Бульвары
Хладеть позволит телу на бульваре.
От стен церквей, от звона куполов,
Сбегает тот, кто сердце ранил.
И кровь, смочив рубаху белую,
Рубином скрасит серые бульвары,
И следом змейкой потечет,
За тем, кто сердце пулей ранил.
И толпы, шумом окрыленные,
Как в;роны склоняются над жертвой:
"Совсем пацан, ему бы жить и жить,
И быть с любовью первой".
И тело остывает. Губы улыбаются.
В зное на бульваре царствует покой.
И лишь сирены скорой разрезают тишину,
Спешат прикрыть покойному глаза рукой.
Дело не простое - говорить о смерти
В трубке на том проводе: " Такого быть не может!
Мой Ванечка живой, вы ошибаетесь.
И совесть вас совсем не гложит".
Иван Максимов. Двадцать восемь лет.
Русый парень с карими наивными глазами.
Только эти склеры не увидят свет.
Ванечка уже не здесь, не с нами.
Отпевают в храме пацана.
Все, кто знал его - почтили память.
А жена его теперь одна, и в сердце -
Тяжелая на сердце маять.
Сосед бухой стучится в двери
И дочка в комнате рыдает.
У фотографии Максима водочка,
Кусочек хлеба засыхает.
На кухне ветер треплет занавески.
И вот его жена ложится спать.
И сон такой красивый, резкий,
В котором он пришел сказать:
"Я виноват перед тобой
Но знай любимая, я рядом.
И этой ноченькой хмельной
Укроемся простынкой смятой.
Я уйду, и ночь закончится туманом
Заря прогонит счастье прочь.
И все прошедшее покажется дурманом
Я напоследок поцелую дочь"
Свидетельство о публикации №224111800144