Марафон жизни, продолжение

Я бегу босиком по солнечной дорожке своего детства, улыбаюсь туманным рассветам и дрожащим капелькам жемчужиной росы,
бездонному голубоглазому небу и проплывающим по нему белоснежными парусами сахарных облаков,
налитым колосьям рыжих полей, колышущимся золотистыми волнами по широкой груди земли,
весёлой зеленоглазой девочке-весне, раскрашивающей мир всеми оттенками малахита и изумруда,
полевым цветам, раскрывающим свои нежные бутоны навстречу первым лучикам утреннего солнца,
разноголосым птицам, вьющим свои гнёзда на ветвях деревьев,
нетерпеливому проказнику-ветру, беззаботно играющему с зелёною листвой,
длинноногим соснам, упирающимся растрепанными макушками в беспредельное поднебесье,
огненным закатам, разливающимся багряной глазурью по вздрагивающей линии горизонта,
сторонам света, а они улыбаются мне в ответ.
Мой игрушечный мир начинается с моей родной бабушки, Прасковьи Трофимовны, её тёплых заботливых рук, её добрых глаз, её светлой улыбки.
Мерное тиканье старых настенных часов, порог нашего уютного домика, утонувшего в ярких длинноногих цветах, раскидистые ветви старой груши, опирающиеся на цветочную ограду над узкой тропинкой между маленькими глиняными домами.
Бездонное маслянистое небо над моей головой, укутанное рванными бантами улыбающихся облаков, связанное ласковыми нитями солнечных лучей.
Каждый новый день событие, за каждой дверью прячется колдовство, за каждым поворотом новая волшебная история, в мелодию ветра вплетаются звонкоголосые трели птиц,
длинные пахучие дыни на нашем столе, черные виноградные кисти с желтыми крапинками роящихся над ними ос,
юркие летучие мыши бесшумно снуют небольшими стайками в черной маслянистой мгле,
светлячки, словно живые кусочки света, медленно проплывают в густой бархатной темноте,
сонмы неугомонных сверчков запевают свои однотонные серенады в унисон ласковой летней ночи,
покосившийся глиняный домик, утопающий в ярких пёстрых цветах, большое раскидистое тутовое дерево в нашем дворе,
теплое чувство абсолютного, расслабленного, непроходящего, безмерного бесконечного счастья.
Моя бабушка ведет меня в кино - "Седьмое путешествие Симдбада".
У неё маленький цветной китайский чайник со сладким компотом из свежих фруктов, она меня поит в темноте из длинного тонкого горлышка.
Вдруг на большом экране появляется громадный одноглазый Циклоп.
Он размахивает руками и направляется в мою сторону, я в страхе прячусь под стул.

Шримад Бхагаватам книга 4, глава 24
Я не вижу времени, но вижу, как эта сокрытая сила разрушает и пожирает всё и вся.
Образы внешнего мира сменяют друг друга, подобно хищным зверям, что пожирают себе подобных.
Время отнимает у нас богатство, молодость власть и даже память о нас растворяется в вечном времени, и невозможно противостоять этой губительной силе, ибо она невидимая рука Твоя.
Как ветер рассеивает облака, время обращает в прах всё в видимом мире.
Несчастные глупцы кладут свои жизни на алтарь зыбкого благополучия, они трудятся и рискуют от зари до зари ради бренных благ, ради спокойствия в обречённом на гибель мире.
Воистину безумны алчущие власти, богатства и славы.
Но ничего не укроется от Твоего всевидящего ока, и в должный срок, Ты в облике времени проглатываешь их, как змея проглатывает мышь, и они исчезают в утробе ненасытной вечности.

Счастье босиком, сказочные фантазии, весёлое, задорное, озорное, открытое, бесхитростное, беззаботное, но безвозвратное детство.
Счастливое время, всё кажется лёгким, простым, свободными, неповторимым, я верю в сказки и чудеса, в летающих драконов и белоснежных единорогов, в добрых и злых волшебников, в отважных рыцарей и прекрасных принцесс, в коварных колдуний и добрых заботливых фей.
Нежные солнечные блёстки решительно протискиваются сквозь мохнатые фиолетовые тучи и разливаются яркими золотыми лучиками по жухлым озябшим полям, холмам, оврагам, нивам, зажигая макушки лесных деревьев малиновыми мазками акварельных красок.
Вспыхивают и гаснут неразговорчивые звёздочки, неутомимо крутятся дни и ночи вокруг земли, весна, весёлая озорная девчонка, кокетливо разглядывает своё озорное отражение в мутных лужах.
Это я, мне шесть лет, а это мой папа, я помню тот день, вы мне можете не поверить, но я всё отчётливо помню.
Я сижу у него на плечах, его густые кудрявые волосы, широкие плечи, крепкие загорелые руки, чувствую исходящею от него силу, любовь, тепло, защиту и заботу.
Северный Казахстан, корабли белоснежных облаков проплывают по бездонному небосводу, ароматные запахи цветущих бескрайних степей, дрожащая линия горизонта, разделяющая нежно-малиновой полосой твердь и небесную высь, открытые нараспашку глаза безмерности.
Мой папа работает директором школы-интерната, мы идём по лесу, собираем грибы, я у него спрашиваю: "Папа, а ты умрешь?
А мама?
А бабушка?
А я?
Не скоро?
А когда?
А что потом?
А я успею вырасти?
А когда я умру, это будет уже на всю жизнь?".

Шримад Бхагаватам, книга 7, глава 2
Мы все в этом мире бездомные странники, которые встретились однажды на постоялом дворе и едва узнав имена друг друга снова разошлись своими дорогами, чтобы пожинать плоды трудов наших.
Душа, вечная скиталица и по природе своей чиста и непорочна, она продолжает жить, когда умирает плоть.
Душа — свет, когда как тело — её тень.
Душа не имеет вещественных свойств, как свет не имеет свойств тени.
Мысля себя комком плоти душа определяет своими близкими тех, от кого эта плоть порождена или кого эта плоть породила, прочих же считает чужаками.
Хотя плоть у всех одинакова, глупцы делят плоть на родных и чужих.
Когда прах родных соединяется с прахом земли, это причиняет им страдания, когда же в земле исчезает прах врагов, они ликуют.

Волшебная страна моего детства полная загадок, чудес, тайн, приключений, торжественных клятв и помпезных обещаний, где дни наполнены солнцем и небом, смеющимися облаками и подмигивающими звёздами, где лето не заканчивается никогда, где маленькие радости ловятся ладошками, где жизнь раскрывается мириадами новых неведомых граней, объёмов, вариаций, значений,  сплетений.
Детский мозг не адаптирован к трагедиям, злоключениям, сомнениям и печалям, смешной, сияющий, звенящий мир в моих ладонях, обрывки растрёпанных облаков.
Я бегу по цветному полотну своей жизни, любуюсь сменой красок окружающего бытия, хватаю руками танцующую радугу, стряхиваю хрустальную росу счастья с полевых цветов, нет ощущения времени, словно всё застыло в своей первозданной девственной красоте. 

Шримад Бхагаватам книга 6, глава 5
Время, молниеносное в своём беге, разит как остриё вражеского клинка.
Неудержимое и непостижимое оно отсекает от нас всё, к чему мы привязаны.
Не зависящее от воли смертных, оно перемалывает в своих жерновах предметы движущиеся и неподвижные.

Желтые капельки счастья и лета, взгляд за горизонт, граничащий с бесконечностью, волшебная память детства видит, чувствует, слышит, запоминает мир ярким, сказочным, волшебным, невероятным.
Время - лицо жизни, проявленное во множестве больших и маленьких образов.
Медное лето звенит и переливается в дрожащем спектре солнечных лучей, город Саратов 1971 год, мне 12 лет, я с удочками иду на Волгу ловить рыбу.
Переходя улицу Вторую Садовую, я засматриваюсь на проезжие машины и не замечаю, едущий на меня, трамвай.
Улица делает крутой поворот, скорость трамвая небольшая, девушка-водитель вовремя сбрасывает решётку, меня сбивает, но не затягивает под передний мост.
Трамвай волоком протаскивает меня несколько метров по булыжной мостовой, я не теряю сознание, оцепенение, шок, звон в ушах, предметы расплываются в моих глазах, краски блекнут и исчезают, яркий разноцветный мир превращается в черно-белый.
Вокруг меня десятки людей, слипшиеся в один бесформенный комок серого цвета, их глаза, их лица, их взгляды, их прерывистое горячее дыхание на моём лице,
они расталкивают друг друга, махают руками над моим лицом, что-то кричат, словно кто-то включил невидимую дрель и вставил её мне в ухо.
Я лежу на мостовой, боли нет, но тело не двигается, оно вывернуто неестественным образом, время растягивается в вечность, страшный сон, серый вязкий туман.
Подъезжает скорая и меня куда-то несут на носилках.

Шримад Бхагаватам книга 8, глава 21
Смертному никак не одолеть Всемогущего распорядителя наших радостей и печалей.
Он посылает нам жизнь, Он же и отнимает её в должный срок.
Время Его могучая, неудержимая Десница, вечное оно не может быть всегда другом смертному.
Одолеть время, наперсника Божьего, невозможно ни силою, ни умом, ни хитростью, ни молитвою.
Пред Ним бессильны воины, вельможи, ученые, философы, аскеты, советчики.
Оно не слушает заклинаний и лекарей.
Время сокрушает крепость тела и имения.

Лето 1971 года, я в больнице в коридоре, в палатах мест нет.
Прошло 10-15 дней, я пытаюсь как-то встать, доползти до туалета, опираясь на раковину, я смотрю на себя в зеркало: изможденное лицо в заживающих ссадинах, порезах, мелких ранах и кровоподтеках,
грязные спутанные волосы, тело, обмотанное кровавыми слипшимися бинтами, раздробленные пальцы на правой руке, нижняя часть моего тела в гипсе.
Лето в больнице, осень, школа, я хромой, нога обречённо волочится, у меня дистрофия, сил совсем нет, мой вес чуть более 35 кг, меня освобождают от уроков физкультуры.
Я самый маленький в классе, меня бьют, унижают, оскорбляют, на перемене двое задорных одноклассников веселясь засовывают пионерский галстук мне в рот.
Я не могу сопротивляться, мне очень больно, не физически, я не знаю, как жить дальше, как выбраться из состояния безысходности.
В это время я впервые думаю о смерти.

Шримад Бхагаватам книга 3, глава 30
В каком бы теле не воплотилась душа, ей уже отмерена её доля наслаждений.
И в короткие мгновения радости она не будет сожалеть, что заключена в темнице лживой действительности.
Дом, друзья, дети, скот и имущество удерживают душу в плену обмана, создавая у несчастной образ благополучия.
Дабы защитить накопленное и обеспечить пропитанием ненасытную родню усердный стяжатель вершит самые неблаговидные поступки и всю жизнь тешит себя надеждами, которым не суждено сбыться.
Сердце своё он отдаёт в распоряжение женщине, которая пленит его любовными словами и ласками.
И в её клятвах верности он находит вдохновение от тревог и умиляется невинным лепетом своих отпрысков.
Добывая средства к существованию, смертный принуждён творить зло и терпя лишения ради близких, отказывая себе в житейских радостях, он мостит себе дорогу в ад, порою так и н отведав сладких плодов своих усилий!

Лето 1972 года, город Оренбург.
Папа, мама, я и мой младший брат Андрей приехали к папиному старшему брату, дяде Славе, на реку Сакмару ловить рыбу.
Дядя Слава профессор, учёный, заведующий какой-то кафедрой в медицинском институте, они с папой очень похожи, высокие, широкоплечие, крепкие, с кудрявыми чёрными волосами.
Дядя Слава уже в 32 года защитил диссертацию и стал профессором, а мой папа физик-математик.
Отпуск заканчивается, мы счастливо прожили в палатках на берегу удивительной реки целый месяц и уже завтра возвращаемся домой.
Папа и дядя Слава сидят в комнате и что-то активно обсуждают, а я тихонечко притаился в углу и внимательно их слушаю.
Дядя Слава говорит папе: «Эдик, мне тут через обком партии предложили новую Волгу за пять тысяч рублей, две с половиной у меня есть, а ещё две с половиной я могу легко занять.
Но какой смысл мне покупать Волгу, если через несколько лет будет коммунизм?»
Я смотрю на них из своего угла и думаю: «А ведь они оба большие дураки!»

Шримад Бхагаватам, книга 3, глава 31
Вкусив все предназначенные ей плоды душа покидает распадающееся тело, чтобы родиться в новом и пожинать новый урожай.
Слепота, есть неспособность глаза различать цвета,
глухота, неспособность уха различать звуки,
смерть, неспособность пяти чувств воспринимать предметы внешнего мира.
Однако с прекращением деятельности чувств душа не умирает, а ждёт той поры, когда чувства оживут в новом теле.
Только плоть боится смерти, для души смерть есть возможность осознать своё бессмертие!