Огурец

В 70-х прошлого века жизнь курсанта военного ВУЗа была одинакова во всех видах и родах войск, и неважно, какого цвета у тебя на плечах погоны с двумя полосками вдоль и буквой «К» между ними. Нет, нюансы были, конечно, однако все радостно ходили в наряды по кухне, в караул, мели плац, освобождая его от листьев, снежинок или просто по расписанию. Все бегали с голым торсом на зарядку, сдавали экзамены и зачеты, а также дружно орали по вечерам на так называемой прогулке строевые песни типа «не плачь, девчооонка», при этом с вожделением и предвкушением надеясь на увольнение в город. Но попасть за забор было не так просто. Выход в город надо было заслужить отличными или хорошими результатами в учебе, политической и физической подготовке, а также выдержав проверку на соответствие формы одежды требованиям приказа министра обороны СССР.

О единстве курсантского жития лучше всего свидетельствует эпическая история с похищением хлястиков с шинелей, которая одномоментно охватила практически все военные училища от Калининграда до Владивостока. Мне неведомо, кто первый начал, но это была реально драма – хлястик был неотъемлемой частью шинели и его отсутствие автоматически переводило владельца шинели в разряд грубых нарушителей формы одежды и, соответственно, лишало его последних призрачных надежд на увольнение. Драма дошла до уровня трагикомедии, когда хлястик срезали с вешалки в столовой у генерала – а генеральский имел окантовку, отличался цветом, качеством сукна и даже теоретически никак не подходил на адекватную замену собственного. И генеральский хлястик пришивался к шинели намертво. Наступил всеармейский кураж, короче. Бедствие прекратилось так же внезапно, как началось, но для этого командирам и начальникам пришлось прибегнуть к самым решительным мерам. Никто не знает, сколько суток ареста было объявлено в масштабе ВС СССР всего за один день курсантам, у которых были обнаружены под матрасом или в ином потайном месте «резервный» хлястик. Предание гласит, что если считать не по суткам, а по месяцам, то получится световой год. 

Но история с хлястиками – это так, для затравки.  Ибо были другие вещи, единые для всех военных училищ, которые касались привития любви к Родине. Речь о воспитании, хотя на первых порах нам, поступившим с гражданки, сочетание Военный Педагог казалось несовместимым. И у каждого курсанта тех времен остались в памяти истории, то их немало есть и у преподавателей, особенно в части превращения вчерашних абитуриентов, ухмыляющихся хмырей в джинсах и гражданских гимнастерках, в будущих защитников.

Бытие студента и курсанта было несопоставимо по определению. После принятия военной присяги все иллюзии испарились – на первое место вышли иные ценности. Например, научиться правильно наматывать портянки, ловко подшивать подворотничок, сдавать норматив на стометровке из положения лежа в кирзовых сапогах и много иных увлекательных занятий. И все это служило дополнением к изучению множества серьезных дисциплин без всяких скидок на тяготы и лишения. Запомнилось, как на первом курсе нас, человек 10 курсантов, привлекли к переезду кафедры бронетанковой техники из одного учебного корпуса в другой. Пыхтя и корячась, мы таскали оборудование, стенды, разное имущество на протяжении всего дня – от занятий нас на этот день освободили. Но не освободили от обязанности изучить профильные дисциплины, и когда на следующий день преподаватель убедился, что мы неподготовлены, на попытки пояснить и его разжалобить ответил:
- меня не интересует, что вы там носили – танковый двигатель или скелет обезьяны.

В итоге все получили неуд и лишились увольнения. Жестко? Да. Правильно? Очень. Я уже не говорю о том, что даже если ты круглый отличник, это не гарантировало увольнение. 30 процентов и не более – ровно столько курсантов могли покинуть заведение в выходной или праздничный день, и то на несколько часов. Потому что боеготовность и т.д. Я уже не говорю о многочисленных нарядах, которые были регулярно гарантированы всем курсантам от 1 до 3 курса – по расположению (у тумбочки в казарме на 100 человек), по кухне (отдельная песня, где надо было почистить пару тонн картошки два раза в день и тд), а также караул. Который есть несение боевой службы по охране и обороне объекта, который именовался постом. Постов было, как правило, несколько. В моем случае их было пять. Пост №1 считался самым главным, поскольку был у знамени части и назначали в караул на этот пост только отличников боевой и политической. Как и любого другого, у этого поста были свои плюсы и минусы. К первым можно отнести то, что он находится в помещении, где всегда тепло и светло. Особо отчаянные умудрялись и присесть, но появлялась опасность закемарить со всеми вытекающими жуткими последствиями.

Остальные посты были на свежем воздухе и предполагали перемещения по охраняемой территории – будь то автопарк или унылый ночной плац. Вот на одном из них и произошел описываемый случай. Была осень, мы только перешли на второй курс. То есть мы уже научились покидать кровати, наматывать портянки и строиться на зарядку за время, пока у старшины курса горит в руке спичка. Но еще не дошли даже до начальной стадии оборзения, здорового армейского цинизма, впитывая романтику учебы, замешанной на воинских уставах. Караул состоит из начальника, разводящего и трех смен: одна несет службу на постах, вторая именуется отдыхающей (то есть кого только что сменили) и бодрствующей (то есть кому предстоит заступить, а пока – служить резервом для внезапного реагирования). В зависимости от температуры окружающего воздуха срок несения службы на посту мог быть сокращенным, но обычно каждой смене давалось два часа. Все караульные – из одного подразделения, разница в том, что начальником и разводящим назначались сержанты с опытом армейской срочной службы, то есть поступившие из войск. Они были, как правило, всего на год-два старше бывших абитуриентов с гражданки по возрасту, но уже употребили не одну щепоть армейской соли. Караул был вооружен автоматами с боевыми патронами, что считалось одним из многочисленных способов воспитания ответственности и дисциплинированности.

Итак, курсант Б., назначенный нести службу на территории, уже заступал в караул с десяток раз и считал себя опытным воином. Было уже за полночь, когда разводящий привел его в условное место за клубом и ушел в караульное помещение, забрав смененного курсанта. Пост №3 считался предпочтительным, поскольку позволял ходить не кругами, как цирковая лошадь, а по довольно обширной территории, заглядывая в потаенные уголки, где можно было и нарушить – покурить или справить нужду. Время близилось к часу ночи,  когда наш герой забрел за здание курсантской столовой, в которой ему также неоднократно пришлось нести наряд по кухне. В том наряде также были разные посты, которые предполагали выполнение задач на овощерезке, посудомойке, картофелечистке, по выносу огромных чанов с отходами (точнее – их выкату на тележках, у которых как минимум одно колесо либо вовсе отсутствовало, либо было заклинено). Наряд по кухне еще долго помнился многим курсантам не просто после выпуска, но даже когда они уже были старшими офицерами (но уже с улыбками, шутками и чуть ли не с ностальгией).

В небольшом закутке бдительный часовой обнаружил деревянную бочку, которая по внешнему виду вполне сгодилась бы для съемок фильма про пиратов – темная от времени, опоясанная железными обручами, которые впились в ее круглые бока, как хулахуп в талию борца сумо. И была она пропитана запахом огуречного рассола, который и привлек внимание военнослужащего.

Попытавшись покачать бочку, сметливый часовой догадался – почти полная! Началось неконтролируемое слюноотделение. Без труда обнаружив в верхней крышке бочки массивную деревянную затычку, курсант приступил к делу.  Без особых усилий пробка была удалена, открыв отверстие небольшого диаметра, из которого струился  такой аромат, что  не описать. Решение вкусить плод созрело мгновенно и Б. приступил к реализации задуманного.

Процедуре мешала фуражка и автомат, и Б. без колебаний снял эти символы и атрибуты военной службы. Конечно, это было грубым нарушением Устава гарнизонной и караульной службы, а также всех прочих инструкций и наставлений, но в сравнении с достижением вожделенной цели в расчет не принималось. Кисть в дырку не проходила и курсант задумался. Вскоре раздался возглас, напоминающий крик Архимеда, и в руке часового появилась не какая-нибудь палка-копалка, позорящая статус защитника Отчизны, или иной подсобный инструмент типа пожарного багра, а самый настоящий штык-нож!

Поскольку в дырку не проходила даже кисть, то длань с кинжалом не проходила тем более. Радуясь собственной смекалке и сообразительности, курсант Б. нежно ухватил рукоятку казенного холодного оружия и погрузил его внутрь бочки в надежде быстро добыть пропитание. В какой-то момент, когда он сенсорно уяснил, что лезвие уперлось во что-то твердое, он приложил усилие, дабы нанизать добычу. Штык выскользнул и исчез в чреве покатого мобильного овощехранилища. Часовой мгновенно взмок и потерял способность соображать. Он даже забыл, что его смена на посту закончилась еще 10 минут назад и он должен был радостно встречать разводящего и сменщика в условленном месте под столбом, увенчанным фонарем. 

Разводящий, сержант-однокурсник, за год с лишним уже изучил особенности контингента и примерно представлял, чего можно ожидать от того или иного индивидуума. Природная интуиция в купе с жизненным опытом, помноженные на работу рецепторов обоняния, безошибочно вывели его в тот самый закуток за столовой, где часовой Б. был обнаружен в позе орла над какой-то бочкой. Сержант поприветствовал его набором лексических единиц, от одного звучания которых одобрительно крякнул бы просоленный старший мичман, прослуживший 20 лет на торпедолове.

Когда сержант приблизился и выслушал сбивчивые пояснения постового, очередь крякать наступила уже него самого. Парень был из далекой сибирской деревне, в армии дослужился ло командира танка и первое его желание было незамысловатым – нарушить целостность лицевых костей, мышц и нервов курсанта Б, а лучше – пристрелить его. Но никакой дедовщины или подобных правонарушений в курсантском коллективе, конечно, не было. Так, разве что безобидное глумление местами, и то не без повода. А тут случай был иной – в памяти старослужащего еще свежи были воспоминания о расследовании в его полку по поводу утери солдатом во время полевого выхода фляжки...Целый командир дивизии с комиссией тогда приезжал!

Сержант пригорюнился. Он понял, что речь идет не о дознавателе с фляжкой, а о потере штык-ножа, то есть оружия. Да часовым, да на посту во время выполнения боевой задачи. Дело пахло не просто быстрым отчислением, но и более суровыми последствиями. Замполит факультета не преминёт прочитать лекцию о воинской чести, Присяге, Кодексе строителя коммунизма и потребует самого строгого наказания. А особист наверняка задастся вопросом – а нет ли здесь признаков измены Родине?

Минуты превратились в секунды, время работало строго против. Решение созрело очень быстро: разводящий дал команду выбить крышку бочки и извлечь искомое из ее недр во что бы ни. Повалив сосуд на бок и отвергнув вариант попрыгать на крышке всем весом (из-за опасности провалиться в пучину), три советских бойца принялись неистово наносить удары кирзовыми сапогами с такой силой, что Марадона или другой какой форвард обзавидовался и бы и больше никогда не ходил на стадион от стыда. Казалось – если еще немного добавить частоту ударов, то бочка неминуемо улетит в открытый космос. Такому натиску не могла противостоять ни одна бочка в мире, даже монолитная. И чудо свершилось – крышка отлетела, а на асфальт хлынул мутный поток, в котором через секунду был обнаружен штык-нож. На острие его лезвия застрял огурец внушительных размеров, который вполне украсил бы павильон сельского хозяйства для ВДНХ.

Разводящий дал заступающему часовому команду до конца смены ликвидировать следы ЧП, а сам с курсантом Б. рысью помчался в караулку – он боялся, что начальник караула уже обеспокоился их задержкой и готовится гаркнуть «Караул – в ружье!» со всеми вытекающими. Доклады по команде, проникновенные беседы с замполитом, кипа объяснительных и т.д. К счастью, начкаром был старший сержант, с которым у разводящего были отличные отношения – они поступали из одного военного округа, были одного призыва да еще и земляками – один из Барнаула, а другой из-под Уфы.

Когда начкар стал спрашивать, что стряслось, разводящий рассказал, что задержка со сменой постовых вызвана необходимостью спасти котенка, который забрался высокого на дерево и не мог спуститься самостоятельно, жалобно взывая о помощи. Пришлось спасать, мы ведь так воспитаны - в духе интернационализма и  душелюбия.

На следующей смене разводящий тщательно проверил выполнение поставленной задачи по устранению последствий борьбы с бочкой и остался в целом удовлетворен, хотя не бывает сержанта, у которого нет замечаний. Отозвав часового в сторону, он строго предупредил о необходимости сохранить в тайне историю с кинжалом, предупредив, что если об этом станет известно, то этот бедолага мгновенно превратится из свидетеля в соучастника. Остается отметить, что утечек не произошло – не зря погоны на плечах! А курсант Б. еще долго не употреблял огурцы ни в каком виде и даже морщился при одном запахе рассола.