Бодега на Песет

                Если сказка ещё не рассказана,
                если чудо пока не придумано,
                значит, будет подарено каждому
                время встретиться с Высшими Духами,

                чтоб секреты узнать несусветные,
                сказку, выдумав, сделать реальностью,
                чтоб смеялось задорно и весело
                население всё зазеркальное.
                Аркадий Эйдман

Улочка генерала Хуана Антонио Песет была тихой и короткой. И звали ее коротко: Песет, да и всё. Примечательного на ней было немного: магазин восточных ковров, скромная гостиничка номеров на тридцать, бензоколонка, еврейское кафе, а ещё ресторанчик морской кухни и вот эта бодега* с таинственной вывеской «Ла Фромажери». Открывалась она не раньше десяти, а то и в половине одиннадцатого, - как раз, чтобы заглянуть на чашечку кофе, - а закрывалась в десять, так что после работы здесь можно было посидеть за неторопливым разговором, фоном которому служили ряды бутылок, занимавшие три стены узенького закутка, в котором еле умещался крохотный столик на двух человек. Собственно, других столиков не было. Укромное местечко, ничего не скажешь.

Здесь не переводились вкуснейшие сыры и колбасы, оливки, итальянские макароны и сладости, ну а выбор вин свидетельствовал об отменном вкусе ее владельца. Продавщица, прелестная шатенка Клавдия, была юна и приветлива…

Сколько раз потом в хмурой Москве я вспоминал эту уютную бодегу, её радушного хозяина, дона Фернандо, долгие разговоры по душам до закрытия…

      Однажды в Лиме зимнею порой
      Московский бублик мне в бодеге улыбнулся.
      Дождь моросил, с седою бородой
      Опорту** нам случайно подвернулся.

      Портвейн и бублик, и чуть-чуть маслин,
      Беседы по душам живая нить,
      Таинственный небесный господин,
      О чем еще могу тебя просить?

Да, было такое, было. Хотелось бы еще раз попасть туда, но как? Как вырваться из настоящего, которое неумолимо окутывает сетью тысячи дел, причин и следствий – и все они никак, ну никак не пересекаются с той вселенной…

И все-таки много лет спустя я появился здесь. Клавдии не было, за прилавком стоял сам хозяин, дон Фернандо. Время, казалось, не изменило его – то же круглое добродушное лицо, та же копна седых кудрей, перетянутых синей лентой на индейский манер, приплюснутый широкий нос, прямой взгляд карих глаз и улыбка, ясно указывающая на отличное настроение.

- Приветствую, дон Фернандо! Давненько не виделись. Как вы поживаете?
- Карамба, кого я вижу! Я знал, что рано или поздно ты появишься и ждал тебя.
- Вот как? Удивлен, не скрою. Я мог и не попасть сюда…
- А я знал, что судьба снова тебя закинет сюда и приготовил тебе подарок.
- Как вы могли это знать, если всё решилось в последнюю секунду? Да и мало ли что могло произойти за столько лет! Восемь лет – не малый срок…
- В жизни много чего происходит, дружище, чему трудно и даже невозможно найти объяснение… И тем не менее, чудеса случаются.
- Ладно, не желаете говорить, не надо. Но вам удалось меня заинтриговать. Что же это за подарок?
- Ни много ни мало, Серхио, тридцать тысяч песо. Столько накопилось за пятнадцать лет с того твоего выигрыша на скачках…

С этими словами дон Фернандо достал из-под прилавка объемистый туго набитый пакет. На улице заиграла шарманка, и сразу вспомнилось: авенида Дерби, ипподром Монтеррико, жара, гул зрителей, конский хрип; на седьмом круге вперед выходит тринадцатая лошадь по кличке Олимпия. На полкорпуса сзади догоняет Бутифарра, следом ноздря в ноздрю скачут Лучита и Цицерон, линия финиша всё ближе, публика замерла, но… срочный звонок посла прерывает этот шторм раскалённых ожиданий, и я покидаю ипподром, так и не узнав результатов.

Мелодия шарманки угасла, сменившись более привычной перепалкой попугаев, а в бодеге всё стало меняться. Странным образом всё вокруг почему-то начало расплываться и таять. Первыми исчезли стены бодеги и крыша, в образовавшемся пространстве нелепо смотрелись повисшие в пустоте уставленные вином полки. Следующим стал пропадать дон Фернандо, при этом он не терял присутствия духа, как будто не видел в этом ничего особенного и продолжал добродушно улыбаться. Головки сыров держались из последних сил, но неведомая сила по очереди слизывала и их: вот пропал Грюйер, за ним Манчего, последним – любимый Трес лечес. Наконец, исчез и одинокий столик с наполовину опустошенной бутылкой албариньо, недопитым бокалом, горкой маслин на блюдце и хрустящей корочкой багета.

«А ведь за этим столиком когда-то были написаны бессмертные строки «Дао бублика», - некстати промелькнуло в голове Сергея. Он был возбуждён встречей с давнишним приятелем и не успевал среагировать на происходящее, никак не укладывающееся в голове. Переведя взгляд на прилавок, за которым и вокруг которого никого и ничего не осталось, он, к своему удивлению, увидел кларнет – длинный, черный, явно старинный, с серебряной лигатурой и клапанами, белёсым мундштуком.

«Кларнет, значит, - подумал Сергей, окончательно просыпаясь. – Занятно! Бубен был, дождевой… Флейта была, в колодце… А теперь вот, кларнет… Так, так, что у нас с кларнетом? Клара, у Карла – нет, не то… «В нашем доме поселился замечательный сосед…» - теплее. Телеман, концерт для двух кларнетов – ага, уже ближе… Моцарт, тоже концерт для кларнета… Стивенс, «прекрасные тромбоны» – нет, тоже не то… Ага, Эйдман:

      Да, он не знал печальных нот.
      Минор всегда звучал мажорно…
      Вот и сейчас кларнет поёт
      Красиво, радостно, задорно…

Утро было великолепно: солнце щедро заполняло всю комнату теплым светом, за окном слышался волнующий и исполненный любви клич горлиц, мягко шелестела серебристая листва олив. И тут неожиданно раздался звук кларнета – чистый и звонкий, он то возносился куда-то высоко-высоко, то замирал, опадая хрустальными лепестками. Они кружились в воздухе, переливаясь и вспыxивая в солнечных лучах, а упав на землю обретали цвет: и вот уже усыпанные лимонным и пунцовым, фиолетовым и оранжевым улочки закружились перед глазами… И уже такими ничтожными показались недавние мысли о кабриолетах, банкетах, миллионах.

– Откуда взялся кларнет? – недоумевал Сергей. Он повернул голову к окну, откуда неслись завораживающие звуки. Там, в сияющей вазе на столе и стоял приснившийся музыкальный красавец, на его клавишах играло солнце.

А ведь ещё вчера вечером ваза была пуста. Тем не менее, кларнет, как ни в чем не бывало, возвышался над письменным столом, напоминая о чуде, небесах и прекрасной Музе, которая обязательно придёт однажды и приложит его к своим улыбающимся губам.



*Здесь винная лавка.
**Вид портвейна.