Фехтовальщики. Это наш город! 10

Купив цветы, они двинулись по дороге, ведущей в глубину кладбища. И сразу их обступили почти бескрайние снежные поля, однообразие которых нарушалось лишь черными стволами промерзших за зиму деревьев да макушками самых высоких оград и обелисков. Главная дорога кладбища поддерживалась в сносном состоянии, было видно, что ее регулярно расчищают грейдером или бульдозером, некоторые боковые тоже выглядели вполне проезжими, со следами колес от недавних похорон (увы, люди умирают и в снежные зимы!), другие же мало чем отличались от окружавших их сугробов. Снег, в отличие от городского, был по-зимнему бел и, казалось, не собирался таять никогда.

- Ты знаешь, куда идти? – спросил Антон. – Я, честно говоря, не помню.

- Знаю, - кивнула Люся. – Мы несколько раз сюда ходили. Наш поворот уже близко.

Поворот, на удачу, оказался проезжим, видимо, недавно в этом секторе кого-то хоронили. Люся уверенно шла вперед, Антон послушно следовал за ней. Однако шагов вскоре девушка свернула с пробитой колесами колеи и сразу утонула в глубоком снегу.

- Еще метров сто, - сказала она, остановившись и обернувшись к своему спутнику. – Вон до того дерева!

Антон увидел впереди голый тополь, за ветку которого зацепился рваный, качающийся на ветру полиэтиленовый пакет, и, обойдя девушку, вышел вперед.

- Давай я пойду впереди, а ты по моим следам.

Люся не стала возражать. Антон проваливался выше колена, идти было трудно, но не слишком. Нога проламывала заветренную корку, проходила почти без сопротивления сквозь внутреннее льдисто-зернистое крошево и упиралась в нижний слой снега, уплотненный долгим лежанием. Главная неприятность заключалась в том, что снег беспрепятственно набивался в верхи городских ботинок и сразу таял там, наполняя их ледяной влагой. «Хорошо, что Люся взяла запасные носки! – подумал Антон. – Деловая!»

Наконец они достигли цели, подошли к ограде. Только здесь стало ясно, насколько глубок снежный покров: верхний край ограды едва выступал из него, а невысокий могильный обелиск и вовсе не был виден. Искать и откапывать калитку не имело смысла, Антон просто перешагнул через ограду, Люся последовала его примеру.

Не произнося ни слова, Антон начал ногами и руками раскидывать снег вокруг обелиска, пока не добрался до овального керамического портрета, с которого на него задорно глянул его старый и лучший друг.

- Как живой! – выдохнула за его плечом Люся.

«Да, как живой! – подумал Антон, сидя на коленях перед портретом. – И был бы живой, если бы не этот дурацкий случай. И какого черта мы полезли в драку? Ну, отлупили бы пацаны незнакомую нам девицу, мало ли их в городе? И поделом бы ей было. А вот этой могилы не было бы, и учились бы мы сейчас с Дэном в одиннадцатом классе, готовились к ЕГЭ, вместе готовились к соревнованиям…»

Он почувствовал Люсино прикосновение к его плечу и обернулся. Она тоже сидела в снегу, рядом лежала ее сумка, из которой торчали четыре гвоздики – словно четыре капли крови. В одной руке у Люси был термос, в другой дымящаяся кружка, которую она протягивала ему.

- Кофе! – сказала она. – Горячий!

Он взял кружку, сразу ощутив сквозь мокрые перчатки ее обжигающее тепло, повернулся опять к портрету Дениса и глотнул горячий, сладкий напиток.

- Ты знаешь, а я ведь прикончил того отморозка, который Дениса убил, - сказал он, не оборачиваясь.

- Убил? – удивленно и как-то недоуменно переспросила Люся. – Ты шутишь?

Антон повернулся к ней и ощутил, что джинсы его промокли, и колени упираются в ледяную сырость.

- Какие шутки? Помнишь, там был такой здоровый, лысый?

- Помню. У него еще в руке была палка.

- Это не палка была, Люси. Это была железная труба. И вот этой железной трубой он убил Дениса. Я нашел его в Москве и прикончил.

- В Москве? – Люся опять удивилась и опять отметила непривычное обращение «Люси». – Как он в Москве оказался?

- Это долгая история. – Антон потаенно улыбнулся и опять глотнул кофе. – Главное, что я нашел его.

- И что теперь? – спросила она, и в ее глазах он прочел растерянность и испуг.

- А теперь ничего. Теперь мы будем жить, а он – нет. Денис, правда, тоже.

Он поставил кружку в снег и протянул руку к цветам:

- Дай, я положу.

Люся приоткрыла сумку, чтобы не повредить зеленые стебли, и достала гвоздики. Антон взял цветы и, опять развернувшись к обелиску, воткнул стебли глубоко в снег возле самого портрета. Друг его Дэн по-прежнему улыбался, задорно и жизнерадостно. «А ведь он всегда поддавался мне в бою! – вдруг понял Антон. – Хоть чуть-чуть, но поддавался. Он всегда хотел, чтобы я побеждал, чтобы я выходил в чемпионы. Он знал, как это важно для меня, а сам был счастлив моими победами. Не будет у меня больше такого друга».

Юноша поднялся с колен и посмотрел на примолкшую сестру Дениса. «Тоже ведь промокла и продрогла, - подумал он. – Надо уходить». Про «бойца» Скорцени, с которым он разобрался на горнолыжной базе, Антон решил ничего не говорить. Зачем без нужды грузить бедную девушку? Хватит с нее и одного трупа.

- Я только тебе рассказал. Больше никто не знает. А ты должна была узнать: ведь Дэн твой брат.

- Спасибо, - ответила Люся, тоже поднимаясь на ноги. – Хотя, это как-то тревожно. Вдруг его дружки тебя отыщут, или - полиция…

Он усмехнулся:

- Не найдут! Ты видишь, почти год прошел, и никто меня не искал. Все будет нормалёк! Пойдем к автобусу, ноги уже коченеют.

- Пойдем, - согласилась она и начала собирать сумку. – Главное – к дороге выйти, а там переобуемся. Ты не бойся, я - никому!

- Я и не боюсь, - пожал он плечами. – Я знаю, ты не из болтливых. Это будет наша с тобой тайна.

- А разве Карине ты не рассказал? Когда вернулся из Москвы.

Антон посмотрел на девушку. Они стояли близко-близко, почти глаза в глаза, почти прикасались друг к другу, и в ее глазах он увидел нечто большее, чем вопрос о тайне, там было глубинное, женское - тревога и надежда.

- Карине? Нет. Ненадежная она. Да и касается ее это мало. Ты сестра, тебе надо знать.

- Ты герой! – тихо сказала Люся.

- Перестань! – поморщился он и взял ее за руку. – Даже не думай так! Я просто нормальный. Пойдем отсюда, ты замерзла.

Молодые люди вышли к автобусной остановке, зашли в цветочный киоск и сменили носки, не обращая внимания на не слишком одобрительные взгляды продавщицы. Через полчаса они были в городе.

******************************

Чем спорт отличается от физкультуры или от других развлечений? Тем, что он – не физкультура и не развлечение. Как ни банально это звучит, спорт – это состязание, помноженное на труд, на бесконечные, изматывающие тренировки, на отказ от тех самых развлечений и иных удовольствий. С физкультурой он имеет тоже мало общего, да и с укреплением здоровья часто входит в противоречие, так как требует от человека предельного, а то и запредельного напряжения сил и жизненных ресурсов. И это относится не только к тем спортсменам, которые штурмуют мировые или олимпийские рекорды. У каждого человека - свой предел. Один многократно побеждает в мировых марафонах, а у другого рвется артерия на школьных соревнованиях.

Антон не задумывался, что такое спорт. В фехтование он пришел в десять лет, насмотревшись на киношных мушкетеров и начитавшись Дюма. Сам узнал, где в городе находится фехтовальная школа, сам пришел туда. И уже там ему объяснили, что тренировки – это путь к бою, а бой – это путь к победе. Победа же дается напряжением всех сил, потому что твой соперник тоже рвется к победе. Он понял это и принял, он хотел быть победителем. Да, фехтование – это красиво (особенно, в кино), но те, кто любит в нем лишь красоту, должны идти в театральное фехтование или в историческое. В спорт идут бойцы.

Как и ожидалось, в финал краевого первенства вышли Антон и Герман. Их поединок решит, кто станет чемпионом.

И вот счет «5-5», а бой длится до десяти. Кто первый получит десять очков, тот и победитель. Силы у бойцов равные, школа одна и та же, но характеры - разные. Выиграет тот, у кого крепче нервы, у кого на победу нацелены вся воля, все мысли, все чувства.

Судья в очередной раз произносит сакраментальную фразу:

- Готовы? Начали!

Финальный бой судит не Андрей Михайлович. На это ответственное и почетное действо приглашен патриарх краевого фехтования, седовласый ветеран Вадим Александрович, который редко появляется в клубе, но, когда появляется, сабля в его руках поет и танцует. Вот он сидит за судейским столом в нарядной футболке с надписью “I love fencing!” и цепким взглядом придирчиво оглядывает спортсменов. Вадим Александрович, по слухам, бывал и в европейских призерах, и в мировых, и застал еще времена, когда не были придуманы электрокуртки, и уколы фиксировались по черным меткам, которые оставляли на белоснежных костюмах крошечные тряпицы, прикрепленные к концам клинков и вымазанные сажей. Бои тогда велись по французским традициям, и Вадим Александрович частенько щеголяет французскими терминами.

Сквозь проволочные сетки двух масок Антон видит лицо противника. Оно сосредоточено, серьезно и как-то даже сурово. Лицо Дениса никогда не было таким, Денис всегда шел в атаку с задорной улыбкой. Герман в поддавки не играет, взгляд его карих глаз цепок и холоден, как взгляд танкиста из танковой амбразуры. Вот его сабля шевельнулась и двинулась вперед, а вслед за ней правая нога и весь корпус… Атака! Стремительная, как полет стрелы. Эта его особенность проявилась совсем недавно: по словам Андрея Михайловича, в последние месяцы. Оставаясь по жизни флегматиком и даже увальнем, на дорожке Герман преображался, словно в нем включалась особая программа, делающая его неким «универсальным солдатом», «человеком из стали».
 
Полет стрелы длится не дольше секунды, но Антон все-таки успевает взять защиту и сделать точный ответ. «Аль парэ!» - звучно объявляет Вадим Александрович. Это значит, что клинок Антон был встречен гардой Германа, но его кончик достал-таки нахлестом плечо противника. Счет становится «6-5». На сердце у Антона делается чуть-чуть радостнее, но он не забывает, что в первой половине боя он тоже лидировал, со счетом «2-0», а потом едва сумел уравнять очки. Расслабляться с Германом нельзя, любой ошибкой тот обязательно воспользуется. И вообще, хватит сидеть в защите, пора самому начинать атаки. Однако, Герман опять готовится к нападению, а у нападающего преимущество: при прочих равных очко засчитывается ему. Значит, надо опередить его, хоть на долю секунды вскинуть клинок раньше. Е-е-сть! Грудь Германа, рванувшаяся вперед, натыкается на кончик вытянутой сабли Антона. «Ремиз! - доносится комментарий со сторону судейского стола. - 7-5!»

Это еще не победа, радоваться рано, отыграть два очка – как два пальца обмочить под летним дождем, но пусть противник занервничает, пусть начнет делать ошибки… Уж мы-то их не упустим, уж мы-то их используем. Пусть он поверит, что он, все-таки, чуть-чуть слабее, чуть-чуть менее техничен, пусть признает краешком сознания, что он уже проиграл, а уж мы-то ему в этом поможем! Так говорил себе Антон, вставая у желтой, барьерной черты перед очередной схваткой. Что думал в этот момент, мы не знаем, но взгляд его глаз не выражал ни капли смятения, это по-прежнему был взгляд танкиста. Да, он не успел увернуться, словил две болванки, но бой еще не закончен, движок в порядке и снарядов вдоволь. Одно обманное движение, другое, и Антон, неожиданно для себя, почувствовал сильный удар в голову. Опа! Счет сделался «7-6».

Быстротечны спортивные фехтовальные схватки. Одно-два стремительных движения, часто почти неуловимых для неискушенного зрителя, и поединщики расходятся, волоча за собой тонкие шнуры-провода, чтобы вновь встать у желтых линий в центре металлической дорожки. Не слишком зрелищно и не всегда логично. В реальном сабельном бою побеждает не тот, чье оружие много раз коснулось противника, а тот, чей удар попал в нужное место с нужной силой. Но таковы уж спортивные правила, и не нам их ломать. Однако Антон решил слегка изменить привычную тактику боя и сделать следующую схватку более длительной, рассудив, что для Германа с его машинной запрограммированностью будет трудно отойти от канонов. Расчет удался. Не столкнувшись после своей атаки с такой же стремительной и короткой контратакой Антона, Герман вяло ответил на не менее вялый выпад, однако Антон тут же осыпал его серией ударов и погнал в конец дорожки, где и достал, в конце концов, вновь увеличив разрыв в счете.

Происшедшее послужило Герману хорошим уроком. В его программе что-то щелкнуло, и в последующих схватках он уже не поддавался на уловки и провокации, они протекали с переменным успехом, но нервничал и суетился, все-таки, больше Антон, поэтому к последнему поединку соперники опять подошли с равным, но уже критическим счетом «9-9».
 
«А он действительно вырос, - с уважением подумал Антон, вновь выходя к желтой черте. – Год назад ни за что бы не подумал, Герман может меня сделать. А я, увы, профилонил в Австралии…» Он поискал взглядом Люсю, сидевшую среди зрителей, и, найдя, махнул ей рукой. Она подняла руку ему в ответ, улыбнулась. «Да, ладно, - успокоил он себя. – Не на сундук же золота играем! Не стану чемпионом сегодня, стану через год. Потенция у меня все равно выше, просто я слегка отстал, не успел прийти в норму». Он не заметил, что этими словами, обращенными к себе, уже обрек себя на поражение, уже согласился с ним. И конечно, он проиграл. Неумолимый и непогрешимый танк наехал на него и смял в первые же секунды схватки.

Судья объявил победителя. Антон снял шлем, подошел к Герману и пожал ему руку.

- Молодец! Но через год победителем буду я.

- Не возражаю, - с обычной флегматичной улыбкой ответил тот. – Велкам!


Антон и Люся возвращались домой вместе. Уже смеркалось, на светлом еще закатном небе зажглась Венера, а прямо над их головами появился Сириус – два первых вечерних светила.

- Ты не переживай! – тронула Люся за руку друга. – Ты все равно фехтуешь лучше всех. Просто у тебя был перерыв. Еще немного и ты все нагонишь, будут еще соревнования!

- Я знаю, - кивнул он. – Конечно, нагоню. Да сейчас это и неважно. Честно говоря, меня сейчас больше беспокоит другое.

Люся озабоченно заглянула ему в лицо:

- Что именно?

- Стереометрия! Запутался я с этими синусами и тангенсами. Год назад вроде все понимал, а сейчас – хоть тресни! Ни одной задачи не могу правильно решить.

- Что ж ты раньше не говорил? Я же предлагала свою помощь! Давай завтра и возьмемся. Приходи! Мама будет тебе рада.

Он покачал головой.

- Нет, Люсь! Это тебе так кажется. При виде меня она каждый раз будет думать о Дэне. Я вот живой, здоровый, в Австралию съездил, а Дэна нет, он уже никуда не съездит. Ты - сестра, ты как-то сжилась с потерей, а матери, может, и всей жизни не хватить, чтобы сжиться. Нет, не хочу я ее раны бередить.

- Наверное, ты прав, я как-то не подумала. Но тогда где?

- Давай у меня. Я сейчас как раз один живу, так что мешать никто не будет.
Девушка посмотрела на него изучающе. Предложение ее обрадовало, но сделано оны было так небрежно, таким простым, почти равнодушным тоном… Он понял ее взгляд по-своему и добавил с легкой усмешкой:

- Приставать не буду. Не бойся!

- Я и не боюсь. Хотя немножко и обидно. Я для тебя всегда лишь сестра Дениса, а я, ведь, все-таки, девушка. Мог бы и поприставать немного. Все о Карине своей думаешь?

- Чего бы я о ней думал? Нужна она мне!

- Думаешь, думаешь!.. А почему ты один живешь? Мама уехала куда-то? На курорт?

- Вроде того. Только не на курорт. Замуж она вышла, к мужу переехала.

- Да ты что!

- Там две девчонки малолетние, хлопот полон рот… Так что я пока один хозяйничаю, а дальше видно будет.

- А если не секрет, что за мужа она нашла?

- Шофер из их больницы. Ничего вроде мужик, приводила она его, познакомились. Вроде даже непьющий. Хотя тут я в сомнениях. Откуда в нашей Раше непьющие шофера? Это все равно как крокодил-вегетарианец.

- Все равно я за твою маму рада. Женщина расцветает, когда рядом с ней любимый мужчина.

- А ты откуда знаешь?

- Знаю. Я на своих родителей смотрю. Конечно, сейчас им больно, они еще не оправились, но все равно – как голуби. А если бы у мамы не было папы, думаешь, она бы это пережила? – Люся горько вздохнула, и Антон, взглянувший на нее искоса, подумал с невольным удивлением: «Какая она уже взрослая!»

- Ладно, - сказал он шутливым тоном, - приходи. Может, и попристаю немного. Между делом.

Девушка фыркнула, засмеялась и, запрыгав на одной ножке, дурашливо, по-детски, пропела:

- Антошка, Антошка,

Идем копать картошку!

Тили-тили, трали-вали!

Это мы не проходили,

Это нам не задавали!

Антон тоже засмеялся, схватил ее за руку и, сделав вид, что рассматривает линии на ее ладони, в тон ей продекламировал:

Люся Люся, я боюся,

Что тобою увлекуся.

Если Люсей увлекусь я,

За себя тогда боюсь я.

- О! Какая у тебя мощная линия ума! – тут же воскликнул он. - Аж страшно! А ну-ка у меня? Совсем нет! Ай, ай, ай! Совсем глупый, понимаешь! Только саблей-маблей махать умею, да и то бедному Герману продул. Уж полночь близится!..

Люся давно уже перестала скакать, стояла и смотрела на резвящегося Антона, слушала его дурашливые речи и улыбалась.