Ш.Г. Алиев
Народ и коммунисты в буржуазном сететворчестве
Горловка — 2024
;
Оглавление
1. Кой-какие общие моменты. Понятие «буржуазная сеть»
2. Современная буржуазия как субъект и объект сететворчества
3. Производящая практика как субъект и объект сететворчества
4. Коммунисты и народ как субъекты и объекты буржуазного сететворчества
5. О коммунистической партии
6. Как и почему коммунисты способны быть преобразователями сетей буржуазного мира
7. Кое-что об «инструментах» буржуазного сететворчества. Модель инклюзивного капитализма как сеть и инструмент
8. Осваивающе-произведенческая практика. Преодоление буржуазных сетей и утверждение событийного человеческого бытия
Вместо заключения
Настоящая работа является как бы следствием и реакцией обсуждения на форуме kprf.org темы «Коммунисты запутались в сетях мировой буржуазии». Тема обсуждалась вяло, людьми, совершенно не подготовленными, несущими в основном всяку околесицу. А главное — полнейший и разнузданный антикоммунизм, вольготствуя при сем, на форуме, вроде, сторонников КПРФ.
Сама по себе тема, нельзя не видеть, актуальна, предполагает прояснение многих вопросов. В частности, в чем выражается эта самая «запутанность»? И только коммунистов ли? К тому же, в сетях современного буржуазного мира. Что, вообще, есть эти «сети»: в чем опасность, где их пределы? Если «путанка» (блуждания, захваченность буржуазным влиянием) для коммунистов — вещь ненормальная, то, спрашивается, как они угодили сюда? Что делать, как себя вести, дабы выбраться? Того лучше, впредь не попадать, быть свободными. И, если на то пошло, — располагать собственными «сетями». А, может-таки, нет никаких «сетей»: все гладко, прозрачно, понятно, подконтрольно?.. И никто никуда не «упадал», не «путался».
Что ни говорить, приходится признать: особого «комфорта» коммунизм в современном мире не испытывает. И, хочешь не хочешь, а под влиянием идеологического, социально-политического, вплоть до онтологизма противника (в лице буржуазии, буржуазности) весьма многие коммунисты пребывают. Причем, часто не подозревая об том.
Так что, на самом деле, далеко не мешает проясниться с поднятыми вопросами. По крайней мере, — с кой-какими аспектами, направлениями: как следовало бы обходиться с ними, осмысливать. Главное — куда двигаться, что делать, дабы, впрямь, не очутиться в «сетях» (что то же, западне), куда буржуазный мир, особенно сегодня, затягивает свои «жертвы», из круга коих, увы, коммунисты не исключение. Стало быть, нужно не впадать и блуждать здесь, но выбираться (коль скоро угораздило). Главное — никак не путаясь, преобразовать чуждые, ставшие, к тому же, негодными в историческом плане, сети: очеловечить, возвысить до присутствия бытия, высвободив из всех, не оправдавшихся временем, проявлений и форм. Тем самым, — включить в собственную «сеть», укрепить последнюю, расставшись, видимо, с идеологизмом (вернее, идеологизированной политикой) вообще.
1. Кой-какие общие моменты. Понятие «буржуазная сеть»
Начнем разговор прояснением предметного поля того, что нужно видеть в термине «сеть», точнее, «сеть мировой буржуазии». Причем, — в плане, как он присутствует в нашем названии. Ниже, по ходу разговора мы, конечно, раскрываем этот термин. Тем не менее, не мешает с самого начала оговорить, о чем идет речь. По крайней мере, в предельно общем плане.
В принципе, любой человек пользуется известной познавательно-преобразующей, оценочно-императивной, можно даже так сказать «жизненной» («житейской») «сеткой». И состоит она из системы понятий, установок, стереотипов, живо-созерцательного опыта, известной настроенности, расположенности и языка, входя с самого начала в то, что называется пониманием. Животное человек на самых первых этапах своего возникновения, еще не выделяясь из природы, тем не менее, уже располагает какой-то, пусть и примитивной, но все же, сетью для своего жизнеобеспечения. Однако, человек, коему уже присуща осознанность, располагает ею в довольно развитой данности. Осознающий человек выделяет себя из природы посредством подсознательных механизмов, установок, императивов, символов, образов, категорий... Последние, как бы сказал В.И. Ленин, суть «ступеньки выделения, т. е. познания мира, узловые пункты в сети, помогающие познавать ее и овладевать ею» [В.И. Ленин. Философские тетради / Ленин В.И. — Полн. Собр. Соч. — Т. 29. — С. 100]. Производна сеть от многих слагаемых человеческой жизни. Здесь, помимо указанных, и мироотношение, и мировоззрение, и наука, религия, нравственность, социальные институты, — многие другие аспекты человеческого освоения действительности и, вообще, жизнедеятельности.
Как правило, в жизнедеятельности отдельно взятого человека (по крайней мере, классового общества )данная «сеть» уже функционирует на дорефлективном, местами подсознательном уровне. Он всегда в ее призме смотрит, принимает, оценивает мир, окружение, строит к вещам свое отношение, поведение. А в классовом обществе — не может не выражать эту самую классовую позицию, что, собственно, превращает понимание, мироотношение в искомую нами сеть. Другими словами, в то, посредством чего люди уже как-либо социально-психологически заинтересованно, — присваивающе, субъективно (т.е., ограниченно, специфически оценивающе настроенные, не считаясь с интересами вещей), — пребывают, относятся к действительности.
Отсюда, между прочим, негативные смыслы, вкладываемые в слово «сеть». Под последней часто подразумевают какие-то хитросплетения-ловушки, неправомочные инструменты уничтожения, внутри которых сидит, поджидая жертву, а то уже расправляясь с ней, некий коварный «паучара». Потому, сеть предстает чем-то опасным, западней, влекущей «неприятности» (вплоть до смерти), попадающему в них. В то же время, она обеспечивает неправедную прибыль, выгоду, улов, «корм» для сететворца («пауку») и т.п. Имеются, разумеется, и другие смыслы выражения «сеть», о чем ниже.
Несколько иначе чем на индивидуальном уровне, но в целом также, формируется сеть человека как известной общности, особенно устойчивой, институциализированной. Сети тут формируются не только объективно (стихийно), но также в результате целенаправленной деятельности, как бы заведомо образуемые, с затребованными общностью качествами, способностями, возможностями. Например, это какие-либо социальные институты, центры, механизмы, органы (кстати, формальные и неформальные), со специально заданным (как говорят, «идеологическим») функционалом, технологией.
Вообще же, сеть не столь однобока и функционально ограничена. Потому, она, как правило, одновременно вмещает в себя стихийно сложившиеся формы и формы, созданные людьми, общностями целенаправленно, субъективно. Причем, — далеко не только в идеологически-политических нуждах. Не прежде всего ли в нуждах познавательных, информативных (узко практических). Так что, сети часто создаются целенаправленно, с ясным пониманием их назначения, смысла и т.п. Но, повторяем, могут складываться также как бы «за спиной» людей, само собой, выполняя целый ряд функций, назначений.
Подобно некоторому магнитному полю, сеть, существуя объективно, вне воли и сознания людей, как бы задает, пребывающим в ее континууме, «силовых линиях», социальным предметам, явлениям, структурам движение (связи, зависимости, характеры). Нередко оно таково, что не контролируемо его носителями (людьми). Последние как бы не понимают, что вершат, тем не менее, не способны отказаться от этого. Во многом такой своей работой сети подобны, если не тождественны) тем общественным (особенно материальным) отношениям, которыми люди связаны, взаимодействуют в совместной жизни.
К таким, так сказать, «надиндивидуальным», даже «надчеловеческим» сетевым структурам, совпадающим с господствующим в данном обществе, мире пространственно-временным континуитетом (системой отношений), можно, конечно, отнести многое из того, что задается их субстанциальной сущностью. То есть, практикой, еще точнее, конкретной ее разновидностью (о чем ниже).
Вообще, если вести речь о познавательно-информационной работе человеческих сетей, то легко видеть: подпадающее под сеть, как бы проступает, образуется в ее ячейках, выраженных соответствующей вещью (категорией, ценностью, установкой, парадигмой и проч.). Оно, соответственно, так либо иначе, осмысливается, оценивается, несет некий функционал, добро или зло, что-то вещит (вещает) и т.д. Таким образом, благодаря сети, «пойманное» становится достоянием культуры, включается в круг предметов человеческого присутствия и активности. Т.е. превращается в часть мира, среды, вплоть до него (человека) самого, в зависимости от своей значимости, присвоенных достоинств.
Но человек не столько познает, сколько живет, и живя — познает, информируясь, информирует. Потому, предметы в сетях предстают сподручными: не только пространственно-временно данными, «красивыми» и т.п., но также «нужными», «полезными», «никакими», враждебными, опасными, ждущими по отношению к себе адекватных мер сететворца, вплоть до попыток нейтрализации, «опозитивления», «приручения», «исправления», утилизации и т.д. Существо информации благодаря сетям, именно в том прежде всего состоит.
Информацией мы не просто получаем некие констатации, фиксируем, регистрируем что и как «пойманные» вещи есть, но также, что ожидать, какие шаги предпринять, как себя вести относительно них («вещей», из-вещающих нас). И в случае необходимости непременно тут же реагируем (информируем) на полученные вести (извещения). Все это, между прочим, охвачено моментом практического обхождения с вещами в человеческом бытии под названием «понимание». Как мы показываем в другом месте, последнее в куда более глубоком смысле снимается освоением, осваивающим мироотношением...
Как очевидно, без сетей люди не могли бы общаться: находить общий язык, взаимопонимание. Они бы не со-творчествовали, не со-существовали. Правда, иной раз и располагая «сетями» (во многом, в силу их специфики), люди не способны обрести контакт, «перекличку», участие, остаются чуждыми, замкнутыми друг к другу.
Выходящее за пределы сети, не умещающееся ни в какую ее ячейку, — остается просто безвестным, за полем видения и понимания сететворцев. О нем нечего сказать, с ним нечего делать. В принципе, существование такого предмета (человека, культуры вообще), для людей с соответствующей сетью, как говорится, «открытый вопрос» (Ф. Энгельс).
Как можно понять, «сети» весьма разнообразны, по функционалу, назначению, принадлежности, общности. В самом общем плане, это и Бэконовы «идолы», и Гоббсов «левиафан», и «демократия», и «разум» просветителей, и «судьба», и «провидение», «абсолютный дух» Гегеля, «господин случай» (как бы сказал иронически Маркс, осмысляя всевозможные отчужденные формы, к коим буржуазное сознание и практика обращается в своей картине мира и для самопонимания).
К сетям относимы также современные информационно-цифровые платформы, Big Data, облачные технологии. В конечном счете, любое мировоззрение идеология, система понятий, — тоже «сеть». Наконец, под ней, или элементом ее может быть понят какой угодно предмет, используемый людьми в качестве инструмента (техники) воздействия, влияния, выражения отношения к другим вещам, людям.
Сеть, стало быть, может обнимать предметы, реальные и воображаемые, виртуальные и актуальные, материальные и не таковые. Часто они обретают (из-за отчуждения) господство и мистическую власть над людьми. Но, какими бы ни были, повторяем, к ним сознание, активность (не только буржуазные) апеллируют, присваивают мир. С их помощью совладают с многообразием процессов и дел вокруг. Так либо иначе, взаимодействуют с остальными социально-политическими и иными участниками, структурами, сферами жизни.
В означенных смыслах, как нетрудно понять, сети фигурируют в предельно общем, социально-философском, вплоть до онтологичности плане. В обычном же словоупотреблении распространено под «сетью» понимать и осуществлять нечто более узкое, особенное. Другими словами, то, что, как правило, ходит (или предполагает) с определением «социальная». Перед нами, стало быть, не просто сеть, но социальная сеть. Другими словами, организация (управление, регулирование взаимоотношений и поведения) людей, сложенная не из единого, четко определенного, к тому же, официального центра, по вертикали, но по горизонтали. Причем, элементами так устроенной сети, где управление движется, распространяется не сверху вниз, а вширь, часто выступают те либо иные вертикальные структуры, сообщества людей, сложенные из единого для них, внутреннего центра. Данные элементы, представляя различные самостоятельные организации, — выступая, иначе говоря, сетями (вернее, подсетями некоторой, объединяющей их, структуры), — функционируют как бы независимо друг от друга. То есть, подсети взаимосвязаны, но не жестко, поскольку строго определенного центра и однозначно направленного движения между ними нет. Да и внутри каждой из них управление сверху вниз (по крайней мере, в отдельных областях) осуществляется не столь однозначно как там, где центр вертикальной сети жестко контролирует исполнение и соблюдение интересов, устремлений, которые владелец (субъект) данной сети считает для себя существенно значимыми. В этой, так сказать, «сети сетей» (социальной сети) отсутствует строгость, жесткая регламентация, подконтрольность низов верхам (точнее, нет ни того, ни другого, по крайней мере, формально) и проч.
Элементов (подсетей), образующих социальную сеть (сеть сетей), может быть много. Да и по разнообразию (в том числе во времени и пространстве), распространению своему социальные сети существенно варьируют. Довольно часто они образуют всевозможные полуофициальные или даже запрещенные, внеинституциональные объединения людей. Данный расширительно-внешний подход к сетям относит всевозможные партии, формальные и неформальные, официальные и не таковые объединения, организации людей. Согласно профессору А. Козину, «Сетевые структуры существовали всегда, только назывались другими словами. Во все времена во всех странах имеют место неправительственные, и в этом смысле неформальные, группы людей, ориентированные на самые различные социокультурные функции и цели. При предельно широком подходе сюда можно отнести открытые и тайные общества вроде мирового масонства, теневые бизнес-структуры, интеллектуальные и творческие союзы, информационные порталы, криминальные группировки И ещё множество иных человеческих объединений, вплоть до <голубых> и <розовых> интерклубов» [Александр Казин. Под сетью — По материалам "Литературной газеты". — 1012 г.].
Ближайшим образчиком социальных сетей принято считать, возникшую сравнительно недавно, «мировую паутину», сообщество интернет. Здесь, вроде, каждый участник (представляющий индивидуальную сеть), будучи как бы самостоятельным, влияющим на свое окружение, вместе с тем, испытывает на себе воздействие (прямое или косвенное, не важно) огромного числа других (не менее «самостоятельных») участников. Повторяем, воздействие, как правило, происходит не сверху, не под прямой регуляцией из единого центра, не навязчиво, но вполне себе «демократически», не лишая участника чувства свободы, независимости, добровольности и т.п.
Поскольку движение, взаимодействие участников (подсетей) социальной сети протекает, скорей, по горизонтали, чем по вертикали и нет жесткого контроля, один и тот же участник (скажем, человек) может испытывать влияние множества других участников (подсетей), и сам способен повлиять на них. Каждый человек в такой сети сетей включен одновременно во множество структур, подсетей, слагающих объединяющую сеть, одновременно являет множество их. Больше того. Сам располагает рядом сетей в зависимости от сферы приложения своих интересов, усилий, отношений, фантазии.
В этом смысле он довольно подвижен, не совсем прогнозируем в поступках, на социальном поприще часто подвержен внешним (случайным) влияниям. Одним словом, особенно касательно вопросов частной жизни довольно несамостоятелен в плане доступности внешним влияниям и неопределенности своего поведения.
Нельзя, далее, не видеть: организации, объединения, представляющие сеть сетей (социальные сети), которые на ходячем уровне только и принято считать сетями, — что бы о них ни говорили в плане освобождения, раскрепощения человека, предоставляемости его самому себе и проч., — что-то преследуют, от чего-то уходят, куда-то движутся, что-то ищут, для чего-то существуют, блюдут известный порядок. Все это, как раз, так либо иначе, зафиксировано в согласованных и сведенных к так называемому «консенсусу», уставах, протоколах, декларациях, соглашениях и т.п., принимаемых каждым участником такой сети. Если, скажем, кто не будет согласен хотя бы с одним пунктом работающих документов (уставов, соглашений и т.п.), он просто не допускаем в данную структуру, не получит возможность активничать здесь. Одним словом, все структуры (мелкие сети), объединяемые по горизонтали в одну крупную сеть, сама она, наконец, — выполняют, совершают все то, что, собственно, мы выше связывали с деятельностью той либо иной сети в качестве некоторой для себя (вернее, для своего творца, «хозяина», «субъекта») существующей структуры, организации. Разве что, наша «сеть сетей», по крайней мере, поначалу в жизни людей играет не столь значимую роль, как бы вторична, закулисна, не затрагивает жизненно-значимые интересы власти, центров силы, господствующих классов. Коль скоро же она как-либо восходит к этим интересам, начинает их затрагивать, — что с особой силой наблюдается уже с приходом индустриального общества, — тут же существенно преображается, наполняется устремлениями, динамикой волей, соответствующими регламентациями, исходящими непосредственно, от власть и богатства предержащих сил.
Число социальных сетей, их взаимное влияние растет с интенсификацией общественной жизни. В частности, — поскольку современный мир становится все более «тесным», и, как говорят, «взаимозависимым». С приходом же в мир современных цифровых технологий, особенно платформ, высокоинтеллектуальных искусственных систем, политика в социальных сетях, ведущаяся преимущественно транснациональными корпорациями, становится настолько изощренной и всепроникающе сильной, что означенная самостоятельность, свобода, неконтролируемость и т.п. человеческих «атомов» здесь становится просто фиктивной, призрачной, если не вовсе исчезнувшей. Люди из относительно самостоятельных субъектов сететворчества всецело переводятся в ее безропотные объекты.
Так что, ближайшее рассмотрение позволяет усомниться (по крайней мере, касательно современных социальных сетей (впрочем, также всех остальных), где, к тому же, присутствует платформа) в означенных «свободах» с «самостоятельностями» и «добровольностями». Причем, так обстоит не только в так сказать, «сетях сетей», но тем более, в образующих ее, подсетях, «атомах». Вопрос идет, разве что, об изменении влияния, контроля, так называемыми «сильными» так называемых «слабых». Формы, инструменты влияния, регулирования опосредствуются, тончают до «незамечаемости», но от того ничуть не теряют в своей эффективности, силе. Напротив, лишь возрастают.
Особенно это очевидно на примере обретаемой в данных сетях людьми свободой. Она, как нетрудно показать, изначально либерастического толка. То есть, сведена к «убеганию» человека от общества, обязанностей, ответственности, служения ему. Вместе с этим, данная свобода избавляет человека от государства, других общественных институтов, социума, семьи, морали, религии, вплоть до его половой принадлежности. Но, обделенный всем этим, человек, вместе с тем, теряет жизненные сети (скрепы, связи, подпитку, энергетику и т.д.), коими живится, держится, возможен из своего общественного, духовно-практического окружения. Лишенный всего этого, оставшийся в лучшем случае с сетью животных потребностей и влечений, он просто-напросто обречен на обесчеловечение, исчезновение, смерть.
Так что, можно лишь в идеале рассчитывать на жизнь либерастической свободой. В действительной жизни, если только человек не хочет исчезнуть, она не реализуема. Кто же обрекает человека на подобную «свободу», — сам при этом по возможности тихо отстраняясь, оставаясь в стороне, — не может, по большому счету, не считаться уничтожителем человека, депопулятором.
И, что важно, он (надо быть в этом уверенным) прекрасно сознает, на что обрекает людей (иной раз, по дурости, также себя самого), навязывая людям столь пагубную модель свободы. Потому, шизофренически, одной рукой, вроде, избавляется (освобождается) от социальной подпитки, от принадлежности обществу, семье и проч., — особенно от тех, коим нужно служить, от давать долг. А другой рукой — хитит (как понятно, «скрытно» от себя, главное, других) все то из мира, общества, окружения, без чего никак не обойдется. Тем самым, он полностью снимает с себя ответственность за свой потреблятски-паразитический, крысино-хищнический образ жизни. Он был бы весьма не против превратить мир со всем содержимым в некий «бездонный мешок», коим он бы незаметно паразитировал. Главное — чтобы «мешок» сей никогда не иссякал, питая его неуемные потреблятские «забаганки» вседозволенности.
Крайне подлая суть такого подхода, либерализма вообще, в том, что рассчитывать на положение хищнического «таскателя из бездонного мешка» могут лишь богатства и власть предержащие, уже прихватившие всю планету в свою элитарную утилизацию. Тогда как все остальное человечество, по сути, засовывается в означенный мешок, дабы быть безнаказанно пожираемым всемогущими и свободными «крысами»...
И не случайно потому, в последнее время отрезвевшее человечество активно отходит от пут либерализма, все больше противостоит ему, пытаясь одолеть, отвергнуть. Беда разве в том, что либерализм часто принимает столь неузнаваемые вплоть до привлекательности формы, что борющиеся с ним страдая социальной шизофренией, вроде, с одной стороны, отталкивают, ничто жат его, а другой — судорожно и хватко цепляются. Доходит даже до смешного, когда либерасты камня на камне не оставляют от либерастов же, не подозревая что творят, кем сами являются, в какой тоге выступают.
Но, возвратившись к нашему предмету, мы видим, что характер, форма управления, взаимосвязи элементов в социальных сетях с некоторых пор становится (для обычного сознания) не столь однозначными и понятными по сравнению с привычными, имеющими место в классических, простых, к тому же, исключительно значимых, носящих даже онтологический характер, сетях. Исключительность и жизненная (онтологическая) значимость последних уже в том, повторимся, что без них люди (и только ли?), — кто бы ни были, какую и где бы общность ни являли, — не могут существовать. Такие сети можно наблюдать и во взаимоотношениях растений в лесу, на лугу. И пауки плетут сети, и заяц оставляет сеть следов дабы запутать хищника. И, вообще, везде и всюду нас окружает «сеть явлений природы» [См.: В.И. Ленин. Философские тетради. – Там же], которую практически живущему человеку приходится познавать, распутывать, осваивать, вбирать в себя, дабы затем множить собственные сети, без коих, видимо, ему никак не обойтись...
Между тем, без всяких там масонских объединений, разного рода партий, без банковских, торговых, дипломатических, любовных и прочих сетей, даже без сети интернета человек мог бы вполне обойтись. Данные сети в известном смысле не отвечают своему изначальному предназначению: быть инструментами ловли, носки, заграждения, защиты, опутывания, сохранения и т.д. Все эти, значимые на любом поприще деятельности, функции вместе взятые, как раз, способствовали тому, что, вроде, простой инструмент жизнеобеспечения человека, тем не менее, обретает статус общефилософской, мировоззренческо-методологической категории. Видимо, ни один другой предмет человеческого обихода (включая разрушительные серп и молот, присовокупим сюда и лом) не может в данном отношении конкурировать с орудием «сеть».
Верно, однако, возникают социальные сети тоже далеко не просто так, случайно, но по известной социально-исторической логике, нужде людей. Но (и это правда) по большей части, вторичной. Она, тем не менее, не мешает ей (вторичности) в известных условиях исторического развития претендовать на первое место...
Мы не будем касаться всех этих, составляющих немалый круг, вопросов. Заметим лишь, что можно признавать означенное (ходячее) понимание сети. Но, правда здесь и то, что данное понимание — какое-то размытое, внешнее, как бы удваивающее понятие, выдающее за сеть совокупность сетей. В лучшем случае, видимо, такое понимание следует ограничить сугубо социологическим подходом. Мы же будем впредь вести речь о сети в социально-философском плане, даже социально-политическом, идеологическом (куда политику денешь без идеологии), наконец, — будем вести разговор преимущественно о сетях, так либо иначе, выражающих коренные интересы социально-политической структуры общества, истории. В конечном счете, ведь и социальные сети об том же.
Мы даже еще больше заузим поле своего интереса, сосредоточившись преимущественно на буржуазных сетях. Об этом, собственно, и название нашей работы.
Продолжим разговор с констатации несомненности. Человек есть общество, мир в лице данных своих единичных представителей-носителей (личностей, индивидов и проч.). В этом смысле сети могут различаться также по статусу, силе влияния, значимости, главенству и т.д. Отсюда, на первый план выдвигается сеть, фигурирующая как разветвленный, многогранный комплекс предметных форм, средств, инструментов, коими господствующие классы власть предержащие (условно, система современного буржуазного мира) существуют, относятся к действительности, сознают себя, вершат свою волю. Главное, что нас прежде всего интересует, различные элементы сети (и ее в целом) они используют ради направления в нужном себе русле жизни, общества, образующих его звеньев. Ближайшим образом объектами такой (идеологизированной) политики выступают другие классы, сословия, партии, лица, наконец, народ.
Где нужно, здесь идет в ход так называемое «принятие к сведению». Где достаточно преобразовать, поспособствовать, потворствовать, привлечь, купить, помешать, запутать... А то, — коль скоро налицо опасность, претендент, покушающийся на твою собственность, власть, «кресло», стало быть, «самое дорогое», — жестко пресечь, «посадить», «упредить», вплоть до прямой или скрытой ликвидации. Поневоле тут на ум приходит незабвенный Макиавелиев «Государь»...
Как бы тут ни вершились дела, следует заметить, что буржуазия, господствующие классы, — вообще, поскольку человек производит, — все вершат свои сети преимущественно манипулятивно. Поговорим об этом несколько ниже.
Очевидно, переходя к политике (к тому же, идеологизированной), мы «сети» в широком, общем плане, заужаем. В таком (впредь интересующем нас смысле) они как бы ограничены сугубо социально-политическим, идеологическим функционалом. То есть, служат влиянию, поведению, в частности, господствующих классов — через различные социальные институты, центры, службы, формы общественного сознания, культуру, идеологию, общественное мнение, психологию и проч., — касательно других классов, движений, сил, людей. Повторяем, данные многообразные средства используются субъектами политики (идеологии), прежде всего, ради осуществления собственных (субъективных, идеологических) интересов, привлечения на реализацию преследуемых целей объектов воздействия, предупреждения или пресечения сопротивления последних, подчинения, уничтожения и т.д. Как понятно, в ход тут идут не только и не просто предметы духовно-идеологического плана, но также весьма чувствительные, «действенные» своей «материальностью», как бы дела не забирались при этом в область неосознаваемого (включая подсознательное)...
Можно, выходит, говорить о субъекте и объекте сететворчества. Субъектами выступают те, кто создает сети, кому они служат, от чьего имени работают и проч. Объектами же являются люди, общности, народ, поскольку подвержены известному воздействию сетей, субъекта последних. Ниже, по ходу осмысления мы найдем возможность прояснения природы субъекта и объекта сетей и сететворчества. Пока же заметим, что поскольку люди суть общественные существа, они одновременно могут быть и субъектами, и объектами. Причем, каждый является объектом (да и субъектом) далеко не одной сети...
Обычно название сетей производно от имени своих прямых субъектов. Важно еще понимать, что субъективное сететворчество предполагает не только создание сетей, но также использование, оперирование ими. Вообще, в делах сететворчества не просто разъединить использование и создание сетей. Паук, как известно, никогда не прекращает ткать свои сети. По большому счету, используя свою сеть, мы ее и создаем, поддерживаем, распространяем на новые предметы. В этом смысле политика сететворчества, сететворчество как политика, сететворчество и политика — вещи весьма совместные. И где-то здесь непременно пребывает идеология.
Как сказано, по силе и влиянию, а также в зависимости от своих субъектов, сети различаются мощью, влиятельностью, размерами. Коль скоро вести речь о современной мировой буржуазии, выступающей чем-то единым (Deep state), можно признать и сеть ее, опутывающей целый мир. На данное признание толкает уже факт тотального охвата мира общим для всех, образующих его элементов, сущностным движением. Оно называется производством, производящим способом существования человека в мире, производящей практикой.
Нельзя не указать в предельно кратком описании сетей также, что они могут быть истинными и ложными, несущими зло или добро... Одним словом, качество, направленность, смысл, так либо иначе, определяется их субъектом-носителем. А также пространством и временем, где они развернуты, исторической целесообразностью, наконец, конкретной практической насыщенностью.
Не будет преувеличением, ошибкой сказать, что в известных исторических условиях (которые Маркс именует «предысторией человечества») понимание мироотношение, даже мировоззрение так субъективируются, что приобретают означенный узко ограниченный социально-психологическими, политическими рамками, присваивающий характер. В этом смысле они как бы идеологизируется (субъективируются), сетефицируется. Тогда перед нами не просто понимание, не просто мироотношение, но таковые, приобретшие черты этой самой сети. Видимо, человек как социальное существо, совокупность всех общественных отношений, до сих пор никогда не свободен от данного рода сетей, его понимание и мироотношение не теряют «сетевое» качество. Разве что в случаях, где «сеть» (субъективизм, психологизм, оценки, поведение) человека как носителя и представителя общества поднимется за узкие социальные (классово-политические, клановые, групповые, общинные, мафиозные и проч.) образования на уровень как можно емкого социального (вплоть до мировости) подхода к действительности, — когда, стало быть субъективизм и политика человека перерастет присваивающее отношение к вещам, станет осваивающим, ответствующим бытию, подлинной человечности, отпадет нужда в идеологиях, идеологизированных политиках, — сететворчество никак не будет отличаться от понимания, мироотношения, даже мировоззрения, от коих производно. Тогда в данном термине, возможно, отпадет нужда.
Имея в виду, что современный мир вступил в полосу беспрецедентного планетарного кризиса, откуда спасительный выход просто не виден и который разразился, благодаря ложной (безбытийной и бесчеловечной с самого начала) политике власть предержащих сил, — логично заключить, что сеть их ни в коем случае не истинна, виновна во всех бедах, навалившихся на мир, и еще больших, подстерегающих впереди. Она, стало быть, смертельно опасна. От нее следует как можно скоро избавиться. А это под силу лишь народам, ставшим на путь революционно-освободительного движения во главе с коммунистами. Обо всем этом мы говорим в книге «Практика: общий охват извне», размещенной на proza.ru, особенно в десятом и последующих разделах [См.: http://proza.ru/2023/08/30/401 и др.].
То обстоятельство, что их сеть ложна, несет погибель миру и человечеству, особо не смущает хозяев, властвующих в современном мире. Напротив, лишь побуждает выдумывать и учинять «порядки», «перспективы», которые бы лишь сохранили и укрепили располагаемые завоевания, богатства, «свободы». И совсем при этом не важно, верны ли предпринимаемые меры, ведет ли сеть к истине, от истины ли... Главное — чтобы был нужный результат, цель обеспечена, корыстно-эгоистические желания удовлетворены, власть сохранилась в их руках.
Чем уже устремления субъектов (в нашем случае, хозяев планеты), чем дальше от подлинной человечности и бытия, тем лживей, злокозненней, соответственно, их сети. Тем меньше исторического времени, места и реальности на существование им отведено, в конечном счете. Ну, а без этого «счета» — всяко случается...
2. Современная буржуазия как субъект и объект сететворчества
Как очевидно, в делах сететворчества наших дней, — в частности, контролирования, опутывания (вплоть до полного манипулирования) не только коммунистов, но прежде и главным образом всего народа как объектов, стало быть, блуждания последних здесь, — доминирующим субъектом выступают соответствующие власть предержащие силы, общественно-политические структуры от имени господствующих классов. Точнее, история, реалии текущей политики на планете свидетельствуют: данный субъект сегодня, всецело окапитализовавшись, завладев мировым пространством (глобализовавшись), монопольно раскинул свою сеть, подавляя, сведя почти на нет, остальные сети. Он беспрепятственно активничает, преследуя свои цели, и преимущественно — в плане деструктивного воздействия, «одурманивания» народов, общества в целом, тлетворного манипулирования. Это, как раз, фиксируется, означенными выше, негативными коннотациями выражения «сеть».
Выходит, одним словом, с Нового и Новейшего времен мировая буржуазия как субъект сететворчества «паучарно» объединяет деятельность прокапиталистических сил, общественно-политических общностей, институтов, идеологии, специалистов вместе взятых. Поскольку она безраздельно властвуют, можно утверждать о ее всеохватной (в качестве так называемого «Deep State») диктатуре.
Как бы дополняя сказанное выше, надо помнить, «сети» плетутся, расставляются господствующими классами, власть ПРЕДЕРЖАЩИМИ далеко не только на врагов, включая коммунистов. Мало того, что каждый человек, народ в современной буржуазной действительности опутаны угодными капиталу сетями. Последние изначально безбытийны, бесчеловечны. Пропорционально исчерпанию своих созидательных потенций, отчуждают жизнь и человека, редуцируя его к «вещи», потреблянту-манипулянту, аватару, наконец, к «постхуману». Иначе по своей идейно-функциональной направленности буржуазные сети, особенно на закате производящих обществ не работают. Потому, в конечном счете, обрекают человека, народы на безбудущность, смерть. Собственно, обрекается и сам субъект («хозяин») такой сети, ибо тоже, — сознает или нет, — есть объект последней...
Нельзя, далее, не видеть: на протяжение всей истории, в силу прежде всего специфического способа существования в мире (практики), вызывающего отчуждение, частную собственность, в мир приходит эксплуатация, неравенство, господство и подчинение, разделение людей на различные классы, сословия, касты и т.п. Господствующие классы и силы, — обязанные существованием с располагаемыми богатствами, привилегиями, вольностями, эксплуатации труда, энергии, духа и воли трудящегося народа, вместе с тем, по ряду объективных и идеологических причин (среди которых практические безусловно главенствуют), — всегда заинтересованы, чтобы трудящийся народ был материально и духовно обобран, угнетаем, порабощен, бесправен, унижен, «темен», влачил бесчеловечное прозябание. Здесь достаточно сказать, если господствующие классы не будут эксплуатировать «низы», — держать в кабале, материальных и духовных лишениях, убожестве, — они просто исчезнут. Неоткуда будет растить располагаемые богатства, власть, сословно-привилегированные статусы, права, господство. Так же не на что будет содержать свои сети.
Для сохранения несправедливого, эксплуататорского положения вещей народные массы при означенных условиях невозможно не держать в кабале, бесправии, невежестве, на грани выживания. Всецело подчиненным и прозябающим «Низам» дана, разве что, жизнь иллюзиями, ложными представлениями, верованиями, упованиями, спускаемыми «сверху» (соответственно, сетями). В любом случае, господствующим структурам важно всяко упреждать, пресекать каналы «прозрения», поползновения «низов»: чтобы не поднимались на борьбу, освобождение. Главное — открыв истинное положение дел, свою угнетенность, эксплуатацию, бесчеловечное прозябание, — не осознали необходимость и перспективы устройства жизни, где все это искореняемо. Социальное зло, кричащее неравенство, несправедливость, бесчеловечность, нажива и обогащение одних за счет порабощения, разорения других преодолеваются.
Иной раз (особенно в напряженных ситуациях кризисно-революционной поры), силы господства и сверхбогатства не против были бы как-то «поделиться достатками», «излишествами», сократить «ножницы» между богатством и бедностью, улучшить благосостояние трудящихся, социализовать их жизнь. Доходят даже до иллюзий создать «общество благоденствия», «общество процветания», «демократии», равных возможностей, «народного капитализма», модного ныне стейкхолдерства... Придумываются также более абстрактные образы с разного рода «мирами», «цивилизациями», «избранности» (по национальным признакам).
Однако все эти «послабления сверху» — вынужденные меры, на короткий срок, чтоб затем возместить понесенные «убытки», «издержки» с лихвой. Никаких уступок, «улучшений», так называемых «социализаций жизни трудящихся» капитализм («железная пята») добровольно не позволит себе. Они имеют место, поскольку завоеваны борьбой трудящихся. Вместе с тем, выступает своего рода спасительной мерой: от куда большего разорения и краха без них невозможно...
А с другой стороны, и в таком обустройстве социально-экономических вопросов усматривается ближайшая выгода, «навары». Ведь прямую эксплуатацию можно и должно (опять же, в современных условиях) подменять, замещать эксплуатацией косвенной, упрятанной. Скажем, финансово-спекулятивной, в сфере потребления (так называемая «инновация наизнанку») и проч.
Когда же не ожидаются хотя бы неочевидные навары, эксплуататора («владельца газет и пароходов», бизнесмена, «работодателя», «кормильца», «благодетеля») ой как трудно (если вовсе невозможно) «уговорить» «поделиться награбленным», улучшить содержание своих трудящихся. Без применения прямого или косвенного принуждения тут даже не обойтись... Такова, в принципе, природа любого частнособственнического эксплуататорского строя, особенно буржуазного.
И господствующей классы пускают в ход свои сети, делают последними все, чтобы никто (в том числе, кстати, они сами) не понял истоки, подлинное существо, исходящих от них зла, несправедливости. Тем более — находил силы противоборствовать, преодолевать наличные порядки, сети.
Собственно, не для предотвращения (предупреждения, пресечения) ли всего этого, ради безропотного подчинения и угнетения низов в эксплуататорских обществах с самого начала создаются репрессивные, подавляющие сетевые инструменты. В частности, государство со своими «органами». Ведь оно — «машина», служащая в основном, чтобы господствующие классы держали в повиновении эксплуатируемый народ, беспрекословно чинили свою волю (власть), возведя ее в закон. Эти же цели преследуют, крепят другие (в том числе внегосударственные) сетевые институты, службы, структуры, всецело пребывающие в распоряжении власти. Так называемые формы общественного сознания, политика, право, религия, этика, просвещение, идеология, искусство, специальные институты, цензура и др., — не этим ли заняты? Короче, делается все и всевозможными средствами ради наполнения сетей идеологически-защитительной политикой сверху.
С особенной силой последняя, вместе с тем, активное наступление с целью прежде всего усмирения, искоренения растущего сопротивления, инакомыслия, всходов подлинно освободительных движений, вплоть до дискредитации, фальсификации, направления на ложные пути, привлечения их на свою сторону, — «приручение», «служение» себе, — проявляется на закатном этапе эксплуататорского общества. Здесь господствующие классы и власть с порядками, терпя всеохватный кризис, лишаются перспектив существования. Тем более, сохранять по-прежнему свои завоевания, влияние, привилегии, статусы. Главное — удерживать народ в повиновении, угнетать его как прежде, гася очаги роста сознательности, сопротивления и освободительной борьбы «низов».
Сказанное вполне понятно. Исчерпаны реальные возможности самовоспроизводства сложившегося миропорядка, утрачены былые горизонты восхождения, нет будущего. По всем показателям, неотвратимо наплывает крах. Зреет революционная ситуация, «брожение» и волнения в народе сверхобычны. Они грозят, вместе с остальными факторами ужасом неотвратимой катастрофы, влекущей конец действительности, где современные господствующие силы так вольготно укоренились....
В складывающейся обстановке они просто не могут не предпринимать ради выживания, самосохранения всевозможные, в том числе глубоко разработанные, меры в отношение источника (а также угрозы) своего существования, стало быть, объекта пристального внимания и манипулирования. И, конечно, манипуляция над данным «объектом», представляющим народ в целом, с самого начала нацелена на освободительные, в первую голову коммунистические, движения.
Да! Нужна «профилактика», ликвидировать, «усмирить» неугодные элементы. А, коль скоро не удастся, — обезопасить: «нейтрализовать», «приручить», направить в тупиковое русло. В данных целях расходуются, по истине огромные ресурсы, усилия. И хорошо, коль скоро последние действенны, абсолютно результативны. Тогда, как знать, не впрямь ли удастся окончательно обеспечить искомую цель, желаемый результат?..
Между тем, именно этого никак не добиться. Причем, какие бы «сети» ни плелись, как бы ни расставлялись, кого и как бы ни усмиряли, «нейтрализовали». Если даже достижимы «успехи», то они, — будучи губительны для истории, мира, человека, — либо, действительно, ввергнут последние в эту крайность, либо будут краткосрочными. Ибо воля к жизни народов, ответствующих бытию, непременно сметет результаты таких стараний. И наше заключение — далеко не просто дань оптимистическим «хотелкам», утверждение, удовлетворяющее, так сказать, «коммунистическое мироотношение»
Дело, среди прочего, в том, что наши «сетеплеты» («рыбаки», точнее, все же, «пауки») не всесильны и всевольны. Точно также сети их никак не лишены изъянов («дыр»).
Достаточно здесь сказать, что, подавляя и угнетая низы, народ, господствующие классы со своей властью сами оказываются поражаемы, создавая и используя «ловушки», инструменты подавления. Они, — несмотря на горы написанного, на бесчисленные институты, исследовательские центры, разветвленную идеологическую работу и проч., — мало что ведают об истинном существе вершащихся дел, об истоках и пружинах движения истории, развития общества. Даже о том, — как и почему наживаются, как эксплуатируют низы, как строится производство, экономика, политика... Нечего говорить о вопросах общего порядка: человек, мир, история, общество, добро, красота, истина и т.д.
Верно, у господствующего класса в лице их ученых, идеологов «горы» знаний и информации. Однако все это — довольно превратные представления и толкования. Золота истины здесь, порой, просто не найти. Тем более — когда укрывают, намеренно прячутся от него.
Данное обстоятельство, впрочем, не мешают им худо-бедно ладить с окружением, с самими собой. Для этого далеко не обязательно держаться истины!.. Главное — чтобы «схваченное» приносило «эффект», «пользу», «успех». К тому же, — ближайший, «нужный», скоро. «Прагматика», это любимое слово многих руководителей наших дней, — вот, что важно!..
И не имеет значения, что заполученные так, «успехи», «пользы», рано или поздно, «вылезут боком». Что ни говорить, — есть предел в разрешительных способностях толкований, мифов, псевдотеорий, коих держатся (поигрывая, к тому же, «наперсточками»). Если по первой они где-то и как-то приносят ожидаемое, то при осуществлении более-менее серьезных вещей непременно дают сбой, «негатив». В конечном счете, срабатывает то, что называется эффект «вавилонской башни» или гореизвестного «колоса на глиняных ногах».
Но это все — обычно где-то там, «впереди». А тут, сейчас, — вот что важно и значимо, — «авось, пронесет», удастся пожить, возможно даже «остановить», растянуть «прекрасное мгновение»! Этим, собственно, живет сознание владетельных любителей сетевого лова. И далеко не только в наши дни...
Потому-то, когда сплошь да рядом не ведают истины творимого, — какую политику строят, что за «сети» плетут, — дела бьют мимо цели. Часто «стреляют себе в ногу». Итог противоположен ожидаемому движению и проч. Одно, бывает, самонадеянно планируют, другое — выходит. За «ужа» хватаются, вытягивают «ежа». Здесь говорят одно, там- противоположное, сознание вмещает месиво бессвязных идей, мыслей, желаний, дел, доходя до маразма... В этом во многом характернейшая особенность современного буржуазного сознания и поступления, которую, как известно Ж. Делез и Ф. Гваттари обозначили «шизофренией».
Одним словом, господствующие классы столь же отчуждены от себя самих, от подлинной человечности и бытия, как и эксплуатируемые ими низы. Не дальше ли они от истины, нежели последние? Кстати, об этом даже Гегель знал, рассуждая о так называемых «взаимоотношениях господина и раба»...
Если б дела обстояли не означенным образом, зачем нужно «плести сети»? Зачем нужны «аппараты насилия»? Зачем нужна идеология и целая армия всевозможных «борзописцев», контролеров, палачей, вплоть до, так сказать, «подстраховщиков»?..
Это следует понимать, особенно коммунистам. Соответственно, быть уверенным, спокойным в своей работе. Кроме, скажем так, «дурной силы» (доходящей до выпадения из рук власти), у господствующих структур подчас нет никаких средств и преимуществ на победу перед революционно-освободительными движениями. «Нет», — коль скоро последние не растеряли мозги, не уподобились своим «оппонентам» (даже «недружественным оппонентам», как изощряются наши уж дюже «дипломатичные» руководители, представляющие, к тому же, осмысляемых власть предержащих).
Да! Буржуазное сознание (независимо, какую страну, культуру, вплоть до «цивилизаций») представляет, во многом ложно, метафизично, шизофренично. Человек с ним страдает крайней примитивизацией мира, вещей. Особенно в этом отношении убого протестантско-либеральное сознание, соответственно, человек, сведший все в мире к бегству от подлинной свободы, к «чистогану», капиталу. Для него вожделенное богатство состоит в «богатстве» и умножении накопленных «вещей», сведенных к деньгам... А разве депопуляторство на основе либерализма и трансгуманизма — не из этого гнусного «теста»?..
Многое еще в негативном плане можно находить в недостатках буржуазного человека, соответственно, его «сетей». И оно, о чем ниже, произрастает из объективных материальных условий, коими он существует. Они же на закате буржуазного мира, по сути, сводят его в безумство. Свидетельство тому — весь современный запад, вся метрополия. Верно подмечено: «Бог наказывает людей, лишая их ума»!..
Прежде, чем повести речь об «объективностях», — и с ума сводящих, и «на стену лбом» прущих, и всяко иначе изощряться, — следует отметить еще: активность современной буржуазии как субъекта «сететворчества» не однородна. Здесь можно выделить разные направления, формы. Не останавливаясь на них, отметим (причем, лишь вскользь) некоторые.
Перед лицом складывающихся реалий, понимая, что конец царящего мира объективен, от него никуда не денешься, ничего не поделаешь, — буржуазная идеология, наука, сознание, в известном смысле примиряясь со своей участью, вместе с тем, приспосабливаясь к меняющимся условиям, перспективам, сами несколько мимикрируют. Начинают присматриваться к идеям и правоте, несомым «левыми», включая коммунизм. В частности, пытаются «приручить коммунизм» (особенно коммунистов, их партии), вписать его в канву собственных видений будущего.
Доходит до того, что буржуазное сознание и практика стремится коммунистически «убираться», примерять себе «красные костюмы». Перехватывает их мемы, лозунги, идеи, проекты. Пытаются наживаться на их достижениях не только материально, но также духовно, ценностно. Втискивает в красные идеалы свои контексты, содержание, смыслы. Так ведь «подкупить», обмануть народ несложно, и сам выгодоприобретатель подчас «обмануться бы рад».
В прогрессивной же части своих представителей господствующие классы (современная буржуазия тут не исключение) ищут возможности как бы вписаться в процесс, утверждаемый революционно-освободительными силами, удержаться наплаву, во всяком случае, найти себе место в новой перспективе. Больше того. Часто случается, когда буржуазные идеологи, ученые, предприниматели буквально переходят на пути революционного, коммунистического видения и активного строительства жизни...
Вместе с тем, в массе своей буржуазное сознание, тем более, практика остаются по-прежнему непримиримыми к коммунизму. Особенно активны, продвинуты в антикоммунистическом рвении депопуляторские движения и силы, принявшиеся в целях самоспасения устраивать современный мир по-новому. Иначе говоря, «сооружать» для себя нечто, вроде «спасительного ковчега», в виду безысходной общепланетарной кризисности, главное — бесперспективности собственного существования как класса. Об этом мы говорим в десятом разделе вышеназванной книги «Практика: общий охват извне» (дальше «Практика...») [См.: http://proza.ru/2023/09/02/1093].
Что характерно, свой «новый ковчег» они сооружают, уготавливая себе, в лице небольшой кучки самозванных «небожителей» («олимпийцев», «неоконов» и т.п.), полнейший, к тому же, давно вожделенный, «суперкоммунизм» («Дивный, новый мир», как его назвал О. Хаксли). Его в окончательной редакции именуют просто, «Новым мировым порядком» (New World Order). Он, как надеются, предоставит устроителям возможность беспредельного потреблятства, властного произвола, «небожительства» и вольности, за счет всего остального населения планеты, постхуманизированного и «оптимизированного» где-то в пределах миллиарда. Строители при этом прекрасно сознают, реализовать их сокровенную цель располагаемыми техническими средствами невозможно без закабаления всего человечества «перепрошивкой» и включением людей в разного рода функциональные касты «постхуманов», учредив фашистскую систему «темного Средневековья». Поневоле здесь напрашивается, означенный выше образ ненажерливой крысы с неиссякаемым мешком потреблятчины...
Покончив с разборкой (увы, крайне скудной) направлений и форм активности пробуржуазного субъекта сететворчества, не мешало бы специально остановиться на них (равно других, даже не названных) по отдельности. Тогда бы обнаружились в своей предметной конкретике, образующие данную субъективную активность, составные моменты, участники. Больше того. Удалось бы осмыслить специфику, содержание, как, какими средствами, методами, они пользуются. Насколько эффективно? В чем их ограниченность? Главное — как не подпасть под их влияние, преодолевать? Как, вообще, вести наступательную работу против всего этого?.. Однако, очерченный круг, — а он куда емче, — вопросов и работ настолько специфичен, непрост, что вряд ли без специальной подготовки, без глубокого вхождения можно с ним совладать. Для этого требуется, мы считаем, особое исследование.
К тому же, подобного рода наработки нередки. Из отечественных авторов, у кого можно почерпнуть хорошую информацию по осмысляемым вещам, приходят на ум труды С.К. Кара-Мурзы [С.Г. Кара-Мурза. Манипуляция сознанием. — М., 2004], А.И. Шнуренко [], В.Ю. Катасонова [], В.Н. Яковлева []и, О.Н. Четвериковой [], С.Э. Кургиняна [] и других. Они, кстати, не обязательно коммунисты. Тем не менее, их анализ, осмысление реалий заслуживает всяческого признания и глубокой оценки.
Увы, мне лично не известны работы сегодняшних коммунистических авторов из отечества. Они в данном и других отношениях как-то странно «затихли», скукожились, заступорили. Видать, им нечего сказать, вполне довольны текущей (нельзя не заметить, весьма невнятной) политикой властей...
Прежде, чем перейти к следующему (по нашей логике) участнику сететворчества, нельзя не заметить: хоть буржуазный, вообще, господствующих классов субъект главенствует в текущей (в добавок, с давних пор) истории, — стало быть, доминирует и его сеть, — тем не менее, первенство не принадлежит им. Это очевидно уже из факта, что творцом истории, общества, социальной реальности по приоритету выступает народ. То есть, силы, движения, которые не мимолетны, не краткосрочно созвучны бегу истории, не случайны, но долговременны, ответствуют зовам бытия, выражают подлинную человечность. Следовательно, истину, справедливость, действительный прогресс. Они не замешаны на намеренном запутывании, эксплуатации, использовании (особенно в целях «вещной» наживы) других народов, движений, людей.
Этого не скажешь о буржуазном субъекте. Хоть в известном смысле он тоже являет народ, часть народа, тем не менее, его устремления, политика, активность, сознание, — одним словом, сеть противостоит народу, идет наперекор ему. Больше, нацелено даже на его истребление. Ничто, в чем объективно и по большому счету заинтересован народ, история, этот отмирающий класс не разделяет. Если на первых порах производящей истории буржуазия, безоговорочно входит в народ, служит прогрессу истории, выступает движущей силой обновления мира, то на закатных этапах последнего, особенно сегодня, в пору предельно обострившегося глобально-планетарного кризиса, класс данный (прежде всего то, что выражает его Deep state) всецело антинароден, реакционен. Именно он ведет современный мир на депопуляторские стези, так рассчитывая удержаться у власти, при своих, ставших противоестественными, интересах.
Нельзя, далее, не видеть, он, в дополнение к сказанному, господствует над народом. Причем, господствует производяще, присваивающе. Об особенностях и следствиях такого господства в обществе мы говорим в книге «Любовь, смерть, бессмертие и осваивающий человек» [См.: http://proza.ru/2021/07/12/684]. Это господство с самого начала безбытийно, бесчеловечно, противоестественно, неистинно, технично, самонадеянно и проч. Так господствуя, мы извне (действуя отстраненно, своемерно, самоуправно целезадающе) манипулируем людьми («слугами», безропотными исполнителями, подчиненными «низами». Управляя последними, всемогущий, целезадающий «господин» активничает, включая сететворчество, не усматривая своей внутренней связи с объектами манипуляции.
А, с другой стороны, наш «господин» также довольно несамостоятелен в плане сететворчества. В частности, объективными обстоятельствами («сетями» от господствующей практики) сам складывается. Одновременно, вкупе с собственной метафизико-шизофреничной деятельностью и сознанием, формируем им же создаваемыми «сетями». Вследствие этого, как раз, данный субъект бесчеловечен, безбытиен, безбудущен, «запутан». Тоже живет иллюзорными видениями себя и мира, самообманом, ложным самосознанием и проч.
Потому-то его сететворчество, управление миром, людьми, самим собой (будучи «дырявым», как и сами сети) не поднимается за пределы манипуляции. Последняя — удел буржуазной активности.
Собственно, разве производящее творчество не есть что-то от манипуляции (орудования, технического обхождения) «вещами»?.. По этой же причине, люди и их отношения, — все это в буржуазном обществе обретает характер «вещей». Именно «вещей» (товаров, объектов манипуляции, купли-продажи), но не вещей самих по себе, которые, к тому же существуют в присутствии бытия.
Что интересно, «запутанность», манипуляция как бы играет буржуазному человеку на руку, выгодна, предполагает, нуждается в таком его статусе. На самом деле. Жизнедеятельность буржуазно настроенного субъекта, хоть и ложна, безбытийна, в конечном счете, гибельна, направлена на самоуничтожение истории и человека, все же, видится и принимается им именно тем, что выражает «истину», «высшую справедливость». Иной образ жизни, поведение, сознание, отношение к действительности буржуазно-настроенному человеку, включая его «сететворческую» активность, просто ни к чему. Безбытийная, бесчеловечная отчужденная реальность и он в качестве ее активного элемента-воплотителя, — это как раз, то, без чего он сам невозможен, не обойдется. Именно так буржуазный человек, сознание испытывает «комфорт». Здесь он ведет себя, живет, довольствуется в полную силу, не ведая своей отчужденности, оскопленности в человеческом и бытийном смыслах. Главное – чтоб все было «прагматично»!..
Повторяем, другой реальности, другого расклада вещей буржуазному человеку не нужно. Постольку он борется за сохранение такой действительности, ее порядков, отстаивает, защищает. Больше. Стремится увековечить, навязать каким угодно вещам и людям, причем, как угодно. Устраняет все (в том числе людей, народы), что мешает, может препятствовать ее «нормальному» течению, соответственно, своему господству.
Верно, где-то с началом Нового времени, когда данное поведение, сознание, мироотношение еще формируется, вызревает, наш «сететворческий» субъект, вообще-то, занятый, так сказать, «собиранием камней жизни», на некоторый исторический миг совпадает своими устремлениями, делами, главное, способом существования с историко-прогрессивным процессом человечества. В известном смысле даже являет посланность бытия. Но по мере отдаления от начала, движимый собственной (производящей) логикой, особенно очутившись в периоде «разбрасывания камней», выражающем закат буржуазности, наш субъект (собственно, вытканная им сеть, опутавшая всю действительность) неуклонно отступает от истины, исполняется зломерностью, теряет ум.
Вырождаясь в безбытийные и бесчеловечные крайности на вершинных путях, все это, по диалектике вещей, как можно видеть, перед лицом экзистенциальной опасности смыкается (достаточно остановиться, оглянуться, внимательно вслушаться, уловить) с другой крайностью. А именно — спасительной, идущей от бытия и всего еще сохранившегося в наличной действительности от человечности и истины. Однако, наш производяще-присваивающий сететворец-прихватитель неостановим, глух, безогляден, движимый привычной ему, инерцией: ничего нового не видит, не слышит, не хочет перемениться, тем более радикально. Этого ведь требует подлинное спасительность. Об обретении последней, о бытии как спасении и о том, что ожидать от человека здесь, — мы говорим в «Практика...» [http://proza.ru/2023/09/03/542]. Не повторяя сказанное там, заметим лишь, что из беспролазных тупиков и завалов, нагроможденных современным капиталом, спасение обретаемо (кстати, не совсем важно кем) лишь при условии отказа человека от производящего способа существования, коим, строя буржуазный мир, он до сих пор существует, и как видно, намерен еще, продолжая буржуйствовать...
3. Производящая практика как субъект и объект сететворчества
Что ни говорить, другой, если не первой главенствующей и всеопределяющей детерминантой, к тому же, наполнителем содержания и смыслов активности буржуазного субъекта, выступает объективно-реальная, материальная сторона жизни. Впрочем, она предзадает, обусловливает всех остальных участников исторического процесса, равно сам последний. Разумеется, — и обговариваемые «сети» с их творчеством, работой. Выходит, помимо описанного, во многом внешнего субъекта строительства, вовлечения и «обработки» народа (включая коммунистов) в «сетях», речь нужно вести о материальных основаниях общественной жизни в качестве субъекта. Поскольку же перед нами вещи естественно-исторического процесса, он (субъект) выступает, подобно остальным участникам сететворчества, также объектом.
Что важно, эта материальная сторона жизни, будучи объектом и субъектом, действительно, объективно-реальна. То есть, реализуется даже вне воли и сознания людей. Иначе не может обстоять с вещами как материальными предпосылками, условиями существования какого угодно общества, исторического процесса, явления вообще.
Но, как бы с материальными факторами истории и обществ ни обстояло, прежде всего и главным образом они выражены специфическим способом существования человека в мире, практикой. Несомненно, главенствующая роль в социально-материальных факторах принадлежит именно ей. Причем, в каждом конкретно-историческом случае тоже конкретной, диалектически становящейся. Это, правда, авторы, осмысляющие материальную сторону общественной жизни, мало как (точнее, вовсе) не учитывают.
Главенствующая роль практики очевидна уже из обстоятельства, что способ существования вещей, как учит диалектический материализм, выражает их движение. Все вещи движутся, и без последнего ничего не значат. Движением (способом существования, причем, специфическим) же вещей, являющих общественную жизнь, историю, выступает практическая деятельность. Но, движение как способ существования вещей предполагает (между прочим, общепринципиальное требование диамата) непременную конкретику существования применительно к вещам.
На самом деле. Когда говорят, что «движение — способ существования вещей», подразумевается, что они (вещи) движутся (существуют); однако, не просто существуют (движутся), но так, что в каждом случае являют конкретное движение, свойственное данной (опять же, конкретной) вещи. Выражение «способ» именно такое видение передает. Больше того. Термин «способ существования» означает исключительное, свойственное лишь данной вещи, движение, передающее ее суть. Без него вещь перестает быть самой собой, тем, что есть.
Выходит, сколько разнообразных вещей, столько и движений. Другое дело, что они подразделяются на соответствующие способы (категории, формы, какие-либо другие разновидности). Так говорят, вслед за Ф. Энгельсом, о различных формах (уровнях, типах, организациях) материального движения.
Эти общее положение связи материи и движения вполне распространимы на историческую, социально-материальную реальность. Потому, если мы хотим подчеркнуть, что тот либо иной предмет здесь движется, достаточно сказать, что он существует. Ибо всякое существование выражает движение. Любой предмет социально-материальной реальности существует. Точнее, существует способом движения, выступающим практически, предмет движется на практике как способе существования явлений данной области материи.
Не забудем, далее, что практика есть не просто способ движения (существования), свойственный социально-материальным реалиям. Она есть их специфический способ существования. И термин «специфический» требует, чтобы мы брали способ существования (практику) тоже конкретный, адекватный, применительно к конкретным (уникальным, историчным, характеризующимся свободой, своеобразными детерминациями и проч.) вещам социально-материальной области. Стало быть, предполагается, что практика как специфический способ существования человека в мире столь же многообразна, как и сами вещи, кои она оформляет, отмеривает, выражает (причем, сущностно, специфически). В этом смысле можно выразиться, перефразируя (распространяя также на общество) известную поговорку: «Скажи, как существуешь, и я скажу, кто ты».
Здесь надо заметить, что основополагающая формула исторического материализма об определяющей роли общественного бытия по отношению к общественному сознанию, употребляется в марксистской (во всяком случае, учебной) литературе как бы механически, непродуманно. Точнее, не диалектически, неконкретно. Обычно говоря об общественном бытии, мы скороговоркой перечисляем материальные вещи и процессы, входящие в него. Констатируем: все они вместе взятые, действуют как одно целое. И как таковые, образуя материальную основу, — задают общественное сознание, всю надстроечную сферу жизни общества.
Отдельно, правда, среди материальных факторов выделяется производство (производство материальных благ), как объективно-реальная сторона жизни людей, вообще, специфический способ существования человека в мире (практика). Говорят о его структурных элементах (производительных силах, производственных отношениях). Иной раз, сами последние тоже структурно подразделяются. Заходит и речь о материальном базисе в качестве фундамента общественного строя. И, в общем-то, на этом место и роль общественного бытия считается исчерпанными. Оно (как и производство) выглядит чем-то раз навсегда данным, постоянным для любых общественно-исторических образований. Если и усматривают какие-либо перемены здесь, то, по сути, как не очень-то значимые, не меняющие суди дела.
По крайней мере, о производстве материальных благ (в смысле специфического способа существования человека в мире) говорится как о равном самому себе, основании всякого общества. «Производство» преподносится чем-то неизменным, «вечной необходимостью» для людей трудиться, добывать хлеб насущный.
И сам труд, будучи обнаружением такого производства, предстает чем-то вечным и неизменным по своему качеству. Он может пополняться вещественным фактором, технически, но по сути своей труд видится одним и тем же процессом, совершаемым между человеком и природным веществом, где человек воздействует на последнее и добывает что нужно, придавая приобретаемому формы, качества, нужные себе [и, как правило, разрушая (что называется «преобразованием») то, откуда добыча]...
Мы привели, даже несколько утрируя, восходящее к самому Марксу, понимание труда [См.: Маркс К. Капитал. Том первый // К. Маркс, Ф. Энгельс. — Соч. — Т. 23. — С. 189]. Не станем здесь разбираться с ним, включая свойственные ему недостатки. По крайней мере, при всей своей ограниченности оно на порядок глубже, ближе к истине, выражает суть по сравнению с тем, как другие пробуржуазные авторы (Скажем, тот же Тадеуш Котарбинский, того хуже, Ханна Арендт) трактуют труд. Вот, как примитивно и даже убого осмысляет последний как «работу» Х. Арендт, отличая его от того, что называется «создание» («изготовление») и «действие» («поступки»): «Деятельность труда отвечает биологическому процессу человеческого тела, которое в своем спонтанном росте, обмене веществ и распаде питается природными вещами, извлеченными и приготовленными трудом, чтобы предоставить их в качестве жизненных необходимостей живому организму. Основное условие, которому подчинена деятельность труда, это сама жизнь» [Ханна Арендт. Vita Activa, или О деятельной жизни // Перевод с немецкого и английского — В.В. Бибихина. — ООО «Ад Маргинем Пресс», 2017. — С. 4]. Просто смешно такое читать, тем более, исходящее из уст, вроде, именитого (зато буржуазного) автора. Тем не менее! Она буквально сводит труд к некоей животной активности («деятельности») человеческого существа, не желая ведать, что «труд» просто бессмыслен без тех понятий, которые изначально отгораживает от него. А с другой стороны, разве сводима деятельность человека к тем трем подразделениям, которые она выделяет. Кстати, Каждое из них подлежит понятию «деятельность» («деятельность труда», «деятельность создания», «деятельность действия»). Не сквозит ли тут абсурд, граничащий с бессмыслицей?.. Но оставим все это, ибо оно не есть предмет интереса настоящей работы.
Заметим лишь, что «труд», часто трактуемый в таком, скажем так, «примитивно-обкарнанном», позволяющем его произвольно трактовать, плане, — так, что и животным свойствен, и машинам, неживым орудиям, — нив коем случае не может быть признан отвечающим своему понятию как последнее мыслится марксизмом. Такой «труд», разве что, может быть синонимизирован тому, что ходит под названием «работа». И, действительно, машина работает, волы пашут (работая) поле. Падающая с высоты, вода выполняет работу. Последнюю даже можно высчитать физическими мерами. Правда, в известных условиях (точнее, производящих) и люди, отчужденные до скотского состояния, низведенные к «вещам», тоже работают. Вернее, их труд (рутинный, «кнопкодавный», манипулятивный, совершенно репродуктивный) предстает работой, лишаясь всего человеческого. Потому, кстати, эта работа вполне перехватываема машинами, роботами. Между тем, труд в его подлинности (прежде всего, продуктивной) вряд ли передаваем последним.
И, конечно, труд как работа, работа, совершаемая людьми аналогично другим материальным сущим (животным, неживым), ни в коем случае не есть подлинно человеческий труд (деятельность, практика). Подобный труд (работа), понятно, никак не превратит обезьяну в человека (скорей, наоборот). Как таковая работа не переведет какое другое сущее в нечто, более высшее, нежели есть. Активность (труд) природного сущего, являющегося кандидатом в человеки, принципиально отлична от того, как осуществляется работа (активность) при условии, когда оно (природное сущее) сохраняется в своей естественности, недочеловечности.
Так что, верно, труд есть работа, однако, далеко не каждая активность, выражающая работу, может считаться трудом, тем более, деятельностью. Кстати, и не всякий труд возвышается до деятельности (в смысле поступка, поступления, о чем мы говорим в другом месте [См.: Алиев Ш.Г., Мясоед П.А. О поступковой природе практики // http://filosofia.ru/o_postupkovoy_prirode_praktiki; Алієв Ш., М’ясоїд П., Фурман А. Вчинкова природа практики (філософсько-психологічна інтерпретація творчого діалогу В.А. Роменця із М.М. Бахтіним) // Психологія і суспільство. 2012. № 3. — С. 20-37]).
Вообще, понятия «труд», «работа», «деятельность», «творчество», «активность» и др. во многом по сути своей абстрактны. Именно потому, они могут выражать самые разные данности практики и их проявления. Человек в этом смысле трудится, деятелен, работает, творит, осуществляя себя и произведенчески, и производяще, в том числе моментами, сторонами их...
Соотнося работу и труд, нужно видеть их изначальное различие, которое, надо сказать, поначалу не так-то и заметно. Действительно. На первых порах выхождения человека из природы отличия, ведущей к человеку, активности и активности, ограничивающейся тем, что можно назвать работой и располагаемой «братьями меньшими», крайне малы. Тем не менее, они есть. И по мере выделения человека из природы, его очеловечивания это отличие растет, множится, глубится. Можно сказать и обратное: деятельнизация (практизация) работы ведет к очеловечению, новым ступеням выделения человека из природы. И, кстати, — вхождения его в нее на этапе подлинной практизации, что достигается осваивающе-произведенческим со-творчеством человека с природой.
Как нетрудно понять, самым значимым отличительным моментом работы как именно труда, деятельности состоит в том, что позволяет человеку созидать. В выражении (тем более процессе) «созидание» [со-зид («зд», «зижд», «зда», «зада», «заде» и проч.)-ание]весьма значима часть, выражающая корень, который, звуча примерно приведенным образом на многих, особенно восточных, языках, означает порождающее (продуктивное) творчество (труд). Причем, оно связано, восходит к Небу, Божеству (богам, матери природе). Строго говоря и это знают издревле, лишь боги порождают, творят, порождающе творят кого-, что-либо. Если кто из смертных что и создает (порождает), то только и только так, что Боги трудятся, творя, а он лишь участник, материал, вместилище, удобный случай, повод, средство и проч. для этого. Человек способен на такое творчество, лишь будучи не самостоятельным, но вместе с богами. Еще точнее, боги творят, а человек в данном процессе – только участник, помощник, со-трудник, со-здатель.
Так, вообще-то издревле понимается подлинное творчество. Здесь главным образом, боги, мать-природа творит, а человек, самое большее, лишь помогает, со-присутствует, участвует в данном процессе. Отсюда и выражение: «создает», предполагающее, что он (человек), по-настоящему творит не сам, но только так, что боги творят, а он со-трудник им, со-присутствует здесь, Со-творчествует. Частица (приставка) «со», собственно и передает этот смысл несамостоятельности, совместности человека с богами в творчестве, где он (человек) выполняет что-то вроде второстепенное, не главную роль, роль помощника.
Встречающиеся же выражения, характеризующие бога (природы) как «создателя» в известном смысле от недопонимания подлинного смысла божественного творчества как порождающего, продуктивного творца. С другой стороны, это, видимо, связано также с неудобством передачи вершимого им. Не будем же мы утверждать, что он (Бог) «здатель» («задатель») и проч. Хотя, коль скоро привыкнуть, от чего бы так не изъясняться... Привыкли же говорить о Боге как зиждетеле.
Если присваивать человеку зиждетельство, то лишь под давлением-влиянием производящего его существования. Здесь, действительно, человек иллюзорно (о чем не ведают) видится самодостаточным, самостоятельным, самопроизвольным и своемерным творцом, зиждетелем (производителем, без всяких там богов и проч.). Отсюда, собственно, весьма многие беды, которые он шаг за шагом навлекает на себя и окружение. Обо всем этом мы говорим, кстати, в пятом разделе «Практика...».
Созидающая деятельность возвышает занятого ею, ведет к качественному росту, очеловечиванию, обобществлению и омирствлению, наконец, событизации его. И это специфическое свойство труда, позволяющее человеку созидать, превращает его в общественно-и миро-полезную деятельность. Причем, речь о полезности в подлинном, экзистенциально-онтологическом, общественно-мирном смысле, не имеющем ничего общего с прагматистским подходом. Именно эта деятельность выступает залогом, условием и способом событийного человеческого бытия.
Да! Созидательный, полезный в означенном плане труд называется осваивающей продуктивностью. Труд такой, будучи по своей подлинности осваивающе продуктивным, ведет к обновлению своего субъекта и окружения, превращая последнее в мир. Он возвышает, обогащает человека духовно-практически, расширяет возможности, способности и потребности. Что исключительно важно, глубя человеческое в мире и человеке, он удерживает последнего (впрочем, и остальные вещи) в присутствии бытия, сохраняет связь человека и бытия в человекобытийности (в человеческом бытии).
Конечно, созидательный труд (деятельность, практика), как показано в «Практика...» [http://proza.ru/2023/04/05/1327], не только продуктивен. Он также непременно репродуктивен. И, как бы обе данные стороны ни соотносились, если перед нами настоящий труд, продуктивный момент в нем непременно присутствует и, собственно, превращает человеческую активность именно в труд, практическую деятельность, практику. Работа, между тем, не обязательна может быть трудом, тем более, деятельностью, созидательной практикой. Труд — исключительно человеческое достояние, привилегия. То же, что он может принимать различные превратные формы, вплоть до нетруда, особенно вследствие отчуждения, настигающего, в частности, людей, существующих производяще, — это уже другой вопрос.
Остановимся еще на одном следствии из сказанного. Активность (работа) людей, не выражающая созидательно-продуктивное начало, вряд ли может считаться трудом. Скажем, работа, активность разрушителя, преступника, — того, кто ведет к отпадению человека от человечности и бытия, к деструкции души и духа, лишает мир, общество перспективы роста, истины и т.д., — разве она может считаться трудом? Тут дело обстоит примерно так, как с понятием личности. Человек преступник, разрушитель, кознодей, носитель лишь зла, причем, намеренность тут не обязательна, — он не может считаться личностью, какими бы «дарами» от природы и не только ни располагал.
В этом смысле, между прочим, нетрудно понять, почему в марксизме понятие «народ» объемлет всех трудящихся людей. Именно трудящиеся, — независимо от своего социального статуса, вероисповедания, достатка, языка и проч., — вот, кто образует народ, коль скоро по-настоящему трудится.
Вместе с тем, имеются среди людей те, кто вовсе не трудится в означенном, созидательно-полезном смысле. Кто не трудится на благо общества, для мира, в присутствии бытия, — Их трудящимися признавать просто ложно, нет нужды, недопустимо. И, что важно, хоть таких людей вполне хватает и в эксплуатируемых низах, в толще населения, которое не отнести к господствующим классам, все же, именно последние в основном и образуют круг, кого следует не причислять к трудящимся, стало быть, народу. Ибо они сознательно (или нет), активно работают не на созидание и возвышение мира и человека, не на благо людей, не на рост сопринадлежности человека бытию. Напротив, всяко сеют, множат деструкцию, разор, преследуя свои, сугубо корыстные интересы и цели. Никак не способствуя «человечеству подняться выше» (В.И. Ленин), они тянут общество и жизнь назад, как могут чинят препятствия прогрессу. Кстати, не входят ли в число таких «регрессоров» та категория людей, которая занята, по выражению А.В. Бузгалина, большого умницы и глубокого ученого, «фейковым трудом» [См. об этом:
Но вернемся к связи производства и труда, которые в марксистской литературе (по крайней мере, у Маркса) выражают одно и то же. Точнее, производство рассматривается в качестве всеобъемлюще развернутого на уровне реализации человека как общества процесса труда. А последний предстает, осуществляющимся в плане отдельного человека или всего общества, процессом производства. Так что, производя, или, что то же самое, трудясь, человек, собственно, и существует. Труд, таким образом, выступает как, реализующийся в лице отдельного человека или же группы лиц, общества вообще, общественный процесс производства (людьми своей жизни). Производство же выглядит трудом общественно реализующегося человека.
В общем-то, так и должно быть, ведь человек не есть некий атом (индивидуум), который робинзонатически (публично) связан с другими такими же «атомами». Он есть общество, мир человека в своем лице. Потому, не следует рассматривать труд в качестве чего-то, совершаемого неким Робинзоном в отрыве от остальных людей. Ведь сам по себе, вне общества, не будучи обществом в своем лице, носителем и представителем соответствующего общества, отдельный человек и его труд, в принципе, ничего не значат.
Потому не будем больше задерживаться на этом вопросе. Укажем лишь, что, вообще-то, неверно ограничивать труд лишь производством, расценивая последнее, в свою очередь, единственно возможной формой, способом реализации человека в мире (практики). Эта реализация ведь протекает (не в куда ли большее время) не только производством, но также произведенчески. А труд, — он и в качестве произведения не исчезает. Напротив, не в полную и подлинную ли силу развертывается?!..
Так что, беда не в том, что производство и труд теснейшим образом взаимоувязываются, но в том, что и то, и другое по форме протекания, по своей конкретике, определенности представляются единственно возможными способами человеческого творчества, практической реализации.
Таким образом, производство материальных благ (труд), к чему в марксистских учебниках сводится практическая деятельность, выделяется в качестве главенствующего слагаемого общественного бытия. Оно наделено статусом постоянства, себеравности. Люди, представляется, всегда трудятся: производили, производят и будут производить впредь, трудясь производяще. Вообще, о производящем труде (в смысле практики) как о некотором, качественно (и даже сущностно) своеобразном процессе движения, в том плане, чем и как он разнится от иных форм движения материи, какими особенностями характеризуется, будучи специфическим способом существования выражаемых им материальных процессов, речь не идет. Производство описывается в категориях экономики, эргономики, структурно, технически, но не исторически, социально-философски. То есть, как всегда конкретный способ человеческого бытия в мире, чем человек отличается от остальных вещей и феноменов, чем одни люди (непроизводящие) отличны от производящих и проч. Практика, короче, мыслится (стало быть, реализуется) не только не диалектически, не исторически, но также без бытия, без единства бытия и человека, не субстанциально и т.д.
В нашей книге немало сказано об ошибочности означенного подхода к практике и ее синонимам. Дабы не повторяться здесь, покажем на простом конкретном примере, как он (подход) ограничивает видение жизни, существование человека, обрекая на ложь (и не только касательно последних), служит беспомощным блужданиям в чуждых сетях. Преодолев его, стало быть, с ними не только удастся совладать, но, что важней, диалектически преобразовать. Будем, в добавок, предельно кратки, имея в виду предстоящий еще впереди разговор.
Общеизвестно, «практика — критерий и мерило истины». Признав, что «истина» — далеко не просто характеристика содержание знаний, но также наших дел, устремлений, отношений, а качество истины означенным вещам прежде всего присваивается присутствием в них бытия, легко понять, что практика отмеривает на предмет истины не только знания (чем обычно ограничиваются), но также остальное. Да, Истинными бывают и дела наши как некоторый результат, и что мы творим, двигаясь к нему, и цели, поступки, — чем, вообще, живем. Если это все ответствует практике, — если она подтверждает (принимает, не отрицает, удостоверяет, согласна, поддерживает, отмеривает), — тогда, действительно, мы истинно (в присутствие бытия) живем, относимся, творим на истинном пути.
И, что важно, практика выступает наиболее значимым и непреложным критерием истины, среди прочего, постольку, поскольку сама является носителем и выразителем бытия (истины). Она ведь по подлинности своей есть всегда человеко-бытийное, постольку истинное творчество. Именно на подлинно понимаемой и реализуемой практике, практически человек связан с бытием. Нет ни одного другого пути, средства, способа, где бы такая связь себя выражала. Только там, где человек связан с бытием, открыто соприсутствуя бытию, он являет свой специфический способ бытия в мире, реализуется практически истинно. Стало быть, лишь тогда он утверждается в подлинном смысле практически, коль скоро открыто (сознавая) являет здесь присутствие бытия. Лишь бытие дает истине быть истиной. Все остальные понимания истины, в частности, взятые из классической науки, просто не дотягивают до полноты и подлинности своей. И нет ни одного другого критерия истины, который сопоставим практике, взятой конкретно, как и сама истина.
На самом деле. Истина, подобно остальным предметам, — вещь конкретная. Спрашивается тогда: истинность наших конкретных дел, знаний, поступков и т.д. будет определяться, отмериваться раз навсегда данной практикой? К тому же, выступающей (как понимается) в производящей форме? Как же тогда она, будучи неконкретной, может стать критерием конкретной истины? Опять же, являясь, раз навсегда данной, производящей практикой. Настаивать же, что, вот, такая, она ответствует своему назначению критериальности, было бы, по крайней мере, очень сомнительно. Приняв, в добавок, что производящая практика (как показано в шестом разделе «Практика...») изначально безбытийна, изгоняет бытие, следовательно, истину из своей реализации.
Точно также, пробирает сомнение, коль скоро какой-либо (в нашем случае, практика, в добавок, производящая, безбытийная) «вечный», «неизменный» и проч. предмет служит критерием и мерилом истинности вещей, поступков, дел людей различных эпох, типов общества. И, вообще, когда все вещи подвижны, изменчивы, с какой стати «практика» должна быть расцениваема (как обычно делается) своеобразной «инвариантой», взятой, ко всему прочему, вне связи с бытием (в качестве производства)?..
Так что, нельзя не понимать, мерилом, критерием истины, вообще, чего угодно должна быть не любая, в добавок, некая «инвариантная» (кстати, возможно ли такое?) практика, но та, где мы истинно реализуем себя, наши знания и поступки. В том истина, как раз, состоит, что как нет раз навсегда данной, вечной истины, так и нет подобной же практики (к тому же, в качестве критерия истины), как бы это кой-кому ни желалось.
Тут мы встречаемся с диалектикой относительного и абсолютного в истине и, соответственно, практике. Здесь нет нужды погружаться в нее. Укажем лишь, что практика — столь же переменчивый предмет, как и любая другая вещь. И в диалектике собственной реализации она различно специфицируется. В частности, — на исторические типы: производящий и произведенческий. Так что, производящая практика является всего лишь одним из них. Внутри же своих типов практика варьирует, проходит различные ступени, формообразования, состояния и проч. В означенной книге мы все это осмысливаем.
В частности, показано, что практика — объективно-реальный (материальный), человекобытийный процесс, где человек образуется преобразованием и созиданием своего предметного окружения, мира. Практически (как своей субстанцией) существуют и значимы любые вещи и явления человеческого мира, общества, истории. В этом смысле практике присущи все признаки, выражающие явления человеческого бытия. Они варьируют в зависимости от исторических типов, форм, направлений и состояний практики, коих не будем сейчас касаться, за исключением кой-каких моментов производящей практики.
Подчеркнем еще раз, вопреки бытующим представлениям, согласно которым человек всегда и везде производит, производящая практика (производство) приходит в мир вместе с Новым и Новейшим временами, выражающими историю отпавшего от бытия человека. Соответственно, — безбытийного способа его существования в мире. Нигде прежде (будем надеяться, также в будущем) производящая практика как способ социально-материального безбытийного движения не распространена, не главенствует. Среди прочего, она не в малой степени обретает производящее качество, суть, поскольку вершится как бы обратным влиянием активности своемерной реализации отпавшего от бытия человека. Деятельностью ее (активность) довольно трудно назвать, поскольку она производна (для своих вершителей и носителей) не от деятельности (в смысле деяния, поступка), но от действия (в смысле actus). Все же, как понимание данной активности, так и ее реализация, равно отношения человека к действительности, — все является следствием сцепления глубочайших перемен в самом характере труда, который качественно видоизменяется, превращаясь в производящий процесс, под воздействием ряда факторов в описываемый период истории.
Именно на фундаменте и с развертыванием производящей деятельности вырастает современный буржуазный мир сполна. В том числе «сети», коими он опутывает любые явления, общественные дела, институты, народы, — одним словом, все вокруг. Разумеется, и человек как носитель-представитель господствующих классов (и не только), со своей идеологией, сознанием, мироотношением, активностью, — тем, что и как живет, — не составляет исключения. «Плюсы» и «минусы». Производящего существования (производящей практики), — все это он несет в себе.
В производстве коренятся, исчерпываясь, особенности буржуазной действительности, капиталистичность как таковая, с вытекающими отсюда следствиями... Можно даже так сказать, что производство, производящая практика выливается только и только в капитализм... Между прочим, попытки строить «посткапитализмы», основывающиеся на производстве, могут быть ничем иным, как капитализмом. И социализм, вроде, намеревающийся преодолеть капитализм, складывающийся на производящей основе, если не преодолеет ее, — рискует (и так не единожды было) вернуться, застрять в капитализме.
Итак, ближайшим по влиянию на общественный ход дел в буржуазной истории и обществе материальным фактором, стало быть, объективно-реальным субъектом выступает производство, производящая практика в качестве специфического способа существования буржуазного человека в мире. Что значит производяще жить, производяще относиться к действительности, иметь производящее сознание, мышление, чувства, переживания? Что значит производящий человек, когда и почему он начинает производяще существовать, поскольку не всегда так реализовывал себя и пребудет? Обо всем этом написано нами в «Практика...» (разделы 6 и 7) [http://proza.ru/2023/04/13/1421; http://proza.ru/2023/04/27/743].
Здесь же (особенно в теме «Коммунизм: смысл и время» на форуме kprf.org) мы показываем, как и почему производящая практика непременно предполагает буржуазное общество, частнокапиталистическую собственность, капиталистический активизм, буржуазный базис и надстройку. Стало быть, сознание, идеологию, культуру и проч.
Не станем воспроизводить сказанное в целях экономии места (да и времени). Укажем только, что не случайно, производяще насыщенный и всецело функционирующий производяще, главный носитель и представитель исторического типа общества здесь не может не носить название «капитализм». Да! В капиталистическом мире безраздельно и полновластно живет, реализует себя, строит жизнь, преследует соответствующие цели, удовлетворяет свои интересы, — одним словом, сететворчествует, — капиталистический человек, буржуй. И то, чем, он в основном занят, — производство, гонка капитала, «вещное» обогащение, «воля к власти», сететворчество, — все это, опять же, выражает его главенствующую активность, роль, место в жизни, обществе. Успехи на разнообразных поприщах, — достижения, радости побед, вдохновения, богатства, власть, — все это капиталист достигает, имеет, будучи именно производяще активным человеком, живя производяще. Всем он обязан труду как производству. И сети, коими он опутывает мир, не могут не быть исключительно производящими.
Но буржуазный человек обязан производству (особенно современному, закатному) и своими неудачами, проблемами, порождаемыми в жизни, бедами, коллизиями, тупиками роста, активности.
На начальных путях становления Нововременного общества и истории производство верно и безоговорочно служит капиталистическому расцвету: несет «золотые яйца» богатства и власти, всяко раскрепощает буржуазную активность, вдохновляет ее на новые свершения, подвиги во имя гонки барышей.
Позднее же, — а еще точнее, на закатных этапах буржуазного строя, — производство в растущей мере дает «пробуксовки». Оно все более сковывает активность своего носителя и представителя. Ввергает экономику, политику, культуру, общество вообще в кризисы. Впереди зияют лишь пропасти, деструктивность, тупики. Дальнейший прогресс оказывается невозможен. Производство, короче, исчерпывает свои реальные перспективы, лимиты. У него нет исторического будущего.
Между тем, одна из важнейших особенностей производства в том, что оно всегда стремится к экспансии, расширению, выхождению за достигнутые пределы. Производство безостановочно расширяется, растет, не может остановиться. Как только топчется на месте, оно страдает. В конечном счете, сворачиваясь, погибает.
Потому, для своего неуклонного расширения производящая деятельность постоянно нуждается во все новых и новых ресурсах. Речь о сырье, энергетике, человеческом материале, рынках. Если, далее, иметь в виду, что планетарные (экологические, энергетические, сырьевые и человеческие) ресурсы довольно ограничены, то нетрудно понять, что рано или поздно в процессе расширения производства наступают, так называемые «потолки» (тупики). То есть, производству просто некуда развиваться, нет, где находить ресурсы, нет куда и как сбывать сработанное, нет инновационной (для интенсификации) энергетики и сил...
Природа и человек, благодаря хищнической эксплуатации, деградируют донельзя... Располагаемая техника, технология достигает предела, когда дальнейшее использование ее становится губительным, как для производства, так и людей, планеты в целом.
Точно также возникают энергетические, климатические и многие другие тупики. Появление и наличие их, собственно, выливается в так называемые глобальные проблемы. Каждая такая проблема означает не что иное, как соответствующий предел, куда производственная активность людей дошла и дальнейшее движение просто невозможно, недопустимо, неся гибельный исход.
Глобальные проблемы возникают не только в так сказать, «вещественном факторе» производительных сил. Не меньше их и в так называемом «субъективном факторе». Становится очевидным: человек, в том виде как есть (буржуазно), уже исчерпал свои творческие способности и силы. Созданная им техника настолько развита, и всесильна, что перерастает способности и возможности наличных людей совладать с ней.
Собственно, с данной очевидностью люди сталкиваются куда раньше из-за господства всемерного отчуждения человека и труда. В дополнение же и углубление последнего, новейшая (информационно-цифровая) технология настолько преображает, отчуждая человека, что он предстает не просто поставкой и предметом властвования данной техники, но полностью преображается, превращаемый в постхумана, киборга, вставку, «штифтик», всеохватно господствующей техно системы. Если на начальных этапах производства человек в основном выступает «поставкой» (М. Хайдеггер) производства, то сегодня он уже, исчезая, обретает статус простой вставки.
Вместе с тем, возникает и такая (природоподобная) техника, с которой в том виде, как есть (производящий, функционер, симулякр, «потребляст», «штифтик», одним словом, представитель и носитель буржуазности, какие бы виды она ни принимала), человек («исполнитель», «вставка», симулякр, потребитель) просто не способен совладать, не пригоден работать. Данная техника (да и производительные силы в целом) требует человека, с совершенно иными качествами, способностями, так сказать, «тесиной», не уместимой пределами производящести, присваивающего отношения к жизни вообще.
Такого же (нового) человека, — кому будет по плечу и необходимо перевести, зашедшее в беспролазные тупики, экспансивное движение производства на рельсы интенсивного роста, т.е. сообщить производству что называется «инновационное движение», в конечном итоге, качественно (если не сущностно) обновляющее производящее человеческое бытие, — требует сама история, объективно-реальный процесс жизни. Новый человек, — непроизводяще существующий, творящий иначе, осваивающе, спаситель, — буквально запрошен бытием. Ему предстоит, одним словом, «вытянуть» жизнь и выбраться самому за производящие меры. Без этого не обрести спасения от неминуемого краха, надвигающегося со всех сторон по причине неостановимой производяще-капиталистической гонки.
Последняя вызвала уже глобальный общепланетарный кризис, куда мир и человек всецело ввергнуты: барахтаются без руля и ветрил с приходом XX столетия. И если-таки, человек не обретет верный (спасительный) курс с энергетикой движения, — не переменится для этого радикально, соответственно, не переменит действительность переводом на произведенческие основания и формы жизни, — они просто прекратятся.
Так что, наряду с глобальными проблемами, вызванными вещественным фактором производительных сил, обнажается в неменьшей актуальности множество проблем социо-гуманитарного порядка: мировоззренческие, этические, политические, экономические, информационные, образовательные, демографические, медицинские, генно-инженерные, семейно-бытовые, межличностные... Взятые вместе с первым кругом глобальных проблем, не находя своего разрешения, лишь накапливаясь и множась, они выливаются с буржуазным образом жизни навалой этого самого глобально-планетарного кризиса. А четвертый, заключительный этап последнего захлестнул современность, все более разгораясь, в апокалипсис общеистребительной мировой войны. Гибельный итог последней неминуем, коль скоро люди не найдут в себе силы и способности его превозмочь, спастись.
И, надо понимать, «инструменты», средства, подходы (преимущественно производящей готовки), коими человек до сих пор пользуется, формируется, уже принципиально непригодны, не остановят накатывающийся вал краха, не «разгребут» образующие его ком, проблемы, не принесут спасения... Да! Все проблемы, беды, тупики, кризисы свидетельствуют, требуют отказа от способа существования (с соответствующими «сетями»), коим до сих пор люди создают себя и обеспечивают свои разносторонние интересы, потребности. Все вынуждает коренное обновление производства, его замену спасительным существованием человека в мире, который бы смог превозмочь наваливающиеся отпроизводственные коллизии мироустройства как основы буржуазности, капитализации.
«Превозмочь», разумеется, не означает разрушение (в нашем случае, производства и капитализма). Напротив. Речь прежде идет о созидании такого способа человеческого существования в мире (практики), который призван возвысить (революцией) мир и самого человека на сущностно иной уровень человеческого бытия. Речь, таким образом, о строительстве нового человека, нового мира и на основе нового типа практики. Кстати, — удерживающей все положительное, что наработано на прежней ступени, включая практику. Такое спасение от производства (производящей практики) сегодня доступно единственно путями иного исторического типа практики, произведенческого (к этому мы постоянно зовем и скажем еще несколько ниже).
Но, повторимся, таких задач, тем более, подвижек, перемен в головах и делах наших современников, тем более властвующих, господствующих, не наблюдается. Вряд ли их дождаться! Самое большее в этом ключе, производяще-буржуазное сознание (сететворчество) додумывается до формирования так называемой «концепции устойчивого развития». Собственно, именно последняя была принята по умолчанию или даже стала активно воплощаться почти всеми правительствами стран где-то начиная с семидесятых годов прошлого столетия. Подчас реализаторы даже не задумываются над тем, что творят, для чего стали на путь «устойчивого развития», с неизбежностью влекущего мир на депопуляторские (вариант, так сказать, «лярвизации жизни») пути. Тем не менее, почти автоматически, даже во вред собственному народу, стране протаскивают ее, отворачиваясь, не желая видеть негативные (от депопуляторской политики) последствия, которые данная концепция влечет. О существе концепции устойчивого развития, депопуляторских способов ее реализации буржуазным миром сегодня, связанных с этим последствиях, мы говорим в той же книге [http://proza.ru/2023/09/02/1093]. Очень верно говорит и ряд авторов. Особо примечательно в этом плане недавнее выступление С.Э. Кургиняна [См.: https://t.me/sek_speech/2614]
Человечество в плане сказанного уже вплотную приступило к тому, что называется «самопожирание», так сказать, «лярвизация» превращена в главенствующий момент внутренней и внешней политики народов, межличностных отношений... О лярвизации современного человека и мира на психологическом, повседневном уровне, преломляющем господствующие социально-политические тренды, можно прочитать в другой нашей работе [http://proza.ru/2021/08/18/1624]. Весьма примечательна в этом отношении другая вещь из серии, раздвигающей окно Овертона. Да, это новела небезызвестного, до недавно отечественного мелкотравца, В.Г. Сорокина, «Настя».
Как говорится, «Если не мытьем, так катаньем!». Где-то, начиная с середины двухтысячных человек уже превращаем в постхумана, простую «вещь»-вставку, подобно утилизуемой батарейке, в отлаженную, сингуляризующуюся информационно-цифровую техно систему (платформу, Big Data и проч.). Люди в такого рода «сети» впадают, заталкиваемы царящими производящими порядками, отношениями, политикой, идеологией, институтами, настроем. Одним словом, тут срабатывают, так либо иначе, организованные усилия, дела всех, исповедующих депопуляторские нравы, ценности, убеждения, настрой буржуазного мира, соответственно, «сетей». И, что важно, дело не ограничивается только электронно-цифровой утилизацией человека. Речь нужно вести о всякой утилизации, причем, не без лярвического направления!..,!..
Предельно краткая характеристика производящей практики позволяет нам сложить представление относительно сути, назначения, смыслов и особенностей функционирования, формируемых ею, — пусть и «за спиной людей», объективно, — «сетей». Нетрудно понять также: производящая практика и, выражающая ее, субъективная активность господствующих классов с власть предержащими структурами, как бы складываясь в одно целое, как раз, образуют ту самую «сеть мирового капитала», которая фигурирует в нашем рассмотрении. Она-то (скажем, в форме власти) выступает, прежде всего, объектом революционно-преобразующей деятельности народа под руководством коммунистов. Не мешало бы поговорить в этой связи более пространно что и как тут дела обстоят, что следует предпринять на текущий момент и впредь. Однако, по крайней мере, пока мы не станем это делать, удовлетворившись, что в теме «Коммунизм: смысл и время» на означенном форуме и не только немало высказывались.
Как нетрудно понять, мало что сами объективные порядки капиталистического общества материальными (базисными) и духовными (надстроечными) сторонами, воздействует на население без исключения, производя их (как объектов) дух, активность и отношения к действительности, сплошь буржуазные. Эту же работу, но уже организованно, целенаправленно, систематически изощренно осуществляет господствующая власть, специальные институты, органы, формальные и неформальные структуры, армия специалистов-мейкеров и проч. Инструментарий, методы, техника их весьма разнообразны. Система, одним словом, действует чем и как только может. И, нельзя не видеть, по состоянию умов, нравов, дел современных людей, в том числе отечественных: результат их деятельности весьма небезуспешен.
Повторяем, они уже приуготовили население планеты к «жительству» в «новом мировом порядке» (что то же, «новом ковчеге»). Люди превращены, — причем, почти без какого бы то ни было сопротивления с их стороны, напротив, охоты, — в симулякры, аватары, постхуманы, объекты утилизации. Последние, считай, полностью готовы для потребления, упаковки-встройки (вставки) по кастам и рубрикам в информационно-цифровую платформу («левиафан»), призванный всецело царить над миром и держать здесь надлежащие для своих владельцев порядки.
В таком ключе, не избегают ли незавидную участь (быть превращенными в «штифтики») те, кто-таки по-настоящему придерживается коммунистического мироотношения, заведомо стараясь жить, творить и относиться к жизни, чтобы, как говорит великий Сковорода, «Мир ловил-ловил меня, — да не споймал»... Хорошая способность, «убегать» (атараксировать, тапасировать, или по-христиански «спасаться») иной раз. Однако, коммунисту такие формы «убегания», равно либерально-технические (от производства) никак не идут. Ибо он не убегает из мира и от него, но, напротив, активно и решительно работает в самой «гуще» его. Вопрос, правда, упирается в качество работы. Об этом все же, нужно поговорить.
Пока же заметим, настоящему коммунисту позиция, — независимость, умение сохраняться в подлинной человечности и на истинном пути, не соблазниться и поддаться «заманкам», «ловушкам», «блестяшкам и кормушкам» наличного мира, работать в болоте отживающих реалий, созидать здесь новь, — весьма нелегко достается. Достаточно напомнить, буржуазность (дух, практика) могла бы стерпеть все, что угодно, но только не коммунистов, коммунистическую идеологию, жизнедеятельность. Ежели то и другое как-то еще можно исказить, извратить, ложно направить, насытить буржуазным содержанием, смыслами, встроить в сознание и дела «камуняк» своих «троянских коней», перепрограммировать работу, ведомую коммунистами, в угодном направлении, — это еще куда ни шло. Но, повторимся, подлинный коммунизм, где и как бы ни выступал-выглядел, современному буржуа (причем. Сверху до низу, вширь и вкось) никак не приемлем. Ибо в его лице капитал видит свой исторический приговор, конец. Страшнее зверя, нежели «камуняка» («каменяр», как бы сказал Иван Франко), для него не существует. Потому-то он и обрушивает весь свой губительный арсенал средств и инструментов на «коммунистические головы», в расчете полностью от них избавиться. И, если это не удается, то, конечно, вопреки буржуйским желаниям.
Народ и коммунисты в буржуазном сететворчестве 1
© Copyright: Шамсутдин Алиев, 2024
Свидетельство о публикации №224111700778
Свидетельство о публикации №224111700778
Рецензии