кузнец кн2 ч5 гл8
Я не знал наслаждений. Я всю жизнь думал, что наслаждаюсь, на деле оказывается, я не приближался к этому. Стоило десять лет идти, чтобы, теперь, наконец, получить то, что я получил. То, чего я не мог понять. Что влекло меня и ускользало, пока я пытался насильно заставить Сигню быть со мной, теперь стало моим вполне.
Я не знал и не думал, что женщины способны наслаждаются тем, что мне всегда представлялось горячим и грубым мужским удовольствием. Теперь всё стало иначе. Теперь она спит со мной, а не я с ней.
Я не думал больше. Я растворился в ней. В её теле, её улыбке, её смехе, её руках и губах, прикосновениями которых она превращает моё тело, мою душу в мягкий воск, в текучий мёд.
Сигню не притворяется, ни разу не сказала, что любит меня. Я знаю, что не любит. Но я и не верил никогда в любовь. В вожделение я верю, и она желает меня, и я могу подарить ей экстаз, никогда не знал этого, а теперь ощущаю всем моим телом. Слова могут лгать, лгать могут даже глаза, но тело не лжёт, и я знаю, что она правдива со мной. С ней я узнал о женщинах то, чего не знал до сих пор…
"Жить по-хорошему"... Сигурд, ты слишком хорошо жил столько лет. Что ж ты удивляешься, что нашёлся кто-то, кто захотел твоего счастья…
Я понял всё, когда неожиданно вернулись четверо пленников, в том числе мой новорожденный сын. У меня тряслись руки, когда я взял его. Я не смог даже разглядеть его. Не от волнения. От ужаса, что Сигню осталась с Ньордом…
Сигню бросила меня. Оставила, чтобы быть с Ньордом. Сигню выбрала Ньорда. Чем он её прельстил? Чем он стал желанен ей? Почему он оказался для неё лучше меня?..
В записке, что Ньорд прислал вместе с освобождёнными заложниками, он писал: «Не огорчайся, дорогой племянник, то, что произошло закономерно. Вы с Сигню жили в незаконном союзе, теперь она вступит в настоящий. Не грусти слишком. Она не была безупречной женой. Её связь со скальдом доказана соглядатаями, которые следили за ними в Грёнаварском форте, где мы их нашли. Ты полагал, с тобой рядом чистый и безупречный ангел, ты ошибался в этом, как и во многом другом. Ты слишком чист для неё. Она для таких, как я.
Уходи в Брандстан к матери, теперь Рангхильда будет счастлива, принять тебя, когда с тобой нет Сигню. Думаю, даже станет помогать свалить меня с трона Свеи. Удачи не желаю, но здоровья пожелать могу.
Конунг Свеи Ньорд Болли Особар».
Я не мог говорить. Я молчал несколько дней. Я слушал всё, что говорили мне, но не слышал. Я не мог произнести ни слова. Мне казалось, душу мою раздробила, упавшая скала. Я не понимал, как я ещё жив. Но был ли я жив на самом деле?
Столько месяцев, с той зимы, а уже подходила новая, я искал Сигню, я верил, чувствовал, что она жива, но нашёл… не её? Кто ты, Сигню, если ты выбрала Ньорда?.. Где моя Сигню? Или её не существовало никогда? Я поэтому всё время чувствовал, что ты ускользаешь? Что я не могу удержать тебя?...
Сигню…
Сколько дней прошло, прежде чем я проснулся среди ночи с тяжело бьющимся сердцем… Я увидел во сне ЕЁ, в то последнее мирное утро, когда мы втроём с Эйнаром были в наших покоях, когда наш сын смеялся, лёжа на моём животе, а она опиралась плечом на мои поднятые колени. Как мы смеялись, когда Эйнар обмочил меня… Как целовались потом… А Эйнар лежал рядом и колотил меня ножками в бок.
От этого блаженного воспоминания мне стало так больно...
Так больно мне не было никогда…
Я задыхаюсь…
Задыхаюсь...
И вдруг…
Через эту ли боль, рвавшую мне грудь, или это сновидение-воспоминание заставило открыться глаза моей души, ослеплённой тоской и ревностью. Наверное, если бы мы не были разлучены столько времени, я понял бы сразу. Я бы сразу почувствовал, как всегда чувствовал её. А столько месяцев неизвестности, неизбежных ревнивых мыслей и подозрений, которым я был подвержен и в самые лучшие наши времена затуманили мой ум…
Конечно, я ослеп и не увидел того, что очевидно теперь. А Сигню, думаю, очень рассчитывала, что я пойму. На кого ещё ей было рассчитывать?! На что? Только на нашу близость, на то, что я и на расстоянии прочту её мысли…
Наутро я сказал алаям, чтобы готовили войско, что в ближайшее время от Ньорда придёт вызов на переговоры или что-нибудь в этом роде, это и станет сигналом к атаке на его лагерь.
— А как же дроттнинг Сигню? – воскликнул Гуннар, краснея, до сих пор краснеет при упоминании её имени. При любой мысли о ней… Мне скоро начнёт казаться, что все хотят мою жену.
— Дроттнинг Сигню остаётся дроттнинг Сигню, что бы мы все вокруг неё не делали, — ответил я.
— Сигурд, — подал голос Ярни, привыкший уже блюсти законы. – Объяви бенемнинг младшего сына.
— Младшего? – я усмехнулся. – Стоян не младший сын, а только второй. Вот через час и собирайте людей у этого шатра, я дам сыну имя.
И я назвал нашего второго мальчика Годрик Навой (Новый воин царской крови), Стоян Годрик Навой. Его брату Эйнару посчастливилось родиться в лучшие времена, поэтому и имя ему досталось прекраснее и легче.
— Что это? – спросила я.
Свиток с печатями Сигурда Ньорд положил на стол.
— Твой братец снова прислал вызов. Всё не верит. Когда мы объявим всем, что ты моя дроттнинг? – усмехнулся Ньорд и посмотрел на меня.
— Я считаю, мы должны объявить об этом сначала ему, Сигурду, – сказала я, глядя Ньорду в глаза.
Я давно приготовилась к этому разговору и продумала каждое своё слово.
— Иначе он не поверит. Объявить ему, решить, как будет существовать в будущем Свея. Согласится ли он уйти в Брандстан и остаться конунгом там…
— Конунгом? Мне ты не хотела позволить остаться конунгом, — усмехается Ньорд.
— Но Сигурд позволил. Нельзя предложить Великому Сигурду фёрвальтерство.
Я слушал её и понимал, что она права, это всё равно, что дёрнуть за нос. Я отбил его дроттнинг, я забираю его трон, его страну, но я должен тогда или оставить ему относительно достойное существование или убить его.
Сигню прочла мои мысли.
— Ты не убьёшь Сигурда, — сказала она, спокойно глядя мне в лицо.
— Но ведь это было бы самым правильным и разумным.
Она спокойно покачала головой:
— И ты, и я любим его. Достаточно того, что уже сделано. И ещё: Сигурд не убил тебя.
Я усмехнулся, подошёл к ней, желая закончить разговор:
— А ты на его месте, убила бы?
— Да. Это было бы правильно.
Её прямота и искренность покоряют меня всякий раз. Я подошёл к ней со спины, протянул руки к её талии, она такая тонкая. Где там мог помещаться ребёнок, не понимаю…
— Погоди, Ньорд. Я устала сидеть в твоём шатре. Мне нужно заниматься чем-то.
— Разве мы мало занимаемся ЭТИМ? — усмехнулся я.
— Делом. Книг у тебя почти нет. Позволь мне врачевать, иначе я сойду с ума тут от безделья.
— Врачевать… Так ты всё моё войско сделаешь своим, нет уж…
— Если я твоя дроттнинг, твоё войско должно быть моим.
Я развернул её к себе лицом:
— Вот выйдешь за меня, объявим всей Свее, тогда позволю тебе делать всё, что захочешь. А пока побудь моей наложницей, моей пленницей… Как я стал твоим пленником… — я поцеловал её, сразу переставая размышлять…
На встречу с Сигурдом, я надела лучшие украшения, что были в сундуках Ньорда — так ему хотелось. А сундуков было немало, правда, большую часть награбленного, в том числе и в нашем захваченном им обозе, он давно отправил в Асбин, но оставил самые лучшие, самые изящные украшения и настаивал, чтобы я почаще надевала их, как и красивые шёлковые платья. Ему приятно забавляться моей красотой…
…О, да! Я упивался её небесной красой. Теперь только я понял и прочувствовал её красоту в полной мере, и любоваться ею в обрамлении посвёркивающих драгоценностей и шелков доставляло мне удовольствие.
И я хотел, чтобы Сигурд видел, что она счастлива со мной, что со мной она стала прекраснее, чем когда была его женой. Сейчас Сигню, Свана Сигню – это корона Свеи на моей голове. И ты, Кай, не должен усомниться в этом. Тогда поверит и вся Свея…
…Пасмурным холодным утром мы поскакали к палатке, установленной на полпути между нашими лагерями. Мы с Ньордом и одним из его алаев, которые у него вовсе не были настоящими алаями, как наши, а больше похожи на псов на дворе. Сигурд был с Исольфом. Молодец, правильно выбрал, самого хладнокровного и зоркого сердцем алая…
…Я увидел Сигню в тёмно-красном, будто кровь, платье из переливчатого шёлка, оно струилось по крупу коня, прикрывая колени всадницы. Чёрного меха тужурка, замысловато заплетённые косы, тонкая корона из витиевато кованого золота с кроваво-красными лалами. На Ньорде броня, впрочем, как и на нас с Исольфом.
Подъехав одновременно к палатке, мы спешились. Я во все глаза смотрел на Сигню, я не видел её такой. Почти неузнаваемой. Такой страшно-красивой, такой бледной, с яркими как при грудной чахотке щеками, с чёрным взглядом, которым она избегала смотреть на меня.
— Оставьте оружие, — сказала она. — Оставьте оружие алаям, не входите внутрь вооружёнными. Иначе я не пойду.
Ньорд посмотрел на неё, усмехаясь, кивнул, отстёгивая меч.
— Всё оружие, — очевидно она знает все его ножи и кинжалы, потому что он снаряжался при ней… У меня заходится сердце опять, когда я представляю это…
Но надо было взять себя в руки, я должен идти той дорогой, что открылась мне, ясной и верной, и не отвлекаться на кривые тропы ревности…
Своё оружие мы оставляем, каждый алаю противника.
В палатке жарко пылает жаровня, лампы на столе, иначе здесь было бы слишком темно из-за хмурой погоды. Я сел по одну сторону длинного стола, Ньорд рядом с Сигню. Лучше расположиться он не мог, теперь мне ясно видно всё, ему – ничего. Да и позволено ли ему читать в ней? Может он это, не думаю.
— Ты похудел, Сигурд, — сказал с усмешкой Ньорд, — жизнь в походе утомляет тебя?
— Признаться, я привык уже, — ответил я, не думая.
Я напряжённо ждал, чувствуя, что должен быть готов к сигналу...
— А вот Сигню надоело, желает в город, в терем, врачеванием заняться. Жаль, что я книги все тебе с твоим обозом отдал, дроттнинг скучно.
— Да, книги, Слава Богам, ты вернул, как и тела наших павших. Золото и серебро только оставил себе, – сказал я.
— Золото вечно, остальное – тлен, — ухмыльнулся Ньорд высокомерно.
Ничего ты, Ньорд, не понимаешь в вечности. Да и в золоте тоже… Но я не стал спорить, мы собрались здесь, взбудоражив все свои мысли и чувства, не для философских рассуждений.
— Ты согласился, наконец, приехать, Ньорд, для разговора после почти трёх месяцев молчания не для того же чтобы рассказать, что Сигню скучает? Кстати, Сигню, — я перевел взгляд на неё, — твои сыновья живы и здоровы, если это ещё интересует тебя.
Она лишь кивнула, по-прежнему, не глядя на меня, и бледнея всё больше. Ньорд усмехнулся. Посмотрев на неё, весьма довольный её реакцией.
– Скоро, думаю, мы порадуем тебя, Сигурд, вестью о рождении твоего двоюродного брата и племянника, – он накрыл Сигнину ладонь своей огромной лапищей, будто проглотил её.
"Рождение племянника и двоюродного брата", вздрогнув, я взглянул на Сигню. Всё так же, не поднимая глаз, она чуть прикрыла веки и отрицательно качнула головой, вроде, и, не двинувшись.
— Что это значит? – спросил я, желая поскорее довести до конца мучительный разговор и Ньордово надругательсьво надо мной.
— Это значит, что Сигню становится моей женой. Дроттнинг Свеи теперь моя, и я стану конунгом Свеи на всех законных основаниях.
— Законных? – засмеялся я. — Ты говоришь о законе в стране, где не осталось никаких законов?
Ньорд вздрогнул и посмотрел на Сигню, которая едва заметно усмехнулась уголком рта и глаз, по-прежнему, не глядя ни на кого. Ньорда, почему-то обескуражили мои слова.
— Ты незаконно взял в плен мою жену… — продолжил я, желая разозлить его ещё больше, чтобы затуманить ясность мысли в нём.
— Твою сестру! – выкрикнул злобно Ньорд, хлопнув даже ладонью по столу. Но, хотя бы отпустил руку Сигню, которую она ту же убрала на колени. — Ну и что, что незаконно? – ухмыльнулся Ньорд. — «Взял силком да стал милком», ты лучше русский знаешь, так говорится? Так, Сигню? Стал «милком»? Может, расскажем Сигурду как…
Одним взглядом она заткнула ему рот. Как она прибрала его, управляет, вертит даже им, Ньордом! как хочет. Чуть смутившись под её взглядом, Ньорд продолжил:
— Мы с Сигню решили оставить тебе Брандстан, полагая, что ты сумеешь теперь найти общий язык с Рангхильдой. Так что снимайся и ступай в свою вековую вотчину. Тебе незачем больше стоять здесь. Лучшая битва та, что не была начата.
— Я так не считаю. Может быть, ты страхом привёл сюда Сигню, чтобы я поверил, что она выбрала теперь тебя, чтобы ты был законным конунгом Свеи. Дроттнинг Свеи пока не сказала ни слова.
Ньорд усмехнулся самодовольно:
— Дроттнинг Свеи Свана Сигню сама предложила мне выказать уважение и объявить вначале тебе в лицо о нашем с ней решении. А после уже выступить с этим объявлением перед войском и перед всей Свеей. Цени моё уважение к тебе, Сигурд Виннарен.
Он был доволен, он уже видкл себя на троне Свеи, вот только столицу ты сжёг, как и большую часть городов, где на трон сядешь, в своём захолустном Асбине?..
Он посмотрел на Сигню:
– Так, Сигню? Скажи твоему брату, чтобы он не думал, что я насильно держу тебя при себе. Скажи ему, чтобы уходил.
И когда она подняла глаза на меня, он тоже смотрел мне в лицо, желая, очевидно, насладиться тем, какое впечатление слова Сигню произведут на меня.
Сигню же, гладя громадными зрачками и вдруг, размахнувшись, схватила одну из ламп со стола и с ужасным, оглушительно громким криком:
— Жги-и! – ударила ею Ньорда по голове.
Я был готов. Одним махом я сбросил лампы со стола в стены палатки, ногой опрокинул треногу с жаровней, рассыпая горящие угли, я видел, как с рёвом упадал Ньорд, закрыв горящую голову руками. И всё это в долю мига...
Я схватил Сигню за руку, и мы выскочили из палатки. Исольф уже оглушил алая Ньорда, услыхав крик Сигню, и теперь, развернувшись к нам, бросил меч мне в руку, я уже вскочил в седло. И Сигню в седле, мотнула косы за плечи:
— Мне что, меча не дадите?!
Исольф улыбнулся, сверкая, и швырнул ей меч Ньорда, справедливо — она победила Особара.
А наша конная рать уже летела, нагоняя нас.
— Всё понял, мой конунг! Мой Сигурд Виннарен! Всё понял! – воскликнула Сигню, счастливо улыбаясь мне. Совсем другая — где чёрный взгляд, где мертвенная бледность и пугающий румянец? Взгляд вспыхнул огнём и любовью. И восторгом победы: — Только ты один и мог всё понять! Только ты! – сказала она и, подняв меч, она плашмя хлестнула им коня: — Вперёд!
Мы рванулись на врагов, и увидели далеко впереди Ньорда, который каким-то невероятным образом выбрался из объятой пламенем палатки, без плаща и шапки, нёсся во весь опор, прижимаясь к холке лошади, к своему лагерю. Особар, что сказать…
Мы мчали к их лагерю, мы победили быстро, разметав, разогнав не ожидавших нападения воинов Ньорда. Сигню, в отличие от меня и остальных воинов, без брони, да и не воин она, но сражается с бесстрашием и доблестью. Что придаёт ей сил, если не ненависть? Что, если не праведный гнев и злость? Я не знаю, что такое быть женщиной и не знаю, что такое насилие, но сейчас я воочию вижу, что пережила её душа, если в ней, которая в два раза меньше и слабее любого моего воина, родилась такая сила, что сделала её берсерком. И я вижу, кого она ищет и не находит, она ищет Ньорда, но его нет.
Скоро битва была окончена. Ещё солнце не село, а мы уже спешились, обходя то, что было лагерем наших врагов. И я увидел как Сигню, взяв факел, подожгла большой шатёр в центре лагеря, очевидно, шатёр Ньорда.
Я подошёл к ней. Отблески пламени на её лице, в глазах опять та же чернота. Я протянул руку, чтобы обнять её за плечи, но она вздрогнула от моего прикосновения, однако, оглянулась и, узнав меня, улыбнулась, но бледнея и… Боги, Сигню, что с тобой?!
Я едва успел поймать её, чтобы не упала.
— Сигню! – закричал я, испуганный обмороком.
— Она ранена, Сигурд… — тихо и испуганно проговорил Гуннар, показывая глазами на её спину, и я почувствовал, что моя рука, которой я обнимаю её, намокла… от крови… Боги, вы теперь допустите ещё и это?!
Свидетельство о публикации №224111800117