Никто не забыт, ничто не забыто!!!

                НИКТО НЕ ЗАБЫТ, НИЧТО НЕ ЗАБЫТО!!!
                СЛАВНАЯ ПОБЕДА СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО СТРОЯ
          К 80 –ЛЕТИЮ ПОБЕДЫ СОВЕТСКОГО НАРОДА НАД ФАШИСТСКОЙ ГЕРМАНИЕЙ.
               
                Из  истории оккупации Одоева.


Советский народ и народы социалистических стран ежегодно отмечают день славной ПОБЕДЫ народов СССР в Великой Отечественной войне 1941-1945игодов над фашистской Германией.
    За время, прошедшее после окончания войны, многое изменилось. Кажется, залечены раны нанесённые войной нашей Родной земле, нашей экономике, нашему общественному строю, сельскому хозяйству. Восстановлены разрушенные, лежавшие в руинах города, сожжённые сёла, возникли из щебня, и искореженного метала заводы, плотины, мосты, узлы железных и шоссейных дорог, разминированы поля и моря. Страна Советов расцветает и богатеет с каждым днём. На основе бурно развивающегося в стране технического прогресса,  совершенствуются методы производства в промышленности и сельском хозяйстве, создаётся материально-техническая база общественного строя. Вырастают новые поколения красивых, рослых, здоровых и образованных людей. Преобразуется их быт. Возникает новое жильё, появляются и совершенствуются средства транспорта, культурного обслуживания. Люди стали лучше одеваться и питаться – всё более быстрыми темпами преобразуются условия жизни новых поколений. Введено всеобщее среднее образование. Жизнь в нашей необъятной и прекрасной стране бурно и необыкновенно быстро в отличие от других эпох идёт вперёд. Постоянно растущие потребности людей выдвигают новые и новые проблемы улучшения бытовых, экономических, культурных условий. Были выдвинуты задачи мирного сосуществования с государствами  иного политического строя, задачи борьбы за мир во всём мире и не потому, что мы очень слабы, а, наоборот, потому, что мы очень сильны.
   Мы не хотим войны, потому что хорошо знаем, что такое война. Мы не хотим , чтобы детство наших детей было омрачено её ужасами. Мы не хотим войны, которая калечит души людей. Мы становимся всё сильнее и сильнее и потому всё громче говорим о мире, и имеем на это право и имеем большие успехи в этой борьбе. Мы дышим легко и свободно, мы не знаем гнёта и унижений, самые демократические условия труда в нашей стране, мы знаем, куда мы идём и к чему стремимся. Мы сильны своей верой в своё будущее, которое омыто кровью поколений, стоящего на фундаменте общественного труда в интересах самого общества. Именно социализм победил в Великой Отечественной войне. Враги ждали гибели Советского Союза в войне, а он не только не погиб, он окреп, стал ещё сильнее. Это было чудо, явное чудо, чудо века! Какая могучая жизненная сила такого общественного строя.
    И всё-таки следы войны остались. Их больше в воспоминаниях современников, её участников и трудившихся в тылу в эти годы, оказавшихся в оккупации, в плену, в концлагерях гестапо. Мы видим мрачные следы войны в ещё не сравнявшихся окопах, поросших травой, разваливающихся временных земляных укреплениях. Родная земля, политая кровью её сыновей и дочерей, смоченная слезами матерей, хранит о них вечную память. Обелиски, мемориалы, вечный огонь неувядающей славе поколения, отстоявшего честь и независимость своей Родины !
      ПОМНИТЕ! ПОМНИТЕ!  - говорят эти следы и памятники героям. Не допустите, не позвольте повториться такому страшному горю! НАРОДНОМУ ГОРЮ!
    Нет! Мы не можем забыть, мы не забудем ни нашего горя, ни нашей славы! Мы должны знать, откуда выросла эта сила, которая смела и испепелила коричневую чуму европейского фашизма. Эта сила выросла из социализма, построенного трудом миллионов под знаменем революционного прошлого нашей страны. Предвоенные годы были временем небывалого расцвета нашей страны во всех областях производства, науки и просвещения, быта и демократизма. В 1936 году была принята новая Советская Конституция, определявшая  основы законности молодой социалистической страны. Советский человек получил самые демократические права – он сам завоевал высокое достоинство первого строителя нового общества. Вот почему спорилась работа во всём!
   В Одоевском сельскохозхозяйственном районе, как и везде в Советском Союзе, ощущался этот подъём. Колхозы  получили в венечное пользование земли. Особые государственные акты  утверждали права колхозов на земли. Страна провозгласила лозунг: «Сделать колхозы большевистскими, а колхозников – зажиточными!» В колхозах развернулось соревнование за право добиться звания колхозника – ударника, колхоза – ударника. Дружно кипела работа в 101 колхозе Одоевского района. Всё полновеснее становился колхозный трудодень. Колхозы успешно справлялись с продажей государству продуктов сельского хозяйства. Соревнование колхозов помогало обмениваться опытом производства и хозяйствования. Проверка договоров соревнования проводилась в колхозные праздники. Веселыми, яркими были праздники урожая. Маловато ещё было техники, но люди работали отлично. От колхозов не отставал, а даже обгонял плодоовощной совхоз «Одоевский». Всё лучше становилась жизнь людей в деревне. К 1936 году во всех крупных сёлах  были открыты семилетки, а в селе Ивицах, благодаря учителям , активности и организаторским способностям директора Ивицкой школы Пападюшкина Николая Романовича открыта первая в Одоевском районе средняя школа в сельской местности. Работали сельские клубы. Самодеятельные коллективы выезжали на гастроли в соседние селения, и это вызывало огромный интерес  жителей селений, куда приезжали деревенские артисты . В клубах от любителей спектаклей буквально некуда было яблоку упасть. Часто постановке пьесы предшествовало чтение лекций. Хорошо работали и сельские магазины с продуктами питания, готовой одеждой, вещей быта в достаточных количествах, росла покупательная способность колхозников. Все тянулись к знаниям, к культуре, к строительству новой жизни.
 В то время Советский Союз, как социалистическая страна, был одинок среди океана капиталистических государств. Возникают военные союзы. Особенно опасным союзом для СССР был союз «Рим - Берлин – Токио».  Не могли не видеть наши враги успехов страны социализма. Знали они, какую угрозу несут они основам капиталистического строя. Строили планы, как расправиться с Советским Союзом. Возникали пограничные инциденты: у озера Хасан, на реке Халхин-Гол. Но советские войска успешно громили японцев. В кровь была задушена фашизмом героическая Испания. Всё выше поднимал голову европейский фашизм. В Германии маршировали чернорубашечники, жгли книги, отправляли в концлагерь  и убивали десятками тысяч евреев и коммунистов. В Италии происходило то же самое. Вождь фашистов Гитлер, уже никого не боясь, призывал  немцев к войне. Советская дипломатия энергично боролась за мир, но взбесившиеся  фашисты уже не могли  находиться в своей стране. Им нужно было «жизненное пространство». Они набросились на Австрию, Чехословакию, Голландию, Бельгию.  В Европе началась война.   Советское Правительство заключает с Германией пакт о ненападении. Его подписывают обе стороны, и, казалось бы, мирная жизнь продолжается. Однако тревога всё более проникает в сердца людей: захвачена Дания, Норвегия, продана своим правительством Франция. В сентябре 1939 года под бомбами и пулемётами гибнут польские легионеры. Война приближается к границам СССР.  Почти 8 миллионов немецких солдат под ружьем. Им помогают итальянцы, румыны, болгары. В захваченных странах устанавливается фашистский «порядок», порядок шпионажа, предательства, преследования коммунистов, демократов и евреев. Господствует гестапо. В десятки концлагерей сгоняют ни в чём не повинных людей, где начинается систематическое , продуманное  уничтожение народов не арийской расы. Вся промышленность захваченных стран работает на войну. Гитлер и его клика готовят Германию  к большой войне. Гитлеровцам кажется, что нет сил, которые смогли бы остановить неумолимое движение бронированных немецких армий.   Возникает угроза на северо-западе СССР. Финляндия под давлением Гитлеровской Германии развязывает пограничные провокации. Советский Союз вынужден вступить в войну с Финляндией, которая подготовила плацдарм для немецких войск на своей территории. Вооружённая немецким, итальянским оружием, имеющая в своём воинском составе многочисленные иностранные легионы Финляндия оказала советским войскам немалое сопротивление, но оно было сломлено, и война с Финляндией, начавшись 30 ноября 1939 года, окончилась 13 марта 1940 года. Нашей стране не нужны были территории Финляндии, но было нужно разгромить  подготовленный плацдарм. Снова настал мир в Советском Союзе, но тревожный мир. Фашистские войска оккупировали Югославию и Грецию. Вся Западная Европа оказалась под гитлеровским сапогом. Обезумевший от побед Гитлер готовит удар против СССР. Подписанный им пакт о ненападении на СССР не сдерживает его. Да и как мировой преступник, попирая залитую кровью Европу, может следовать каким-то моральным принципам? Для него хороши все средства. Он не видит серьёзной опасности со стороны Англии и США, он не считается с растущим протестом народов в завоёванных странах. Он не понимает, что за новый общественный строй появился на Востоке. «Колосом на глиняных ногах» он называет Советский Союз и считает лёгкой победу над ним. Стоит только поставить народы союзных республик в состояние вражды, как силы СССР  иссякнут, и победить его можно будет в 2 – 3 месяца.
   В 4 часа утра 22 июня 1941 года немецкая армия перешла границу СССР. Начался «Блицкриг» - молниеносная война против Советского Союза -  начало гибели фашистской Германии. Советские войска оказывали упорное сопротивление немецким, до зубов вооружённым гитлеровцам, но враги быстро продвигались вперёд. Взят Минск, Смоленск, Брянск, а 3 октября прорвав боевые порядки Западного фронта, немецкие танки захватили Орёл. Однако план молниеносной войны был сорван:  вместо того, чтобы в течение месяца дойти до Москвы, они затратили три месяца с лишним на то, чтобы выйти к Орлу, а сопротивление советских войск возрастало . Близилась зима, суровая русская зима. Всему миру немецкая пропаганда объявила, что Красная Армия разбита, немецкая армия уже у стен Москвы.
                ОДОЕВ  ПОМНИТ.
   Всё тревожнее становилось в Одоеве в октябре 1941 года. Война, грохоча орудийными залпами, и бомбовыми ударами, приближалась с Запада. Наши войска под давлением бронированных танковых полчищ немцев, подгоняемые захлёбывающимися от восторга и самообольщения лозунгами Гитлера и его пропагандистов – Геббельса, Гимлера и Геринга отходили вглубь страны. Пылали города, деревни, неубранные посевы. Немецкие самолёты с крестами на крыльях, пилотируемые лётчиками, привыкшими побеждать и не привыкшими думать об ответственности за убийства и разрушения. Ответственность брал на себя фюрер, и потому, сбрасывали бомбы на мирные города и сёла, на дороги, по которым толпами уходили на восток люди, на поезда и автомобили с красными крестами милосердия. В полях, над которыми пролетали темно-зеленые самолёты, где для лётчиков не было ни какой опасности, они  снижались и преследовали всё живое, старались уничтожить, убить, зажечь. Столько было безумной страсти разрушения и убийства в головах этих людей, насыщенных презрением и ненавистью. Танкисты Гудериана ни в чём не уступали лётчикам Геринга в страсти к убийствам и разрушению. Они совершали массовые убийства в городах и сёлах, на переправах и дорогах, и не у одного танка гусеницы покрывались кровью, обрывками окровавленной одежды, клочьями мяса ни в чём не повинных людей и повинных лишь в том, что они оказались перед стальной машиной опьянённого кровью немецкого убийцы. Это был потрясающий ПОЗОР, умопомешательство немецкой нации, вообразившей себя сверхнацией. Но чем дальше уходили немецкие солдаты от своего государства, тем более теряли отвагу , так как сопротивление советских войск нарастало с каждым днём.   Во второй половине сентября с Запада через Одоев по дорогам гнали колхозный скот. Он был упитан, породист и его было так много, что гуртовщики не успевали доить коров. Одоевские женщины с вёдрами ходили за город, где останавливались  обычно прогоняемые стада, и помогали гуртовщикам доить коров, которые , обременённые молоком, жалобно мычали и шли навстречу женщинам, которые им ласково помогали.   В дни октября1941 года по дороге от Белёва  и села Петровского  отступали разрозненные части нашей армии, обычно малыми группами и даже в одиночку они направлялись в сторону Тулы, проходили через город, были угрюмы, неразговорчивы, спускались к реке и проходили по мосту. Они шли на переформирование и надеялись увидеть её свободной и двигаться дальше к Москве. Москву-то не должны были взять враги, и они были в этом уверены. Такое движение бойцов очень беспокоило жителей. Неужели Красная Армия  разбита опытным и жестоким врагом? Стоял и вопрос, а кто за ними сдерживает врагов?  Они отвечали, что они отходят, попадут на переформирование и погонят немцев с нашей земли, а пока оставляют жителей на милость врага, и им было мучительно стыдно отступать, но они ничего не могли поделать, однако были уверены, что это не конец войны для них.   Районные учреждения: сушильный завод, колхозы и совхозы, школы, больницы продолжали свою работу. Райком партии , возглавляемый тогда секретарём Медведевым С.Н., райисполком во главе  с председателем Соколовым Николаем Семёновичем , районное отделение милиции, райвоенкомат, готовились к эвакуации и вывезли всех детей из Одоевского детского дома. Колхозы и совхозы получили задания об отгоне скота на Восток. Общественный скот – лошади, коровы, овцы – который можно было угнать , объединялись с колхозным стадом в большие гурты и угонялись на северо-восток.
   В городе была создана  партизанская группа, которая должна была действовать в случае захвата района неприятелем. Её возглавлял начальник уголовного розыска Яковлев Андрей Абросимович. Готовились условия для работы партийных конспиративных групп на случай оккупации. Наиболее ценные, секретные материалы подготавливались к вывозу из района. Собирались  эвакуировать служащих, учителей, рабочих, мобилизовывали  транспорт: подводы и автомашины, которых оказалось совсем мало, но ещё не трогались с места. Все ждали, не теряя надежды на решительные действия Красной Армии, на крутой поворот событий, с жадностью слушали сообщения по радио, но они были всё тревожнее. Люди понимали, что всех эвакуировать невозможно и что вероятно придётся остаться на месте. Многие ежедневно ходили в райисполком узнать, когда же можно будет уехать из района, но средств эвакуации не было, поэтому решили уходить пешком.
   Во второй половине октября отдельные семьи, имевшие возможность, стали уезжать и уходить из Одоева, что вызывало ещё большую обеспокоенность жителей. По далёким орудийным вздохам залпов, огневым вспышкам и гулу по ночам, можно было предполагать, что идут ожесточённые бои где-то на юге, передвигаются к востоку. У  многих возникала надежда на то, что обойдут вражеские войска Одоев, этот маленький глубинный городок, забудут о нём. Однако всё грознее становились слухи: немцы двигались с юга к Туле и никак не могли обойти Одоев. Всё отчётливее слышался гул артиллерийской канонады и бомбовых ударов. Ещё далёкие зарева на юге и востоке колыхали по ночам тёмное осеннее небо. Над городком пролетали вражеские самолёты поодиночке, а иногда группами и их непривычный воющий звук затихал на востоке. Пролетали группы самолётов и по ночам, но Одоев не бомбили. Свой смертоносный груз они сбрасывали где-то далеко. В темноте ночи без облаков видны были в стороне Тулы вспышки разрывов зенитных снарядов, лучи прожекторов светлыми пальцами упирались в небо и передвигались из стороны в сторону. Тула оборонялась. Всё реже появлялись красноармейцы на улицах Одоева и говорили они одно и тоже. «Немец близко». Некоторые из них были уверены в том, что немецкие войска уже под Тулой. Действительно в эти дни танки Гудериана находились в нескольких десятках километров от областного центра. Фашисты двигались к городу по дороге Москва-Симферополь, встречая упорное сопротивление советских войск, уничтожающих живую силу и технику противника. Но враг вводит в бой новые и новые резервы. Из Одоева продолжали уходить и уезжать люди, как только могли. Весь транспорт, машины и лошади был использован. Вывезен архив учреждений.
   Председатель райисполкома Соколов Николай Семёнович на лошади, запряжённой в тележку, не мог оставаться и не мог что-либо сделать для эвакуации населения. Соколова Н.С.сопровождал начальник милиции Юдин.   26 октября 1941 года через Одоев прошёл взвод красноармейцев неполного состава. От бойцов жители узнали, что это последнее подразделение, отходящее к Туле, позади могли быть только немцы. В городке захватило дыхание. Что это? Конец всему, или начало настоящей борьбы? В Одоеве не осталось органов управления, и люди не знали, кто руководит ими. Жителей охватило тягостное чувство: родная земля казалась не своей. Смерть в немецком мундире стояла на пороге, и вместе с тем людей охватила горячая ненависть к врагам, отнявшим мир, покой, радость жизни. Захолонули сердца одоевцев, да так и остались до конца оккупации. Дни потянулись странной , небывалой, исчезающей, плохо запоминающейся чередой, и все стало другим, как бесконечный потрясающий кошмар. Однако в Одоеве были и такие люди, которые с радостью ожидали врагов, чтобы бросившись к ним в ноги, приобрести благополучие подлым предательством своего многострадального народа. В образованный партизанский отряд входили члены партии и беспартийные. В настоящее время трудно восстановить его состав, но по воспоминаниям жителей и самих партизан, туда входили Рябов, помощник начальника уголовного розыска , проживавшего в деревне Головинское, Черкасов Н.П., Черкасов А,А.,Коренев Н.М., Макеев Г.М., Крузе Михаил, и другие. Они были вооружены и снабжены продовольствием. К вечеру 27 октября отряд рассредоточился в район деревни Завалово.   Для связи с партизанами в Одоеве оставались люди, которые должны были собирать разведданные о немецких войсках, проводить работу среди населения, сообщать ему всё, что могли знать от партизанских связных, которые должны были приходить в их дома и квартиры. Такой, например, квартирой, вероятно, была квартира учительницы начальной школы Одоева Леонидовой Марии Леонидовны, в последствии награждённой орденом Ленина. В сёлах также оставались члены партии. Например, в Глинищах Сорокин И.А., Косарев, Сорокин А.Г., впоследствии выданные немцам предателями. Они  сумели сбежать из заключения в немецкой комендатуре. Им грозил расстрел.
   Утром 27 октября жители Одоева увидели, как горел мост через Упу, как загорелось здание почты, а позже – один из цехов сушильного завода. Сгорело около трети длины моста, а от двухэтажного здания почты остались одни стены. Никто не тушил пожары. Нельзя не видеть в этих пожарах выполнения продуманного плана: разрушенный мост задержит продвижение врага, узел связи с его аппаратурой не должен служить противнику, сушильный завод не скоро может быть восстановлен и давать продукцию, которой могло бы воспользоваться оккупанты. Больше в Одоеве и не было таких объектов, которые имели бы экономическое или другое назначение.   Продуктов в торговых и заготовительных складах оставалось немного, двери складов, магазинов и чреждений были открыты. На улицах стали появляться люди. Немцев не было, и ничто не возвещало их прихода. Некоторые жители шли в знакомые им учреждения, ещё надеясь уехать из города, но видели разбитые стёкла окон, в беспорядке стоящую мебель, да летающие бумажки, которые по полу гоняли гуляющие в помещениях сквозняки. Другие люди направились в склады и магазины с мыслью о том ,что не следует оставлять продукты и вещи врагам. Период возможного произвола, фактов бесчинств со стороны дерзких и неустойчивых элементов, которым всегда дело только до себя, был не продолжительным. Люди не сговариваясь,  действовали в одном направлении: не хотели оставлять врагу то, что создано было коллективным трудом. И они шли на сушильный завод, на склады, в магазины и учреждения. Они взяли продукты, материалы, мебель в свои дома, так как всё это взял бы враг. Они наивно думали, что оккупанты не смогут взять чего-либо из их домов. Они ещё не предполагали, что более ужасное чувство охватит их сердца, когда немцы станут властителями и не только вещей, но и самих людей, их жизней, жизней их детей. Странную , необычную картину представлял собой город в этот день. Над улицами плыл дым пожаров, слышался треск пылающих досок и брёвен. Группы людей с ношами, добытыми на складах, в магазинах и учреждениях: диванами, стульями, скамейками, кадками с крахмалом, сушёной капустой, картофелем и другими продуктами, расходились по домам и улицам. Очень скоро всё это закончилось. Враг уже ничего не смог бы взять из государственных зданий. Жители говорили «Когда придут наши, мы отдадим то, что взяли».
   Закончился день 27 октября. Настала страшная ночь. Этой ночью близкие и далёкие  зарева колыхали ночное, мрачное, тёмное  от низких облаков небо. Отблески багрового пламени, вспышки яркого огня временами, казалось, освещали облака, расплывчатые в осеннем тумане. Глядя в окна, люди думали, что всё горит и что жить осталось совсем немного. Никто не мог уснуть. Давила гнетущая тоска, страх и неизвестность терзали сердца. В городе было пусто, темно и очень тихо, даже собаки не лаяли. Бесчинств не было. Немцы в эту ночь не пришли. Одоевцы не знали, что немцы не любили ходить ночами: они боялись засад партизан, они боялись странной для них чужой враждебной земли, словно проклинавшей их.
   Утро 28 октября было пасмурным, отвердела от лёгкого заморозка земля, мелкие снежинки падали с неба. Редко появлялись жители на улицах, только необходимость заставляла их покинуть дома. Пустынно и тихо было в городе. Люди смотрели в окна. Наиболее смелые мальчишки уходили в центр города, но быстро возвращались домой, испугавшись строгости необычной пустоты. Немцев не было. Кое кто из жителей города имели коров и, желая сохранить их, угоняли в ближайшие леса, надеясь на то, что немцы не останутся на долго в Одоеве, пройдут его, и тогда можно будет вернуться. Женщины и старики, одетые в старые пальто, в старых шапках, платках пасли уже больше недели коров в лесах, доили их и только ночью пригоняли домой, а рано утром спешили угнать  их в леса. Люди прятали и закапывали в землю всё, что считали нужным уберечь от немцев: хлеб, одежду, швейные машины, велосипеды, ружья и другие ценные вещи. В течение неполных суток, люди так изменились, что в них трудно было узнать тех жизнерадостных, спокойных, занятых делом тружеников. Всего четыре с небольшим месяца тому назад.
   В 12 часов в городе быстро пролетел слух: немцы в десяти километрах от города. Они в деревне Красноколье. Вероятно, располагая сведениями воздушной разведки о том, что впереди не было крупных соединений Красной Армии, немецкое командование направило по дороге  Белёв – Тула полевые подразделения пехоты, вооружённой винтовками, пулемётами, автоматами, миномётами. Пехотным частям были приданы артиллерийские батареи на конной тяге. И всё же немцы двигались с большой осторожностью. Рассказы о партизанах быстро распространялись в немецкой армии. На западе, в оккупированных районах, партизаны уже действовали решительно и бесстрашно. Героическое сопротивление красноармейских частей, отличавшихся  невероятной стойкостью, отвагой атак были знакомы немцам. Не раз им устраивали сюрпризы и другого рода: взлетали  на воздух мосты, когда на них находились автомашины с пехотой или на дорогах от взрывов мин, опрокидывались и разлетались повозки, гибли артиллерийские упряжки, сваливались в кюветы, изувеченные могучими взрывами массивные грузовики. Вот почему немцы двигались так медленно. Они не хотели рисковать, их пугала непонятная тишина. Может быть, они чувствовали свинцовую ненависть, которой, казалось, были наполнены и эти русские облака,  и эти русские дороги, на которых вязли и останавливались  грузовики, и пустые поля и леса, и эти утренние морозы, пробирающие до костей, и бесконечные реки, и, наконец, такие просторы, каких ещё не видели удачливые завоеватели. Эти просторы подавляли.  За плечами уже тысяча километров от границы, а это только какая-то десятая часть огромной страны.
   Нет, это не Югославия, не Албания, не Греция. Это что-то бесконечное, трудно вообразимое.   А холод всё сильнее, день короче, зима ближе. Одежды тёплой нет. «С захватом Москвы окончится война»,- говорили немцам их пропагандисты. Но так ли? Русские настойчивы, упрямы. За Москвой ещё тысячи километров бескрайних земель, в которых царствует такая стужа, какой не знает ни одна страна – это Сибирь. До Москвы ещё 200 километров, и, конечно, русские будут её защищать. Москву они не отдадут без боя. Солдаты фюрера уже видели много разбитых танков с опознавательными знаками Германии, они слышали голос русской артиллерии, видели её огромную разрушительную силу, и им трудно было смотреть в глаза русских, полных угрюмой непокорной силы, которую нельзя преодолеть. Боясь этой силы, немцы убивали русских, убивали раненных, больных солдат, мирных жителей, думая подавить эту силу, но чем больше они убивали, тем грознее горели она в русских глазах. Война затягивалась. Она становилась трудной. В русских деревнях было много лошадей, скота, птицы, у крестьян нетрудно было взять зерно. Пищи было много, была водка, и двигаться было нужно. До Москвы осталось не так далеко.
   К Одоеву приближались  полки 296 пехотной дивизии, по соседству с ней действовал 43 –й армейский корпус в составе 112 и 167 пехотных дивизий, в задачу которых входило движение в направлении Тулы. Вот уже более 40 километров продвигаются немецкие войска, не встречая сопротивления, но тактика ведения военных действий неизменна: разведка в глубину и ширину, авиаразведка, допросы местных жителей. Так приближалась уверенность в движении, которая проявлялась в росте наглости немецких солдат, действительно вообразивших себя непобедимыми представителями какой-то сверхрасы. Фюрер отдавал немецкому солдату, как им казалось, всю страну. Солдат становился  господином. Страшнее всего было то, что никто из немецкой армии того времени не видел и не понимал этого позора. Вот такая армия подходила к Одоеву в 14-ть часов дня.
    28 октября на улицах Одоева появились немцы. Они приехали на мотоциклах и грузовой машине. Сойдя с машин, солдаты осторожно, перебежками, двигаясь возле домов и по окраинам города с автоматами на изготовку, достигли центральной площади. В городе не было военных частей, никто не сопротивлялся. Возле сквера, где ещё стоял памятник В.И.Ленину, немцы развернули рацию. Вероятно, они сообщили, что в город  могут входить войска. На улицах не было ни души. Со стороны села Сомово к Одоеву подъехало несколько грузовых автомобилей, битком набитых солдатами. Огромные машины остановились при въезде в город. Солдаты, соскочив  с машин, двинулись  в улицы, а грузовики продолжали подъезжать, и из них выскакивали новые солдаты. В касках, с автоматами на ремнях через шею, с магазинами за голенищами сапог  с тесаками на поясе они цепочками прошли по сторонам улиц и спустились к реке. Город молчал, никто не встречал незваных гостей, дома были закрыты, окна завешаны.
    В 16 часов 28 октября 1941 года Одоев был оккупирован фашистскими солдатами. Как только немецкие солдаты прошли к реке и остановились у моста и за мостом, в городе после тревожной напряжённой тишины начался невообразимый рёв моторов и гвалт. Тишина исчезла. Без конца въезжали в улицы городка автомобили с пехотой, автомашины специальных частей, легковые автомобили офицеров, тягачи, танкетки, лошади везли походные кухни, лёгкие пушки. На улицах появилось так много немецких солдат, что, казалось, в Одоев вошла вся немецкая армия. Дома  сотрясались от рёва моторов машин. Резкие, очень громкие голоса солдат, визгливые звуки губных гармошек , свист нарушили тишину. В этом бессвязном  гомоне, беспорядке звуков для жителей оккупированного городка звучала одна нота – уверенный, наглый , торжествующий  рёв победителя, хищного зверя, не знающего пощады. Эти люди в серо-зеленых шинелях пришли уничтожить, искоренять, испепелять всё, надругаться над тем, что так дорого было каждому русскому. Они пришли растоптать советскую землю, они пришли растоптать свободу её народа. И жители городка остро почувствовали утрату чего-то такого большого, такого дорогого, что было дороже жизни, дороже всего на свете. Они потеряли свою землю, свободу личности, её права. Они уже ничего не имели. Всё казалось кошмаром. У людей горело внутри одно желание – освободиться от кошмара, сбросить его, как – то забыть, но кошмар не исчезал, он стоял перед глазами, он жил. В то же время у жителей городка, наблюдавших наглость одичавших победителей, росло , развивалось и углублялось чувство ненависти к врагам, отнявшим радость жизни. Эта ненависть советских людей стала причиной мужественной неодолимой силы, уничтожившей всю силу «непобедимости» фашистской армии.
   На улицах  и переулках останавливались походные кухни. Из дома в дом бегали проворные квартирмейстеры и писали на воротах, калитках, дверях цифры, обозначающие число солдат, которые остановятся на ночлег. Подбежав к дому, солдаты изо всей силы кулаками, сапогами стучали в запертые двери. Никто не мог не открыть. Чаще всего на порогах домов немцы встречали пожилых женщин, закрывавших концами платков покрытые смертельной бледностью лица со следами сл1з на щеках; двери открывали и мальчишки-подростки, угрюмые, хмурые, плохо одетые. Грохоча сапогами, немцы врывались в дом. Они имели какой-то удивительный собачий нюх на продукты и особенно сласти. Мгновенно они обшаривали комнаты и забирали всё, что им нравилось. Они пытались объяснить перепуганным  и оскорблённым жителям, что все комнаты отводятся для солдат. Хозяева же должны убираться в прихожие, холодные помещения, а то и вовсе в сарай. За ослушание немцы грозили смертью. Показывая  на свои автоматы, а потом на хозяев дома они говорили: «Пу!», хохотали, грозили кулаками и бежали в другой дом. Вслед за ними появлялись пехотинцы. Они приносили с собой грохот, свист, оглушающие, какие-то гортанные окрики и массу вещей, с каким-то особым, раздражающим «чужим» запахом. Гремело оружие, фляги, котелки. Немцы собирались ужинать, но ужин был ещё не скоро, и немцы снова обшаривали весь дом от чердака до погреба и снова что-то находили. Они ржали от удовольствия, если находили съедобное или ценную веешь. Всё найденное мгновенно исчезало в карманах, сумках, ранцах. Снова бегают солдаты по домам. Угрожая оружием, они ищут теперь девушек, женщин, они силой выталкивают их из домов. Матери, дети рыдают, пытаются удержать женщин. Немцы хохочут, подталкивая , утирающихся плачущих женщин и девушек, гонят их к кухням и заставляют чистить картофель. Около кухни только что зарезанная корова. Нет, не с собой немцы привели её. Они нашли корову в одном из сараев позади дома. Корова находилась за плетневой стенкой. Эту стенку не трудно было сломать. Нужно было свежее мясо. Не помогли мольбы старой больной женщины и её инвалида мужа. Корова была зарезана на глазах у её владельцев. Немцы хохотали, а здоровенный фриц так толкнул старушку, что она покатилась по мёрзлой земле,затопал ногами и прицелился в женщину из автомата. Другие немцы, свидетели такой «остроумной « забавы, хохотали во всё горло.   Во дворе одного дома немцы увидели кучки земли, сложенные возле стены . Земля была выброшена из подполья, где спрятали ценные вещи. «Мины» - решили они и побоялись войти в дом, пока  не явился офицер и не успокоил их. Для офицеров отводили комнаты в лучших, просторных домах, но нигде офицеры не останавливались в одиночку. Они были с другими офицерами, обязательно с денщиками, причём нередко у немецких офицеров  денщиками были чехи, поляки, австрийцы – явное желание «арийцев» унизить другие, не немецкие обманутые народы.
    Обед из общего котла не понравился немцам. Они сумели отыскать пищу повкуснее. У солдат были водка, спирт, а у некоторых коньяк и вино. В сараях, курятниках были обнаружены куры, утки, гуси. Птицам отрубали головы, а хозяек заставляли растапливать печи, ощипывать  птицу и жарить её. Если не хватало топлива, в дело шла мебель, которую тут же ломали и бросали в огонь печи. Немцы ели, очень много ели и снова заставляли готовить тушёное мясо. Они пили водку, хмелели, всё резче становились их голоса. Налитые кровью глаза их были дики.     Началась первая ночь оккупации. Жители не спали. В домах стоял невообразимый шум. Немцы пели песни, включали радиоприёмники и тогда комнаты наполнялись трескучим лающим голосом немецкого диктора; запахи консервов, сигарет, вина, хохот подвыпивших немцев и гвалт , гвалт, гвалт. Нет! С этим примериться невозможно, и слёзы ненависти текли по щекам голодных , выброшенных из своих комнат людей.   А в это время в городок входили новые подразделения немецких войск. Слышался  тот же рёв моторов, раздавались злобные крики, ругань, какие-то приказания. Лошадей вводили в сараи, нижние этажи больших домов, а в жилые лома втискивались всё новые группы солдат. В первые дни оккупации через Одоев проходили немецкие части, вернее, они проезжали, но всегда останавливались в городке, на час, на два, на ночь. Части 43 армейского корпуса заняли территорию Черепетского, Ханинского районов, соединились с частями 296 пехотной дивизии в районе Одоева, и 29 октября оккупировали весь район.  Одоевцы видели, с каким презрением немцы относились к ним и знали о фашистском плане истребления и порабощения славянской расы. Кто только не побывал в Одоеве! Немецкие ударные части, чуть не все рода войск, какие-то финские части, которые использовались немцами как карательные отряды. Проезжали через Одоев итальянские кавалеристы, отдельные подразделения полка «Великая Германия». Нельзя было придумать более злой шутки, чем назвать полк отъявленных головорезов и садистов, разукрашенных всеми знаками различия, в том числе изображениями мёртвой головы на фуражках и рукавах мундиров, представителями Германии.   Все эти войска фашистов, входя в Одоев, тотчас же разбегались по домам в поисках поживы и продолжали грабить даже там, где уже, казалось, нечего было найти. Видно, в самом деле, одоевцы были богаты. У них брали : картофель, капусту, огурцы, морковь, свёклу, сено, солому, зерно, муку, сахар, крупу, одежду, обувь, бельё, платки, ткани, половики, статуэтки, картины, лампы, патефоны – всё, что можно было съесть, унести. Жители были начисто ограблены солдатами фашистской Германии.
   А в эти дни по лесам пробирались советские солдаты небольшими группами и в одиночку. Они упрямо шли на север, не веря, что война кончилась, и были верны присяге, шли на борьбу с врагом. Постепенно отливалась из стали ненависти к врагу мысль о Победе. Люди уезжали, уходили, уползали на Восток. Многие приходили домой, прячась от немцев, ночь-другую ночевали в кругу семьи, а утром на рассвете , оторвав от плеч ласковые, такие знакомые, такие родные руки жены, перецеловав детей и смахнув на пороге со своих щёк горячие слёзы грубым суконным рукавом походной шинели, не оглядываясь, уходил в туманные сумерки раннего утра на восток, Победе. Оставляя семью во власти врага, о чём он думал, этот русский солдат? Он был уверен в том, что вернётся на родину через жестокую битву с врагом.   Немцы ничего этого не понимали и не могли понять: слишком далеки были они от того, чтобы понять человека социалистической страны. Они пытались «обрадовать» одоевцев: говорили, что Москва уже в руках германских войск, что Сталин бежал в Сибирь, а его сын Василий перешёл на сторону фашистов; настраивали приёмники на волну радиостанции «Свободная Россия» и заставляли слушать то, что говорили по-русски  дикторы. Молча, слушали, молча с потемневшими лицами, уходили в свои холодные углы. Люди верили и не верили. Верили потому, что привыкли верить радиопередачам, не верили, потому что уже очень страшно было поверить словам продажного диктора.    Захватив новую территорию советской земли, немцы немедленно пытались установить свой порядок. Памятник великому вождю социалистической революции В.И.Ленину в сквере на центральной площади Одоева, был сброшен с пьедестала верёвкой. Долго лежала скульптура на земле с верёвкой на шее. Они хотели уничтожить  то, что утверждало социализм, что было завоёвано рабочими и крестьянами в октябре 1917 года и отечество трудящихся
   29 октября в Одоеве уже появился комендант, которому  был подчинён комендантский взвод. На видных местах немедленно были вывешены объявления. Это были главным образом  приказы от имени немецкого командования, рассчитанное  на  устрашение жителей занятых городов и сёл. О новом порядке, которому надо безоговорочно подчиняться, иначе  непокорного ждёт расстрел: о сдаче оружия, о запрещении оказания помощи партизанам и красноармейцам, о всемерном  содействии германскому командованию во всём, о запрещении появляться на улицах после 5 вечера. За неподчинение этим приказам – расстрел, расстрел, расстрел. За то, за содействие немецкой армии всякого ожидали такие блага, каким и поверить было невозможно.
   В здании Дома Культуры свило себе гнездо гестапо. Оно всегда старалось держаться в тылу и вершило свои бесчеловечные дела. В задачу гестапо входило осуществление главной идеи расистской теории – сокращения славянского населения на тридцать процентов. Там, где гнездилось гестапо, появлялись самые отвратительные пороки: предательство, недоверие, клевета, тщеславие, стяжательство, карьеризм, низкопоклонство и поражающий здравый смысл –жестокость. В Советском Союзе гестаповцы искали людей, по каким либо причинам недовольных советской властью, и находили их. Это были лица совершившие уголовные преступления, утратившие  чувства чести, преданности Родине, готовые служить кому угодно, только бы им было выгодно. Среди них были дезертиры, нарушившие воинский долг и верность присяге. Предатели, трусы, негодяи, способные совершить какое угодно преступление, шли в немецкую полицию. Сами немцы презирали их, русские ненавидели и считали вдвое хуже немцев.  Но не все полицаи были такими. Некоторые из них, преданные Родине, шли, чтобы бороться с немцами. Новых полицаев немцы одели, дали им нарукавные белые повязки с изображением на них свастикой и заставляли служить  себе. Командовали полицаями немцы. Полицией был занят дом, в котором  в настоящее  время находится ресторан «Карл Маркс», а ещё ранее центральная сберкасса.
   С интеллигенцией захватчики обращались иначе. Они были рады тем из них, которые  ничего не поняли в существе советского строя, Которые считали буржуазный строй более совершенным, чем советский. Таких увлекала возможность оказаться на верху, начальствовать и жить  с комфортом, хотя бы это и стоило совести. Таким в Одоеве оказался адвокат Блинов. Гестаповцы назначили его бургомистром и отвели ему дом бывшего народного судьи. Были среди интеллигентов Одоева слабые люди. Немцы приказали им идти к себе на службу в качестве переводчиц, Убеждали их в тщетности надежд на возвращение Красной Армии, обещали безопасность, конспиративность и жирный паёк, но и давали понять, что сопротивление воле завоевателей есть не что иное, как враждебность, а как поступают с врагами на фронте, всем известно. Интеллигенты не шли. Они знали, что нельзя служить захватчикам – фашистам, но удары немца – автоматчика и полицая сапогами в дверь ломали сопротивление, и они шли, проклиная немцев, проклиная себя, надеясь  лишь на то, что служа немцам, они хоть сколько-нибудь сумеют облегчить судьбу русских.   Работала в Одоеве врачом Нестерова Галина Георгиевна. До прихода немцев она и медицинские сёстры сумели эвакуировать 18 раненных красноармейцев, находившихся в районной больнице на излечении. Нестерова осталась в больнице, чтобы служить русским и делала это смело, самоотверженно. Немцам нужны были врачи, захватчики заставляли её работать на них. Все русские, служившие у немцев, носили на руке белые повязки. Жители Одоева, завидев белую повязку на руке человека, сторонились их.
   На третий день оккупации Одоева, комендант приказал собрать на площади жителей городка По улицам проезжала телега, на которой восседал бургомистр Блинов с полицаями. Он «Выкрикивал:  Германское командование приказало явиться каждому домохозяину на площадь в 12 часов. За неисполнение приказания все будут наказаны по законам военного времени!».Люди слышали и содрогались. Наказание они и так несли. Тяжелее утраты Родины может ли быть хуже наказание? Что будет там, на площади? Хорошего ждать нельзя.!    К 13 часам на площади 30 октября собралось около ста человек бедно одетых людей: стариков, пожилых женщин, подростков. Появился комендант в сопровождении нескольких солдат, вооружённых автоматами. Солдаты расположились так, чтобы люди не могли уйти с площади. Они стали в улицах, готовые выполнить любое приказание. Люди сжались тесной кучкой, подошли к зданию райисполкома. Комендант, рыжий немец среднего роста, бургомистр Блинов, два автоматчика вышли на балкон здания. Блинов  начал читать приказы. Их было много, и каждый из них заканчивался словами: «За неисполнение  - расстрел»! «Будут расстреляны!» будут повешены»! Среди других был прочитан приказ о том, чтобы от каждого дома был направлен в распоряжение комендатуры один человек для заготовки дров.
   После чтения приказов, требовавших бесприкосновного подчинения всех немецким властям, лишавших жителей элементарных свобод, все, слышавшие их, почувствовали, что жить совершенно невозможно. В сердцах людей кипела приглушенная ненависть к врагам и поработителям, готовая взорваться протестом, мятежом. Люди расходились с площади молчаливые и гневные. Жилищные условия с каждым днём становились нетерпимее. Хлеба, дров, керосина не было, электростанция не работала. Детям негде было достать молока, сахара. Дети болели и умирали.   На следующий день, после объявления приказов, пришедших к комендатуре со своими инструментами, отвезли в Засеку. Женщины, плохо одетые, голодные, в старых  и истрёпанных  одеждах , валили деревья, обрубали на них сучья, распиливали и носили к дороге. Работа была очень трудной, и эти бедные, голодные  люди , работая  тупыми инструментами под надзором полицаев, были молчаливы, обессилев, отдыхали, но их вновь поднимали  окрики полицаев. Обед  состоял из куска хлеба весом в сто граммов и варёного картофеля. А после обеда – опять непосильный опасный труд. И так изо дня в день. Среди работающих на заготовке дров женщин стали распространяться болезни, чаще других воспаление лёгких грипп, бронхит.   Слухи о партизанах достигали Одоева, но они были неясными. Одно было известно: партизаны были, они скрывались в лесах, отважные защитники обездоленных, бесчеловечно угнетаемых и жителей, пока самые близкие, словно кусочки свободной жизни. И по тому, с какой злобой и с каким страхом говорили о них немцы, можно было судить о значительности и серьёзности этой силы, которая могла внезапно обрушиться на всякого захватчика – беспощадная карающая, уничтожающая, неуловимая.
   Где находились партизаны, никто не знал. Казалось, в Одоеве их не было и в то же время надеялись, что они есть. Не раз жители Одоева видели на улицах Михаила Крузе, переодетого в женское платье, но никто из тех, кто его видел, ничего не говорил даже своим близким. Младший лейтенант запаса Михаил Сергеевич Крузе стал командиром партизанского отряда, сформированного в Одоеве ещё до прихода немцев. Начальником штаба  был Яковлев Андрей Абросимович, волевой , отважный человек, преданный Родине и партии. В составе партизанского отряда входили ещё Рябов Илья Варлаамович – парторг, Туркин Иван Егорович, Прохорятов Яков Николаевич, Танющев Пётр Ефимович, Коренев Николай Михайлович, Черкасов Николай Петрович, Кабанов Семён Иванович, Сорокин, Коренев Сергей Николаевич. После захвата фашистами Одоева, они устроили партизанскую базу в Засеке, восточнее села Павловское, вырыли землянки. Вооружённые французскими винтовками с небольшим запасом патронов такими небольшими силами они пока почти ничего не могли сделать против многочисленных частей немцев, двигавшихся к Туле. Однако сам факт их перехода в партизаны уже свидетельствовал о той воле к сопротивлению немцам, об их отваге и верности своему народу, его политическим завоеванием.
   Партизанский отряд вёл разведку и пропаганду среди населения  того нового, что происходило под Москвой. В отряде был радиоприёмник. Партизаны слушали передачи Совинформбюро, записывали и сообщали населению. Но и в своих селениях показываться было небезопасно, потому что в них оккупанты назначали старост, а некоторые из них из трусости и выгоды старались служить захватчикам. Поэтому  партизаны в селения пробирались по ночам, сообщали новости, узнавали от населения о численности  и, если было возможно, о номерах частей немецких войск, продвигавшихся на северо-восток. Эти сведения они сообщали командиру отряда или начальнику штаба.. Более смелую разведку вели Яковлев и Крузе. Они пробирались в Одоев, и им было известно всё, что происходило в это время в Одоеве. Нужно было добывать оружие, нужно было заботиться об увеличении отряда, связи с другими отрядами, но главное  - собирать и передавать сведения о движении немецких войск. О способах передачи разведданных в Тулу  не знали рядовые члены отряда, но могли предположить, что Яковлеву было известно о создании Тульским комитетом обороны партизанской базы в районе Ясной Поляны под командованием Николая Гавриловича Есипова, руководившим до войны Осовиахимом области.
   От партизанской базы протягивались нити разведки на юг и запад. Разведчики этих отрядов достигали и Одоева, могли встречаться  с Яковлевым и Крузе и получать от них сведения, чрезвычайно нужные командованию советских войск. Партизанскому отряду Одоевского района не раз приходилось менять свою базу. Первый раз потому, что два посланных на разведку партизана не возвратились на базу. Было установлено, что они не только не выполнили задание, но и остались в Одоеве, пошли на службу к немцам и стали полицаями. Предатели впоследствии были расстреляны. В другой раз землянки неосмотрительно вырыли около просеки, по которой проходили люди, и снова пришлось перебираться на другое место.  Но отряд жил, деятельно проводил разведку и работу с населением. В селениях , расположенных вблизи Засеки, хорошо знали о существовании партизан, но не выдавали их, храня в строгом секрете сведения  о них. Немцы пытались разузнать, где они, но им это не удавалось сделать.    Партизаны отлично знали о немецком приказе, в котором требовалось не только беспощадно убивать партизан, но и так же карать тех, кто им оказывал помощь или знал о них.
   В Одоеве почти никто не знал, как встретила Тула врага. Лишь по настроению немецких солдат могли судить они о каких-то неудачах, которые терпела армия оккупантов. Немцы уже не гоготали во всё горло, как это было в конце октября, когда они восклицали: « Сталин капут! Москва наша! Враги, явно, нервничали. Офицеры  всё больше хмурились, резко покрикивая на солдат, среди которых расширялось и углублялось совсем другое настроение. Они не смогли скрыть возникающей тревоги, неуверенности и страха перед перспективой вести войну в условиях русской зимы. Солдаты собирались группами, что-то горячо обсуждая, и по их серьёзным растерянным лицам можно было судить о том, что там, на севере – востоке, в районе Тулы, сложилась какая-то неприятная для них обстановка. Во всяком случае, это была непредвиденная задержка, непонятно возросшая сила сопротивления русских. Раненые, прибывающие из-под Тулы, интенданты, приезжающие от фронта в глубокие тылы армии, шофёры транспортных подразделений сообщали одну и ту же весть: под Тулой бои, город не взят. Немецкая пропаганда продолжала свою трескотню о непобедимости вермахта, о скором падении Москвы, которую  якобы немецкие генералы уже рассматривают в бинокли. Захватчики действительно продвигались, но стойкость советских войск под Тулой надломило наступательный дух немцев от солдата до генерала. Это было явное крушение блицкрига. Болезнь неверия в успех дальнейшего движения на Москву порождалось возрастающими по силе и стойкости ударами советских войск, настойчивостью  их сопротивления. Отчаянные попытки немцев окружить Тулу срывались. Кровопролитные бои под Сталиногорском,  Венёвом дорого обошлись немцам. Они несли огромные потери, а позади была Тула, имеющая немало войск и сохраняющая надёжную связь с Москвой. Наступление фашистских войск в ноябре под Серпуховом было сорвано контрнаступлением советских войск. Немецкие части понесли большие потери и были остановлены.   Возникшие  у немецких солдат сомнения  и зародившийся страх обращались в усиление преследования, издевательств, бессмысленных убийств и зверств против местного населения. Злоба светилась в глазах немецких солдат и радость и надежда – в глазах русских, немцам становилось туго. Реже стали появляться новые немецкие части в Одоеве, а те, которые появлялись, делали тоже, что и их предшественники: они продолжали их грязное дело ограбления одоевцев, отнимали скудные запасы пиши, тёплую одежду, обувь. Командование немецких войск отдавали приказы об отгрузки зерна, скота, всего, что могло иметь хоть какую-то ценность. Из колхозов района под охраной немецких солдат и полицаев двигались к железнодорожной станции Арсеньево обозы и автомашины с зерном, гурты скота, отнятого у колхозников.
   В начале ноября через Одоевский район продолжали проходить советские солдаты, которые надеялись перейти линию фронта и влиться вновь в ряды защитников Родины. Они были плохо одеты, некоторые обуты в лапти, так как обувь их была разбита в трудном и далёком пути. Некоторые бойцы были больны, но продолжали идти вперёд. Большинство  из них имели оружие. Население района, как только могло, помогало им, кормило, указывало безопасную дорогу, но всё это делалось тайком: люди боялись преследований фашистов. Среди проходящих через район советских солдат находились и такие, кто не верил в нашу Победу и приходил домой, не желая служить немцам, они скрывались, но судьба их в большинстве случаев была трагична. Если немецкие солдаты обнаруживали в доме мужчину, то прежде выясняли, почему мужчина оказался дома и, если доказательства не удовлетворяли их, человек объявлялся партизаном, становился военнопленным, а чаще же всего солдаты расстреливали его тут же, около дома.
   Фашисты искали коммунистов, партизан, евреев, красноармейцев . По малейшему подозрению мужчин арестовывали, допрашивали, жестоко избивали, а после расстреливали внизу за районной больницей на склоне оврага Костелица, где были известковые ямы и свежие окопы. Там же расстреливали советских военнослужащих, которых немцы обвиняли  в партизанских действиях или принадлежности к партии. Мужественно умирали эти герои, не прося пощады. Звериную беспощадную жестокость проявляли карательные отряды, совершившие страшные зверства в селе Красном, Апухтино, Филимоново, Болотское, жители которого утверждают, что карателями были финны. Уже в первые дни оккупации Одоева начались расстрелы военнослужащих и по подозрению в участии в партизанской борьбе против оккупантов. По свидетельству В.И. Харчевниковой, уже 28 октября , то есть в день оккупации Одоева, в 2 часа дня она увидела, как по оврагу Костелица бегут немцы, строчат из автоматов и кричат: «Партизан! Партизан!» Они настигли человека в шинели и несколькими выстрелами в спину убили его. Ю.Н. Никольский, в те годы подростком  рассказывал: « Я обнаружил в начале ноября 1941 года пожилого солдата в средней стрелковой ячейке окопа. Солдат был в шинели, пилотке. Ноги обуты в лапти. Убит был несколькими выстрелами в спину». «Дня через два, к вечеру, рассказывает В.И.Харчевникова, идёт по нашей улице отряд немцев. Мы спрятались за калитку и стали смотреть. Впереди немцев шёл наш солдат в гимнастёрке, галифе, разутый, без ремня. Отряд прошёл к окопам,  которые были вырыты нашими солдатами при отступлении. Поставили солдата спиной к себе. Раздался залп. Когда они ушли, мы бросились туда и увидели лежащее окровавленное тело убитого красноармейца. Мы заплакали». Свидетелем этого зверского убийства советского человека фашистами был и Ю.Н.Никольский. Он добавляет: «Руки его были связаны за спиной. Расстреляли его в яме для выжигания извести на краю оврага. После залпа он был ещё жив, и офицер несколько раз выстрелил в него из пистолета. Были разговоры, что его привезли откуда-то из деревни или из соседних районов». Имя этого человека не было установлено.
   По воспоминаниям В.И.Харчевниковой, на второй день после виденного ею расстрела к вечеру снова привели немцы двух молодых солдат и расстреляли их. Перед залпом красноармейцы , поставленные  палачами спиной к немцам, один из них крикнул в лицо врагам: « Всех не перестреляете!» Потом, вспоминает она – были расстрелы снова и снова».
   Е.Н. Ключарова, работавшая до войны и после в школах Одоева, передаёт рассказы очевидцев: « Люди видели: человека вели два немца под вечер, били его по подбородку и всё кричали, что он партизан. Человек молчал. Там , у окопа они его расстреляли. Он был не простой солдат, под шинелью солдатской была офицерская. Фамилия ГЛОТОВ, член партии… шёл 12- й день и он сомневался: «Дойду или нет!» Родина его Г Озёры, Московской области, 1912 года рождения и звали, кажется, Михаил.  Другой расстрелянный был ленинградец. Он был раздет и имел фотографию. На фото он был с матерью… Его труп лежал под колхозным садом, за больницей»,
М. С. Щепилов был очевидцем расстрела немцами трёх советских людей 27 ноября 1941 года. Он рассказал: « Их было трое. Один был из Одоевского района. Говорили, что он будто дезертировал с фронта и попал в руки к немцам. Их расстреляли, предварительно сняв с них обувь. Эти люди были одеты: один – в армейской шинели, другой в телогрейке, а третий в поддёвке. Трупы расстрелянных не были убраны и только 13 декабря были захоронены мною».
   Ю.Н. Никольский был свидетелем ещё одного расстрела. Об этом он рассказал следующее: «В первых числах декабря в окопе были расстреляны два человека. Они были одеты в чёрные телогрейки и чёрные стеганые брюки. На шапках у них были красноармейские звёздочки. Мне , кажется, что одна из них была девушка. Говорили, что это партизаны, захваченные оккупантами в Арсеньевском районе».  Жители села Апухтино рассказывают о том, что в первые дни оккупации села в начале ноября, были расстреляны двое молодых красноармейцев. Был ещё случай в деревне Погорелое, когда в дом ворвались два немца, где отдыхал красноармеец, пробиравшийся к своим.  Вывели его к оврагу и расстреляли.
   Садисты, палачи и грабители убивали советских военнопленных на глазах жителей, подростков, детей, стараясь вызвать страх. Невероятно жестоко расправлялись с русским населением немецкие карательные отряды. В полицейском управлении, в нижнем этаже была камера для содержания арестованных, которых жестоко истязали, почти совсем не кормили. Отсюда уводили людей на допросы, а потом вели на расстрел. Немцы не щадили и детей. В деревне Юшково полицаями были убиты двое мальчиков-школьников. У села Апухтино, фашисты застрелили  пионера  АБАШИНА Бориса, который с товарищами увёл в лес колхозных лошадей; дети кормили и поили  их, но однажды , возвращаясь домой, мальчик попал под пули немецких бандитов и погиб.
   О каком – либо снабжении населения продовольствием, топливом, средствами освещения захватчики  не только не думали, но старались создать условия, доводящие до отчаяния, гибели от голода, болезней. Не было топлива, пищи, одежды, не было возможности как-то найти это. Всем русским под страхом смерти запрещалось покидать  пределы Одоева без разрешения , пропуска немецкой комендатуры, просьбы о пропуске почти всегда отклонялись. Предатели, пособники захватчикам из кожи лезли вон, чтобы показать им свою рабскую угодливость. Бургомистр  и его канцелярия старались сделать всё возможное, чтобы способствовать укреплению «нового порядка». От немецкого командования они получили приказ составить списки жителей городка, которые могли бы работать. Была образована так называемая «биржа труда», которая располагалась в здании, где впоследствии были детские ясли имени 8 Марта. Все трудоспособные были внесены в списки и должны были являться ежедневно на биржу для отметки, но работу им не давали. Это была злобная насмешка над изголодавшимися людьми. Это была подготовка к отправке трудоспособных в Германию.   Бургомистр в выражении своей преданности оккупантам, был неутомим. Он решил взяться за организацию школьного дела, а чтобы привлечь к нему учителей, объяснял это намерением дать им работу и таким образом «спасти» их от нищеты и голода. Нашлись два-три человека учителей, поверивших бургомистру, и дело закипело. Школы могли начать работу, так как были учителя, оборудованные помещения, хотя оборудованных осталось не так уж и много, так как большинство их оказалось изуродованным немецкой солдатнёй, не стеснявшихся школьные здания  и клубы для конюшен и казарм, которые часто отапливались учебным оборудованием.
   19 ноября 1941 года в здании Одоевской средней школы на втором этаже состоялось собрание учителей. Присутствовало на собрании 60-70 человек учителей, преимущественно начальных классов. Говорил бургомистр, но его речь состояла из выражений , приветствующих гитлеровскую Германию , её цивилизацию, культуру, излагающих его фантазию о просвещении и воспитании юношества в духе идей «нового порядка». Каждый из присутствующих отчётливо понимал всю нелепость предложений бургомистра, тем более, что уже в это время нельзя было не видеть  изменения в настроении захватчиков. Один бургомистр ни с чем не считался. Он был опьянён немецкой пропагандой и видимостью власти, представленной ему оккупантами.  Бургомистр не удержался от угроз. Он предупредил учителей, что проявление саботажа с их стороны будут расцениваться как враждебные действия против нового порядка со всеми вытекающими отсюда последствиями. Наконец бургомистр заявил о том, что существовавшие школьные программы  и учебники не соответствуют задачам нового воспитания и их надо переделать. Сам же он явно не представлял себе , как следует переделать программы и учебники. Он мог только сказать, что всё, связанное с революцией, должно быть выброшено.    Учителя молчали. Начал говорить комендант. Он заявил, что воспитание юношества в духе нового порядка – это как раз то, что нужно фатерлянду, который сумеет отблагодарить всех прилежных и старательных, но как можно теперь говорить  об обучении детей, если идёт война, и кто будет содержать школы и учителей. Командование немецкой армии не решает таких задач. Выступил учитель Постников В.М. , который сказал, что школы и учителей будут содержать колхозники, что детям нужно учиться и что программы и учебники  можно подправить. Больше никто не говорил  на этом совещании. Приказано было приступить к исправлению учебников. Учителя разделились на предметные секции, избрали руководителей, и началась непривычная , оскорбительная  и унизительная работа. Программы по математике, грамматике, физике , решили не изменять, но когда начали «исправлять программу по литературе, истории, географии, естествознанию, то поняли, что изменения их  совершенно невозможно, особенно  объяснительные записок. Чтобы показать , что объяснительные записки к программам и учебники исправляются, вычёркивались имена, строчки, абзацы. Изменение программ и учебников не было закончено, да и не могло быть закончено. Это отлично понимали все , поэтому, чтобы принять хотя бы какого-нибудь решение, сочли необходимым предоставить инициативу в обучении и воспитании детей самим учителям. Бургомистру же было объявлено, что работа по исправлению учебников закончена.
   Учителя получили назначения в школы и отправились в сёла и деревни района в конце ноября и начале декабря. Обучение детей в школах  началось  в начале и середине декабря в разные сроки, и велось по советским программам и советским учебникам, так, как оно велось всегда, как будто и не  было оккупантов на русской земле. Между учителями утвердилось прочное молчаливое согласие – молчать о том, что дети читают и о чём им говорилось в классе. Обучение учащихся в школах продолжалось от 3-х до 12 дней, а в некоторых школах обучения и вовсе не было. Школьные здания не отапливались, учителя не получали содержание, голодали: многие дети не посещали школы. Из затеи бургомистра ничего не вышло. В одну из школ, находящуюся почти в лесу, пришли два человека, поговорили с учителем и на следующий день учащиеся не пришли в школу, а учитель заболел.   Комендатуре и бургомистру со своей канцелярией казалось, что они устанавливают «новый порядок». Им казалось, что работают школы, библиотека, из сёл поступает зерно и скот. По лицам стараются изо всех сил, но всё это было совсем не так. Как и прежде , русские ненавидели захватчиков и ещё больше предателей, которые старались угодить немцам. Искра надежды зародилась в сердцах одоевцев. Было заметно, что дела для немцев на фронте становятся всё хуже. В Одоеве открылась немецкая столовая в угловом здании у храма. Появилась на дверях надпись на немецком языке: «Только для немцев». Обслуживающий персонал состоял из русских, которые постоянно находились под надзором немецких солдат. В немецкой столовой готовились вкусные мясные блюда из русских продуктов, а русские голодали. Однажды мимо столовой проходили девушки Толстикова Н.М. и Неаронова В.М. . Из дверей немецкой харчевни вышла группа наевшихся немецких солдат. Увидев плохо одетых, похудевших от голода девушек, они стали смеяться над ними, оскорблять. Возмущённые девушки стали отвечать на издевательские остроты фашистских солдат, говоря, что скоро им всем будет капут, русские прогонят их. Кто-то из немцев понял гневные слова девушек. ИХ схватили и, грубо толкая и избивая,  привели в комендатуру. По приказу коменданта полицаи жестоко высекли девушек, после чего Неаронова Варя тяжело заболела. Подростки, вконец изголодавшиеся, добывали из немецких машин то, что можно было съесть. Немецкий солдат, заподозрив одного из них в чём-то, избил мальчика до потери сознания и подросток долгое время лежал в постели и вскоре умер.
   В декабре совсем стало холодно, начались морозы и метели. Зима обещала быть суровой. У жителей городка не было топлива и пищи. Люди  дошли до крайней степени отчаяния. Казалось , гибель стояла на пороге. Появляющиеся в Одоеве немцы продолжали грабить население. Теперь они отнимали тёплые вещи: пальто, одеяла, валенки, чулки , женскую одежду и даже женское бельё. Им ничего не стоило прямо на улице снять с человека валенки, пальто , шапку , а кто пытался сопротивляться, того немцы убивали. В Одоеве был расстрелян Свиридов Фёдор Петрович, 76 лет за отказ снять и отдать немецкому солдату валенки; расстрелян был Сахаров  Александр Иванович, на котором немцы обнаружили гимнастёрку. Всё, что немцы отнимали у населения, они напяливали на себя. Заходили в дома, располагались на ночлег, выгоняли хозяев или не обращали внимания на них. Заставляли растапливать печи и тащили всё, что могло сгореть, ломали сараи, заборы, мебель. Не считаясь с тем, что в доме женщины, дети, немцы сбрасывали одежду и били вшей, которых в солдатской одежде было множество.     Омерзительней была такая картина: сняв с себя одежду, голые солдаты, перебирая белье, вылавливали из него вшей и били их прямо на столе, а потом, одевшись и поужинав за тем же столом, ложились спать, но и во сне чесались и ёрзали. Возле домов, где ночевали солдаты, выставлялись усиленные караулы, часто сменявшиеся в течение ночи: страх не покидал немецких солдат. Странный вид представляли собой одежда немецких солдат. Можно было видеть немца с одутловатым обмороженным лицом, в потрёпанной, а нередко и ободранной местами прогоревшей шинели, грязной, покрытой всевозможными пятнами, в пилотке, перетянутой женскими чулками, завязанными под подбородком, в подшитых, залатанных валенках.  Солдаты уже не брились и обросшие бородами, давно не умывавшиеся, грязные и обшивавшие, - как они не походили на тех упитанных немцев, которые летом этого года маршировали по улицам  Берлина и ревели во все глотки «Хайль, Гитлер!». Двое совсем молодых немцев зашли однажды в один из домов и, плача, просили женщин постирать им бельё, так как их совсем замучили вши. Женщины отказались, показывая, что нет дров, тёплой воды, мыла и юнцы бежали в другие дома, где им также отказывали.   Д.В. Зеленина , которая в дни оккупации была 8-ми летней девочкой вспоминает: «Немцев погнали из Тулы и они, полуобмороженные,  потерявшие свой лоск, начали отступать из Одоева. Помню такой случай: «немцы скопились у нас дома в маленькой проходной комнате у топившейся лежанки и начали разматывать свои отмороженные ноги. В это время шла бабушка из кухни и наступила одному «фрицу» на отмороженную ногу; ох, как он завопил, от боли, в этот момент ему было не до бабушки, но бабушку мы всё-таки спрятали у соседей, а у меня сердце ликовало, что фашисту причинили боль».
   Морозы усиливались, свирепели вьюги. Дорога то обледеневала, то покрывалась снегом. Захватчики выгоняли жителей Одоева  и деревень под угрозой автоматов на расчистку дорог. Немцы с трудом передвигались по дорогам откуда-то со стороны фронта. Проходили небольшие подразделения, скорее неорганизованные мародерствующие группы.  К середине декабря в Одоев всё чаще стали поступать раненые немецкие солдаты и офицеры. Началось движение немцев на запад. Это движение всё усиливалось, что-то происходило с фашистской армией. Одоевцев волновала мысль, которую, замирая от радости, они боялись высказать друг другу. Над городом стали появляться быстрые краснозвёздные самолёты. С них летели листовки. Жители хватали и прятали их. Из дома в дом полетела радостная весть:  « Наши идут!»
   А наши бойцы шли полями, ехали на белых танках, на конях, на лыжах. Отрезая пути отступления врагу, они смело атаковывали немцев, со всей своей техникой привязанной к дорогам, уничтожали гитлеровцев, брали их в плен, захватывали огромное количество пушек, автомашин, снаряжения, продовольствия. Нелегко было советским богатырям пробиваться через заснеженные поля, в жарких схватках  брать населённые пункты, которые враги обороняли с упрямой настойчивостью. В Тульской области успешно действовал  в наступлении 1-й гвардейский кавалерийский корпус генерал-майора Белова Павла Алексеевича. В ночь  с 6 на 7 декабря был взят Мордвес, 9 декабря – Венёв, 12 – го декабря Сталиногорск, 14 –го декабря Узловая, 15 декабря было освобождено Дедилово, а 19 декабря освободили Ясную Поляну и вышли на линию Крапивна – Малынь. От Крапивны  немцы отошли, оставляя во всех населённых пунктах сильные , хорошо вооружённые заслоны: остатки разбитых 112-й, 167-й и 296-й немецких пехотных дивизий и укреплялись в районе Одоева.
   Гитлеровцы превратили Одоев в сильный оборонительный узел. Город занимает удобное для обороны место. Он стоит на холме, окружён глубокими оврагами с крутыми склонами, с восточной стороны протекает глубокая река Упа. В суровую зиму 1941 года склоны оврагов обледенели, низкие места были занесены глубоким снегом. Одоев был трудно доступен: все подходы к нему простреливались с выгодных позиций. Ближайшие к Одоеву деревни и сёла были превращены немцами в мощные узлы сопротивления. Конногвардейцы намеревались обойти Одоев и пройти в разрыв, образовавшийся между отступающими 2-й танковой и 4-й полевой немецкими армиями, форсировать Оку  и захватить Юхнов. Отступая, гитлеровцы совершали разбойничьи бесчеловечные преступления: убивали советских граждан, не щадя женщин, детей, стариков, начисто грабили сёла и посёлки, сжигали дома.   Чем больше зверствовали немцы, тем шире разрастался народный протест против них. Народные мстители , партизаны, совершали нападения на немецкие отряды, обращали их в бегство или уничтожали, освобождали от оккупантов деревни и сёла.  В эти дни декабря партизанский отряд Николая Гавриловича Есипова действовал в Дубенском районе. Командир отряда получил сообщение о том, что в деревне Филимоново Одоевского района расположилась немецкая часть. Партизаны решили произвести нападение на неё ночью. Отряд партизан на санях прибыл в деревню Дракино (Зелёную горку). Старик – колхозник (по некоторым данным Чернов) согласился охотно скрытно провести группу партизан в Филимоново и вывел её к самому центру деревни, куда подходил овраг. Немцы ничего не подозревали: не видно было охраны, в домах, из которых гитлеровцы выгнали жителей, горели огни. Особенно много немцев было  в доме  Ашуркова. Партизаны приблизились к домам и по сигналу открыли огонь. Перепуганные фашисты стали выбегать из домов раздетыми и попадали под пули партизан. Бросив всё , немцы убежали к Одоеву. Партизаны двинулись к Апухтино и к селу Красное . В этих сёлах находились подразделения 3-го батальона 579 полка 296 =й немецкой дивизии, носившей название «Оленья голова». Немцы ждали приближения советских регулярных войск. Скрытно подобравшись к селу Красное, партизаны открыли огонь по домам, занятыми немцами. Опасаясь окружения, фашисты отступили к Одоеву. Другая группа партизан вошла того же 20 декабря в восточную часть села Болотское и узнала от колхозников, что в селе находится небольшое подразделение немцев. Немцы приехали в село, в одном из дворов нашли свинью, зарезали её и заставили женщин варить и жарить для них свинину. Партизаны решили атаковать гитлеровцев. Провести партизан к дому, где находились немцы, согласился Мордасов Мефодий и повёл их оврагом к западной части села. Другая группа партизан пошла скрытно берегом реки, подошла близко к занятому немцами дому и, не дождавшись товарищей Ю которые должны были подойти с проводником, открыли огонь. Захватчики выбежали на улицу деревни. Началась перестрелка, в которой был убит немец. Погиб и один партизан, убитый немцем в ближнем бою. Немцы вскочили на сани и уехали в сторону Николо-Жупани.               
   Утром 21 декабря из Одоева в Филимоново, село Красное и Апухтино были направлены карательные отряды. Немцы поняли, в ночь с 20 на 21 декабря в этих сёлах действовали не регулярные части советских войск, а партизаны. Взбешенные тем, что им пришлось бежать из Филимонова, села Красного, Апухтино и села Болотского от небольшой группы партизан, фашиста решили сорвать своё зло на мирном населении. В деревню Филимоново выехала группа карателей. Их было человек 10, до зубов вооружённых. Немцы с оружием наготове входили в дома, разыскивая мужчин, так как в каждом мужчине они видели партизана. В одном из домов  они увидели 16-ти летнего юношу Зайцева Михаила Семёновича. Застрелили его выстрелом  в лицо, обезобразили  труп, притащили его в сарай, а сарай зажгли. В этот день в деревне были расстреляны около своих домов Зайцев, Егор Филиппович 50-ти лет и Карпов Пётр  Михайлович 40-ка лет. Каратели сожгли в деревне 3 сарая и один дом.
   Страшные зверства учинили фашисты в Красном. Они заходили в каждый дом и обыскивали ег. Мужчин, которых они заставали дома, зверски мучили и избивали, а потом расстреливали. В родном доме они застрелили Забелина Сергея Ивановича, Забелина Александра Васильевича они вывели из дома, раздели его и приказали идти впереди, а сами стреляли в него из автоматов. Он прошёл метров тридцать, а потом упал. Заикина  Михаила Ивановича каратели вывели из дома, поставили к стене, схватив за волосы, били головой о стенку, а потом расстреляли. Со Свистуновым Егором Васильевичем фашисты расправились с садистской жестокостью: вывели во двор, поломали ему руки, и застрелили. Свистунова Василия Алексеевича расстреляли в доме. В тот же день были расстреляны Свистунов Иван Алексеевич и Ефанов Алексей Ильич. Немцы запретили хоронить расстрелянных. Каратели двинулись в село Апухтино и стали поджигать в нём дома. Они даже под страхом смерти принуждали жителей поджигать собственные дома. В людей, пытавшихся спасти вещи, фашисты стреляли, жители разбегались и прятались, где могли. Три четверти большого села горело. Фашисты зажгли каждый дом в Красном. 51 дом сожгли они в этом селе.
   Вечером 21 декабря карательный отряд появился в селе Болотском.  Действия этих головорезов были такими же. В этом селе  были убиты на порогах своих домов колхозники Щербаков и Захаров, колхозница Шумилачёва была ранена в ногу. Немцы зажигали дома, люди разбегались, многие убегали в восточную часть деревни, бежали к лесу. Немцы брали снопы, которые разделили колхозники между хозяйствами, чтобы немцы не взяли всё, и которые были сложены позади домов, подкладывали у стен, под крыши, и зажигали их. Дома загорались. В дом Мордасовых, что стоял неподалёку от церкви, набилось человек 50 плачущих , дрожащих от холода и страха женщин и детей. На пороге появились немцы. Один из них поднял автомат, но другой толкнул его, Что-то сказал  и они вышли. Ещё подбежали немцы, стали обкладывать дом снопами: они решили сжечь всех людей в доме. Дети кричали, женщины плакали. И вдруг немецких зверей,  словно ветром сдуло, загремели автоматные очереди. Немцы бросились из Болотского наутёк: к селу подошли советские солдаты.
   Ещё 20 декабря генерал-майор Белов П.А. командир 1-го гвардейского кавалерийского корпуса, получил радиограмму штаба Западного фронта, которым командовал Жуков Г.К. следующего содержания: Завтра , 21 декабря, в честь рождения товарища Сталина корпус должен овладеть Одоевом. 
20 декабря от 11-го ,96-го и 160-го кавалерийских полков 1-го гвардейского кавкорпуса к Одоеву были направлены три конных разъезда по 10 конников: до Апухтино, северо-западной окраины Одоева и до юго-западной окраины Одоева. 131 –й Таманский кавалерийский полк  21 декабря двинулся по правому и левому берегам Упы к Одоеву. Вслед за ними  по правому берегу двинулся 96-й кавалерийский полк. 160 кавалерийский полк получил задачу двигаться на Ченцовы Дворы, Безлепкино, Стрелецкую слободу. За ним последовал 11-й кавалерийский полк на Зиброво.
   Кавалерийские полки 2-й гвардейской дивизии полковника Осликовского Н.С.: 5-й, 72-й, 136-й во взаимодействии с 328 пехотной дивизией наступали на Жестовое, Пчельну, Красноколье, Стояново, Аболдуево. Подразделения 328-й и 322 пехотных дивизий действовали южнее – на Рылёво, село Ивицы и село Дубки.
   В Одоеве и близлежащих к нему селениях укреплялись больше немецких войск, чем предполагало советское командование. Кроме 296-й пехотной дивизии в Одоеве оказались остатки полка «Великая Германия» и 3-я танковая дивизия. Немецким войскам был отдан приказ о том, что в случае  их отхода  из Одоева, полностью его сжечь. Эскадрон 131 Таманского полка, обойдя Анастасово, выбил противника из села Красного, села Болотского, действовал совместно  с партизанским отрядом Есипова Н. Г. , отряд которого  освободил впоследствии село Ленино, деревни Сидорово и Скомонтово. Этот отряд  задержал немецких лётчиков. В их задержании принял участие Валуев Н.Н.
   96-й кавалерийский полк утром 22 декабря овладел  в ожесточённом бою  село Анастасово и пришёл на помощь эскадрону 131 кавалерийского полка, очистил от противника Апухтино, Красное, Болотское, в котором вновь появились подразделения 296 –й немецкой пехотной.  дивизии . Перейдя реку Упу , 96 кавалерийский полк завязал бой за село Николо - Жупань. И 22 декабря изгнал из него гитлеровцев.
   Два эскадрона 131 кавалерийского полка утром 22 декабря  в 7 часов овладели селом Ломиполозово и атаковали восточную окраину Одоева, 160-й кавалерийский полк в то же время овладел деревней Зиброво и стал наступать на южную окраину Одоева. 11-й кавалерийский полк к 12.40  овладел  юга - восточной окраиной Стрелецкой Слободы и начал уличный бой . Подразделения 131 –го, 160-го и 11-го полков в ожесточённых уличных боях, овладели Одоевом. Противник оставил Одоев и отошёл в направлении Сомово. В уличных боях сержант Овчаренко уничтожил гранатами двух пулемётчиков и из немецкого пулемёта расстрелял 15 фашистов.
   Благодаря решительным и быстрым действиям Одоев  был спасён от пожара. В боях за Одоев были взяты трофеи: 6 орудий, 12 миномётов, 29 пулемётов и автоматов, склад с горючим и много боеприпасов. В сквере, на центральной площади города воины 131 Таманского полка похоронили товарищей, павших смертью храбрых, старшего лейтенанта Махарадзе и младшего лейтенанта Манциева. Много могил героев осталось на пути славных наступательных боёв корпуса в Одоевском районе. В селе Жемчужниково от прямого попадания авиабомбы в дом, где находились разведчики, погибло 11 человек 131 кавполка По счастливой случайности уцелел их командир Пётр Харитонович Затучный, который оставил свои воспоминания и его хорошо помнят жители района.
   В 23 часа 22 декабря немцы были уже в Сомово, а в 2 часа 23 декабря подразделения 519 полка 296 пехотной немецкой дивизии укрепились на линии Сомово, Грайвороны, Елизаветино. Подразделения того же 519 полка и 521 полка 296 немецкой дивизии укрепились в деревне Алексеевка, село Покровское, село Яхонтово.
   В Сомово и других селениях фашисты зверски расправлялись с населением. Они расстреляли  братьев Кудиновых Александра и Андреяна. Колхозницу Соловьёву Ирину Семёновну палачи сожгли в доме. В деревне Грайвороны  они расстреляли Кочерыгина Фёдора Семёновича, Пилюкова Кирила Васильевича, Конова Кузьму Пиминовича. В деревне Полюбовке были убиты колхозники Иванин Яков Дмитриевич, Аксаров Василий Петрович, , Степанов Николай Фёдорович, Аксаров  Андрей Семёнович, Романов Павел. В деревне Животово был застрелен колхозник Дюков Сергей за отказ показать немцам дорогу. Все эти убийства были совершены 22 и 23 декабря. В Петровское вошли конногвардейцы , с востока наступали советские 322 и 328 пехотные дивизии.
   Немцы сожгли занятые селения и, боясь окружения , отступили к деревне Воротцам Белёвского района, а в 15 часов 24 декабря захватчики покатились к Белёву. Одоевский район был освобождён полностью.
   24 декабря 1941 года жители Одоева и Одоевского района горячо встречали освободителей. Около 2-х месяцев , то есть 56 дней, находились жители в оккупации. Они пережили неисчислимые бедствия. Вечно будут помнить одоевцы советских воинов, освободивших их.
   Суровую кару советского закона военного времени понесли предатели советского народа, своей Родины. За время оккупации в Одоевском районе  расстреляны 41 человек, из них 40 мужчин, в том числе  4-х стариков, убита одна женщина, 4-ро детей, избито мужчин 101, женщин  60, детей 19,  стариков 10. Миллионами рублей нанесён ущерб экономике района. Но те, кто находился под пятой врага, были преданы идеям социализма, славного Октября, своей прекрасной Родине и после оккупации проявили такой трудовой энтузиазм, такую верность во имя Победы, что эта верность яркой страницей вошла в историю нашего народа, она стала  той монолитной основой , на которой зиждется мир во имя мира. Это была ПОБЕДА социалистического строя, социализма, света над ужасами мракобесия и человеконенавистнической сущности фашизма.