Jean-TarrouБуллит в два оборота

Глава первая, из которой станет ясно, что я не благородный герой
Фехтование на мечах
– Михеев! Мать твою, что с тобой сегодня?
Опускаю голову. Черт, я и сам не знаю, вроде и коньки заточены, и выспался-поел по режиму, но не катит. Совсем. Лажаю всю тренировку. Борисыч багровеет, и я с ужасом понимаю, что меня ждет. И точно:
– Остаешься еще на час! Будешь с фигуристами катание отрабатывать!
Вот же блииин, хуже не придумаешь. Пацаны хихикают, а я сгораю от стыда. Нет ничего ужасней, чем тренироваться среди фигурной мелкоты, на которую даже дунуть страшно.* Саня будет меня неделю подкалывать, гад.
Вздыхаю. Делать нечего. Помогаю собирать фишки и шайбы, пока все уходят в раздевалку, мне-то спешить уже некуда. Пока чистится лед, сижу на трибунах, с мрачной физиономией пережевываю бутерброд. Клюшка и шлем рядом, они мне не понадобятся. Можно было бы и форму снять, но это вдвойне унизительней. Не хватало еще натянуть на себя обтягивающее трико, как у этих недоразвитых худосочных не то мальчишек, не то девчонок. Один такой подкатывает ко мне. Волосы черные, ноги длинные, как у жеребенка, зеленоглазый одуванчик. Кривлюсь, отодвигаясь на край сиденья.
– Чего тебе?
Он вроде и не замечает, что общаться с ним не хотят. Улыбается, солнечно так, чуть стеснительно.
– А я тебя знаю! Мы в одном дворе живём.
Да неужели. Будто мне есть дело до какой-то мелкоты, живущей по соседству.
– Тебя на вкатку отправили?
Еще слово – схлопочет по башке. Неужели не видит, что я зол и раздражен?
– Не переживай. Вас много таких. В прошлый раз двоих семнадцатилетних прислали, я думал, они тут разрыдаются от горя.
Я усмехнулся, представив себе эту картину. Для меня, двенадцатилетнего подростка, это наказание хуже каторги, а для юниоров – вообще капец. Но мелкий не ехидничал, наоборот, вроде даже сочувствовал.
– Как тебя зовут?
Вот же прилипала. Но я уже немного успокоился, да и вообще, не умею долго злиться.
– Яр.
Мальчишка округлил глаза.
– Это Ярослав, что ли?
– Что ли.
Вроде как я теперь должен в ответ поинтересоваться его именем, но этот балаболка не стал дожидаться, протянул руку.
– А я Валентин.
– Мелковат ты для Валентина, – пожимаю узкую ладошку. – Больше чем на Валька не тянешь.
Он смеется, весело, всем лицом, а не только губами.
– Валек так Валек, я не против. Идем?
– Ну идем, Валек-Малек.
Сам не знаю, как так получилось, но у нас с мелким возникло что-то вроде дружбы. «Что-то вроде», потому что за пределами ледового мы не общались. Иногда виделись на остановке, и хоть жили в соседних домах, но тренировки по времени не совпадали. Мы редко пересекались в транспорте, и школы у нас были разные. Интересы вроде бы тоже, все-таки я старше на целых два года, и считал себя матерым взрослым мужиком. А Малек для меня – дите дитем, и не только по росту. Но теперь я уже не страдал, если меня отправляли в ссылку к фигуристам. Я занимался, наблюдая за Вальком, а когда он заканчивал свою разминку или получал несколько минут отдыха, мы просто катались рядом, иногда даже молча. И это не напрягало. Мне всегда было на удивление легко с ним. Может потому, что мы такие разные, и между нами не было конкуренции. Мне не приходилось что-то доказывать и отстаивать авторитет, как это было среди пацанов из команды. Мне просто нравилось чувствовать его рядом с собой.
Так продолжалось несколько месяцев. До того самого дня, пока вместе со мной в «ссылку» не отправили Саню, моего лучшего друга и главного соперника за лидерство. Я абсолютно спокойно познакомил его с Вальком и не придал значения мгновенно скривившейся физиономии. Сам же поначалу так же реагировал. Но я-то быстро разобрался, что мелкий – отличный пацан, и был уверен, что Саня тоже это поймет. Но этого не произошло. Друг злился и злобно пыхтел, пока мы с Мальком финтили между фишками.
– И чего ты возишься с этим придурком?
Я нахмурился. Мы вместе переодевались после тренировки, Саня раздраженно сбрасывал экипировку в одну кучу на полу.
– Он не придурок. Нормальный пацан, только что мелкий.
– Он же липнет к тебе, как жвачка. Смотри, скоро вместо хоккея будешь в паре с ним вальсы танцевать.
Саня ржал, в красках описывая, как я с Вальком в обнимку танчу на льду. Я стиснул кулаки. Тренировка окончилась дракой. Ну что ж, не впервой.
Только после этого эпизода прикалываться начали и все остальные. Не знаю, чего там Саня наплел пацанам, но мне уже задолбало кулаками выбивать из них дурь. И я с ужасом начал понимать, что теряю свой авторитет. Оказалось, что дружба с мелким фигуристом – это серьезное пятно на моей репутации брутального капитана.
Я рвал жилы, стараясь не попадаться на вкатку. А если это все-таки происходило, то игнорировал Валька, незаметно наблюдая за ним со стороны. И после каждой такой тренировки еще долго на душе кошки скребли. А он и не настаивал на общении. Если замечал, что я занят (или делаю вид), никогда не подходил. Понимал, что мы здесь не для болтовни, а для работы. Только мне от этого становилось еще хуже, я чувствовал себя настоящим говнюком.
Перед «Золотой шайбой» у нас начались предсоревновательные сборы, тренировки заканчивались позже обычного. И в один из таких вечеров, возле гардероба меня догнал Валек.
– Привет! Ты поздно сегодня. Пойдем вместе на автобус?
Смотрю на эту детскую мордаху, ресницы длиннющие, как у девчонки, шапка смешная, с помпоном на полголовы, а из-под нее черные кудряшки во все стороны.
И так хочется ответить: «Конечно, пошли». Но я слышу, как стихли разговоры за моей спиной. Не вижу, но чувствую ехидные улыбочки пацанов. И через силу выдавливаю из себя:
– Нет. Нам не по пути.
– О… – Валек замолкает, глаза становятся влажными, будто готов зареветь. Но только робко улыбается.
– Ладно. Может, в другой раз.
Надо было просто кивнуть в ответ. Но я же мужик, значит, буду рубить все одним махом.
– И в другой раз тоже не по пути.
Думал, он расплачется. Но мелкий только перевел взгляд мне за спину, понимающе ухмыльнулся. И прошел мимо, не глядя, будто я в один момент превратился в пустое место.
Было хреново.
Но еще хуже стало несколько недель спустя…
Я не забывал о нем. Старался загнать в самый дальний уголок памяти, но он и оттуда возвращался, заставляя мое сердце биться чаще. Я не понимал, что со мной происходит, извелся весь, скучал. А когда в очередной раз попал на вкатку, то шел туда, обмирая от предвкушения. Валька там не было. И на следующий раз тоже… Я постеснялся спрашивать у тренера фигуристов, куда он делся. И вообще посчитал, что так даже лучше, его не будет, и я наконец-то успокоюсь. Но Малек вернулся. Когда увидел его в холле – чуть не бросился обнимать. Едва сдержался. А потом как идиот полтора часа прождал, пока закончится его тренировка. Почти на том самом месте, что и два месяца назад, остановил его.
– Привет. Ну что, поедем вместе домой?
Я млел от его присутствия, сердце колотилось под ребрами и почему-то томно болело. Мне уже было пофиг на мнение парней и собственную репутацию. Я хотел быть рядом, видеть его, разговаривать. И чтобы он смотрел на меня так, как раньше. Я был уверен, что он простит. На меня никогда и никто долго не обижался. К тому же, это ведь Валек-Малек, самое добродушное создание на свете, он не злопамятный. Но мелкий сильно изменился. Побледнел, похудел еще больше, а зеленые глаза стали тусклыми, как болотная тина. Он едва скользнул по мне взглядом.
– Нам не по пути.
И отвернулся. А пока он уходил, я буквально слышал, как разбивается мое сердце. Горло сжало горьким противным спазмом, глаза защипало. Я заморгал, загоняя слезы обратно, и крикнул ему вдогонку:
– Ну и вали! Нужен ты мне! – Валька даже не обернулся, не ответил. – Да подумаешь, велика потеря. Обидчивый нашелся.
Последние слова я уже хрипел себе самому, мелкий ушел.
До конца сезона я его игнорировал. Только потом случайно узнал, что у Малька погибли родители. Он теперь жил с бабушкой, совсем в другом районе. И нам действительно было не по пути. Впервые за двенадцать лет жизни я чувствовал себя ничтожеством.
Примечания:
* Реальный факт)) Юных хоккеистов отправляют отрабатывать технику катания к фигуристам. И уж поверьте, для мальчишек нет на свете ничего унизительней и обидней.
Вкатка – тренировка на общую технику катания, без отработки технических элементов. Вкатка хоккеистов проходит без клюшки и шайбы, закрепляются навыки скольжения, выполняются ускорения, финты с обхождением препятствий и т.д. Понятное дело, на отработку программы фигуристов никого постороннего на лед не пустят, а на вкатку – пожалуйста.

Глава вторая, в которой новая встреча возвращает прежние чувства
С громкими криками вваливаемся в раздевалку. Мокрые, довольные, руки едва поднимаются, ноги гудят, но волны счастья, кажется, отражаются от стен и еще больше усиливают возбуждение. Наша команда только что вышла в полуфинал молодежного кубка страны. Результат охренительный, если учесть, что у нас большая часть состава – масочники[1]. Восемнадцать исполнилось только мне, нашему основному вратарю и новому игроку, пришедшему в начале года – Сереге Ярыгину.
Весь сезон мы боролись с ним за место в первом звене, но теперь даже это противостояние не мешает орать и стискивать друг друга в объятиях. Ошалевшие, довольные, мы лупили друг друга по плечам, готовые забыть и простить все прежние обиды.
Через пару минут появился тренер. Он никогда не заходит в раздевалку сразу, дает нам время накричаться и выплеснуть адреналин, и только когда мы возвращаемся в более-менее вменяемое состояние, он может приступить к разбору полетов.
Начинает с пинков. Так всегда, чтобы потом перейти к похвалам и закончить на позитиве. Мы замолкаем, стоит ему открыть рот. Наш тренер крут как Сталоне и дважды не повторяет. Мы именно так его и называем, конечно, между собой.
Достается в первую очередь новичку Пашке Пескареву. Он защитник атакующего типа, хорошо подключается к нападению, но из-за этого не всегда вовремя возвращается в свою зону. В защите не отрабатывает как надо, скорости не хватает. Рыжий опускает глаза, заливается малиновым румянцем. Мне тоже неприятно, все-таки Пескарь играет в моем звене, значит, и я вроде как виноват, не доглядел. Но Сталоне не акцентирует и не гнобит, позже он лично проведет работу с Пашкой, за это мы еще больше его уважаем. Не в его стиле унижать игроков перед командой. Дальше получает звено меньшинства за две пропущенные шайбы. Еще несколько замечаний в адрес второй тройки нападающих. А потом переходит к первому звену, мы особо отличились. До сегодняшней игры я был лидером по результативности, но, кажется, Серега меня догнал. На его счету сегодня гол плюс две результативные передачи, у меня только забитая шайба[2]. И вот это уже совсем не айс. Мало того, что влез посреди сезона, так еще сразу центральным нападающим первого звена. Поджимаю губы. Тренер нахваливает наше новое приобретение, а мне каждое слово как наждаком по нервам. И под конец вообще аут.
– На финальные игры Ярыгин выйдет вторым ассистентом[3].
Скриплю зубами, переглядываясь с Санькой. До этого момента он был единственным моим заместителем, и мы вполне неплохо справлялись. Зачем Сталоне понадобился еще один? Тем более в нашем же звене. Не иначе хочет попробовать Серегу в роли капитана на следующий сезон. Трындец. Мы так и стоим рядом, но от того благодушного взаимопонимания, которое было еще минуту назад, не осталось и следа. Поворачиваю голову, встречаюсь взглядом с новым конкурентом. Смотрит вызывающе, наблюдает за моей реакцией.
– Поздравляю.
– Спасибо. Постараюсь оправдать оказанную честь.
Еще и язвит, придурок. Ладно, это пока не конец. Наоборот, будет дополнительный стимул на тренировках. Мы еще посмотрим, кто первый номер в команде.
Расходимся по домам. Усталые, довольные, но никаких «отмечаний» не предвидится. Надо готовиться к финальным играм, а если тренер засечет нарушение режима – ****ец будет всем, и мне, как капитану, в первую очередь.
Следующие три дня отдыхаем. На самом деле, довольно условно. На лед нас не выпускают, но тренажерку и бассейн никто не отменял, надо разогнать лактат[4], как следует растянуть и восстановить мышцы. Ноги забиты, спина ноет, руки и плечи как каменные – непередаваемые ощущения. Нужно перетерпеть, главное сейчас не расслабляться, как бы ни хотелось просто лежать эти дни. Будет ещё хуже, и травму получить гораздо проще, если вернуться к полноценным тренировкам не подготовившись, поэтому продолжаем впахивать.
Исподтишка наблюдаю за Серегой. Он особо не рвется, не выпендривается. Не пытается понравиться всем и каждому. Но я вижу, что парни тянутся к нему. Особенно Пашка Пескарь. Может, потому что оба новички, а мы все уже годами тренируемся вместе. Санька тоже недоволен, что его полномочия теперь разделили с этим выскочкой. Он вообще очень ревниво защищает свою территорию, нелегко ему придется во взрослых командах, где каждый сезон приходят новые игроки, и меняются составы.
В тренажерный зал идем вшестером, остальные на массаже и в бассейне. Серега и Пескарев впереди, что-то весело обсуждают. Санька рядом со мной возмущенно пыхтит. А меня все это просто нервирует, только стараюсь не показывать виду.
Приступаем к разминке. Я не люблю беговую дорожку, предпочитаю кроссы в реальных условиях, а в зале обычно начинаю с эллипсоида или велотренажера. Один как раз освобождается, парень, работавший на нем, протирает поручни спиртовыми салфетками. Вытаскиваю из сумки полотенце и бутылку воды. Подхожу ближе и… замираю. Зеленые глаза смотрят прямо на меня, спокойно, выжидающе. Это не первая наша встреча за шесть лет, мы иногда сталкивались в коридорах или у выхода, но всегда отводили глаза, делая вид, что незнакомы. И я очень давно не видел его так близко, на расстоянии шага. Малек все еще был невысоким и тощим, но черты лица утратили детскую мягкость, теперь это был подросток с острым подбородком и высокими скулами. Я растерялся. И машинально поздоровался, чтобы сгладить неловкое молчание.
– Привет.
– И тебе привет, – он, кажется, тоже смутился. – Я уже закончил, можешь пользоваться.
– Спасибо.
Я не успел придумать чего-то более умного и продолжить разговор, Валек уже уходил на другой конец зала к балетному станку. Мне понадобилось еще какое-то время, чтобы привести в норму пульс и все-таки начать тренировку.
Стараюсь не смотреть в ту сторону, но все равно ощущаю его присутствие, ни на минуту не забывая, что он здесь. Анализировать собственные эмоции сейчас не было ни сил, ни желания. Наверное, я смог бы хоть немного успокоиться, если бы не Санька, нагнетающий обстановку.
Он откровенно стебался и посмеивался над группой фигуристов, которые отрабатывали какие-то движения у зеркал. Девчонки и парни, одетые в одинаковые короткие шорты и облегающие футболки вызвали живейший интерес. Но если большинство только молча пялились, то Санек ехидничал, ядовито подшучивая над всем, что видел.
– Как думаешь, зачем им такие облегающие тряпки? Ладно, бабам тело показать, а пацанам?
– Я думаю, что тебе пора прекращать трындеть и начинать тренировку. А то, я вижу, у тебя какой-то нездоровый интерес к парням в коротких шортах.
Обиделся. А мне похер, хоть минута покоя. В итоге проигрываю борьбу с самим собой и начинаю потихоньку наблюдать.
Мелкий выделяется на фоне остальных. Возможно я не могу судить объективно, но из всей группы именно он притягивает взгляд. Не знаю, как это объяснить. Его движения стремительные и одновременно очень плавные, гармоничные. Прыгает выше, тянется легче, чем остальные. И если по виду его товарищей можно понять, как тяжело им даются эти поддержки, растяжки и переходы, то Малек будто скользит и порхает, выполняя их с изящной легкостью. Но это обманчивое впечатление, я вижу, что его майка промокла насквозь, а влажные волосы липнут ко лбу. Он впахивает и потеет наравне со всеми. И в то же время сохраняет отстраненность. Не общается и не улыбается в отличие от других, даже в перерывах между подходами просто наблюдает, не пытаясь завязать разговор.
Каждое движение оттачивается до совершенства, постоянная фиксация поз и положений ног или рук. Десятки и десятки повторений. Знакомый подход. Только если у нас до автоматизма доводятся удары и перекаты – у фигуристов это бесконечные смены положения тела. Это изматывает. Теперь становится понятно, почему на них эта облегающая одежда: они должны видеть себя, каждый сантиметр собственного тела, каждый нюанс того, какими их будут оценивать судьи. Любуюсь Мальком. Не могу сказать, что он похож на девочку, как раз наоборот, фигура у него вполне мальчишеская, плечи, спина, всё как надо, только мышцы не такие, как у меня, а словно вытянутой, балетной формы. Ноги эти длиннющие… Уфф, куда-то не туда меня понесло.
Перехожу к силовым упражнениям, сегодня работаю на шестьдесят процентов от максимума, в поддерживающем режиме. Напряжение недостаточно сильное, чтобы я мог полностью сосредоточиться на своей тренировке и не смотреть куда не надо.
Фигуристы заканчивают раньше нас. Краем уха слышу, что им еще на лед сегодня. Нифига ж себе. Это после часа спецподготовки? Конечно, у нас тоже бывают ударные дни, но куда этим худосочным такие нагрузки?
Когда зал остается в нашем распоряжении, тренировка идет активнее. Ясно, что не я один отвлекался. Санек прекратил психовать, дальше работали рядом.
Домой я уходил в странном настроении. Эта неожиданная встреча всколыхнула воспоминания и мысли, которые я предпочитал держать при себе. Но с самим собой я постараюсь быть честным. Малек нравится мне. Всегда нравился. И если бы он был девчонкой, я бы знал, что делать. Но он парень. И даже несмотря на это, когда я слышу от кого-то словосочетание «первая любовь», я всегда вспоминаю о Вальке. Не о девчонках, десяток которых перебывало со мной, а именно о нем, мелком парнишке с зелеными глазами. Моя первая странная влюбленность пришла ко мне в двенадцать лет, и тогда у меня не хватило опыта и ума, чтобы понять и как-то справиться с собой.
За шесть лет я должен был перерасти это и успокоиться. Наверное, если бы наше общение не прервалось тогда так резко, я бы "переболел" этими чувствами, и мы могли бы остаться друзьями. Но ситуация между нами так и осталась неразрешенной, словно оборванной на полуслове. И это до сих пор мучило меня. А его? Трудно понять что Валек чувствовал, о чем думал. В этом парне мало осталось от того Малька, который так взбудоражил мои первые мальчишеские чувства.
Этот раздрай, поселившийся в моей душе, мне совсем не нравился. Надо думать о финальных матчах, о том, как сохранить свой статус и авторитет в команде, все остальное второстепенно.
Привычно загоняю ненужные эмоции поглубже, переключаю мысли на тренировки и подготовку к игре.
Примечания:
1. "Масочники" - игроки, не достигшие 18-ти лет, играют в маске, закрывающей лицо
2. Подсчет очков игроков нападения ведется по системе гол+пас. За каждую забитую шайбу или результативную передачу (с которой был забит гол), игрок получает одно очко. Их количество определяет лучшего нападающего.
3. Капитан команды - игрок, наделенный особыми полномочиями, имеющий право на разбирательство с судьями. Назначается в начале сезона общим голосованием команды и тренеров. Обозначается Буквой К (С) на груди.
Ассистент - полевой игрок, выполняющий функции капитана, если того нет на площадке (удаление, травма и т.д.) Их может быть не более двух в команде. Обозначается буквой А на груди.
По международным правилам А - это альтернативный капитан (alternate captain), и называть его ассистентом некорректно. Но в нашем обиходе это определение уже настолько укоренилось, что даже комментаторы по ТВ говорят именно так.
4. Лактат или молочная кислота - продукт распада глюкозы под действием анаэробного обмена. Именно она вызывает характерное жжение и боли в мышцах после интенсивных нагрузок. В умеренном количестве полезна для роста мышц, но ее избыток приводит к онемению и потере эластичности мышечных волокон, что влечет за собой надрывы и травмы.
Глава третья, доказывающая, что возраст ума не прибавляет
Мы не начали общаться после той судьбоносной встречи в тренажерном зале. Да, впервые за шесть лет поздоровались друг с другом, но до нормального разговора так и не дошло. Правда теперь мы хотя бы кивали друг другу, если случайно встречались. Я оставил все свои мысли и порывы до лучших времен, решив, что вернусь к этому после окончания сезона, а сейчас нужно сосредоточиться на подготовке. Но, как говорится, благими намерениями…
На выходных у нас было особое время на арене, так называемый «общий лед», когда ни одна из секций не занимала площадку, но приходить и тренироваться могли все. Прошлые сезоны эти несколько часов отдавали нам, хоккеистам, так как у нас больше всего людей, и нужно было еще готовить дубль, отбирать новых кандидатов. А в этом году тем более мы надеялись, что лед будет нашим. У нас ведь полуфинал через неделю. Каково же было удивление (разумеется, неприятное), когда выяснилось, что одновременно с нами явилась группа фигуристов. Мы так и застыли, охреневшие от такой наглости. Мало того, что заняли всю площадку, так еще и ворота поснимали!
– И что за херня здесь происходит?!
Звучный голос Санька перекричал даже музыку. Тренер фигуристов подъехал к Сталоне, что-то коротко ему объяснил. Мы напряженно наблюдали за переговорами, но результаты нас не порадовали. У малохольных Чемпионат Республики через месяц, лед они не уступят, надо готовиться, но согласны отдать нам половину площадки. А нахрена нам половина?! Как мы будем связки отрабатывать?! Ни раскатиться, ни пасовать нормально не получится.
Главные тренеры ушли к методисту, чтобы попытаться согласовать расписание, а мы остались под присмотром ассистентов. Не обращая на них внимания, все собрались в центре площадки, злобно зыркая глазами. Я тут же нашел взглядом мелкого, ухмыльнулся ему, но в ответ получил только презрительную гримасу. Конечно, массой и количеством мы давили, но фигуристы сдаваться не собирались, застыли жалкой кучкой, лапки на груди сложили, всем видом давая понять, что уступать не намерены. Как капитан я решил взять миссию переговорщика на себя.
– Предлагаю договориться по-хорошему. Вы уступаете нам площадку сейчас, а мы отдаем вам лед после финала.
– А вы сначала дойдите до этого финала.
Кто это такой смелый? Мрачно смотрю на пигалицу ростом метр сорок. Где ж они таких гномов набирают?
– Кто-то сейчас договорится, что вообще вылетит отсюда.
– Уж не ты ли меня выкинешь, дылда? Я не для того с пяти лет жилы рву, чтобы за месяц до первого взрослого чемпионата уступать лед стаду неповоротливых буйволов!
И понеслось…
Крики, ругань, издевки, хорошо еще до рукоприкладства не дошло, закатали бы этих хоббитов в площадку. Кое-как угомонил своих, судорожно пытаюсь придумать, что делать, как решать проблему?
И тут мой мелкий с задних рядов голос подает.
– Предлагаю поединок. Один на один.
Я прям не знаю, смеяться мне или плакать. Какой поединок, деточка?
– Попробуем за неделю научиться какому-нибудь элементу из вида спорта друг друга. Так и поймем, чей сложнее и кому тренировки нужнее. А в следующую субботу проверим. Проигравший уступает лед победителю до конца сезона. Согласен?
А глазищи зеленые так и сверкают. Это он меня так провоцирует? Дает понять, кому придется выполнять какую-то фигурную хрень. Ясно же, что я не пущу к нему кого-то из своих, сам буду отдуваться. Но я ж в таком случае и с него не слезу – заставлю нацепить полную экипировку.
– Так что за элемент, Малек? – принимаю вызов. Девчонки ахают, с восхищением взирая на своего тощего спасителя, победителя драконов-хоккеистов. – Имей в виду, я ласточки-кораблики делать не буду.
Мелкий прищуривается, и у меня уже появляется понимание того, что я встрял и не слабо.
– Двойной сальхов. Самый простой прыжок, реберный, не придется прыгать с непривычных тебе зубцов.
Ага, значит тоже хочет увидеть меня в фигурных коньках. Может, еще и шортики свои предложит?
Я задумался, что бы такое поставить в противовес. Реальное, но не слишком легкое.
– Буллит. Выход один на один с вратарем. Так и быть, вместо профессионального воротчика станет кто-то из полевых, чтобы был шанс забить.
– Идет!
Ребята загалдели, Лекс разбил. Я только на секунду успел сжать твердую ладонь. Показалось или действительно почувствовал мелкую дрожь? Только вот его или свою…
С горем пополам потренировались, теснясь на одной площадке. Издевательство, а не катание. Договорились с Вальком, что начнем с завтрашнего дня после его вкатки. Он обещал найти фигурные коньки сорок второго размера. Блин, это придется второй комплект формы тащить с собой. Хорошо еще можно обойтись без облегающих трико, достаточно просто удобной спортивной одежды. Вполне довольный собой я вышел из ледового, но уже подходя к остановке, понял, что я все-таки дебил.
Еще сегодня утром убеждал себя, что нужно сосредоточиться на деле и по возможности избегать общения с мелким, так как слишком сильно он влияет на мой внутренний самоконтроль. У меня игры, у меня учеба, которую я совсем забросил, а сессия через месяц. С одной стороны, Серега, новый конкурент, с другой – Санек, который на себя не похож в последнее время… А теперь я сам напросился на новую встречу с Вальком и доволен этим. Ну не идиот ли?
Но от спора отказываться уже поздно, и на следующий день я прихожу на площадку аккурат к окончанию вкатки фигуристов. У меня была своя тренировка в первой половине дня, так что можно приступать без разминки. Народ расходится, у нас есть минут сорок до следующей группы. Конечно, Семеныч будет ругаться, что после нас снова лед чистить, но он мужик мировой, можно договориться. Мелкий ждет меня, отдает коньки, и пока я переодеваюсь, читает лекцию по поводу нагрузок на суставы. А то я сам не знаю, как лед «бьет» по коленям. Можно подумать, мы со всей своей экипировкой пешком ходим. Валек видит, что я его не слушаю, вздыхает и отходит. Пока есть возможность, хочет еще раз прогнать свою программу.
Я не задумывался о его предостережениях до того самого момента, пока не нацепил эти идиотские коньки с зубьями[1]. Вроде то же скольжение, но совсем иначе ощущается нога, голеностоп зафиксирован, вся поза другая, спина, плечи напряжены. Непривычно, некомфортно. Но спор есть спор.
Ухмыльнулся, выкатил, красавец такой, выхватывая взглядом Малька, и с первого же шага цепанул носком лед, чуть не упал. Блять! И мелкий лыбится, зараза. Все видел. Ладно, хоть ума хватило не комментировать. Подъехал, за руку схватил, тащит за собой.
Несколько кругов так и откатали – держась за руки как малые дети. Молчу, привыкаю. Мелкий тихо объясняет, показывает, как ногу ставить, на зубьях не спотыкаться. И меня неожиданно накрыло воспоминанием. Он был еще мельче и все так же едва дотягивался макушкой до моего подбородка. Мы катали по кругу, показывая друг другу только что разученные финты. Он крутил какую-то простенькую дорожку шагов, я – развороты с носка и перескоки. Было весело. Мы хохотали друг над другом и хвастались, но так, по-доброму, без зависти или борьбы. Как давно это было… еще до того, как чужое мнение стало важнее, чем собственная симпатия и желание быть рядом. Так стыдно. Я годами старался подавить в себе чувство вины за то, как поступил с ним тогда. Помнит ли мелкий об этом? Искоса смотрю на него. Лицо расслаблено, улыбается. Нихера он не забыл, я в этом уверен.
      Незаметно вздыхаю, привычно абстрагируюсь от посторонних мыслей. Думаю только о тренировке, позвоночник звенит, мышцы напряжены, потрясающее ощущение – чувствовать свое тело, контролировать каждый сустав, каждое движение. Ощущаешь себя властелином собственной вселенной. И теперь моя вселенная должна впахать как следует, показать этой тощей мелкоте, что настоящий хоккеист может не только лупить по шайбе…
– Ну что, готов?
– Ага…
Сначала показывает сам. Выглядит очень просто и легко, небольшая дуга, замах, руки плотно к телу, оборот… второй… и-и-и мягкое приземление с выездом на одной ноге. Улыбаюсь. Вот же балеринка мелкая. Поднимает мои руки, показывает, как правильно прижать их к корпусу, «скомпоновать» тело как можно ближе к оси вращения, только так получится сделать оборот. Меня немного нервируют все эти касания. Но молчу, вижу, что у них так принято. Хоккей гораздо более контактный вид, только от прикосновений моих друзей-товарищей не щекотка пробирает по всему телу, а, как правило, шатаются зубы и остаются синяки. Мелкий же постоянно трогает, направляет, чуть прикасаясь, и как ни странно, мое тело «слышит» эти едва ощутимые указания, реагирует так, как ему надо.
Сначала тренируем положение рук. Замах, прижать, выезд, руки в стороны, это поможет удержать равновесие и задать нужное направление. Ничего сложного. Продолжаем без отрыва ног от опоры. Вроде получается. Все-таки межмышечная координация у меня развита прилично. Мелкий кивает, теперь пробуем сделать правильный замах, оттолкнуться ото льда и прокрутить хотя бы один полный оборот с выездом, а не приземлением на задницу.
Падаю. Второй, третий, десятый раз. ****ец какой-то. Башка уже кружится от этих вращений. Как можно вообще приземлиться на одну, блять, ногу, когда твои мозги расплющивает о черепную коробку, а желудок, кажется, подлетает к самому горлу?! И колени! Бля, как же это больно. Мелкий хмурится, но молчит. Никаких издевок и подколок, сосредоточенно наблюдает за моими потугами. А я упертый хрен, дыру тут пробью во льду, но сделаю!
– Все, достаточно!
– Что? – встаю, в очередной раз плюхнувшись на избитый зад. Во рту привкус крови, прикусил щеку. Неужели и фигуристам нужна капа?[2]
– Я еще не сдался!
Мелкий глаза выпучил.
– Ты что, думал, с первой же тренировки получится?!
Молчу. Ну да, именно так и думал.
Валек только головой покачал, махнул рукой, чтобы следовал за ним. Ноги чуть двигаются, такое ощущение, что за час постарел на полтинник, колени дрожат и, кажется, сейчас скрипеть начнут.
Присели на скамейку, ноги вытянули, мелкий достал бутылку воды, отдал мне. Пить хочется зверски, я бы всю за три глотка выдул, да совестно стало, этот же тоже умаялся. Вернул ему половину. А он на меня и не смотрит, дергает шнурок на байке.
– А ты вообще знаешь, какие нагрузки в момент прыжка? У профессиональных фигуристов скорость вращения запредельная – шесть оборотов в секунду. Для сравнения, так же вращается колесо автомобиля на скорости пятьдесят км в час или барабан стиральной машины на отжиме.
Я молчу. Вот честно, даже не задумывался. Шесть оборотов в секунду! Ну да, мои мозги так себя и ощущали – как в барабане стиральной машины. А Валек спокойно продолжал объяснять, какой я олух:
– Такая угловая скорость вызывает центробежное ускорение до десяти джи. Ты можешь себе такое представить? Космонавт во время взлета испытывает пять-семь джи, а подготовленный лётчик во время перегрузки девять джи через секунду просто теряет сознание. Конечно, и мне, и тем более тебе, до профессионалов далеко, но ты должен понять, насколько серьезные здесь нагрузки. Спор есть спор, и я от своего слова не отказываюсь и буду тебя учить. Только не забывай, что в момент приземления твои восемьдесят килограмм ударяют по суставам как полтора центнера. Так что, давай без фанатизма, ладно? Продолжим во вторник.
Мелкий встает, забирает с собой полотенце и бутылку. А я сижу, туплю, пытаясь переварить то, что только что услышал.
– Эй! – останавливаю его на пути в раздевалку. – А почему не завтра?
И только теперь он позволяет себе язвительную усмешку.
– А вот это, дружочек, ты поймешь утром.
Это типа была угроза сейчас?
***
Утро.
Чтоб. Я. Сдох.
Я знаю, что такое перегруз. Я знаю, что такое забитые мышцы до судорог во время сна. Я знаю, как приводить организм в норму после тяжелых нагрузок, и накануне вечером был и контрастный душ, и растяжка, и массаж с согревающей мазью. Но при всем при этом, встать самостоятельно я не смог. Ругаясь и скуля сквозь стиснутые зубы, дополз до ванной, долго отмокал под горячими струями, разминал мышцы, а потом шипел, врубив на полную мощность холодную воду. В итоге, опоздал на первую пару, ходил как инвалид. Ребята стебались и ржали надо мной, я только отбрехивался, пока меня не увидел Саня.
– Что-то подозрительная походка у тебя после свидания с мелким пидором.
Парни притихли. Шутки шутками, но такого откровенного дерьма никто себе не позволял. Меня уже начинало нервировать это странное отношение, я перестал понимать, что происходит с моим другом.
– Ты хлебало-то завали. А то я смотрю, неравнодушен к чужой ориентации.
Его глаза наливаются красным, и я стискиваю кулаки. Сколько раз мы вот так друг из друга дурь выбивали…
– Брейк! – между нами вклинивается Серега. – Делайте что хотите, но не здесь. Еще не хватало, чтобы Сталоне узнал. Получите отстранение, оба.
Смотрю на Саню поверх Серегиного плеча. Понимаю, что он прав, надо остыть, только видит Бог, лучше бы мы подрались тогда…

Глава четвертая, в которой я делаю неутешительные выводы о себе, любимом
С Саней не разговариваем. Серега пасет меня, чтобы не сорвался. Нашелся, блин, воспитатель. Можно подумать, если я решу устроить разборки, он сможет меня остановить. Настрой – хуже не придумаешь, а ведь в пятницу у нас полуфинал.
Напряжение держится всю тренировку. Сталоне думает это мандраж перед игрой, не объяснять же, что капитан и первый ассистент в стадии холодной войны, которая в любой момент может привести к боевым действиям. Второй ассистент у нас нейтральная сторона и буфер одновременно.
Вымотанный, возвращаюсь домой, падаю на кровать и засыпаю, кажется, еще до того, как голова касается подушки.
На следующий день все повторяется. На парах сижу с Пескарем, Санька вообще прогуливает половину лекций. Спецподготовки сегодня нет, только вкатка. Ну и ускоренный курс фигурного катания с Мальком. В этот раз, наученный горьким опытом, я долго разминаюсь в зале, как следует разогреваю мышцы. Даже пробую прыжки с поворотом, как это делал мелкий в тренажерке. Удивляюсь его прыгучести, с места даже один оборот сделать очень сложно.
Валек ждет меня все с той же легкой улыбкой. И я не могу на нее не ответить. Мне хорошо оттого, что он рядом, его присутствие ослабляет колючий узел в груди. Впервые за два дня чувствую себя раскованным, живым. Сегодня все получается гораздо лучше. С очередной попытки я даже смог удержаться на ногах. Валек радуется как ребенок. Смешной, ему же хуже будет, если я выполню этот прыжок. Но в этом он весь – добрый и независтливый. Не то что я. Когда мне несколько раз подряд удается приземление и даже какое-то корявое подобие выезда, мы заканчиваем. У Валька своя тренировка, а я еду домой. Улыбаюсь всю дорогу как кретин.
В среду уже он приходит на нашу вкатку, ждет, пока мы закончим, наблюдает. А я нервничаю, сам не понимая почему. На наших тренировках постоянно крутится толпа людей, куча девчонок, которые не прочь замутить с хоккеистами. Парни этим пользуются напропалую. Да и я, бывало, чего уж там… Только в отличие от некоторых пацанов, я границ никогда не перехожу и помню о приоритетах. Хоккей для меня на первом месте. Да и вообще, разборчив в связях. Я не обладаю какой-то супер-внешностью, обычный парень, с неприметными русыми волосами и серыми глазами, никаких особо привлекательных черт во мне нет. Но статус капитана команды сразу добавляет мне очки, и если говорить откровенно, я могу выбрать любую из тех, кто приходит сюда посмотреть на нас. Это очень легко может вскружить голову.
Когда я чувствую, что меня несет куда-то не туда, всегда вспоминаю случайно услышанный разговор двух тренеров детской сборной, начинавших вместе с нашим знаменитым игроком Михаилом Ковригиным. Он уже третий сезон играет в одной из лучших команд НХЛ[1]. Точно не воспроизведу, но смысл примерно такой: «Пока мы баб ****и, Миха кроссы бегал. Где теперь мы и где он». Это была моя планка, которую я держал.
Понятное дело, мои планы на будущее простирались гораздо шире, чем несметное количество девчонок в постели. И даже когда очередная подружка сидела на трибунах, я никогда не нервничал, на время игры или тренировки просто забывая о ее существовании. С мелким так не получалось. У меня горели уши и зудела спина, я постоянно ощущал его взгляд и млел от этого.
После окончания тренировки большая часть ребят разошлась по домам, но некоторым стало любопытно посмотреть на фигуриста с клюшкой в руках.
      Был соблазн сразу заставить его нацепить экипировку. А это почти шестнадцать килограмм прибамбасов, которые надо таскать на себе минимум час игрового времени. Но я помнил, как учил меня Малек, по-доброму, без издевок. Я решил, что и сам буду внимателен и мягок с ним. Помог правильно зашнуровать коньки, прокатил с ним пару кругов, выставив фишки. Не решился взять его за руку, хотя очень хотел. Но за нами внимательно наблюдали парни, и я постеснялся. Потом попробовали обычное ведение шайбы. Малек неловко держал клюшку, пытаясь приспособиться к непривычному хвату. Я поправлял и подбадривал.
      Незаметно к нам присоединились остальные, начали что-то советовать, помогать. Валек смущенно улыбался, тихо переспрашивал, если было непонятно. И я с ревностью отметил, что не один такой впечатлительный, он всех буквально заворожил. Мелкий не манерничал, не вел себя как девчонка, нет, мы воспринимали его как парня. Но что-то было такое в его жестах, осанке, во всем его облике, что просыпались инстинкты защищать и оберегать. Валек был похож на изящного эльфа, за обманчивой хрупкостью которого угадывалась немалая сила. И это действовало на парней, заставляя краснеть и заикаться, не сводя с него глаз.
      Я психовал и злобно зыркал на всех, пока не встретился с понимающим взглядом Сереги. Этого еще не хватало. Кажется, я сам только что дал ему зацепку, как можно сместить меня с места капитана.
Отворачиваюсь, мысленно встряхиваю себя и начинаю работать.
Как итог – хоккеист из Малька не лучше, чем из меня фигурист. С горем пополам в пустые ворота он попадал. Выезжал, конечно, красиво, мы все пялились на его длиннющие ноги, но эффективности было маловато. Когда поставили в ворота Ромку, самого низкорослого из нас, Валек даже не смог его обвести. Хотя Ромка стоял как истукан, шайбу не ловил и вообще старался не двигаться, давая Мальку возможность пробить в любой угол. Казалось, будь его воля – он сам себе эту шайбу и закатит, только бы не расстраивать мелкого. Хреновый, короче, из Ромки вратарь.
Заканчивали тренировку вдвоем. Парни разошлись, пока мы собирали инвентарь, снимали ворота, освобождая площадку для ресурфейсера[2].
Переодевались тоже вместе. Я старался не смотреть в его сторону и сбежал в душ, как только он оттуда вышел. Уединение раздевалки давило, словно повышая чувствительность оголенных нервов. Надо сбить эту гнетущую тишину.
– У нас полуфинал в пятницу. Придешь?
Валек складывает в сумку одежду. Руки на секунду замирают.
– Нет.
Хмыкаю. Нет так нет. Хотя обидно, конечно…
– В пятницу годовщина по родителям. На кладбище пойду.
Роняю на пол полотенце. Смотрю на Валька, а у самого будто дыра в груди образовалась. Медленно подхожу, присаживаюсь перед ним на корточки. Он смотрит удивленно, когда я забираю из его рук одежду и мягко сжимаю тонкие ладони.
– Мне очень жаль. Я опоздал с этим на шесть лет, но хоть сейчас скажу, как сочувствую твоей потере.
Валек прерывисто вздыхает, но лицо остается спокойным.
– Спасибо. И не переживай, я уже справился с этим.
– Если тебе что-нибудь понадобится…
– Прекрати. Мне ничего не нужно.
– Валек, я просто хочу помочь.
– Вот только не надо, ладно? В хоккей играют настоящие мужчины, конечно. Только не думай, что в фигурном катании мямли и плаксы. Со своими проблемами я привык справляться сам!
– Я не понимаю, почему ты злишься.
– Меня злит твой покровительственный тон и жалостливый взгляд. Ты думаешь, что сейчас в этой раздевалке только один мужчина. А второй так, недобаба.
– Валек, я никогда так о тебе не думал...
– Я видел, как ты на меня смотрел. Будто меня нужно защищать ото всех, а я сам на это не способен. Ты даже не знаешь, с чем мне приходится сталкиваться и справляться ежедневно. И не представляешь, каково это, когда тебя постоянно гнобят за то, чем ты занимаешься. В моем классе куча придурков, которые считают меня педиком и шлюхой из-за того, что я танцую на льду, а мои костюмы для соревнований оскорбляют их гопарьский вкус. Я не знаю, откуда такая ненависть, но ни дня не могу припомнить, чтобы мне спокойно удалось отсидеть уроки и не побитым вернуться домой! И я никому об этом не говорю, а собираюсь и иду на тренировку. А там надо парить, летать над льдом, не показывая, как тебе хреново от очередных побоев! Но я не поддаюсь и не бросаю, потому что я сильнее. А тут ты, пытаешься меня приласкать и пожалеть! Бесит! Я пацан, а не тряпка, понял?
У меня дыхание перехватывает от его взгляда, задыхающегося голоса и сжатых кулаков. Сколько же всего в нем накопилось. И этот крик, на грани истерики… Да, он сильный мальчишка, но на пределе, в шаге от срыва.
– Бля… Валек, ты не должен молчать о таком! Ну хочешь, я приду к тебе в школу, разберусь с ними?
– Еще чего. Мне ничего от тебя не нужно.
Обидно, но понимаю, что заслужил.
– Ладно, пусть не я, но кто-то же должен вмешаться!
– Кто? Бабушка? Все, давай оставим эту тему…
– Не оставим. И не бабушка, конечно. Неужели друзья не могут помочь?!
От того, как незаметно исказилось его лицо, мне стало совсем плохо… И его тихий ответ, полный безнадежности, разорвал меня на клочки.
– Ну какие друзья, Яр? Нет у меня никого, – он устало трет глаза, словно сдаваясь. – Был в детстве один. Но для него я оказался не так важен, как мнение других его…товарищей.
Я едва не скулю от затопившей меня горечи. Ведь было столько возможностей за эти годы… Мог подойти, попытаться наладить отношения, извиниться, наконец. Но я ничего этого не сделал, оказался трусливым говнюком. Даже когда узнал о его родителях, позорно избегал его, вместо того, чтобы поддержать, просто побыть рядом. И Вальку пришлось справляться со всем этим в одиночку. Стыдно за себя, больно за него, до слез. И неожиданно для нас обоих, я притягиваю его к себе и крепко обнимаю.
Валек дергается.
– Ты что? – пытается вырваться из моих рук, а я просто не могу расцепить пальцы, настолько велико желание держать его вот так.
Он извивается и шипит:
– Не надо мне твоей жалости!
– Это не жалость. Я просто хочу тебя обнять.
– З-зачем?
– Если б я знал, – тихо шепчу, прижавшись щекой к его макушке. И я действительно не мог объяснить что происходит. Чего я вообще хочу от него? Дружбы? Нет, то, что я чувствовал, было гораздо больше, чем приятельская симпатия, как с Саней или Ромкой. Я хотел его как человека, как парня, в конце концов. Дикость.
Я боялся этих своих порывов. Но еще сильнее боялся того, что снова его потеряю по собственной глупости. Больше такого не случится. Валек прекратил рыпаться, застыл. И обнял меня в ответ. А мне стало так хорошо, что перехватило дыхание и защекотало в горле. Он тихонько сопел мне в шею, я балдел.
– Не надо нам этого делать…
– Почему? – отстраняюсь, заглядываю в глаза.
Мелкий на меня не смотрит, но я вижу, каким трудом ему даются объяснения.
– Потому что завтра перед своими друзьями ты снова скажешь, что нам не по пути. А я второй раз просто не выдержу.
Его голос дрогнул, а когда я приподнял его лицо за подбородок, то увидел, что глаза блестят от скопившейся влаги. Боже, какой же я ублюдок. Для меня тот эпизод остался неприятным пятном в воспоминаниях. А для Малька это была настоящая трагедия, когда единственный друг от него отказался. Ему до сих пор больно от этого.
– Прости меня, придурка, – со стыдом понимаю, что и мой голос начинает дрожать. Большими пальцами вытираю слезы с его щек.– Я так никогда больше не скажу. Нам по пути, Малек. Всегда так будет.
Он молча вглядывается в мое лицо, словно ищет подтверждения словам. И затихает, позволяя держать его, прижимать к себе, обмирая от восторга и ощущения теплого тела под ладонями.
Мы больше не разговариваем. Молча собираемся, я, не спрашивая разрешения, довожу его до остановки, долго смотрю вслед уходящему автобусу.
Возвращаюсь домой позже обычного. А на пороге квартиры скручивает от мысли – что если бы моих родителей не стало? Я с ужасом представил себе такой день, который полностью ломает жизнь, разделяет ее на «до» и «после». И рядом нет никого, кроме престарелой бабушки, которая и сама нуждается в поддержке. А единственный друг накануне отказывается от тебя, испугавшись глупых мальчишеских насмешек. Каково это, столкнуться с такой бедой один на один? И это в десять лет… Малек прав, в моей жалости он не нуждается. Его воля и сила духа в десятки раз прочнее моих.
Этим вечером я впервые за долгое время обнимал свою маму. Она удивилась, конечно, но обняла в ответ и погладила по волосам, как в детстве. А когда это увидел отец, то подумал, что я разбил его машину. Мне было и смешно, и стыдно. Неужели я действительно настолько завернутый на себе эгоистичный ублюдок, что даже для родителей проявление любви оказалось полной неожиданностью? Было о чем задуматься…

Глава пятая, о результате спора, неожиданном для всех
На следующий день нервничаю перед тренировкой как перед свиданием. Снова чувствую на себе взгляд Валька, переживаю, как он будет сегодня со мной себя вести. А сам ощущаю какую-то непривычную робость и восторг, легкой щекоткой отдающий внизу живота. Сегодня на наш мастер-класс остается вся команда, даже Саня, который сам подошел ко мне между парами и извинился за срыв. Не внушил мне доверия его бегающий взгляд, но разбираться накануне полуфинала не хотелось.
Валек уже в экипировке. Собирали с миру по нитке, у кого что осталось от детских комплектов. Размер у мелкого – как у меня в двенадцать лет, и почему-то так умилительно наряжать его в свою форму. Сжимаю губы, чтобы не улыбаться. Получился вполне себе симпатичный хоккеист. И дело пошло веселее, будто форма придала ему необходимый настрой и уверенность. Ромку Малек уже пробивал. Правда, тот так и стоял застывшей тушкой в воротах и строил глазки, придурок. В итоге с ворот его согнали, дальше становились и Лекс, и я, и Серега, а остальные пытались научить Малька каким-то своим хитростям и приемам. Надо же, я как капитан не знал столько секретов мастерства своих парней. В итоге несколько шайб оказались в воротах даже при имитации сопротивления. В субботу жребием решим, кто станет в рамку, когда Валек будет бить на спор. Я молился, чтобы это был Ромка.
Потом помогал ему переодеться. Нас распустили отдохнуть перед завтрашней игрой, а у мелкого еще спецподготовка.
Застыли на пороге. Вижу, что уходить не торопится. Медленно беру его руку, притягиваю к себе, осторожно обнимая. Он тянется навстречу, вжимается лбом в плечо и тихо переводит дыхание.
Отстраняемся друг от друга, когда в коридоре слышатся голоса.
– До субботы.
Малек краснеет, но глаз не опускает.
– Удачи тебе завтра. Я… На финал приду. Так что постарайся не проиграть.
Смеюсь. Ну что ж, будет дополнительный стимул.
***
Игра дается нелегко. Уступать в шаге от финала никто не хочет, приходится вгрызаться в каждый сантиметр площадки. У нас лучшее нападение, но опасные контратаки соперника не давали расслабиться, заставляя летать через все зоны, возвращаясь в защиту. Счет качался то в одну, то в другую сторону, в итоге мы дожали в овертайме перевесом в одну шайбу. Вымотались настолько, что даже радоваться выходу в финал не было сил.
Добрался домой, только смс отправил мелкому и отключился, даже не услышав, как пришел ответ с поздравлениями.
***
А в субботу наступил день Х. Пришлось выдумывать целую схему, чтобы нас оставили на льду без тренеров. Подключили всех, в том числе мелких фигуристок, отвлекающих ассистентов. Народу собралось, мама дорогая, полными составами. Пацаны мобильники достали, снимать наш позор. Как только на льду появились мы с мелким, к нам подъехал Пашка. Довольный, ручонки потирает.
– Ну что ж, операцию «буллит в два оборота» можно считать открытой!
Переглядываемся и начинаем хохотать, сложившись от смеха.
– Пескааарь!– у меня даже слезы на глазах выступили. – Это кто ж такую порнографию выдумал?!
Пашка обиделся.
– А что? Нормальное название, зато никто посторонний не догадается!
Операция Ы, хоккейно-фигурный вариант. Жесть. Ржать начинают все остальные, ну как среди этого гвалта настроиться?
Бросаем монетку. Мне начинать.
Зрители расползаются по периметру, а я разминаюсь, мысленно повторяю последовательность действий. Малек подъезжает, на секунду сжимает мое плечо и катит к своим. Это он мне сейчас удачи пожелал? Не хочет, чтобы я грохнулся?
Раскатываюсь по кругу, набираю скорость, выхожу на дугу, замах, руки к себе, ноги скрестить, зубы стиснуты, перетерпеть мгновения полета, приземление… Чувствую, что получается, но в последнюю секунду цепляю носком лед, спотыкаюсь на зубьях, падаю. Среди зрителей разочарованный громкий вздох. Пока никто не язвит, не комментирует. Мелкий уже рядом, ждет, пока поднимусь.
– Слишком большая скорость. Тебя выносит на третий виток, не справляешься. Меньше разгон.
Киваю.
Вторая попытка. Сокращаю дугу, тело само помнит, что делать. Замах, оборот, приземление, зубы клацнули, но устоял. Еще и ручки в сторону развел, кисти мягкие, красавчик! Пацаны подскакивают, бросаются меня обнимать, фигуристы разочаровано гудят. Смотрю на мелкого поверх голов. Он губки-то поджал, едва сдерживает улыбку, не хочет палиться перед своими. А глаза сверкают, довооольный. Молодец, тренер.
Его очередь. Пока Валек натягивает шлем и берет клюшку, мы определяем, кому идти на ворота. Бросаем жребий: в шлем кидаем пустые скрученные бумажки, только на одной из них написана буква В. И вытягивает ее Саня… У меня сердце екает, когда вижу его ухмылку. Был шанс, что мелкого пожалеют, отыграют не в полную силу, но теперь такого точно не будет. Не с Саней.
Малек волнуется, нервничает. Я даже боюсь к нему подходить, чтобы не будоражить еще больше. Удар не получается. Ведение еще куда ни шло, но перед самыми воротами он будто забыл, что делать дальше.
Подъезжаю, забираю шайбу у Сани, возвращаю ее на центр. И не глядя, успеваю бросить:
– Слишком близко подъехал. Оставь себе место для замаха.
Второй раз получается лучше. Вижу, что волнение подулеглось, он уже не реагирует на подколки и свист, выполняет старательно, как по учебнику. Только его удар читается заранее, сразу можно понять, в какой угол будет бить, да и замах слабоват. Саня без напряга накрывает шайбу ловушкой[1].
Я и радоваться должен, мы в одном шаге от победы в споре. Только мне совсем не весело. Вроде как подвел Малька, не научил так же хорошо, как он меня. Плюю на спор, на мнение парней, оставшихся за спиной, на недоумевающий взгляд Сани. Подкатываю ближе. Зеленые глаза смотрят на меня снизу вверх. Он забавно выглядит в шлеме, непривычно.
– Лажа, да? – тихо спрашивает с грустной улыбкой.
– Да нет, сейчас хорошо получилось. Только очень предсказуемо. Ромке ты бы забил.
Он усмехается уже веселей.
– Попробуй поменять направление в последний момент. Помнишь, как я показывал? Перекинь крюк[2] через шайбу и щелкни в угол. Он будет ждать от тебя такого же прямого удара, надо попробовать схитрить. На один раз может и прокатит…
– Эй, Яр! В лобик его поцелуй на удачу!
Это Серега нас торопит, парни ржут. Молча снимаю крагу[3], не глядя, показываю фак. Гогот становится еще громче. Я и сам не выдерживаю, улыбаюсь, не отводя взгляда от порозовевшего Малька. И понимаю, что действительно поцелую его. И не в лоб. И не сейчас, не при них…
Шепчу:
– Давай.
Легонько хлопаю клюшкой по голени.
Он выжидает, пока я отъеду, на меня больше не смотрит, сосредоточен на шайбе, будто мысленно ее уговаривает. Удачи, Малек.
Разбег, клюшка неловко ведет шайбу, вижу подготовку к замаху – как под копирку предыдущий бросок. Саня смещается под удар, но в последний момент Валька коряво меняет положение рук и буквально ребром пропихивает шайбу ему за спину. Санька крутит головой, пытается зафиксировать, не дать пересечь линию. Мы все шеи вытянули, не видим, где она.
– Бля! – это Саня выгребает шайбу из ворот. Забил?!
Уррра!!! Орем как ненормальные! Я-то ладно, а чего черти радуются, не понимаю?! Спор мы не выиграли, но, оказывается, все так переживали за Малька, что каждый желал ему успеха.
А мелочь радуется больше всех, смеется, скачет, не сводя с меня глаз. Я руку протягиваю, мол, давай, кати уже сюда, обниму. Заслужил!
Доля секунды, успеваю только заметить движение, но не остановить. Сердце замирает, когда Санька налетает на мелкого. Полноценный силовой прием, вот уебок, плечом прямо в расслабленную спину! Валек со страшным звуком впечатывается в борт, дребезжат стекла, парни кричат, а я словно в замедленной съемке вижу, как мелкий оседает на лед. На ходу бросаю клюшку, краги, падаю на колени, переворачиваю. Глаза закрыты, аккуратно снимаю шлем. Дышит мелко, поверхностно. На лице кровь. Твою ж мать! Как же так, шлем с маской, а он до крови разбился. Это ж с какой силой Санька его ударил! Краем слуха улавливаю, как Серега орет на него, кто-то из парней бежит за доктором. Я и сам бы сейчас не только высказал, но и въебал бы как следует суке этой, да только не могу мелкого оставить, держу, боюсь глаз отвести.
– Да нехрен ему тут! Захотел себя хоккеистом почувствовать?! Ну так пусть знает, что тут мужики играют, а не пидоры!
– Закройся, пока я тебя сам не заткнул, придурок! Этот пидор тебе гол забил, вот ты и оторвался, мститель хренов. Ты думаешь, никто не видел?!
– Грязный прием, Сань. Даже в игре так не делают, со спины… – это Пашка вмешался.
Я уже не слышу, позже разберусь…
Лекс притянул доктора. Мелкого подняли, осмотрели. Он вроде продышался, меня отпустило, как только услышал нормальный глубокий вздох.
– Где болит?
– Рука… – Валек терпит, но я вижу, как ему больно, бледный весь, губы кусает. – И голова…
Врач по телефону вызывает скорую, мы аккуратно переносим Малька на трибуны, снимаем коньки, форму. Он шипит, когда осматривают руку, жалуется на шум в голове. А я не знаю что делать, как ему помочь! Руки дрожат, чуть не реву от бессилия.
Прилетает Сталоне и тренер фигуристов. Ясно, что под раздачу попадем все. Спрашивают, что произошло. Малек перебивает меня, говорит, что столкнулись случайно, никто не виноват. Я только рот успеваю раскрыть, но мое плечо сжимает рука Сереги.
– Молчи.
Понимаю, что мелкий выгораживает, боится, что нас отстранят от завтрашнего финала. А меня крутит всего, не передать, какой мразью я снова себя чувствую, молчаливо подтверждая его ложь. Не знаю, поверил ли в этот бред тренер Малька, ему сейчас было не до этого, надо везти парня в больницу. А вот Сталоне метнул взгляд на сваленную в кучу форму, коньки, ни разу не фигурные, которые мы стянули с мелкого.
– Михеев, Ярыгин – за мной.
Устроил полный разнос, конечно. О нашей безответственности и тупости, о том, что своим дебилизмом, скорее всего, лишили надежд на победу лучшего фигуриста, кандидата в сборную. Я только смотрел в окно и молился, чтобы с мелким все было нормально. Рука – это еще ничего, поправимо, только бы не было внутренних повреждений, все-таки масса у Саньки немалая. А тренер пусть наказывает, я готов пахать хоть все межсезонье, кроссы бегать, коньки мелкоте точить, лишь бы обошлось.
      Сталоне видит, что мы и без его нотаций в полном ахуе от произошедшего. Обещал после финала устроить полный разбор инцидента и наказать по всей строгости. Но от игры не отстранил. Куда команде без капитана и двух ассистентов накануне решающего матча сезона.
Выходим из тренерской, а под дверью наши пацаны. В полном составе, только Саньки нет, разумеется.
– Ну что?
– Да нормально все, играем завтра…
Перебиваю Серегу:
– Кто-нибудь слышал, в какую больницу Валька повезли?
– В третью, – Ромка достает телефон. – У меня там сестра в травме работает. Как фамилия мелкого?
Выяснили номер палаты и диагноз. Сильные ушибы, растяжение мышц, подозрение на трещину в лучевой кости, еще будет рентген. И самое неприятное – сотрясение мозга. Минимум три дня пробудет в больнице, дай Бог обойдется без осложнений. На такси скидывались всей командой, обычно на тренировку никто деньги с собой не берет, только мелочь на метро-автобус. Поехали я, Серега и Ромка в качестве переговорщика. Парни молодцы, никто даже вопросов не задавал.
Нас ждал очередной облом. К мелкому не пускали. Сказали, приходить завтра в часы посещений. Я расстроился, конечно, но мы ж не ищем в жизни легких путей. Этаж и номер палаты я уже знал, а Ромка бывал в отделении, мы смогли примерно прикинуть, где нужное окно. Надеюсь, не ошиблись, и я попаду куда надо, а не в ординаторскую или процедурный кабинет. Серега подсаживал, Ромка страховал, пока я забирался на козырек, подтягивался на карнизе.
Человек-паук из меня не очень. Ромео тоже так себе. Вваливаюсь в приоткрытое окно, прямо под ноги мелкому. Ну точнее, под ножки его кровати. Малек подскакивает, хлопает глазищами. Его сосед по палате жмется к стеночке, в ужасе взирая на упавшего чуть ли не с неба меня. Валек очухался быстрее, начал ржать, протягивая здоровую руку, помогая подняться.
– Ненормальный! Яр, какой же ты сумасшедший!
– Ага, – на все соглашаюсь, обнимаю его, ощупываю руками и взглядом. – Как ты? Что врачи говорят?
Малек меня отстраняет, оборачивается к соседу.
– Вань, постой на шухере, а?
Тот отмирает, глаза возвращаются к нормальному для человеческой особи размеру.
– Ладно, свистну, если что. И вы смотрите, обход через полчаса, так что не очень-то…
Гляжу на мелкого, вдыхаю его запах и дурею. Он пахнет больницей, мятной жвачкой и собой, а меня окончательно клинит.
– Малечек, ты прости, я дебил, и ты можешь мне врезать за это, но…
И прижимаюсь к его губам. Все, не могу больше. Меня трясет от адреналина, кажется, даже губы дрожат, в любой момент ожидаю, что он меня оттолкнет.
Не оттолкнул. И не ударил. Замер на секунду, ошарашенный таким напором, и сдался, обмяк в моих руках. А потом застонал прямо в губы и ответил. Неумело, влажно ткнулся куда-то в подбородок, меня же шарахнуло так, что подкосились колени. Я уложил его на узкую больничную койку, накрыл собой, стараясь не давить, не прижать слишком сильно и балдея от его тепла. Мы целовались как ненормальные, позабыв обо всем, что вокруг происходит. Валек извивался едва не рыча, притягивая меня к себе, его унесло первым, неконтролируемым возбуждением, с которым он не мог справиться. И я направлял и успокаивал, изо всех сил сдерживая нас обоих. Мне уже было все равно, что он парень, что предстоит объяснение с родителями и друзьями, все стало неважно в тот момент, когда я прикусывал острый подбородок, оставляя на нем свои отметины, и он точно так же помечал засосами мою шею, делая меня своим. Голова кружится, уплываааююю на волнах кайфа, задыхаюсь не то от недостатка воздуха, не то от переизбытка ощущений, которые мы делим на двоих.
Сквозь грохочущий в висках пульс не сразу улавливаю посторонний голос. Это вернулся сосед мелкого. Уж не знаю, что он там подумал, увидев нас на койке, с переплетенными руками и ногами. Хотя, что тут можно подумать, когда руки Малька под моей задранной футболкой, а мои – на его ягодицах. Пацан, краснея, отвел взгляд.
– Кончайте, там уже обход начинается. Ой… – понял, что сказал что-то не то, вспыхнул еще ярче.
А мы с мелким смеемся, счастливые, ошалевшие.
– Иди.
Валек отцепляет от меня руки, подталкивает к окну. Я напоследок прижимаю его, не обращая внимания на соседа, зацеловываю улыбающуюся мордашку, глажу перевязанную руку.
– Поправляйся скорее. Я приду послезавтра.
Его лицо сразу грустнеет.
– Жалко, не попаду на финал. Удачи тебе.
– Будут и другие финалы. Ты, главное, выздоравливай…
За дверью уже слышны голоса. Выскальзываю на карниз, пока мальчишки прикрывают мое отступление, спинами заслоняя оконный проем.
      Едва не свалился на Серегу, Ромка помог подняться, и мы в спешном порядке покидаем место преступления. Оборачиваюсь, успевая уловить мелькнувшего в окне Валька.
Думаю, по моему виду понятно, чем мы с мелким только что занимались. Но парни молчат, даже не кривятся.
Вместе идем на остановку.
–Куда теперь?
Пожимаю плечами.
– Вы – домой. А мне еще кое-куда заехать надо. Друга навестить.
Серега останавливается, дергает меня за плечо.
– Не надо, Яр.
Сбрасываю его руку, подавленная злость вновь вырывается ядовитым фонтаном.
– Думаешь, я спущу ему это? Какой я тогда мужик?
– Да все понятно, кэп. Если решишь ему морду набить, я лично буду рядом стоять и держать твою куртку. Но только не сейчас, не накануне финала.
Отворачиваюсь, скриплю зубами от понимания того, что Серега прав. Тут сейчас решается больше, чем наши личные разборки. От меня зависит вся команда, и на время игры мы должны быть единым целым, оставляя за бортом всю неприязнь или ненависть. Но как же от этого хреново. Особенно теперь, после того, как я увидел побитого Малька, эту тонкую руку в лангетном гипсе, темные круги вокруг глаз…
Даю слово, что никаких боевых действий с моей стороны не будет до окончания финала. Этого достаточно, ребята мне доверяют. И я не могу обмануть их, хоть и чувствую себя полным ничтожеством.

Глава шестая, в которой мой враг оказывается моим другом. И наоборот
День финала кажется мне сном. Не верится, что мы добились этого. От сегодняшнего результата будет зависеть моя дальнейшая карьера. Чтобы получить возможность попасть в сборную, я должен максимально себя проявить.
Отправляю дурашливую смс-ку мелкому, сопровождаю ее кучей идиотских смайликов. Получаю в ответ такую же, романтично-забавную. Отключаю телефон. Отсекаю все то, что может отвлечь. Готовлюсь, настраиваю себя, ухожу вглубь сознания, абстрагируя разум от внешних раздражителей.
К тому моменту, как приходит время переодеваться, я уже спокоен и безмятежен словно Будда. Это состояние временное, ему на смену придет бешеный азарт и спортивная злость во время игры. Но начинать лучше так, чтобы не напортачить под влиянием сильнейшего волнения. На Саню, появившегося в последний момент, я даже не реагирую.
Выкатываю на площадку, обвожу взглядом трибуны. Народу много, весь наш университет, родители, друзья. Соколы, команда соперников, тоже популярны в городе, их болельщиков здесь не меньше, чем наших.
Представление, гимн – все мимо меня. Мыслями я уже в игре. Первая пятерка на льду, выстраиваемся на вбрасывание, я в центре площадки, в самом сердце начинающегося матча[1].
Погнали.
Выдыхаю, смотрю на шайбу в руках арбитра.
- Педик!
Дергаюсь за мгновение до вбрасывания. Поднимаю ошарашенный взгляд на Нигирова, капитана Соколов. Кривая ухмылка дает понять, что я не ослышался. Свисток судьи, меня меняют, так как было досрочное движение клюшки. Отъезжаю за круг, ни на кого не глядя. В голове стучит пульс. Вдох. Выдох. Успокоиться. Все потом.
А потом начинается ад. Нет, против меня не выставили тафгая[2], нацеленного персонально на капитана, до такой откровенной травли соколята не дошли. Но тычки, грязные приемы, удары сыпались со всех сторон. Тяжело. Приходится подключать дополнительный резерв с первых же минут, крутить головой во все стороны, за доли секунды предотвращая столкновения.
Я мельче, проворней, скольжу, уклоняясь от силовых приемов. Вывожу на бросок Серегу, тот в последний момент пасует Сане. Мимо. Блять. Звучный щелчок о борт, возвращаемся в защиту. Рваный ритм, нет рисунка, тренер орет: «Где схема?!» Да какая тут, нахрен, схема? Саня откровенно тормозит, Серега рвется вперед, но на нем защитники. Наши подтягиваются к синей линии, подключаются к атаке. Ухожу за ворота, перепрыгиваю через подставленное бедро, коряво выталкиваю шайбу на пятак[3] и одновременно лечу головой вниз. Чей-то крюк конкретно зацепил конек. Не успеваю сгруппироваться, удар. Звон в голове, рев на арене. Сквозь гул в ушах раскатистый голос диктора: «С перрредачи Ярослава Михеева, номеррр пятьдесят три, шайбу забррросииил Сергей Ярыгин, номеррр двенадцать». Молодец, Серега.
Меня поднимают, вижу испуганные лица парней, и только Саня… Ухмыляется, отводит взгляд. Нигиров проезжает мимо, цепляя плечом.
– Уронил, не трахнул же.
Не обращаю внимания. Нас учат не только не поддаваться на провокации, но и самим находить уязвимые места соперников, выводить их из себя, вынуждая нервничать и нарушать дисциплину. Сейчас меня беспокоит другое…
Возвращаюсь на скамью запасных. Тренер бьет по плечу и тут же отвлекается на игру. Поднимаю голову, смотрю на табло. Моя смена продолжалась чуть больше минуты[4].Одна минута и двенадцать секунд, если быть точным. Как мало времени, оказывается, надо, чтобы понять, что друга у меня больше нет. Саня сидит через одного игрока. Я его не вижу, но чувствую. Мы все в этой тройке чувствуем друг друга едва ли не спинным мозгом. Элита, первое звено команды.
Период откровенно сливаем. Меня пасут, и все уже видят это и слышат, что орут мне соперники. Серега старается, но я ему сейчас плохой помощник, на мне фолят больше всего. Саня отсиживается в средней зоне, вперед идет вяло, несколько раз не успевает выйти за линию атаки, получаем офф-сайды на ровном месте. Он что, специально это делает? Сдает игру, зная, что в первую очередь виноват будет капитан?! И ради этого мы впахивали весь сезон, мечтали о финале!
На перерыв уходим пришибленные, несмотря на открытый счет. Иду в раздевалку, не глядя по сторонам, понимаю, что надо собраться, от моего настроя зависит вся команда, но это гораздо тяжелее, чем можно себе представить.
– Что за херня, Санек?
Это Серега решил воспользоваться недолгими минутами без тренера. Сталоне заявится под конец перерыва.
– Херня вон, стоит, с капитанскими нашивками на груди. Я отказываюсь выходить на лед в команде пидора.
Парни молчат. Ждут моего ответа. А я не могу даже рот раскрыть, все клокочет от ярости и обиды. Это ж он сам и растрындел Соколам. Мы с Мальком толком не разобрались в себе, а он уже и выводы сделал, и ославил нас на весь город. Десять лет вместе, как так, а?
– Свои моральные принципы надо было показывать до финала, сейчас не время и не место,– говорю спокойно, голос не дрожит, даже нахожу в себе силы смотреть ему в глаза. Мне не стыдно за себя. – Если команда решит, я откажусь от нашивок после игры. Только вот и тебе, Саня, они не достанутся.
– А это уже не тебе решать…
– Как раз таки мне, – перебиваю. – Пусть я и пидор, но какое-то влияние еще имею. И сделаю все, чтобы капитаном команды не стал тот, кто сливает игру из-за своих личных претензий.
Саня самодовольно оглядывает ребят, но через секунду потухает. Я не вижу их лиц, так как и сам смотрю только на него. Но по общему молчанию вдруг понимаю, что поддержки он не получил.
– Я вижу здесь только одного пидораса, – тихо произносит Серега. – И это точно не Яр.
Под общее молчание Саня выходит из раздевалки, хлопнув дверью. А я стою как придурок, сдерживая дрожь и слезы. Вообще ****ец, для полного счастья не хватало только разрыдаться перед мужиками. Охуенный капитан. Нашивки по-любому сниму. И на следующую игру выйду за Серегой.
– Яр… – Пашка крутанул в руке моток скотча, смотрит исподлобья. – Так ты действительно… С Мальком?
– Действительно, – как в омут с головой. Страшно, но назад дороги нет. Не собираюсь отнекиваться и оправдываться.
– Он хороший,– Пашка обвел взглядом остальных, ожидая реакции. Прифигевшие парни молчали, но глаз никто не прятал.
– Совет да любовь вам, конечно. Но давайте эти шуры-муры на потом оставим, а? – Серега молодец, вмешался, встряхнул всех. – Кэп, переходим к плану Б?
Как-то сумел выдавить из себя благодарную улыбку.
– Скорее к плану ХВ, или Хрен Вам. Филиппенко, меняешься со мной, выходишь в первом звене с Серегой и нашим новоявленным гомофобом. Рогозин, сыграешь в центре, я выйду в вашей смене.
– Что Сталоне на это скажет?
– Ща все сделаем…
И действительно, когда пришел тренер с указаниями на второй период, мы втерли ему так, что он уже посчитал своей идеей перетасовать нападающих и выпустить пришибленного капитана в третьем звене.
Второй период. Я играл как в последний раз, слыша шум борьбы, крики болельщиков, тяжелое дыхание своих парней и соперников. Но на самом деле все это было для одного единственного человека. Возможно, когда-нибудь он посмотрит этот матч в записи, и я скажу ему, что играл для него, что именно тогда, в перерыве между периодами, признался себе, да и окружающим, что он, Валек, мой. А я – его.
Я настроен и сосредоточен, выскакиваю на лед в непривычном для себя звене. Но эти парни чувствуют меня без объяснений, ухожу на правый фланг, поддерживаю атаки, пасую, плету кружево перебежек и бросков, возвращается рисунок игры, который мы так долго отрабатывали.
Откат, упускаем контратаку, приходится быстро возвращаться в свою зону, опасно. Вратарь смещается к нападающему игроку, надо подстраховать. Бросаюсь вперед, припечатываю к борту соперника, сильно получилось, не устоял, шлепнулся прямо под ноги. Мимо промчался Пашка, подхватил шайбу, увел за ворота, ждет, пока сменимся. Все это занимает буквально мгновение, но время будто растягивается резиной, когда узнаю парня перед собой. Трачу лишние три секунды, но как тут промолчать:
– Какая поза! Не провоцируй, могу ж и не сдержаться.
Укатываю под охреневшим взглядом Нигирова, настроение стремительно повышается. Первое звено на льду, подмигиваю ухмыляющемуся Сереге.
Я не жалею ни себя, ни соперников, иду в контакт, в борьбу, играю жестко, на грани, и в итоге получаю свои две минуты. Блять, обидно, всего сорок секунд до конца периода, третий придется начинать в меньшинстве, если, конечно, нам раньше не забьют[5].
Сажусь на скамейку штрафников, делаю несколько жадных глотков воды, протираю полотенцем лицо, взмокшие под крагами ладони. Спину противно щекочет, наверное от пота. Передергиваю плечами, но от зуда избавиться не могу. Застываю, сердце останавливается на секунду. Медленно оборачиваюсь… И встречаюсь взглядом со смеющимися зелеными глазами. Малек-Валек, твою ж дивизию! Перебинтованная рука на каком-то платке вместо перевязи, незнакомая куртка, явно чужая и велика ему. Без шапки, бледненький, растрепанный, моя ж ты радость, с больнички сбежал? Провожу большим пальцем по шее, показываю, что с ним сделаю за это. А сам лыблюсь, счастлиииивый, не передать. Народ от моего оскала шарахается, а эта мелочь воздушный поцелуй шлет. Гаденыш же, ну?
Сирена. Бросаю многообещающий взгляд на трибуны, смотрю, где мелкий устроился, и ухожу догонять своих по пути в раздевалку.
Третий период начинается с гола в наши ворота. Меня выпускают досрочно. Бля, по моей вине забили, если б не этот штраф... Меняю тактику, сам не рвусь нарушать, но провоцирую, чтобы фолили на мне. Наше звено зажигает, тренер видит, что на Саньку сегодня надежды мало, удлиняет смены остальным тройкам. Тяжко, минута на льду, и кажется, будто легкие выплевываешь. Но своего я добиваюсь, получаю отличный пас и выход один на один с вратарем, оторвался буквально на пару шагов, но этого достаточно для броска. Замах! И лечу, распластавшись, на лед. Больно, хорошо хоть коленом, не головой ударился. Поворачиваюсь к судье. Он назначает буллит. Ффух.
Пока чистят лед и дают вратарю подготовиться, я подкатываю к своей скамейке. Сталоне притягивает ближе, смотрит в глаза, проверяет, насколько я адекватен, не сильно ли приложился.
– Сам?
Киваю. Конечно сам. Сейчас покажу мелкому, как надо буллиты пробивать. Подъезжаю к центру, а у самого все дрожит внутри. Только бы не облажаться. На трибуны не смотрю, если сейчас увижу его – точно не соберусь.
Раскат, движение и дыхание в одном ритме, тело напряжено, вес на правую ногу, приближаюсь вплотную, сокращаю угол обзора и аккуратненько, с кисти, почти не замахиваясь, бью в верхний угол. Я тоже умею создавать иллюзию легкости. Сотни попыток, часы тренировок, стертые до мозолей пальцы и дикая боль в спине, ногах. А выглядит так, будто я не приложил ни малейших усилий. Мастер на льду, епт. Со стороны вообще могло показаться, что я так и проехал мимо ворот вместе с шайбой. Но нет, вон она родимая, за сеткой. Улавливаю это за долю секунды до того, как за воротами загорается красный свет[6]. ГОЛ!
Парни срываются с места, Налетают Пашка, Серега, Лекс. Орут, толкают, лупят по плечам. Я смеюсь и верчу башкой. Где? А вон она, мелкая мартышка скачет, вопит, кажется, громче всех. Все для тебя, Валька! Он перехватывает мой взгляд, понимает… И заливается краской. А мне еще смешней и радостней.
Теперь только бы не развалить игру, а то на волне эйфории очень быстро можно забыться и в итоге пропустить. Настраиваем парней вместе со Сталоне. Пять минут до конца матча. Эх, нам бы ночь простоять да день продержаться…
Вгрызаемся зубами в защиту, не даем и близко подойти к нашему вратарю, парни бросаются под шайбу, забывая о травмах и усталости. Адреналин зашкаливает, боли уже не чувствуем. Последнее усилие, финишный рывок, от которого зависит весь матч. Мы сейчас как единый организм, мобилизованный общей целью. Выкладываемся уже не на сто, а на двести процентов, боясь даже голову поднять на табло. Диктор подсказывает – последние две минуты матча.
Соколы как с цепи сорвались. Играют грубо, но в рамках правил, им сейчас удаления ни к чему. Нам тоже, стараемся аккуратней, силовой борьбы почти нет, зато стук клюшек разносится по всей арене. Ледовое побоище, не иначе. Остается меньше минуты, краем глаза выхватываю движение в чужих воротах. Заменили кипера шестым полевым[7]. Ну я ж вам сейчас… Оттягиваю на себя двух защитников, Рогозин перехватывает шайбу, пасует, соколята бросаются под ноги, не дают ударить в сторону ворот, а мне и не надо! Все внимание на нашей тройке, увожу клюшку чуть в сторону и даю хлесткий диагональный пас прямо на крюк Пашки. Тот растерялся, глаза выпучил, смотрит на шайбу, будто я ему змеюку какую кинул. Но мышечная память срабатывает быстрее, организм анализирует информацию раньше, чем перегруженный мозг. Одним движением бросается вперед, и не тратя ни секунды, с неудобной руки лупит прямо в пустые ворота! ЕСТЬ! ****ец вам, товарищи!
Налетаю на Пашку, ору прямо в ухо:
– С почином, Пескарь!
Он обнимает меня, благодарит, вижу, губешки-то задрожали. Ясен пень – проникся. Первый гол как-никак.
Серега притаскивает шайбу, отдает Пашке. Традиция[8].
Едем меняться. Сталоне качает головой: «Останься!» Девять секунд до конца матча, не вопрос, доиграю, хоть и смена выдалась долгая.
И я снова в первом звене. Вместе со мной Санька и Серега. Лекс, и Ромка в защите. Вбрасывание в центральной зоне. Времени мало, даже если Соколы шайбу перехватят – это одна атака, не больше. Моя задача не допустить даже этого, в идеале вообще не дать соперникам пересечь синюю линию. Дежавю. Все точно так же, как в начале матча. Передо мной Нигиров. На меня не смотрит, подъебок тоже не слышно. Так-то. Каким бы пидором я ни был, а вас, гандонов, поимел сегодня во всех позах. Три гола забиты с моим участием. Я крут и беспощаден!
Шайба падает из руки арбитра, я первый дергаю клюшкой, цепляю крюком и бросаю в сторону своих. Санька перехватил. Вяло ушел от защитника, отпасовал назад. Устраиваем карусель, пасуем, не подпуская к себе соперников. На трибунах начинается обратный отсчет.
– Шесть! Пять!
Откуда там столько зрителей?
 – Четыре! Три!
Шайба у Лекса. Я поднимаю голову, выхватываю взглядом мелкого. Он зажимает рот руками. Ревет, что ли, глупый?
– Два! Один! Победаааа!!!
А дальше наступает эмоциональный оргазм. Не знаю, как еще можно назвать то безумие, что творится сейчас на арене. Команда вылетает на площадку, во все стороны разлетаются краги, шлемы, набрасываемся на вратаря, молодец, только одну шайбу пропустил и ту в меньшинстве! Обнимаемся, кричим, хохочем, поздравляем друг друга.
Сталоне качаем на руках, рядом носится и вопит ассистент:
– Не уронитеее!
И во всей этой кутерьме я понимаю, что сейчас невозможно найти человека, счастливее меня…
Награждение, поздравления, в глазах рябит от вспышек фотоаппаратов. Обнимаю родителей. Мама плачет, отец на грани, но держится, а в глазах такая гордость, что я буквально летаю. Спасибо им за все. Родители уходят, понимая, что дальше будем отмечать командой, а с ними уже потом, в семейном кругу. Еще и родню всю соберут, похвастаться.
– Сын, тебя когда хоть ждать? К четвергу появишься?
– Надеюсь,– смеюсь, хотя понимаю, что дома буду к утру, меня еще ждет комендантский час как наказание от Сталоне, но настроение уже ничто не может испортить.
Смотрю на толпу людей вокруг, ищу взглядом мелкого, но меня постоянно отвлекают поздравлениями, обнимают, трясут. Я улыбаюсь, киваю и снова поднимаю взгляд. Нет его. Начинаю волноваться. Мало ли, все-таки сотрясение, хоть и не сильное, вдруг плохо стало на трибунах. Подъезжаю к выходу, навстречу улыбающийся Сталоне. Аж не по себе от этого оскала.
– Что-то потерял, чемпион?
Открываю рот, чтоб ответить, и замечаю Валька за плечом тренера. Привел, понял, что мне надо. Сталоне – лучший!
Хватаю Малька за руку, оттесняю за скамейку штрафников, и похер уже на всех, стискиваю, прижимаю к себе. Он обнимает в ответ, счастливый, теплый, целует в шею и шепчет что-то о том, какой я потрясающий и великолепный. А то!
 –Покажи…
Малек отстраняется, берет в руки мою медаль, любуется. А я любуюсь им и понимаю, что сейчас в моих руках все, о чем только можно мечтать.

Глава седьмая, финальная. We Are The Champions!
Я не понимаю всех этих фигур и элементов. Для меня удачное или неудачное выступление определяется параметрами: упал – не упал и нормальная музыка или лажа-полная-как-под-это-можно-выходить.
Когда на льду появляется Валька, у меня немеют руки. Пацаны пихают меня локтями. Будто без их тычков я бы сам его не заметил! Сижу ни жив ни мертв. Какой же он все-таки… Гибкий, изящный, темный костюм делает его еще стройнее, но я-то знаю, как под кожей перекатываются литые мышцы. Я видел эти балетные руки без одежды, твердые, цепкие, перевитые венами от силовых упражнений. Да, он тонкий как стержень, но стержень стальной, несгибаемый. И весь целиком и полностью – мой.
От того, что произошло между нами неделю назад, до сих пор замирает дыхание, а в паху начинает крутить от воспоминаний. Горячий, беспомощный, извивающийся подо мной, выстанывающий мое имя… Да, я был сверху, но именно он покорил меня, поработил мое сердце и душу, я окончательно перестал себе принадлежать. Я надеюсь, очень жду, что когда закончатся его соревнования, мы повторим всё это. И не раз.
Он и сейчас был согласен, но я сам не позволил. Все-таки ему было больно тогда. И на следующий день я видел, как тяжело Мальку далась тренировка, все губы себе искусал, мучаясь чувством вины. А тут важнейший турнир сезона. Лучше уж подожду…

      Да, лед мы теперь делим. Спор закончился вничью, а новый мы так и не начинали. Оказалось, вполне можно договориться с ребятами. Иногда мы просто разделяем площадку, тренируясь одновременно, иногда уступаем друг другу, когда нужно готовиться к соревнованиям, вот как перед этим чемпионатом. Но некоторые все равно приходят на вкатку к фигуристам. Я-то понятно, а вот Серега, кажется, замутил с одной девчонкой из спортивной пары. Ее партнер вроде не против. Подозреваю, он и сам запал не то на Пашку, не то на Ромку. Может, на двоих сразу, но это уже не мое дело.
А Саня ушел из команды. Перевелся в Смену, кажется. Значит, в следующем сезоне мы увидимся уже по разные стороны баррикад. У меня состоялся разговор со Сталоне, и он сказал, что это не меня хотел сместить с места капитана, а у Сани забрать ассистенство, поменяв его с Серегой. Тренер увидел то, что я как друг долгое время прощал и не замечал. Все мы были дерзкими наглыми мальчишками, только с возрастом эта дерзость в Сане превратилась в подлость, а такие лидеры команде не нужны. Так что с Серегой еще поборемся за капитанство. Я собирался добровольно отдать ему нашивку, но теперь не спешу, подожду голосования. И если оно будет в пользу Сереги – без обид встану за его спиной с буквой А на груди.
Валек выходит на произвольную программу. После короткой он третий. Очень неплохо, если учесть, что почти месяц ему пришлось восстанавливаться и тренироваться в облегченном режиме.
Застывает, опустив глаза, отведя руки с расслабленными кистями в сторону. Замер изящной статуэткой, настолько красивый, что я едва не скулю от восторга.
Первое движение одновременно с музыкой, и все, я поплыл… Не знаю, как называются все эти элементы, даже прыжки не различаю, кроме того злополучного двойного. Но то, что он творит на льду, западает в самое сердце. Он сливается с музыкой, существует словно внутри нее, каждое движение, взмах руки или шаг гармоничен и прочувствован, он завораживает всех, кто смотрит на него в этот момент. Замираю на прыжках. Боюсь не только падения, страшно смотреть, даже если все выполнено правильно. Теперь я понимаю, как тяжело ему дается каждый из них, и ведь в его программе не один, а несколько, и гораздо более сложных, чем тот сальхов. Я сам едва выдерживал два оборота, а у него тройные, и сразу, без подготовки, еще один двойной. Каскад идеален, молодец. Короткая связка и тут же вращение, четкое, в одной точке, только меняется положение рук и тела. Оооп, вторая нога, и скорость невероятная, черные волосы вихрем взметаются вокруг лица. Потрясающе!
До конца выступления сижу, не моргая, боясь упустить хоть мгновение этого волшебства. Рядом притихли парни, ни звука, ни слова, хотя до этого комментировали каждый выход. Он околдовал всех. И меня в первую очередь.
Музыка затихает, Валька вскидывает руки и фиксирует позу, заканчивая выступление легким движением подбородка. Глаза в пол, натянут словно струна, только видно, как тяжело и часто вздымается грудная клетка.
Этой воздушной легкости на льду предшествовали месяцы и годы подготовки. Но своего Малек добился – глядя на него казалось, будто он вообще не касался ногами льда, и сложнейшие элементы выполнял без малейшего напряжения. Уровень мастерства у парня запредельный.
Секунда тишины, и зал едва не сносит от шумовой волны. Парни гудят, орут, поздравляют меня, будто это я сам только что блестяще откатал программу. На лед летят цветы, игрушки, публика его любит. А с меня словно каменная тяжесть свалилась. Все это время я так нервничал, переживал, что Валек не сможет выступить в полную силу, и это будет по моей вине. Но он молодец, не сдался, через боль и стиснутые зубы дошел до своего финала.
Пока он раскланивался, я спустился к самому борту. С моей аккредитацией смог подойти вплотную, минуя охранников. Я боялся волновать его перед выступлением, хотел, чтобы он максимально сосредоточился на чемпионате, но теперь я могу сказать то, что уже давно рвется из моего сердца. Валька увидел меня, заулыбался, подъехал ближе. У меня нет для него цветов и дурацких игрушек, но ему это и не надо, мы просто радуемся возможности соприкоснуться руками. Стискиваю его протянутые ладони. Пусть на секунду, но этот контакт необходим нам обоим.
– Ну как?
Он просто светится, гордится собой. Впереди еще выступление двух его соперников, и оценок пока не знаем, но мне все равно. И я спешу сказать именно сейчас, в этот момент, еще до того, как будут известны результаты, чтобы он понял, что мои чувства не зависят от того, какое место он сегодня займет.
– Ты лучший, Малек. Люблю тебя.
Он вздрагивает, замирает на секунду. Но не успевает ответить, надо идти, освобождать лед. Оглядывается, всматриваясь в мое лицо, словно ища подтверждение. Да, я сказал правду. Киваю, улыбаясь. Он ничего не говорит, но по глазам и так все видно. А слов я дождусь, они не так уж важны, пока он смотрит на меня таким вот взглядом. Вдыхаю полной грудью, слышу за спиной ехидные комментарии парней и чувствую себя таким окрыленным, живым, что хочется кричать. Беспричинно и громко, как абсолютно счастливый человек!
Последний участник выступил. Гляжу на табло в ожидании оценок. У них тут вообще дурацкая система, нихрена не понятно, сколько и за что ставят. На цифры даже не смотрю. Фамилия Малька пока на первом месте. Табло моргает, появляется имя его главного конкурента… На втором! Валек победил! Арена взрывается от криков и аплодисментов! Такое ощущение, что все тут за него болели.
Оооо, сколько же счастья! Да я за себя, кажется, так не радовался! Закрываю лицо руками и начинаю понимать, почему мелкий ревел после финального свистка на моей игре. Это нечто непередаваемое, когда волнуешься, переживаешь за кого-то другого и понимаешь, что бессилен помочь. И мечтаешь, молишься об этой победе, а когда она все-таки приходит – накопившееся напряжение выливается сильнейшей волной экстаза пополам со слезами облегчения. Меня расталкивают со всех сторон, обнимают. Серега плетет что-то про срочную свадьбу, пока не увели, мол, Малька, вот же где придурок. И под этот гомон я вытираю глаза, ищу взглядом мелкого. Его обнимает тренер, но смотрит он только на меня, улыбается. Словно ниточка протягивается через лед, а в груди мягко толкает и сжимается сердце. И это так потрясающе, чувствовать эту связь, что хочется реветь и смеяться одновременно.
У нас впереди вся жизнь, но какие бы финты и офф-сайды она нам ни готовила, я никогда не забуду этот момент. Наш буллит в два оборота навсегда останется с нами.
      We are the champions, my friend!