5. Единым фронтом или первый блин

5. ЕДИНЫМ ФРОНТОМ ИЛИ ПЕРВЫЙ БЛИН. Четыре года великий князь московский Иван III сидел себе спокойно в Москве и никого не трогал. Имени ордынского данника он с себя не сложил, но денег в Орду не отсылал, и сам туда не ездил. Сарайский хан Ахмат был этим обстоятельством крайне недоволен, но наказать своего строптивого улусника он пока не мог. Ахматовы орды сейчас бешено резались с ордами крымского хана Ази-Гирея, и в набег на Москву посылать было попросту некого. Мало того, оба хана в ту пору швырялись русскими ярлыками направо и налево, почти не глядя, отдавая их задаром, желая, видимо, перетянуть христианских государей на свою сторону. В 1461 году, к примеру, Казимир IV получил от крымского хана Хаджи-Гирея пожалование, освобождавшее целый ряд подвластных польскому королю городов и населенных пунктов от платежа регулярной дани в пользу крымской казны. В перечне был указан и Великий Новгород, к которому Казимир, разумеется, никакого отношения не имел, но клинья к которому подбивал уже давно. Не исключено, что пункт об отмене разорительного для вечевой республики «ордынского выхода» король предварительно согласовал с самими же новгородцами, как одно из их условий выхода из-под власти Москвы. Было ли так на самом деле, и знали ли об этом в Москве и в Сарае, неизвестно, но видимо все же, и в Москве и в Сарае о чем-то таком  догадывались или точно знали. Вот почему свой ярлык на великое княжение Иван III получил уже в 1462 году без задержек и без неприятной необходимости самому тащиться в степь в гости к хану. Раскошеливаться, видимо, тоже не пришлось. Ахмату сейчас важен был  сам факт того, что московский государь его ярлык принял. Впрочем, уже тогда, очевидно, «ксива» от Сарайского владыки была Ивану III не особо и нужна. Ну, вот она есть у него теперь, эта грамота с ханской печатью. Вон она на столе валяется кем-то из бояр помятая. Ну и слава Богу, что она есть! А вот, если бы её не было, что тогда? Та и пёс-то тогда с ней!

В 1466 году во владениях великого князя набедокурили  беспокойные вятские ушкуйники, которых Москве по-прежнему не удавалось обуздать. Прокравшись незамеченными мимо Устюга, они разграбили волость Кошеньгу на левом берегу Сухоны. На обратном пути ушкуйники поделились добычей с устюжским воеводой Василием Сабуровым и беспрепятственно ушли к себе на Вятку. Приказ великого князя изловить грабителей исполнен не был. Коррупция во все времена была сильнее любых указов и законов. Иван всем произошедшим, разумеется, остался крайне недоволен, но с Вяткой тоже решил пока погодить, хоть на заметку её и взял.

Лишь на пятом году своего единодержавного правления Иван решил, наконец, что ему пришла пора поразмяться и заняться серьезным делом, а заодно и подкормить за казенный счет оголодавших московских ратников.

В 1467 году из теплой уютной постели задремавшего было государя вытащил престарелый, но все такой же беспокойный и задиристый царевич Касим, по-прежнему находившийся на содержании у Москвы, но желавший иметь свой собственный куда более надежный источник доходов. После смерти зловредного казанского хана Махмутека, его вдова по обычаю вышла замуж за его брата, то есть за Касима. Казанским же ханом стал Халиль, который вскоре умер, освободив трон для другого Махмутекова сына Ибрагима. Наш Касим оказался женат на матери нового хана и, даже, по мнению некоторого числа казанцев, имел больше прав не престол, чем его племянник. Сам Касим тоже был уверен в том, что казанский трон должен по праву принадлежать ему, а не Ибрагиму, и что пришла пора получать дивиденды от своей дружбы с семьей московского князя Василия Темного. В этих размышлениях и чаяниях своего верного вассала Иван Васильевич не увидел для себя ничего крамольного. Он был вовсе даже не против того, чтобы попытаться посадить на казанский трон «нашего» человека. А значит… Играй труба, бей барабан! Застава, в ружье! Эскадрон, по коням! Хватит дрыхнуть, лежебоки! Давно пора поразмяться! Айда по мордам бить и по мордам получать!

Сам великий князь в драку пока не полез, предпочел с резервными войсками остаться во Владимире, чтобы, значит, оттуда за ниточки дергать. В поход на Казань вместе с касимовскими татарами отправились князья Иван Юрьевич Патрикеев и Иван Стрига-Оболенский. Шли тайно. Касим вел русскую рать к Ибрагимовой столице одному ему известными тропами. Весь расчет строился именно на секретности похода и внезапности нападения. Но, чего-то у них там не срослось. Видимо в окружении Касима давно уже торчали братнины соглядатаи. Да и сторонники Касима в Казани оказались не столь многочисленны, как показалось всем вначале. К приходу россиян казанские власти сумели согнать к своей столице столько войск, что Патрикеев с Оболенским, покряхтев с досады, потоптались на правом берегу Волги, поскребли в затылках, посовещались с Касимом, да и велели войску поворачивать назад не солоно хлебавши. Обратно на Русь шли тяжело: голодали, тонули в болотах, теряли лошадей, но, слава Богу, домой вернулись без людских потерь. Погони не было. В Казани были извещены о том, что все пограничные крепости русских заняты дополнительными войсками. Иван III был человеком осторожным и свою часть работы выполнил аккуратно и в срок.

Неудачный поход на Казань раздражил и без того вспыльчивого казанского царя. Не рискуя или не имея сил на крупное вторжение, он ответил Москве серией мелких набегов, как бы пробуя русский рубеж на прочность. Рубеж оказался достаточно прочным. Татарский отряд, объявившийся в начале 1468 года в окрестностях Галича и разграбивший несколько сел, русские гнали долго и упорно. Продравшись на лыжах сквозь заваленные снегом леса, обморозившись и слопав по дороге все свои запасы, полк воеводы Симеона Романовича Ярославского, добрался до пределов Казанского ханства, но так никого и не догнал. Отыгрывались исхудавшие и обмороженные россияне на местном мирном населении. Все, что нельзя было съесть или утащить с собой, русские ратники уничтожили: людей, скот, селения. Разрушительным смерчем дойдя до стен Казани, повернули назад, нигде не встретив никакого противодействия.

Пока рать Симеона Ярославского сражалась с голодом, холодом и гражданским населением, татары спалили город Кичменгу и в апреле разграбили окрестности Костромы. Князь-воевода Стрига-Оболенский грабителей из пределов русских прогнал, гнался за ними 200 километров, но никого не смог нагнать.

1 мая 1468 года Даниил Холмский – опытный московский полководец, выходец из тверского княжеского дома, внезапной вылазкой из крепости отразил набег врага на Муром и ответным налетом опустошил берег Волги на казанской стороне.

Впервые со времен Всеволода Большое Гнездо Суздальская Русь сражалась с врагом единым фронтом. Однако, справедливости ради, первый этап войны, начатой по инициативе Москвы, можно было считать провальным. Ибрагима не только не удалось победить или хотя бы напугать, но теперь еще приходилось думать и о безопасности собственных рубежей, ибо казанский владыка рассердился не на шутку. Такой поворот событий никак не входил в планы Ивана и его советников. Из этого следовало, что у войны, вне всякого сомнения, будет второй этап. Свое правление самодержец Иван просто обязан был начать с громкой победы.

Бескровный поход Патрикеева и Стриги к Казани в Москве сочли разведкой боем, и к новому вторжению принялись готовиться с куда большей тщательностью. Все подвластные Иоанну князья и бояре начали стягивать свои дружины к восточной границе. Одновременно с главным ударом через Волгу, было решено зайти казанцам в тыл. С этой целью 300 ратников из Галича, Вологды, Устюга, Кичменги и Москвы отправились к Каме обходным путем - по Вятке через Хлынов.

Новый поход за Волгу Иван III решил было возглавить лично, оставив столицу на попечение своего брата Андрея. Однако уже в Переславле его обоз нагнал посол из Литвы, и покрасоваться на боевом коне перед войсками великому князю не довелось. О чем уж таком серьезном и неотложном говорил русский государь с литвином, неизвестно, но посол прямо из Переславля помчался назад в Литву, а Иван поспешил вернуться в Москву, доверив продолжение дела своим воеводам.

Неожиданный отъезд государя ровным счетом ничего не изменил. Русские бродили по территории сопредельного государства беспрепятственно, почти без боя. Отряд Ивана Дмитриевича Руно, спускавшийся к Каме по Вятке, добрался до Тамлуги и перевоза татарского, берегом Камы дошел до Белой Воложки, рассеял по пути отряд казанцев в 200 сабель и взял в плен двух вражеских воевод. Больше никаких боев не было. Русские с крайней жестокостью разорили большую полосу земли вдоль речных берегов, истребив все, что не удалось отправить в обоз, захватили в плен толпу местных жителей, разграбили на Каме несколько богатых купеческих караванов и через Пермь и Устюг вернулись в Москву. В то же время нижегородская и московская рати под началом князя Федора Хрипуна Ряполовского прошлись облавой по волжским берегам, нахватали пленных, разогнали небольшой отряд Ибрагимовой гвардии и взяли в плен его командира. Сам Ибрагим от драки вновь уклонился. Решил, видимо, действовать, как раньше, отвечая лишь ущербом на ущерб. В итоге новый поход россиян закончился так же безрезультатно, как и предыдущий. Добычу удалось захватить большую, но главная цель всей войны выполнена не была. Ибрагим так и остался казанским царем, и теперь была его очередь наносить удар.

Ответный удар Ибрагима был почти бескровным, но крайне чувствительным. Желая в дальнейшем оградить себя от уколов в спину, он с сильным войском отправился на Вятку, захватил Хлынов и заставил тамошних обитателей присягнуть ему на верность. Вятчане, еще помнившие о своем недавнем независимом прошлом и успевшие уже устать от диктата Москвы, с легкостью согласились поменять хозяина и без лишних разговоров присягнули Ибрагиму. Собственных сил противиться объединенному казанскому войску у них не было, а условия мира, предложенные казанцами, были очень мягкими. Главное, что требовалось от вятских казачков – это не поддерживать московские войска. Оставив в городе татарских чиновников, Ибрагим ушел к себе в Казань. На нечто большее он уже не отважился.

Обе стороны прекрасно понимали, что ничего ещё не закончилось.