравилось бывать у своих семейных друзей и возиться с их детьми. С девушками ему не везло, они считали его легкомысленным, дело не доходило не то, что до женитьбы, даже до постели.
Разумеется, я не стала сердиться на Романа, а мысленно поблагодарила Гену и Пашу за тот спор, без него бы у меня не получилось затащить Романа «в койку», по выражению Волкова.
Ещё в поезде мы договорились, что я перееду к Роману. Я решила, что мне надо торопиться с переездом, пока он не передумал. Они с дедушкой живут в двухкомнатной квартире в старом «сталинском» доме на другом конце города. Мне надо будет уволиться с комбината и поискать работу поближе.
Но вот мы на нашем вокзале, нас никто не встречает, ведь мы сами не сообщали о времени приезда. Мы обменялись номерами телефонов и разъехались, но договорились, что я переезжаю завтра. Завтра будет суббота, родители дома. А сегодня у меня будет время сегодня выстирать, высушить свои вещи, и поговорить с родителями. Мой младший брат в то время на юге собирал фрукты.
Вечером пришли родители, обрадовались мне, стали расспрашивать о поездке. Я вручила им подарки, рассказала, как съездила. Ну, и огорошила их сообщением о переезде к будущему мужу. Назвала его имя, фамилию, адрес. Услыхав всё это, родители расхохотались. Просмеявшись, они поведали, что когда-то мы жили по этому адресу, только название улицы сменилось, дом тот же, но соседний подъезд. Романа, а точнее, его семью они прекрасно знают, иногда даже созваниваются, напомнили мне, что я старше его на пять лет, спросили, помню ли я его. Конечно, нет. Когда мы переезжали, мне было десять, а Роману пять.
Тогда я позвонила Роману и поделилась этой новостью. Он долго хохотал. И у него для меня тоже хорошая новость. Ещё в Кишинёве он позвонил деду, попросил сделать генеральную уборку, выбросить его старую кровать и купить новую, двухспальную, и сказал, где лежат его деньги. А такие кровати продавались только в наборе. Дед и купил такой набор цветом «под дуб», в него ещё входят две тумбочки, шкаф и трюмо. Поскольку ещё были в продаже столы «под дуб», то он купил стол и четыре мягких стула. Дед всю мебель вывез, собрал, расставил. Он боялся, что внук будет ругать его за потраченные деньги, но мебель очень понравилась, и внук похвалил деда за проявленную инициативу. Одна беда, дед постирал в машине шторы, и они разъехались, очевидно, от старости, а может, неправильно выбрал режим работы машины.
Моя мама тем временем снимала с антресолей моё «приданое», которое она собирала лет десять. Полотенца льняные, махровые, скатерти, постельное бельё. Услыхав мой смех над шторами, она подошла, взяла у меня трубку, приветливо поздоровалась с Романом, поговорила с ним. Потом попросила узнать высоту комнаты и размеры окон. Получив эти данные, она сняла с антресолей рулон гардинного шёлка бежевого цвета, куски тюля. Она быстро разрезала ткани на все три окна и посадила меня за швейную машину подшивать новые шторы.
Загрузив меня работой, она стала звонить родителям Романа, сначала матери, потом отцу. Они ещё ничего не знали и обещали побить сына за утайку информации. Они поохали, поахали, похохотали, но оба были рады, что сын решил жениться. Они хорошо помнили меня, но только с косичками. Они совсем не против, что я старше, поскольку их сын непутёвое создание, и ему противопоказана женщина такая же, как он сам.
Короче, всё сложилось как нельзя лучше. Я порадовалась, что вернусь в дом и двор своего детства, где мне было так хорошо. Я вспомнила этот вычурный дом «сталинской» постройки, просторные комнаты, высокие потолки с лепниной, паркетные полы, тихий зелёный двор с верёвками для белья, деревянными качелями, красивыми лавочками с спинками, вазонами для цветов. А ведь он мне иногда снился, этот дом с лепниной на фасаде, фигурными балконами, сводчатыми окнами. Тогда дом был зелёного цвета, интересно, как он выглядит сейчас.
Закончив со шторами, я пошла искать отца, чтобы поговорить с ним. А он сидел на кухне и смотрел футбол, сегодня важный, ответственный матч, и потому не стала его отвлекать. Это хорошо, что отец спокойно смотрит футбол, а не заводит разговор о том, не тороплюсь ли я замуж, значит, доверяет мне. Мама явно на моей стороне, по-моему, даже рада, что я нашла своего мужчину. И мы с ней сели в кухне чаёвничать и поговорить. Она стала вспоминать, как познакомилась с моим отцом. Это было в 1945 году в самый последний день. Отец демобилизовался осенью, и по приезду в город попал в госпиталь с воспалением лёгких. Кроме того, у него обнаружилась цинга, и он задержался там почти до Нового Года. Его подкормили до веса в 50 кг. А сердобольная кастелянша потихоньку дала ему свёрток со списанным постельным бельём.
Отец пришёл на завод, с которого уходил на войну. Конечно, его приняли на работу. Его станок был под чехлом, так он стоял всю войну и, наверно, ждал своего хозяина. До войны отец проживал в общежитии, а сейчас ему предоставили комнату в бараке. Я родилась в этом бараке, буквально, и прожила там до школы. И хорошо его помню. Этот барак, длиной почти с квартал, построили до войны, добротное здание, оштукатуренное и покрашенное в белый цвет. По широкому крыльцу с обоих торцов. На обоих крылечках прочные ступени, перила и лавки вдоль перил, где всегда кто-то сидел. Длинный широкий коридор, по которому я каталась на велосипеде.
В комнате тогда была металлическая синяя кровать с шарами, пара стульев, колченогий стол, в маленькой кухоньке печь до потолка, около неё кочерга, маленький столик, над ним полка с посудой и тяжелый табурет.
На празднование Нового Года отца пригласили в общежитие, где в красном уголке был накрыт длинный стол и стояла украшенная ёлка. Моя мама раскладывала на столе ложки и вилки. На ней было голубое в горох платье и белые ленты в косах. Отца поразило голубое платье и белые ленты в длинных чёрных косах. Отец всю войну был на Крайнем Севере, на Рыбачьем, там не было женщин. Как отец говорил, он не видел их пять лет. А тут такое чудо в голубом платье и с белыми лентами. И мама тоже обратила на него внимание, поскольку её ровесников почти не было. Если и были, то инвалиды или женатые. А тут парень с руками, ногами, с обоими глазами, не хромой, не косой. В военной форме, с наградами на обеих сторонах гимнастёрки. Короче, с праздника они уходили вдвоём. Мама жила в общежитии, и они пошли в комнату отца. У него на плите была жареная картошка и чайник с заваренной в нём сушёной морковкой. Это такой был чай. На столе хлеб, шмат сала и кулёчек с карамельками. И мама осталась у него. Вещей у неё практически не было. А то платье и ленты сохранились с довоенных времён и принадлежали её старшей сестре, не вернувшейся с фронта.
Когда мама увидела на кровати ветхое постельное бельё, она решила – если у них будет дочь, она соберёт ей такое приданое - всем на зависть. У неё же самой не было никакого приданого, кроме одежды и обуви. Потому-то она десять лет покупала постельное бельё, полотенца, скатерти, тюль и гардинное полотно. Удивительно, но я хорошо помню эту комнату, в которой родилась, буквально, я родилась в этой комнате, скорая не успела и отвозила нас двоих, родительскую кровать на пружинном матрасе, стулья отец часто ремонтировал, кочергу около печки, большую сковороду, коричневую в крапинку кастрюлю и синий чайник на плите. Здесь мы прожили семь лет, когда власти решили снести барак под новый цех.
Мы получили комнату в новом «сталинском» доме. Большую комнату с двумя окнами, балконом, лепниной на потолке и паркетным полом. Я очень любила эту комнату. Когда родился брат, родители получили квартиру в новостройке, так не хотелось туда переезжать. Ни лепнины, ни паркета, голый двор, без дорожек и непролазной глиной в период дождей.
Так, что родители ничуть не отговаривали меня от переезда, они-то были знакомы один день, когда стали жить вместе. А мы знакомы целых две недели.
А ещё я очень хотела спросить маму, почему они стали жить вместе в 1945 году, а я родилась в 1948, но так и не решилась, я думаю, это очень деликатный вопрос. Скорее всего причина в состоянии их здоровья. Отец тяжело болел цингой, у него опухали ноги, даже на моей памяти он ходил по дому на костылях, бинтовал свои ноги, из которых сочилась кровь с гноем. И он радовался, когда бинты стали чистыми и сухими. Мама пожалела отца, и чтобы он не мучился бинтованием ног, купила ему несколько пар белых носков, женских носков, но большого размера, тогда в моде были белые носки. Так отец сам их и стирал.
А потом стали болеть и шататься зубы, их пришлось удалить и приобрести протезы. Мама рассказывала, как она плохо питалась во время войны, однажды у неё была редька, а у её соседки по общежитию – рыбий жир, и они сделали себе «замечательный салат». Рыбий жир был вкусным – тресковым.
Моя мама вытащила из кладовки старинный большой чемодан с двумя ремнями, завёрнутый в старую простыню. В этот чемодан она уложила пошитые мной шторы, постельное белье, полотенца, скатерти. Свои же вещи я уже выстирала, высушила, выгладила и сложила в свой современный чемодан, с которым ездила в Болгарию. Две коробки с сервизами, столовым и чайным, мы уложили в большую сетку-авоську. В отдельной коробке – люстра. Когда мы решили, что собрали всё, что надо, кроме зимних вещей, сели отдохнуть, я спросила маму, оставила ли она что-то для брата.
- Мальчику – приданое? Ты не шутишь? - с удивлением спросила она.
- А вдруг ему попадётся сирота из детского дома, или из бедной семьи? – предположила я. Брата я очень люблю, всё-таки он младший, и я заботилась о нём как могла.
- Вот получим с папой премиальные за квартал, и я начну собирать приданое для твоего брата. Не переживай, дочка. Приданое будет не хуже, чем у тебя, обещаю.
Перед сном я позвонила Роману, он доложил, что он вымыл окна, прибрался на балконе, в прихожей, и даже подмёл лестницу в подъезде от входа и до двери в квартиру. Сейчас примет душ и ляжет спать на новую кровать, она такая большая, такая мягкая и удобная. И ещё кое-что сказал, лично для меня, только для меня.
Утром, только мы успели позавтракать, как приехал Роман. Ему на работе дали машину «каблучок» для перевозки вещей. Мои родители познакомились с Романом, и сразу же у них сложились хорошие отношения. Роман увидел моё приданое и испугался, но отец подхватил оба чемодана и понёс в машину. Роману дали авоську с сервизами и коробку с люстрой. Вернувшись, отец вынес из кладовки большой ковёр, а Роман пытался остановить его, сказав, что у них есть ковры. Но отец выслушал его и сказал, что лишних ковров не бывает, и понёс свою ношу в машину. Этот красивейший ковёр папа привёз из Монголии – ему его подарили, не помню за что. Ковёр необычной расцветки, в национальном стиле - голубой с жёлтыми разводами и бордовыми цветами. Толстый, мягкий, на нём так приятно просто валяться, даже просто сидеть. Удивительный ковёр, он легко чистился обыкновенным веником, и на нём не оставались следы от мебели, ворс не приминался от неё.
Когда «каблучок» уехал, мы с родителями поехали на автобусе. Двор моего детства, скорее, отрочества, конечно, изменился. Выросли деревья, не стало верёвок, появилась современная детская площадка. Сохранился столик с лавочками для доминошников, но там сидели бабушки и что-то обсуждали. А сам дом стал голубым.
Из подъезда выбежал шустрый дедушка, тепло поздоровался с нами и повёл в дом. Квартира Романа оказалась на втором этаже окнами во двор, и комната точно такая, в какой мы когда-то жили. Такой же паркет, лепнина на потолке, фигурное ограждение балкона. Мне стало так радостно и тепло. Сначала бросилась в глаза новая мебель, кровать уже была застелена, но на ней была только одна подушка и покрывало, кое-как прикрывшее кровать. На полированном столе, на ветхой вышитой салфетке, стояла ваза с яблоками.
Дедушка суетился вокруг нас, рассказал, что с внуком с утра сварили борщ, сардельки и вермишель, не хотим ли мы пообедать, мы отказались, только попросили его представиться, выяснилось, что он Семён Петрович. Тем временем подъехали родители Романа, они шумно поздоровались с нами, и взялись за дела.
И я поняла, что для моей мамы наступил её звёздный час. Она с гордым видом сняла с новенькой кровати старьё, аккуратно сложила его, отдала Роману и принялась застилать постель. Сначала появилась льняная простыня с тюльпанами, потом зелёное атласное огромное одеяло, и Ромина мама стала помогать надевать на него пододеяльник кремового цвета с вышивкой по углам. Потом появились большие подушки, и на них наделись наволочки тоже кремовые и с такой же вышивкой. Потом появилось розовое покрывало, с широкими оборками, нейлоновое, простёганное на синтепоновой подкладке. На него легли подушки, одна на другую, а сверху – накидка, розовая, как покрывало, нейлоновая на подкладке и с оборками.
Я открыла новый трёхстворчатый шкаф, провела рукой по полкам, нет ли пыли. Её не было, и я быстренько разложила то, что мы привезли по полочкам, оставив место для Роминых вещей, ровно половину.
Мама сняла со стола вазу с яблоками, аккуратно повесила ветхую салфетку на спинку стула, и застелила стол льняной пёстротканной, как было написано на ценнике, скатертью с кистями.
Мамы перешли к развешиванию штор и организовали мужчин на это мероприятие. Конечно, повесить три комплекта штор – это такая трудновыполнимая задача. Под Романом рухнула табуретка, тогда его отец принёс другую табуретку, полез было на неё, но у него закружилась голова, и он покачнулся. Пока я зелёнкой мазала Ромины царапины, полученные им при падении, а Ромина мама махала газеткой над лицом побледневшего бывшего мужа, за дело взялся Семён Петрович. Он легко взлетел на целую табуретку, моя мама подавала ему шторы, а мой отец держал табуретку, чтобы не упал Семён Петрович. Мужчины решили, что на кухне не нужен тюль, хватит и ситцевых занавесок, но мамы убеждали, что ситец уместен на даче, а в городе даже на кухне тюль очень к месту. На современной кухне же нет печи и сажи. А потом весили новую люстру, повесили быстро без потерь и травм. Коробки с сервизами поставили на нижнюю полку буфета, распечатывать не стали. Громадный монгольский ковёр унесён в кладовку, так как некуда его положить или повесить. Словом, Содом и Гоморра. Я сидела на кухне, не зная, чем заняться. Семён Петрович рассказывал о своём внуке, какой он работящий, заботливый, как он хорошо учился в строительном техникуме, служил в армии, сейчас работает на строительстве стадиона. Одно плохо – у Ромы гастрит и панкреатит, приходится готовить для него диетическую еду. Всё это я уже знала, но слушала со вниманием.
У моей мамы тоже гастрит и панкреатит, и вся еда в доме готовится с диетическим уклоном. Только иногда мы с отцом жарим себе картошечку на сале, со шкварочками, с чёрным перцем и магазинными котлетами, тогда они были вкусные. Да ещё с жигулёвским пивом, заранее купленным отцом. Раньше его продавали из бочек, и люди ходили за пивом с бидонами. Правда, пировали мы, когда мамы не было дома, а после еды проветривали кухню, а я отмывала посуду, чтобы не оставался запах.
Но вот все работы по благоустройству закончены, все стали подтягиваться на кухню, она большая и все поместились. Из кладовки появились старинные венские стулья, на удивление прочные. Семён Петрович подогрел еду, Роман разложил кухонный стол, достал посуду из буфета. Обед прошёл в тёплой, дружественной обстановке, как пишут в газетах. Мне понравились родители Романа, они спокойно общались между собой, шутили, не ссорились, непонятно, зачем они развелись. А Роман в обществе родителей выглядел очень радостным и довольным.
Роман достал бутылку вина «Роза», открыл её и разлил драгоценную жидкость по маленьким рюмочкам, пустую бутылку ополоснул и поставил её в буфет в дальний угол.
Ромин отец сделал комплимент в наш адрес:
- Ребята, а вы хорошо смотритесь рядом, хотя внешне такие разные. Рома, а почему ты не загорел? Какой бледный уехал, такой бледный и вернулся. Будто на севере побывал, а не на юге.
Я решила вступиться за него.
- Да, у него кожа такая, незагорающая, природу же не изменишь.
А мама Ромы сказала вот что:
- Поглядите, а ведь Роза выглядит моложе Ромы. Может, потому, что она тоненькая, изящная, а Рома крепкий и солидный мужчина.
Все с ней согласились, и стали расходиться по своим делам, просили звонить, если что надо, пожелали нам счастья в семейной жизни, просили заботиться о Егоре Петровиче. И первыми убежали, именно убежали, родители Ромы. Из их шёпота я услыхала фразу про билеты в кино, куда они боялись опоздать. Да у них роман! «Люди, что же вы делаете со своей судьбой и судьбами своих близких», - хотелось мне крикнуть им вслед. Как рассказывал Роман, после развода его родители создали свои семьи, родили по мальчику, а сейчас вот влюбляются, как прежде.
Мои же родители ещё долго общались с Романом, его дедушкой, осмотрели все уголки моего нового жилья. Явно, они остались довольны. Пробыв до вечера, пожелав нам счастья, не ссориться, заботиться о дедушке, и приходить в гости, ушли и они.
Роман взялся за посуду, видимо, это для него привычное занятие. Дед убрал стулья в кладовку, вернул стол в прежнее положение, и пошёл к соседке, там, по его словам, в её хозяйстве нужны его сила и смекалка. Деликатный дедушка, с таким приятно иметь дело. А мы с Романом остались одни. Мы ещё не наговорились, не наобнимались, не решили все наши проблемы. Я вытерла вымытую посуду, зашла в комнату и вижу – Роман сидит перед кроватью на стуле, поставил локти на колени, а голову обхватил ладонями. Я подошла к нему, обняла за плечи. Ясно, он решает проблему с кроватью, что с ней делать.
- Рома, я разберу постель, ты не против?
- Я не против, разбирай, только не помни покрывало. А как можно спать на вышитых подушках?
- А давай попробуем.
Поздно вечером вернулся Семён Петрович, дипломатично покашлял в прихожей, и бегом пробежал в свою комнату. Тактичный, однако, дедушка. Так началась наша семейная жизнь и длится сорок с лишком лет. К сожалению, уже нет с нами наших родителей, Семёна Петровича, мы сами не только родители, но и дедушка с бабушкой…
На следующий день после переезда я поехала на работу, написала заявление об уходе, его подписали, и я пошла в партком вручить Волкову подарки и сказать спасибо за его советы, но партком оказался закрытым. Пошла в приёмную, спросила про него и получила ответ: он в отпуске. Пришлось оставить подарки в приёмной у заведующей канцелярией, поскольку она там была одна. Эта дама серьёзно выслушала мою просьбу и обещала всё передать лично в руки. Бутылка вина её ничуть не смутила, она только полюбовалась необычной формой бутылки и цветом вина. Затем завернула её в газету и поставила в шкаф за стопку папок. Коробка тоже была завёрнута в газету и поставлена рядом. Потом шкаф был закрыт на ключ, а ключ положен в ящик стола. Я поняла – она всё передаст. Она тоже уважала Волкова, пожалуй, все его уважали, все, кто знал, никогда я не слыхала о нём плохого слов.
- А Ильин не в отпуске? - спросила я заведующей канцелярией.
- Нет, не в отпуске, сейчас он у себя в спецотделе.
Я пошла по коридору и услыхала стук клавиш его пишущей машинки «Ундервуд». Ильин обрадовался, увидев меня. Я оглянулась по сторонам – никого нет. Достала из сумки бутылку коньяка «Плиска», подала ему. А он быстренько спрятал её в ящик стола.
- Здравствуй, Роза. Рад тебя видеть, хорошо выглядишь. Ну, рассказывай, как съездила. Кстати, коньяк, наверно, дорогой.
- Нет, всего четыре лева. Вы сделали для меня так много, что эти четыре лева совсем малая плата.
Я с удовольствием рассказала ему о поездке, о знакомстве с Романом, о переезде на новое место жительства, о том, что приехала подать заявление на увольнение.
- Значит, Волков прав был по части кровати, вина и мужчины?
- Абсолютно всё сошлось: кровать, вино и мужчина. Я последовала вашему совету, и сама сделала ему предложение, правда, потом спросила, как его зовут, - и я расхохоталась.
- Роза, ну, это что новенькое, точнее, это по слухам бывает только у хиппи.
- Дело в том, что в нашей группе было трое парней и они называли себя по своим армейским специальностям, свои имена напрочь забыли, короче, я в него влюбилась, а потом он в меня, когда увидел на танцплощадке, где я и парень Хосе танцевали танго. Хосе провожал меня каждый день, только провожал и всё. Роман же подумал, что доступная девушка и напросился в гости, когда тот уехал. Я его пустила, и не растерялась, а бутылочка у нас была.
- И ты его напоила?
- Нет, всё вылакала сама, вот и осмелела, позвала его замуж, точнее, предложила пожениться, он согласился, понял, что как честный человек должен на мне жениться, но, протрезвев, я сообразила – не знаю его имени. Кстати, пить он не стал из-за больного желудка, у него гастрит и панкреатит.
- Это серьёзно, Роза, но не смертельно, научись готовить диетические блюда.
- У моей мамы тоже гастрит и панкреатит. У нас в семье вся еда диетическая. Ну, мне надо бежать, жаль, что не застала Волкова. Большое вам спасибо за то, что вы сделали для меня. Это же вы подсказали, что можно самой мужчине сделать предложение о женитьбе. Сама бы я не додумалась. Ещё раз спасибо и до свидания, может, увидимся.
- Беги, стрекоза, и всего тебе наилучшего. Спасибо за коньяк, выпью за твоё здоровье.
Когда я шла на проходную, то увидела мужчину, выходящего из кабинета гинеколога, он был одет в белый халат, а под ним просвечивала тельняшка. Так, моряк-гинеколог. В каком-то анекдоте был слесарь-гинеколог. Неужели это племянник Волкова, о котором говорил Ильин? Как мне коллеги рассказали, врач, что меня обидела, в тот дань работала последний раз, и больше её не видели. А при виде мужчины в белом халате, надетом на тельняшку, мне стало как-то не по себе, немного холодно. Может, это интуиция или предчувствие, не знаю.
Могла ли я тогда предположить, что встречу его год спустя в операционной, он сделает мне операцию кесарева сечения, поскольку ребёнок оказался крупным, а мой таз узким. Были и другие проблемы, по моей персоне даже собрался консилиум, слушала я их, слушала и спросила:
- Как лучше ребёнку?
- Кесарево, - хором ответили все члены консилиума.
- Я согласна, - сразу согласилась я. Хорошо, что не придётся рожать, и уже сегодня я стану матерью.
И все разбежались, загудели приборы, загремели инструменты, Волков попросил меня снять с себя часы, кольца и серьги, положил их в сейф и закрыл его на ключ. Я поняла его – эти вещи были из золота, дорогие, подарены на свадьбу. Они могут помешать во время операции, или, не дай Бог, пропасть.
Меня уложили на операционный стол, на ноги лёг широкий толстый ремень, правую руку подключили к прибору, к левой руке – капельницу. На лицо надели маску. Посчитала до десяти и всё. А в момент операции остановилось моё сердце, но медики как-то сумели его запустить. Никто из врачей не сказал мне об этом факте, да и в выписной справке о нём ни слова. Я узнала это от соседок по родильному отделению. Тогда кесарево сечение делали редко, и потому перед операционной собрался любопытный народ. Позже мне рассказывали, что врачи бегали туда-сюда, бледные и испуганные. Соседки и услыхали от кого –то из врачей: остановка сердца.
Я хорошо запомнила, что ложилась на операционный стол в пять часов вечера, на стене были часы, а пришла в себя в десять. Около меня был только анестезиолог.
- А кого мы с вами родили? – после некоторого раздумья спросила я.
- Не знаю, сейчас прочитаю в журнале, ага, девочка, вес четыре сто. Но её тут нет, её отнесли в детскую. Она сейчас отдыхает.
Интересно, отчего моя дочка отдыхает? Мне бы очень хотелось её сейчас увидеть, только увидеть, почему мне её не показывают.
Я крайне удивилась, что когда меня выкатывали на каталке из операционной, то увидела стоящих вдоль стен женщин, и рожениц, и родильниц. Оказывается, они переживали за меня, ждали, как вывезут, вперёд ногами или головой. Говорят, моя соседка по родильной палате Соня молилась вслух. Очевидно, её молитвы меня и спасли. Каких-либо претензий никому я не предъявляла, даже не заводила разговор на эту тему. Я жива и здорова, ребёнок тоже, так о чём можно говорить. Тем более, что медики сами сильно испугались, пытаясь запустить моё сердце. Короче, они выполнили свою работу и всё. На том свете я не была, это точно. Я слышала рассказы тех, кто перенёс клиническую смерть, не видела я ни трубу, ни свет в трубе, ничего и никого. Только чернота от пяти и до десяти вечера. А где же я тогда была? А неважно.
Меня поместили в послеоперационную палату, где стояли две кровати. А вскоре в мою палату пришла медсестра, села на вторую кровать, включила настольную лампу на тумбочке и стала на меня смотреть. Я попросила её чуть сдвинуть свет с моего лица, чтобы я смогла уснуть. Она ответила, что должна наблюдать за мной всю ночь и не сводить с меня глаз, а я ещё под наркозом и должна крепко спать. Однако слегка повернула лампу, свет перестал бить в глаза, и я уснула.
На следующий день мне принесли ребёнка. Я увидела белокожую синеглазую блондинку. Кстати, я смуглая кареглазая шатенка.
- Это мой ребёнок? – спросила я медсестру. На что получила примерно такой ответ:
- Мамаша, ты грамотная? Буквы помнишь? Смотри, на бирочке на ручке ребёнка твоя фамилия, номер твоей палаты. К тому же «кесарёнок» у нас в отделении один. У детей, рождённых обычным способом, красные личики, мутные глазки. У тебя такая красотка, смотри, она же глядит прямо на тебя, хватит маяться дурью, начинай-ка кормить её.
- А почему вы спросили меня про грамотность?
- А ты на цыганку походишь. У нас похожая на тебя роженица была, цыганка, да ещё и неграмотная. Ей тоже кесарево делали, у неё было поперечное положение плода.
Но я не успокоилась, когда смогла ходить, оглядела детей на каталке, да, все краснолицые и мутноглазые, такие некрасивые, и нет ни одного с весом в четыре килограмма, я смирилась и приняла дочь как дочь.
Перед операцией я не успела позвонить домой и сообщить о ней, но оставила свой телефон соседке по дородовой палате Соне с просьбой позвонить вечером. Но она позвонила только утром, когда узнала, что со мной всё в порядке. Вскоре я услыхала под окном рыдающий голос Семёна Петровича: «Роза, Роза». В палату зашла Соня, выглянула в окно, приоткрыла и крикнула ему, что я жива и здорова, но не могу вставать. Попросила его «не рвать мне душу», уйти домой и выпить чего-нибудь. И он ушёл, но вечером явились под окно Роман и все остальные родственники с криками: «Роза, Роза». Опять с ними беседовала Соня через окно, у неё уже начались схватки, но эти переговоры немного отвлекали её. А я размышляла над генетической проблемой: как у меня, смуглой кареглазой шатенки, почти брюнетки, могла родиться белокожая синеглазая блондинка, не похожая ни на меня, ни на Романа.
Однако, спустя несколько дней, когда я уже уверенно ходила и показала собравшимся под окном родственникам ребёнка, родные Романа хором сказали: «Янина». После выяснилось, что это бабушка Романа. Конечно же, моя дочка получила это имя, оно мне понравилось.
Спустя три года я снова оказалась в операционной по тому же поводу. Хирург, женщина, предупредила меня, что сделает мне стерилизацию, удивилась, почему её не сделали в первый раз, спросила фамилию врача. А услыхав, что это был Волков, покачала головой:
- Рисковый товарищ, между прочим, он сейчас в Москве, на стажировке.
И опять широкий ремень на ноги, прибор на правой руке, капельница – на левой. В тот день операция длилась чуть больше часа. Моё сердце меня не подвело, до сих пор работает безотказно и не беспокоит, почти не беспокоит. Кстати, вторая дочка тоже белокожая синеглазая блондинка. Правда, со временем у неё цвет глаз поменялся с синего на серый, как и у старшей.
Кстати, в день моего второго кесарева произошла такая история. Поскольку операция была плановая и назначена на 9 часов утра, Роман, конечно же, не мог работать, он сел у телефона в кабинете мастеров, да не один – тогда на строительстве стадиона проходил практику на электроучастке мой брат, Витюша. Вот сели они вдвоём около телефона, глядят на часы, нервничают, да так сильно, что и старший мастер заволновался и стал приговаривать: «Матка Боска Ченстоховска». Я не знаю, какой это язык и что это означает, наверно, аналогично нашему «Боже мой». Но вот пришёл какой-то начальник и спросил, что они тут делают и получил ответ: «А мы рожаем». Видимо, этот начальник тоже рожал, знает, что это такое, посочувствовал и ушёл.
Когда мои родственники узнали, кто родился, точнее, родилась, и я жива-здорова, радости их не было конца, но пришёл другой начальник, спросил о причине веселья, ему ответили: «А мы рожали – дочку и племянницу». Поскольку этот начальник тоже рожал, то понял, что эти двое сегодня не в состоянии выполнять свои служебные обязанности, то отправил их на крышу – убрать там всё лишнее. Поднялись бедолаги на крышу, но пришёл инженер по технике безопасности и спросил, что они тут делают. А ему ответили: «А мы рожали и нас сюда, на крышу, послали». А инженер тоже рожал, почему-то решил, что эти двое могут упасть с крыши и отправил их подметать двор. А во дворе с мётлами их увидел начальник строительства и спросил, за какие такие грехи их послали мести двор, в частности, в чём провинился практикант. Получив ответ, что они рожали, возмутился, подумал и отправил в детсад отвезти новые кроватки, выгрузить и занести их на склад. Так кончился этот день, радостный и смешной. Много раз мои родственники рассказывали эту историю, как они рожали, а выражение «Матка Боска Ченстоховска» прочно вошло в их лексикон. А поскольку эти события происходили в мае месяце, то дочку на звали Майей.
Говорят, «кесарята»– смелые ребята. Это про моих девочек, если учесть, что их папа по армейской специальности – десантник, а по гражданской – строитель, а их бабушка, моя мама, крановщица башенного крана. Когда им было восемь и пять лет, им захотелось забраться на крышу нашего дачного дома. Сначала залезли на поленницу, потом на сарай, а с него на крышу дома. Да ещё и засекали время, кто за сколько секунд поднимется. Когда я увидела это зрелище, у меня закружилась голова и заныло сердце. Я присела на лавку и опустила голову на руки, чтобы она не кружилась. Девчонки моментально слезли с крыши, они сильно испугались и пообещали больше меня не пугать.
Но, став старше, они всё же сорвались, и опять на даче. Ну, какая дача, дом в деревне, где два века жили мои моя мама, её родители, их родители и так далее. С самого раннего детства я с великой радостью приезжала к дедушке и бабушке, отдыхать там не приходилось, то покос, то огород, сад и пасека. Зато море вкусной еды. А как здорово в деревне! В тот ужасный день электричка пришла на первый путь, высадила людей и уехала, на втором пути стоял состав с брёвнами, он должен свернуть на боковую ветку на лесопилку. Мои Десантницы переглянулись, подбежали к ближайшей платформе с брёвнами, залезли наверх и стали там кривляться. Я решила проучить их, упала на перрон и не двигалась, хотя моё сердце было в порядке. Они моментально слезли с вагона и подбежали ко мне. К нам подбежал разгневанный машинист и стал ругаться распоследними словами. Девчонки ничуть не смутились и спокойно смотрели ему в глаза. Роман с сумками ушёл вперёд, но обернулся, увидел сцену с машинистом, пошёл обратно выяснять обстановку. Девчонок ругать не стал, поскольку сам был когда-то таким же безбашенным. Попросил только подумать о матери, прежде чем сотворить нечто подобное. Когда я их спросила, зачем они полезли на лесовоз, кто их сподвигнул на такой «подвиг»– оказывается певец, тогдашний кумир молодёжи, Дин Рид, девчонки видели его на кабине КАМАЗа. КАМАЗ ехал на большой скорости, а Дин Рид что-то пел, подняв руки и улыбаясь в камеру на вертолёте.
Но вот они подросли. Одна решила заняться горным туризмом, другая – исследованием пещер. Еле отговорила их, сказав, что умру, если одна уйдёт в горы, другая полезет в пещеру. Они меня поняли и записались на скалодром. Адреналина там более чем довольно. После девятого класса поступили в строительный колледж, где учился их отец, и сейчас проектируют высотные дома. Мне пришлось смириться с их выбором. А в свободное время скалодром, лыжи, ролики, велосипед. Танцы отвергали напрочь.
Однако, надо рассказать вот о чём. Однажды в школе, где учились дочери, шла репетиция новогоднего концерта. Я была там, как член родительского комитета. Шло выступление студии бальных танцев. И вдруг одна девочка падает с громким криком, у неё вывихнута нога. Бедолагу унесли в медпункт, репетиция остановилась, её партнёр чуть не плакал. Мне стало его жаль, я предложила порепетировать с ним, поскольку эти танцы хорошо знала. Он согласился, ведь танцевать должны были пять пар, такая красивая была задумка, и всё могло пойти прахом.
Мальчику было лет пятнадцать, он оказался замечательным танцором. Я вспомнила Болгарию и Хосе. Судьба сделала мне ещё один царский подарок – партнёра по танцам. Ну, что же, тряхну стариной. Буду танцевать пока не выгонят, пока не найдётся другая партнёрша или выздоровеет своя. Репетиция прошла удачно, наша пара состоялась.
Однако, к Новому Году партнёрша Роберта не выздоровела, у неё оказалась сломана нога, на другую партнёршу не согласился сам Роберт, и меня попросили выступить на празднике. Мне привезли платья, они оказались почти впору, я только распорола шов на спинке и вшила «молнию». После праздника выпорола замок и зашила шов. Роман узнал, что я собираюсь танцевать, предложил снимать на кинокамеру. Мы ведь очень жалели, что нет наших фотографий с Хосе. Тогда, в Доме культуры лагеря никто не фотографировал. Но Роман попросил взять с собой моё красное платье, в котором он когда-то увидел меня, и уговорить Роберта станцевать со мной именно в этом платье. Идея мне очень понравилась, я нашла то платье, его тоже пришлось слегка расшить. Надо сказать, что в последние годы я занималась йогой, чтобы убрать живот, крупные дети растянули его, пришлось немало попотеть, чтобы вернуть талию. Ну, и конечно, диеты, всё это помогло почти вернуть прежний вес. Как-то мне попалась такая диета: кушать яйца и апельсины, один сухарь и литр воды в день. У меня была только одна неделя, и я выдержала эту диету. И потому в том платье я выглядела прилично. Правда, те босоножки «под золото» стали мне малы, пришлось подбирать другие туфли. А поскольку я уже изрядно поседела, то пришлось покрасить волосы в чёрный цвет, а заодно сделать лёгкую химию, чтобы волосы были пышнее.
Роберт был одет в серые брюки и белую атласную сорочку с кружевами на воротнике и манжетах, на вороте сияла брошь с блестящими камнями, на ногах – белые туфли.
Надо сказать, что мы здорово выступили на том празднике. Я вложила всю свою душу в это выступление. У нас была румба, ча- ча-ча и танго. Роберт был рад выступать с опытной партнёршей. Я же понимала, что танцую на публике в последний раз, и такого партнёра у меня уже не будет. А перед нашим выходом объявили фамилии выступающих, и ведущий сказал: «Роберт Волков». Сначала я подумала, что он однофамилец секретарю парткома, фамилия-то распространённая, но спросить не было возможности. После праздника началась дискотека, сцена освободилась, Роберт согласился станцевать со мной ещё раз, Роман попросил танго, он хотел заснять меня в красном платье, танцующей именно танго, да и ведущий не возражал. Зрителям мы понравились, нам аплодировали после каждого танца. Но безумие началось после ламбады, этот танец отплясывали почти все. Потом поняли, что оба устали и сошли со сцены.
Роберт сказал, что у него есть вода и вывел меня в коридор. Действительно, на окне стоял пакет, Роберт вынул из него бутылку с водой, именно ту бутылку, какую мы с Романом купили на границе в подарок Борису Ефимовичу Волкову. На ней даже сохранилась этикетка с цветком розы.
- Роберт, откуда у тебя эта бутылка?
- Я у дедушки взял после его смерти, мне разрешили взять её на память.
- Твой дед Волков Борис Ефимович?
- Нет, это брат моего деда. Мой дедушка давно умер, и мой папа воспитывался в его семье. Борис Ефимович берёг эту бутылку, даже пустую. А что?
- Эту бутылку я покупала для него.
И в это время из зала вышел Роман, кинокамера висела на его груди.
- Роман, смотри, наша бутылка.
- В самом деле, она, за два лева, откуда у вас это, молодой человек?
- Роман, она ему досталась по наследству от того, для кого мы её покупали.
- Вот это да. Вот это поворот.
- Роберт, а твой папа? Он же хирург.
- Да-да, вы и его знаете? Папа сейчас в Израиле, его пригласили туда работать. Мы с мамой тоже туда поедем, когда я закончу девятый класс.
- Роман, его отец оперировал меня в первый раз.
Муж пожал ему руку, не просто пожал, а потряс её обеими руками, явно от всей души.
- Надеюсь, ты станешь достойным своего отца и своего деда. Я не могу пожать им руки, поэтому жму твою.
Кстати, наша бутылка из-под вина «Роза» всё ещё стоит в серванте, правда, на заднем ряду, таких красивых бутылок у нас не было.
Я не ожидала от него таких высокопарных речей и немного растерялась. А из зала выбежали девушки, видимо, поклонницы Роберта, окружили его и защебетали. Он допил свою воду до капли и поставил бутылку в пакет.
- Роза, я заснял все ваши танцы.
- А где наши дочери?
- Ох, даже не знаю, не могу сказать. Я давно их не видел.
Оказалось, что пока я танцевала, а Роман снимал на камеру наши танцы, они добыли ключ от компьютерного класса (своего компьютера у нас ещё не было) и просидели там весь праздник. С трудом мы их нашли и оторвали от экранов. Ну, и дети!
Как-то летом Роман решил перекрыть крышу дачного дама, закупил шифер и всё, что надо, начал было работать, но простудился. И тогда наши «десантницы» сами взялись за дело, перекрыли крышу. Это им понравилось, а поскольку шифер оставался, то покрыли им ещё и сарай. Девчонки спокойно собирают яблоки с самых высоких яблонь. Правда, для своего спокойствия, я попросила обрезать им стволы, чтобы они стали пониже. Они залезают на липу за липовым цветом, на черёмуху, на рябину. Черёмухи мы заготавливаем много, очень любим пироги с ней, да и свежую хорошо едим. Из рябины варим варенье с яблоками. А уж если чья-то кошка залезет на дерево и будет там орать, то положение спасают мои «десантницы».
Вот почему я по-доброму вспоминаю всех Волковых. Секретарь парткома помог забыть грубую врачиху, найти Романа, затащить его «в койку» и женить на себе. Его племянник сделал мне операцию кесарева сечения и не дал умереть на операционном столе. А его сын Роберт танцевал со мной на празднике, доставил мне такую радость, как раньше говорили, именины сердца. Как бы сложилась моя жизнь, не повстречай я Бориса Ефимовича? Поверила бы этой врачихе и пошла бы в психодиспансер с её направлением, вбила бы в свою голову, что я не совсем нормальная и чуралась мужчин до конца жизни, и не было бы у меня таких замечательных дочерей.
Как-то в ненастный холодный день я проходила по мини-рынку около нашего дома, и обратила внимание на прилавок с книгами, точнее, там оставалась только одна, по хиромантии, никогда мне не попадались книги по хиромантии. Продавец, заметив мой интерес, предложила купить её. Я пожалела продавщицу и купила книжечку. С большим любопытством я пролистала её. И надо же, через день, приходит муж и говорит, что ему предложили готовый бизнес, но под залог квартиры, он знает, что я умная, расторопная, и потому у меня должно получиться. Я сказала, что подумаю, а сама открыла книжечку, мне уже попадалось что-то про бизнес. Ага, у меня на подушечке под указательным пальцем беспорядочные линии – решётка. Следовательно, бизнес мне противопоказан, более того, опасен. Бизнесом надо заниматься тому, у кого на том месте трезубец, как у Нептуна. А мне предписано разумно расходовать то, я имею. Я поняла – не зря мне попала в руки эта книжечка, и категорически отказалась от предложения мужа заняться бизнесом. Я подумала, что хиромантия – наука старая, ей надо доверять, а, чтобы заниматься бизнесом нужны либо знания, либо везение и интуиция в этом деле, ни того, ни другого у меня нет. Более того, я осмотрела руки дочек, оказывается, им тоже бизнес противопоказан. Пыталась предупредить их, но получила ответ: а в гробу мы его видали этот бизнес, и не приставай к нам, у нас другие заботы и проблемы.
До сих пор думаю, правильно ли я поступила, не отпустив Майю в Англию учиться по обмену. Вот какая-то интуиция подсказывала мне: не надо дочке ехать туда, ей будет плохо. Роман был в нерешительности, и предоставил мне полное право решить эту проблему. Кончилась тем, что одноклассница Майи, Луиза, слёзно просила уступить ей возможность поехать в Англию. Девочки учились одинаково, проблему решила контрольная по математике, у Майи – четыре, у Луизы – пять. И всё, счастливая Луиза уехала. Но счастье Луизы длилось недолго. Она с подругой проживала в семье бухгалтеров в Лондоне, люди они обеспеченные, но такие экономные, по нашим меркам – скупые.
В городе нет центрального отопления, спальни у них не отапливались никогда, англичане просто закалённые люди с самого детства, и Луиза с подружкой очень мёрзли, им выдали ещё по одному одеялу и всё. Спать им приходилось в тёплых вещах, даже в шапках. А хозяин злобно ругался, когда девочки жаловались на холод в спальнях, ругался за то, что девочки пачкают постельное бельё своими свитерами и брюками. Проблема и с кормёжкой – англичане мало едят. Девочки ещё и голодали, приходилось покупать что-нибудь съестное. Луиза мечтала, что англичане будут кормить их беконом с яичницей по утрам, на обед: стейк или бифштекс и пудинг на ужин. Где там, картошка на завтрак, обед и ужин, иногда подавался омлет, овощные котлеты и жиденький бульон с сухариками. Лишь на рождество подали бифштекс и пудинг. Русское гостеприимство англичанам непонятно и несвойственно гостеприимство вообще.
А когда девочки стали рассказывать хозяевам, как поставлено отопление в нашей стране, а также водо- и газоснабжение, те скептически слушали их и не верили: «Это просто ваша пропаганда», был их вердикт. В Англии есть отопление, газо- и водоснабжение, но автономное, в каждом доме собственное. Но почему-то нет смесителей в ванных, то есть над ванной два крана: один с горячей водой, другой с холодной, и ни одному англичанину не приходит в голову поставить общий кран для смешения воды, очевидно, это дань традиции, точнее, чтобы поставить смеситель надо получить разрешение муниципалитета, однако, в новостройках смесители имеются.
А какие мерзкие там зимы, без снега, почти без снега, но с ветрами и дождями.
Короче, девочки проучились там полгода. И вернулись на родину похудевшие, и с глубоким убеждением, что в России образование и наука поставлены лучше, и не надо было ехать туда. Иногда я думаю, выжила ли там Майя, она очень мало ест, в детстве приходилось бегать за ней с ложкой, чтобы накормить, да и человек она не зябкий. Впрочем, Майя не жалеет нисколько, что не удалось съездить в Англию на учёбу. Надо видеть, как она обнимала Луизу, гладила по голове, успокаивала после её душераздирающих рассказов. И вдруг процитировала Михаила Задорнова: «Они тупые». Мы остолбенели от такого заявления, а ведь она права, как говорится, устами младенца глаголет истина.
В те же годы случилась такая история. Когда старшая дочь, Яна, перешла в пятый класс, у них появился новый мальчик, Сыромятников, имени не помню. И вот в шестом классе этот тихий скромный мальчик организовал банду по избиению девочек, да – да, банду по избиению девочек. Я узнала об этом, когда Яна на следующий день после выписки по поводу сотрясения мозга пришла домой из школы заплаканная и грязная. Пока она была в больнице, ей купили новую курточку и шапочку. И одноклассники побили её, изваляли в каком-то мусоре и оторвали ручку от рюкзака. Я успокоила её, уложила спать, почистила курточку и шапку. Когда ребёнок уснул, пошла в школу разбираться. Классный руководитель и несколько девочек сидели в классе. Я рассказала о происшествии, а девочки признались:
- А они давно бьют нас.
- Почему вы мне не говорили об этом? – спросила учительница.
- Мы говорили вам, вы просто забыли, - услыхав это она покраснела и отвернулась.
- Родители Сыромятникова не ходят на родительские собрания. Я их ещё ни разу не видела, - только и сумела она сказать, но добавила: - Мама Сыромятникова ремонтирует школу.
Вот почему классный руководитель не принимала никаких мер к хулигану - не хотелось ссориться с его мамой, ремонтировавшей школу.
- Дайте-ка мне их адрес, схожу к ним сама, - попросила я.
Дверь открыла мама мальчика, я представилась, рассказала о происшествии, однако меня не пустили даже за порог. Стоя в дверях, мама рассказала, что перевела сына в нашу школу из другой, где, по её мнению, хуже учили. В той школе за сыном бегали все девочки в классе. А в новой школе на него девочки не обращают внимания, и он очень переживает, даже плачет по ночам. Она не верит, что её сын организовал банду, этого не может быть, она уверена, что я просто клевещу на её сына. А если мальчики бьют девочек, то может, они виноваты сами. Так это же детская шалость, все дети шалят в этом возрасте, уголовная ответственность на них не распространяется. Я посоветовала показать мальчика врачам. Женщина отказалась, отказалась и беседовать с сыном на эту тему. С тем я и ушла.
Выйдя из дома мальчика, я сообразила, что по соседству находится милиция. Конечно же, я зашла, нашла участкового, всё ему рассказала. Но участковый по-русски говорил с кавказским акцентом и не понял, что такое рюкзак. Выслушав меня он сказал: »Ваш Сыромятников несовершеннолетний, нельзя его привлечь к уголовной ответственности, а его действия просто шалость».
Я вышла из кабинета участкового, и увидела табличку на противоположной двери: «Инспектор по делам несовершеннолетних». Зашла, инспектор – молодая женщина лет тридцати кипятила чайник и готовилась к чаепитию, поставила чашку с блюдцем на стол и рядом пачку печенья, не глядя на меня, налила воду в чашку, насыпала сахар, взяла ложку и начала размешивать чай. Потом села и повернулась ко мне. На меня глянули пустые и равнодушные глаза. Не помню, что она мне сказала, но я ушла, как говорится, с пустыми руками.
На следующий день дочь рассказала, что в школе был классный час, на котором обсуждали поведение Сыромятникова и его друзей. Сыромятников был зол и молчал. Его не заставили извиниться и возместить принесённый ущерб, эта банда порвала семь сумок. Яну он больше не трогал, и даже не смотрел в её сторону, но другим девочкам доставалось, он уже один караулил их после школы, пинал или вырывал сумку, одноклассники что-то поняли и отстали от него. А дочка просила перевести её в другой класс, ей тяжело видеть своего мучителя и его подручных, что я и сделала.
Вскоре мне на глаза попался плакат с надписью: «Если у вас есть претензии к правоохранительным органам, звоните по таким-то телефонам». Я решила позвонить, но прежде всего вспомнила Бориса Ефимовича, как бы поступил он. Да, Сыромятников, оставил в покое мою дочь, но он обижает подруг дочери, что с ним будет дальше, кем он станет, если сейчас ему потакают родители, а родители девочек, чьи сумки он порвал, не требуют возмещения.
КПСС к тому времени уже не было. С кем посоветоваться? А с соседом по площадке. Я знала, что он бывший военный, тоже был членом КПСС. Мы оба тяжело переживали распад Советского Союза и роспуск КПСС… Короче, он выслушал меня и сказал:
- Звони и не сомневайся, ты поступаешь правильно. Вспомни поговорку, что ребёнка надо воспитывать, когда он лежит поперёк лавки. Если сейчас этот мальчик способен сколотить банду, если другие дети послушно идут за ним, что будет с этим мальчиком, когда он вырастет? Если он сейчас чувствует себя безнаказанным, то, когда станет взрослым, страшно представить каким он может стать.
И я решилась, и позвонила. Спустя месяц я получила письмо от генерала Соколова, в котором сообщалось, что он приглашал Сыромятникова и его родителей на беседу, от родителей потребовали лучше следить за сыном, пригрозили всеми возможными карами, инспектору по делам несовершеннолетних поручено регулярно проверять поведение этого мальчика. Я была счастлива.
А спустя лет десять после этих событий подруга дочери с удивлением рассказала, что встретила Сыромятникова – он сейчас учится в университете на юридическом факультете на платной основе. По её мнению, он стал совсем другим человеком. Кстати, почему моё сообщение дошло до генерала, так это были 90-е годы, времена организованной преступности, возможно, благодаря моему сообщению, одной бандой в стране стало меньше.
Мне очень тяжело вспоминать 90-е годы. По счастью, свою работу мы с Романом не потеряли. Наоборот, Роме предложили работать в свободное время в бригаде по строительству коттеджей для «новых русских». Это называлось в те годы – шабашка. Наши дочери упросили отца разрешить им помогать ему, конечно, он согласился. Девочки мыли полы, окна, выносили мусор. Там же дочери познакомились со своими будущими мужьями. Их звали тогда – Вадик и Владик, они тоже студенты архитектурного факультета, но курсом старше. Однако, идиллия с работой длилась недолго – два года. Однажды заказчик предложил отметить завершение строительства обедом во дворе дома. Еду приготовила кухарка хозяина, а выпивку поставил хозяин. Желая сэкономить, он закупил её не в магазине, а в ларьке. Роман первым выпил полстакана и потерял сознание. Дочери не растерялись, вызвали «скорую», милицию.
«Скорая» приехала быстро и молодые люди помогли погрузить его в машину. Роман уже весил больше ста килограммов, дочки поехали с ним. Парни уехали следом на такси. Романа уже увезли на каталке, девчонки сидели в коридоре и плакали, когда приехала я. Плакать я давно разучилась. Но вот вышел врач и сказал, что нужна кровь первой группы, у меня – третья, у моих дочек тоже, Вадим ещё несовершеннолетний, Владислав сказал, что у него первая группа, ему уже 18 лет и он согласен дать кровь больному. И врач увёл его, вскоре мальчик вышел бледный, с перевязанной рукой, сел на стул, закрыл глаза и покачнулся. Вадим похлопал друга по щекам, Яна помахала перед его лицом каким-то журналом, Майя сбегала за водой. Эта четвёрка с того дня подружилась. Долго можно рассказывать, как мы выхаживали Рому. Главное, выходили.
Владелец ларька на суде оправдывался, да, водка контрафакт, но никто не травился и даже не жаловался, но у Ромы был гастрит, панкреатит, а в последние годы ещё и гепатоз. Потому – больница и долгое лечение. Я не помню, какое наказание получил владелец ларька. Мне пришлось уволиться из библиотеки, но я устроилась дворником в свой дом. А когда дочери бывали дома, выходила собирать бутылки по улицам, урнам и помойкам, я отстояла свой участок, никого не пускала на него, но и на чужие территории не покушалась. Я знала, где и какие бутылки принимаются и в какую цену. Зато реальные деньги были каждый день. А ещё была донором, сдавала кровь не только официально на станции переливания крови, но и в других организациях, куда выезжали медики. Тогда не было компьютеров, не было информации, когда ты сдавал кровь. И не я одна такая была. И ничего, не умерла, моя мать тоже была донором в войну, хотя иногда голодала.
Некоторые проблемы возникли с будущими зятьями. Они мне понравились, Роме тоже. Сначала я решила познакомиться с их мамами. Маргарита Львовна, мама Владика, словоохотливая женщина, показала мне карточку сына из детской поликлиники, рассказала о наличии всех нужных прививок, болеть мальчик почти не болел, но травмы бывали: два ожога, три ушиба, два вывиха и один перелом голеностопа – неудачно спрыгнул с крыши сарая, всё ещё приходится носить эластичный голеностоп. А ещё грамоты за победы на олимпиадах, похвальные листы за хорошую учёбу. Когда в школе были уроки вышивания, сын увлёкся вышивкой, сам покупал канву с рисунками, мулине и сделал несколько неплохих работ. Все его вышивки висят на стенах в рамочках, купленных мамой. Но это увлечение кончилось, когда ему купили компьютер. Вроде всё неплохо, но, но. Маргарита Львовна замолчала, но я попросила её говорить и ничего не скрывать.
- Выпивать он стал потихоньку, когда меня дома нет. Говорила с ним, так он признался, что боится онкологии, как у отца.
- Ну, так сводите его к онкологу, там и выяснится, здоров он или болен. Извините за нескромный вопрос, рак какого органа был у вашего мужа?
- Рак простаты. Он так тяжело умирал, вот Владик и вообразил себе, что и у него такая же судьба будет. В прошлом году он перенёс простатит, правда, в лёгкой форме, ведь современная молодёжь легко одевается, джинсы зимой и летом, тёплого белья не признают совсем. Этот диагноз испугал его так сильно, что мальчик упорно лечился.
- Тем более нужна консультация онколога, скажут парню, что он здоров и всё, он успокоится. А если застанете сына пьяным, рекомендую опыт моей мамы. У отца на работе почти все пьющие, ну, и стали его приглашать в свою компанию, а отец с войны больным вернулся, пить-то ему нельзя. Так мама ему пьяному подносила к носу ватку с нашатырём, да ещё виски ему протирала, отец быстро приходил в себя, правда, ругался долго, оправдывался, говорил, что был повод выпить, что его заставили.
- Ну, и чем кончилось дело?
- Руководство завода организовало наркологическую службу, и всех злоупотребляющих заставили лечиться амбулаторно, а не хочешь лечиться – увольняйся, или тебя уволят, но по статье. Отец сильно испугался, что его запишут в алкоголики и взялся за ум, если и выпивал, только по праздникам и хорошее вино.
- Спасибо за понимание и совет, Роза. Мне так нравится ваша Янечка, мне так хочется, чтобы они с Владиком поженились.
А дома я сама поговорила с Яной: если тебе нужен этот парень, вцепляйся в него руками и ногами, почаще звони, лучше каждый день и разговаривай.
Через месяц Маргарита Львовна перезвонила мне и сообщила, что у сына нет онкологии, сейчас нет, но проверяться надо будет желательно ежегодно. К тому же Яна стала часто звонить Владику, и они подолгу беседуют, по словам дочери, у него была просто депрессия.
Позже, когда молодые решили пожениться, Яна пожаловалась, именно пожаловалась, что Маргарита Львовна принялась обучать её кулинарии, то есть, Яна должна научиться готовить те блюда, какие любит её сын.
- Яна, я давно пытаюсь научить готовить тебя и твою сестру. И что? У меня ничего не получилось, вы просто смеётесь над моими попытками обучить вас простейшим блюдам. Я понимаю, что я для вас не авторитет, но Маргарита Львовна твоя будущая свекровь, а мальчикам свойственно считаться с мнением своей матери, и, если она скажет сыну, что его будущая невеста неумеха и будет морить его голодом, он поверит ей. Так что, припрячь свою гордыню куда подальше и научись готовить всё, что любит Владик.
Дочка тяжело вздохнула, подняла глаза к небу, потом поглядела на свои руки.
- А мои любимые блюда кто будет готовить? – спросила она.
- Ты сама и будешь готовить. В современном обществе, к сожалению, пока не матриархат. Напомню банальную истину: хорошие мужики на дороге не валяются, и ещё, путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Владислав, к сожалению, маменькин сынок, но он не виноват, что его отец так рано умер. Советую помочь стать ему мужчиной, как не знаю, но у тебя должно получиться, ведь ты росла с отцом. Подумай на досуге.
Яна молчала, явно, она думала, не отвергала мои доводы и то хорошо, а спорить она умеет - только дай повод. Вскоре позвонила Маргарита Львовна и с радостью сообщила, что они с Яной сварили замечательный плов. И я успокоилась.
Проблемы были и с другим зятем, Вадимом. Кира Ивановна сказала мне, что одна девушка шантажирует Вадика ребёнком, якобы рождённым от него. Почти каждый день она садится на лавочку возле его подъезда с коляской и караулит Вадика. Он боится её, только увидит и убегает, а ночует у бабушки, потом звонит мне и просит принести нужные вещи, конспекты и учебники. Так и живём.
Пошла я на разведку, действительно, на лавочке сидит девушка, про каких говорят: красивая и смелая. Ребёнок – само очарование, прямо ангелочек с картинки, и невозможно понять на кого он похож. Звоню подруге, врачу высшей категории, излагаю проблему. Ответ был прост и в то же время сложным. Поскольку в местной прессе появились сообщения о возможности сделать анализ ДНК в нашем городе, надо потихоньку взять какую-нибудь вещь ребёнка, сложить в приготовленную баночку, закрыть её, показать шантажистке и предложить ей выбор: или она проваливает отсюда и забывает сюда дорогу, или эта баночка будет отдана на анализ ДНК и результат получит Вадик.
И эта авантюра мне удалась. Купила в аптеке баночку для анализов, отвинтила крышечку и поставила в сумку, села на лавочку рядом с девушкой и стала ждать. Заговорила с мамашей, спросила сколько месяцев ребёнку, есть ли зубки и прочее. Мамаша вытерла личико ребёнка бумажным платочком, поворачивается ко мне и просит бросить его в урну - урна рядом со мной. Я делаю вид, что бросаю его в урну, а сама кладу свою добычу в баночку в сумке. Тем временем ребёнок швыряет пустышку на землю. Я быстро встаю и поднимаю пустышку за колечко. Но мамаша морщится и просит выбросить её, а сама даёт ребёнку запасную пустышку. Я опять мошенничаю и кладу пустышку в баночку.
В это время из подъезда выходит Кира Ивановна, она увидела меня из окна и вышла, останавливается и спрашивает:
- Роза, что вы тут делаете?
- Шпионю за шантажисткой вашего сына. Как её зовут?
- Олеся, - растерянно ответила Кира Ивановна. Сама же Олеся молчала, лицо её стало серьёзным.
- Вот что, Олеся, если ты не отстанешь от моего будущего зятя Вадима, этот платочек и пустышка уйдут на анализ ДНК, а результат будет представлен самому Вадиму, - я достаю из сумки баночку со своими «трофеями» и показываю Олесе. Та меняется в лице, кидается ко мне, тянет руку к банке, но Кира Ивановна встаёт между нами и расставляет руки. Она женщина крупная и с длинными руками. В это время из подъезда вышел мужчина, и я быстренько взяла маму Вадима за руку и потянула её в подъезд, она поняла, повернулась и мы вместе забежали в него. Олеся зайти не могла, у неё нет ключа. Мы зашли в квартиру, я Кире Ивановне всё объяснила, отдала ей баночку. Выглянули в окно – Олеси уже не было. На всякий случай я вызвала такси и попросила подъехать к самому подъезду.
Вот так я и отстояла этих мальчиков, будущих зятьёв. Уж если они выбрали моих дочерей, то пусть ничего не мешает их браку. Я вспомнила своего «бывшего», с которым нас разлучила такая же красивая и смелая. Позже Кира Ивановна рассказала, почему Олеся бегала за Вадимом – он самый перспективный студент курса, более того, после практики в солидном проектном бюро ему предложили работу в их организации после окончания учёбы, а мимолётный роман у Олеси с Вадимом был, и не только с ним. Анализ ДНК организовала Кира Ивановна: Вадим не отец того ребёнка. Мы ему ничего не сказали об этом факте. Я только не знаю, Кира Ивановна передала анализ Олесе или нет, спросить неудобно, это уже не моя тайна.
Но вот дочери получили образование, вышли замуж, съехали на место жительства к мужьям, об этом настоятельно просили их матери. Им очень не хотелось оставаться в одиночестве. Когда же я стала получать пенсию, то ушла «с улицы», из доноров я получила отставку, когда мне исполнилось пятьдесят лет, но дворником работала до переезда.
Окончательно Роман встал на ноги, когда родился первый внук. Владик поехал вместе с Яной, когда её забирала «скорая» со схватками. Он присутствовал на родах, потом позвонил, не то плача, не то смеясь: «У нас родился сын, рыжий, как морковка. Что делать?» Правда, с годами рыжий Антон потемнел, его брат Михаил тоже родился рыжим, скорее, рыжеватым, но его рыжина с годами побледнела. Кстати, мой дед, который паровозник, тоже был рыжим, однако, я его видела только седым.
Года два назад позвонил мой «бывший», спросил, что я делаю.
- Ищу отцовские награды, обычно он хранил их в коробке из-под обуви, а сегодня их нет
-Зачем они тебе? Продать хочешь? Так много тебе за них не дадут. Рублей по сто за штуку. Не стоит и связываться с этим делом.
Мало сказать, что я разозлилась, я просто взбесилась, как можно подумать об этом, как можно продавать отцовские награды.
- Слушай, ты сволочь, и не просто сволочь, а великая сволочь. Прощай и больше никогда не звони мне, - и отключила телефон. Вот и всё, старая любовь кончилась. И за что, спрашивается, я так любила его, столько лет страдала, заработала болезнь сердца, чуть не осталась старой девой. Какая же я была дура! Ну. ладно, всё, забыла. Награды я нашла на отцовском пиджаке, отец просто забыл снять их и положить на место. Кстати, наш «роман» длился, оказывается, пятьдесят лет с небольшим.
А лет десять назад у Романа резко обострилась аллергия на цветение тополей. Аллерголог посоветовал нам переехать в ту местность, где не растут тополя. На биофаке университета нам показали место на карте области, где нет тополей в радиусе пяти километров. Обратились к риелтору и через неделю нас пригласили на осмотр. Мы поехали на трёх машинах за город. Обещанное место находилось в 15 километрах от города, ехали по шоссе, где можно ездить без ограничения скорости. Потом километров пять по щебёнке, и мы приехали. Улица Рябиновая, участок 210. Точнее, два участка были выставлены на продажу: 210 и 208, но хозяин у них один. За хлипким забором-рабицей небольшой аккуратный дом, неподалёку банька. Огромный сад с яблонями, вишнями, сливами, крыжовником, смородиной, заросший огород. Дело было весной, точнее, в мае. Сад цвёл белым, розовым, красным. Цвела и поляна за участком, он был последним на улице. На поляне огромная старая липа, под ней вкопан деревянный стол и две лавки около него. Мы уселись на эти лавки и стали осматриваться, а где-то поблизости пели птицы, мы не знатоки птиц, но, кажется, это соловьи. Никогда мы не слыхали ничего подобного, разве что в кино. Внучки стали записывать их пение на смартфоны.
Вдалеке звонко закукарекал петух, потом другой, третий, закудахтала курица, и ещё одна, заблеяла коза, потянуло банным дымком, явно – дрова берёзовые. Неподалёку зазвучала весёлая музыка, и запахло шашлыками, по-моему, баранина. Да, жизнь здесь бьёт ключом. И мне вспомнилась наша деревня, и стало так хорошо. К нам подошёл мужчина, представился Олегом, сосед из дома напротив. Рассказал, что газ есть, электричество есть, уличное освещение работает. Зимой бульдозер исправно очищает улицы. А ещё власти обещают провести кабельное телевидение. Олег очень советует приобрести эти участки. Конечно, далеко от шоссе, да, на посёлке дороги покрыты щебёнкой, но это не смертельно, если есть собственный транспорт. Риелтор сказала, что эти участки выставлены на продажу пять лет назад, хозяева переехали на ПМЖ в Германию, и никто не хочет покупать их, а цена снижается с каждым годом.
Удивительно, но у дочерей заблестели глаза, явно, им понравилось, может, они вспомнили своё деревенское детство, точнее, выходные и каникулы в деревне, пока наш дом не попал под строительство федеральной трассы. Понравилось увиденное и зятьям, горожанам в нескольких поколениях, из тех, кто спрашивает: «А как кабачки икру мечут?»
Тогда у нас уже подрастали четверо внуков, у Яны двое мальчиков, у Майи – две девочки. На осмотр участка взяли их всех и решающее слово оказалось за ними. Они в четыре голоса запросили купить эту землю. И мы согласились. Стали думать какой построить дом. Спорили, спорили и решили – фундамент, точнее, подвал, кирпичный, сам дом из бревна, два этажа. Роман поставил условие: не будет длинных коридоров, зятья предложили высокие потолки в комнатах и высокую крышу, чтобы не сбрасывать с неё снег, я пожелала отсутствие крыльца со ступеньками, так как у меня болят ноги и мне трудно подниматься по ступенькам, дочери предложили веранду вокруг дома. На ней можно бельё сушить, детям кататься на роликах, велосипедах и просто бегать при плохой погоде. Да и самим приятно посидеть на ней за чаем. А внуки очень просили сохранить старый дом, так он им понравился. Они хотят играть там. И всё это получилось. Чтобы избежать коридоров в принципе решили основание дома сделать квадратным – десять на десять метров.
В подвальном каменном этаже расположилась баня, бойлерная, кладовая для овощей и огородного инструмента. Одну стену полностью занимал стеллаж, на котором мы выращиваем рассаду. А ещё внуки попросили в подвале надувной бассейн. Такой мы ставили летом во дворе, но пользоваться им можно было только в тёплую погоду. Согласились и поставили в подвале бассейн, только большой, каркасный, чтобы и взрослому можно было посидеть в нём.
На первом этаже, уже деревянном, прежде всего прихожая, за ней коридорчик, пройти по коридору налево – гостиная, кстати, размер гостиной спроектировали под монгольский ковёр, направо – кухня, прямо - блок из двух комнат для меня и Романа, а также санузел, кладовка, лестница в подвал, и запасной выход в сад и огород. Две наши комнаты – это спальня и будуар, да, будуар, как я назвала эту комнату с угловым диваном, круглым столом, большим телевизором и двумя моими любимыми фикусами. В этой комнате мы с Романом смотрим наши любимые телепрограммы, Мишенька любит у нас делать уроки. Помогать ему не надо, он всё делает самостоятельно, а ещё мы обсуждаем его оценки, отношения с друзьями и учителями, и прочие мировые проблемы. Но когда намечается футбол, хоккей или бокс, мужчины группируются в холле.
Интересно спроектирован второй этаж, там как бы две квартиры, вход в них с двух лестниц с первого этажа, то есть, в каждую квартиру вход из коридора первого этажа по лестницам. Причём, для каждой бабушки выделена отдельная комната. Эти женщины проживают в городе, они ещё работают, хотя и вышли на пенсию, но на выходные обычно приезжают к сыновьям и внукам.
По моей просьбе от крыльца со ступеньками отказались, вход в дом сделали с веранды, а над дверью солидный козырёк с двумя резными столбиками. Ну, и сплошная застеклённая веранда вокруг дома. Бельё там сушим, даже зимой, дети бегают на роликах и велосипедах, если идёт дождь, да и мы сами сидим там в тёплую погоду, и пьём чай. А в плохую мы с Ромой просто гуляем. Летом остекление снимается, а из всех комнат есть выход на веранду.
Дом начали строить по весне и уже на Новый Год справили новоселье. Работали там наши дочки с мужьями, охотно им помогал и Роман. Основную же работу выполнила бригада узбеков, не помню их имён. Нам очень понравилось - здесь тихо, по ночам темно, не летают самолёты. Снег белейший, «белое безмолвие», как писал Джек Лондон. А какая здесь вода! Мы её пьём прямо из-под крана, а привезённые из города комнатные растения стали бурно расти. Привели в порядок сад, посадили огород. Теперь я выращиваю свои любимые чёрные помидоры, белые баклажаны, зелёную редьку, фиолетовый базилик и разноцветные яблоки со старых яблонь. Старый хозяйский дом сохранили, в нём почему-то любят ночевать летом наши гости. Сохранили и старую баньку, летом находятся желающие там помыться и попариться. Конечно, пришлось подремонтировать оба здания, а к баньке пристроить закрытую веранду для отдыха.
Поскольку дороги на посёлке посыпаны щебёнкой, детям трудно кататься по ним на велосипедах, а веранда надоела, и они предложили сделать на участке дорожку с асфальтовым покрытием. Их отцы подумали, покумекали и согласились. Новый забор, капитальный забор, уже построен, и около него свободное пространство осталось, где не росло ничего. Забор сделали капитальным по необходимости – на участок захаживают зайцы и лисы. Зайцы обгладывают деревья, а лиса подбиралась к птичнику. А однажды заполз уж, а, может, и не уж, какой-то другой змей и разлёгся на пригорке. К нему подошёл Владислав, взял его за шею, поднял, поглядел в глаза и сказал:
- Ползи, друг, отсюда и забудь дорогу, и своим сородичам передай, чтобы сюда не ползали, - потом отнёс его подальше и аккуратно положил в траву. Оказывается, в детстве Владислав и его семья жили на окраине города, где водились ужи, так его отец, если находил ужа, брал того за шею, что-то ему говорил и относил в траву, заодно и сына научил заговаривать змей.
А ещё как-то забежали бродячие собаки, когда я гуляла со внуками около дома. Так соседский мальчик, гулявший с китайским автоматом, стал стрелять в них, удивительно, но собаки разбежались, видимо, в них уже стреляли. Вот после этого случая и заторопились с забором вокруг усадьбы.
Вот и сделали круговую дорожку вдоль забора, но бетонную, метр шириной. Вот и носятся внуки и внучки на велосипедах, роликах и самокатах до умопомрачения, а недавно ввели нормы ГТО, то внуки тренируются на время с секундомером. А тут на соседнем заборе появилось объявление о продаже инвалидной коляски с ручным управлением, я только заикнулась Янине, что хочу такую, и она мне её купила. Дело в том, что я люблю гулять, но стали болеть ноги, даже сидеть на лавочке тяжело, ноги немеют даже после недолгого сидения. И внуки с удовольствием катают меня по бетонке, катаясь на роликах. Им радость и мне удовольствие. Пытались усадить в коляску и Романа, но он категорически против, хотя ему тоже трудно ходить. Гордый он, пока гордый.
Решился вопрос и с магазином. Хотя в посёлке есть неплохой магазин типа сельпо, местные предпочитают ездить в райцентр.
Кстати, в этом райцентре нет тополей. Оказывается, ещё в довоенные годы посёлок был только деревянным и часто горел летом от поджога тополиного пуха. Курили мужики в посёлке, а урн нет, окурки бросали прямо на землю, не заботясь до конца потушить окурок. И однажды в сухое жаркое лето из-за этого выгорел почти весь посёлок, и в сельсовете решили вырубить все тополя до единого, что и было сделано. Посёлок по-прежнему почти весь деревянный, но пожаров из-за тополиного пуха нет, как и самих тополей, люди помнят свою беду и не сажают эти деревья.
Поехали как-то и мы с Романом на разведку в райцентр, а с нами напросился младший внучок Мишенька. Когда ехали по центральной улице, Мишенька вдруг закричал: «Школа, остановитесь!». Действительно, школа, но какая школа! Старое двухэтажное деревянное здание, почерневшее от времени, но крепкое и добротное, в нём современные окна, резные наличники на них покрашены в разные цвета, высокое широкое крыльцо с резными цветными перилами, замысловатый козырёк, над крышей интересный конёк и спутниковые тарелки. Железная крыша покрашена в зелёный цвет. И внук запросился в эту школу. Мы решили зайти и посмотреть. Никакой охраны не оказалось, и мы спокойно прошли в здание. Судя по времени, мы попали в пересменку. Но никто не бегает, не кричит. Все идут степенно, с нами здороваются. Я сразу почувствовала – здесь легко дышится, я почти каждую зиму болею бронхитом. Мишенька тогда учился в школе из стекла и бетона в 1-И классе, в котором – 30 детей. На переменах коридоры превращаются в ад – все бегают, кричат, дерутся, визжат. Неудивительно, что Мишенька запросился в эту школу, и мы перевели его в эту удивительное учебное заведение.
Хотя мы перевезли всю нужную мебель, но в доме было как-то пустовато, всё-таки двести квадратных метров надо заполнять. И Владислав придумал вот что - продавалась разорившаяся фирма мебели из ротанга, натурального ротанга, долго никто не хотел покупать её, а он взял кредит и купил всю эту мебель. И мы в неё влюбились. Мебель разбрелась по всем комнатам, украсила собой наш дом, придала ей что-то аристократическое. Я унесла к себе сундук, в нём храню теперь одеяла. Роман унёс качалку и поставил перед телевизором. Качалка мне не подошла – кружится голова. Я уже привыкла к большому угловому дивану. Внуки взяли плетёные кресла. У них в комнатах были современные стулья, но они какие-то непрочные, поскольку стулья на роликах и внуки катаются на них. Столы из ротанга поселились в холлах, на один поставили комнатные растения, за другим пьём чай. Комоды, шкафчики, полочки – красота неописуемая. А ещё там были две колыбельки и два высоких стульчика для кормления младенцев. Красота необыкновенная. Знакомые как увидели их, стали просили продать их и предлагали любые деньги. А где они раньше были, когда эта мебель стояла в торговом зале, а по телевидению шла реклама на неё? Да, мебель эта дорогая, очень дорогая, но она стоит таких денег. Так что зятья запаковали обратно детскую мебель и припрятали в кладовку до лучших времён, может, ещё дети будут, а если нет, то внуки уж точно будут. Сегодня продашь, а завтра не купишь, рассудили они.
А ещё Владислав показал старые семейные фотографии 19-го века, где изображена мебель из ротанга. В те времена люди выносили эту мебель в сад, летом, конечно, застилали столы белой скатертью, ставили самовар, фарфоровую посуду, на стулья ложились подушечки, на ротанговые диваны –клетчатые пледы. Мужчины в белых костюмах, женщины в белых платьях сидят на этой мебели и серьёзно смотрят в объектив.
Не помню уж кому пришла в голову идея – вынести на веранду ротанговую мебель, переодеться всем в светлую одежду и сфотографироваться как на старых фотографиях, а также пригласить профессионального фотографа, чтобы все попали в кадр. Сказано – сделано. Рассмотрели получше старые снимки, вынесли мебель на веранду, накидали подушек, клетчатый плед на диван, объяснили приглашённому фотографу его задачу. Он всё понял, ему понравилась наша затея, он предложил часть снимков сделать чёрно-белыми и наклеить их на картон. Он руководил нами - кому где сесть или встать, просил не смеяться, сделать серьёзные лица и смотреть в объектив. Действительно, фотографии получились «под старину», фотограф наклеил их на картон, а на картоне напечатал свою фамилию «Дунаевъ» и адрес ателье. Вот так мы развлекаемся.
Следующий этап в благоустройстве – шторы. Дочери долго обсуждали фасон и материал, такие были споры, до хрипоты. И стало так уютно, к тому же дочки пошили шторы сами. Правда, мы с Ромой немного поспорили из-за цвета штор. Он обожает голубой цвет, а я его ненавижу – мне холодно от этого цвета. В будуаре я предложила шторы розовые, а воспротивился Роман – он ненавидит розовое, если только это не детская одежда. Я люблю зелёный цвет, а Рома – жёлтый. Дочери предложили для нашей спальни бирюзовый цвет, а для будуара – кремовый. Правда, Роман долго выяснял, что это за цвет «кремовый». Наконец, понял и одобрил. И ведь нашли такие ткани, нам они понравились.
Как-то в наш почтовый ящик бросили рекламный буклет цветочного магазина. В буклете много комнатных растений, а их у нас очень мало. Я позвонила по этому номеру, приехал менеджер, оглядел наш дом, показал каталог с растениями и прямо указал, что именно нам подходит и сколько это будет стоить. Мы согласились, и на следующий день привезли заказанные растения, грузчики их расставили как указал менеджер, мы оплатили заказ. Нам так понравилось, нам показалось, что мы живём в доме будущего, идеального будущего. А какой аромат от апельсинового дерева с висящими плодами, в кухне поставили лимонное дерево и тоже с плодами, детям – по мандариновому с плодами. На окнах орхидеи, по углам красуются пальмы, названия других растений я не запомнила, и даже не могу выговорить.
Я опасалась, что внуки обдерут все плоды с цитрусов, но нет, по одному плодику оторвали и съели. Зачем обдирать эти деревья, если в кухне имеются цитрусы в большом количестве.
Короче, мы очень довольны переездом, живём как в раю. По весне всё цветёт, поют птицы, если в городе кричат вороны и чирикают воробьи, то здесь обитают более приличные и голосистые птицы, мы не знаем, как они называются, главное, поют они красиво. А какой замечательный воздух, а какая вкусная вода, какой чистый снег зимой. А как здесь тихо, какие тёмные ночи. Мы ведь жили на оживлённой улице, где нескончаемым потоком едут машины, и ночью яркое освещение во дворе просто мешает уснуть, освещение нужно из-за парковки, а ещё самолёты гудят, когда идут на посадку – недалеко аэропорт.
Однажды зимним безлунным вечером мы с Романом гуляли во дворе, и тут я увидела Млечный путь, он так меня поразил. Живя в городе, я ни разу не видела его, или не обращала внимания. Роман тоже поднял голову вверх и замер, потом позвонил Антону, попросил вынести бинокль, Антон вышел с биноклем и тоже заинтересовался, потом вышел остальной народ из дома. Мы долго смотрели на небо. Вышли соседи и тоже стали смотреть на скопление звёзд.
- Бабушка, это что такое, лампочки? – спрашивали внуки.
- Нет, это звёзды, такие же солнца, как наше светило, только они очень далеко, поэтому их так плохо видно, - ответила я.
- А там живут люди? – Опять вопрос, это Елена, старшая внучка, девочка умная и немного романтичная.
- Может, и живут, скорее всего, живут. Я уверена, что живут. Не может быть, что мы одиноки во Вселенной, чем наша Земля лучше любой другой планеты.
- А они видят нас? – Это София, младшая внучка.
- Нет, не видят, потому, что просто не смотрят, они же не знают, что мы есть, - высказала я своё мнение.
- Интересно, какие они, инопланетяне, похожие на нас? – Подал голос Антон, старший внук.
- Вряд ли, но, может, и похожи. Может, они летают по воздуху, или плавают как наши дельфины, или ползают как змеи, - ударился в романтику Роман.
- А мы когда-нибудь встретимся с ними? – Предположил Мишенька..
- Обязательно, мы люди любопытные, они тоже, или они прилетят к нам, или мы к ним, поговорим о жизни, у нас и у них, попьем чаю с пирожками и конфетами. – Обнадёжил Роман внуков.
- Бабушка, солнце вертится вокруг земли, или наоборот? – Спросила Софийка. Я онемела, не зная, что и сказать.
- А что будет, если солнце столкнётся с луной?
- Давайте купим телескоп, - предложила я.
- А что такое телескоп? – почти хором спросили внуки.
Как плохо, что в школьной программе сейчас нет астрономии, и мы с Романом рассказали внукам о строении Солнечной системы, о планетах, их спутниках. Роман взял палку и на снегу стал рисовать схему Солнечной системы. Как они слушали нас! Таким образом далёкий Млечный путь сблизил наши семьи, поднял наш авторитет в глазах внуков, они стали больше задавать нам вопросов и советоваться. Телескоп всё-таки купили, в крыше сделали окно для наблюдения за небом. Внуки как начнут рассказывать про звёзды, созвездия, другие галактики, такое впечатление, что они знают всё небо.
Постепенно сложился наш распорядок, уклад жизни.
Кстати, когда здоровье Ромы улучшилось и ему дали третью, рабочую, группу инвалидности, он решил устраиваться на работу, однако, дети его отговорили – они достаточно хорошо зарабатывают, и он может не работать, к тому же дома дел хватает: с электрикой, водоснабжением, канализацией, страховкой, договорами и прочими делами, и бумагами, в частности, надо продлить договор страхования от пожара. Мы же работаем, бывает, некогда заниматься такими делами, или что-либо забудем, ну, пожалуйста, возьми всё это на себя. И Рома взялся за ведение домашней бухгалтерии, конечно, он был рад тому, что он нужен, и от него какая-то польза в этой жизни. Пытался привлечь и меня, но мне почему-то сразу становилось дурно от одного вида этих бумаг, он понял меня и отстал со своими претензиями. Теперь он гордо себя называет: управдом.
Яна и Владислав по утрам уезжают на работу и подвозят старшего сына Антона в школу. Вечером они возвращаются домой. Майя и Вадим уезжают в город и увозят с собой дочек в школу. Девочки учатся помимо общеобразовательной школы музыке и танцам. На этом настоял их отец. Он сам учился музыке, а также его родители, дедушки и бабушки. Вечером все возвращаются домой.
А мы с Ромой каждое утро отвозим Мишеньку в школу к 9 часам. Школа работает в одну смену. Ездим мы на старенькой Ниве. Дети предлагают купить новую машину, но Роман отказывается, говорит, что не сможет освоить новую машину, он-де поглупел после отравления палёной водкой. Да, и Нива бегает без поломок и аварий. Отправив внука в школу, едем в местную кулинарию, покупаем салаты, какую-нибудь выпечку, потом едем в фермерский магазин за молоком, сметаной, творогом. А какой здесь хлеб! Моя семья обожает молоко, а я – сметану, люблю посыпать её сахаром, покрошить чёрного хлебца и съесть эту вкуснятину маленькой ложкой. Из творога дочки напекут творожников с изюмом или курагой. Если есть, берём рыбу – щуку, судака, карпа. Ну, и мясо на суп, котлеты, жаркое. Ну, и, конечно, колбасу, как же без неё, она здесь вкусная. Внуки её обожают, рыбу едят плохо, говорят, что лучшая рыба – это сосиска.
Потом визит на почту за свежими газетами, бандеролями, заказанными детьми и внуками. Не гонять же почтальона в наш медвежий угол. Телевизор у нас есть, и не один, но газеты – это совсем другое, скорее, профессиональное, ну привыкла я на работе читать газеты. Потом в универмаг за батарейками, лампочками, колготками, носками, чистящими и моющими средствами.
Иногда заезжаем в аптеку, проблемы нет-нет да и возникают: то йод пролился, то зелёнка потерялась, кому-то слабительное, кому-то наоборот. Зубная паста, лейкопластырь, баночки для анализов, ну, и лекарства, прописанные врачом. Короче, стараемся, чтобы дети не заморачивались после работы с покупками, а ехали спокойно домой.
Потом домой. Обед. Я укладываюсь спать, а Роман едет за Мишенькой в школу. Двадцать лет назад мне подшили кардиостимулятор, и мне стало легче дышать, ходить. Одно плохо, кардиолог не рекомендовал летать на самолёте, только на метле, шутка, конечно. А ещё мне рекомендовано мыться только под душем, ванна и баня противопоказаны.
Плохо в том плане, что я не могу слетать к брату, в Калининград, куда он получил распределение после окончания вуза. Перед этим он успел жениться, действительно, на сироте, выпускнице детского дома, как я нечаянно предсказала. Мама поехала вместе с ними, ну не могла она отпустить сына в тьмутаракань, хотя и с молодой женой. Наш отец к тому времени умер. «Приданое» Витюше мама собрала и набила им тот же чемодан, в каком перевозила моё приданое. Братику, как молодому специалисту, предоставили половину дома в старом немецком доме, не очень старом по местным меркам – ему всего сто лет. Точнее, предоставили в аренду. В его половине доме две комнаты, большие комнаты, кухня с газовой плитой, санузел со старинной ванной и раковиной, но современным унитазом, старинная печь с изразцами, действующий камин, высокие потолки, большие окна, дубовые полы, подвал, чердак, небольшой садик с яблоней, вишнями и пустыми грядками. Палисадник с розами, беседка и кирпичный сарай, каменный забор вокруг дома. Кованые ворота и калитка, она легко открывается и закрывается на замысловатую щеколду. А ещё там была мебель, старинная, прочная: столы, шкаф, буфет, кровати, стулья. Бывшие хозяева удачно расставили эту мебель, поскольку двигать почти невозможно.
Маме очень там понравилось, содержимое чемодана оказалось кстати, то было время тотального дефицита. Короче, там состоялся её второй «звёздный час». Она хотела оставить там этот чемодан, но молодые супруги набили его сувенирами с местного рынка: носками, варежками, жилетами, половичками, поделками из янтаря. А ещё сетка-авоська объёмом с ведро ароматных медовых яблок из сада и бидон вишнёвого варенья, сваренного Юлей. А ещё жареная салака и копчёная корюшка, и местные традиционные марципаны из кондитерских поехали в двух сумках, да ещё один пакет с окороком, колбасами и чем-то вкусным из мяса, абсолютно незнакомым. А как мы получали её багаж в аэропорту, какие там витали ароматы, как мы ожидали той минуты, когда приедем домой и распробуем то, что так чудесно пахнет!
Приданое мне и брату мама собирала одна. Она работала крановщицей, и её не хватало общения с людьми. А тогда, во времена всеобщего дефицита, образовывались очереди, а в очередях люди общались, делились информацией, где и что можно купить и сколько это стоит. Особая статья – невесты, мамы и бабушки покупали постельное бельё, посуду и прочее. Я же сама боялась очередей до ужаса, и виной тому детские воспоминания. Когда мне было пять лет, мы с мамой пошли в магазин за мукой, он был закрыт на обед, и собралась очередь. Маму кто-то отозвал, она оставила меня в очереди и пошла к позвавшей её женщине.
В это время магазин открылся и народ ринулся внутрь, я запнулась, упала, закричала, но народ перешагивал через меня, и никто не помог мне. Только прибежавшая мама вытащила меня из-под ног людей. Я страшно кричала, сорвала с себя шапку, варежки, шарфик. Муку мы так и не купили – ушли домой.
Я бы навсегда забыла этот эпизод, но учась в университете, я прочла по программе роман Горького «Жизнь Клима Самгина». Там рассказывалось о человеке, попавшего в давку на Ходынском поле, и я вспомнила эпизод с мукой, я была дома, закричала, прибежала мама, успокоила меня. Но очередей я стала бояться. Мне всё казалось, что все эти люди сейчас побегут за мной и затопчут.
К слову, позже, когда мы получили компенсацию за нашу дачу, попавшую под федеральную трассу, половину денег я отправила брату, и ещё половину денег за проданную родительскую квартиру после их смерти, брат сумел выкупить другую половину своего дома, уже пустовавшую в то время, и оформил весь дом на себя, жену и детей. Реставрировать дом не пришлось. Только покрасить деревянные и металлические детали. Братец подписывает свои письма по интернету – барон фон, а дальше имя и фамилия, шутник, однако. Оказывается, в этом доме когда-то жил обедневший барон.
У брата родились двое детей: сын и дочь. Сын, Илья, вырос и захотел стать поваром, нужная и почётная специальность в их туристическом городе. А вот дочь, Марина, особая статья. С ней случилось то же, что и со мной в юности. Она влюбилась, причём взаимно, её тоже любили. Но, как поётся в песне: «Красивая и смелая дорогу перешла», парень то ли увлёкся красивой девушкой, то ли просто переспал с ней, но ему пришлось жениться на красивой и смелой. Хорошо, что у Марины хватило разума поделиться с родителями, те смогли её хоть как-то, но успокоить. Я же не смогла с кем-либо поделиться своей болью, только с подругой, которая выписала мне микстуру Михеева. Это сейчас я понимаю, что в таком состоянии надо было обратиться ко врачу, родители Марины тоже не догадались послать дочку к медикам. Марина только успела закончить десятый класс и отметить своё совершеннолетие. У неё были какие-то планы в отношении своего будущего, но несчастная любовь перевернула её жизнь.
И Марина нашла своё «лекарство». Если я связала свою жизнь с КПСС, то она пошла на войну, буквально. Её мама – украинка, и горячая южная кровь закипела в Марине, когда началась война на Донбассе. Она потихоньку от родителей поменяла паспорт на новый с девичьей фамилией матери, купила турпутёвку в Польшу, уехала туда в отпуск, но каким-то образом оказалась под Луганском. Оттуда она позвонила родителям и сообщила о своём местопребывании, она сказала, что варит борщ защитникам Луганска, родители очень сомневаются насчёт борща, ведь у Марины разряд по стрельбе из арбалета, а от арбалета до винтовки один шаг.
Иногда Марина позванивала родителям, бодрым голосом сообщала, что она жива и здорова, варит борщ, кашу и компот. Но однажды с ней случилось вот что. Она и её товарищи проходили через хутор, где была бомбёжка. Они шли по пустынной и тихой улице. Вдруг Марине под ноги бросилась с жалобным лаем чёрная лохматая собачонка размером с шапку, развернулась и побежала в ближайший двор. Марина – за ней, собачонка привела её к погребу, крыша которого валялась далеко в стороне, явно её вырвало сильным взрывом. Собачонка остановилась в углу подвала и заскулила, не завыла, как по покойнику, именно заскулила. Марина заглянула вниз и увидала там трупы людей, но не просто трупы, а месиво из оторванных рук, ног, голов. Там были именно трупы, но собачонка отчаянно лаяла, значит, там есть кто-то живой. Поскольку лестница сохранилась, Марина стала спускаться, обратив внимание на тот угол, где стояла собачонка, но там были только мёртвые.
И вдруг один труп шевельнулся, Марина приподняла его и увидала под ним девочку лет пяти. Она потрогала ребёнка за ручку, она была тёплая – ребёнок жив. Марина позвала командира, вытащила девочку из-под трупа и подала ему, потом выбралась сама из подвала. Девочка обняла Марину за шею, она молчала, явно, ребёнок контужен. Собачонка бежала за Мариной и пыталась лизнуть Кристину за ручку, явно, она её хозяйка. Вернувшись на «базу» Марина показала девочку медикам, они сказали, что она контужена и оглушена взрывом, и они ничем не могут помочь. Надо везти в городскую больницу. Кстати, в тот день Марина поседела, немного, одна седая прядь надо лбом, но в чёрных волосах очень заметная.
В городской больнице развели руками – мы бессильны, вези ребёнка в Россию. Но нужны документы, вернулись на хутор, зашли в дом, у которого находился погреб. Убитые, кстати, уже были похоронены. В комоде нашлась пачка паспортов. Детский был один, точнее, свидетельство о рождении: Наливайко Кристина Викторовна – пяти лет. А Марина тоже Наливайко, и тоже Викторовна, значит, сестра. Марину с трудом уговорили вернуться в Россию. Собачонку отмыли, откормили, получили удостоверение в местном клубе собаководства, поставили нужные прививки, купили переноску и на вокзал. Потом пересадка в Варшаве, потом – Калининград.
Родителей Марина предупредила о своём приезде, но забыла толком посмотреть на себя в зеркало, если бы увидела свою седину, то хотя бы покрасила волосы, чтобы не пугать родителей. И вот вокзал, Марина выводит Кристину, за плечами – рюкзак, в другой руке – переноска с собакой. Виктор подбежал к ним, подхватил на руки Кристину, та обняла его за шею и сказала: «Деда». Ну, что же, деда так деда. Юля, увидев поседевшую дочь, покачнулась, но сын удержал её. «Деда» - единственное слово, сказанное Кристиной на тот момент. Родители Марины были рады возвращению дочери, а также Кристине и собачонке.
Лично мне Виктор рассказал мне о таком эпизоде. Когда Марина была на «войне», однажды у их дома появился «бывший» Марины, стал расспрашивать о ней, огорчился, не застав её дома. И стал рассказывать о себе. Он женился, родился мальчик, но он заподозрил, что сын не его. Мальчик – смуглый, черноволосый и черноглазый, а родители оба сероглазые шатены. Он сделал тест на ДНК и выяснилось, что ребёнок точно не его. Он показал жене этот документ и потребовал разъяснений. Та расплакалась и рассказала, что встречалась с грузином, тот обещал жениться, но сбежал в свою Грузию к жене и дочери. Аборт делать поздно, вот она и соблазнила «бывшего» Марины и заставила жениться на себе. И сейчас «бывший» разводится с женой, а также подал заявление об отмене записи об его отцовстве в свидетельстве о рождении ребёнка на основании теста ДНК. Виктор сказал ему:
- Ты подлец, этот ребёнок числится твоим сыном, а ты отказываешься от него, а что с ним будет, ты не подумал. Советую тоже идти на войну, как Марина.
- Не пойду на войну, я боюсь, я не Марина. Я лучше уйду в монастырь. Прощайте, - он повернулся и пошёл прочь. Виктор плюнул ему вслед. И правильно, молодец, братец, я горжусь тобой!
Лечение Кристине не помогало, слух к ней не возвращался, и она не говорила. Кристина ходила в школу для глухих детей, её обучали общаться на пальцах, как все глухие. Эту технику пришлось освоить всей семье. От этих событий у брата стало болеть сердце, и он попал в больницу. Обследования показали, что у него такой же диагноз, как у меня, и у нас это врождённое. Брат отслужил армию и не знал, что у него больное сердце, поскольку кардиограмму тогда делали редко. Мне её впервые сделали только во время беременности. Я-то думала, что у меня сердце заболело из-за измены «бывшего». Брату тоже запретили, нет, не запретили, советовали не летать на самолёте, не ходить в баню, а мыться только под душем, эти же рекомендации были даны и мне.
Марине рекомендовали поехать в Москву, показать Кристину более компетентным специалистам. Марина с Кристиной уехали, собачку не взяли, та немного поскулила, но вскоре успокоилась. Спустя неделю у их ворот появился высокий красивый мужчина, робко постучал щеколдой калитки. Во дворе были Юля и Илья, они собирали вишню. Увидев чужака, спросили, что ему надо, оказалось, он – серб, воевал вместе с Мариной, узнал, что нужны деньги на операцию. Звонить Марине он боялся, вполне вероятно, что его телефон прослушивается СБУ. Деньги он привёз и хотел бы отдать Марине. Юля сказала ему, что они дали деньги Марине на операцию, но пригласили в дом, накормили, поговорили, пытались выяснить воевала всё-таки Марина или борщ варила. Серб по имени Боян только улыбался и повторял: «военная тайна», за ужином он рассказал немного о себе, о своей семье, погибшей при обстреле Белграда, а Марина очень похожа на его погибшую сестру. Он оказался хорошим парнем, жаль, погостил недолго и вылетел в Москву к Марине. Интересно, что собачка Кристины узнала пришельца, завиляла хвостиком, и всё время, пока тот гостил, сидела на его коленях. Именно он назвал кличку собачки – Черныш, а та обрадовалась и лизнула его.
- Вот это мужик! – Сказал тогда братец. – Вот он действительно пара Марине. А этот слюнтяй пусть уходит в монастырь, ему только там и место.
Узнав, что Марина ушла на «войну», я решила сходить в церковь, о чём сказала Маргарите Львовне. Она внимательно выслушала и спросила, крещена ли я. Нет, я некрещёная. Тогда сначала надо окрестится, и я согласилась, ради племянницы я была готова пойти хоть к чёрту на рога. И вот я покорно прошла обряд крещения. Имя надо было выбрать по толстой книге – святцам. Книгу надо открывать по дате рождения. Имя мне стало Евдокия, неплохое имя, а в быту Дуся, редкое и задушевное имечко. Я вспомнила, что именно в нашем городе снимался фильм «Евдокия», один из любимых фильмов моего детства. Маргарита Львовна подвела меня к иконе Николая Чудотворца, заставила встать на колени и повторять за ней молитвы. Прочитав молитвы, Маргарита Львовна встала, а я не смогла. Маргарита Львовна пыталась поднять меня, но у неё не получилось. Тогда я на четвереньках доползла до ближайшей лавки, вскарабкалась на неё, полежала, и мои ноги пришли в норму. Помогли мои молитвы Марине или нет, я думаю, помогли. С той поры я и стала ходить в церковь, молиться за своих родных и друзей, ставить свечи за их здоровье, как положено у православных.
А мы, переехав на новое место жительства опасались, что внуки не будут заниматься огородом, но мы ошиблись. Конечно, их привлекали яблоки, крыжовник, вишня. Дети сажали огурцы по своему вкусу – кому с пупырышками, кому без. Кто любит крупные помидоры, кто-то мелкие. Я обожаю чёрные помидоры, кто-то красные, кто-то жёлтые. А надо купить семена, вырастить рассаду, пересадить её, потом поливать, собирать урожай. То же с цветами – кому лилии, кому тюльпаны, астры, розы. Я полагала, что огород отвлечёт внуков от гаджетов, а получилось наоборот. Они нашли единомышленников в интернете, они узнали, что картофель бывает для супа, для пюре, для жарки и для салатов. И ведь потребовали приобрести семенной картофель разных сортов для посадки. Мало того, храним его в разных ящиках и с надписями на каждом, какой сорт в нём находится.
Попросили внуки купить курочек, купили им курочек, все яйца на учёте, внуки почти полностью съедают их сами, они считают, что эти яйца вкуснее магазинных. Как-то предложили завести кроликов, но я спросила: »А вы будете кушать их мясо и носить вещи из их меха?» внуки побледнели и сразу сказали: нет. К сожалению, мы не можем взять кошку или собаку, почти все внуки страдают аллергией на что-либо и на шерсть животных тоже.
В теплице повесили рукомойник, прибили полочку, на ней – соль и порезанный хлеб в пакете, нож. Теплицу приобретали опять же по совету внуков. Я боялась, что внуки, наевшись в огороде помидор, огурцов и яиц, дома будут отказываться от еды, но нет, едят всё и просят добавки. Видимо, огурец, помидор с грядки, ягоды с куста разжигают аппетит.
А ещё к нам на выходные приезжают мамы зятьёв: Кира Ивановна – мама Вадика, Маргарита Львовна – мама Владика. Они настолько интересные личности, стоит рассказать о них особо. Кира Ивановна всё ещё состоит в рядах КПРФ, ходит на собрания, ругает меня за то, что я отошла от партийных дел. На что я отвечаю так: «Моя партия – моя семья, мои дети и мои внуки».
Маргарита Львовна – человек – верующий, напоминает нам, когда надо печь блины, красить яйца, ездить на кладбище. Во всех углах у нас висят иконы и стоят бутылочки со святой водой. Иногда она начинает рассказывать внукам о смертных грехах, о жизни Иисуса и его смерти, внуки разбегаются в разные стороны.
Однажды Кира Ивановна привезла свои раритеты: старая палатка, ветхая и выгоревшая на солнце, такой же стульчик. Раскинула она палатку посреди двора, поставила стульчик, села на него, достала из потрёпанного чехла потёртую гитару и стала петь песни нашей с ней молодости про картошку, синие ночи и комсомол. Зрителям выносился надувной матрац, и наши внуки с удовольствием слушали её. Как-то заглянул к нам местный олигарх, заслушался, и попросил Киру Ивановну продать ему палатку, стульчик и гитару за любые деньги. Она отказалась, но дала адрес своей знакомой, которая собралась выбросить такие раритеты. Олигарх купил их, и в его дворе между бассейном и китайской беседкой поселилась старая палатка и ветхий шезлонг, на котором сидел хозяин и на еле живой гитаре пел песни про шконку, паёк и поезд Ленинград - Воркута. Говорят, его собакам не нравится пение хозяина, и они подвывают ему, будоража окрестных собак.
Как-то Мишенька пришёл из школы встревоженный и расстроенный. В своё время он попросился в кадетский класс. Всё хорошо, всем доволен, учился почти на пятёрки. Вырабатывал командный голос, подолгу стоял у стены, чтобы была военная выправка, гордился погонами. Но вдруг надвинулась трагедия – танцы. Сегодня был первый урок с девчонками из соседнего класса. Мало того, что у него ничего не получалось, так он отдавил ноги своей партнёрше, а потом и себе, чуть не упал, а девчонка расплакалась и поколотила Мишеньку.
Он долго возмущался, кому и зачем нужны эти танцы. Успокоился лишь когда мать дала ему шоколадку. Тогда Роман поставил оцифрованные им мои танцы с Робертом. Мишенька сердито грыз шоколад, но смотрел на экран телевизора, потом спросил:
- А кто это?
- Это я, когда была молодая и красивая.
- Бабушка, это шутка или монтаж? Это ведь не ты, а цыганка. А что у тебя на голове, парик? Ужасный лохматый парик. А зачем ты накрасила брови?
- Мишенька, это не парик, это мои волосы. И брови я не красила, такие они были тогда. Это сейчас брови седые, а тогда были чёрные.
По-моему, он не поверил, только опустил голову и отвернулся, видимо, он решил, что я его обманываю.
Тогда я подошла и пригласила его на танец. Мишенька уже доел и нехотя протянул руки. Сегодня мы танцевали танго, точнее, пытались, что-то он уже запомнил и переставлял ноги почти правильно. Но так тяжело, будто забивал сваи. И когда музыка кончилась, у него сменилось настроение, и он попросил снова включить то, что смотрели. И, глядя в телевизор, стал двигаться в ритме танго, мать дала ему стул, и Мишенька даже заулыбался. И что-то стало получаться похожее на танец, а не на забивание свай. Неуклюжий у нас внук, даже имя у него оказалось говорящее, но мы это исправим, научим танцевать.
Вдруг София, младшая внучка подошла поближе к телевизору, показала на Роберта и сказала:
- А я его знаю. Это Роберт Вольф, он постоянный член жюри по бальным танцам от Израиля. Бабушка, и ты с ним танцевала! Вы только посмотрите, какие у него гениальные ноги, какая у него растяжка. Бабушка, как тебе повезло, да я бы всё отдала за танец с ним.
- А я училась с ним в одном классе и даже как-то сидела за одной партой, - сказала её мать, Майя. – Только фамилия его тогда была Волков. Очевидно, он просто поменял фамилию при переезде в Израиль. А ещё мы с ним как-то подрались, правда, не помню из-за чего. Не умеет он драться, только танцевать.
- Ты дралась? – возмущённо спросил Роман.
- А что? Тогда все дрались, - ответила Майя, но видя возмущение отца, ретировалась на кухню.
Внучки заинтересовались записями танцев, и я принесла большой чемодан с двумя ремнями. В нём я хранила свои бальные платья и босоножки под «золото» и другие туфли. Тогда же я рассказала детям про Болгарию, про танцы и про Хосе в белом джинсовом костюме. И про то, как он называл меня Росарио. Дети с восторгом разглядывали мои наряды. Девчонки попросили отдать им платья.
- Так они же вышли из моды, - удивилась я.
- Бабушка, пышные юбки и открытые плечи всегда актуальны. А что за материал? Никогда не видела такого.
- Нейлон, - ответила я.
- Так ему сносу нет. Ой, это туфли? Какие маленькие, кто их носил. Ты, бабушка?
- Конечно, я, кто же ещё.
- Тридцать четвёртый размер, - удивился Мишенька рассматривая цифры на подошве. Конечно, удивительно, если София уже носит 37 размер, а её старшая сестра – 39, сапоги ей нынче купили 41 размера.
Подошёл Антон, посмотрел на то, чем мы заняты, сходил в кладовку, принёс штангенциркуль, взял туфельку, смерил высоту каблука и сказал:
- Двенадцать сантиметров, бабушка, как ты ходила на них и не убилась? - Потом достал свой телефон, сфотографировал её и отправил куда-то ММС. Вскоре пришёл ответ.
- Вероника посоветовала поставить её на полку рядом с глобусом, - и унёс мою туфлю. Вероника – это его девушка. Подошёл Мишенька и попросил отдать ему вторую туфлю. Софийка возмутилась и попросила отдать ей. Пришлось вмешаться мне, я посоветовала сделать так: неделя туфля у Миши, неделя – у Софии. Впрочем, в чемодане имеются ещё туфли: белые, красные, комбинированные, босоножки зелёные, лиловые, а ещё серебряные. Глаза у детей разбежались, и они перестали ссориться.
- Я, кажется, поняла, - вмешалась старшая внучка, Елена, - в белом костюме – это Хосе, а бабушка в красном платье – Кармен. Судя по всему, бабушка танцует аргентинское танго, а Роберт пытается подражать ей, но у него явно другая школа.
Вот так, спустя сорок лет я узнала из какой страны был Хосе. По логике аргентинское танго должны танцевать в Аргентине.
- Лена, а в каких странах танцуют аргентинское танго? - Спросила я внучку.
- Бабушка, проще сказать, в каких странах не танцуют аргентинское танго. Наверно, только в Антарктиде.
- Лена, а в каких странах говорят на португальском? – спросила я.
Лена открыла планшетник и доложила:
- Кроме Португалии в Анголе, Бразилии и в половине африканских стран.
И внезапно я поняла почему Роберт поменял фамилию после переезда в Израиль. Вольф – это настоящая фамилия их семьи. Имена Борис и Ефим часто встречаются именно у евреев. В трудные времена они поменяли фамилию на Волковых, а их потомок вернул в семью их истинную фамилию.
- Росарио, где-то мне встречалось это имя, - задумчиво сказал Владислав. – Вспомнил, в каталоге цветов есть роза Росарио, чайная роза. Надо выписать эту розу и посадить вместо погибших зимой.
Владислав у нас любитель цветов, выписывает каталоги и заказывает то, что понравится. Да ещё просит Яну составлять букеты и ставить их в комнаты. Розы у нас в саду есть, некоторые пахнут, некоторые – нет. Раньше Яна была равнодушна к цветам, но муж как-то увлёк её цветоводством.
- Какое красивое имя – Росарио, - заговорил Роман. – Жаль, ты мне раньше не сказала, как тебя называл Хосе. Тебе оно очень подходит, больше чем просто Роза.
- Да я просто забыла, твоё появление как-то оттеснило образ Хосе, - польстила я мужу. А ведь это правда. Сорок лет я не вспоминала это имя. Пожалуй, мне было бы приятно, если муж называл меня так. А то сорок лет только Роза, и никакой романтики. Вот как я его называла и называю - это секрет.
В прошлом году в начале осени Мишенька рассказал о некачественном ремонте школы, они с Вовкой колупают стены, местами вздулся пол, и что-то сыплется с потолка, на втором этаже капает с потолка дождь. В местных газетах я прочитала статью о необходимости закрывать небольшие школы, а поскольку понастроили новые большие школы, то можно возить детей в эти школы на автобусах. А на ремонт нашей школы было отпущено меньше средств, чем надо было, и ремонтировать пригласили таджиков, и никто не спрашивал умеют ли они это делать.
В нашем посёлке есть школьники, которых возят в школу на автобусе. По рассказам соседей однажды этот автобус сломался, в салоне были три первоклассницы с нашей улицы. Водитель их высадил, остановил легковушку и попросил водителя развезти детей по домам. Водитель попался ответственный и честно подвёз детей домой. А если бы нет? Мне бы очень не хотелось, чтобы мои внуки ездили на таком автобусе. На семейном совете решили помочь школе, другие родители тоже встревожились и предложили собрать деньги и своими силами исправить то, что сделали таджики. Деньги собрали быстро, удачно закупились, и по выходным приезжали в школу работать.
Однажды дети учились в субботу, и мы с Романом вдвоём ездили забирать его из школы. А именно в этот день его родители приехали перекрывать крышу школы, и мы с Романом смотрели снизу на них, мы знали, что они не боятся высоты, но этого не знал Миша, он вышел, увидал куда мы смотрим, повернул голову и ему стало плохо от увиденного, правда, он только покачнулся, но Роман успел подбежать к нему и обнять за плечи, тут подбежала я.
- Миша, не пугай своих родителей, они могут упасть, возьми себя в руки, - сказала я, - повернись в их сторону и помаши им рукой.
- Давай, ты же мужчина, - поддержал меня Роман, взял его руку и помахал ею в сторону его родителей. К счастью, они были заняты крышей и не смотрели вниз. Мы быстро отвели Мишу в машину и отвезли домой. Конечно, мы рассказали родителям, может, это минутная слабость, может, страх высоты, а для него, как будущего солдата, это неприятно, с этим надо бороться.
Свою лепту в ремонт школы внесли обе мамы зятьёв. Маргарита Львовна, человек верующий, выяснила, что школу после постройки не освятили и решила исправить это положение. Обратилась в ближайшую церковь к батюшке с просьбой освятить школу, даже предложила плату за освящение, но батюшка отказался от платы. Школу он освятил, заранее договорившись с директором, тот удивился, но дал согласие, и школу освятили, может, её не закроют.
Кира Ивановна, как член КПРФ, составила петицию в администрацию города, собрала подписи родителей учеников и собственноручно отнесла её по назначению. Ответа не было. Тогда она предложила организовать пикет около здания администрации города. И попросила меня сесть в инвалидную коляску и прибыть в пикет. Узнав об этом, её сын возмутился, отругал мать, посоветовал ей заниматься внуками, а не политикой. Написала петицию, собрала подписи, отвезла её в администрацию и всё. Спасибо тебе, мамочка. А пикеты не помогут, это уже проверено.
Два года назад Витя, мой брат, пригласил мою семью погостить в его доме, он недавно стал владельцем этого дома, ну, и конечно, его семья. Мои дети и зятья скорректировали свои отпуска под каникулы детей, купили билеты на самолёт, уложили вещи, купили подарки и таблетки от укачивания в самолёте. Но Мишенька сломал ногу, не нарочно, конечно. Кстати, он отнюдь не переживал, он очень не хотел лететь на самолёте, ему уже приходилось летать, и ему было так плохо, так плохо, и тогда он сказал, что никогда не будет летать. Мне нельзя лететь по совету врача, Роман остался со мной, нельзя же оставлять меня дома одну, и перед самым отъездом с нами остался Мишенька со сломанной ногой.
Поскольку все дети спят на втором этаже, а мы с Ромой на первом, то мишину кровать перенесли в нашу спальню и поставили рядом с моей кроватью – так захотел он сам. В первую же ночь он долго не мог уснуть, ворочался и вздыхал.
- Бабушка, расскажи что-нибудь, - попросил он.
- А что тебе рассказать? Какую-нибудь сказку?
- Нет, я все сказки знаю, давай что-нибудь про войну, ты же была на войне.
- На войне я не была, но воевал мой отец, я расскажу тебе, что он рассказывал мне, - и тут же вспомнила рассказы отца. Мы жили в бараке, родился братик, он почему-то спал днём и плакал по ночам. Мама успокаивала его, а отец – меня. Сказок он не помнил, может, забыл, а скорее всего память о войне так глубоко засела в его сознании, а я и не в обиде, всё равно что слушать, когда плачет маленький брат. И вдруг моя память отчётливо восстановила отцовские рассказы.
- Миша, мой отец воевал на полуострове Рыбачьем, это на границе с Норвегией.
- А я знаю, я слышал песню «Прощайте, Скалистые горы», её пели старшеклассники девятого мая.
- Молодец, да, именно эти Скалистые горы стали препятствием фашистам, там, на Кольском, они не продвинулись ни на метр, дошли до Сталинграда, захватили Кавказ и Крым, а тут наши держали оборону до конца войны. А ещё мимо Рыбачьего шли караваны кораблей из Англии в нашу страну. Они везли танки, самолёты, тракторы, продукты. Люфтваффе регулярно летали бомбить эти корабли, люфтваффе – это фашистские самолёты.
- Бабушка, я знаю про люфтваффе, рассказывай дальше. Мне это интересно.
- Когда подлетали фашисты, взлетали наши истребители и бомбардировщики, с земли били зенитки. Если некоторые люфтваффе прорывались к морю, то по ним били пушки с самих кораблей и со сторожевиков, которые охраняли английские конвои. А ещё там были подводные лодки, они тоже охраняли караваны, ведь за ними охотились фашистские подлодки и корабли. И всё это било и стреляло до последнего вражеского самолёта, корабля или подлодки, потом замолкало до следующего налёта.
- Бабушка, а ещё что-нибудь расскажи.
- Миша, почему ты не спишь?
- Не могу уснуть, мне стало интересно, расскажи ещё что-нибудь, пожалуйста.
- Ну, ладно, слушай. Отец рассказывал, что кому-то пришла идея поймать северного оленя, запрячь его, самому надеть маскхалат, закинуть автомат за плечи, надеть лыжи, взять вожжи от запряжённого оленя и вперёд, в разведку. Дёрнешь за правую вожжу, олень повернёт вправо, дёрнешь левую – повернёт налево.
- Бабушка, а в оленей фашисты стреляли?
- Конечно, правда, сначала они терялись, не верили своим глазам, конечно, стреляли, но невозможно попасть в скачущего туда- сюда оленя, да и в лыжника тоже.
- Бабушка, а всегда олень и лыжник возвращались из разведки?
- Конечно, всегда, и не могло быть иначе, олени такие быстрые, а лыжник в белом маскхалате, его не видно на белом снегу, и стрелку трудно попасть в такую мишень. А разведчику надо успеть рассмотреть то, что надо, и потом правильно рассказать командиру.
- А ночи там очень тёмные?
- Ты забыл про северное сияние?
- Нет, я видел его по телевизору, очень красиво. Бабушка, а у твоего папы награды есть?
- Есть, они в коробочке, если хочешь, завтра я покажу их тебе, по-моему, я их показывала тебе?
В ответ – тишина. Всё, ребёнок, уснул, вечер воспоминаний окончен.
На следующий день Мишей занялся Роман, он снял с полок собрание сочинений Валентина Пикуля, писавшего именно про эти конвои. Я не читала этого автора, но Рома во время лечения от контрафактной водки перечитал все наши книги. И после завтрака стал более подробно рассказывать внуку про эту войну. А после обеда, когда Рома лёг спать, Миша начал читать первый том собрания сочинений Пикуля. Я была так рада, что хоть один внук стал читать. И вспомнила его маму, она, учась в школе попросила меня: «Мама, перескажи мне роман «Война и мир», совершенно некогда читать». И ведь пришлось пересказывать, что не сделаешь ради ребёнка. Технарь дочь, технарь, и неспособна понять терзания Андрея Болконского и Наташи Ростовой. Вторая наша дочь читает, но детективы по дороге на работу и с работы, да ещё в обеденный перерыв, причём, не сами книги, а планшетник.
Кстати, награды отцовские я достала из коробки, Миша с радостью взял их, стал спрашивать, что за медали и ордена, а я и не знаю, конечно, отец рассказывал, но я забыла. Роман оказался большим специалистом по части наград, рассказал Мише о каждой, внук просил фотографии, но военных не было ни одной, в тех местах никогда не было кино- и фотохроники, а у солдат ни у кого не было фотоаппарата. Я спрашивала у отца, почему ему пришлось занимать должность писаря, почему отцу приходилось писать приказы, протоколы, и, самое неприятное, похоронки. А некому писать, в той части фронта никогда не было женщин, слишком тяжелая служба. У отца был красивый почерк и образование: семь классов и ФЗУ. К тому же в писари его перевели, когда отец заболел цингой, ноги опухали так, что не влезали ни в одни валенки, приходилось срезать голенища, получались чуни, но и у них приходилось подрезать задник до подошвы, чтобы протолкнуть распухшую ногу.
Я спрашивала отца, почему он от руки писал, разве не было пишущей машинки? Машинка-то была, но не было красящей ленты. Даже чернила надо заказывать на Большую землю. Чернила – это сухой порошок фиолетового цвета, его надо разводить водой и наливать в чернильницу, а писать надо деревянной ручкой с пёрышком. Такую деревянную ручку с пёрышком я помню, сама писала такой в начальных классах. И чернильницы помню, и перочистки помню, мы сами их шили из кусочков ткани, они нужны были для протирания пёрышка после использования.
Когда вернулась семья из Калининграда, начались рассказы: про необыкновенный дом, в котором живут родственники, необыкновенный старинный город, Королевские ворота, могилу Канта, поездку на Куршскую косу и пьяный лес, посёлок Янтарный с его пляжем, Рыбную деревню, деревню Викингов, город Зеленоградск, кажется так он называется, город кошек, где прямо на улицах стоят автоматы для продажи корма кошкам, и про полёты на парапланах. Дети потом напечатали фотографии в ателье «Дунаевъ», он же снимал нас в ротанговом интерьере. Замечательные фотографии: Антон выковывает меч в кузнице, Елена ткёт за ткацким станком, Софийка сидит за прялкой и держит веретено и такая она счастливая.
А ещё рассказы о вкусной тамошней еде, прежде всего – рыбе и сосисках. Удивительно, но внуки там стали есть рыбу, свежую рыбу, прямо из воды, да хорошо приготовленную Ильёй, она шла на «ура». Да и с собой привезли они жареную салаку, судаков и копчёную корюшку. Илюша завернул всё это в фольгу и сложил в сумку-холодильник. Удивил всех Антон: узнал, что в Калининградской области имеются сорок старинных рыцарских замков, и они сдаются в аренду, правда, их надо ремонтировать и приводить в достойный вид, позвонил своей девушке Веронике и предложил эту авантюру. И ведь она согласилась, но только чуточку попозже, сначала надо закончить школу, получить образование, накопить деньги, а там видно будет. Умная девушка, мне она нравится.
Рассказывали и про Кристину, ей изготовили имплант в ушко, она стала слышать и говорить, да ещё петь, Елена записала её песни, у девочки природная постановка голоса и абсолютный музыкальный слух, так сказала Елена. Марина успокоилась, отец нашёл для неё работу в стрелковом клубе тренером, она отработала неделю, сбежала оттуда, и попросилась к брату:
-Возьми меня к себе хоть посуду мыть, хоть картошку чистить. Не могу я стрелять, не могу и других учить стрелять. Война для меня кончилась.
- Посуду моет машина, овощи мы получаем очищенными, послушай, ты говорила, что варила борщ на своей войне, - Илья погладил сестру по голове.
- Поначалу да, борщи варила, каши, компот и в больших количествах. Вскоре к нам пришли две пожилые женщины, их дома попали под обстрел и полностью сгорели, семьи погибли, а женщин спасло то, что они были в магазине. Они попросилась на кухню, а я оказалась не у дел. Поскольку нам нельзя стрелять по «укропам»…
- По каким- таким «укропам», сестрёнка, поясни.
- Один украинский журналист носил майку с надписью «укроп», вот мы и стали всех его соотечественников, тех, кто против нас, так называть – коротко и понятно. Когда я взяла в руки винтовку, поняла, что не смогу стрелять по людям, не смогу и всё тут. Ну, Боян и предложил стрелять из арбалета, когда узнал, что у меня разряд по стрельбе, а где его взять? Тогда Боян согнул мне лук, а верёвочку для него купили в магазине, она стала тетивой, стрелы тоже Боян сделал, наконечник из пивной банки, а хвостовое оперение – из перьев вороны, мы её нашли на дороге, она, видно, при бомбёжке погибла. Боян её ощипал, а мясо закопал, похоронил, значит, несчастную ворону.
- Молодец, сестрёнка, не ожидал, что ты такая храбрая, я горжусь тобой и жду дальнейших рассказов про твою войну. Кстати, тебя не видели? Ты хорошо маскировалась? И для чего нужны были лук и стрелы?
- Боян увидал на придорожном дубе домик, его, очевидно, построили местные подростки, сейчас-то они прячутся, а нам пригодился. Цель Бояна – разведка, он смотрит в бинокль, а писать не может, ему в плену сломали обе руки, так что записывать приходится мне. Мы с Бояном забирались туда ночью, а днём вели разведку. К тому же там, наверху, всегда хорошая мобильная связь. Бывало, нам звонят, просят перезвонить другому абоненту, который недоступен, передать то-то и то-то. Некоторые сообщения приходилось записывать, писала я, Боян не мог.
- А ещё «укропы» дроны запускали, уж я позабавилась, стреляя по ним. Конечно, деревянной стрелой дрон не сбить, но нарушить его маршрут – это у меня получалось, если стрела попадала в его лопасти. То он кувыркается, то летит по синусоиде, или от него что-то отваливается, и он пикирует на землю. Пока наши его заметят и подстрелят, а я уже его повредила.
- А промахиваться тебе приходилось?
- Только один раз, точнее, я попала в дрон, но он почему-то стал кружиться над танком «укропов», случайно танк проезжал под ним, так танкист вылез из люка и попытался поймать рукой дрон, а поймал стрелу, отпавшую с дрона, разломил её и выбросил, а дрону погрозил кулаком, потом нырнул в свой танк, закрыл люк и поехал.
- А сам Боян не стрелял из лука?
- Нет, что ты, он бинокль держит левой рукой, и стрелы строгает левой. Ему не натянуть тетиву и стрелу не удержать. И кушает он левой рукой, а правой держит миску с едой, хлеб я сама резала и подавала ему, и миску наполняла едой.
- Ты говоришь, что сидели весь день на дереве, а куда же вы в туалет ходили?
- Да в дупло. Бывшие «хозяева» то ли выдолбили, то ли просто нашли дупло и стали использовать как туалет, запах-то сохранился, а дупло длинное, сверху вниз идёт, так что проблем с туалетом у нас не было. Главное, воду с собой взять и еду. Правда, сезон разведки длился недолго – только до осени, пока была листва на дубе. Осенью мы слезли с дерева, и вскоре я нашла Кристину. Ну, так как, братец, поможешь, возьмёшь к себе?
- Конечно, сваришь завтра борщ, если он понравится моим коллегам, будешь работать с нами, - и опять погладил её по голове.
- Мои борщи нравились всем, они съедались без остатка, и никто не жаловался на качество, - похвасталась Марина.
- Одно дело кормить голодных бойцов, другое – привередливых туристов. Твои бойцы наверняка борщ из топора бы съели. Кстати, а как Боян? Он нам очень понравился, бери его в мужья, мы не возражаем.
- Так он же совсем седой и старый.
- А сколько ему лет, сестрёнка?
- Двадцать девять, я точно не знаю.
- Ха, совсем мальчик.
- Этот мальчик в таких горячих точках побывал, такие подвиги за ним числятся, но это секрет.
- Он тебе что-то рассказывал об этом?
- Нет, ничего, мне о нём рассказывали другие, и кое-что я узнала из интернета.
- А то, что он седой, так ты сама такая, сестра.
- У меня только одна седая прядь, братец, а у него полголовы.
- Ну, ладно, ладно, не кипятись, он ещё приедет?
- Война кончится, может, тогда и приедет. Я рада, что Боян понравился вам. А насчёт замужества не знаю, он не предлагал, и я не думала, хотя, пожалуй, пора, подумаю, он хороший, и с ним есть о чём поговорить.
- Это самое главное, чтобы с человеком было о чём поговорить.
- Спасибо, брат, за понимание и помощь. А что если я на будущий год буду поступать в кулинарный колледж, где учился ты?
- Молодец, Марина, ты же хорошо училась в школе, ты поступишь, я уверен, хотя конкурс там всегда огромный. Кстати, а почему в прессе нет сообщений о твоих подвигах?
- Я думаю, «укропам» стыдно сообщать, что их дроны сбиваются стрелами. А в тех местах никогда не появлялись журналисты, некому было и сообщить о моих подвигах, к тому же интернет не всегда и не везде есть
- А ты нахалка, однако, и ещё, не надо маме рассказывать о своих подвигах. Кстати, тебя послушаешь, так война для тебя как лёгкая прогулка.
- Разумеется, я для мамы другую сказку придумала, повеселее.
- Ах, ты сказочница, а что ты мне рассказала, тоже сказка?
- Нет, братец, тебе я поведала чистую правду. Хотя кто-то из великих и умных сказал: «Мысль изречённая есть ложь». Это из школьной программы, кстати.
Такой вот диалог состоялся между братом и сестрой, моим племянником и племянницей. Об этом поведал мой брат Виктор, а ему Илья рассказал…
Надо сказать, что Бориса Ефимовича мне довелось встретить ещё дважды. В первый раз в 1996 году во время избирательной кампании, я проходила мимо здания городского избиркома. Перед зданием собралась небольшая толпа и люди отчаянно спорили. Я остановилась, прислушалась – речь шла о выборах, люди спорили кто за кого будет голосовать. Разумеется, я не могла пройти мимо и ринулась в самую бучу событий. Я убеждала народ не голосовать за Ельцина, он своими дикими выходками позорит себя и нашу страну, к тому же явно много пьет и потому не сможет управлять страной. И за одно только то, что он предал Югославию, его имя надо предать анафеме. Меня чуть не побили за такие слова, мол, какое наше дело до какой-то Югославии, думать и заботиться надо о своей стране. Толпа разделилась на сторонников Ельцина и на его противников. Вдруг кто-то тронул меня за локоть, поворачиваюсь, смотрю, а это Борис Ефимович.
- Молодец, Роза, всё правильно говоришь, полностью согласен с тобой.
- Борис Ефимович, здравствуйте, как я рада вас видеть, скажите мне, пожалуйста, ну почему он сам не может уйти, он не понимает, что его время кончилось, что он не справляется с управлением страной.
- Роза, самый сильный наркотик – это власть, он испытал вкус власти, он не может её забыть и хочет её вернуть, к тому же, по-моему, он просто марионетка в чьих-то руках, кто-то хорошо оплачивает его предвыборную компанию.
- Борис Ефимович, а что, люди не видят, что он за человек. Почему они хотят голосовать за него?
- Альтернативы-то нет, нет такой личности, равноценной Ельцину. Сама-то ты за кого хочешь голосовать?
- За Рыжкова.
- Хороший человек, достойный быть президентом страны, но, но…
В то время из здания избиркома вышли охранники и потребовали покинуть площадь. Народ ещё немного пошумел и стал расходиться. Мы пошли вместе на остановку трамвая, поговорить толком не удалось. Люди продолжали обсуждать за кого будут голосовать и мешали нам разговаривать.
Кстати, в 1991 году, после роспуска КПСС, Рыжков скажет: «Вы ещё вспомните про нас».
Второй и последний раз я Волкова видела в 2000 году. Я шла из поликлиники через парк расстроенная приёмом у врача, и вижу на лавочке под сосной сидит Борис Ефимович, смотрит на меня и улыбается.
- Присаживайся, Роза, ко мне. Рассказывай, как живёшь, как можешь. Я вижу, что ты чем-то расстроена.
- Да вот, ходила ко врачу, климакс замучил, а врач сказала, что от него нет лекарства, его надо только перетерпеть, ещё немного и я повешусь.
- Не надо, Роза, вешаться. А про врачей я тебе скажу вот что: моя жена работает в аптеке и неоднократно говорила, что врачи частенько не знают о лекарствах, и сведения о них быстро устаревают. Советую зайти в любую аптеку, рассказать фармацевту о своих проблемах максимально правдиво. Какие лекарства есть в наличии, такие тебе и предложат.
- Спасибо, за совет, а то я всегда робею в аптеке.
- Ну, а дома-то как? Расскажи о своей семье, детях.
- Семья у меня хорошая: две дочери, два зятя, правда, дочки вышли замуж и съехали жить к мужьям, родили одну дочку и одного внука, но собираются ещё раз побывать в родильном доме. Мы с Ромой остались одни. Живём тихо и мирно, не ссоримся, но иногда у нас возникают такие споры на политические темы. Что будет с нашей страной, Борис Ефимович? Куда мы катимся? Что нас ждёт? Кончится ли эта чеченская война? Вы всегда всё знаете, можете ли ответить на эти вопросы?
- Роза, может, эта наша встреча с тобой последняя. Вот что я тебе хочу сказать. Не держи сердца на Ельцина, он так много вреда принёс нашей стране, но одно обстоятельство оправдывает его – он нашёл нам президента, убедил его принять этот пост, да, убедил, тот же не хотел, но всё же согласился. Помнишь предсказание Ванги о том, что в нашей стране наступит эпоха Владимира, так вот, она, эта эпоха и наступила, Ванга имела в виду именно Путина. Я рад, что тебе доведётся жить в эпоху Владимира. Я ведь тоже, как Ванга, ясновидящий, правда, не такой сильный как она, ты и сама могла убедиться в этом. Чеченская война кончится. Наша страна станет самой мощной и уважаемой, и по размерам станет больше. А сейчас, нам придётся проститься. Вон идут моя жена и мой водитель, за мной идут, моё время прогулки вышло. На прощание обними и поцелуй меня покрепче, пусть жена поревнует.
Конечно же, я крепко обняла Бориса Ефимовича, чмокнула в подбородок, повернулась в сторону жены и сладко улыбнулась, если он хочет получить повод для ревности, то он его получил. Потом встала и, не оглядываясь, ушла.
Хорошо, что он заставил поцеловать себя. Поскольку мне вспомнились чьи-то стихи: «Если к правде святой мир дороги найти не сумеет, честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой». Я чуть было не сказала эту фразу вслух, наверняка, он бы обиделся.
Я шла с тяжёлым сердцем и всё обдумывала то, что он мне сказал, но аптека на моём пути отвлекла от размышлений, и я зашла в неё. За стеклянным барьером перебирала бумаги женщина примерно моих лет, но услыхав мои шаги, подняла голову и спросила:
- Чем могу помочь?
- Я была на приёме у врача по поводу климакса и попросила назначить лечение от него, однако, она сказала, что от климакса нет лекарства, его надо просто перетерпеть.
- Как это нет лекарства от климакса? Что за глупость. Есть лекарства, есть, сейчас я найду, - она повернулась к шкафам, стала открывать их и доставать коробочки, их набралось пять.
С удивлением я начала открывать коробочки и читать вкладыши. Фармацевт стала подробно рассказывать об этих лекарствах. Я купила все пять, вернулась домой и стала лечиться, через неделю мне полегчало.
Я решила позвонить Кларе и Гале, с ними я ездила в Болгарию. Сначала набрала Клару, она обрадовалась моему звонку, выслушала мой рассказ о Волкове и сказала:
- А действительно, Волкова все считали ясновидящим, правда, вслух не говорили, помнишь, моего мужа посадили в СИЗО, обвинили в какой-то краже, я поплакалась Волкову, и он посоветовал набраться терпения, поискать адвоката, сходить к следователю, уточнить обстоятельства дела, он сразу сказал мне тогда, что мужа скоро выпустят и извинятся перед ним, надо только доказывать его невиновность. Так оно и вышло. Конечно, я побегала и к адвокату, и к следователю, да ещё всех свидетелей опросила. Я поначалу думала, что он просто утешает меня, потом я решила, что это он сам вмешался в расследование, кому-то позвонил, попросил, оказывается, он знал - Коля невиновен и его выпустят, да ещё извинятся, только надо было доказывать его невиновность.
- Получается так, а сколько раз бывало: как он скажет, предположит, так оно и выйдет. Помнишь нашу Галю, сколько лет она лечилась от бесплодия, они с мужем уже отчаялись и хотели усыновить кого-нибудь, а Волков посоветовал подождать с усыновлением, ведь прав оказался, где-то через год Галя родила девочку, потом через пару лет – двойню, мальчиков. А нашего комсомольского вожака Виталика он отговаривал ехать в отпуск в горы, как ты думаешь, если бы Волков прямо ему сказал, что видит его смерть, Виталик поехал?
- Да, Роза, поехал, он бы не поверил Волкову, Виталик так хотел в горы, и именно на Домбай, других гор нет, что ли. Хотя кому суждено сгореть в огне, тот не утонет, кажется, так, гласит пословица.
- Клара, помнишь, Волков просил Валентину Ивановну перенести операцию, по его мнению, дата неудачная. И ведь она послушалась, попросила перенести операцию именно на тот день, который советовал он, и ведь операция прошла удачно. Клара, а у тебя телефон Гали есть?
- Нет, она же переехала в Анапу по рекомендации врачей – мальчики очень болезненные. Они так быстро собрались и уехали, я поняла, что им повезло с покупкой дома и с работой. Так что у меня нет ни адреса, ни телефона.
Хотела я поделиться рассказом Волкова об эпохе Владимира, но усомнилась – надо ли. Мы ещё немного поговорили о том, о сём, о нашем, девичьем и простились. Правильно сказал кто-то мудрый: «Нельзя войти в одну и ту же реку дважды». Нам было интересно вместе в молодые годы, но не о чем поговорить почти под старость.
А ещё через неделю в газете я прочитала некролог о смерти Бориса Ефимовича, тут же была большая статья о его жизни, заслугах и наградах. Прощание намечалось в Доме офицеров, поскольку у него было звание, не помню какое. Конечно, я пошла на похороны, народу много и даже образовалась очередь проститься, я потрогала его за руки, сложенные на груди. Выглядел он как живой, явно, над лицом поработал косметолог, краснота лица – под пудрой. Мысленно я простилась с ним, поблагодарила за всё, что он сделал для меня: я нашла Романа и обрела семью, в трудную минуту климакса направил в аптеку за лекарствами, вселил слабую, но надежду на светлое будущее, да, эпоха Владимира. Кстати, в том предсказании про эпоху Владимира было ещё предсказание что утонет Курск. Как может утонуть город Курск, он же сухопутный, что за глупость.
Это было в начале августа 2000 года, а в 20-х числах погибла подводная лодка «Курск», и действительно, как предсказывала Ванга, её гибель оплакивал весь мир. Ванга ослепла в 12 лет, успела поучиться в школе и грамоту знала, однако, она не знала, как называется эта техника, она лишь прочитала в своём видении её название. Если сбылось предсказание Ванги о Курске, значит, сбудется и предсказание об эпохе Владимира. Впрочем, кто-то из наших политиков сказал, что не может охарактеризовать наше время, нашу эпоху, получается, что движемся куда-то, но спиной вперёд, мы видим только прошлое, но не будущее…
Как-то перебирая старые фотографии старший внук Антон увидел моего деда на фоне паровоза, он стоял, положив левую руку на ступеньку, а в правой дед держал молоток. Антона поразил этот снимок, он долго смотрел на него, и попросил отдать его ему. Конечно, я рассказала ему про своего деда, он слушал меня очень внимательно, не перебивая и не отвлекаясь. А спустя неделю он объявил, что будет поступать в железнодорожный колледж. В нашем городе есть такое учебное заведение, а перед ним стоит на рельсах старинный паровоз. Так Антон сфотографировался на фоне этого паровоза, и эту фотографию повесил над своим столом.
Кстати, год назад, в наш посёлок стал ходить рейсовый автобус, небольшой автобус, ПАЗик, причём конечная остановка в квартале от нашего дома, и Антон стал возвращаться домой именно на нём, а не с родителями. Причиной тому – Вероника, после школы Антон и Вероника идут к ней домой, обедают, делают уроки, общаются. А вечером Вероника и её отец идут провожать Антошу на последний автобус. Оказывается, отец девушки – машинист тепловоза и, узнав, что Антон хочет поступать в железнодорожный колледж, проявил к нему живой интерес, стал много рассказывать о своей работе, Антон, Вероника и её младший брат Сашок слушают его, можно сказать, раскрыв рот.
А недавно, опять же листая старые альбомы, Антоша взял снимок моего деда на пасеке над раскрытым ульем и с рамкой в руках, а рядом я с дымарём, окуриваю пчёл с рамки, а на переднем плане – медогонка. Внук задумался. А я испугалась – вдруг он задумает завести пчёл. Не дай Бог! Это такой труд, я ни за что не соглашусь на эту затею. Но внук спокойно положил снимок в альбом. Может, забудет его. Позже я припрятала фотографию.
Летом прошлого года мы с Романом, как всегда, ездили в райцентр, Мишеньки с нами не было, и на обратном пути с нами случилась неприятная история. Дорогу ремонтировали: рабочие подсыпали щебёнку и работал асфальтоукладчик. Перед нами тащился мусоровоз, вообще, на дороге было много машин. Вдруг мусоровоз свернул влево, и перед нами возник белый джип, он катился прямо на нас. Роман резко затормозил, конечно, мы были пристёгнуты, но ощущения от торможения не из приятных. К тому же наши машины всё же немного столкнулись и что-то сломалось. Я подняла голову и увидела в кабине джипа девушку. Она говорила по телефону, потом стала выходить из машины, и мы увидели, что она беременная на большом сроке, можно сказать ей вот-вот рожать.
- Ты куда, дура, поехала? – спросила я.
- На маникюр, у меня запись, вы не думайте, права у меня есть.
В это время подъехал более крутой джип, вышли из него двое мужчин, явно, один – муж, другой – отец. И задали ей тот же вопрос:
- Ты куда, дура, поехала? – Почти в голос очень строго спросили её.
Она картинно схватилась за живот и застонала. Молодой затолкал её в свой джип, и они уехали. Пожилой мужчина подошёл, оглядел бамперы обоих машин и сказал Роме:
- Даю тебе на ремонт твоего ведра с гайками пятьдесят тысяч, уверен, этого хватит, - и достаёт из кармана деньги, отсчитывает пятитысячные купюры, - запомни, ты нас не видел.
Садится в белый джип и уезжает. А Романа вдруг вырвало, у него пошла носом кровь, покраснело лицо, и он зашатался как пьяный. Я поняла, что у мужа поднялось давление, обняла его и повела к машине. Ближе оказалось пассажирское кресло, он сел, поставил руки на панель и положил на них голову, а кровь всё текла и текла из его носа. Я не боюсь крови, но её так много, что я испугалась.
- Роза, садись за руль и веди машину домой, я не могу. У меня сильно болит голова, и темно в глазах. Ты же умеешь водить, я тебя так долго учил, ты не глупая, ты можешь вести, ну, пожалуйста, смотри, нас догоняет асфальтоукладчик, мы мешаем работать, - он повернул ко мне испачканное кровью лицо и мне показалось, что это не Роман, а Борис Ефимович, и моя головная боль куда-то ушла, и я решилась.
- Ладно, я сяду за руль, но ты звони в «скорую», назови наш адрес, пока они собираются, мы будем дома, и ещё позвони Вадиму, он сейчас дома, его машина в ремонте.
Я села на водительское место и на автомате повернула ключ зажигания, нашла педаль газа, нажала на неё, машина послушалась меня, и мы поехали. Да, Роман учил меня водить маши ну, да, я умею, но просто боюсь. Но сегодня я испугалась за здоровье мужа, испугалась, что могу остаться вдовой. Краем глаза наблюдаю за ним, кровь из носа продолжает течь, но уже меньше, он прислонился головой к подголовнику кресла и закрыл глаза, повернулся лицом в мою сторону и шептал: «Роза, молодец, Роза, молодец». А мне всё казалось, что он – это Борис Ефимович, такое же красное лицо, изменённый из-за кровотечения голос. «Борис Ефимович, спасибо, что и с того света ты помогаешь мне» И страх ушёл, появилась какая-то лёгкость. Мы уже съехали с бетонки на нашу родную щебёнку, в это время здесь не бывает машин и людей, и мы благополучно доехали до нашего дома, я мягко затормозила, и машина остановилась. Из дома выбежал Вадим, он один был дома, а Роман уже позвонил ему.
Вадим осторожно вынес Романа из машины и посадил на лавочку около дома. И в это время подъехала «скорая», уложили его на лавку, раздели, куртку подложили под голову, появилась капельница, остальное я не видела, мои глаза закрылись, я ненадолго забылась. Очнулась от того, что кто-то трогал меня за руку, открываю глаза и вижу, что медики обступили меня, сказали мне сидеть и не шевелиться. Потом в нос ударил запах нашатыря, в рот положили таблетку, с меня сняли куртку, закатали рукав свитера, в левую руку вонзилась игла.
Потом подъехала полицейская машина, составили протокол, спросили не запомнили мы номера машин. Их запомнила я и назвала, вспомнила про беременную, которую муж мог отвезти в больницу. Инспектор проверил по базе и сказал, что сегодня ни одна беременная никуда не поступала, и владелица белого джипа тоже. Роман сказал про деньги, оставленные ему отцом беременной, служивый буркнул, мол, можно было и побольше оставить за ремонт и моральный ущерб. После подписания протокола полицейские уехали.
Короче, мы с Романом на сей раз легко отделались, его спасло кровотечение из носа, оно снизило давление, и Рома избежал кровоизлияния.
- Это вам первый звоночек с того света, - строго сказал Роме пожилой врач, хотя по сути первый звоночек для Ромы прозвенел, когда он выпил контрафактную водку много лет назад.
А у меня просто поднялось давление, но немного, не смертельно, зато страху я натерпелась, и за мужа, и за себя, а ещё я боялась совершить аварию, на кого-нибудь наехать. И с этого дня мы начали лечиться: гипертония, ишемия, стенокардия, сердечная недостаточность, остальное не помню. Дети пригрозили, если не вылечимся до начала учебного года, то Мишеньку в школу возить не будем, вот мы и стараемся. Я-то быстро вошла в норму, и даже сама стала проситься за руль. Кто-нибудь из дочерей или зятьёв садятся рядом, и мы потихоньку катаемся вокруг нашего квартала по щебёнке, у меня ушёл страх совсем. А ещё мои домочадцы разработали маршрут, по которому можно ездить в райцентр, не выезжая на скоростное шоссе. Роман же долго лечился, но к началу учебного года давление у него вошло в норму, кардиограммой врач остался доволен, анализами тоже.
Вскоре после этих событий и назначенного мне лечения, я заметила, что у меня мёрзнут руки и ноги, точнее, ближе к зиме я поняла, что никакие варежки не греют, надо бы приобрести меховую муфту.
- Давление у вас нормальное, продолжайте лечение дальше. Но если не будете лечиться – перестанете мёрзнуть, так что выбор за вами, - пояснила врач и добавила: - есть давление или нет, принимайте назначенные лекарства каждый день до конца жизни. Всего доброго.
Да, мёрзнут руки и ноги, зато голова лёгкая и не болит, и соображает неплохо.
- Дети, мне надо муфту, - сказала как-то я за ужином.
- Какую муфту? Тракторную или автомобильную? – задумчиво спросил Владислав.
- Меховую муфту, руки мёрзнут. Понимаете?
Владислав открывает свой ноутбук и нажимает на кнопки.
- А разве бывают меховые муфты? – спросила Майя. Я схватилась за голову, не зная, что и сказать.
- Меховую муфту можно купить на Центральном рынке. Заодно надо присмотреть меховые накидки на автокресла. Когда поедем? Предлагаю в ближайшую субботу, - резюмировал Владислав.
И вот мы на рынке, зятья быстро нашли лабаз, где продают овечьи шкуры, шапки и прочее. Муфта нашлась, но только из бобра и в комплекте с шапкой и воротником тоже из бобра. Заказал один клиент, но не выкупил. Дорого, очень дорого, но мы сложили наличные деньги, карточки там не принимают, и купили. На обратном пути я увидела валенки, но не простые валенки, а подшитые, причём подшитые таким же валяным материалом, у меня есть валенки, но они давят ноги, мне никак не удавалось разносить их, а эти подшитые точно пришлись по ноге, и я купила их.
Теперь я счастлива, счастлива, когда на мне новые валенки, бобровая шапка, шуба с пришитым бобровым воротником, и бобровая муфта на цепочке. Я сажусь в инвалидную коляску, и кто-нибудь катает меня вокруг дома. Когда-то я была счастлива, если на мне надето бальное платье, туфли на шпильках, сингапурские украшения на руках, ногах, в ушах и на шее, химическая завивка на волосах, французский маникюр на всех двадцати ногтях и килограмм косметики на лице. А ещё подходящая музыка и партнёр.
А в этой квартире в старом «сталинском» доме будет сделан современный ремонт. После нашего отъезда в новый дом в ней поселился сводный брат Романа, сын его матери от второго брака. Сами же отец и мать после ухода своих сыновей в армию, развелись со своими супругами и уехали в Казань. Роман общается со сводными братьями и опекает их. Роману, кстати, свойственно кого-нибудь опекать. Опекал он моего брата, Витюшу, пришедшего на практику на стадион. Опекал Рома и своих будущих зятьёв, Вадика и Владика, а те сразу же стали симпатизировать ему. Это и понятно –они в рано остались без отцов. Когда Алексей, сводный брат Ромы по матери, вернулся из армии, его отец женился, родилась у них дочка. Алёше было неуютно в этой семье, и Роман пригласил его пожить в нашей освободившейся квартире, посоветовал копить на собственное жильё, а не переплачивать за ипотеку. Алексей быстро женился, за четыре года они скопили нужную сумму и съехали. Другой сводный брат Романа, Олег успел перед армией жениться и привёл жену к матери, и эти две женщины ждали его из армии. Его мать, видимо, поставила крест на личной жизни и посвятила себя заботам о сыне. На будущий год старший внук заканчивает школу, ему будет восемнадцать лет, пора ему быть самостоятельным, будет он учиться в железнодорожном колледже и пусть живёт здесь, благо до учёбы ехать недалеко – семь остановок без пересадок. Через три года другой внук закончит школу, и вполне может жить с братом. Жизнь продолжается.
Миллион белых роз
© Copyright: София Хомич, 2024
Свидетельство о публикации №224111500676
Свидетельство о публикации №224111500676
Рецензии