Рассказы старой ванны. Рассказ первый

 "Они бежали... Бежали и бежали, скорее! Прах вздымался позади беглецов грозным гребнем, норовясь захлестнуть, остановить!.. Разбитые до состояния кашецы стекла и кирпичи разлаженно дребезжали, фыркали под тяжестью их ног... Их тел... Нечто преследовало убегавших," - изнеможденный коснулся блокнота лбом. Кисть его руки продолжала дрожать, будто недописанные буквы неумело двигали её, желая скорее явиться на свет. На мгновение вокруг письменного стола воцарилась тишина. Оперевшись рукой на колено, мужчина рывком поднял голову. Его глаза остервенело уставились в одну точку - в то самое место, где он посмел остановиться. Невольно дернув локтем, затворник вернулся к работе: "...Развалины не заканчивались. Дырявые заводские стены, поломанные станки и ветхие сараи проносились мимо на огромной скорости, тая за пеленой черного дождя. Очередная крыша, очередная крыша, очередная крыша поехала... Из-под ног. Расколотая черепица перемешалась с грязной рухлядью, с ливневым потоком. Они.. Остановить. Наверное, они... тоже хотели. Один из беглецов перешёл на шаг. На один шаг, на два шага вперёд - и в бессилие опустился на колени. Его стягивало, одолевало.

Било, сгибало тёмной водой.

Пробежав ещё немного, его примеру последовал второй.

 Исподлобья первый посмотрел куда-то вдаль. Разрушенные трубы, наполовину закопанные гаражи и вырытые подвалы... Развалины обступили их, развалинам не было конца. Здесь, на плетеном ложе из ржавой проволоки, как громко.. Перестало биться сердце. Нечто тронуло спины изгнанников ровным холодом. Их дыхание замерло! Тот час беглецов закружило, завертело в каменном водовороте. Они были унесены..." - писатель оторвался от кропотливой работы, услышав щемящий скрип.

 Дверь распахнулась. В комнату вошла женщина среднего возраста. Уставшим взором гостья окинула помещение, убедившись, что мужчина бодрствует. На миг она удивилась - как можно писать в этакой темноте? Щелк! - комнатушка залилась тусклым желтым светом. Удивительно, но тесная обитель оказалась не такой уж и хмурой. Напротив - пестрой и даже немного... детской? "Ты бы сходил, прошёлся..." - с нотой опасения в голосе молвила хозяйка: "Какой день подряд отсюда не выбираешься. Знаешь, сходи-ка в продуктовый. Праздник на носу, гости придут с часу на час. Не всё же мне самой делать". Герой посмотрел на неё отреченным взглядом:

- Да... Да, пройтись... Мне стоит выйти на улицу?

- Стоит. Прогуляешься заодно, - сказала женщина, резко отдернув руку.

 Клочок паутины болтался в воздухе, зацепившись за ее дрожащие пальцы. Настороженно посмотрев сначала на него, а потом и на жильца, дама покинула помещение, спешно захлопнув за собой дверь.

 За окном небольшого дома, этажа в три, что расположился почти на самой городской окраине, стремительно темнело. Слишком светло темнело: тяжелые мглистые тучи заволокли солнце, не успевшее даже подкатиться к черте горизонта, чего уж говорить о том, чтобы зайти за неё. В узкой комнате, с высоким потолком, вновь помрачнело. Лампочка не спасала. Строчки разбегались, как смоляные змейки в такой же смоляной, как и они, траве. Ловить их было бессмысленно. Тратить на это своё время - всё равно что искать черного котенка в ночом лесу без фонаря или свечи. Тяжело вздохнув, литератор приподнялся с насиженного места. Ему с трудом удалось встать. Ноги затекли: давно он не сбирался со стула. С непривычки мужчина пошатнулся, чуть было не упал, но вовремя успел облокотиться на тумбу. Ваза качнулась. Подковыляв к двери, он потянулся за шарфом. Нечто отвлекло его. Верткая мысль! "Унесены... Куда.. Куда они были унесены? Что я хотел написать... Тогда. А сейчас, куда иду?.. Мне сказали идти. Только вот куда?.." - забыв о предмете одежды, жилец взялся за дверную ручку. Скрип! - его взору предстала просторная зала. Такая тесная... Он опоздал. За широким накрытым столом расселись люди. Много людей. Все они разом покосились на вошедшего. Их глаза... Скошенные бусинки бесперебойно теребили нестиранную одежду, хватались за не подвернутый воротник. Никаких сил не было от них отбиваться.

 Желая придать своему появлению хоть сколько-нибудь понятное объяснение, затворник растерянно обратился к хозяйке:

- Я.. Мне нужно сходить.. Мне нужно выйти?

- Да, - малость нахмурившись, ответила дама.

 Среди разноскривленной пестроты неожиданно для самого себя писатель отметил один особый её элемент: длинноволосый парень устроился возле блюда с заливной рыбой. Квартирант не мог отвести взор от белокурого юнца. Вернее... От его головы. Наблюдать за ней было так интересно и увлекательно!.. Пышные локоны сходились по ровной калее в районе макушки. А дальше... Линия обрывалась, переходя в короткую челку. Не желая встречаться взглядом с приезжими, выдумщик прятал его меж сгущенных локонов. Глубже и глубже... Ему хотелось остаться, затеряться среди бесчисленных кератиновых нитей. Бусенки въедались в толстые шеи, пуговки рвались на пустых животах: "Накорми!.. Накорми!!.." Его... величали диковинной едой? Интересовались - каков на вкус, протягивали посеребренные вилы к бледной кожице. Герой находился слишком далеко, чтобы об этом раздумывать. Колтуны миновали. Посередь золотистого гребня не слыхать было жеманных речей.

- Ты идти собирался, - домостроительница окликнула завороженного.

- Да.. - мужчина опомнился, спрятав руки за спину, - Тогда... Я пойду?

- Конечно, - сказала та, движением глаз указав на дверь в прихожей, - не забудь зайти в продуктовый!

 Ничего не ответив, постоялец направился к выходу. Он опустил ноги в сапоги, накинул на плечо висевший неподалеку замшевый пиджак, после чего скрылся в дверном проеме.

 Гость, тянувшийся за бокалом, начал нервно елозить на стуле.

- Подождите.. Э! А куда это он мой пинжак потащил, - вскрикнул визитер, поднявшись из-за стола.

- Тс-тс-тс... Он скоро вернётся, он скоро вер-нёт-ся. Незачем так кричать. Никуда ваш пинжак не пропадёт, - успокоила встревоженного женщина, - а пока, угощайтесь. Вот, я вам ещё салатика положу. Будете салатик?

 Лысый джентельмен медленно опустился на место, с недовольным видом продолжив всматриваться в темень лестничной клетки.

 Тусклая лампа мерцала. Нерадивый модник торопливо перебирал ногами, бормоча прежние слова: "Унесены.. унесены.. унесены.. Куда они.. унесены были. Неужели... Это просто - придумать! Это было просто! Почему сейчас.. не могу. Куда они.. унесены". Лестница закончилась. Прелый запах старого подъезда сменился давно забытым - свежим и резким. Холодный Февральский воздух повстречал сбитое дыхание утомленного. Так светло... Так светло и непривычно. Белое небо раскинулось над гармошчатыми рядами домов. Они тянулись до самого конца дороги, разделившей маленький райончик. Ни одной машины... Рыжие углы вонзались в раздутые островки чернозема. Ступенька за ступенькой лесенка из обветшалых угловых балконов уходила наверх, за край высохшей аллеи. Тишину нарушал отдаленный говор прохожих. Пожилой мужчина вёл за руку маленькую девчушку - свою внучку, не иначе. Она шла вприпрыжку, дергая деда за рукав. Назрел важный детский вопрос! Старик молчал, время от времени поправляя выцветший берет. Головной убор прикрывал последний островок щетинистых седых волос. Своей белизной они стали напоминать иссохший вереск... провожающий последние дни у свала жженных поленьев. Не получив ответа, юная леди сорвала со своей головы шапку и бросила её в слякотный снег. Цветастый помпон ударился о земь так неслышимо сильно, что даже не имевший никакого отношения ни к нему, ни к его владелице отрешенный пошатнулся. Завидев под ногами пестрое сокровище, гражданин преклонного возраста, запричитав, нагнулся. Как бы не сопротивлялись каштановые косы, как бы не изворачивились, не извивались... Тканый купол возвратился на прежнее место.

 "Нет..." - прошептал писатель, вытянув руку перед собой. Пересохшие губы едва разомкнулись. Он не хотел их размыкать, но уже не помнил - нужно... или нет? Нет?.. Нет! Нельзя было такое услышать оттуда, невозможно!.. Старик обернулся, обременив постояльца тревожным вопрошающим взглядом.

 Двое мужчин стояли друг от друга шагах в тридцати, не двигаясь. Пресный ветерок лизал мостовую, посвистывая из узкой междомицы. Стеклянные зрачки деда намертво пристыли к лицу литератора. Не понимая, что делать, тот в панике осматривал голову прохожего, пытаясь разглядеть на ней хотя бы одну вороную бороздку. Морщинка за морщинкой... Безуспешно. "Может быть.. Она?.." - лихорадочный взор пал на юную спутницу. Любопытные голубые глаза, они пытались сиять... Неподкупным доверием. Одно было гадко - тяжелый-притяжелый силуэт. Он мешковился, сползал, подминая ломкие ресницы. Последний блик скрылся за тенью злосчастной шапки!

 Выдумщик дернул головой, попытавшись отвернуться. Что-то мешало. "Что сказать? Что сказать?? Надо сказать.. Надо.. Иначе - никак," - сдавленные мысли ворочались, мялись. Те редкие из них, что были легче и меньше, вылетали из общей кучи под давлением напора. Со свистом лихого ветра - не поймать. А он пытался. Пытался ухватить одну из них, едва-заметно переставляя ноги. "Надо... точно надо, точно.. Им нужно, чтобы я сказал," - погруженный в раздумия квартирант не заметил, как ступил на дорожное полотно. Всё кругом гудело и шипело, асфальт ходил ходуном. "Надо. Что.. Что я хотел сказать-то? Я.. что-то придумал тогда. Придумал. Точно... Куда они унесены были?.." - самая тяжелая из мыслей с грохотом пронеслась позади. Опомнившись, мужчина остановился на сплошной разметке. Белая фура скрылась за углом, напоследок отплювавшись смогом. Ни старика, ни озорницы на прежнем месте не оказалось. Только бледные коробки оставались там же, где некогда улеглись - на другой... стороне.

 Пустота над макушкой отрешенного шептала, словно по намерению отдаленно... маняще. Дорога не уступала ей, дрожала пуще прежнего, вынуждая неуверенно, шажками перемещаться по её шероховатому телу. Прохожий потирал лоб, пряча небесную шунью за ладошкой. Да разве спрячешь такое?.. Гул за спиной прятаться не намеревался. Гремящие струи, высью прижатые к земле, были вдавлены ею в кожу до самых жил. Да так, что неслись теперь по этим жилам за место крови, напитывая шумом каждый закуток черепушки. Гомон волной накрыл. За ним ни слышать, ни видеть было нельзя. Нащупать... Только нащупать снег и быстрее, быстрее плестись. Он и плелся, оглушенный, странно так шевеля губами. Словно повторить пытался каждую шуминку шума того: "Унесены... Если я мог придумать, мог! Отчего не помню? Отчего не могу?.. И совсем не знать ни тому, кто я, ни тому, кто здесь, куда занесло их... "

 Сахаристая мякоть сминалась, истекая грязным соком. Вокруг дома проталинный змей обвивался, чешую стесывал. Чешуйки ложились рытвинами в снег, жались к облезлым стенам, покосевшим дверям. Больны... были. Этажи. Чего им - потертый звонок, известка облупленная, да отмост, щелями пошедший? Змеюгу не замотать, а этих можно было: солоноватые, смоченные в табачном настое бинты ложились на израненные бетонные ступни. Тяжёлой поступью им не брести, впрочем. А ему... Шественник по щиколотку тонул в горелом рафинаде, сам того не замечая. Одно было у него на уме, одно мыслилось: "Помчались так быстро... Оттуда. И куда? Куда умчаться можно, чтоб стало не здесь? Не здесь, не здесь... И там - здесь, куда не подайся - здесь! Стены... Сюдам - ограда, прутья ржавые, краска облупилась. Тудам - кирпич обмулеваный, неровно так, что подбородком ведёшь, а черточки косятся, редеют под желобом. И где он, желобок, окончен? В будку свелся, в окнах заколотился, да закрылся клеточками ржавичными. Он там?.. Или всё ещё здесь? Они не дают!.. Разглядеть... Прячут его, прячут! Кирпич ими выстлан повыше. Один, другой - желвак за желваком. И снова скачет подбородок, глаза закатаны. Уж новый корниз, труба по-опрятней, всё голову кружит от запаха пыли. Туда.. А там - здесь? Здесь - душит, здесь - не там, всё не там и не там!.. Всё их жало тут - и кто бы знал?.. Им нужно было тогда сказать. Мне.. Им нужно... было сказать. Надо.. На чём я.. на чём они остановились? Холод.. их спину.. тронул. Они бежали, бежали!.. Должны были поспеть.. Они спешили"...

 Очередной поворот. Балконцы нависли, обветшалые. И шагу не ступить - как не попасть, как не упасть под след тяжёлый. Так росли балконы трутами на шпаклеванной коре, мешали чешую с бычками. Ближе подойти - уронят тень на змея. А тот, корчась и кровоточа, тишился понемногу.. переставал шипеть. И правда, накатистый гул стихал. С каждым шагом его источник удалялся, пока с концами не заглох. "...И не успели. Не успели, они опоздали! Оно унесло их, унесло! Унесло..." - квартирант, настороженный огрубелой тишиной, запрокинул голову: "далеко... " Шум не смерк, он разлился по стенам! Рыжая краска жгла отвыкшие глаза, грызла, вспузыривала кусочками, ими же крошась, мигом отпадала. Трещины ползли по ней ввысь, сопровождая голый ствол - одинокий тополь врос в небесную гущу. Минуя буйный цвет, минуя битое чердачное стекло, ветви вплетались в саван. А что же тучи?.. Тучи успели ещё больше потяжелеть. Расправившись, взгромоздясь на тонкие сучки, вот-вот, казалось, проткнутся они, разойдутся на лоскуты. "Далеко..." - про себя повторил блудимец: "они... О.. о. х.. " - слова намертво вцепились в кончик языка, болтались на нём, не отпускали. Если прежде звуки рвались наружу, едва успевая буквами ложиться на блокнотный лист, то теперь.. "Они.. его. Небо... Увидели. Увидели белое небо.. без конца," - писатель остолбенел, придя в упоительный ужас от важности сказанного. Он поверить не мог своим словам: "Небо. Так просто? Лишнего... Ничего лишнего. Белое-белое!.. Что глаз не оторвать". Будто бы в ответ на то, сокровенное, провисшая высь дрогнула. Заплатки, выпуклые от грузной ноши, не сдержались. Маленький хлопушек показался из складки. Ломкий, невесомый!.. Словно кусочек штукатурки. Лениво кружась, хрустинка приближалась к сопящему бугорку. В носу защекотало. Дёрнув головой, затворник, было, скинул непрошенку... да вот уже ещё одна. Вторая, третья, четвёртая: хлопушки падали с неба, не обращая внимания на дрыганья странного человека. "Снег.. идет. Идет... Куда? А я... куда иду? А если он идёт, и если я иду... Куда мы.. идём? Он же.. он знает наверняка. Надо... Спросить.. Неудобно как-то спрашивать, ещё подумает.. что я не знаю. А я... не знаю. Но не так, я.. я знал, куда.. просто.. Постой! Погоди, куда.. ты идёшь?" - приоткрыв рот, писатель глянул наискось. На ту самую искось, по которой хлопья укладывались. "По.. стой, постой!" - повторял он про себя, барахтаясь в пене. Резина заскрипела, заверещала, как расстроенная скрипка. Сапоги кошпыряли, обращаясь черпаками. "Постой же.. не уходи," - прочмокали губы. Он побежал. Немного вкось, зато не на месте. Более не плелся - мчался мимо окон, отбрасывая кружевную тень. Никак не догнать: снежные клочья, теперь их только так назвать и можно было, прибавили в скорости. Вата, схваченная потоком студня, взмыла. Так тяжела, бесперебойна!.. Неизбежна - добежать взаправду не случалось. На контрасте с тучной, неотвратимой безвесовостью коробичьи черты коробили. Бесстыжие - оголились до нельзя, испуганными стали. Разве можно быть такими!?.. И себя пугались так, так пугались!.. Что морщились, истошно всасывая влагу. Истошно и сверепо шум обрушился на город. Им вата была - немым шумом, соскобленным со стенок... наполовину.. стеклянных стаканов. Глаза, наполовину пустые, сквозь рыхлые полосы глядели. В лицо. Не смели мигнуть при виде недотепы, шныряющего меж тонких, как щипцы, ножек. Забыли вкрутить зрачки.

 На перегонки со скамейкой бежать непросто. Каким широким шаг не делай - она впереди. Уже исчезла, совсем исчезла из виду!.. "Наверняка устала," - стоит только подумать, - и снова сверкнет лавка из-за угла противным покусанным лаком, нежданно остановится. Демонстративно так, дескать, фору даёт, четырехлапая.

- Трынь! - финишная лента дернулась, сбросив прищепки, не тёплыми ногами, но холодной головой задетая. Неужели.. первый?

Первый!..

...

Второй..?

 На фоне мари вырисовывались силуэты. Не щадив сажи газовой, возле них, под козырьком, рисовалась и скамья. Едва держась на ногах, утомленный поковылял в направлении навеса, обитого листами нержавейки. Среднего роста паренек, на теле которого красовался припорошенный фрак, озабоченно всматривался в завируху. Изредка он поглядывал на часы, напряженно подергивая скрещенными руками, переваливался с ноги на ногу. Слева от него, на скамейке, пристроилась бледная дамочка. Закоченевшими пальцами она крутила монетку. Сжимала и разжимала кулак, пытаясь отогреть промерзший медный круглешок. Решившись, писатель перешагнул бордюрчик. Почуяв шевеление за спиной, незнакомец поспешил обернуться. Его взгляд казался удивленным, малость нахмуренным и растерянным. А какие ровные брови..

- Не знаете, тут вообще автобусы ходят? - поинтересовался ожидатель.

- Ходят?..

- Ходят, значит?

- Куда... ходят? - блудимец смотрел промеж глаз собеседника по-детски нелепо, с вымученным интересом.

- Куда? Да я вот сам без понятия, впервые тут, - с немощной опаской уточнил гражданин, - а Вы куда собрались в такую-то погоду? Темнеет сейчас рано. Хоть бы успеть до темноты уехать. А мне ещё на встречу надо...

- Вы не знаете.. куда я иду? - осипшим голосом шепнул заблудший, - Мне.. мне обычно говорили... куда идти.

 Лицо парня скривилось в прямейшей ухмылке. Студенистая кожа натянулась, вытащив из щелочек тревожные глазенки. Вся его натура скрежетала. Почему?.. Литератор глотнул воздуха, уколотый горечью. Этот вид, слишком знакомый, невидимой силой отвращал зрачки. Он выбивал из-под них опору, заставлял теряться, путаться в волосах! Это всё он!..

- О-о-откуда ж я знаю? - протянул незнакомец, с досадой отвернувшись, - я думал, Вы из здешних.

 Макушка. Выдумщик пристально изучал коротко стриженный ершик. Ничего вроде необычного, но если приглядеться... Чёрные волоски торчали вокруг лысой полянки. Жёсткие, как.. иссохшие деревья. Вздымали сучья над белокожистой коркой, словно из снега поднимались. Щетинистые рядочки смыкались в аллеи, а тех и сотнями не счислить! Им не было конца... Не было конца причудливому лесу. И так, должно быть, у каждого на голове - нескончаемые рощи. Для каждого - своего цвета, фактуры, и затеряться среди них - проще простого.

- За пол часа ни одного автобуса. И куда их унесло?.. - господин задумчиво вздохнул.

- Куда их унесло?.. Куда они.. унесены были? А что, если.. В этот лес на голове? В лес, которому нет края!

- Простите... Что?.. Что на моей голове?

- Да не на вашей. В лес!.. - их туда унесло. Почему я сразу об этом не подумал??.. Это же так просто! Этого не хватало - они были унесены в бесконечный лес! - писатель закричал, срывая голос, - теперь я понял! Я понял!..

 Он выскочил из-под козырька, закружился в танце с пургой, обдав ошарашенную компанию пушниной. "Бесконечный-лес, бесконечный-лес!" - порхали ладони, становясь всё меньше... и меньше.. и меньше.

 "Я... Я придумал. Их туда унесло. Как хорошо.. я придумал," - шептал безумец, подчерпывая рукавом свежий рулон марли. Уже давно стемнело. В рыжих ящичках загорелись огни. Полосы масляной желтизны ложились на сугробы. До самой черни ложились, а затем растворялись в ней. Без следа. Незнакомый переулок, уродливый стрекочущий трансформатор - другого не разглядеть. Дорогу замело, когда - не припомнить. А может, её и не было вовсе?.. "Они открыли глаза и увидели небо. Белое небо... без конца. Их окружили усохшие стволы. Веточки разгоняли снег, баюкая. Им больше не нужно убегать. Им больше не нужно... Хорошо я все-таки придумал," - заветренные губы выкрасились тусклым оранжевым светом. Последний отблеск выскользнул из ямки под носом, растворившись во тьме. Писатель упал на колени, поддавшись воли бурана - сил не осталось. "Бесконечный лес!.. Может и нет плохого в том, что они.. остановились? Зато.. я так хорошо придумал," - его дыхание замерло. Нечто тронуло спину изгнанника ровным холодом. Постойте, это же... обычный снег.

 "Прилягу. Ничего.. плохого.. только темно. Зрачки им так и не вкрутили," - осажденные холодной крупой веки сомкнулись. Его закружило, завертело в снежном вихре..

 Блудимец открыл глаза. Хлопья сыпались сверху. Вдалеке маячили размытые стволы.