51

На следующее утро Санк отправился в ельник. Нашёл место, где накануне он пробирался за Ушиным отцом. Теперь, согнувшись в три погибели, медленно пошёл под густыми деревьями. Темно - и это в разгар яркого солнечного утра. Глухо и жутковато. Как тут жить? Вдали от людей, от света. Здесь только прятаться от тех же людей и от света. Неужели они прячутся?

Впереди показалась мрачная приземистая фигура. Санк тихо скользнул в сторону, залёг за кучей наваленных веток, затаился. Отец прошёл рядом. Санк успел рассмотреть его лохматую чёрно-седую голову и лицо. Густые нависшие брови, покатый низкий лоб, крупный нос. Усы, борода. Слишком много растительности, чтобы чётко рассмотреть, но... злобы и жестокости оно не выражало. Скорее было наивным и жалким. Может, беззащитным? Если, конечно, на некоторое время забыть огромную силищу в могучих руках. Но ведь сила далеко не всегда означает жестокость. Санк задумался. Если бы ему самому не пришлось столкнуться с бешенными, он бы посчитал, что Уша была права, когда плакала об отце.

Вот только... Санк и сам не мог определить чётко свои чувства... Только что-то объяснять этому человеку не желалось. В душе зрела уверенность, что не поймёт. Какой-то он всё равно не такой.

Проводил глазами сутулую фигуру, пока та не скрылась, пошёл дальше. Теперь надо смотреть в оба.

Вышел на небольшую поляну. Хорошо! После мрачноватого ельника светлая лужайка казалась особенно уютной. Впереди... берлога? Вот только присутствие медведя не угадывалось. Сбоку кострище, чуть стелился дымок. В груди что-то дрогнуло. Неужели нашёл?

Потоптался неуверенно у низкого входа, наконец решился, нагнул голову, шагнул и чуть не столкнулся с такой же нагнутой головой. Женщина от неожиданности вскрикнула, перепугано дёрнулась и уставилась на незваного гостя.

«Ушина мать» - сразу догадался Санк. Похожи.

- Не пугайся, добрая женщина. Я Санк. Я ищу девушку. Думаю, она здесь живёт.

- За..чем?

- Я обидел её. Хочу помириться. Не гони меня. Я уйду, но прежде дай мне её увидеть.

Мать опустила глаза. Страх исчез. Так вот откуда то небесное яичко. Но... поздно.

- Поздно, - вслух повторила свои печальные мысли. - Не сможет тебя Уша простить. Но ты не горюй. Она добрая девочка, долго зло не помнила никогда.

У Санка всё внутри сжалось. О чём она? Почему такая тоска в голосе? Неужели?.. Нет... Едва сдержался, чтобы не оттолкнуть бедную женщину за то, что она смирилась с каким-то неведомым злом.

- Где она? - спросил, и сам подивился, как грубо получилось.

- Там, - женщина вяло махнула рукой в берлогу.

И это «там» принесло несказанное облегчение. Жива. А он-то уже подумал...

Залез кое-как. Внутри шире, но всё равно не развернуться. Глаза долго привыкали к темноте. Особо не привыкли. Свет из открытого входа и из дыры сверху освещал лишь часть берлоги. По углам было темно.

Санк оглянулся: куда дальше? Женщина указала в боковое углубление.

Санк прошёл туда, опустился на корточки, потом сел.

- Уша, - позвал тихо, понимая, что девушка тяжело больна.

Мать принесла зажжённую лучину.

Казалось, что девушка спит. Глубоко. Щёки покраснели.

Но вот она застонала, и голова беспокойно заметалась по тёмному изголовью. Санк взял руку. Какая горячая. Какая любимая. Как ему дальше жить, если не будет возможности держать эту руку? Поднёс к своим губам. И долго сидел не шевелясь. Было столько боли, но и какое-то наслаждение и облегчение. Теперь он знал, что эта девушка его. Теперь всё стало на свои места.

- Как тебя зовут?

- Кама.

- Ты не можешь её излечить?

- Я перепробовала всё, что знаю.

- Я забираю Ушу в племя... Пойдём со мной и ты... У нас не осталось лекаря, но, может, женщины что-нибудь попробуют сделать.

В темноте Санк ощутил долгий пристальный взгляд. Наконец послышался вздох.

- Уша - это всё, что есть у меня... Неси её в своё племя... И... Я буду надеяться и ждать... Её... и тебя...