4. Московский самодержец

4. МОСКОВСКИЙ САМОДЕРЖЕЦ. В марте 1462 года впервые в истории Московской Руси на престол взошел, как принято сейчас говорить, руководитель новой формации – самодержавный государь, уже практически монарх.

Нет, московский князь Иван III – человек безусловно талантливый - вовсе не был одиноким гением или великим реформатором – эдаким Петром Первым  эпохи позднего средневековья. Он был стопроцентным продуктом своего времени, результатом коллективного труда сразу нескольких поколений московских князей, начиная с Даниила и его сыновей: склочного Юрия и трудолюбивого Ивана I Калиты. Заняв высочайший пост в государстве, Иван III Василич ни на один шаг не отклонился от направления, заданного его предшественниками полтора столетия тому назад. И тот факт, что в итоге он сумел стать Великим, говорит о том, что путь, избранный московскими Рюриковичами, был тогда единственно возможным. Как и большинство его предков, Иван III обладал сразу двумя крайне ценными для него, как для правителя большого государства, качествами. Во-первых, он был жестким прагматиком и, как истовый христианин, помня о Духовном, никогда, тем не менее, не забывал о материальном, иногда даже ставя его во главу угла. Во-вторых, в вопросах управления государством он умел быть скрупулезным, дотошным до занудства, и если ему не удавалось что-то сразу довести до конца, он брал это на заметку и потом обязательно возвращался к своим «недоделкам», чтоб неудачно начатое удачно завершить. От предков Иван III отличался лишь тем, что именно ему выпало стать первым, кому удалось, наконец, собрать плоды их многолетних титанических трудов.

А «плоды» те были всем на загляденье – сродни драгоценным жемчужинам, терпеливо взращённым трудягами моллюсками в тиши морских глубин и скрытым до поры за невзрачными створками раковин. Ивану нужно было лишь извлечь эти жемчужины на Свет Божий и пустить их в дело. Плод первый был самый «вкусный»: отныне московский государь мог позволить себе такую роскошь, как спокойствие и самоуверенность, ибо удара в спину он больше ни от кого не ждал, так как за его спиной плотными рядами стояли свои и только свои. Плод второй был самый «сочный»: в распоряжении Ивана III находился весь без остатка материальный и людской ресурс Суздальской Земли. Это кардинально изменило дальнейший ход русской истории. Русь и раньше умела воевать, умела держать удар, умела бить в ответ, но только теперь она могла позволить себе нечто большее, нежели просто затяжные войны, дальние походы или генеральные сражения с привлечением большого числа ратников. Теперь она могла вести войну на истощение – ту самую войну, которую при грамотном руководстве Россия отныне будет выигрывать всегда.

Были у Ивана III и личные ценные качества, которые делали его просто незаменимым на посту русского государя. Он был умен, расчетлив, очень осторожен и терпеть не мог риск, если, конечно, в нем не было особой надобности. О «свече дела Московского» Иван не забывал ни на минуту, но предпочитал коней в этом деле не гнать и на первых порах расширял территорию своих владений без лишней крови и нервотрепки. Вот почему некоторые удельные князья сумели при нем усидеть на своих столах. Он даже позволил 16-летнему рязанскому князю Василию, воспитывавшемуся в Москве, вернуться в отцовский удел. Правда, прежде юноше пришлось взять в жены родную сестру великого князя Анну. Его, по-видимому, и отпустили-то лишь потому, что он сам стал частью великокняжеской семьи. Но будем надеяться, что хоть с женой-то парню повезло. Своего шурина, Михаила Борисовича Тверского, Иван тоже не тронул – родной брат великой княгини все-таки. Ну а поскольку называть братом обычного удельного князя было как-то неудобно, великий князь московский объявил Михаила равным себе великим князем тверским. Удалось сохранить свой родовой стол и Михаилу Андреевичу Верейскому. Для этого, правда, ему пришлось уступить Москве часть своих владений и назвать себя «младшим князем».

Чем приманивали или как давили на удельного ярославского князя Александра Федоровича Брюхатого, неизвестно, но в 1463 году он добровольно передал свои владения Москве и стал частью столичной аристократии. Ярославское княжество потеряло свою относительную независимость и вошло в состав Московского государства. Чуть позже на его территории началась достаточно жёсткая унификация с обще-московскими порядками. Специально назначенный посланец великого князя поверстал на московскую службу всех ярославских князей и бояр, отняв у них часть их земель. Конфискованную землю переписывали на московского государя и думных бояр, причем забирали, как правило, только самое лучшее.

Первым военным предприятием нового правителя стало снаряжение войск в помощь союзному Пскову. Иван Александрович Звенигородский возглавил московскую рать, отправившуюся по просьбе псковитян наказывать орденских немцев за ограбление в Дерпте русских купцов. Войны, однако, в тот год не случилось. Немцы сопротивления московитам и псковитянам не оказали никакого. Русские осадили Кейгаузен, разграбили окрестности города, взяли с горожан откуп и ушли восвояси, заключив с Орденом мир на 9 лет. За первые пять лет правления Ивана III это была, пожалуй, единственная крупная войсковая операция, если не считать ещё экспедиции небольших отрядов за Уральский хребет.

В 1465 году воевода Василий Скрябя с толпой устюжской вольницы перевалил через Урал и добрался до Югры, откуда привел в Москву двух тамошних князей, Калпака да Течика. Иван III обложил Югру данью, отпустил присягнувших ему на верность князей в их отечество, а Скрябу сотоварищи щедро наградил за верную службу.  В 1467 году вятчане и пермяки ходили на вогулов-манси, но особого успеха не добились.

На всех остальных направлениях наступило затишье. Такому миролюбию молодого русского государя было много причин, но главными, все же, были те, что к его личным качествам не имели никакого отношения. Эти причины ни самому Ивану, ни правительству московскому не были подконтрольны, ибо носили стихийный характер. В ту пору на Руси царил страшный голод, да, в придачу, гулял мор, делавший невозможным любые передвижения войск. Земля Русская к таким напастям уже успела привыкнуть, и смотрела на них если уж и не с безразличием, то, по крайней мере, с обреченным спокойствием. По крайней мере, голодных бунтов никто не устраивал. Однако в те годы, говорят, сотворилось нечто особенное – что-то уж вовсе несусветное. По некоторым данным за два года эпидемии и голода, страна потеряла четверть миллиона своих граждан. Провидение терзало Святую Русь так, будто бы пыталось взять её на излом, будто проверяло прочность нового неотъемлемого компонента мировой цивилизации перед тем, как вставить его в свой громадный механизм. В 1467 году ударило и по верхам. Один за другим ушли из жизни митрополит Феодосий и великая княгиня Мария, своей ранней смертью избавившая мужа от всяческих обязательств перед Тверью. От Марии у великого князя остался единственный сын и наследник, Иоанн Молодой.

Схоронив жену и первосвященника, великий князь, уже даже и не вспоминая о патриархе константинопольском, созвал в Москву русских церковных иерархов и поставил на Русь нового митрополита. Им стал суздальский епископ Филипп.  Сам государь, выждав для приличия несколько месяцев, занялся поиском подходящей кандидатки на освободившееся место подле себя. Присущие Ивану III прагматизм и расчетливость подсказывали своему хозяину, что Москве пришла пора выйти на мировую арену, а значит, и невесту московскому государю следовало искать за границей.