Фарисей. Влип

Роман "Фарисей". Продолжение

Через полуподвальное помещение, в котором располагалась раздевалка для врачей и медперсонала, Станислав Сергеич выбрался на улицу. Обогнув здание, он вышел на широкую липовую аллею, тянувшуюся от главного корпуса сквозь весь больничный городок. Солнце немилосердно припекало, и Тропотун отыскал скамейку в тени липы, устроился поудобнее и приготовился ждать.

По парку бродили разомлевшие от жары больные — на вторую половину дня процедур обычно не назначали. Мысли Станислава Сергеича прыгали с пятое на десятое, не задерживаясь на чем-либо определенном. Вспоминался его последний день в НИИБЫТиМе, и день этот из больничного далека представлялся бессмысленным и невероятным. Потом по воле воображения он перенесся в Верину не очень-то ухоженную квартиру — с этой женщиной хотя бы не скучно!.. И тут ни к селу ни к городу выплыл эпизод сна, где поклонялись Великому Фарисею. Тропотун недовольно фыркнул — эпизод был совершенно идиотическим — и посмотрел на часы. Его благоверная опаздывала. Ну где ее носит, чертову бабу?.. Никаких обязательств в отношении мужа — в больницу не может вовремя прийти!..

Он сидел, злился, проклинал мысленно Регину и вдруг заметил стоявшего подле скамейки Гришу о коробкой домино в руках. Гриша встряхивал время от времени коробку, и костяшки домино весело постукивали. "Сыграем, Сергеич?"— принялся канючить Гриша. Однако Тропотун сурово отнекивался, упирая на то, что в азартные игры он принципиально не играет. "Какая ж она азартная? — изумился Григорий. — Если родичей боишься пропустить, так мы вон в той беседочке сядем, чтобы аллею было видать..." Станислав Сергеич отказался наотрез, и загрустивший Гриша один поплелся к увитой хмелем беседке.

— Благодать какая... — услышал он голос незаметно подошедшей Регины. — Это кто с тобой говорил?
— Сосед.
— Ну и рожа!
Она села рядом с ним, откинулась на спинку и вытянула длинные ноги с узкими лодыжками. Потом вдохнула полной грудью воздух и произнесла— мечтательно:
— Почти санаторий...
 
— Хмм... — отозвался многозначительно Станислав Сергеич. — Я жду тебя битый час!
— На кафедре задержалась, — пояснила она спокойно, — вдруг взял и нагрянул шеф. Потом за помидорами ездила на рынок... — Регина порылась в сумке и вытащила помидор,— каков?.. — сунула мужу под нос, чтобы он разделил ее восхищение. — Торговец сразу на меня глаз положил, чуть из-за прилавка не выпрыгнул, бедный, — рассказывала она непосредственно. — В ресторан приглашал — смех! А зубы все золотые...

Тропотун терпеливо слушал. За годы супружеской жизни он вполне уяснил, что не имеет смысла упрекать жену в отсутствии точности, ибо его и ее понимание точности весьма разнится.

— Кто у тебя лечащий врач — мужчина или женщина? — спрашивала она. — Мужчина лучше. Но главное — сделать консультацию профессора. Я папе все рассказала, он конечно страшно расстроен, но обещал все уладить. У одной дамы с нашей кафедры муж болел раком, забыла чего, но это неважно! Ему лет десять назад делали операцию — и никаких рецидивов. С тех пор медицина еще продвинулась вперед...

Он украдкой посмотрел на часы — шестнадцать сорок пять. Черт подери!..
— ...консультации на следующей неделе. Может быть лучше сразу лететь в Москву?..
— Какая Москва? — обреченно вздохнул он. — Нет же еще ни единого анализа.
— Боже, как медленно — ты уже второй день в больнице!..
— Регина, извини, мне надо идти, — произнес он как можно уверенней, — а то процедурная сестра будет ждать. Ты когда зайдешь снова? Кормят здесь терпимо, так что не стану слишком утруждать просьбами. Ты мне двушек насобирай — вечерами буду звонить.
— Как то есть идти? — обиженно изумилась она. — Ну опоздаешь на полчасика — что случится?
— Мне назначили на пять, — ровным голосом убеждал он. — Не стоит с первых дней пребывания в отделении ссориться с младшим медперсоналом.
— Тебе видней... — сухо сказала Регина. — Кстати, Вадик прислал письмо. Пишет, что всецело здоров и появится в середине августа. О твоей болезни я решила ему не сообщать — к чему волновать ребенка?
Ребенка волновать... Возмутился он, в глубине души задетый этим жестким решением жены. Скоро третий десяток пойдет — ребеночек... Хотя по-своему, по-матерински, быть может она и права...

— ... от Воеводы персональный привет! Вчера вечером он лично соизволил мне позвонить и поинтересовался твоим здоровьем.
Тропотун с сарказмом хмыкнул: "Прощупывает, не пора ли другого зама искать!"
— Ах, что ты, Славочка! Он. так сочувствовал. Я все сказала, как мы с тобой договорились — обострение язвенной болезни.
— Хорошо. Молодец. — Одобрил Станислав Сергеич, но тут же некстати припомнил, что отныне он живет обновленной жизнью духа и что карьера теперь не имеет для него значения: — Впрочем, все равно!.. — прибавил он вслух.

Ощутив на себе это чудесное дуновение вечности, он перевел отрешенный взор с Регининого лица куда-то вдаль — и увидел приближающуюся Веру. Сердце, достаточно ровно бившееся в его груди, резво торкнулось изнутри в ребра и забилось в удвоенном темпе. Застывшим взглядом он следил, как она подходит все ближе и ближе. Пышная ее юбка, синяя, отделанная по подолу кружевом, волнующе колыхалась при ходьбе, а трикотажная майка вызывающе облегала девичье торчащие груди. Поравнявшись со скамьей, она чуть замедлила шаг и вопросительно глянула в лицо Станислава Сергеича, который при этом шкодливо отвел глаза в сторону, — не останавливаясь Вера пошла дальше, к главному корпусу, поднялась по широкой лестнице и скрылась в вестибюле. Тропотун перевел дыхание.

— Я пошел, — вставая, решительно произнес он.
— Да посиди ты пять минут! — оскорбилась Регина. — Я к тебе через весь город тащилась! — и она потянула его за руку вниз.
— Пять минут... — согласился он, снова садясь, и уставился на двери главного корпуса.

Минуты три спустя из черного проема двери возникла Вера, которая медленно сошла со ступеней крыльца и неспешно направилась по аллее. Рассеянно оглянувшись, она подошла к скамье, стоявшей на противоположной стороне аллеи, и села, оправив свою пышную юбку. Делая вид, что поджидает кого-то из главного корпуса, она закинула ногу на ногу и, покачивая красной панталетой, в упор изучала семейную идиллию Тропотунов через большие темные очки.

Под воздействием этого невидимого ему взгляда Станислав Сергеич ощущал себя словно бы на раскаленных угольях. Он. томился, ерзал на сиденье, мычал что-то нечленораздельное жене в ответ и постоянно порывался вскочить. Регина же, как нарочно, с удовольствием описывала кафедральные дела, пересказывала последние сплетни и совершенно не собиралась умолкать.

— Да ты не слушаешь меня! — наконец воскликнула она раздраженно.
— Ну что ты, дорогая, продолжай... — возразил Станислав Сергеич тоскливо и послал через аллею умоляющий взгляд.

Вот посидит так, думал он о Вере, полюбуется на наше семейное счастье — и сбежит. И правильно, что сбежит!.. Эх, надо было сказать Регине, что это наша сотрудница... Нет, не надо — женская интуиция штука опасная. Он едва не застонал вслух, увидев, что Вера встает. Но она просто оправила юбку и уселась вновь. Нервы у Станислава Сергеича не выдержали, он демонстративно поднес часы к глазам и решительно поднялся. Жена недовольно посмотрела на него, однако смирилась и передала пакет с провизией, тоже встала и чмокнула мужа в щеку. Проводив супруга долгим взглядом, она опять села, достала из сумочки зеркальце и подкрасила губы. Потом прошлась по волосам легким движением пальцев, бросила зеркальце в сумочку и быстро направилась по центральной аллее к выходу из больничного городка. Вера скорчила ей вслед гримаску и уставилась на двери главного корпуса.

Резвой трусцой Тропотун вбежал в свою палату, бросил на кровать пакет и побежал назад. Только бы не ушла! Только бы не психанула! Заклинал он мысленно Веру. Слегка запыхавшись, выскочил на крыльцо и посмотрел на скамейку — уфф! сидит! — окинул взглядом аллею, обозрел удаляющуюся спину жены, облегченно перевел дух и сбежал по ступеням.

Поймав сопротивляющуюся Верину кисть, Станислав Сергеич виновато заглянул в ее глаза, уже не прячущиеся за темными стеклами, несильно сжал ее пальцы и сказал:
— Глупо как-то получилось... Пошло... В подобной ситуации извиняться смешно, тем не менее...
— У тебя красивая жена, — очень ровным голосом произнесла Вера.
— Обыкновенная, — пожал плечами Станислав Сергеич, ее тон встревожил его.
— Ладно, Тропотун, не подыгрывай! — она не мигая смотрела на него колючими зелеными глазами.

Он усмехнулся печально: "Вера-Верочка... Здесь я разучился играть. Только отрешившись от мирской суеты можно постичь истинный смысл мироздания... Давай пройдемся?" — он потянул ее за руку вверх, и она послушно встала.

Они неторопливо двинулись тенистой липовой аллеей, затем повернули на заросшую травой дорожку, которая как-то незаметно перешла в окруженную роскошными сиреневыми кустами тропинку. Вера ушла в себя и не произносила ни слова. Тропотун то и дело испытующе взглядывал на нее, стараясь прочесть по ее сосредоточенному профилю потаенные мысли.

— Рядом с тобою мне хорошо... — задушевно и многозначительно сказал наконец он, прерывая неудобное молчание.
— Вот, принесла тебе, — она остановилась и стала торопливо доставать из холщового мешка пластиковый пакет. — Тут яблоки и российский сыр... — она стояла на тропинке, прижимая свой пакетик к груди, и вдруг заговорила, торопясь и перебарывая волнение: — Думала, когда шла, — увижу его и расплачусь! А потом повисну на шее и буду целовать... Плакать и целовать. — Как видишь, не плачу... — закончила с иронией. Резко повернулась и зашагала быстро и не оглядываясь по тропинке между плотными зелеными стенами сирени.

Тропотун устремился следом. Стояла тяжелая душная жара, даже птицы и те умолкли. Разогретая листва одурманивающе пахла, в траве отчаянно стрекотали невидимые цикады, низко над землей проносились стрекозы, бабочки, какие-то жуки — словно справляли то ли бал, то ли шабаш.

— Присядем? — спросил Станислав Сергеич, приметивший в сиреневых джунглях скамью.
Вера молча села. Он деловито и уверенно устроился рядом, взял у нее пакет с яблоками и сыром и положил на сиденье. Потом обнял женщину за плечи и притянул к себе. Она не оттолкнула его, не дернулась, лишь губы медленно сложились в печально-насмешливую улыбку.
— Порядок, Станислав! — сказала она, поворачивая к нему лицо, и тихонько вздохнула. — Рассказывай, как твои дела?..

И только тогда он окончательно успокоился и стал описывать собственные переживания. Монолог его сводился к тому, что смысл бытия человеческого можно познать, лишь оказавшись на краю пропасти, ибо только заглянув в бездну не-бытия по-настоящему понимаешь, что... и тэдэ...
— "Раскрылась бездна звезд полна. Звездам нет счета — бездне дна..." — продекламировала Вера.
— Тютчев, — с досадой сообщил Станислав Сергеич, задетый тем, что его уникальным ощущениям найдено какое-то адекватное стихотворное выражение.
— Ломоносов, — машинально поправила она, размышляя о чем-то своем. — Знаешь, Станислав... — неуверенно произнесла Вера и запнулась.
— Да?
— Нет... я так... — она сорвала травинку и нервно покусывала ее кончик, глядя в землю.
— Раз уж начала — продолжай!.. — требовательно заявил он.
 Она быстро посмотрела на него и заговорила, не отрывая своего пристально взгляда от его глаз: "Когда мы познакомились с тобою, я даже чуточку в тебя влюбилась..."

— Я тоже был к тебе неравнодушен, — он пожал плечами, — собственно, и теперь...
— Именно. Ты был ко мне неравнодушен, — медленно произнесла Вера. — Но ты видел, что я в тебя влюблена, и потому шаг за шагом разрушал мое чувство, чтобы перевести нашу связь на безопасные, если так можно выразиться, рельсы! Я удобная любовница, не правда ли?.. Отдельная квартира, какой-никакой интеллект... Наверное не стоило об этом сегодня... Но я уверена, что ты поправишься и все пойдет как прежде. Я хочу сказать, что не имею к тебе обычных бабских претензий. Твое семейное положение меня не волнует...

Не готовый к подобной обнаженности чувств, Станислав Сергеич выдержал драматическую паузу и проникновенно стал говорить: "Вера, милая, спасибо тебе за все! За откровенность эту тоже — ведь она подразумевает между нами доверительные отношения. В наше время это так важно!.. Трудно сказать, выйду ли я отсюда, из больницы... — он проглотил застрявший в горле комок и мужественно продолжал, — что делать — каждому свое..."

Любит! Она меня любит!.. Внутренне ликовал он. И неб ы л а влюблена, а любит теперь, сейчас — иначе бы не прибежала!

Тем временем он разглагольствовал, незаметно переводя разговор на более нейтральную и благодатную почву о смысле своего существования. А когда оседлал любимого конька, речь его обрела плавную законченность древнего оратора. Словно Станислав Сергеич был первым человеком на земле, который додумался до идеи, что жизнь каждого человеческого создания имеет свой особенный, нематериальный смысл, через который соединяется со смыслом существования вселенной, ибо... и пр., и пр. И в один прекрасный миг он вдруг ощутил, что Вера наконец прониклась чувством его избранности перед небом, осознала всю необычность его натуры — и самолюбие Тропотуна было вполне удовлетворено.

Держась за руки, они возвращались по центральной алее к главному корпусу. Неприятное чувство, возникшее у Станислава Сергеича, заставило его повернуть голову вправо — на скамейке, застыв как статуя, сидела Регина и неотрывно смотрела на них. Словно натолкнувшись на невидимую стену, Тропотун остановился, а Регина, упруго вскочив на ноги, быстро направилась к ним.
Со свистом рассекая воздух, Станислав Сергеич шлепнулся с небес на землю.
— Я забыла забрать у тебя пакет, — чрезвычайно спокойно сообщила Регина и с ног до головы оглядела Веру немигающим змеиным взглядом. — А что, процедуру отменили?

— Отменили, — мрачно отозвался он и посмотрел на Веру. Она побледнела, но улыбалась своей ироничной улыбочкой.

— Ты забыл нас познакомить, — сказала Регина безмятежным тоном. Водевильная ситуация по уличению супруга, похоже, доставляла ей истинное удовольствие.
Ой-ёй-ёй!.. Мысленно схватился за голову Станислав Сергеич. Вот ведь влип!.. Лишь бы истерику не закатила благоверная...

Он, между тем, медово разулыбался и коротко представил женщин друг другу.
Регина злорадно посмотрела на молчащую Веру и принялась ворковать приторным голоском, обращаясь к мужу:
— Ты. уж здесь не простынь без меня! Он, знаете ли, подвержен у меня простудным заболеваниям... — это уже реплика в сторону Веры.

— Да я вообще не простываю! — возмутился было тот, однако тотчас осекся под злым взглядом жены. — Тебе, кажется, пакет твой нужен? Я сейчас схожу...
— Нужен, Славочка, очень нужен... Я уже до автобусной остановки дошла — и вдруг про пакет вспомнила! У меня больше ну ни единого не осталось — такая досада. К тому же пакет импортный, так просто в магазине не купишь... — И безо всякого перехода обратилась к Вере: — Не правда ли, высшая форма любви — это принимать человека таким, каков он есть?..

Может и без скандала обойдется... Подумал Тропотун. Иначе — ойй!..

— Совершенно с вами согласна, — с сарказмом заметила Вера, — форма, действительно, высшая!
Станислав Сергеич вдруг осознал, что если не вмешается, то потеряет Веру навсегда. И глухим, словно идущим из подземелья голосом, он заговорил, адресуясь к Регине:

— Пойми, мне осталось жить считанные месяцы! Обе женщины в испуге уставились на него. Раздался нарастающий вой сирены неотложки, которая на полной скорости приближалась к хирургическому корпусу.
— Дни мои сочтены... Отсюда, из онкологического отделения, видишь реальность другими глазами. Мне открылась истина — миром правит любовь!.. — он уже не говорил, но вещал. — Все сущее на земле жаждет сострадания и милосердия, жаждет любви. Вы дороги мне обе. Постарайтесь это понять. И возлюбите друг друга той всечеловеческой любовью, которой люблю вас я!..

Они смотрели на него с ошарашенным видом. Первой опомнилась Вера. Она двусмысленно хмыкнула и со жгучей иронией произнесла: "Мы постараемся, Станислав!" Потом круто повернулась и стремительно зашагала по аллее.
Проводив ее торжествующим взглядом, Регина заглянула мужу в лицо и мстительно заявила: "Я сразу догадалась, кто это! — она раздраженно повела плечами. — Тоже мне нашел красавицу — глаза как у совы..." — и презрительно фыркнула.
Тропотун сообразил, что Регина, сравнив собственную внешность с внешностью соперницы, выдала той более низкий бал — и только это его спасло. Уфф!.. Перевел он дыхание и позволил себе несколько расслабиться. Истерика отменяется. Он промокнул испарину со лба и подумал, что Вера ушла в бешенстве. Это же надо: влип как кур в ощип!

Долго сидели на скамейке и Регина читала ему вслух Вадькино письмо, подробно его комментируя. Она ощущала себя победительницей и от души тиранила неверного супруга. Затем он, по настоянию жены, сходил за пакетом, занеся в палату Верин кулек с яблоками и сыром, вернулся и проводил жену до самых ворот больничного городка, в которые упиралась липовая аллея.
Целоваться на прощание не стали.

Продолжение: http://proza.ru/2024/11/29/1373