Кузнец кн2 ч 5 гл 10

Глава 10. Больное сердце злого человека
      Я жёг и терзал Свею, как жёг и терзал бы Сигню, попадись она мне снова в руки. Как я ненавижу её! Я засыпаю и просыпаюсь с мыслями о ней! Каждую ночь, в каждом сне она приходит ко мне. Такой, какой была со мной. То с окровавленным от моих жестоких поцелуев ртом, с синяками и ссадинами на тонкой коже. То улыбающейся, прикасающейся ко мне своими невесомыми тёплыми, будто излучающими силу, входящую в меня, руками. То целующая меня, прикрывая веки ресницами, ложащимися, кажется, ей прямо на щёки… И эти губы её…
       Ещё тот первый раз, когда я поцеловал её прошлой зимой в сонборгском тереме, тревожил меня воспоминаниями, но тот поцелуй и поцелуем-то не был, а когда она поцеловала меня… Можно не жить больше…
       Я и не живу. Я теперь ненавижу.
      Свея ненавидела меня, как ненавидела меня Сигню, соглашаясь, «жить по-хорошему». Но что мне Свея…
     Если бы Сигню вдруг вернулась, и согласилась бы быть моей, как была… Я целовал бы ей ноги, её следы в грязи, следы её коня… и оознание этого жгло меня ещё большей ненавистью.
      Но этого не могло быть, как не могло быть, чтобы Свея, Свея Сигурда и Сигню стала моей. Поэтому этой Свеи почти уже не было. Остались разрозненные поселения тех, кто признал меня и моих сыновей, с нашими новыми порядками, а именно: они работают на своей земле и платят Асбину тем, что выращивают на своих землях. За это мы обещали им не пускать к ним норвеев, которые желали только грабить, насиловать и убивать. Те деревни  и сёла, где меня не признали конунгом, мы оставили норвеям и от них скоро ничего не осталось…
      А городов уже не было в Свее. С каким пьянящим удовольствием я порушил и пожёг их все! Со всеми их новостройками, хитроумными приспособлениями для печей, водопроводов и отхожих мест, мельницами, механикой в кузницах, Библиотеками и школами! Не осталось даже праха от всего, что посторили эти выскочки Сигурд и Сигню!
      И сколько тех, кто был искренне привержен идеям Сигурда, идеям Света, который светит всем и во всех, я с наслаждением убил!..
      Реки крови затопили Свею. Не было больше Свеи Сигурда, ибо строить всегда долго, хотя у него выходило быстро и весело, а разрушить и сжечь можно в одно мгновение. И даже развеять прах и память об этом. Сколько поколений будут ещё помнить, что было здесь при Сигурде Великом? И поколений кого? Испуганных или убитых? Да их потомки будут лавить меня! Особара.
      Это теперь стало моим наслаждением. Это и только это оживляло мою омертвевшую душу, моё сожжённое ненавистью сердце. Не осталось ничего, что мне хотелось бы любить и лелеять. Даже моей Свеи, что я помнил с детства уже не было. Скоро здесь всё будет как у моих друзей норвеев…
      Один Брандстан, где продолжала царить, как ни в чём, ни бывало моя сестра, ещё сохранял черты прежней Свеи. Но умрёт когда-нибудь и Рангхильда и не останется ничего и никого, кто помнил бы Сигурда, Свана Сигню и их Золотую мечту. Их Светлую Свею.
     Они были ещё здесь, ещё живы, засели крепким станом в том самом форте, где так долго пряталась Сигню. И мне предстоит их уничтожить. Но для этого придётся подготовиться самым тщательным образом. И я готовился. И это единственное, что ещё заставляет меня жить. Что толкает моё мёртвое сердце. И только в часы забытья я счастлив. Потому что Сигню, нежная Сигню, с улыбкой, со свои голосом, своим горячим телом приходит ко мне…
      О, как больно. Как это больно иметь сердце. На что оно мне, я всю жизнь прожил без него, зачем я пошёл на его зов, зачем не остановил себя…

       Весна. Просохли дороги, появились первоцветы. Мы с Бояном выходили до рассвета собирать травы. Сейчас, на растущей луне, они набирают из земли всю свою силу. И мы с корзинами тихонько выходили за стены форта и лагеря, превратившиеся за это время уже в справный город. Караульные ратники знали, выпускали нас, ожидали назад не больше чем через час. Но мы брали с собой оружие, хотя места вокруг форта давно обезлюдели, но лазутчики Ньорда могли быть везде.
       Хорошее утро. Тепло, прохлада только в ложбинках, а в тенистых овражках кое-где ещё и снег.
      — Ты глубоко не зарывайся, — сказал Боян, – я должен видеть тебя.
     Я только улыбнулась. Но я не собираюсь рисковать, я знаю, что Ньорд подсылает лазутчиков, чтобы выкрасть меня. В этом случае меня ждёт только смерть… Так что рисковать я не собиралась и держалась поблизости от Бояна.
      — А ты знаешь, что Ярни посватался за Герду, — спросила я.
      — За нашу Герду? – улыбнулся Боян. — Ей же… Сколько, семнадцать-то есть?
       — Девятнадцать уже было той осенью.
      — Значит, нашёл Ярни, наконец, свою судьбу, — улыбнулся Боян. – Славно. Как хорошо, верно, Сигню?
       — Да,  хорошо. – отвечаю я, улыбаясь. — Нам бы Гуннара ещё женить.
      — Он тебя любит, — усмехнулся Боян, но как-то невесело.
      — Чепуха. Все были влюблены в меня, посмотри, все счастливо женаты.
      — Кроме Рауда. Он… загрустил совсем в последнее время. Не знаешь, почему?
      Я знала. Агнета попросила его больше не искать встреч. «Мы все здесь как на ладони, все рядом, ничего не укроешь… Но я знаю, Сигню, она просто разлюбила меня. Она хочет быть только с Берси…» Рауд чуть не плача говорил мне это.
     Я знала, что так будет. Берси, ласковый и добрый применил всю хитрость присущую ему, всю изобретательность, на какую был способен, всю свою нежную и ласковую манеру, чтобы снова влюбить в себя Агнету. И это точно далось ему гораздо труднее, чем в первый раз. Но теперь это было надёжно. Только бы не расслабился опять над добычей, иначе ускользнёт, и на этот раз уже будет не вернуть никогда. Но теперь Асгейр был умный, битый. Ему долго пришлось сражаться за свою жену. И ещё я знала кое-что, чего не мог знать ещё Рауд и даже Берси, даже Агнета ещё не знала. Агнета была беременна. Ещё несколько дней это будет тайной для всех, но я видела. И сейчас я сказала об этом Бояну.
     Он засмеялся радостно:
     — А вот это по-настоящему хорошо! Даже теперь, когда мы в кольце врагов.
       — Не просто в кольце, Никтагёль, — сказала я, уже не улыбаясь и глядя на него внимательно. — Мы стоим на одной ноге посреди кипящего пламени. И эту нашу ногу скоро подрубит Ньорд.
       — Это… Ты это точно знаешь? Что нам некуда идти? — тоже чуть бледнея, спросил Боян.
      — В Свее нам нет места. Ньорд не остановится пока не сотрёт нас с лица земли, как уже уничтожил нашу Свею. Остановить его нам нечем. И уже некем. Нас всегда было мало. А теперь вовсе — горстка, а их тысячи и тысячи с норвеями. И их только больше, они идут из-за Западных гор, всё наводняя собой и своей дикостью нашу землю. Свеев почти не осталось. Нам осталось только уйти. Но нужны корабли. А корабли только в Брандстане.
      — Ну… Это всё равно, что нет их.
      — Вот то-то и оно, — я вздохнула. — Дороги просохли, вскорости и Ньорд пожалует, мы не успеем. Если только на север уйти к саамам, но строить корабли надо на берегу, нужно много времени на это. Мастерами станут все, конечно, когда понадобится, не раз убеждались в этом… но для этого…
      И вдруг со свистом пролетела стрела, вонзившись совсем рядом с нами в ствол. Боян отреагировал мгновенно. Всё время носил теперь с собой два меча, один вынул, другой рукой пригнул меня за плечи:
      — Бежим! – и потянул за руку за собой.
      И мы побежали, побросав все наши корзины, бежали так, как люди бегают только от смерти. Но, пришедшие поймать нас, не скрываются уже, окружают с гиканьем, на лошадях и пешие. Сыплют стрелами, но мимо, должно быть нарочно, просто стремятся напугать и направить туда, куда им надо. Нас гонят, как охотники гонят зверя. Значит хотят поймать… Но нет, тогда уж лучше смерть, и я потащила Бояна в сторону, куда летели стрелы, но где самая ближняя дорога к форту.
      Мы выбежали, наконец, из леса. И всё же нас нагоняют, они верхами, мы пешком… до ворот форта ещё шагов двести и если только нас завидят караульные… А караульные обходят стены кругом с интервалом в… три минуты. Боги, как много, за это время можно и умереть несколько раз и быть захваченными…
      Боян спрятал меня за спину, ощетинившись обоими мечами, я вытащила кинжалы. Мы дорого отдадим свои жизни… Боян бросается к одному ратному коннику, и под брюхом его коня, чик-чик, подрезал подпруги, и ещё двоим успевает сделать это, пока оставшиеся поняли, что происходит.
      Но вот они, пешими обступают нас:
       — Свана Сигню, пожалуйте в гости к конунгу Свеи Ньорду, — довольно  осклабясь, проговорил один из них. – Проводим со всем уважением, если пойдёте сама, иначе велено связать…
      Боян бросился с мечом на говорившего и, в один миг снёс голову наглецу, даже не изготовившемуся к бою. С другими уже не так легко пришлось…
     Но он бился, окружённый со всех сторон, я не отходила, не даю никому оттащить себя от его спины, втыкая и полосуя кинжалом руки, что тянутся ко мне…
      И  вот спасение, я  не видела ещё, но услышала: топот со стороны нашего форта, скакали и бежали множество лошадиных и человеческих ног… Ещё мгновение и схватка окончена. Нападавшие большей частью успели убежать, двое убиты, четверо ранены и взяты в плен.
     Сам Боян ранен в плечо, бедро рассечено поперёк, на щеке глубокая ссадина.
      — В лекарню бы лучше, Никтагёль, — сказала я, заканчивая накладывать последний шов.
       —Такой дурак я? Нет, — весело сказал мой Боян, — так ты ко мне и завтра придёшь, да и вечером сегодня, проверить, как я перед сном. А там за мной чужой догляд будет.
       — Ох и хитрый ты, Никтагёль!
      Он засмеялся и я смеялась. Обняла его легонько, чтобы не потревожить раны.
       — Конечно. В любви мы все хитрецы.
       — Не болтай, милый, — покачала головой Сигню, уже не смеясь, и даже смущаясь, и я чувствую, за меня цеплялось уже что-то между ними с Сигурдом…  Я не могу отобрать её у тебя, Сигурд. Но я не могу не мечтать об этом. Над моими мечтами не властен никто, ни ты, Великий конунг, Сигурд Виннарен, ни я сам, ни даже Сигню.
      Видеть во сне те мгновения, что мы провели и проводим вместе, осознавая, что я для неё самый близкий человек, если не считать его самого, Сигурда. Вот и сейчас, засыпая от капель, которые она дала мне, я засыпал, сладко погружаясь в негу моих грёз, которым не стать явью…
      Нет ни одного дня, ни часа в сутках, чтобы я не думал о ней, не хотел её. И нет ни одного мгновения, чтобы я надеялся, что она когда-нибудь станет моей, хотя бы на краткие мгновения как тогда… Я это знаю как никто другой, потому что как никто знаю Сигню. Ничто не может встать между нею и Сигурдом, ничто не может оттолкнуть их друг от друга. Они как один человек, они даже мыслят одинаково. Поэтому так быстро росла и так пышно расцвела наша Свея…
     Наша Свея, которой больше не было. Она говорит, уйти, но куда? Где могут принять нас? Где найдётся место для таких, как мы? У славян? У предков?..

      …Я пришла послушать допрос пленников. Думала войти незаметно, но не тут-то было – все, кто был здесь в фортовом здании судебников, обернулись, едва я появилась, хотя я открыла дверь тихонечко, едва слышно.
      Сигурд встал белый почему-то от гнева, но не на меня, он был таким до моего прихода:
       — Свана Сигню, тебе лучше выйти, не слушать этот разговор. Я расскажу всё позже.
      Мне не надо дважды повторять. Я очень удивилась, от меня никогда не скрывали ничего…
     …Было что скрывать. То, что говорили мерзавцы, посланные Ньордом. Им было приказано захватить её и привезти ему. Но, его ненависть шла дальше: им было позволено насиловать её всю дорогу пока они будут везти её к нему…
     Вот до чего довела Ньорда ненависть, смешанная с помешательством на страсти к ней. Он хотел сломить её. Получить такой, какой сам не смог сделать её: запуганной, замученной, покорной. Плохо ты знаешь Сигню, Ньорд. Ничто её не сломит, как не сломило и твоё подлое насилие.
      Я не стал рассказывать Сигню то, что узнал от лазутчиков, кроме того, что Ньорд с войсками выступил из Асбина и продвигается сюда к Грёнавару.
      — Что с ними сделали? – спросила Сигню.
      — Убили всех, — ответил я, не глядя ей в глаза .
      Я не стал говорить, что убил каждого собственноручно, испытав мстительную радость за то, что они были избраны Ньордом, надругаться над  Сигню.
       — А Боян боец, каких поискать, — не мог не сказать я. – Я награжу его руной соулу на левую грудь. И званием Спара (Охранитель). Давно надо было…
     Сигню только улыбнулась.
       — Если посчитать сколько раз Боян спас меня… на его теле места бы для наград не осталось.
      — Не слишком ли хорошо ты знаешь его тело? – я посмотрел на неё пристально, изменится ли в лице, может смутится, покраснеет? – Вот и сегодня не кто-нибудь, он опять оказался рядом.
    Но она лишь вскинула голову, перестав улыбаться, побледнела от злости:
      — Да, оказался! – почти с вызовом проговорила она. — Мы травы ходили собирать на рассвете, самое время сейчас. Ты… Так и будешь?!
     Я подошёл обнять её:
       — Прости… Со страху я… Ни на миг не отвернуться, ни на миг нельзя забыть об опасности. Скоро с ума сойдём здесь.
    Сигню обняла меня, смягчаясь:
     — Не сойдём. Нас скоро всех убьют на этом всё и закончится.
       — Я не хочу, — я отодвинул её. – И ты не хочешь. И те, что пошли за нами не хотят. Увести всех надо.
      — Мы не успеем. Кораблей нет…
      — В Брандстане есть. Надо к Рангхильде посольство направить.
       — Думаешь, Орле смягчится…
       — К нам с тобой — нет. Но если поедет Сольвейг…
       — Сольвейг… — Сигню улыбнулась.
       Конечно, я улыбнулась. После смерти Бьорнхарда, ничто не радовало мою никогда не унывавшую, сильную тётку. Но на руках её рос прекрасный внук Рагнар. Мне казалось даже, что она довольна, что Астрюд потерялась в волнах бури, охватившей и затопившей нашу Свею.
       — Знаешь, что, Сигурд, Ньорд идёт убить нас всех. Пусть люди, бондеры, идут с Сольвейг. Хотя бы спрячутся там от него. Пусть здесь останется только войско.
      Сигурд посмотрел на меня, уже не улыбаясь:
       — Тогда и ты должна уйти.
     Я тоже перестала улыбаться:
      — Ньорд идёт за мной, — я покачала головой. — Ты-то знаешь. И я никогда не ходила на битвы в обозе. Единственный раз осталась в Сонборге, тут и началось крушение всего…
       — Но теперь… Если Ньорд победит…
       — Нельзя дать ему победить. Я тоже хочу жить. У нас двое детей. А главное, мы должны всё же построить Новый город с тобой. Может быть, мы и родились для этого, может быть для этого проходим все испытания, закаляясь, будто на века.
      — Чтобы наш Новый город стал сильнее? Чтобы был непобедим в веках? – у него блестят глаза.
      — Так, мой любимый. Мой единственный, мой драгоценный, жизнь моя!
     Мы целовались, охваченные страстью, смешанной с воодушевлением. Не отчаянием перед неминуемой гибелью, что катит на нас с юга, а жаждой жизни, продолжением любви и счастья, подаренного нам Богами…

      Да я вёл свою полудикую рать не щадить, я вёл смести несчастный форт, где нашли пристанище Сигурд и ОНА, и те, кто продолжал быть под их рукой. Множество, надо сказать, людей, и всё люди дельные: ремесленники, необыкновенные умельцы, лекари, учителя, не только грамотные, но знающие множество наук, разные языки, законники, изучившие, столько сводов законов, всех известных стран, что могут составить любой новый свод для каждого народа и страны. Да все лучшие со всей Свеи собрались вокруг этих Бландат блад. И никого не волновало их проклятое кровосмешение, более того, никто в него не верил.  Думаю, будь прежние, мирные, жирные времена, люди отреагировали бы, осудили, а может быть, и изгнали бы преступных  своим происхождением йофуров. Но теперь имело значение только то, какими вождями они стали для них всех.
      Но скоро всем вам придёт конец. Я сравняю с землёй и вас, и ваш оставшийся островок, за который вы цепляетесь посреди моря моей злобы.
     Я не могу произносить ЕЁ имени  даже про себя. Даже мысленно. Я испытываю боль. Настоящую боль, она сдавливает мою грудь постоянно. И я жив только потому, что  надеюсь убить её собственной рукой.
      Ведь для этого я увижу её. УВИЖУ ЕЁ!
      Снова увидеть её. Прежде чем я сдавлю её горло, я увижу её.  Я буду смотреть в её глаза. Я почувствую её запах… Нежную гладкость кожи. Шелковистость волос… Её тепло рядом с собой… Да, я убью её. Но не мечом, не кинжалом. Я убью её руками. Но вначале я убью Сигурда, чтобы разорвалось её сердце. Чтобы она испытала  боль, подобную моей…
      Вот с этим я шёл на север. К маленькому форту. Где были мои враги. Где были те, кого я должен убить, кого я так жажду убить… И кого я так люблю…