Солнце встает с востока. 72. В Стамбуле снег

Утром звонила Валентина Акимовна. Она спросила, как там у них. «У нас все хорошо», - ответил ей Туренин, но, когда начал рассказывать подробности, то из хорошего было только то, что три дня назад, как автобус с Верой и Юрой сначала заехал в Винницу, потом они были в Черновцах и там они «весело» перешли румынскую границу, остальное плохо, не так чтоб очень, когда хочется выть волком, и все же разве это нормально, что прошлым вечером,когда сильно дул ветер, рядом  по левому берегу Днепра, так что и им было видно, в сторону Канева пролетел российский вертолет, это он так думал, что российский, а чей он на самом деле, кто его разберет, чей он, потом второй, третий, всего десять штук.

-Я тут слушал Андрея Девятова. Так вот, он говорит, что все закончится на Пурим. Вы знаете такого?

-Кирилл, привет, - вмешался тут Ермек. – У нас говорят, что вот-вот.

-Да, да. Если его слушать, то это план – на Пурим, то есть шестнадцатого марта. Но может не получиться. План перевыполнят. И тогда все произойдет раньше. А когда? Хоть завтра.

-Я звонила Вере, - сказала Валентина Акимовна.

-Юра  уже показывает Тане кулаки. У Васи научился. Они приехали – в Стамбуле снег с дождем. У нас тоже в тот день с утра солнце, а после трех снег.

-Ты знаешь, что Вася записался в тероборону. Ему сказали, чтоб ждал, его вызовут.

-Не знал. Скрыли.

-Нина дома?

- Пошла в СК Маркет. А я вот дома. Заворачиваю в газеты  сервизы. Буду прятать.

-Куда?

-В подпол. В подвале, где выходит канализационная труба, она идет под спальней, есть отверстие, где и я могу пролезть. Вот там. За столбиками.

-Да будет обидно, если все пропадет.
 
-Насчет Васи - это новость. Я не думал... Но посмотрим: выдержит ли он марку. Там Иван Петрович патриот. Все подначивал его: «Иди и иди». Только почему-то в четырнадцатом в армию он не пошел. Бегал, бегал в военкомат, но не пошел. Тогда ему еще можно было,  - шум на лестнице. Это вернулась Нина Николаевна. – Нина вернулась.

Нина Николаевна прошла мимо открытой двери, даже не заглянув в комнату, где был Туренин. Он сидел за столом. Перед ним экран ноутбука. Там, на экране, Валентина Акимовна. За ее спиной край кресла и сервант с хрусталем.
 
Минут через пять в комнату вошла Нина Николаевна.

-Ты разговаривал с Валентиной?

Он кивнул головой, мол, разговаривал.

-И что она тебе рассказала?

-Что у них снег. Ермек не успевает его отгребать. Он показывал в окно – сугробы в человеческий рост. Еще, что Вера рассказала ей, что Вася вступил в тероборону.
 
-А нам она ничего не говорила.

-Дурачок. Ничтожное создание.

-Я думаю, их Иван никуда не записался, а Вася  как всегда, назло, что ли. Ну, да ладно. Теперь уже ничего не сделаешь.

Она хотела сесть на диван, но передумала.

-Ты уже всю посуду упаковал? – кивнув на чашки, блюдца, старые газеты на диване, спросила она.

-Не все.

-Купила три пачки риса. Рис - двадцать семь гривен. Был сахар. Сахар - двадцать три. Смотрела макароны. Они стоят, примерно тридцать гривен.  Пока стояла к кассе услышала, что говорит женщина кассирше: ей звонили из Ивано-Франковска, там обстреляли жилые дома, есть убитые и раненые, люди сдают кровь. Это ужасно.

-Но обстреляли аэропорт.

-Не путай. То Винница.

-Может, провокация?

-И еще, когда уже подходила домой, смотрю Николай с Ольгой.

У Туренина было такое чувство, будто он не успел отскочить, когда сооружение из событий этих тридцати дней рухнуло и придавило его. Страх прошел, осталась злость на себя и на людей.

Туренин не одобрял Нину Николаевну, когда та подолгу, входя во все подробности его жизни, и ласково разговаривала с ничтожным соседом, считая ее поведение для нее унизительным. Тот, по его глубокому убеждению, был ехидной. По этому поводу у них произошел следующий разговор. «Чем он тебе не нравится? Мужчина как мужчина», - начала она. «Он хитрый. Вот увидишь, эта развалина будет его, - он имел в виду ветхий домишко, в котором жил Николай. Он не заслуживал того, чтоб его называли жильем, так был  запущен, разрушен. -На первый взгляд бедный, несчастный, а внутри он… Сам не сможет – сыновья помогут. По сути, она ничья». Тут она говорила: «Какие они ему сыновья», - намекая на то, что они незаконнорожденные. «Какие ни какие. Они тоже ведь без ничего, нищие. А что, чье это, - он показывал в сторону Николая. – Масловской? Не-э. Она ничего не оформила. И оформить не сможет. Потому что трудный случай, а мозгов нет. Нет мозгов! У Лени с Володей их тоже не было.  Их отец, солидный мужчина, когда умерла тетка и произошел этот случай, я тебе рассказывал, тогда Сергей  - теткин муж, ударил Володю ножом в живот, предлагал мне, мол, ты мне двухкомнатную квартиру, а я тебе участок, но я тогда деньги потратил на полдома». «Тебе-то что?» - удивлялась его озабоченности Нина Николаевна. «Обидно. Дурак получит, а я останусь ни с чем», - тогда ответил он. Это и была главная причина, почему он невзлюбил Николая.

-Спрашиваю, - продолжала Нина Николаевна, - куда собрались. «Вот, отправляю за границу. Ей здесь страшно».

-Хм. Ей страшно, - Туренин не мог представить, как ей, уроду, может быть страшно.

Здесь две стороны, для Туренина обе выгодные: он, наконец-то, не услышит ее гнусаво-писклявый голос, и Николай потеряет ее инвалидскую пенсию, а там, без денег долго не протянет и съедет,  хотя, хотя он может снимать пенсию с ее карты и без нее. В таком случае Николай ничего не теряет. Это обстоятельство расстраивало Туренина, потому что ничтожный сосед опять оказывался в выигрыше: «Смотри, как он устроился! Все, что было до этого момента, что он потерял, потерял квартиру, но это глупость, не глупость то, что вывернулся».

-И это не все. Когда шла, напротив общежития пединститута семья собралась: одеяла, подушки. Страшно!