Что же я понял?

Пожалуй, с первого класса начался мой выход из спокойного домашнего уголка, начало складываться понимание, что окружающий мир куда сложнее семейных отношений, стало нарастать тревожное ощущение своего не очень-то твёрдого положения в нём, своей уязвимости, своих недостатков.
С первых школьных лет стало проявляться и моё чувство инакости. Не превосходства, нет. Всегда видел вокруг себя людей, в чём-то лучших, и гораздо. Но я – это я. А все остальные – другие.
Постепенно появилась и потребность в спорных положениях ставить себя на место несогласного с моими доводами. В конечном счёте, в зрелые уже, конечно, годы становилось всё труднее осуждать людей. Поставив себя на место другого, я видел дело иначе, справедливее с его точки зрения. Моя же справедливость при этом часто съёживалась, терялась.
Много раз бывало жутковато: всё вокруг рассыпалось, казалось пустым. Приходилось собираться в кулак и стоять на своём.
Не доверяю толпе и не нуждаюсь в человеческом вращении вокруг своей особы. Наоборот – ценю отсутствие суеты, довольствуюсь малым кругом важных для себя людей. Меня устраивало положение специалиста, которого ценят за умение сделать то, что другим не под силу. Такое положение привлекало и своей пусть относительной независимостью.
Помню, как в первый раз подошёл к яблоне, обнял её и почувствовал, что она мне родня. Если труд и сделал человека человеком, в чём я, как и многие, сомневаюсь, то это был труд в саду – кусочке дикой природы, облагороженном человеком.
Кто на Земле прав? Кто виноват? Люди живут на свой страх и риск. И никому они по-настоящему не подотчётны.
Обман чувств и разума является частью нашей жизни, слабой её частью, но далеко не самой худшей, часто согревающей на холодном, тернистом пути.
Наша литература всё воспевает борьбу со свинцовыми мерзостями жизни. Между тем мерзости неизменно остаются на своих местах, даже множатся. Почему бы не воспеть и радости? Хотя бы для разнообразия. Эволюция его приветствует.
Сколько помню себя, старался понять, что за штука такая -- эта самая жизнь? Чем она хороша, где её начало и конец, что делает в ней человек, зачем?
Время от времени полезно выставлять себе гамбургский счёт. А когда ты отходишь от дел, такой счёт выставляется сам собой. В чём твоя суть без служебного кресла, повседневной деловой суеты, без общавшихся с тобой по роду деятельности людей? Личность ты или приложение к работе?
Одиночество – это природное состояние, как наличие одной головы, одного сердца. Никто не обязан нас любить, а если кто полюбит, то это великая удача, редкое счастье.
Что-то же есть в моей жизни настоящее, незаёмное. И многого явно не хватает. Но желания прожить её заново, поправляя ошибки, нет. Прожил и прожил. Пересечь бы последнюю черту на своих двоих и не с пустой дёргающейся головой.
Может быть, самое ценное в старости – это умение насладиться праздностью, достойным завершением непростого человеческого пути.
Не давать выхода дурным мыслям и чувствам – правильно ли это? Может, и здесь есть своя мера? Ведь зажимание чего бы то ни было приводит к взрыву.
Право на жизнь у человека есть. Почему же нет права на смерть? Мы не напрашивались жить. А вот умереть вполне можем захотеть.
Что значит чьё-то мнение? На Земле живут семь миллиардов людей. Один из них – Иванов Пётр Сидорович. И вот его мнение. Но есть ещё семь миллиардов.
Последние выводы всё время ускользают. Опять бредёшь к ним. И вновь они ускользнут.
Мы привыкаем ко всему. Глаза замыливаются, уши заиливаются. Чувства в итоге притупляются. И мы перестаём воспринимать с восторгом солнечный свет, шум листьев под ветром, благость воды – весь огромный, разноцветный, бодрый подлунный мир. Он был прекрасен до нас и останется таким же после. Какое чудо, что мы вдруг, без всяких на то оснований оказались в нём, ощущая его каждой своей клеткой! И если не успеем насладиться, то всё, господа, поезд уйдёт без нас. А мы останемся в дураках на пустом перроне.
Пока живы-здоровы, мы легко находим правильные слова о смерти.
Нет никакого отдельного зла и добра. Есть только одно доброзло. Вся Вселенная – клубящееся доброзло. И Земля внутри этого непостижимого клубка.
Почему «не убивай»? Потому что, убивая даже явное зло, убиваешь и неявное добро, которое с ним неразлучно.
Со старых фотографий на нас смотрят давно ушедшие из жизни люди. Но, поскольку фотографировались живыми, их глаза передают тогдашние настроения, чувства и даже мысли. Фотография и в самом деле машина времени.
Невозможно представить состояние людей, знающих точную дату, когда Земля прекратит существование в пригодном для жизни виде. Через год, пять лет, десять, да хоть через пятьдесят или сто! Как провести это время, чем себя занять? О чём думать? Ведь всё бесполезно, никчемно, поскольку будущего уже нет.