Нарисуй мне жизнь 3

Начало см.http://proza.ru/2024/11/09/480

От запаха, выплывающего из принесённых Сашей судков, кружилась голова.
- Ты даже сюда свою стряпню принесла… Неужели ты думаешь, что я забыл тот день и наш с тобой последний разговор? Уж сколько лет я ношу эту тяжесть, будто вериги, сам на себя покаяние наложил… Саша, Сашенька, прошу тебя: не напоминай мне об этом…
Женщина, которую художник никогда не переставал любить, подошла к двери и, обернувшись, вновь произнесла те самые, превратившиеся в заклятье слова: «Я приготовила этот обед с любовью для тебя, Серёжа. Ты и решай, что с ним делать». И ему снова пришлось последовать за ней в тот далёкий день, память о котором он так ненавидел…

Зима уже смирилась с приходом весны, и у слегка подтаявшего снега появился аромат арбузной свежести. Саша открыла дверь в мастерскую, стряхивая снежинки, отчаянно продолжающиеся цепляться за каблуки её сапожек. Поставив пирамидку из алюминиевых судков на стол, она радостно улыбнулась любимому.
- Что это ты принесла, Саша? Напоминает эскизы к курсу «Приём пищи в советской живописи». Точно! У Мая Данцига есть такая картина «Обед в рабочей столовой», твои судки словно с неё сошли.
- Я тебе покушать принесла, Серёжа: борщ и котлеты с гречкой. Всё свежее, только приготовила, ты ведь, наверное, ничего ещё сегодня не ел.
Художник подошёл к возлюбленной и прикоснулся губами к виску, вдыхая аромат кожи. Лицо его помрачнело: пушистые волосы женщины пахли кухней.
- Саша, от тебя должно пахнуть морем и солнцем, снегом, в конце концов, а не борщом! Мне муза нужна, а не кухарка. Ты от меня так откупиться, что ли, решила? Это совсем не то, что я от тебя жду.
- Быть твоей музой нелегко, Серёжа. Боюсь, что мне такая тяжесть не по плечу.
- Да, крутиться у плиты на крошечной кухне в малосемейке на Шлаковом намного легче, это точно! Я тебе весь мир предлагал, жизнь свою к ногам бросил, а ты меня в ответ борщом с котлетами одарила.
Саша молчала, но радость уходила из её глаз, выключая за собою свет, словно рачительная хозяйка. А художник всё не мог остановиться, продолжая хлестать её по лицу обидными словами.
- Посмотри, в кого ты себя превратила: из «Венеры» Боттичелли - в «Повариху» Михаила Ткачёва. Ты серьёзно думаешь, что я голодаю? Здесь за углом - кафе «Снежинка», в котором молодые и весёлые девчонки работают. Они мне за улыбку, за набросок карандашом всё, что я ни пожелаю, приготовят. Я ведь в Рязани имя себе уже сделал. Жаль только, что ты этого не понимаешь...
Сергей безжалостно наносил удары в самые чувствительные места, стремясь ранить побольнее. Женщина с потухшими глазами встала со стула и направилась к двери.
- Судки свои тоже забери, они мне не нужны. Если оставишь, я твою стряпню Блинкову отдам!
Обернувшись, Саша сказала, прощаясь: «Я приготовила этот обед с любовью для тебя, Серёжа. Ты и решай, что с ним делать». Художник заметил мелкие морщинки, появившихся вокруг её светло-серых, почти прозрачных глаз. И подумал, что за каждую из них ему ещё предстоит ответить перед тем, кто из немыслимой глубины мироздания повелевает Земле вращаться вокруг Солнца и даёт Луне силу управлять морскими приливами…

- Ну, вот всё и решилось, - сказал художник, глядя в глаза своему отражению в зеркальной стене мастерской. – Теперь ты свободен, Фёдоров… Свободен от опостылевших нежности, тепла и заботы.  Свободен от будущего: ведь у тебя не родятся дети с бездонными серыми глазами, которых ты бы мог научить, как переносить на холст суть вещей. Кто и где тебя ждёт? Если только та старая ветла у дедовского дома в Старой Рязани, которой ты когда-то обещал вернуться.  Хоть её не обмани, пижон…

Взяв Сашины судки, он вышел из студии. В фойе кинотеатра было тихо и спокойно: кинолектории для школьников уже закончились, и теперь немногочисленные зрители смотрели в зале комедию «Любовь и голуби», реагируя смехом или сочувственными репликами на повороты сюжета. Словно в унисон разворачивающейся деревенской драме, из кабинета бухгалтерии плыла песня о любви доверчивой пассажирки к морскому капитану:
Однажды морем я плыла на пароходе том,
Погода чудная была, но вдруг случился шторм…
«Ах, ах, ах, туман в глазах, кружится голова, едва стою я на ногах, но я ведь не пьяна…» - с упоением выводили чуть вибрирующие женские голоса. Старший кассир Надежда Васильевна наконец-то развелась с мужем, выпивохой и бабником, чтобы найти утешение в крепких объятиях капитана круизного судна. В предчувствии скорого открытия сезона речной навигации и новых упоительных путешествий с милым она посылала звонкие нотки счастья в тесное пространство бухгалтерии. Ей вторила администратор Елена Алексеевна, которой радостное возбуждение подруги помогло забыть о потере дорогостоящей керамической скульптуры-цветочницы, вылепленной в виде симпатичного медведя умелыми руками Скопинских мастеров. Кинотеатр совсем недавно приобрёл этот роскошный предмет интерьера, случайно пострадавший от неосторожного обращения зрителей, и теперь администрация ломала голову над тем, как половчее списать разбитого мишку с баланса. 

От души порадовавшись тому, что хоть у кого-то личная жизнь складывается хорошо, художник отправился в аппаратную, чтобы осчастливить Блинкова дармовым обедом. Но рыжеволосого проныры там не оказалось. Вместо него сеанс проводила киномеханик Наташа Сыропоршнева, которая, обливаясь слезами, «на автомате» заряжала кинопроекторы бобинами с частями фильма. Монотонный гул работающих аппаратов обычно оказывал успокаивающее действие, погружая сотрудников в сон. Но сейчас это не работало: умиротворяющее урчание аппаратуры вызывало у девушки только новые потоки слёз.
 - Что случилось, Наташа? – спросил художник, ставя судки на неопрятный столик на высоких хлипких ножках, заставленный чашками и майонезными баночками с остатками домашнего варенья. 
В ответ девушка, не переставая плакать, кивнула на стоящий в углу дипломат, обтянутый искусственной кожей.
- И что там? Бомба с часовым механизмом? – поинтересовался оформитель.
- Хуже, - всхлипывая, ответила Наташа.
- Тогда, не иначе, как дрессированная кобра, - улыбнулся мужчина, открывая блестящие замки офисного портфеля. Из глубины дипломата прямо на пол аппаратной радостно выкатились тщательно вымытые и подобранные по размеру картофелины любимого рязанцами сорта синеглазка.
Художник удивлённо присвистнул. «Так вот, оказывается, где находятся те самые легендарные закрома Родины! Пополняем запасы на чёрный день?» - поинтересовался он у девушки.
- Это Ткаченко для Леры Светленькой в подарок притащил, представляешь, Серёжа? – сказала, утирая слёзы, Наташа. – Только два дня назад мне песни пел про то, что не любит её больше и совсем выбросил из головы. И я, дура, поверила ему… Про свадьбу разговор опять завёл. А вчера она, оказывается, ему улыбнулась и что-то приятное про глаза его синие сказала. Так теперь он весь день у методического кабинета её караулит, чтобы после работы до дома проводить разрешила.
- Не плачь, Наташенька, поверь, он к тебе вернётся. Миша Ткаченко нашей Валерии Николаевне не пара. Сама знаешь, по ней ещё и не такие люди сохнут.  Думаю, что твоя любовь испытание картошкой выдержит.  Мой случай гораздо тяжелее: я сегодня свою любимую убил…
- Как…убил?
- Словами, Наташа. Слова иногда острее ножа бывают…

Любовь была везде: выглядывала из сиреневых картофельных глазков, выплывала вместе со звонкими нотками из двери бухгалтерии, поднималась в воздух вслед за вкусным запахом из остывающих Сашиных судков. Отмахнувшись от неё, оформитель почти побежал к себе в студию, где и отвлёкся работой от грустных мыслей, колдуя над афишей для новой комедии «Кин-дза-дза!».  И надо сказать, что Евгений Леонов и Юрий Яковлев здорово помогли ему в этом, вынырнув из глубины песчаных дюн планеты Плюк на своём космическом корабле «пепелаце». К сожалению, радость художника длилась недолго: Любовь снова настигла его, выбрав из бесконечной галереи образов скульптурно вылепленное лицо Витюхи Дугласа.

Прозвище своё Виктор Мартьянов получил из-за практически полного сходства со знаменитым голливудским актёром Кирком Дугласом, создавшим образ легендарного предводителя восставших гладиаторов Спартака. У него было всё: и пронзительный взгляд хищной птицы, и брутальная полуулыбка, и знаменитая «дугласовская» ямочка на подбородке. К вышеперечисленному прилагались высокий рост и атлетическое телосложение, которое Мартьянов поддерживал на пике формы, часами «качаясь» в спортзале. Глядя на «Рязанского Спартака», женщины волшебным образом телепортировались прямо к раскинувшей бронзовые лучи звезде с именем знаменитого артиста на «Аллее славы» в Лос-Анджелесе. Так было до тех пор, пока жизненные пути Вити Дугласа и Бабочки Леры Светленькой не пересеклись на городском пляже жарким июньским днём, поставив жирную точку на спокойной и благополучной жизни атлета.
 
- Не помешаю, Серёнь? – поинтересовался Дуглас, заглядывая в полуоткрытую дверь студии.
- Чего уж там, заходи, Витя, - ответил оформитель. Набирающий известность художник и «двойник» легендарного Спартака были знакомы и пусть не тесно, но общались.
- Давай выпьем, Серёжа, - предложил Мартьянов, извлекая из недр пахнущей дорогим одеколоном спортивной сумки бутылку армянского коньяка. Вслед за легендарным напитком на столе появилась бумажная тарелочка с бутербродами, явно купленными в буфете кинотеатра.
- Я вообще-то не по этой части, сам знаешь, Витя. Я больше «про поговорить», но сегодня можно и выпить. Это ты вовремя зашёл, - подсуетился Сергей, доставая гранёные общепитовские стаканы из шкафа с инвентарём. – Что, Вить, тяжело тебе?
- Всю душу она из меня вынула, Серёга: и близко не подпускает, и уйти не даёт. Сегодня ведь должны были в ЗАГС пойти заявление подавать. Прихожу к ним в кабинет, а она мне прямо с порога и заявляет, что забыла паспорт. И вообще ей, мол, сейчас не до того. Она, видите ли, вся в творческих исканиях, сценарий пишет, - ответил атлет с тяжёлым вздохом.
- Мне кажется, что ты ей слишком много внимания уделяешь, Витя. Это иногда в отношениях с женщинами во вред идёт. А ты не пробовал на время исчезнуть и посмотреть, что дальше будет? С глаз долой – и с сердца вон. Глядишь, и забудешь про неё.
- Проходили уже, Серёжа. Было дело, затаился я на пару недель. Так она меня нашла, представляешь? Приехала ко мне домой в Соколовку с каким-то парнем, по виду не то военным, не то милиционером. Врать не буду, не знаю, он в штатском был. Что уж она там ему наплела, одному Богу известно. Он в сторонке стоял, а она мне мозги пудрила, про любовь свою рассказывала. А теперь для неё творчество важнее всего, вот как-то так…
- Да, тяжёлый случай…  Вить, а ты когда к ней в кабинет заходил, то случайно паренька такого круглолицего, с синими глазами, поблизости не заметил?
- Был там один такой, на банкетке у двери сидел. Но когда меня увидел, то сразу на второй этаж поднялся. А что? Ещё один Леркин поклонник?
- Да вроде того, наш киномеханик.  По нему там хорошая девушка Наташа слёзы в аппаратной проливает, а он у Сада Бабочек отирается. Пойдём посмотрим, где этот хмырь теперь?
Дуглас охотно согласился, и товарищи по несчастью отправились на поиски Миши Ткаченко, намереваясь вернуть неверного возлюбленного в объятия Наташи Сыропоршневой.

Киномеханика в окрестностях методического кабинета не оказалось. Высокому Мартьянову пришлось чуть ли не вдвое сложиться, чтобы заглянуть в дверной глазок. «Похоже на то, что подглядывание за Бабочками становится доброй традицией у мужской части коллектива кинотеатра, - отметил художник. И добавил: «Ну что там, Вить?»
- Сидит кукла, карандаш грызёт и в стену таращится. Похоже, что одна, - шёпотом ответил Дуглас распрямляясь.
- Сейчас мы её выведем из творческого ступора! – с этими словами захмелевший оформитель толкнул дверь и, встав на четвереньки, заполз в кабинет. Лера Светленькая бросила на него рассеянный взгляд и отвернулась.
Такого пренебрежения сердце художника вынести не могло. Только теперь он осознал всю глубину страдания Вити Дугласа. Стремясь сделать хоть что-нибудь, чтобы разбить воздвигнутую надменной Бабочкой стену отчуждения, оформитель подполз к её стулу и неожиданно для себя самого укусил девицу за ногу чуть повыше округлого, обтянутого тугим нейлоном колена. Лера Светленькая в ответ даже и бровью не повела.  Тряхнув волной пушистых волос, она бойко застучала по клавишам пишущей машинки в порыве вдохновения. Смущённый художник выполз за дверь.

- Нет, Серёга, это просто уму непостижимо! Теперь ты сам увидел, какая она: Железная Леди, хуже Маргарет Тэтчер. Я ей недавно так и сказал: «У тебя сильный характер, ты способна вылепить из меня своё жалкое подобие…» - расстроенный Витя Мартьянов как-то сник, побледнел и утратил сходство со знаменитым актёром.
Приглядевшись к товарищу по несчастью, художник сказал Дугласу: «Витя, проблема заключается в том, что в одежде и без загара ты на Спартака уже не очень похож. Вы ведь, по слухам, с Лерой на пляже познакомились? Вот если бы ты мог круглый год ходить в плавках, с отливающим бронзой торсом, то она уже давно твоей была».
- Кончай стебаться, Серёжа, не смешно…  А как у тебя с Сашей дела, решили что-нибудь?
- Решили, Витя. Она с мужем остаётся, а я пишу заявление об уходе и пакую рюкзак. Много добра не нажил, жизнь в общаге к накопительству не особо располагает.
- И куда теперь? В Москву, за славой?
- Вот он – образец стереотипного мышления! Ничему тебя, Витя, жизнь не научила. Известность, она ведь, как женщина: если не обращать на неё внимания, станет за тобою по пятам ходить. Нет, я домой, в Старую Рязань, поеду.  Отец написал, что дедовский дом совсем покосился: надо его или перестраивать, или сносить.
- Не скучно тебе будет в селе-то жить?
- Скучно? А ты в этом селе был когда-нибудь? Там от земли свет идёт, там в каждом камне сила прошлого заложена. Дедов сад прямо на городище Старой Рязани выходит. Знаешь, что сказал один большой художник, которого я уважаю? Вот послушай: «Вы даже не представляете, что это такое: жить, соприкасаясь с историей земли. Это великое чудо! Тебе столько силы даётся».  Вот за ней я туда и вернусь…
- А как же пацанчик, с которым ты дружишь? Ему без тебя плохо будет.
- С Даней мы это уже проговаривали: он будет ко мне по выходным с ночёвкой приезжать. Не на Марс ведь улетаю, тут от города до Старой Рязани пятьдесят километров всего. Родители его возражать не станут. Я у них недавно в гостях был, так отец нормальным мужиком оказался. Просто они с Данилой характерами похожи, вот у них коса на камень иногда и находит.   
- Всё правильно, Серёга: своих не бросаем! -  Дуглас продолжал говорить, обращаясь к собеседнику, но тот его уже не слышал. Раскинув руки, он летел вместе с оседлавшим молнию русским витязем над крутым окским берегом. Следом за ними, касаясь облаков, журавлиной стаей плыла вереница картин, которые художнику ещё предстояло написать…

Продолжение см.http://proza.ru/2024/11/23/936