Дневник. Февраль 1977
Устала до самой маковки, даже интерес ко всем делам потеряла. Как говорится,
взяла своё сегодня. Ещё вчера вечером очень душевно нас Зоя Давыдовна
размяла. Сегодня встала утром с постели: все кости болят.
С утра на Поляне ребятки меня погоняли, до Птичьей Поляны неслись на
крыльях. Погодка хорошая, лыжня свежая, скользящая.
Сегодня устояла перед двумя соблазнами: Лёва звал нас с Любой на костёр.
Люба горела желанием пойти на костёр на глазах у Славы, а я, в общем-то,
боялась простудиться, да и не хотелось, откровенно говоря. Слава старался
превзойти самого себя, так играл виртуозно, правда, с Любой в основном, а
меня всё обнимал, т.к. я стояла рядом, и часто были спорные мячи.
Мои лыжи помешали ему нас подвезти. Он подошёл, спросил: "Вы на лыжах?"
- Да, на лыжах, ответила я.
И он с нами попрощался. Люба была раздасадована конечно, таким моим
поведением. Она ещё не помирилась со своим "евреем Зюссом" и эти бдения
у костра её отвлекают. Ей интересно внимание Лёвы, я этим вниманием уже
пресытилась когда-то. Из-за Славки получать всякие засосы мне тоже не хочется.
Люба мне сказала сегодня, что Слава хочет нашего общества.
Договорились с Любой, что завтра покатаюсь с утра, и приеду на Поляну без лыж.
Уж не знаю, что она там задумала, чем ей мешают лыжи мои. Слава, наверное,
боится, что я покарябаю ему салон. Вечером поздно позвонил Юра, и все мои
планы переменились. Поеду завтра опять с ними на лыжах. И наплевать мне
на этих мужиков.
7.02.1977 Понедельник.
Все, будто сговорились, спрашивают меня об учёбе. И говорят, что если бы
у них было такое положение, то сделали бы всё, чтобы успеть на сессию.
Лишний раз убеждаюсь, что никому нет никакого дела до моего положения.
Слишком много я жалуюсь, наверное, что мне все сочувствуют. И вообще, что
говорить-то об этой учёбе, одни слова. Настроение такое отвратительное, что
даже нет желания ни за что браться. Как начинается понедельник, сердце в
тисках.
Вчера я отвлеклась от всего на свете. Юрка меня догонял на лыжах до 62 кг. 700 г.
Я просто на седьмом небе от счастья, сегодня уже опять набираю этот вес.
Поиграли хорошо вчера, а к вечеру Лёва нас опять на костёр пригласил.
Особенного желания у нас не было, но чтобы его не обидеть — пошли.
Лёва такой хозяйственный. Полный портфель еды. У костра приятно было
посидеть. Пришёл Генерал, непонятно в какой стадии, со своей пассией,
Тамарой. Откупоривал зубами бутылки с водкой и пил прямо из горла. Но нас
всё же узнал, даже немного удивился нашему присутствию, изрек: "Наташка -
красивая девка, но я опоздал, Лёва меня опередил." Может быть и вправду: "что
у трезвого в голове, то у пьяного на языке."
Димка вдруг тоже, отпустил свою Лиду домой, и ко мне привязался. Лёва мне
даже "разрешил" остаться с ним. Димка, улучив момент, поцеловал меня,
зашептал: "Наташенька, ну брось ты Лёву, останься, я тебя провожу." Но мне
этих провожаний уже не хочется. Все были в хорошей стадии опьянения, кроме
Лёвы. Ему на работу надо было, и он вместе с нами пил сухое вино. Как он
привёл свой гарем, так и увёл, т.е. нас
.
Да, неприятнее всего, конечно, когда пьяные мужики начинают приставать,
так что ушли мы вовремя. Я и в баньку успела, попарилась, вспомнила о
Лёвкиных поцелуях, которые, наверное, уже не повторятся. Он ограничивается
лёгким прикосновением, секундным дружеским обьятием. И в семье у него,
мне кажется, поправились дела. Купил малышу своему книжку, сказал, что
ему год исполнился, не знаю, правда ли это, мне казалось ему больше.
13.02.1977 Суббота.
Наконец-то сподобилась навестить Надежду. Ей вырезали желчный пузырь
с камнями, сейчас она дома. Сегодня даже на лыжах каталась немного,
героический человек.
Встретила сегодня Таню Жеребкину, ныне Аверьянову. Алёшка у нее -
3 года. Рассказала о наших - все при потомстве и кооперативных квартирах.
Наверное, наша троица только осталась неустроенной: Машкова, Ларина и я.
В четверг имели счастье с Коробицыной и Макаровым посмотреть в Доме
Дружбы фильм на немецком языке "Из жизни Л.В. Бетховена".
14.02.1977 Понедельник.
Совсем я зашилась со своим ученьем - мученьем. Уже поздно. Сижу, клюю
носом, и пробираюсь сквозь дебри незнакомых слов к тексту. Завтра занятия -
опять плохо подготовлюсь. Выходные дни, что называется, проблаженствовала,
совсем не занималась.
В субботу понятно: всё же Надежду навещала, приехала - и сразу свалилась спать.
В воскресенье с утра по морозцу (-26 градусов) накаталась на лыжах, а после
обеда приехала на электричке на Поляну, успела поиграть в "Тотальный
волейбол", и Лёва нас опять соблазнил на костёр. Я почему-то очень замёрзла,
всё грела у костра, готова была в него сесть. Хотя действительно, очень холодно
было (до - 30). Ну и зима! Холодище.
По пути на электричку снег жёстко скрипел под ногами. Люба шла впереди, Лёва
чуть позади меня.
- Да, холодно сегодня, - сказал он.
- Конечно, ты чувствуешь, как снег хрустит под ногами?, - сказала я, обращаясь
к нему.
- Чувствую! - Он засмеялся и обнял меня.
Ах, как тепло мне стало! Как сразу ожили и потеплели губы в ожидании поцелуя.
Но я сама понимала, что неприлично целоваться на глазах у Любы, да и вообще,
может не стоит возвращаться к старому...
18.02.1977 Пятница.
На неделе с Валюхой были в кинотеатре "Первомайский", смотрели фильм - балет
"Спартак". Васильев меня покорил. Как прекрасно он танцует, и очень
выразительное у него лицо.
А сегодня мы отмечали масленицу. Р.А. напекла блинов, З.И. винегрет принесла,
я - портвейн. Под такую замечательную закуску и бутылки было мало. После
выпивона меня угораздило пойти к Юрию Ксанычу. Сегодня он добился моей
груди, завтра он добьётся меня. До чего же он ещё в соку, и сила есть, чтобы
преодолеть женское сопротивление.
Пользуясь моим некоторым расположением, он всё таки высвободил сегодня
кусочек моей груди для поцелуя. Губы я всё ещё прячу, а может и зря, может он
хорошо целует, грудь во всяком случае целовал очень мягко и нежно.
Возбуждается он на моих глазах, причём очень сильно.
Курили мы нынче с ним одну сигарету. Ох, ну вела я себя весьма легкомысленно.
И всё умолял меня не уходить, не отрывал своего бля*ского взгляда. Я ему
сказала: "Юрий Ксаныч, ведь я у вас 3 года проработала, внимания вы на меня
не обращали."
- Я думал, что ты всё ещё маленькая,- нежно сказал он.
19.02.1977 Суббота.
Дивный день сегодня выдался. Такой снегопад, словно в новогоднюю ночь.
Но настроение у меня не было. Вернее сказать, с утра я очень удачно покаталась
на лыжах, но во второй половине дня не приехала Люба, Лёвы не было (мы с
Любой собирались его поздравить с днём Советской Армии), но зато Люда
явилась, и Славка.
Мы играли в кружочек, Люда в Славку не попадала, всё время грубила ему,
видимо и ей он тоже напакостил. К тому же мы с ней на электричку опоздали,
нам пришлось вернуться к костру, где и Славка остался. Что мне было интересно,
он совсем не пил, ни глотка, боялся завестись, наверное, правда, предложил
нас подвезти, ещё девицу какую-то из черпаков прихватил - очередная любовь.
И мне что-то грустно было и в обществе Славы (даже играть с ним не хотелось,
не то, что в машине ехать) и в обществе Люды, и одиноко у костра. Старею я.
Мужики мне не показались с хорошей стороны, всё в мире очень обманчиво.
28.02.1977 Понедельник.
"Прилетаю 23-го 21:00 Москвы рейс 638 Аэропорт Внуково = Нури=". Такого
содержания телеграмму я получила утром рано в день Советской Армии.
Поначалу я растерялась: так неожиданно, и я в полнейшем непонимании, что
мне предпринять. Я могла и не ехать его встречать, но что-то заставило меня,
может как тогда в Варзобе, я очертя голову понеслась в дальний кишлак, так и
теперь: я вдруг решила, оделась, и поехала навстречу своей судьбе, вопреки
поговорке: "Судьба и на печке найдёт."
В этот раз судьба меня не нашла бы на печке, т.к. он вряд ли осмелился ко мне
приехать, а телефона у него не было. Получилось так, что они с другом,
познакомившись один со мной в 1974 году, другой - с девушкой из Москвы
прошлым летом, после очередной попойки на свадьбе отбили нам телеграммы
на свой страх и риск, не надеясь совсем на то, что мы их здесь встретим. "Если
бы вы нас не встретили, мы улетели бы обратно", заявили они.
Сейчас, конечно, смешно вспоминать, как мы встретились. Люда подошла к его
другу, я - к Нури, и задали им один и тот же вопрос: "Ты один приехал?" А они
оба замялись, указывая друг на друга. И получилось у них всё легкомысленно
с этим приездом, у Нури даже на работе не знают. А работает он, как я потом
узнала, на турбазе, развлекает туристов, и в школе преподаёт музыку.
Из театра он ушёл, т.к. у него произошёл целый ряд событий, о которых я даже
не подозревала. Он же мне не писал целую вечность! Оказывается, до армии он
женился (как просто у них всё это делается), потом она ушла от него, и он подал
заявление в армию. А через год, после службы у него родился сын, и она к нему
вроде бы вернулась. Но потом у них снова что-то не поладилось. У него в это
время умер отец, он перебрался из города в кишлак, к матери, отстроил дом,
устроился на работу на турбазу, взял на время к себе сына.
Передо мной был другой Нури. От беспечности, лихого задора не осталось и
следа. Грусть и задумчивость преобладали на его лице, и даже морщинки
временами покрывали лоб. Всё это он рассказал мне позже, когда мы гуляли
по Старому Арбату. Объяснил свой приезд тем, что надо было сменить
обстановку, нервы стали сдавать. Даже глаза потускнели немного.
В вечер их приезда у нас ничего не получилось с гостиницей. Переночевали
все у меня. Стеснялись, правда, ребятки с непривычки. Люда мне по большому
секрету сказала, что замужем. Никому она не признавалась, а Хайдару, тем более
сейчас, нет смысла говорить. Приехал парень Москву посмотреть, что его
расстраивать?
Спали они на моей софе, как убитые. Мне вспомнился наш разговор на речке в
тот вечер: "А ты придёшь ко мне после отбоя?" Утром я вошла к ним. Даже
головы они спрятали под одеяло: замерзли. Утром мы с Людой поехали на работу,
а их отправили искать гостиницу. К нашей радости они устроились где-то
возле ВДНХ, попали на автобусную экскурсию по Москве, и даже билет купили
обратный.
Вечером мы встретились, и гуляли по опустевшим московским улицам, искали
ГИТИС, где у Нури знакомые. Ему очень хотелось в театр, но вести его на любой
спектакль - это значит разочаровать его. Жаль, что у меня нет знакомых, которые
могли бы достать билет, хотя я могла бы обратиться к Жене.
На следующий день я отпросилась, и целый день бродила с ними одна, без Люды.
Посетили Третьяковскую галерею, оттуда прошлись пешком к центру. Они со
мной провели экскурс по Красной площади, ибо я совсем не знаю Москвы.
Купили билеты в театр им. Ермоловой и филиал Малого театра на два вечера.
Забежали в Военторг, где Хайдар чуть не потерялся у нас.
В этот вечер посетили театр Ермоловой на ул. Горького. Вещь современная,
совсем мне не понравилась. В антракте мы выпили пива в буфете. Когда
началось второе действие, я шепнула Нури: "Мне что-то в голову ударило это
пиво." Он улыбнулся, и вдруг обнял меня. В каждой его клеточке я чувствовала
сдерживаемый темперамент страсти. Я отвечала на его ласку. Да, он стал другим,
он стал нежным.
В театр ходят, конечно, не для того, чтобы там обниматься, едва дождавшись
темноты. И даже Нури сказал потом, что в театр нельзя ходить с девушкой, и
сидеть надо, безусловно, поближе, чтобы увидеть игру актёров, вникнуть в суть
спектакля. А мы сидели на галерке, можно сказать, в последнем ряду бельэтажа.
Мы ещё устали от беготни по Москве.
Как покойно было в его объятиях. Я щекой касалась его лица, он тихонечко
поцеловал меня, и у меня начали закрываться глаза. Тем более, что рядом спал
Хайдар. Он не любит театр, и ходит туда всегда по принуждению. Декорация
на сцене не менялась, играло всего три актера, надо было всё время ждать от них
остроумных речей. Меня как-то не взволновали эти их проблемы, своей
близостью, своей нежностью меня волновал Нури.
Он приехал в Москву, чтобы немного отвлечься, забыть свои неприятности
личного характера. И мне тоже надо было отвлечься. От тяжелых дум об
институте, от вечной мысли о Славке. После женитьбы и армии он возмужал, в
этих мимолетных ласках приятно было чувствовать уверенность и взаимность.
После театра мы сидели в кафе "Космос", ели мороженое, пили шампанское,
посидели до закрытия. Стрелки приближались к полночному часу, а мне до
безумия хотелось бродить по ночной Москве. Я им заявила, что пока не
протрезвею, не отпущу их. Они, бедные, даже в гостиницу свою приходили
к закрытию и объясняли своё позднее возвращение тем, что заблудились в метро.
На следующий день погода совсем испортилась, шёл мокрый снег с ветром
и дождём. С утра мы побывали в Панораме (вроде бы им понравилось), потом
встретились с Людой, и она их потаскала по магазинам, а я ждала их внизу,
от предпраздничной толкотни мне было дурно. А вечером мы все вместе
отправились в филиал Малого театра, смотреть "Касатку". Мы с Нури опять
сидели в уголочке и обнимались.
В понедельник они улетали. А в воскресенье я их пригласила к себе на
прощальный ужин и просмотр слайдов. Варзоб они смотрели с удовольствием,
узнавали себя, родные места.
После выпивона я им предложила потанцевать под мои старые пластинки,
погасила верхний свет, зажгла настольную лампочку - вроде бы стало интимнее
и уютнее. Я поставила "Прощай", подошла к Нури, положила ему руки на плечи,
а он обнял меня и притянул к себе всю, губами жадно приник к шее. Очень
нежный, такой любящий поцелуй, поэтому я не боялась засосов. Сначала мы
ещё двигались в такт музыке, а потом и вовсе занялись поцелуями. Вроде бы
ничего, можно с ним целоваться, я даже попросила его высунуть язык, как это
иногда делает, вернее, делал Слава.
Люда мне потом рассказывает: "Наташка, я не могу, когда мы танцевали, музыка
вовсю орёт, вы стоите, мы тоже стоим в своем уголочке тихонечко. Потом
музыка кончилась, я думаю что делать - подошла, хотела завести ещё, а она
дальше играет." Я вместе с ней потом смеялась.
Но что было дальше... Я взяла Нури за руку и тихонько, закрыв за собой дверь,
и оставив Люду с Хайдаром в комнате, прошла в ванную. Там я сбросила
кофточку и лиф, ещё усугубила его и без того сильное возбуждение. Его
напрягшийся, твёрдый член, поднятый к самому животу, начал бесцеремонно
в меня вторгаться. "Что я делаю, господи?" подумала я.
Кто-то дёрнул дверь ванной, мама или отец. Я испугалась. В доме родители а мы
занимаемся чёрти чем. Я попросила у него прощения, оделась, влетела в комнату.
Хайдар и Люда целовались. Они сразу отпрянули друг от друга. Люда мне потом:
"Наталь, ты так неожиданно вошла, нам так неудобно стало. А Хайдар говорит:
"Наташе надо сказать, чтобы крючочек сделала. Ты скажи Наташе." Когда мы их
провожали на следующий день, мы вспоминали с Людой эти моменты и
смеялись.
Мы с Нури совсем очумели. Я готова была ему отдаться, он ведь был сейчас
мужчиной. Я гладила его шиньон на груди, и оба мы могли ласкать друг друга
до бесконечности. Но мама, видно, заметила, что мы разделились и волновалась,
бегала в кухню и назад, в комнату. Мне пришлось срочно собирать разбредшийся
народ. Досматривать слайды после поцелуев уже не хотелось. Да и было уже
поздно, Люда торопилась домой, её ждет муж всё-таки.
Пока Люда с Хайдаром одевались, мы с Нури успели выпить на брудершафт
и поцеловаться влажными от вина губами. Я отправилась их провожать. Шли
через лес до метро. По моей инициативе мы с Нури немного отстали; я хотела
проститься с Нури, я не знаю, увижу ли я его ещё. Возможно, увижу, он летом ещё
собирается приехать, да и Люда меня всё агитирует этим летом махнуть в Варзоб.
Но я не могу сидеть на одном месте, я уже жажду познаний, мне одного отдыха
мало.
На следующий день мы провожали наших "женихов". За дни, проведённые в
Москве, они немного привыкли к ритму московской жизни, и к нам, да и мы к
ним тоже (мы ощутили эту привязанность на другой же день после их отъезда).
Прощальный поцелуй был кратким, каким ему и положено быть, прощальному
поцелую. Моя жизнь насыщена этими прощальными поцелуями.
Свидетельство о публикации №224111601726