Отложенная миссия. - Ранение

Кирилл открыл глаза, сразу вспомнил прошлый день. Картинка за картинкой пробежали в памяти, удостоверяя, что он жив. Увидев Ядвигу, сидящую на краешке кровати, переключился на ощущения и картинки реальной жизни.  Ядвига с грустным видом смотрела в сторону дверного полога. Он то откидывался, и в палатку вносили на носилках очередного раненого, то опускался.  От слабо проветриваемого помещения, от стонов спирало дыхание. Ядвига глубоко вздохнула и почувствовала взгляд Кирилла, вскрикнула:
– Родной, наконец–то!
Немного позже он и другие поймут, что для медиков, сжившихся  с условиями военной  жизни: угроз и опасности, каждый выживший  боец будет родным. Но в этот момент Кирилл удивился  и принял обращение за подаваемый  знак родственных уз, тем более что с соседних кроватей с нескрываемым любопытством и завистью глядели  выпученные глаза, «картина  Врубеля» – невольно краешками губ усмехнулся.
– Какие нежности! – пару выпученных глаз, поддержал голос с грубоватой хрипотцой.
Ядвига повернулась на голос, таким же милым голоском выдала:
– Да, это мой жених!
– Ну, молчу–молчу, уважаю!
Активнее забегали медики, громче командным голосом стали доносится распоряжения, Ядвига вскочила с места,
– Я вернусь! – рукой провела по лбу, по щеке, – Уже бегу! – крикнула в сторону голоса, на ходу поправляя белую косынку с большим красным крестом..
– Вот и вся любовь! – расстроенным голосом  съязвил ближайший сосед.
С Ядвигой  он долго не увидится, вместе с другими тяжело раненными его отправят санитарным самолетом в Ташкентский военный госпиталь.
Соседи по палате чаще были молчаливыми. Опаленными были не только картинки военной жизни, опаленным был и рассудок. Потихоньку он восстанавливался. Сначала были разговорами о мирной жизни, где все было и добрым и правильным. Потом начались соревнования знатоков: шутников, сердцеедов. Где–то в палате смех и даже хохот, где–то стоны.
Кирилл не включался в этот процесс, был просто наблюдателем. Дух Кирилла за месяц пребывания в госпитале вконец расслабился. Здесь – ты больной. Крутят – вертят тобой, как хотят, хорошо, в бронике был – кишки не зацепились, а то бы и на колени  ставили, там – на войне у него была другая цена. Не «король Панджшера», но тянет на «картину маслом», усмехнулся:  за  его голову моджахеды  три миллиона афгани давали. Каждый из его отряда, конечно, был достоин такой оценки.
Лечащий врач при очередном обходе, задержался перед кроватью Кирилла, полушутливо обратился:
– Товарищ майор, вами интересуются три женщины. Все три  представляются близкими родственницами. Вы, право, чемпион!
С этого момента любознательные  спецназовцы заинтересовались Кириллом, так открылась правда и об их спасении. Начались откровенные доверительные разговоры о войне, о ее жутких проявлениях. Преувеличения свойственны всем, кто пережил предельную  степень   возможностей организма и духа и все же Кирилл слушал с интересом, порой включался, когда надо было сгладить или притушить транслируемый гнев. Его больше всего поразил рассказ бойца  о Кандагаре.
«Кандагар был раем на земле. Среди гор долина с вековыми соснами и огромными тополями. Шикарные виллы богачей и дворцы знати. Нас встречали звонким цоканьем попугаи ярко – зеленого цвета. Они сидели на макушках раскидистых чинар и гранатовых деревьях, а потом эта свободная экономическая зона с нашей помощью превратилась в черную дыру, в которую улетали души солдат и миллиарды рублей. Сказка на моих глазах превращалась в развалины и сущий ад. Чудо – что меня нашли, что мне суждено было выжить.»
Кирилл среагировал:
– Какая подготовка была, какую учебку закончил?
–Да, самую жесткую – в Чирчике. Приятель узбек, знаешь, как радовался, когда его отчислили: «слава Всевышнему, что ад закончился!»  Какой ад я еще смогу пережить, не знаю.
Богатырь Валера из роты Травникова, под которым особенно натужно скрипела кровать,  не удержался, свою картинку нарисовал:
– Мы тоже как будто в раю побывали. Долина среди гор, каналы, оливковая роща, птицы сладко поют. Точно, курорт! И наши палатки среди сада. Это сейчас батальон с артиллерией,  с медпунктом,  а раньше сами себя охраняли, мы ж как на ладони. Начали постреливать с гор, пришлось шнырять по кишлакам и искать стрелков. Реально нам  не радовались. Днем местные пацаны кричали с крыш: «шурави, дай бакшиш!», и мы бросали им разные безделушки, а попробуй – зайди за дувал без приглашения, сразу нож к горлу, или винтовку в грудь. Каждый «дух» свои виноградники  охранял, у каждого наготове оружие. Когда Травка повел нас, уже серьезнее были «насмешки» – по гарнизону из пулеметов стреляли. К этому времени артиллерию подтянули, у нас было два «Града» и БТРы. Жахнули в сторону пулеметной очереди, и до утра стояла тишина–а–а.
Валера замолчал, наслаждался послевкусием – эффектом от последней фразы.
Кирилл только понял, что говорить о гибели своих товарищей Валере не хотелось или не моглось. Знатоком национального колорита он станет позже, находясь же в  госпитале, он каждодневно анализировал поведение афганцев, смысл своего пребывания на их родине. Разговоры с раненными бойцами, пострадавшими, как и он от безудержного гнева сопротивляющихся мятежников подводили к неутешительным выводам.
Так, погрузившись в анализ военного дела, бродил по коридору отделения. В открытые окна ветерок заносил терпкий фруктовый запах, от медсестер – узбечек всегда исходил этот запах, он даже заподозрил, что черноглазые медички употребляют винишко, оттого такие подобострастные и неугомонные. Боковое зрение отметило знакомое движение руки, Кирилл остановился; рядом прихрамывая на одну ногу, проходил майор Травников.
– Вот так встреча! – наигранно – грубовато окликнул его Кирилл. Тут же увидел, и сердце ёкнуло: на них бежала по коридору Наташа, волны волос били по плечам, улыбка обнимала все пространство.
Майор отстранился от  Кирилла, а тот готов был во всю мощь раскинуть руки для объятий, но не получилось, только одна рука как птица вспорхнула вверх. Кирилл узнал ее даже в белом халате, она не узнала. Она отбила руку Кирилла и мягко, как кошка, прижалась к майору.
Упрямство вылезло или инстинкт собственника – Кирилл возмущенно выкрикнул:
– Наташа! Это кто?
Наташа, не убирая сцепленных на шее майора рук, повернула голову, подняла бровки.
– И Вы? Здесь!? Здравствуйте! – сказала так с ударением на «Вы», тем самым выстроив полосу отчуждения.
Кириллу оставалось только ретироваться. «… На другой планете оказаться, увидеть единственного человека, а он мимо пройдет и радости не покажет, что с земляком встретился» – так размышлял вечером, с трудом засыпая. Придумал: «картина – воздушные замки», вскоре заснул.
Он чаще стал выходить в коридор, чтобы встретить Наташу, явно, та приехала к Травникову  не ради одной встречи. Увидел ее за два дня перед выпиской. Плечо еще поднывало. В палате он был один, соседи воины – интернационалисты прогуливались по скверу. Наташа  вошла неожиданно, уверенной походкой подошла к кровати, глазами нашла поодаль единственный стул, не вынимая рук из карманов белого халата, присела. Кирилл в ответ тоже сел, так в пижамном рубище стук  сердца ощутимо приглушился. Наташа улыбалась и молчала. Наконец, вынула руки из карманов, ловко сорвала  высокий белый колпак с головы. Каштановые волосы медного отлива рассыпались по плечам.
–Здравствуй, дорогой! Я ведь здесь работаю. Очень некогда, даже просто забежать, прости.
– Работаешь?! – только и мог сказать Кирилл.
Наташа, опережая его вопросы, легковесно объяснялась:
– Сама решила, с мамой не советовалась. Должны были направить в Кабул, но вот переиграли и я здесь.
– Давно? – Кирилл ставил важный вопрос ребром
Она же продолжала короткий пересказ истории появления в Ташкенте:
– Много раненных привезли из Афгана, в тот день мы ждали пересыльный АН–22. Пришлось остаться. Наверное, и тебя тогда привезли.
Кирилл вспомнил, как в грузовом отсеке самолета через щели негерметично закрытого люка видел бегущую землю, как наворачивался страх, что  она его догонит. Больше ничего не помнил.
В палату один за другим стали вваливаться вояки и этим появлением Наташу подняли с места.
–Какая женщина!  – Пока Наташа шла к двери, это восхищение летало по палате, под хлопок закрытой двери вылетело через окно в яркую июльскую зелень. После ухода Наташи вояки долго скалились:
–Дорогая женщина! Вкусная! Кто она тебе?
Комок недовольства собой его обозлил, но он сдержался. Все же радость встречи осталась, и она обволакивала этот комок.
– Подсказать майор, где красоток зажимают?  – не унимался один.
– Генофонд улучшают, – подпевал другой.
Скабрезные выпады продолжались: – Сказать – где она с «Травкой» генофонд восстанавливает?
– Да разве от «Травки» улучшишь?
–Восстановить – то можно!
Кирилл уже себя не мог сдерживать, зубами заскрежетал, вскочил с кровати. Хуков с трех – этажным поучительным матом досталось каждому советчику. Медсестры набежали – они оттащили Кирилла. Хорошо – одной рукой проучивал, другая–то в ауте, да и старшему по званию  не смели по силам ответить.
А ведь Кирилл сам таким был: сальные шутки мог по случаю отпустить удачливым ловеласам, да и случайный момент женской податливости не упускал.
– Майор ты же герой, а «Травку» точно спишут в утиль, – таким подхалимажем закончилась стычка, она явно вещала о фазе выздоровления.
В это время по широкому коридору госпиталя бежала фурией – хирург Наталья Владимировна. Медсестры успели оттрезвонить  новость по госпиталю – «мужик в доме появился: страху нагнал на юбочников, одним словом, честь сестринскую защитил, но не без ущерба здоровью». Постовые  сестрицы с охотой включились сопроводить Наталью Владимировну, да и самим хотелось посмотреть на  Мужика. Ей думалось, конечно, что пострадал Валентин, но ее завели в другую – соседнюю палату. Медсестра – восточная красавица указала в сторону Кирилла, на чистом русском языке  выразила восторг: «герой!» Наталья Владимировна  взглянула на Кирилла, поджав губки, «гукнула», потом после паузы взмахнула приветственно рукой, крутанула каблуками на 180 градусов, со словами: – Мужику от мамы пламенный привет! – удалилась по своим делам.
 Выписывался Кирилл общей командой со спецназом майора Травникова. На врачебной комиссии попросился сразу в часть. Кирилл через медсестер нашел Наташу, она согласилась побродить по скверу, но недолго. Присели на лавочку. Было заметно, что Наташа  чем–то огорчена, Кирилл же  словно допинг принял – был весел и находчив. На лице Наташи застывали то удивленные бровки, то улыбка. Кирилл написал на обрывке газеты адрес части, надеясь, что все самое важное проясниться при переписке. Когда  Наташа положила этот обрывок в карман, то подалась вперед всем телом, лицо выразило крайнюю заинтересованность. На соседней скамье неторопливо размещался еще в синей больничной пижаме майор Травников со своей женой, девочкой–подростком и сумками.
Вот тут Кирилл пожалел, что отказался от приписки к полку выздоравливающих военнослужащих. Он снова поторопился, а ведь обстоятельства складывались в его пользу.
– Ничего не хочешь мне сказать или рассказать? – спросил, увидел мерное покачивание головой и сумрачный взгляд Наташи, отстранился.