Универсанты. Вступительное слово Ивана Родионова

Труд и вдохновение: противоречий нет и быть не может


В предисловии (своеобразном художественном манифесте) автор горячо и несколько полемически отстаивает «чистый реализм» своей повести. Рискнем предположить, что это отчасти так – и отчасти не совсем так. Тематически-жанрово «Универсанты» – это производственная повесть на современном материале. Построенная, что интересно и свежо, на университетских реалиях. Как водится, скрещенная с почтенным форматом прозы воспитания. И одновременно этот текст читается как зачин к большой семейной саге.
Методологически и изобразительно «Универсанты», конечно – реализм. Отсутствие фантастических допущений и постмодернистских приёмов? Пожалуйста. Психологизм, сосредоточенность на земном, на «приземленности», на житейско-бытовых реалиях? Тоже есть. Но загвоздка здесь именно в крене на производственную составляющую текста.

С распадом Советского Союза жанр производственного романа угас, казалось бы, окончательно и бесповоротно, а некоторые постмодернисты (тот же Владимир Сорокин, например), ещё и потоптались по нему своими деконструкциями. Бог весть, отчего так вышло. То ли авторы так старались избавиться от любого наследия нелюбимого ими государства, что выплеснули вместе с водой потенциальных детей. То ли сама новая экономико-политическая реальность больше не способствовала появлению текстов о людях труда, и писатели смекнули, что выгоднее кормить читателя различным эскапизмом. В любом случае, этот славный когда-то жанр ушёл с радаров.

Но в последнее время что-то изменилось. И производственные тексты внезапно стали появляться. Один из них – перед вами.
Это такие «Нормальные люди» по-русски. Нормальные во всех смыслах. Вот одна из героинь, Александра. Она пишет «не о замечательных людях, а о людях». Она любит Максима Горького – и даже называет сына в его честь. Недаром именно «буревестник революции» – символ self-made-man'а в русской литературе: вышел из домашнего ада в люди, а пришёл к званию главного писателя огромной страны. В Саше есть это горьковское неутомимое любопытство – к жизни, к людям. Она с головой погружена в деятельную помощь людям. Кроме того, её мировосприятие во многом взращено на классической литературе – её речь пересыпана цитатами-отсылками из классиков, да и поступки её взращены на схожей почве. Такие как Саша во второй половине девятнадцатого века «ходили в народ» и воплощали в жизнь теорию малых дел.

Или ещё одна героиня – трогательно логичная максималистка Аня, готовая уехать и начать все с чистого листа… конечно, ради новой интересной работы. Она с энтузиазмом ходит на собеседования и ищет не деньги или формальный успех, но, натурально, смыслы. В одном из симптоматичных эпизодов она, например, деятельно углубляется в технологию гальванического производства.

Или вот, допустим, рефлексии менеджера: «Артема на первых порах стыдило то, что он не производит ни продукта, ни интеллектуальных результатов, а выступает лишь посредником между заказчиками и производителями». Это же классические размышления интеллигента о его месте «в рабочем строю»! Да и заканчиваются они схожими выводами: нет, он (Артем) полезен, делает важное дело, в котором необходимо обладать целым комплексом разнообразных знаний.

Товарищи в «Универсантах» дружески наставляют на путь истинный – даже не заблудших, таких здесь скорее нет – сомневающихся и неопределившихся. Отрицательные персонажи здесь не исчадия ада, но люди, далекие от высших идеалов труда и вдохновенной самореализации. А если герои вступают в отношения и происходят любовные противоречия, они описаны предельно целомудренно и аккуратно. На ум приходит даже изрядно подзабытое слово «бесконфликтность». Наконец, важнейшее место автор уделяет диалогам персонажей. О самореализации, о будущем семьи, страны. О знаниях истинных и мнимых, о пользе и выгоде, целях и востребованности, Учителях и Учениках.

И если вернуться к начальным тезисам предисловия, хочется задаться вопросом: насколько все, описанное в повести Полины Косяковой, подходит под понятие «реализм» в классическом белинско-добролюбовском понимании? В смысле, насколько такая реальность типична для современной России?
Пожалуй, лишь отчасти. Но это, думается, неизбывная особенность жанра. В лучших образцах производственного романа, написанных в двадцатые-тридцатые годы прошлого века («Время, вперед!» Катаева, «День второй» Эренбурга и т.д.), присутствует та же приподнятость, та же вдохновенная радость от осознания принадлежности к созиданию. Иными словами, та же поэзия труда:

 – Ты понимаешь, какой сегодня день? – подхватила её восхищение Аня, чуть не тряся Вову за плечи от нетерпения.
 – День науки, наверное?
 – Не просто. Сегодня 150-летие открытия периодического закона, - Аня указала на своих дочерей и сына Саши, фотографировавшихся с большим портретом Менделеева. – Это ж надо было уродиться в такой день! Это знак! Мальчик должен стать великим учёным! Я уже подняла за это тост.
 
Что ж, и ранний Горький, которого так любит одна из героинь, тоже был не реалистом, а скорее неоромантиком. Это и нормально, и правильно. И если вам передастся хотя бы малая толика того энтузиазма и той жажды созидания, которыми наполнены герои, «Универсантов», значит, автор достиг своей цели.

Как говорится, мы рождены, чтоб сказку сделать былью. И действительно: кто, если не мы?


Иван Родионов, литературный критик