Эх, товарищи!

В Хабаровском аэроклубе меня невзлюбили сразу.  Сделав три первых прыжка с группой парашютистов, подготовленных Александром Юрковым в Хабаровском медицинском институте, я задумал продолжать парашютные прыжки и был включён в уже существующую группу младших спортсменов, у которых было уже по 10-12 прыжков. Все смотрели на меня свысока, знали распорядок и правила в клубе, понимали понятие «рвануть прыжок», и с завистью глядели на более старших товарищей, которые уже напрыгивали под сотню прыжков с парашютом.
Мне всё это было до лампочки и я вёл себя как обычно: первым хватался за любую работу, помогал всем, кто этого хотел, чаще других дежурил по старту, бегал за «пристрелкой». За глаза меня уже называли подлизой, выскочкой и прилипалой.  Зачастую, на прыжках случалась подобная ситуация:
- Пристрелка в воздухе! – раздавался зычный голос инструктора на старте, - Кто за ней побежал?
Никто не собирался бежать, потому что все дружно загибались над своими парашютами, готовя их к прыжку, надевали их на себя, всем своим видом демонстрируя, что они бы и рады были сбегать за пристрелочным парашютом, но тогда надо снимать всю сбрую.
- Сейчас сбегаю! – отзывался я, отставляя все дела по приготовлению к прыжку и отправлялся в поле, пытаясь вычислить место падения парашюта, отрабатывая таким образом теорию расчёта точности приземления. Принеся на старт «пристрелку», я тут же получал команду от инструктора на осмотре.
- Готовься в следующий взлёт!
Это означало, что кого-то из уже выстроившихся спортсменов отставят, чтобы дать  мне место в самолёте. Это ещё и означало, что ещё один парашютист будет меня почти ненавидеть.
- Почему до сих пор не вскопан круг приземления? – гремел голос руководителя полётов или, опять-таки, инструктора на старте. И все опять принимались имитировать деятельность, чтобы не брать в руки лопату. Само-собой разумеется, что я один из первых начинал ворошить песок, ходя с лопатой по кругу вокруг фанерного «ноля», лежащего в центре.
По правде сказать, были и те спортсмены, которые хорошо ко мне относились, зная, что ко мне можно было обратиться с любой просьбой и я брошу все дела, чтобы помочь. Не важно, что это будет: поискать в болоте упавший туда чехол парашюта или просто подержать запаску при укладке.
Попав на службу я обнаружил там выходцев из аэроклуба, которые не собирались менять своего ко мне отношения. Они, можно сказать, элита советского спорта, а я в их глазах так и оставался мелочью недостойной внимания.
Но было одно «но» во всём этом. Бывшие аэроклубные спортсмены были рядовыми Советской Армии, а я уже сверхсрочником.
- Старшим на укладке остаётся…, - начальник команды называл меня и мне оставалось только подчиниться. Но бывшие мои клубные товарищи не собирались просто так встать под моё командование.
- Товарищ капитан! Но есть же и более опытные парашютисты, как например…, - попытался высказаться один из элитных спортсменов.
- Товарищ солдат! – взвился начальник команды, - Здесь я приказываю! В армии приказы не обсуждаются, а выполняются!
Прошло время.
Разладилось всё, развалилась спортивная команда и все участвовали в финансовых разборках, по делу о незаконных получениях денег за прыжки с парашютом, организованных бывшим начальником команды, капитаном Колыгиным. Дело расследовал специальный инспектор финансового отдела округа в звании майора.
В один из дней, инспектор вызвал всех бывших аэроклубовцев для уточнения количества прыжков, выполненных командой за период руководства вышеупомянутым капитаном.
- Товарищ майор! – вдруг обратился рядовой Федорченко к инспектору, - А товарищ сверхсрочник тоже участвовал в оформлении документов и, значит, совершал преступление за которое должен понести уголовное наказание. Ведь это так?
Майор замедлил движения, поднял голову и посмотрел в честные глаза солдата.
- Вы действительно так считаете, товарищ солдат?
- Да!
Майор уже знал о том, как эти воины, будучи ещё на гражданке, ездили на соревнования под чужими солдатскими документами и попались там на подлоге. Разумеется, что начальником спортивной команды, который их привозил в город Старый Крым был всё тот же капитан Колыгин Виктор.
- А вы тоже так думаете? – почти ласково спрашивает майор рядового Никитенко.
- Да, товарищ майор! Я тоже так считаю.
- А вы? – обращается майор к третьему участнику нашего сегодняшнего собрания.
Вова Кривец никогда раньше не проявлял ко мне никакого высокомерия, наши отношения были если и не дружескими, то и не враждебными. Кривец искоса взглянул на меня, опустил взгляд на пол и покивал головой. Майора это не удовлетворило.
- Товарищ солдат! Я вас спрашиваю: вы тоже поддерживаете ваших товарищей?
- Да, - не поднимая головы, тихим голосом проговорил солдат.
Майор, словно раздумывая, провёл несколько линий карандашом по чистому листу бумаги.
- Все свободны, кроме сверхсрочника!
Солдаты ушли. Майор посмотрел на меня испытующим взглядом.
- Ну, ты всё ещё утверждаешь, что вы все воспитанники одного и того же аэроклуба?
-Товарищей по клубу не выбирают, выбирают только друзей. Эти никогда не были моими друзьями.
- Ладно! – у майора появилось какое-то игривое настроение, - Позаботимся и об этих иудушках.
И позаботился: никто из троих так и не смог как-то вырасти по службе, закончив её простыми солдатами, как и пришли в армию. В то время как другие солдаты, бывшие участниками спортивной парашютной команды стали сержантами, старшинами роты и заместителями командиров взводов.
Поимённо перечислю моих настоящих товарищей по спортивной команде парашютистов из военнослужащих срочной службы: старшина Вирюшкин, старший сержант Раскатов, сержант Реуцкий и рядовой Андросенко, категорически отказавшийся стать сержантом.