Ключ. Часть 7

Весь день мне не давал покоя сон. Конечно, умные люди скажут — не верь своим снам. Но этот кошмар прочно засел у меня в голове. Я бежала по темному, ночному лесу босиком, а за мной кровавой лентой тянулся родник. Вскоре он обогнал меня, и вдруг все из черного вдруг сделалось красным. И я проснулась.
— Эй, ты никак не проснешься? — Подтолкнул меня локтем Сережа. Будто прочел мои мысли.
— Плохо спала, — слабо улыбнулась я, плохо скрывая усталость. — В последнее время это часто случается. Мы выходили из кабинета Жабы в дурном настроении — на следующей неделе будет контрольная. Это еще при том, что меньше месяца осталось до итогового сочинения!
Проходя мимо параллельного класса, я заметила, как один из мальчишек, глядя на меня, натянул щеку языком. Его компания засмеялась. Никита даже не посмотрел на меня. Я схватила Сережу под руку и повела вперед.
— Не обращай внимания.
Это было крайне тяжело для него, но все же ради меня он согласился. В тот момент, когда мы заходили в кабинет, мне пришло сообщение с ответом Любы на мой вопрос:
«Привет. Слушай, я тут хотела спросить — что было между тобой и Сережей?».
«каким сережей?», — я очень не любила, когда она писала так с компьютера. Разве было сложно нажать shift?
«Ты знаешь, с каким. Мы с тобой недавно только к одному Сереже ходили».
Потом некоторое время на экране значилось «печатает», но после ничего не происходило. Эта плашка так и продолжила появляться и исчезать, пока мне не пришло:
«ничего».
Я закатила глаза. Как они надоели со своими секретами! Почему нельзя просто взять и все рассказать?
«Точно? Я позвала его смотреть фильм сегодня. Если он тебе нравится или еще что, напиши, пожалуйста, честно».
Спустя минуту пришел ответ:
«все нормально. не переживай. удачно посмотреть».
Я отправила стикер, но твердо решила все же выведать у нее правду. По мере того, как проходили уроки, Сережа нервничал все сильнее. Он мог сколько угодно ухмыляться и строить из себя спокойную гору, но мне было трудно не заметить появившийся тремор его рук и постоянное подглядывание за временем.
А еще он часто принюхивался к себе. Делал это тайком, чтобы я не видела. При этом он воспользовался одеколоном, я чувствовала. Сейчас он напоминал застенчивого мишку. А мне обычно нравились более уверенные парни.
«Обычно?! Это что еще за слова?», — осадила я себя же. Пришлось срочно прислушиваться к тому, как прекрасна и удивительна генетика человека и моногибридное скрещивание. Одно плохо — это мы проходили в классе восьмом, и сейчас было бы неплохо порешать у доски задачи из тестов, как делали многие другие учителя. Но нет, мы были вынуждены разбирать темы докладов про великих ученых-генетиков.
Сережа вновь достал телефон, проверил время. В тетради у него стояло только число, тема, да какие-то небольшие рисунки. Я вновь отвлеклась на него и тут же с ужасом поняла, что мне нравится наблюдать за его руками, мягко выводящими четкие линии рисунков. Раньше я не замечала этот его талант. В основном он рисовал деревья, придавая их коре и листьям реалистичный вид. Вспомнилось, как я рисовала деревья — большая палка, несколько маленьких и абстрактная граница листьев. Вот же и намучалась со мной учительница ИЗО, когда я плакалась, что отличница по всем предметам, и мне просто необходима и здесь пятерка.
Почему-то мне не нравилось то, с какими мыслями теперь я наблюдала за его рисованием. Покрытые мозолями руки казались сейчас самыми красивыми на свете. Почему-то хотелось прикоснуться к ним, обхватить и просидеть так оставшийся урок.
— Ты красиво рисуешь, — шепнула я в попытке отвлечься от этих мыслей. Учительница только закончила рассказывать биографию Менделя и приступила к описанию его законов. Но доски в классе не было — ее обещали привезти еще к началу учебного года — поэтому пришлось изучать законы устно.
— Брось, это всего лишь каракули, — отмахнулся он, стараясь говорить еще тише, чем я. Но его бас все равно выделялся среди тишины кабинета. Иногда мы общались записочками, чтобы быть незаметнее. И я решила ответ именно написать:
«Ты себя недооцениваешь».
Быстрая легкая улыбка тронула его губы, и тут же пропала.
Сережа ничего не ответил мне и до конца урока был поглощен своими мыслями.
Разговорить его не получалось даже по пути домой. Он старался не смотреть на меня и, хоть и отвечал на мои вопросы, все же казался отстраненным.
— Слышишь? Это поет зяблик, — подсказала я, когда мы проходили мимо двора, половину которого занимал сад то ли яблонями, то ли с вишней. — Мне Слава сказал вчера, когда мы за сладкой водой ходили. Их тут много.
Ну, вот. Уже начала болтать о птицах.
— Вы с ним подружились? Раньше ты так много о нем не говорила, — заметил Сережа.
— Вроде того. В последнее время мама дуется на меня, и мне кажется, что он пытается компенсировать общение с ней.
— Дуется?
— Обиделась, что у меня плохие оценки по математике. Будто я не стараюсь, — я засунула руки в куртку и стала смотреть под ноги. Не любила я говорить о наших ссорах. Хотя у Сережи с мамой куда сложнее отношения.
— А она... она не против, если я приду? Вы же не общаетесь… Ну, получается, она не знает?
— Это дом Славы, так что я спросила у него, — ответила я, и, заметив на лице друга страх, тут же поспешила его успокоить. — Он уж точно не против. Сказал только, чтобы руки не распускал.
Сережа покраснел и тоже перевел взгляд под ноги.
— Что он несет? Какие руки… Будто он не знает меня.
— В каком смысле?
Отчим еще ни разу не упоминал, что знаком с Сережей лично.
— Вячеслав Дмитриевич очень помог моей семье, когда отца… не стало, в общем. Помог перевести его вещи, кое-что выгодно продать. Даже денег дал, чтобы мама первое время могла кормить и себя, и меня. Тогда-то она и…
Сережа замолчал. Я ничего не говорила, только взяла его за руку. Он перестал краснеть, даже сжал мою ладонь в ответ.
— Тогда она начала пить, — закончил он, хотя я не ожидала, что он продолжит. — Связалась с такой же пропащей компанией. Как-то раз они не закрыли газ у плиты и ушли. Я остался дома один. Меня разбудила соседка, которая иногда приходила проведать маму — хорошая женщина, но как мама запила, почти перестала общаться с ней. Она через дверь учуяла, забежала, забрала меня, и вызвала пожарных. Меня полгода продержали в детском доме после этого. И если бы не Вячеслав Дмитриевич, так бы я там и остался.
— Там было хуже, чем здесь?
— Наверное. Мне просто не повезло с ребятами в комнате. Как-то они разбудили меня посреди ночи, хотели заставить целовать ноги главному среди них. Вроде такой церемонии приветствия. Я отказался. Помимо того, что после этого я неделю провел в больнице, после они еще подговорили других детей со мной не общаться.
— Какой ужас! Тебя хотя бы отселили от них?
— Да, благодаря очень хорошей воспитательнице. Не знаю, как они правильно называются, но я их всегда называл так. Только она решила помочь мне.
Мы замолчали. Трудно было найти какие-то слова, чтобы утешить его. Да и нуждался ли он в утешении? Но и поддерживающие слова было крайне трудно подобрать. Мне казалось, что сказать что-то обязательно нужно, чтобы он не переживал, чтобы показать, что мне его жаль.
— Ты, наверное, самый сильный человек, которого я встречала, — все же призналась я, сжав его ладонь сильнее.
Он покачал головой.
— Нет. Вряд ли. Я знаю человека сильнее.
В моих мыслях почему-то мелькнула Люба. Наверное, он имел в виду кого-то другого, хотя бы и Славу. Но для меня примером сильного духа была именно она.
— Почему? — Спросила я, надеясь, что он сам назовет мне имя.
— Просто, — улыбнулся он и вновь закрылся.
Тишину нарушал гогот гусей и собачий лай. Одна особо агрессивная собака всегда начинала истошно лаять, когда я проходила мимо ее дома. Вот и сейчас она зашлась страшным скрипучим лаем, отчего я вздрогнула.
— Бедная, — пожалел Сережа, как я думала, меня, но оказалось, что жалел он это огромное чудище, — простыла, наверное. Слышишь, как сипит?
Я только кивнула. Конечно, было жалко страдающее существо, но если бы эта собака не пугала бы меня каждый день, то я куда охотнее проявляла бы к ней сочувствие.
— Какой фильм будем смотреть, кстати? — Спросил Сережа вдруг. — А то заставишь меня смотреть свои любимые мультики про фей…
Мне нравилось, как он оживился. Будто скинул с себя тяжелый груз. Теперь он шел более спокойным и расслабленным. Разительно отличался от того юноши, что краснел, едва взглянет на часы. Неужели он боялся, что я брошу его и откажусь от дружбы? Поэтому решил рассказать об этом до прихода домой? Чтобы я знала, кого приглашаю? Мне было крайне непонятно такое мышление. А потом вдруг подумалось, наверное, он уже сталкивался с чем-то похожим. Может, это была Люба? Но вроде нет, она ведь и знала, где он живет и спокойно гуляла с ним. Да и не верилось, что Люба могла быть на такое способна.
Но друзей у Сережи до меня было не так уж и много. Небольшая компания парней, разве что. В сентябре я замечала, как они оставались после школы на турниках и занимались. Но о каких-то близких отношениях он не говорил. Неужели он настолько стеснялся того, к чему не имел никакого отношения?
— Все в порядке? — Встревожился он.
— Да, конечно, — улыбнулась я, пытаясь убрать с лица следы моих печальных рассуждений. — Просто слегка обиделась на то, как ты пренебрег моим увлечением, вот и все.
— Увлечением? Феи — твое увлечение?
Я посмотрела на него так, будто он сказал самую глупую вещь на свете.
— Хорошо-хорошо! Занимайся, чем хочешь, — засмеялся он. — Не осуждаю. Просто не заставляй меня. Я по горло сыт мультиками. У меня два младших брата и сестра. Я уже наизусть знаю некоторые серии «Ми-ми-мишек» этих.
— Вообще, я и не думала пытать тебя сегодня. Заманчиво, но, думаю, за меня это сделает надвигающееся сочинение. Поэтому я подумала посмотреть что-то старое и ностальгическое. Сначала думала про «Мумию», но там целая трилогия, да и атмосфера скорее летняя…
— Разве там не два фильма?
— Нет, есть третий про Китай. Но не суть. Мой выбор пал на «Ван-Хельсинге».
Мне понравилось, как просиял Сережа. Хоть с фильмом я не прогадала.
— Классный. Помню, как нравился в детстве.
И я помню. Впервые мне показал его дядя. Это был наш любимый фильм. Иногда я пересматривала его, и тогда чувство тоски и одиночества так захлестывало меня, что досматривать до конца не было сил. Но это неправильно. Хочется уже стать такой же смелой, как Люба. Хочется перестать избегать всего, что мы раньше делали вместе с дядей.
Шашки я забросила давно, в классе седьмом. Каждый раз, даже не на соревнованиях, а просто в обычный тренировочный день сердце начинало биться чаще, пульс бился в горле, а голова начинала сильно кружиться. Мне становилось так страшно, казалось, будто это сердечный приступ. Когда же мне сказали, что это лишь волнение, я не поверила. Пришлось бросить это занятие.
Но вот, совсем недавно со Славой все получилось. Мне нравилось с ним играть, мало-помалу, правда, мысли о дяде все равно возвращались. Но это и хорошо. Несмотря на эти мысли, я продолжила спокойно играть. Значит, получится и с кино.
К моему удивлению, Слава оказался дома. Обычно в это время он был еще на работе. Они поздоровались за руки, отчим даже поинтересовался у Сережи, как мама. А когда мы поднялись ко мне, предложил вместе пообедать. Но Сережа отказался.
— Если хочешь, у нас есть мороженное, — предложила я, когда Слава ушел. Дверь он оставил открытой на щелочку, так что я говорила тише.
— Почти зима ведь, — удивился Слава.
— Моя маленькая слабость, — я пожала плечами и пошла к ноутбуку выбирать кино. — Когда-то я могла позволить мороженное только летом, да и то недорогое какое-нибудь. Постоянно с завистью смотрела на одноклассников, которые на переменах бегали в магазин за всякими сладостями, в том числе и за мороженным. У меня же не было карманных денег от слова совсем. Тебе, конечно, это кажется детским… Но мне просто было обидно.
— Почему детским? Вполне нормально хотеть лучшего.
У меня чуть слезы не навернулись, когда я вспомнила, как выпрашивала у одноклассницы, которой я иногда помогала с домашней работой и давала списывать контрольные, попробовать ее молочный коктейль. Это был первый раз, когда я его попробовала, обычный, без каких-либо добавок. А девочка так удивилась — как это так, не пробовать такую простую вещь! Но как бы она ни смотрела на меня и чтобы ни думала, все же отдала мне его целиком.
Все было замечательно. Сережа полулежал на одной стороне кровати, я сидела, обняв ноги на другой. Между нами лежал ноутбук, на котором была уже середина фильма. И ничего плохого со мной не происходило. Иногда, когда мне казалось, что вот-вот случится тахикардия, я тыкала Сережу в руку, он поворачивался ко мне, улыбался, и все проходило.
Пока не зазвонил телефон. Сережа поставил кино на паузу.
— Алло? — Сказала я незнакомцу.
— Эй, ты сегодня свободна? — Спросил странный юношеский голос. Динамик у меня был хороший, и Сережа все слышал. Он сел на кровати.
— Кто это?
— Ласковый медвежонок…
Голос засмеялся, вместе с ним раздалось еще несколько голосов. Кто-то на заднем плане просил передать трубку ему, кто-то просил пригласить меня к ним. Я отключила звонок.
— Кто это был? — Спросил Сережа.
— Не знаю. Там было много голосов…
— Мне показалось, что это Сиплый.
На мой недоуменный взгляд он ответил, что это парень из девятого класса, противный и постоянно тусующийся с компанией Никиты.
— Он ведь знает мой номер…
С этой догадкой меня захлестнула волна страха. Вчера некоторое время позади меня шел незнакомый парень, прямо до дома. Я утешила себя тем, что он направился дальше, ведь прямо по улице можно было выйти к остановке. Но этого парня я раньше не видела, а что, если это тот самый Сиплый? Что если они знают, где я живу?
Сердце забилось так, будто поднялось к самому горлу. Руки тряслись. Я начала дышать сильнее, начала бродить по комнате, а после и вовсе начала задыхаться. Мне казалось, что воздуха вокруг стало совсем мало, горло так сжалось, будто на мгновение перекрыло воздушный проход полностью.
Сережа позвал Славу. Тот пытался выпытать у меня, что случилось, что происходит. Только сейчас я поняла, что еще и плачу. В голове крутились разные мысли: как эти мальчишки проникают в наш дом или как преследуют меня до дома и бьют по голове, как нападают на Славу или маму, как бьют Сережу, бросившегося меня защищать, ножом…
Сквозь рыдания я попыталась объяснить, что Сережа ни при чем. Что все было хорошо, пока все не испортили они… Кто «они» я пыталась не говорить. Слава выбежал из комнаты, быстро вернулся со стаканом воды и какой-то таблеткой.
— Пей, — приказал он суровым тоном, и я даже не подумала о том, чтобы узнать название таблетки. Руки тряслись, губы тоже. Но все же мне удалось запить эту несчастную маленькую таблеточку. — Что случилось? Не может она, так скажи ты! — Обратился он к Сереже.
— Ни… ни… не… надо…
Слова с трудом выходили из моего сдавленного горла. Но Сережа все же рассказал. Лицо Славы по мере рассказа вытягивалось сильнее. Мне казалось, сейчас он скажет что-то вроде «я же тебе говорил!», но ничего подобного.
Таблетка начала действовать — постепенно я успокоилась, перестала дрожать. Но ужасно захотелось спать.
— И ты ничего не говорила? — Удивился Слава. Он взял мои руки в свои. — Ты что, с ума сошла?
— Я думала, какая разница? Это же просто глупые мальчишки…
— Дорогая моя, — серьезно сказал отчим, — страшные поступки совершаются именно глупыми мальчишками. Я сейчас съезжу к его родителям, посмотрим, что за фрукт.
— НЕТ! — Я пришла в настоящий ужас от этой идеи. После этого Никита сделает все, чтобы я стала изгоем. А если его злости хватит еще на что-нибудь неприятное, то он сделает все, чтобы превратить мои школьные будни в ад.
— Так, тебя уже никто не спрашивает. Сереж, останешься с ней, пока ее мать не приедет?
— Конечно, — согласился он.
— Как никто не спрашивает? Слава, очнитесь, он же псих! — Попыталась я его вразумить. — Мало ли что он выкинет? От злости, может, захочет убить меня!
— Пока ты развязываешь им руки своим бездействием, они и будут творить, что хотят. Как маленькая, чес-с-с слово. Один раз по шее получит, и уже — ты подумай хотя бы так — не тронет другую девчонку. Тебе повезло — голова на плечах осталась. А другая, какая-нибудь влюбчивая деваха, вот так попадет. И что он с ней сделает? Да что захочет.
Его последние слова будто отрезвили меня. Ведь и правда. Пока он чувствует свою безнаказанность, пострадать может кто-то еще. Я кивнула Славе, хотя ему не особо требовалось мое одобрение. Мы остались с Сережей наедине.
— Я хочу спать. Посидишь со мной? Усну я вряд ли.
Но я себя недооценила. Прошедшая истерика выкачала мои нервы. Проснулась я только от шуршания гравия. Пока я дремала, Сережа накрыл меня одеялом и приоткрыл окно.
— Это, наверное, твоя мама. — Сказал Сережа, выглянув на улицу. — У Вячеслава Дмитриевича ведь черная машина? У вас есть еще одна?
Я подошла тоже посмотреть.
— Нет. Мама обычно на маршрутке ездит.
Перед воротами остановилась синяя машина. Номер и форма показалась знакомой.
— Может, подвез коллега? — Предположил Сережа. Но я тут же схватила его за руку и оттащила от окна.
— Нет! Я знаю, чья это машина!
Очень тихо я поведала Сережа про тот случай, когда Любина мама села в такую же машину. И про то, что мне рассказал дед Василий.
— Разве дело не закрыто за недостатком улик? — Спросил Сережа.
— Вообще да, но похоже… Стоп. А ты откуда знаешь?
Если бы я не поймала его с поличным, он вряд ли признался в этом.
— Люба сказала.
— Она говорила с тобой об отце?
У него появилось такое же выражение лица, как когда сегодня он пытался рассказать о матери. Кивнул, при этом весь покраснел, стал отводить взгляд, развернулся и сел на кровать.
— Что ты скрываешь? — Спросила я прямо.
— Ничего, — как будто бы правдиво ответил он.
— Что вы оба от меня скрываете?! — Крикнула я, ощущая, как бурлит внутри злоба. — Сколько уже можно юлить, честное слово!? Как дети вокруг до около ходите, будто я вам чужая! Вы думаете, я буду как от чумных шарахаться или что?
— Просто это наше с ней дело. Если захочет, пусть сама скажет, — пожал плечами Сережа.
Зря он это сказал. Я так взбесилась, что просто-напросто зарычала. Было необходимо выплеснуть это как-то, и почему-то решила закосплеить львицу.
Но, похоже, это было слишком громко, потому что в комнату зашла мама.
— Что происходит? — Спросила она, переводя взгляд с Сережи на меня.
— Все в порядке, — с интонацией психопата ответила я. И именно таким взглядом они оба меня одарили.
— Я повторяю свой вопрос: что здесь происходит? — Продолжила наседать мама. Видимо, она имела в виду Сережу, ведь я с ней о нем не говорила. Это разозлило меня еще сильнее.
— Ни-че-го! — По слогам выкрикнула я.
— Слушай, как ты со мной разговариваешь? — Ледяным тоном спросила она. Сережа сидел между нами, как под перекрестным огнем.
— Как с человеком, который общается со следователем, ведущим дело об убийстве дяди!
 Я выкрикнула это так быстро и громко, что аж сама испугалась. Со мной точно что-то не в порядке. Сегодня я сама не своя.
Мама вдруг побледнела, выскочила за дверь, и только через некоторое время вернулась.
— Давай так — ты ничего такого не говоришь при Славе, поняла? — Спросила она тоном, не терпящим отказа. Я кивнула. Потом она обратилась к Славе: — Ты тоже! Раз уж стал свидетелем этой истерики.
Сережа согласился. Только тогда мама, такая же бледная и нервная, вышла и закрыла дверь. Мой пыл поостыл. Теперь было ужасно жалко, что я так обошлась с ней. Они ведь с дядей были близнецами, ей тоже было больно.
— Ты, наверное, жалеешь, что пришел ко мне сегодня? — Хмыкнула я и оперлась руками о подоконник.
— Нет.
Он ничего не пояснил, поэтому я продолжила его пытать:
— Почему?
— Что «почему»?
— Почему ты не жалеешь, блин?
— А должен?
Я не неопределенно покачала головой.
— Наверное. Я ведь все испортила.
— Эй, ты ничего не портила. Даже не думай обвинять себя! Предлагаю набить морду Никите: я буду держать, а ты — бить!
Я засмеялась и немного расслабилась. Только сейчас я поняла, как была напряжена.
— Слушай, расскажи все-таки, что у вас с Любой за секреты?
Вновь между нами появилась тяжесть. Я физически ощутила нарастающую в груди тревогу, будто прочла его чувства.
— Пожалуйста, ну, хватит уже меня терзать, — спокойно попросила я, потеряв желание скандалить.
Сережа молчал. Через время он все же сдался, тяжело вздохнул и сорвал оковы с их секрета:
— У нас есть только одна тайна, за которую стыдно нам обоим. Мы ведь встречались в девятом классе, я доверял все ей, а она мне. Забавно, ведь мы поклялись все рассказывать друг другу и ничего не утаивать. И как-то раз нас увидел один из мужчин тети Тамары. Вот Люба и рассказала мне то, что ее мать рассказала о нашем отце.
Я не сразу сообразила, что он имеет в виду и переспросила:
— О вашем отце?
— О нашем отце, — повторил Сережа. — Общем.