Разморозка

Несколько лет назад школьные выпускные запретили проводить в школьных же столовых – и Валентина была искренне этому рада. Какой может быть праздник в месте, вызывающем ассоциации отторжения и неприязни? А то, что столовая у большинства вызывает именно такие воспоминания, женщина знала наверняка. И не только потому что её собственная дочка терпеть не могла школьные завтраки, дежурства вместе с классом, запах, который невозможно перепутать больше ни с каким в жизни, и вечный холод в любое время учебного года, несмотря на так же вечно работающие огромные плиты.
Валентина работала в такой же самой столовой. Разве что не в гимназии, где училась Алена – и это однозначно было правильным решением. Пройдя вместе с дочкой детский сад, женщина твердо намеревалась разделить работу и семью. Пусть дома ребенок ест вкусно и не задаётся вопросом, почему мама не готовит так же хорошо для всех.
Готовить Валентина умела, любила и чаще всего делала это с удовольствием. Правда, обед на двух изящных барышень (а в свои почти сорок, несмотря на постоянную кухню вокруг, женщина оставалась стройной и худощавой) – совсем не то же самое, что на ораву неуправляемых подростков. Поэтому все упрёки в отношении невкусной столовой еды Валентина, в общем-то, понимала и даже отчасти разделяла. Попробуй сделай котлеты как дома, когда тебе нужно налепить их не двадцать, а все триста двадцать! И фарш будет не из трёх видов отборного мяса, а из перемолотых субпродуктов. И таких секретов профессии можно было насобирать на целую книгу кулинарных – да нет, не рецептов, скорее расследований.
Впрочем, столовая давала простор для рассуждений не только о еде. За годы наблюдений Валентина могла бы рассказать десятки историй о посетителях. Она чуть ли не раньше всех подмечала, кто в ближайшее время планирует декрет – вкусы менялись с самым началом беременности, и позже женщина не раз видела подтверждение своих догадок. Очевидными были дети из неблагополучных семей: те готовы были уплетать не только свою порцию, но и все, что оставалось на соседних тарелках привередливых одноклассников, приносивших в столовую домашние ланчбоксы, уложенные заботливыми родителями.
Сюда прибегали прогулять урок, хотя это и строго запрещалось школьным уставом, выяснить отношения с неверным мальчиком и списать результаты контрольной, которую параллельный класс успевал сдать на день раньше.
Здесь кипела, бурлила, томилась, варилась в собственном соку не только вкусная или неаппетитная еда, но и сама жизнь.
Не учительская, не классные кабинеты и даже не актовый зал, а именно столовая, считала про себя втайне ее сотрудница, была истинной душой школы. В конце концов, где, если не в желудке, как считали в древности, и находится эта самая трудноуловимая человеческая субстанция?
Да-да, Валентина была не только простым поваром, но и немножко философом – годы жизни в одиночестве к тому отлично располагали. За пятнадцать лет, которые они с дочерью прожили вдвоем, случалось немало бессонных ночей, несмотря на ранний подъем. На работу нужно было являться к семи – в восемь малышня в саду, в восемь сорок первоклашки уже ждали первые порции. Благо, женщине повезло, что локации находились почти рядом с домом, никакого транспорта и пересадок, характерных для большинства столичных жителей. До работы было пятнадцать минут пешком. И о чем только тоже не думалось ей во время этих коротких прогулок!
Сначала, первые годы, она, конечно, рассуждала об Артёме. Злилась, обижалась, мысленно пыталась понять, просила прощения сама и упрекала его. Да, оба оказались не готовы не только к раннему браку, но и – ещё вероятнее – к появлению ребенка. А ведь они считались самой крепкой парой в своей параллели! Дружили с восьмого класса, в десятом начали встречаться по-настоящему. На взрослые отношения решились уже после выпускного. Валентина тогда хотела поступать в технологический, планировала работать химиком, связать жизнь с производством лекарств. После ранней дедушкиной смерти – Валя тогда училась в четвертом классе – она долго мечтала изобрести таблетки от онкологии, и детская мечта с годами трансформировалась во взрослое желание. У Артема в мыслях был юридический и адвокатура. Но ему не хватило двух баллов, и впереди ждала армия.
– Ты будешь меня ждать? – до сих пор, спустя двадцать лет, она помнила его горячие руки и безнадёжный шепот этого вопроса.
Конечно, она готова была ждать. Ей не нужны были другие мальчики – хотя на курсе у них хватало ребят, Валя не размышляла в сторону личных перемен. Жизнь и без того была яркой, радостной, насыщенной новыми знаниями и впечатлениями практически каждый день. Конечно, армия Артема вносила диссонанс в эту светлую историю юности, но два года – это ведь не вся жизнь. Все получится дальше!
Забеременела Валентина к концу первого курса. Как это получилось в одну из редких увольнительных, недоумевали они оба. Если бы не абсолютная уверенность окружающих, в том числе Артемовых родителей, в ее порядочности, он, чего доброго, ещё заподозрил бы ее в измене. Но этот кризис доверия они худо-бедно преодолели.
После армии и с семьёй было не до высшего дневного образования. Артем поступил на заочку. Работать пока устроился водителем, благо, в армии успел получить права. Валя приостановила учебу, оформив академический отпуск на время декрета, но в планах было вернуться к занятиям, как только Аленка пойдет в ясли.
К тому времени, как дочка подросла до садовского возраста, они разошлись. Устали, разлюбили, обманулись друг в друге или своих ожиданиях, не выдержали взрослых требований – какая, впрочем, разница, какими словами можно обозначить главную причину?.. Они не справились.
Первые пару лет, до Аленкиной школы, Артем пытался как-то участвовать в дочкиной жизни: подарки к праздникам, прогулки в парке раз в месяц-два. Потом его энтузиазм начал угасать, и Аленка, чувствуя отсутствие отцовского желания, спустя какое-то время сама призналась маме, что не хочет этих вынужденных встреч.
Вот так они остались вдвоем. Нет, ну, конечно, не совсем одни в целом мире: им помогала бабушка, Валина мать. Но старались обходиться и своими силами. Правда, на учебу в итоге женщина так и не вернулась: заочной формы на ее специальности тогда не было, а четыре года ежедневных занятий Валентина уже не могла себе позволить.
В садик, куда она водила дочку, ее взяли на работу без особых требований и проволочек: поваров не хватало катастрофически, и заведующая готова была закрыть глаза на ее среднее не специальное образование. Потом, в круговерти повседневности, Валентина как-то закончила краткосрочные курсы, пару раз даже задумалась о дальнейшей учебе, пусть и совсем не в том направлении, как мечтала. Но болела Аленка, болела мама, и нужно было как-то умудриться распределять деньги, время, ресурсы и возможности. Хотелось хотя бы на неделю остаться одной, подумать о жизни, выспаться вволю, вспомнить о том, что ей всего тридцать... Пять...
В общем и целом, они, конечно, справились вполне неплохо. Да, подростковый период внес свои нервы в их и без того не слишком расслабленную жизнь, но к девятому классу дочка собралась, посерьезнела, слава Богу, с помощью толковых учителей задумалась о будущей профессии. К выпускному Алена уверенно шла с высокими шансами на отличный балл аттестата.
Организацией выпускного занимался родительский комитет, Валентина в этом не участвовала. Лишь сдавала, когда требовали, необходимые суммы и слушала Аленины комментарии и жалобные возгласы о том, что одноклассники не могут определиться ни с общей концепцией сценария, ни со стилистикой нарядов.
«Насколько проще было в наши времена, – молча думала про себя женщина. – Новое платье, с расчетом на то, чтобы пригодилось потом, дальше, белая рубашка и галстук для мальчиков, приличные туфли, одолженные у мамы тушь и помада, в лучшем случае могли позволить себе прическу в парикмахерской... А теперь... Луки в одинаковой цветовой гамме, маникюр, который затмевает все остальные аксессуары, фотокниги на память...»
Но, конечно, обижать дочку не хотелось: как непросто быть уязвимее других, Валентина знала отлично на собственном опыте и все годы старалась максимально обеспечить для Аленки хотя бы материальный комфорт. Школьная столовая, конечно, не лучший источник доходов, но в последнее время женщина нашла подработку для модного нынче кейтерингового способа организации и доставки еды, и это давало хороший дополнительный заработок. Аленка уже не раз подталкивала мать и вовсе уйти из школы в самостоятельное плавание. Но привычки, страх перемен и опасения остаться без маленького, но стабильного места останавливали. Может быть, когда дочка поступит...
Стол на выпускном оказался не таким уж изысканным: обычное фуршетное меню. Валентина рассеянно обвела взглядом зал. После нескольких обязательных тостов и благодарностей учителям родители предсказуемо разбились на группы, за каждым столиком шел свой разговор. Аленка, придерживая длинный подол изысканного вечернего платья, подошла к матери, протягивая коробочку: – Мам,спрячь медаль, чтобы не потерялась, мы на улицу фотографироваться пойдем!
В углу зала музыканты настраивали инструменты – вечер предполагал живую музыку. Первым одиноко и чисто зазвучал саксофон. Старая мелодия напомнила Валентине подборку на давней аудиокассете. Двадцать лет назад, когда не было Яндекс-станций и плейлистов, они слушали и танцевали под светомузыку и динамики магнитофонов. Они с Артёмом не пропускали ни одной школьной дискотеки...
Она почти ничего не знала о нем сейчас. Первая любовь, бывший муж, отец ее единственной дочери – все эти определения словно растворились в дымке лет. Реальностью оставалась лишь сама Алена – красивая, талантливая, уверенная в себе, несмотря на неполноту семьи, девочка. Главное, что получилось в ее, Валентининой, жизни.
– Разрешите пригласить вас на танец?
Неожиданный вопрос вырвал женщину из потока воспоминаний. На секунду ей показалось, что это должен быть Артем, непонятно как оказавшийся на этом выпускном вечере. Но это, конечно, не он – стоявший перед ней мужчина был плотнее и совсем не похож на ее бывшего мужа. Темно-карие глаза смотрели спокойно и – это было очень странное, почти забытое ею за многие годы ощущение – не без интереса. Кольца на руке мужчины не было – Валентина привыкла первым делом обращать внимание именно на это, хотя такой знак мог ещё ни о чем не говорить. И тем не менее...
– Почему бы и нет?
Она вежливо улыбнулась и поднялась, протягивая руку. Мелодия сменилась, теперь слаженно, в унисон играли несколько инструментов. Рядом появились и другие пары, родители, учителя, зал постепенно заполнился выпускниками, как ни странно, откликнувшимся на лирический порыв музыкантов – песня была явным отсылом к юности предыдущего поколения.
Они танцевали молча, и Валентина была этому рада: какой смысл в обмене ничего не значащими фразами? Приятно потанцевать, вечер располагает к элегическому настроению, но завтра все вернётся на круги своя. Ее ждут завтраки в школьной столовой, канапе для бизнес-встреч, переживания за результаты Аленкиных экзаменов и поступление, а о том, что ждёт этого представительного мужчину, она могла лишь пофантазировать – пока танец не закончится. Двигался он хорошо, легко можно было вообразить, что и в жизни с ним, наверное, комфортно взаимодействовать. В конце концов, кто-то неспроста подметил, что танец всего лишь вертикальное выражение горизонтального желания.
Она чуть не рассмеялась вслух – как далеко способна увести приятная музыка в дополнение к трем бокалам шампанского. Вовремя спохватившись, Валентина всего лишь улыбнулась, полусмущенно-полуиронично, внутренне усмехаясь над самой собой и своей глупой рефлексией. Мужчина, заметив, видимо, захотел что-то спросить, но передумал, и они молча продолжили двигаться в такт мелодии.
Отзвучали последние ноты, кто-то зааплодировал, несколько пар – причем разного возраста, и молодежь, и явно счастливые родители – обменялись поцелуями. Валентина приняла вежливую благодарность очевидно воспитанного человека и повернулась к своему столику.
– Вы не хотите выйти подышать? – Вопрос слегка ее удивил. А впрочем, почему не да – снова мелькнуло в сознании.
Она так много лет не позволяла себе ни одного лишнего движения, поступка, взгляда. Думала о репутации, своей и дочери, боялась упрёков в желании отобрать чужое, не хотела довольствоваться редкими встречами, приглушила все свои женские желания.
Сегодня праздник не ее – дочкин. Смешно пытаться повернуть время вспять.
Все эти мысли, видимо, не только вихрем пронеслись в ее сознании, но отчасти и отразились на лице. Теперь улыбнулся он.
– Пойдёмте, – он слегка тронул ее за руку, мягко и настойчиво подталкивая к очевидному решению. – Здесь слишком жарко.
Валентина поискала глазами дочь, но Аленки нигде не было видно. Ещё раз взглянув на партнёра по недавнему танцу, она невольно заметила небольшой шрам у левого уха, больше похожий на старую царапину. И на секунду представила, как легко касается этого шрама пальцами, спрашивая, откуда он.
– По-моему, у вас почти расстегнулся браслет, осторожно, не потеряйте, – он ещё раз попытался дотронуться до ее запястья, но почему-то остановил сам себя. На долю секунды Валентине стало жаль, что он не прикоснулся снова.
– Спасибо, – она поправила украшение и, решившись, спросила сама: –Идём?
Ей казалось, что на них смотрит весь зал, пока они пробираются к выходу, хотя, конечно, на самом деле все были заняты собой. На улице тут и там стояли группки, в основном, выпускников, но где-то курили мужчины, переговаривались матери, кто-то из учителей уже собирался прощаться.
Он увлек ее чуть подальше, в сторону. Борясь внутренне между желанием расслабиться и всегдашним внутренним самоконтролем, Валентина растерянно споткнулась, едва не вывихнув ногу.
– Успокойтесь, – спутник чуть придержал ее за локоть. – Я вижу, что вы волнуетесь, только пока не понял, из-за меня или торжественности момента в целом, – он улыбнулся. – Меня зовут Кирилл, я папа Андрея Ставрова из 11 В. И я вдовец. А вы мама девочки-медалистки из Б класса, верно?
– Откуда вы знаете? – удивилась, всем сразу словам, а главное – его откровенности, Валентина.
– Я обратил внимание, вы фотографировали дочку, когда она получала аттестат.
– Так вы за мной наблюдаете весь вечер? – рассмеялась женщина.
– Можно сказать и так. Как вас всё-таки зовут?
– Валентина.
Она почувствовала, как внутри разливается огромное, поглощающее всю её фигуру, сознание и душу, тепло. Ещё не счастье, но уже тепло. Очень тепло. После долгих лет заморозки.

5 октября 2024 г.