Шаройцы. Тукхум Шарой
Военный историк Василий Потто в своей книге описывает чеченские племена и также случай междоусобной войны, нападение на шароевцев и так далее, Потто пишет — Под именем Чечни известна обширная страна, расположенная в неопределённых границах, которые приблизительно совпадают на севере с Тереком и Качкалыковским горным кряжем, отделяющим её от Кумыкской степи, на востоке — с рекой Акташем, за которой начинается уже собственно Дагестан, на юге — с Андийским и Главным Кавказским хребтами и на западе — с верхним течением Терека и Малой Кабардой, представляющей собой по населению уже получеченский, полукабардинский край. И только покорив Чечню, можно было рассчитывать принудить к покорности и мирной жизни горные народы восточной полосы Кавказа. Но ничего не было труднее, как подчинить какой-либо власти не столько полудикий чеченский народ, как дикую природу Чечни, в которой население находило себе непреодолимую защиту. И первые попытки русских посягнуть на неё и проникнуть внутрь страны — экспедиция Пьери при графе Павле Потёмкине и булгаковский штурм Ханкальского ущелья — разрешились кровопролитнейшими эпизодами, а после Булгакова больше уже не возобновлялись. И природа и люди Чечни стояли крепко на страже своей независимости. Топографически Чечня распадается на две весьма отличные друг от друга части: южную — нагорную и северную — плоскую, обе одинаково покрытые вековыми лесами. Здесь же, главным образом, в лесистой Чечне, шла суровая борьба свободных горских племён с северным колоссом, тут, что ни шаг, то след битвы, что ни река или аул, то историческое имя, связанное с кровавым эпизодом и памятное часто не одному Кавказу, тут лежат аулы Герменчуг, Шали, Маюртуп, Большие и Малые Атаги, Урус-Мартан, Алды, Чечен, Белготой и другие, тут несут свои волны Фортанга, Рошня, Гойта, Геха и быстрый Аргун и воспетый Лермонтовым Валерик и много других, оставивших неизгладимые следы в памяти старых кавказцев. Среди этой-то суровой природы жило оригинальное племя, воспитанное вековой борьбой с внешними врагами и закалённое внутренними междоусобиями. Чеченцев обыкновенно делят на множество групп, или обществ, давая им имя от рек и гор, на которых они обитали, или от значительных аулов, обнаруживавших влияние на другие. Таковы алдинцы, атагинцы, назрановцы, карабулаки, джерахи, галгаевцы, мичиковцы, качкалыковцы, ичкеринцы, ауховцы и прочие и прочие. Но это разделение чеченского народа на множество отдельных родов сделано, однако же, русскими и в строгом смысле, имеет значение только для них же. Местным жителям оно совершенно неизвестно. Чеченцы сами себя называют нахче, то есть народ и название это относится одинаково ко всем племенам и поколениям, говорящим на чеченском языке и его наречиях. Происхождение и история чеченского народа, как и большей части кавказских племён, теряются в тумане прошлого. Достоверных исторических данных об этом нет, а народные предания поражают своей необычайной бедностью и ординарностью. Ещё о происхождении народа сохранились кое-какие сказания, но о том, как народ этот рос и развивался, какова была его дальнейшая судьба до появления на Кавказе русских, — обо всём этом, вместо цельных легенд эпического характера, встречаемых у других народов, чеченцы сохранили лишь жалкие обрывки преданий без имён и без характерных особенностей места и времени и при том все эти предания касаются только средней, засунженской Чечни. Старики чеченцы расскажут вам, что в дремучих, непроходимых лесах богатой плоскости, простирающейся от северного склона дагестанских гор по Сунжи, ещё не так давно рыскали только дикие звери и совершенно не встречалось следов человеческого существования. Лишь назад тому не более двухсот пятидесяти лет на эту плоскость спустилось с гор Ичкерии несколько горских семей и следуя по течению вод, поселились в нынешней лесистой Чечне, на плодородной почве по Аргуну, Гойте, Гехе и другим притокам Сунжи. Чеченцы и поныне считают Ичкерию своей колыбелью и знают имя Начхоо, как имя своего родоначальника. Вот что говорит об этом старинная чеченская песня. Неохотно приближаемся к старости, неохотно удаляемся от молодости. Не хотите ли, добрые молодцы, храбрые потомки Турпаля Начхоо, я спою вам нашу родную песню. Как от удара шашки о кремень сыплются искры, так и мы явились от Турпаля Начхоо. Родились мы в ту ночь, когда щенилась волчица, имена нам даны были в то утро, когда голодный барс рёвом своим будил уснувшие окрестности. Вот мы кто — потомки Турпаля Начхоо. Укрытые от хищных соседей вековыми лесами и быстрыми горными речками, чеченцы долго жили спокойно и мирно, пока хищные кумыки, начавшие распространяться по Сулаку и Аксаю, не встретились с ними на Мичике. Тогда и кумыки, а вслед за ними ногайцы и кабардинцы — народы исконно воинственные, проведав о богатых соседях, сделали их предметом своих постоянных кровавых нападений и грабежей. Эти-то тяжкие обстоятельства, вечная необходимость защиты и отпора, по преданию, быстро изменили характер чеченцев и сделали пастушеское племя самым суровым и воинственным народом из всех племён, обитавших тогда на Кавказе. Но возникшее сознание собственной силы вызвало уже среди самих чеченцев хищнические инстинкты и не довольствуясь обороной, партии смельчаков их стали вторгаться к соседям и опустошать их земли. К этому периоду чеченской истории относится сохранившееся в народе предание о нашествии на них тавлинцев, под именем которых разумелись жители соседней с ними Горной Чечни. Это бывшие одноплеменники, завидуя их благосостоянию, огромным скопищем спустились к ним за добычей. Они вышли на равнину из Аргунского ущелья, где ныне крепость Воздвиженская и направились к ущелью Ханкальскому. Чеченцы не препятствовали их движению вперёд, показывая вид, что спешат укрыть в леса семейства и имущество, но то была только хитрость, позволившая им обойти врага и занять позицию в тылу его, у входа в Аргунское ущелье. Тавлинцы, видя, что им заграждено отступление, пытались пробиться назад, но мгновенно были окружены и рассеяны, причём большая половина их истреблена. На этой стадии развития политического и общественного быта застали чеченцев русские. Они нашли в них упорного, неукротимого врага, которого и физические силы и чисто демократические обычаи и весь образ жизни, словом, дышали войной и волей. Чеченец красив и силён. Высокого роста, стройный, с резкими чертами лица и быстрым решительным взглядом, он поражает своей подвижностью, проворством, ловкостью. Одетый просто, без всяких затей, он щеголяет исключительно оружием, соревнуясь в этом отношении с кабардинцами и носит его с тем особенным шиком, который сразу бросается в глаза казаку или горцу. По характеру чеченец имеет много общего с другими горными племенами Кавказа, он также вспыльчив, неукротим и легко переходит от одного впечатления к другому, но в его характере нет той благородной открытости, которая составляет характерную черту, например, кровного кабардинца, они коварны, мстительны, вероломны и в минуты увлечения опасны даже для друга. Собственно военные способности народа были невелики, но этот недостаток с лихвой вознаграждался у него необыкновенной личной храбростью, доходившей до полного забвения опасности. В аулах чеченцы защищались редко, разве случайно удавалось захватить их врасплох, обыкновенно они бросали дома на произвол судьбы, мало дорожа своими постройками, которые всегда могли легко возобновить при изобилии лесного материала. Но там, где были дремучие леса, овраги и горные трущобы, они являлись поистине страшными противниками. Русские войска, вступая в Чечню, в открытых местах обыкновенно совершенно не встречали сопротивления. Но только что начинался лес, как загоралась сильная перестрелка, редко в авангарде, чаще в боковых цепях и почти всегда в арьергарде. И чем пересечённее была местность, чем гуще лес, тем сильнее шла и перестрелка. Вековые деревья, за которыми скрывался неприятель, окутывались дымом и звучные перекаты ружейного огня далеко будили сонные окрестности. И так дело шло обыкновенно до тех пор, пока войска стойко сохраняли порядок. Но горе, если ослабевала или расстраивалась где-нибудь цепь, тогда сотни шашек и кинжалов мгновенно вырастали перед ней, как из земли и чеченцы с гиком кидались в середину колонны. Начиналась ужасная резня, потому что чеченцы проворны и беспощадны, как тигры. Кровь опьяняла их, омрачала рассудок, глаза их загорались фосфорическим блеском, движения становились ещё более ловки и быстры, из гортани вылетали звуки, напоминающие скорее рычание тигра, чем голос человека. Такими они были, по рассказам очевидцев, во время резни в Ичкерийских лесах и такими являлись всегда, когда имели дело со слабыми, расстроенными командами. Таким образом, чеченцы являлись, в сущности, в обыкновенном смысле этого слова, разбойниками, варварами, действовавшими на войне с приёмами жестоких и хищных дикарей. Кто-то справедливо заметил, что в типе чеченца, в его нравственном облике, есть нечто, напоминающее волка. И это верно уже потому, что чеченцы в своих легендах и песнях сами любят сравнивать своих героев именно с волками, которые им хорошо известны, волк — самый поэтический зверь по понятиям горца. «Лев и орёл, — говорят они, — изображают силу: те идут на слабого, а волк идёт и на более сильного, нежели сам, заменяя в последнем случае все безграничной дерзостью, отвагой и ловкостью. В тёмные ночи отправляется он за своей добычей и бродит вокруг аулов и стад, откуда ежеминутно грозит ему смерть… И раз попадёт он в беду безысходную, то умирает уже молча, не выражая ни страха, ни боли». Не те же ли самые черты рисуют перед нами и образ настоящего чеченского героя, самое рождение которого как бы отмечается природой, в одной из лучших песен народа говорится, что «волк щетинится в ту ночь, когда мать рожает чеченца». При таких типичных свойствах характера, понятно, что чеченец и в мирное время, у домашнего очага, выше всего ставил свою дикую, необузданную волю и потому никогда не мог достичь духа общественности и мирного развития. Естественно, что быт чеченцев отличался обычной простой, патриархальностью самых первобытных обществ, родовое начало было в нём преобладающим элементом и при том настолько сильным, что каждое общество, каждое селение жило своей особенной самостоятельной жизнью. Это были отдельные независимые мирки, в которых адат (обычай) заменял закон, а старший в роду был в одно и то же время военным предводителем, судьёй и первосвященником. Каждая деревня имела свои обычаи, сохраняла свои предания и старалась не иметь никаких общих интересов даже с соседними аулами. Но, конечно, столкновения были неизбежны и прямым последствием их являлись ссоры, оканчивавшиеся нередко убийствами и грабежами, потому что пылкий чеченец никогда не прощал обиды. Тогда начинался длинный ряд кровомщений, ведший к истреблению целых семей и даже аулов. Не лишнее сказать здесь, что обычай кровомщения, бывший причиной постоянных междоусобий в чеченской земле, был лучшим союзником русских, которые нередко прямо пользовались им, как средством бросить в страну семена розни и внутренней вражды. На почве именно обычая кровомщения выработался в Чечне, как и в других кавказских странах, особый, любопытнейший тип людей, называвшихся абреками. Название это обыкновенно присваивалось русскими всем отважным наездникам, пускавшимся в набеги небольшими партиями, но, в сущности, абрек есть нечто совершенно иное, это род принявшего на себя обет долгой мести и отчуждения от общества вследствие какого-нибудь сильного горя, обиды, позора или несчастья. И нигде абречество не принимало такого удручающего характера, как у чеченцев. Эти люди становились одинаково страшными и чужим и своим, отличаясь жестокой, беспощадной ненавистью ко всему человеческому. Слово «абрек» значит заклятый. И никакое слово так резко не высказывает назначения человека, разорвавшего узы дружбы, кровного родства, отказавшегося от любви, чести, совести, сострадания, словом — от всех чувств, которые могут отличить человека от зверя. И абрек поистине есть самый страшный зверь гор, опасный для своих и чужих. Абреки нередко составляли небольшие партии или шли во главе партий, перенося всю силу своей ненависти на русских. И встреча с ними войск неизбежно вела за собой кровопролитные схватки. Абреков можно было перебить, но не взять живыми. Такова была страна и таковы люди, трудная задача покорения которых лежала перед русскими. Но чтобы не ограничиться ничего не говорящими воображению определениями свойств чуждого народа, приводим рассказ, в котором, в картине набега, отражены бытовые черты чеченских племён, их взаимные междоусобия и недостаток внутренней племенной связи, мешавшие им направить всю силу своей непреклонной и дикой энергии против внешних врагов, уже стоявших на рубеже их родины. Чеченский набег. В той местности, которая теперь известна под именем Малой Чечни, в верховьях быстрого Шаро-Аргуна, среди дремучих лесов стояло некогда богатое селение Шары. Века прошли над ним с бедствиями войны и разорения, многочисленные народы приходили один за другим искать его гибели и реки крови своей и чужой были пролиты шарцами при защите родных лесов, за которыми они считали себя безопасными… И вот в одну бурную ночь цветущее селение погибло: остались только печальные развалины, стены рухнувших сакль, закоптелые, с провалившимися потолками башни, да чёрные обугленные пни деревьев, по которым время от времени вспыхивали и пробегали тонкие зловещие огненные змейки. Всю ночь бушевала страшная буря и свирепый пожар быстро совершал своё разрушительное дело. Под утро набежала тучка, но было уже поздно. Огонь, правда, легко уступил враждебной стихии и свившись в чёрные клубы дыма, прилёг к пепелищу, но всё уже было покончено с Шарами. Во время пожара никто не приходил спасать имущество, не было обыкновенных в такое время явлений: суеты, криков, беготни, тревоги. Шары сгорели спокойно, как жертва на костре, заранее лишённая жизни. Людей, по крайней мере живых, в то время там уже не было. И гордый аул не увидел восходящего над собою солнца. Шары были жертвой междуплеменной вражды. Раздоры между ними и одним из аулов карабулакских были древни, как само существование этих народов. Отцы заповедовали их детям, поколения — поколениям. И пробил, наконец, час возмездия — последний страшный час шарцев. Карабулаки, соединившись с ингушами, тёмною ночью прокрались через леса, в глубокой тишине, окружили Шары и по условному знаку, напали на сонных жителей аула. Короток, но беспощаден был этот бой, в котором все шансы были на стороне нападавших. Когда окончил своё дело меч, начал огонь, его всегдашний преемник. На утро не было и следов богатого селения. Союзники, в ожидании ночи, которая должна была скрыть их отступление, расположились станом на ближней возвышенности. Они захватили с собою всё, что могли: домашнюю утварь, скот, хлеб и прочее, а чтобы предохранить себя от всяких покушений со стороны неприятеля, так как часть шарцев могла избежать меча и огня, площадка холма была окружена окопом. Набег был совершён буйной шайкой. На Кавказе всегда было обычным делом, что два врага подавали друг другу руки и общими силами губили третьего, чтобы после снова начать резню между собою. Так было и тут. Цель похода была достигнута — и миру не было уже места в таборе союзников. С последним выстрелом проснулись все замолчавшие на время распри, их старые племенные и фамильные ссоры, забытые на короткое время набега, снова зашевелились и подняли свои сто голосов и сто языков. Главным предметом несогласий была, как и следовало ожидать, захваченная добыча. Словом, меновая торговля сделалась неизбежной потребностью шайки. Пока разбирались с добычей, пленницы, согнанные к одной стороне табора, сидели в углу, возле самого вала и оглашали стан печальным причитанием над родными покойниками, тела которых остались в глубине долины, там, где курились свежие, облитые кровью развалины. Тяжела и печальна участь кавказской женщины, попавшейся в плен, в руки неистовых варваров! В средине стана, где шёл базар и менялась добыча, стояли три или четыре намета горских предводителей. При каждом из них развевались значки из красной или синей материи и при каждом значке находился часовой, от бдительности которого зависела честь народа и войска, к которым он принадлежал. Один из этих часовых, усатый ингуш в огромной бараньей папахе, с накинутым на плечи нагольным тулупом, опершись о винтовку, стоял с ложкой в руке между кадушкой сливок и кадушкой мёду, в нерешительности, чему отдать предпочтение. Прочие сидели вокруг костра и один из них насаживал на рожон кусочки баранины, чтобы готовить шашлык. Но тут случилось обстоятельство, которое погубило и шашлык и кадушки. У одного из наметов стоял огромный рыжий бык, привязанный к колу, а возле развевалось раздражавшее его красное знамя. Бык трясся от ярости, бил и копал землю копытами и наконец, бешеным прыжком оборвал свою привязь. Знамя первым сделалось жертвой его ярости, за ним пострадали кадушки, шашлык и наконец, часовой, который возился с вертелом. Бык устремился далее. В это время обладатель кадушек, не успевший ничего отведать ни из той, ни из другой, в припадке гнева приложился из винтовки, грянул выстрел — и неприятель был ранен. Почувствовав боль, разъярённый бык ещё ужаснее заметался по табору, всё опрокидывая и сокрушая вдребезги на своём пути. После нескольких выстрелов, из которых часть попала в людей, бык, весь израненный, вскочил в огромный костёр и разбросал головни во все стороны. Одна из них упала на чьё-то тряпьё, которое мгновенно и вспыхнуло. Бывшие вокруг него, чтобы остановить пожар, разбросали впопыхах тряпьё и такое, которое уже тлело и подожгли остальную рухлядь. Пожар, раздуваемый сильным ветром, охватил весь стан. В суматохе не успели выхватить нескольких ящиков с порохом и холм потрясся от страшного грохота взрыва. Паника охватила весь стан. Ингуши и карабулаки с криком и проклятиями бросились в разные стороны, толкая друг друга и топча упавших. Счастлив был тот, кто целым очутился внизу, потому что бывшие сзади валили передних, топтали их в бегстве, путались и сами падали. Однако же нашлись смельчаки, которые, презирая опасность, возвратились, чтобы по крайней мере спасти то, что было подрагоценнее. Между тем наступила ночь и партия направилась в обратный путь. Напрасно предводители старались их унять, убеждая, что отступление требует глубочайшей скрытности и тишины, но набег окончился и никто больше не думал о повиновении. Партии приходилось прежде всего пройти густой лес, перерезанный множеством оврагов, без всякого следа точной дороги. Ночь была тёмная, дождь лил как из ведра и земля, растворившись, образовала непролазную грязь. Конным труднее было держаться вместе, чем пешим и потому они разбрелись по целому лесу: кто попал на тропинку, тот отправился сам по себе, а кто засел в овраге или застрял в кустах, тот выбирался, где и как ему было удобнее. И вдруг посреди лесной тишины зловеще грянул ружейный выстрел, за ним другой… Двое раненых присели, схватившись один за голову, другой за ногу. В шайке пошла суматоха и несколько винтовок ударили на удачу. Брань и крики ингушей послышались с той стороны, куда направлен был залп карабулаков. Да там наша конница, — заговорили пешие. — Кто же это стреляет-то? Но снова грянул выстрел, за ним опять другой и двое новых раненых опять опустились на землю. В шашки! В шашки! Живьём хватайте их! — кричали ингуши и карабулаки. И хотя все гикали во всю мочь, однако же лишь не многие сунулись вперёд, да и те воротились, потеряв одного убитым. После этого уже никто не счёл себя обязанным рисковать жизнью и на каждый выстрел шайка отзывалась только угрозами и криком. А тем временем два невидимых стрелка посылали пулю за пулей и редкий выстрел их не приносил новой жертвы. Заколдованный лес наконец окончился, шайка подошла к реке. Но вследствие сильного дождя, шедшего всю ночь, переправы не было. Одна конница с трудом перебралась вплавь, да и то потеряв несколько человек, унесённых течением воды. И вдруг из кустов выскочили два человека и кинулись рубить всё, что ни попало под руку. Испуганная неожиданным нападением, шайка метнулась в сторону и пока опомнилась, пока пришла в себя и сообразила, что нападающих только двое, те уже снова скрылись в кусты, а на песчаном берегу лежали следы их нападения — несколько изрубленных трупов. Утро наступившего дня было пасмурное, но не дождливое. Между развалинами сожжённого аула чернела сумрачная башня и из её бойниц кое-где пробивался дымок как бы от разложенного внутри неё небольшого костра. Там, погружённые в мрачные думы, сидели два человека, два героя нынешней ночи. Они одни пережили родной аул и справили по нём кровавую тризну. Не скоро оправились Шары от этого погрома, а когда оправились, то сотни других аулов уже лежали в развалинах, свидетельствуя всё о том же непокорном и строптивом духе чеченской земли, вносившем рознь и смуту во все её жизненные проявления и облегчавшем чуждым пришельцам овладение её недоступными лесными дебрями и горными твердынями. (ИСТОЧНИК — Книга — Василий Потто. Кавказская война. Том 2: Ермоловское время.) Как можно видеть, Потто приводит свидетельства того, что с древности чеченцы шароевцы и другие чеченцы жили в постоянной схватке, борьбе, напряжении, опасности, что формировало и закаляло их характер.
Чеченский сайт сообщает — (Рассказывает Марем Харсеноева) Край гор и древних башен… Сколько сказано о нём, сколько написано прекрасных, проникновенных стихов, песен, для скольких художников красота этих мест послужила музой, дарующей силу искусства! «Здесь в единое целое слиты день вчерашний и завтрашний день…» Эти слова поэта — точно о Шарое. Именно здесь проходит грань прошлого и будущего народа. Прошлого — того, в котором башни звались боевыми, а свист отчаянных горских сабель сливался с гортанным криком победы… Того, в котором горечь изгнания смешивалась со сладостью надежды на возвращение… И будущего — будущего без войн и потрясений. Сегодня в эти горы пришли мир и благоденствие. И мы поднимаемся по «серпантину» вверх, в Шарой, туда, где на самой вершине горы виднеется древняя полуразрушенная крепость с застывшей ныне в спокойствии боевой башней — по соседству с «пристанищем» служителей правопорядка и белеющей неподалёку школой. Несмотря на то, что долгий отрезок жизни мне пришлось жить «на равнине», я горжусь тем, что Шарой — моё родовое село, — говорит глава Шаройской сельской администрации Раиса Абаева. — Я часто размышляю о том, чем жили, что делали наши предки, сама и чувствую себя более сильной. Эти горы наполняют человека уверенностью в себе, дают силу и мужество… Здесь действительно чувствуешь себя совсем другим человеком. Юртда говорит так не без оснований: действительно, здешние горцы — люди особого склада души и характера. Чуть позже, когда мы будем стоять у подножия башни, Раиса покажет мне виднеющийся в горах дом, вокруг которого на километры — ни души… В том доме живёт Асет, немолодая уже горянка, которая однажды, без сожаления оставив блага цивилизации, вернулась на родовые земли. А теперь, после смерти отца, она одна содержит и усадьбу и целое, так сказать, животноводческое хозяйство в придачу. Вот только электричество туда мы провести пока не успели, — скажет мне Раиса. — Но скоро проведём, обязательно проведём, уже хотя бы из уважения к мужеству этой женщины. Раиса Абаева — хотя Шарой её родовое село — родилась в Ачхой-Мартановском районе, в селе Новый Шарой. Ведь после возвращения из депортации шаройцам не разрешили селиться в родных горах, а ослушавшихся — жестоко изгоняли на равнину. Именно там, на равнине и был основан Новый Шарой, где поселили вернувшихся из Казахстана и Киргизии шаройцев. Но наши отцы всё равно, минуя запрет властей, «поднимались» в горы, пытались восстанавливать в Шарое свои жилища, — продолжает рассказывать Раиса. — Те жилища горцев представители тогдашней власти сносили тракторами… Я слушаю рассказ юртда, а мой взгляд вновь и вновь устремляется за открытое окно её жилища — туда, где зеленеют горы, где взметнулась под облака боевая башня, где крылья гордой птицы эрзу рассекают голубизну такого близкого здесь неба — и думаю: «До какой же степени власть, именуемая „советской“, не понимала смысл и душу этого народа, который есть плоть от плоти этих гор — не понимала и не хотела понимать…». Не до запретов стало лишь во времена «парада суверенитетов» — великодержавную власть тогда одолели совсем другие заботы. И горцы вернулись в Шарой… Приехала в родное село и Раиса Абаева, по окончании пединститута работала в селе учителем — преподавала биологию, затем была назначена её директором. О состоянии школы и говорить не приходилось, — вспоминает юртда. — Нормальная педагогическая работа не велась, зато процветали всяческие обиды и разборки с родителями — не дай Бог поставить кому-то из учеников двойку! Тут же прибегали с претензиями… Первое, с чего начала вновь назначенный директор школы — это сплотила педагогический коллектив. Кому-то пришлось «объяснить», кого-то и «попросить» Учителя нашли общий язык с родителями, преобразилась и сама школа — был сделан капитальный ремонт. Здание школы каменное и продувалось всеми ветрами, — говорит Раиса. — Я обратилась к министру образования республики и когда делали ремонт; здание обшили сайдингом. А что же удалось сделать Раисе Абаевой на посту главы села и что она считает самым главным своим успехом? «То, что удалось сплотить, организовать сельчан», — считает юртда. А сами сельчане называют Раису — «наша железная леди». Что же касается обустройства села, то здесь приходится работать «на перспективу». А перспектива эта такова, что в столь отдалённом высокогорном селе, как Шарой, ясное дело, не предвидится в обозримом будущем строительства даже маломальского производства, которое могло бы принести в местный бюджет дополнительные средства, а также создать рабочие места. А ведь, чтобы село могло нормально развиваться, сюда нужно привлекать и молодёжь… А чем? И тут, по мысли юртда, должно сыграть свою роль наследие предков — Шаройский башенный комплекс, который относится к Аргунскому заповеднику и кое-что ещё… Ведь именно с развитием туризма — а показать в Шарое есть что! — и связывает Раиса Абаева развитие своего села. Наверное, потому и помогает она сельчанам возводить заборы не кирпичные, а из дикого камня — как в старину. Наверное, потому, а может в силу своей богобоязненности, юртда возрождает, заново оборудует в Шарое источник, который, по преданию, «пробил» посохом в земле один из живущих в этих краях эвлияов — и вода та целебная… Что касается памятника древней архитектуры, то здесь Раисе помог имам Ризван Дадаев — он был близким соратником Ахмат-Хаджи Кадырова, потому обратился напрямую к Президенту Чеченской Республики Рамзану Кадырову с просьбой о реконструкции комплекса — хотя бы частично. На сегодняшний день одна боевая башня уже восстановлена. И — чуть позже мы с историком Рамзаном Хаджиевым поднимемся к развалинам той древней шаройской крепости, откуда весь Шарой — как на ладони. Нас окружат залёгшие мягкими складками горы, тишина и — тени Вечности. Рамзан будет рассказывать о прошлом шаройцев — о войнах, сражениях, победах, рассказывать и о том, как ныне люди сохраняют это древнее наследие, реставрируя башни, приводя в порядок то, что разрушило безжалостное время. Затем он будет показывать мне древние петроглифы — «автографы» наших далёких предков. Я буду лишь молча слушать. А когда Рамзан ненадолго замолкнет, я подойду к руинам одной из башен и… И всех слов мира станет вдруг недостаточно для той, которая, приникнув щекой к порыжелым, замшелым камням боевой башни, точно слившись с ними всем своим существом — через Время и Вечность — будет слушать твой голос, Шарой… Марем Харсеноева. (ИСТОЧНИК — Сайт — ГРОЗНЫЙ-ИНФОРМ. Твой голос Шарой. («Вести республики»).)
«По некоторым чеченским преданиям шаройцы первично были выходцами из Нашха, древней прародины чеченских племён». К примеру, по преданию, селение Химой было основано неким Цулцой из Нашха. Цулца с семью сыновьями ушёл из района озера Галанчож, что находится на западе горной Чечни, спасаясь от кровной мести. Добравшись до ущелья, где сегодня располагается селение Химой, путники остановились на склоне горы, к западу от него. Здесь Цулца построил башню. Это место называется Цулца-гу, «склон Цулцы». Позже, закрепившись в этом ущелье, Цулца построил для своих сыновей на правом берегу Шаро-Аргуна семь жилых башен. Позже к ним переселились переселенцы из Нашха и других районов Чечни. В Средневековье селение Химой было настоящей крепостью, с боевыми башнями, окружённое со всех сторон высокой каменной стеной. Здесь пересекались дороги из западных и северных районов Чечни в Грузию, Дагестан, Чеберлой. «По другим некоторым чеченским преданиям, в шаройский ареал некогда давно переселялись также и орстхоевцы и аккинцы. Есть также и отголоски того, что в древности шароевцы считались частью аккинцев». При всём этом пишет интересные вещи в своей книге даргинский историк Уздият Башировна Далгат, она в своей книге пишет — Чеченские предания гласят, что от трёх братьев — Га, Ако и Шото, — образовались три общества: — Галгай, Ако и Шото; первое — в верховьях Ассы, второе — в верховьях Гехи, третье — в верховьях Чанти-Аргуна и Шаро-Аргуна, притоков Сунжи. От этих трёх обществ путем естественного роста и присоединения новых пришельцев образовались все остальные общества чеченцев, расселившихся на восток, север и запад. (ИСТОЧНИК — Книга — У. Б. Далгат. Героический эпос чеченцев и ингушей.) А эта информация, если подумать, хорошо согласуется с тем, что шароевцы вполне возможно в давние времена могли считаться частью аккинцев, кстати, про это есть и другая информация, но мы перейдём к ней немного позже.
Чеченский историк Леча Ильясов в своей книге пишет — ИСТОРИЧЕСКАЯ ОБЛАСТЬ ШАРОЙ ЛЕЖИТ В ВЕРХОВЬЯХ РЕКИ ШАРО-АРГУН, к востоку от чеченских обществ Чанти и Хачарой, к западу от Чеберлоя. Название её, вероятнее всего, связано с прилагательным «шера» — гладкий, плоский, которое в горных диалектах звучит как «шара». Оно может объясняться тем, что течение Шаро-Аргуна образует широкие ущелья с пологими берегами. Шарой состоял из нескольких десятков селений, крупнейшими из которых были Шарой, Химой, Хакмадой и Шикарой. Известный грузинский историк И. А. Джавахишвили связывал с топонимами Шарой, Шаро-Аргун этноним «сармат», который, по его мнению, звучал как «шармат». Но так как в греческом и латинском нет звука «ш», он был зафиксирован в античных источниках как «сармат». Селение Шарой представляло собой башенное поселение, состоявшее из трёх боевых и нескольких жилых башен, которые были расположены недалеко друг от друга, образуя неприступный заком. Промежутки между отдельными строениями защищались каменными стенами. По сути дела, это была настоящая средневековая крепость. Она находилась на перекрёстке важнейших дорог и занимала возвышенность, которая имела стратегическое положение. Жители Шароя имели возможность контролировать дорогу из Закавказья и Дагестана в Аргунское ущелье, а также в Чеберлой и Ичкерию. Из трёх боевых башен, сохранившихся до начала XX века, сейчас осталась одна. Бруно Плечке, бывавший в этих горах в 20-х годах, застал две боевые и несколько жилых башен ещё в относительно хорошем состоянии. Но жилые башни были взорваны в 1944 году, а одна из боевых башен разрушена при бомбёжке в 1995 году. Если Шарой являлся административным центром этой области, то селение Химой, которое находится в нескольких километрах к юго-востоку от него, было её культовым центром. Согласно полевым материалам, на окраине Химоя были солнечные часы, которые представляли собой круг из огромных камней, в центре которого находился высокий каменный столб. По всей видимости, это были не только часы, но и своеобразная обсерватория для наблюдения за движением солнца. По информации С. М. Хасиева, в древности, в определённый период развития культа солнца, у чеченцев был наложен запрет на наблюдение за солнечным светилом. И жрецы наблюдали за его тенью, считая тень ипостасью солнца. Подтверждением того, что Химой был культовым центром, может служить обилие петроглифов на сохранившихся средневековых постройках селения. Это и двойные спирали и кресты и круги. Но наиболее интересным является классическая свастика с прямоугольными концами. В таком виде она больше нигде на Кавказе не встречается, хотя в различных вариантах присутствует на стенах многих чеченских башен, в более древние времена — на кобанской керамике, затем в виде тамги на гончарных изделиях алан. В средневековье почти все селения Шароя были башенными, то есть состояли из жилых и боевых башен. Многие из них, особенно боевые башни, были разрушены во время кавказской войны, часть во время выселения чеченцев в 1944 году. Сегодня руины величественных каменных строений сохранились в селениях Шарой, Химой, Хакмадой, Шикарой. Современные дома с двускатными кровлями кажутся рядом с полуразрушенными каменными башенными постройками жилищами карликов. (ИСТОЧНИК — Книга — Леча Ильясов. Тени Вечности.)
Есть и другие интересные данные касаемо шароевцев. Чеченский историк Хасан Бакаев в своей книге подметил, что чеченцы называют осетин х1ирий, что напоминает по созвучию нам название одного из шаройских родов (тайпов) — кирий, кирий — х1ирий, в тоже время Бакаев отметил и то, что осетинский историк В. Абаев в своей работе объяснял, что в осетинском языке есть корни нахского субстрата, (до его иранизации), причём данный субстрат ближе именно чеченскому языку. Более подробно смотрите ИСТОЧНИК — Книга — Хасан Бакаев. Тайна Жеро Канта. Глава — Дорога Эров. В тоже время чеченский историк Хаджи Хизриев в своей книге писал — В осетинском языке сохранились все гортанные звуки чеченского языка, что ещё раз подтверждает кавказское происхождение осетин и чеченский субстрат осетинского языка. Антропологический материал также доказывает, что осетины, балкарцы и карачаевцы такие же чистые кавкасионы, как и чеченцы. (ИСТОЧНИК — Книга — Хаджи Хизриев. К вопросу о чеченцах в древности и средневековье.) Действительно это всё интересно, здесь напрашивается версия — «могла ли часть шаройских чеченцев из общины (тайпа) кирий, попав в древности под влияние иранского языка и утратив свой язык собственный, послужить тому процессу, что чеченцы стали называть данную часть х1ирий, таким образом некоторая часть иранизированных чеченцев шаройцев послужила основой в образовании осетинского народа, могло ли так быть?» А потом к примеру эта часть чеченцев шаройцев и вовсе утратила своё самосознание, они и совсем позабыли откуда они и кто. Конечно, мы не можем утверждать, что часть шаройских чеченцев в древности могла быть иранизированна и сыграть роль предков в этногенезе осетинского народа, но к примеру, в чеченском днк проекте Chechen-Noahcho-Dna-Project есть шаройцы G2, а в осетинском днк проекте FamilyTreeDNA — Ossetian DNA Project G2 составляет чуть ли не 80% осетинских фамилий, есть в чеченском днк проекте и осетин дигорец G2 про которого указанно — чеченский предок. Конечно, это лишь капля в море, так как тестов ещё мало, да и потом, у чеченцев помимо «конечно самой распространённой гаплогруппы J2» есть также G2 и чеченцы аккинцы и чеченцы вашандароевцы и чеберлоевские чеченцы и так далее. А нам интересна здесь версия именно следа шароевцев в этногенезе осетин, но с другой стороны нельзя забывать и то, что в чеченских преданиях не новость, что к примеру тем же шароевцам очень близки и чеберлоевцы и аккинцы. Кстати, чеченский историк Хасан Бакаев на своём канале Nahche World и то объяснял, что пообщавшись с учёным генетиком и руководителем чеченского днк проекта Пахрудином Арсановым выяснил, что оказывается по генетике очень много осетин происходит из нашхойской ветви чеченцев. Вообще в данной теме есть много параллелей, в теме той, что чеченский след однозначно так или иначе присутствует в этногенезе осетинского народа, к примеру можно сопоставить даже параллели в некоторых названиях, к примеру тот же чеберлоевский тайп (род) Садой и алагирское селение Садон, чеберлоевский тайп Ригахой и алагирское селение Регах, чеберлоевский тайп Дай и алагирское селение Дай (ныне: Даикау), чеберлоевский тайп Хой и алагирское селение Ход, шаройский тайп Хакмадой и алагирское селение Хаталдон и так далее. Всё это стоило бы исследовать. Это интересно. Касаемо генетики стоит отметить ещё один момент, касаемо осетинской гаплогруппы G2 русский учёный генетик Анатолий Клёсов объяснял что её возраст около тысячи лет. Но осетинский народ не может существовать всего тысячу лет, это полнейший абсурд, а значит, скорее всего гаплогруппа G2 была привнесена в осетинский этногенез сравнительно недавно, тем самым затмила предыдущую гаплогруппу которая была до этого. Кроме того она есть и у чеченцев, а теперь заметим одну деталь, если мы отнимем тысячу лет то практически вернёмся в 19-й век, в период большой кавказской войны горцев с царскими войсками, а в Турции сегодня находятся целые диаспоры высланных в то время адыгов, чеченцев, осетин. Что это всё нам говорит? А вот что! Возможно, на период большой кавказской войны, горцы, объединялись и жили смешанно, то есть, могла произойти следующая ситуация — возможно (к примеру) небольшая горстка адыгов (у которых по генетике тоже доминирует G2) переселилась в то время в многочисленную Осетию и многочисленную Чечню, они полностью исчезли и растворились в осетинском и чеченском этногенезе (который во множество раз превышал), но однако, передали свою гаплогруппу. Могла быть и такая ситуация, кстати по генетике у осетинского народа осетинская J2 имеет очень глубокие и древние корни, поэтому возможно раньше у осетин доминировала как раз именно J2! Которая сегодня доминирует у чеченцев и ингушей. Нельзя забывать и то, что в целом нельзя зацикливаться на одних гаплогруппах, потому что гаплогруппы могут и меняться, а подробный аутосомный генетический анализ часто показывает родство и общих предков и у носителей разных гаплогрупп. Кстати, есть ещё один момент, кто не знает, есть в генетике такая гаплогруппа — F, так вот, что самое интересное гаплогруппа F по генетике это предок и J и G и L и других гаплогрупп. От гаплогруппы F берут своё начало Y-хромосомные гаплогруппы G (M201), H (M69), I (M170), J (12f2.1) и гаплогруппа K (M9) со своими потомками — L, M, N, O, Q, R, S и T. То есть по сути, гипотетически, можно допускать, что на Кавказе носители и G2 и J2 и L и Q имеют так или иначе отдалённые родственные связи.
Кстати интересно, но от чеченских историков А. Адилсултанова и А. Сулейманова есть информация, что шароевцы в древности считались аккинцами. Чеченский историк А. А. Адилсултанов пишет в своей книге, что шаройцы имеют отношение к аккинцам, он пишет — Одна из групп аккинцев из общества Пхьарчхой, известная под названием «Шарой», освоила в течение XVI–XVII века плоскостные земли в низовьях Терека — по линии современных дагестанских селений — Хамаматюрт — Бабаюрт — Татаюрт — Шава и вплоть до реки Терек. В настоящее время от этой группы аккинцев почти никого не осталось. По свидетельствам старожилов, они были поголовно уничтожены царскими войсками, а остатки шаройцев ассимилировались среди других аккинских тайпов и кумыкских фамилий. Равнинные земли пхьарчхоевцев, освоенные отдельными аккинскими группами носили соответствующие названия: «Шарой-Мохк» (Земля (группы) Шарой), «Шебарлой-Мохк» и «ЧIонтой-Мохк». В настоящее время в памяти аккинцев (преимущественно пхьарчхоевцев) эти названия сохраняются. Вплоть до конца XVIII века среди местного населения представители аккинских групп Шарой и Шебарлой являлись профессиональными рисоводами. К сожалению, нам неизвестно количество выращиваемого ими риса, однако примечательно высказывание местных старожилов о том, что шароевцы и шебарлойцы снабжали и вполне обеспечивали потребности всех аккинцев в названном продукте. (ИСТОЧНИК — Книга — А. А. Адилсултанов. Акки и аккинцы в 16-18 веках. Сайт — Чеченское государство (Путь Ахмат-Хаджи). ЧЕЧЕНСКАЯ БИБЛИОТЕКА ПАШКОВА РОМАНА.) Чеченский историк А. Сулейманов, также в своей книге пишет — «Земли аккинцев-христиан (язычников)» — территория, лежащая от слияния реки Сунжи с Тереком до самого Каспийского моря. Название возникло в XV веке, когда по правому берегу Терека расселялись аккинцы-беженцы. По правому берегу Терека жили представители аккинского этнографического общества шарой. (ИСТОЧНИК — Книга — А. Сулейманов. Топонимия Чечни. НАЛЬЧИК. ИЗДАТЕЛЬСКИЙ ЦЕНТР ЭЛЬ-ФА. 1997 год.) Из этого всего можно заключить, что, видимо, шароевцы в древности считались частью чеченцев аккинцев. Возможно, у аккинцев ранее было и 3 подразделения, горные аккинцы, аккинцы-ауховцы и также аккинцы-шарой, аккинцы-шароевцы. При том учитывая то, что как считается по чеченским преданиям, что аккинцы (наряду конечно с другими чеченцами), но именно аккинцы сыграли самую большую роль в формировании арштхоевцев, (орстхоевцев, карабулаков), то видимо, было и четвёртое подразделение — аккинцы-карабулаки. И так далее. Но видимо со временем аккинцы-шароевцы и аккинцы-карабулаки сильно обособились.
Кстати, в среде некоторых чеченских тайпов, например в среде беноевцев, «известных наряду с другими тайпами в период большой кавказской войны горцев против царских войск как одних из очень непокорных и буйственных, понёсших большие потери», сохранились предания, что «в какой-то период имам Шамиль нашёл своё спокойствие и возможность скрыться у шароевцев. И находился имам Шамиль у шаройцев долгое время». Известно в обще-чеченских преданиях было и то, что «многие русские недовольные царской политикой в то время перебегали на сторону горцев и вступали в отряды имама Шамиля, они также самоотверженно как и горцы сражались против царских войск». Чеченский историк Хасан Бакаев на своём канале Nahche World также объяснял и то, что общество шаройцев судя по всему в древности было не маленьким по численности, а очень многочисленным, оно проживало во многих областях Кавказа. Причём Бакаев подмечал и тот факт, что грузинские историки считали что шаройцы связанны с кавказскими сарматами. Именно с «кавказскими» и никакими другими. (ИСТОЧНИК — Канал — Nahche World. Видео — Историк Хасан Бакаев: Имам Шамиль и котёл из Нашха. Шарой. Дзурдзуки. Выпуск 14.)
Свидетельство о публикации №224111701811