История Юхана Крэилла, риттара из Алиски. Часть 6

СНЫ АНТТИ

- А доводилось ли тебе слышать, лапси, что в незапамятные времена у Владыки Леса, медоволапого Медведя-Карху тоже был длинный хвост и острые стоячие  ушки, как у волка или собаки?

- Нет, бабушка…

- Ну, тогда слушай… - Улыбаясь во сне, Антти снова ощущал себя лежащим  на  мягкой постели в стоящей посреди двора отцовской усадьбы отдельно от прочих построек избушке-пертти, до подбородка укрытым тёплым меховым одеялом из лисьих шкурок.

- Давным-давно, - нараспев начала повествование своим ласковым, бархатистым голосом бабушка, - когда Волк-Суси, Медведь-Карху и Собака-Коира жили и охотились а одной стае, Дух Леса Тапио всем им дал одинаково длинные и пушистые хвосты и острые, стоящие торчком ушки. Чтоб никому, стало быть, не обидно было!

Как-то раз попалась Медведю с Волком добыча. И решили они, что если только на двоих ее поделить, то каждому кусок побольше достанется – и не стали говорить Собаке. Узнала про то Собака, рассердилась на них и пошла жаловаться самому Тапио.

Выслушал Дух Леса сетования Собаки и отправился с нею Волка с Медведем искать. Вышли те навстречу да повинились перед Собакой. Как прежде в лесу мир воцарился.

Но тут снова Медведю с Волком добыча попалась. Слопали они её и лежат себе на опушке животами кверху, облизываются. Прибежала Собака, увидела это, обиделась и опять пошла жаловаться Тапио.

Делать нечего, отправился Тапио с Собакой вместе Волка с Медведем искать. Пришли на опушку, а там и нет никого.

Решил тогда Тапио поставить на обманщиков ловушки.

Вернулись Медведь с Волком да тут же в ловушки те и попались: Волк в петле из травяной верви застрял, а Медведю его длинный хвост упавшей колодой прищемило.

Испугались звери гнева Духа Леса и давай скорей помогать друг другу высвободиться! Волк Медведя зубами за ухо ухватил и ну из-под колоды вытаскивать. Тянул-тянул, да так пол уха и оторвал, а Медведя не вытащил.

«Не беда! - говорит Медведь. – Хватай скорей меня за второе ухо зубами! Только вытяни поскорее из этой ловушки!» А сам тем временем как начал Волка по спине лапой охаживать, чтоб из петли вызволить! Только лапой-то он и мог до него дотянуться.

А Собака прибежала и начала потешаться над обоими.

«Так вам, говорит, и надо, обжоры и жадины!»

Тут Волк и второе ухо Медведю оторвал. А тот поднатужился, но всё же вырвался из-под колоды. Только хвост-то его под нею так и остался. Как рухнул Медведь на Волка, так петля травяная и оборвалась. Подхватился Волк и бегом скорей за Собакой! Бежит,  зубами щёлкает. Видит Собака, что дело её плохо, и ну дёру!

С тех самых пор, лапси, у всех медоволапых нашей Карьялы маленькие круглые ушки и короткий хвостик. Вот и у волка, суси, спина покатая от того, что медведь-карху  по ней лапой бил. А Собака-коира с медведями и волками навек так и осталась в ссоре…

Мягкий голос бабушки затихает, но на смену ему приходит размеренный, хрипловатый отцовский с наставлениями:

- …Хороший нож, пойка, разными способами можно сделать. К примеру, если кусок железа на камне долго обтачивать. Но мозоли на ладонях сотрёшь в кровь, а клинок мягкий получится и затупится быстро. Можно, как слоёный пирог с начинкой, из разных видов железа выковать…  Так самые умелые мастера из Мора в Швеции ножи делают. Но бывает, что нет ни кузни, ни кузнеца поблизости. А без ножа никак не обойтись! Хорошо, если готовая поковка под рукой есть… Без неё ж и любой обломок в дело пойдёт. Наперёд  всего железо отпустить требуется – для того в печи его до красна накалить нужно. А уж после ковать начинать, форму  придавать. Молот и клещи всегда в хозяйстве должны быть! Но и обух топора сгодится. Второго топора обух наковальней послужит.

В берёзовом полене желобок под нож надо выдолбить, так его закалять будем. До половины водой из талого снега наполним, а сверху – жира добавим. Откованный клинок накалим снова и в желобок тот опустим осторожно. Та часть, что в жире останется, не закалится - и на морозе или при ударе нож тогда ни за что не сломается!

Хвостовик же вытягивать, будто ухнали для подков – длинный и тонкий нужно, что у ящерицы.  На него оковку надень медную, чтоб рукоять у клинка держалась, да кусочки коры берёзовой, а меж ними клеем смажь рыбным. После - на камне отшлифуй. Рукоять ножа, что бочонок должна быть. Тогда зимою она из руки и в рукавице не выскользнет...

Голос отца становится всё тише, будто отдаляясь… Вдруг в череду сновидений врывается  другая чудная невидаль: стены зубчатые из камня красного, белые башни высокие с золотыми маковками, а над ними к небесам под перезвон малиновый девичий крик летит… Что за слово повторяет  невидимая незнакомка? Может, зовет кого-то? «Антооон! Антон!» Что значит это неведомое? Не понятно…

- Антти! Антти! Просыпайся! Наша очередь в дозор заступать… - Мальчик с трудом разлепляет веки и видит лицо склонившегося над ним старшего брата Эрвина.

Реальность медленно, но все же оттесняет на задний план, затемняет собой и счастливые картинки из прошлого, и чудные видения чего-то неизвестного и манящего, снова наполняя сознание непреходящим ощущением скорби, тревоги и безысходности…


УСАДЬБА ПААЙЯЛА

Разгромив гарнизоны повстанцев в придорожных деревнях близ Олавинлиннского тракта к западу от крепости, отряд кавалеристов Симо Олавинпойки повернул на север от Хяркяля.

Конница лейтенанта Ханну фон Ольденбурга от Рантасалми вышла в западном направлении.

У Йоройнена силы отправленной Гёдиком Финке карательной экспедиции должны были снова встретиться - и завершить разгром повстанцев на севере Суур-Саво.

- Уничтожим зверя в его логове! – Обращаясь к всадникам своего ратсулиппу, восклицал Ханну фон Ольденбург. – Двинемся ныне к усадьбе Паайяла, что к востоку от Йоройнена, владению достопочтенной семьи Паайя. Там свили своё осиное гнездо мятежники во главе с изменником и дезертиром Эско Уттермарком, устроив «пяамайа», штаб-квартиру, и выгнав оттуда хозяев - добропорядочных подданных нашего короля Сигизмунда!


*****

...Около двух сотен повстанцев собрались в Паайяле, почти со всех сторон окруженной лесами.

Открытое пространство между постройками и первыми деревьями подступающей с запада чащи, обширные поля на севере и юге не позволили бы никому приблизиться незамеченным.

Вдобавок, крестьяне, направляемые искушенным в военной тактике Уттермарком, успели неплохо подготовиться, устроив завалы на лесных дорогах и перекрыв подходы к усадьбе редутами из брёвен.

По образцу шведской армии нуийяпяалликко Эско - вождь «дубиноносцев», разделил своё маленькое войско на несколько руоту, по двадцать одному «дубинщику» в каждом, включая командира-«руотуместари». Но нехватка оружия, запасов пороха и пуль не позволяли противостоять превосходящим силам врага и держать оборону.

Узнав от разведчиков, что кавалерия  наступает с востока и юга, стремясь не допустить окружения, Уттермарк выделил один руоту для прикрытия. Оставив ему и весь имевшийся арсенал ружей. Прочая же часть повстанцев на лыжах спешно отступила в Йоройнен.

Отчаянно дрался аръергард Уттермарка! Шестнадцать героев-санкарит полегли в той неравной схватке.

Лишь несколько выживших с наступлением сумерек покинули  рубеж обороны и словно растворились во тьме зимней ночи.

Ворвавшиеся поутру в усадьбу всадники Ольденбурга были обескуражены, обнаружив одни только окровавленные тела и ни единой живой души за её стенами.

Яростное сопротивление тех павших в бою защитников Паайялы – в отличие от предшествующих ему безнаказанных избиений несчастных при Путкилахти и в Хяркяля, настолько смутило huovi, что они  отказывались идти дальше сквозь лес по пятам сбежавших мятежников Уттермарка, остерегаясь засады.

Решив, что и в самом деле разумнее дождаться подхода подкреплений из Виипури в лице Пиетари Юустена с его кавалерией, чем лезть прямо на рога к самому дьяволу, Ханну фон Ольденбург приказал расположиться лагерем в усадьбе Паайяла, как и Уттермарк, объявив её своей штаб-квартирой.

Получив ужасающие известия о поражении в Рантасалми, Хяркяля и Паайяле, напуганные крестьяне из Тависалми, продвигавшиеся на юг, чтобы примкнуть к восстанию, рассеялись и вернулись по своим домам.


КАК ЮССИ ПИЕТАРИ ПЕРЕХИТРИЛ

В день, когда на заснеженном поле перед Киркконмяки в Нюйстеля ещё стыла на ледяном ветру кровь обманутых и убитых Ииваром Тавастом крестьян из Рауталамми, отправленный из Кякисалми отцом его, Арвидом Тавастом, ратсулиппу Пиетари Юустена, не встретив никаких повстанцев по пути своём к Миккели, спорой рысью подошёл, наконец, к усадьбе Сайрила.

Обнаружив там занявших круговую оборону шкотов Мартти Клаунпойки из Виипури, которые для пущей храбрости успели уже весь винный погреб опустошить, не дав отдыха ни лошадям, ни людям, повёл Юустен оба отряда дальше на северо-восток, к Олавинлинне.

Ратсупяалликко Пер Повелссон Юустен, что в Суомаа попросту Пиетари Паавалинпойкой звался, из благородного рода самого епископа Турку Паавали Юустена и супруги его Анны Сигфридинтютяр происходил.

Отца-то его все в Финляндии знали! Сменивший подавшего в отставку с епископства Микаэля Агриколу,  Паавали  Пиетаринпойка, что на шведский лад важно Повелом Перссоном именовался, был в свою очередь сыном того самого богатого купца и судовладельца, который каменным домом в Виипури владел, что подле базилики прежнего Доминиканского монастыря и по сей день стоит. Также и хутор Юустила близ Юустиланъярви ему принадлежал, а от него и прозвище своё фамильное он получил.

Дед Пиетари по линии матери  - главный констебль Зигфрид Манссон,  поместьем Илола в Муолаа владел, и во времена Кустаа Ваасы помощником коменданта замка - «аливоути» в Виипури служил, где в сорок один год и скончался безвременно. О происхождении супруги же его - бабки Пиетари, кроме имени одного – Карин Хенриксдоттер, ничего не известно было.

 Как интендант «ратсувякилиппу» - «Кавалерийского флага» Мартти Бойе, а после - комендант замка, «линнанвоути», Кякисалми-Кексгольма до назначения Таваста, Пиетари от шведской короны поместья Юустила и Науласаари в Виипури также во фрельсовое владение получил.

Правда, особых заслуг воинских, кроме безжалостных расправ над пленными karjalaisia в Лаатоккской Карьяле, за Пиетари до сих пор не числилось.  Потому, как нельзя кстати пришелся теперешний приказ Арвида Таваста – выдвинуться с риттарфаной на Виипури, а оттуда - на помощь Гёдику Финке в Олавинлинне идти.

Не было ни малейших сомнений, что победа над этими мужланами-пунакаула с их жалкими луками и дубинками будет быстрой и легкой.

Но неприметная, затерянная средь лесов, полей и холмов деревушка Койккала - да всего шесть десятков засевших в ней «дубиноносцев»-саваков, оказались не по зубам высокомерному субституту туркуского епископа.

- …Лучшего места для обороны, чем закрытый двор, и придумать нельзя. – Говорил Юхан Крэилл собравшимся вокруг него на хозяйской половине кнаапского дома Лескеля  крестьянским «ротмистрам». - У меня и самого такой в Карьяле был. Только рига да сауна стояли отдельно. Недаром же дворы такие в Суомаа издревле по типу городских крепостей строили!

Ружей и пистолей, с боем у солдат отнятых, нынче у нас достаточно. Вот, кабы ещё запас пороха да пуль был побольше… Долгую осаду выдержать с тем, что есть, не получится. В рукопашной же вам с риттарами куда там тягаться!

И лошади есть у нас! Но для атаки в конном строю против целого флага - людей маловато. Да и не обучены…

Можно было бы отступить просто! Но рано или поздно настигнет нас кавалерия. Случись это в поле, где и укрыться негде – так все и поляжем там до единого.

- Что ж делать нам, Юсси?! Неужто сдаваться на милость людей Ноки-Класа? – Восклицали в отчаянии крестьяне.

- А делать мы будем вот что…

*****

По узкой просёлочной дороге, что с юго-запада в междулесье от поместья Ахола до пересечения своего с Койккалантие идёт, почти домчались всадники Юустена до поворота на северо-запад к Койккале.

В морозном воздухе тянуло дымком от невидимых еще за лесом жилищ-пиртти. Свежие следы лыж, конских копыт и полозьев саней говорили об оживленности этого места.

- Отлично! – Подумалось Юустену. – Неплохо бы, наконец, нам и передохнуть малость. А после уж к Олавинлинне, Нюслотту, двинемся. Кажется, тут и людям еда, и корм лошадям найдутся. Пусть-ка здешнее мужичьё-талонпойят повинность свою перед армией исполняет!

Громкий шорох послышался в верхушках придорожных елей. Подобно водопаду, каскадом обрушился снег с хвойных лап. Со скрипом и ужасающим треском гулко обрушилось поперек дороги огромное дерево, раскачивая колючими ветками.

- Перкеле! – Выругался ратсупяалликко. И развернув коня, со смехом крикнул следующим за ним всадникам:

- Болваны, трусливо спрятавшиеся в лесу, хотели напугать нас и помешать проехать. Зато мы теперь наверняка знаем, что впереди в Койккале засели мятежники. Мерзавцы сами себя выдали с потрохами! Устроим здесь лагерь, а поутру ударим со свежими силами!

Высланные им влево и вправо от дороги лазутчики из подкупленных крестьян-предателей, однако, будто бы в воду канули.

Обозлённый донельзя Пиетари Паавалинпойка, на поиски по следам пропавших усиленные разъезды из нескольких «квартерин»* отправил.. 

Вернувшиеся вскоре всадники молча стащили перекинутые через лошадиные спины мёртвые тела сотоварищей.

__________________________________________
*Наименьшая войсковая единица в шведской армии XVI в., отделение.

Все, оказалось, от ножевых ран  погибли. Кому под лопатку, кому под язычок, а кому прямо в сердце нож-вейтси сунули. Лишь одному череп топором или дубиной раскроили. Широко распахнутые теперь глаза его такого предсмертного ужаса преисполнены были, будто самого Саатану или злого духа Хийси увидели в последние мгновения жизни.

Наёмники-шкоты Мартти Клаунпойки, имевшие прежде дело с людьми Юхана Крэилла, испуганно жались поближе друг к дружке, всем видом выражая абсолютную готовность задать стрекача при первых же признаках опасности.

У самого лейтенанта Клаунпойки тоскливо засосало под ложечкой. Оставленный им в Виипури кубок недопитого глёги показался самой желанной мечтой на свете посреди этого проклятого леса. Даже пустой и промёрзший насквозь особняк в Сайриле представлялся теперь уютным и гостеприимным.

Юустен, видя такой упадок настроения, приказал оттащить упавшую ель с дороги.

- Атакуем немедля! Мятежники пускай себе думают, что мы утра дожидаться будем! Неужто почти три сотни риттаров жалкой шайки каких-то бунтовщиков испугаются?

В быстро густеющих зимних сумерках  устремился ратсулиппу на Койккалу.

Темнеющие слева домишки казались пусты и безлюдны. Не подавала признаков жизни и усадьба по правую руку, чьи стоящие вплотную друг к другу постройки образовывали собою архитектурную конструкцию, известную в Финляндии как «закрытый двор» - «umpipiha».

- Разве что лошади могут выдать нас своим ржанием. – Говорил Юхан Крэилл защитникам дома Лескеля. – Каждой коняге морду тряпьём обвязать надо! И чтоб никакого света, ни одной лучинки не тлело даже! Ружья и пистоли, к счастью, у нас все колесцовые да с защёлками, так что, и фитилей не требуют.

Как только весь отряд напротив усадьбы окажется, тут-то мы и зададим  перцу huovi!

У каждого окна-бойницы по двое стрелков с пистолями пускай встанут, а за ними еще по два заряжающих.

Десять окон - по шесть пистолей на каждое. Оружия нам хватает! Аркебузиры на себя окна-бойницы под крышами пусть берут. Их задача поджигателей с факелами к дому не подпускать.

Лучники и арбалетчики на помостках вдоль ограды - от ворот по бокам пусть встанут. Изнутри же двора за воротами, на случай, если прорвутся в них всадники, колья воткнём с пиками и повозки с сеном составим – тогда и зажжём их!

Мы с сыновьями моими и братьями прямо здесь же займём позицию. Три окна тут - и низко к земле расположены, и на дорогу выходят…  Самое опасное место!

Почти в упор ударили во фланг растянувшейся по дороге вдоль дворовых построек колонны всадников длинноствольные пистоли и аркебузы. Те, кто успели вперёд проскочить, обходя закрытый двор с севера, лошадьми на поле в глубоком снегу увязли и также под градом пуль и стрел оказались.

Кубарем покатились кони. Крики и стоны придавленных ими и сраженных пулями всадников потонули в тут же грянувшем следом втором залпе. Еще и еще раз выпалили по смешавшимся в кучу всадникам укрывшиеся за стенами и недосягаемые для врага мятежники.

Юхан Тахвонпойка и его братья по очереди и почти навскидку стреляли из своих пистолей сквозь амбразуры, проделанные ими в дощатых оконных ставнях-verhojen.

Стоявшие позади них сыновья Крэилла тут же заново перезаряжали оружие и снова подавали стрелкам.

Успевшие свыкнуться с темнотой глаза обороняющихся хорошо различали как все происходящее на залитой мертвенным лунным светом заснеженной дороге, так и внутри погружённого во мрак дома. В то время как ослепленные вспышками выстрелов кавалеристы, в свою очередь, тыкались наугад во все стороны, будто только что народившиеся слепыши-кутята.

Шедшие в строю позади прочих, не доезжая до первых построек усадьбы и не дожидаясь команды, натянув поводья, начали осаживать лошадей, разворачивая их вспять.

Угодившие первыми под шквальный и почти непрерывный огонь шкоты и риттары, кому посчастливилось уцелеть, кто верхами, а кто, потеряв лошадь, и уцепившись за стремя товарища, пытались выбраться теперь из этой ужасающей передряги.

Раздосадованный хуовипяалликко приказал горнисту играть отбой.

Даже не глядя на своих, в беспорядке отступающих солдат, Пиетари Юустен направил коня в сторону фермы Ахола. За ним вдогонку шустро припустил лейтенант виипурского липусто Мартти Клаунпойка, отхвативший стрелу из лука прямо в забрало шлема. Вторая стрела  догнала его в спину на излёте, не причинив, однако, вреда, как и первая.

Трое убитых риттаров остались лежать на залитой лунным светом дороге. Многие из отступивших были были серьёзно ранены.

*****

Положив пистоли на стол, Юхан Крэилл, наконец, высек кресалом искру, раздул трут и запалил лучину. Вытерев со лба пот, жадно припал губами к кадке с водой.

Обходя вместе с Антти посты защитников дома Лескеля, он похлопывал по плечам радостно-возбужденных товарищей:

- Вы все хорошо сражались, друзья! Никто ныне не ранен даже. Но прежде, чем отдыхать, всем надлежит оружие своё проверить: от нагара почистить, маслом смазать, пружины в замках подтянуть, кремни заменить. Это первая только атака. Завтра при свете дня еще жарче станет!..

На третий день противостояния и  безуспешных попыток атаковать оказавшийся поистине неприступной крепостью дом Лескеля, Юустен, так и не дождавшийся подкрепления из Олавинлинны, отправил к осаждённым переговорщиков во главе с Мартти Клаунпойкой.

Условия предложенной капитуляции в обмен на даруемое им помилование предполагали уплату крестьянами налогов в казну Кексхольма, а не наместника.

Пошептавшись накоротке, мятежники во главе с Юханом Крэиллом, важно и с серьёзным видом закивали головами и для вида даже ударили по рукам. Чем несказанно обрадовали Клаунпойку, с души которого словно камень свалился. Он даже готов был, как старого знакомого, заключить в объятия и расцеловать великана Крэилла. Особенно, когда тот приказал своим людям подать к столу добрый бочонок бреннвина и выпить с посланцами Юустена мировую, а брат Юхана, Матти, вернул ему отобранную некогда флягу с выпивкой да еще и полную под самую пробку.

На радостях от благополучного завершения его миссии, быстро окосевший от обжигающей нутро шведской водки Клаунпойка, благостно махнув рукой, легко согласился с просьбой капитулянтов отложить сдачу до следующего утра.

- Дьявол с ними, - думал он про себя. – Ежу понятно, что мужичью этому теперь деваться некуда. Пусть только впустят нас завтра, а там уж херр хёфвидсман Юустен с ними за всё посчитается!

Когда уже на рассвете кавалеристы ратсулиппу под барабанный бой и с гордым видом победителей торжественно вступили  во двор дома-крепости через настежь распахнутые ворота, выяснилось, что повстанцев к тому времени и след простыл.

Но два десятка защитников дома Лескеля пали в сражении.


ПАДЕНИЕ КЕНКЯВЕРО

Оставленный бунтовщиками с носом в Койккале, Пиетари Юустен был вне себя.

Одна только мысль, что какие-то деревенские прощелыги в первом же бою попросту обвели его вокруг пальца, как какого-то мальчишку, да ещё и посмеялись над ним, буквально приводила в бешенство.

В гневе хотел он уже было сделать козлом отпущения протрезвевшего к тому времени дурака и пьяницу Мартти Клаунпойку, устроив ему военный суд, чтобы тут же, как изменника, повесить на ближайшем дереве.

Но бедолага, стоя на коленях, так слёзно клялся в верности королю Сигизмунду и Класу Флемингу и молил о пощаде, что командующий ограничился приказанием «делом доказать свою преданность». Для пущей острастки пригрозив  разжаловать в рядовые и отправить в пехоту под начало толстяка Амброзиуса Хейкинпойки.

Ратсупяалликко поклялся себе впредь ни за что не спускать крестьянам их наглость и хитрые уловки.

Поэтому, когда через два дня наткнулся его отряд ещё на один очаг сопротивления в Ремоярви, события для повстанцев развивались самым неблагоприятным образом.

Укрепившись, как и защитники дома Лескеля в Койккале, за бревенчатыми стенами построек закрытого двора кнаапской усадьбы, крестьяне сходу дали решительный отпор карателям.

Видя, что овладеть особняком без потерь вновь не удастся, Юустен приказал попросту поджечь деревянные постройки.

Когда же люди в панике начали выскакивать из объятых пламенем домов, готовые сдаться, обозлённые солдаты принялись убивать их безо всякой пощады. Более всех усердствовал в резне Мартти Клаунпойка, который собственноручно закалывал и рубил несчастных своим риттаршвертом.

В то же самое время на севере Суур-Саво лейтенант Ханну фон Ольденбург со своими наёмниками-кавалеристами и лыжниками-нихти пехотного липуе-фанике Амброзиуса Хейкинпойки  продолжал прочесывать окрестности Йоройнена и Паайяла в тщетных поисках Эско Уттермарка и его мятежников. Но повстанцы будто бы в воду канули.

«Что за дьявольщина! – Недоумевал фон Ольденбург. – Не могли же они, в самом деле, сквозь землю в какую-нибудь здешнюю хийденкирну провалиться!»

Покуда карательные отряды Юустена и Ольденбурга рыскали эдак по всему северу Суур-Саво и Вяхя-Саво, на ведущих к Олавинлинне дорогах стали попадаться солдатам кнаапы и аатели, что  стремились поскорей унести ноги от разгневанных крестьян-дубиноносцев и вообще убраться, куда подальше.

С полными ужаса глазами рассказывали они зловещим шопотом о сотнях смутьянов, собирающихся ныне в Лиуккола к юго-западу от Миккели - близ лесопилен у самого крайнего, юго-восточного берега Пуулавеси.

С великим множеством бухточек и заливов, островков из голых скал или усыпанных галькой пляжей, бессчетными отмелями, облюбованными монархами здешних вод – озёрным лососем и форелью,  веками даровало озеро Пуула прибрежным своим жителям пропитание и радовало взгляд  красотой природы.

В суровый месяц таммиккуу стал берег  Пуула последним очагом крестьянского восстания на юго-западе Саво.

Возглавил это движение тридцатисемилетний фермер-арендатор – «лампуоти», или «ландбонде» по-шведски,  Тахво-Тапани Матинпойка Хяннинен из Сиикакоски  прихода Рауталамми.

Был с ним и тот перебежчик из виипурского липусто Мартти Клаунпойки, что с несколькими  товарищами на сторону восставших в Сайриле перешёл - Пааво Туомахинен.

Как стали предводители крестьян думать, что же дальше им делать да куда лыжи вострить, начал Туомахинен призывать снова в особняк Сайрила возвратиться.

- Коль и застанем мы там шайку huovi этого пьянчуги Мартти Клаунпойки, что с того? Снова прогоним! – Увещевал Пааво своих новых соратников. – Зато лучше места во всей округе для лагеря и не сыщешь! Обоснуемся там. Тем же временем, к нам и еще люди подтянутся.

Невдомёк было крестьянам, что вдесятеро большая сила готовится противостоять им против прежних сорока бездельников из Виипури…

Восставшие, которые никакого опыта не имели в военном деле, предпочли плыть по течению, целиком доверившись вчерашнему кавалеристу Туомахинену.

Две с половиной сотни их вышли из Лиуккола на северо-восток к Миккели.

Но через две тети пути, пройдя по льду замёрзшего озера Кайхунлахти и двигаясь дальше берегом по Кенкаверонниеми,  заприметили первыми идущие лыжники следующих наперерез им аккурат со стороны Сайрилы конных.

Передовой отряд ратсулиппу Пиетари Юустена, который также получил сведения о мятежниках, собирающихся в Лиукколе, направлялся теперь на их поиски к Миккели.

Следом двигались и основные силы во главе с самим ратсупяалликко.

Поспешив укрыться за постройками закрытого двора расположенной поблизости пасторской усадьбы Кенкяверо, крестьяне, как могли, наскоро изготовились к битве.

Все прибывали и прибывали солдаты на Кенковеронниеми. Со всех сторон окружили они дом пастора Миккели. Шедший со своими людьми в авангарде Мартти Клаунпойка так и рвался в атаку, дабы снова заслужить расположение ратсупяалликко Пиетари Юустена.

Как и в прочих случаях, оказавшие яростное сопротивление крестьяне, успешно отбили первый натиск передового отряда. Из луков, аркебуз-хакапюссю и арбалетов отстреливались они сквозь амбразуры, проделанные ими в толстых ставнях. Тех же из солдат, что через ворота с помощью крючьев и лестниц перелезть пытались, по головам своими топорами, булавами да цепами охаживали.

- Что вы с ними цацкаетесь, херр Мортен Классон? – Подъехавший на коне к месту боя Юустен выглядел как никогда довольным и самоуверенным. – Неужто не усвоили ещё тактику? Какой смысл терять наших людей в сражении! Тащите хворост к тем стенам, которые для их взоров не досягаемы. Да лейте смолы побольше!

Рискуя получить стрелу из лука или арбалетный болт, командующий направил коня прямо к запертым воротам усадьбы.

- Эй, вы, мерзавцы дубинные! Слушайте! С вами говорю я, хёфвидсман риттарфаны Кексхольма, Пер Повелссон Юустен! – Со всем высокомерием, на которое только был способен, выкрикнул Пиетари по-шведски. Пусть знает глупая деревенская чернь, с кем дело имеет! И далее прибавил уже на финском:

– Времени на раздумье у вас нет! Если не сдадитесь немедля же, будете сожжены заживо вместе со всем  домом. Выходите - и может быть я вас и помилую.

Солдаты, тем временем, закончили обкладывать со всех сторон сухими фашинами и поливать смолой и маслом наружные углы надворных построек Кенкяверо, которые обороняющиеся со своих позиций не могли видеть сквозь щели в ставнях.

Через какое-то время послышался глухой стук отодвигаемого засова и ворота медленно отворились. Первым вышел из них сам Тапани Хяннинен.

За ним с мрачными лицами понуро потянулись и другие, тут же у ворот складывая оружие на снег.

Один из адъютантов вытащил из общей кучи и протянул Юустену увесистую деревянную палицу, в закругленное навершие которой вбиты были железные шипы. Пиетари, с разных сторон разглядывая  незамысловатое орудие, с любопытством повертел его в руках и пару раз с силой рассёк булавой воздух.

- Дин йовель... - Пробормотал он по-шведски. – Дьявулен…

При помощи копий всадники сразу начали оттеснять пленников к зеркальной глади застывшего озера.

У самого берега меж камышовых зарослей зияла во льду узкая полынья, из которой обитатели Кенкяверо обычно черпали воду, стоя на дощатых подмостках.

Мартти Клаунпойка скакал взад-вперёд перед толпой крестьян, выискивая глазами Пааво Туомахинена и других изменников-финнов из приданных его липусто huovi в Виипури. Но те, предвидя ожидающую их незавидную участь, старательно хоронились теперь за спинами товарищей. 

- Херр хёфвидсман! – Воскликнул Хяннинен, чувствуя приближение  развязки. – Ведь вы обещали! Смилуйтесь! Казните одного меня, отпустите этих несчастных!

- Я что-то обещал тебе? Разве? Да как смеешь ты, невежа, patrask, быдло, указывать мне, что я должен делать?! Но я, пожалуй, всё-таки сохраню одну жизнь… - И, взмахнув перчаткой, указал профосу риттарфаны на самого Тапани. – Взять его!

Толпа безоружных крестьян на берегу, увидев, как солдаты скрутили и кинули на колени их недавнего предводителя, в смятении заволновалась и загудела.

- Смотри, грязный подонок, это всё твоих рук дело! Ведь ты сам обрёк этих людей на смерть, когда подбил на бунт против нашего короля… Смотри! – Пиетари склонился в седле к стиснувшему зубы Тахво, которого его huovi крепко держали за руки.

Кавалеристы полукольцом  выстроились напротив людей у берега. Вперёд выступили нихти со своими «хакапюссю» - «крючковыми ружьями», известными в Европе как аркебузы, устанавливая их на опорные сошки-перья и раздувая фитили.

Юустен поднял вверх захваченную как трофей дубину-nuija – этот грозный символ всего восстания...

Толпа в ужасе инстинктивно подалась назад.

Грянул залп. Ряды солдат окутались дымом, а с берега послышались крики и стоны.

И тут все, как один, пешие и конные, с яростным нечеловеческим рыком, потрясая оружием, набросились на поверивших в обещания Юустена людей Хяннинена.

Более двухсот пленных крестьян пали в тот день под безжалостными ударами копий, мечей, молотов и топоров в Кенкяверо.

Раненых, связав попарно, бросили под лёд в полынью на озере.

Обезображенный труп Пааво Туомахинена, погибшего в общей резне, Мартти Клаунпойка приказал шкотам разрубить на куски, прибив их затем к воротам дома пастора.

Тахво Хяннинен, стоя на коленях, горько плакал, уронив голову на грудь. Но адъютанты Пиетари Юустена схватили его за волосы и силой заставили смотреть на эту расправу.

Вскоре, как и другим вождям повстанцев, предстояло Тапани Хяннинену отправиться в подземелье крепости Турку - шведского Або, чтобы дождаться там вознесения своего к признанию и ещё прижизненной славе.

Шёл двадцать третий день срединного месяца зимы – «сердечной луны» таммикуу, когда тёплое северо-восточное течение Венского моря приносит туманные облака в южную и восточную Финляндию.

В день этот пришел конец восстанию саваков.

Больше тысячи финских крестьян  пали на залитых кровью полях сражений в Саво и Хямяля.

Но жив был ещё, скрываясь от преследующих его солдат Флеминга, сам нуийяпяалликко Яакко Илкка.

Еще не сказали своё слово в Войне Дубин гордые сыны Северной Похъянмаа.

Впереди были новые сражения – и решающая битва при Сантавуори.

Заснеженными лесами и замёрзшими болотами Суомаа пробирался навстречу неизвестности и новым опасностям маленький отряд Юхана Крэилла.