КГБ - ФСБ Путь длиной в 37 лет Часть 4

«Ежовые» реформы внутри НКВД

Выбор реформатора

Реформа НКВД 1937-1938 годов, ставшая составной частью катастрофы под именем «ежовщина», вылилась в разгром органов госбезопасности путем психического террора и физического уничтожения почти половины личного состава.

Убеждение руководства страны (в первую очередь И.В.Сталина) о необходимости усовершенствования деятельности органов НКВД, зревшее в течение первой половины 30-х годов, окончательно оформилось 25 сентября 1936 года телеграммой № 44 за подписью И.В. Сталина и А.А. Жданова.

Депеша, адресованная членам Политбюро ЦК ВКП(б), содержала предложение «срочно назначить Ежова на пост Наркомвнудела», поскольку «Ягода оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока». Новый нарком вступил в должность 26 сентября 1937 года.

Претензии вождя к прежнему руководителю НКВД, судя по всему, вызывало не только отсутствие «ударов» по троцкистам-зиновьевцам. Подозрительно незначительными были результаты сыскной и карательной деятельности спецслужбы в отношении «сельской контрреволюции».

Не так давно, в период с 1921 по 1930 год, по стране прокатились массовые крестьянские восстания с убийствами местных руководителей и других сторонников власти. По данным ОГПУ, в 1930 г. количество вооруженных выступлений составили 13 754 события с общим числом участников более 3 млн человек.

Свидетельства небывалых зверств крестьянских «повстанцев» зафиксированные в документах ОГПУ, дополнены авторами исторических исследований и произведений документальной литературы. Составить представление об обстановке тех лет позволяет пересказ событий профессором Тюменского государственного университета - писателем К.Я. Лагуновым.

В его романе «Красные петухи» (1990 г.) речь идет об организованном эсерами в 1921 г. Тобольском восстании. Содержание книги посвящено «насилиям над крестьянством и другим вреднейшим ошибкам большевистской власти». Однако, следуя принципам научности и объективности, автор, по его словам, не мог обойти документальных сведений и рассказов очевидцев об ответных действиях участников т.н. «народного восстания»:

«Коммунистов не расстреливают, а распиливают пилами или обливают холодной водой и замораживают. А еще разбивали дубинами черепа; заживо сжигали; вспарывали животы, набивая в брюшную полость зерно и мякину; волочили за скачущей лошадью; протыкали кольями, вилами, раскаленными пиками; разбивали молотками половые органы; топили в прорубях и колодцах. Трудно представить и описать все те нечеловеческие муки и пытки, через которые по пути к смерти прошли коммунисты и все те, кто хоть как-то проявлял благожелательное отношение к Советской власти…»

Художественную документалистику подтверждает ряд научных трудов, в числе которых исследование «Западно-Сибирский мятеж 1921 года: историография вопроса» Новосибирского государственного университета 2001 г. под редакцией В.И. Шишкина.

Удержать ситуацию под контролем удалось войсковыми операциями, массовыми арестами с заключением в лагеря и депортациями повстанцев в малообжитые районы крайнего? Севера.

Согласно справке КРО ОГПУ «О кулацкой контрреволюционной активности за время с 1 января по 1 мая 1930 г.», за весь 1929 год было ликвидировано 7305 «к/р образований» с арестом 95203 их участников.

Оценивая оперативную обстановку в сельской местности начала 1931 года, ОГПУ зафиксировало «спад к/р волны», последовавший в результате «удара по кулацкой контрреволюции».

Вместе с тем, подводя итог донесению, документ сообщал, что противоборство с противником не завершено, поскольку «часть контрреволюции ушла или уходит в подполье, где продолжает организовываться, накоплять силы для новых выступлений».

Понятно, что оценить оперативную значимость утверждения последнего абзаца справки не представляется возможным по причине отсутствия внятных данных о личностях организаторов, численности, видах и местонахождении создаваемых ими подпольных структур.

Однако убежденности И.В. Сталина о  существовании в стране обширной сети «кулацко-повстанческих» организаций подобные пробелы информации не колебали.

Будучи уверенным, что официально «усмиренные» к 1931 году враги не согласятся с поражением, он считал попытки организации ими новых массовых выступлений  делом времени.

Момент возможного начала бунтов и мятежей, по убеждению генсека, зависел от стратегических планов противника, обозначенных докладчиком еще 13 декабря 1926 г. в Заключительном слове на VII расширенном пленуме ИККИ.

-Выступления,- утверждал И.В. Сталин, - могут быть организованы теми, кто добивается силового свержения власти в ближайшее время, либо отсрочены на неопределенный срок сторонниками надежд «на перерождение власти и движение навстречу интересам новой буржуазии».


В январе 1933 г. Объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) констатировал ликвидацию кулачества и победу социалистических отношений в деревне.

Однако, задачу выявления и ликвидации затаившихся организаторов и активных участников контрреволюционных, повстанческих, кулацких организаций партия считала по-прежнему значимой.

В истинное примирение и взаимное прощение противоборствующих сторон - большевиков и участников недавно завершившихся крестьянских восстаний, поверить были готовы немногие.

Центральный Комитет ВКП(б) в закрытом письме от 18 января 1935 г. предупреждал: «Чем безнадежнее положение врагов, тем охотнее они будут хвататься за крайние средства как единственные средства обреченных в их борьбе с советской властью. Надо помнить это и быть бдительным».

К умению «распознавать врагов народа, как бы хорошо они ни были замаскированы», партия призывала «каждого большевика» и в закрытом письме от 29 июля 1936 г.


Задача реформирования - создание «подлинно боевого органа»

Слабые  показатели деятельности органов НКВД «по выявлению затаившегося подполья» свидетельствовали, по мнению участников Февральско-мартовского Пленума 1937 года ЦК ВКП(б), о недопустимых просчетах сыскной и карательной политики спецслужбы.

Указав на отсутствие 1935-1936 годах результатов разоблачения организованных контрреволюционных формирований, Пленум отметил, что НКВД маскирует собственную неспособность выявить и ликвидировать опасных врагов государства «репрессированием» лиц, совершивших должностные, бытовые и иные мелкие преступления, подследственные органам милиции. Доля уголовных дел, не относящихся к компетенции органов государственной безопасности, по оценке Пленума, составила около 80% от общего количества рассмотренных материалов.

В качестве выхода из сложившегося положения, Пленум предложил Ежову принять меры по реорганизации аппарата Наркомвнудела, «сделав его подлинно боевым органом».

В перечень рекомендованных мероприятий вошли «укрепление аппарата ГУГБ НКВД новыми партийными кадрами» и «…удаление …разложившихся бюрократов, потерявших всякую большевистскую остроту и бдительность в борьбе с классовым врагом и позорящих славное имя чекистов».

В июне 1937 года Ежов повысил степень накала проблемы, доложив очередному Пленуму ЦК ВКП(б) о разоблачении им «право-фашистского заговора в НКВД под руководством Г. Ягоды».

Это обстоятельство стало дополнительным аргументом в пользу предоставления новому наркому неограниченных? полномочий для решения двух взаимосвязанных задач: решительной? ликвидации «контрреволюционного подполья» и не менее радикальной? «чистки» личного состава НКВД от «ставленников Г. Ягоды», саботировавших объявленную Ежовым «работу по-новому».

Инструмент реформ – метод «ежовых рукавиц»

Выполняя поручение февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП(б) 1937 года, Ежов «проинформировал всех работников органов государственной безопасности НКВД СССР об уроках и задачах чекистов», вытекающих из решения партии.

Одновременно чекистам были объявлены требования о коренных изменениях методов контрразведывательной деятельности и оценок ее результативности.

Руководящий состав Главного управления государственной безопасности НКВД СССР ознакомился с этими новшествами на совещании 19 марта 1937 года.

Остальные сотрудники Центра и периферийных органов НКВД приобщались к изменившимся требованиям на оперативных совещаниях структурных подразделений.

Суть нововведений разъясняли руководители соответствующих структур, дополнявшие гласную часть информации неофициальными разъяснениями Ежова, полученными от него в ходе личного общения.

Отныне «оперативный удар» органов госбезопасности нацеливался исключительно на борьбу с государственными преступлениями, без отвлечения сил на общеуголовную преступность.

Итоговым результатом контрразведывательной и следственной деятельности следовало считать разоблачение враждебных «сеток»: шпионских резидентур и антисоветских подпольных организаций. Уголовные дела по обвинению врагов-одиночек (без раскрытия преступных связей - «сетки») надлежало относить к случаям недопустимого «штукарства», свидетельствующего о непрофессионализме или саботаже сотрудников органов госбезопасности.

Борьба с иностранными спецслужбами нацеливалась на обязательное выявление агентуры всех без исключения враждебных государств, перечисленных в ориентировках Центра.

Аналогичный подход надлежало применять в целях разоблачения и ликвидации антисоветских организаций различной направленности, перечисленных в статистических формах 8-х (учетных) подразделений НКВД.

Отсутствие результатов контрразведывательной деятельности, намеченных «оперативными приказами», рассматривалось, как признак преступного отношения к выполнению оперативных задач, поставленных наркомом.

В свете изменившихся требований чекистам предстояло:

Научиться разоблачать государственных преступников, скрывающихся под видом уголовников, мелких? правонарушителей, нарушителей норм и правил производства и т.п.

Быть способным разглядеть шпиона и диверсанта в человеке определенной национальности; раскрыть замаскированную антисоветскую, повстанческую, шпионскую и иную преступную суть в деятельности легально существующих организаций.

Отказаться от «работы в белых перчатках» и формального соблюдения законов. Уметь добиваться от арестованного признательных показаний, применяя в нужных случаях меры физического воздействия.

Содержание руководящих указаний излагалось исключительно в виде выступлений наркома и руководителей структурных подразделений органов госбезопасности. Нормативно-правовое оформление руководящих установок не предусматривалось.

Первые результаты «работы по-новому»

Первоначальная оценка эффективности ежовской «работы по-новому» основывалась на сведениях о ходе исполнения Оперативного приказа 00447 НКВД СССР за период с 5 августа по 7 сентября 1937 г. (далее Приказ 00447, «Кулацкая операция»).

Результаты «оперативного удара», нанесенного «контрреволюции», были доложены И.В. Сталину Специальным сообщением у № 59750 от 8 сентября 1937 г. «О первых итогах операции по репрессированию антисоветских элементов». (ЦА ФСБ РФ.Ф.3 Оп.4 Д. 105. Л.101-104)

Рапортуя генсеку об успешном ходе «операции», нарком сообщил о подтвержденной правильности выбора целей и средств «удара».

- По состоянию на 1 сентября 1937 года, - доносил Ежов, -арестованы 146 225 человек, «ведущих активную антисоветскую подрывную работу». Из них осуждено тройками — к расстрелу 31 530 и к заключению в лагеря и тюрьмы 13 669 человек» (дела остальных 101026 человек находились на рассмотрении «троек»-авт.).


Формально это были ожидаемые руководством страны сведения об  успехах в деле «беспощадного устранения врагов»,  сопровожденные убедительными статистическими показателями.

Вопросы по содержанию сообщения, не заданные своевременно

Представляется, что при взгляде на впечатляющую картину Сообщения, у И.В. Сталина и его окружения должны были возникнуть, как минимум, два вопроса.

Первый из них касался источника происхождения данных, послуживших основанием указанного количества арестов.

Дело в том, что  месяцем ранее провалилась попытка Политбюро ЦК ВКП(б) и НКВД СССР (Директива НКВД СССР № 266/15545. 3 июля 1937 г..) получить указанную информацию в целях согласования «лимитов» на репрессии по Приказу № 00447 НКВД СССР.

Припомним, что запрошенными сведениями не располагали ни органы госбезопасности, ни партийные структуры. Подробнее об этом в части 3-й «Пути…».

Как ни странно, такой вопрос Ежову не задавался. Не исключено, что сдержанность генсека объяснялась нежеланием узнать изнанку событий, о которой нарком сообщил в дальнейшем по собственной инициативе.

Правда, признание адресовалось не руководству страны, а участникам совещания руководящих работников НКВД УССР 17 февраля 1938 г.

-УЧЕТА (по «Кулацкой операции» - ит.) НИКАКОГО НЕ БЫЛО. -свидетельствовал нарком. - Из этого получилось, КТО ПОПАЛСЯ, ТОГО ПОЙМАЛИ, А КТО СУМЕЛ СКРЫТЬСЯ, ТОТ И ОСТАЛСЯ. Никакого учета не было. («Учет, учеты» - дела оперативного учета, ведущиеся негласно с целью получения сведений о преступной деятельности объекта изучения -авт.).

Разработанный Ежовым способ фальсификации несуществующих доказательств предусматривал проведение арестов в два этапа.

На первом из них, как видно из формулировок обвинений, репрессиям подверглись граждане, формально соответствующие «враждебным» категориям, перечисленным в Приказе: кулаки, подкулачники, уголовники, а также мелкие правонарушители, лица, не угодные местным властям, нарушители трудовой дисциплины и т.п..

Данные о ведении арестованными активной враждебной деятельности, бывшие, согласно Приказу, обязательным условием избрания меры пресечения, добывались НЕ «ДО», А ПОСЛЕ АРЕСТОВ, в виде признательных показаний, полученных с применением мер физического воздействия.

Кроме того, арестанты первого этапа принуждались к даче показаний о якобы известных  им фактах совершения государственных преступлений лицами из числа знакомых, либо других граждан, названных сотрудниками НКВД.

Полученные таким образом сведения становились основанием для «второго этапа» арестов, фигуранты которых так же «сознавались в собственной преступной деятельности» и давали не соответствующие действительности показания о причастности к ней других лиц.

В результате применения указанной методики число «подозреваемых», ставших источниками «доказательственной информации», разрасталось в геометрической прогрессии.

К примеру, в УНКВД УССР по Каменец-Подольской области «успехов» в разоблачении «вражеского подполья» добился начальник 4–го отдела Гинесин Самуил Абрамович, получивший от арестованных показания о причастности к раскрытой им «контрреволюционной националистической организации» более тысячи человек. (ОГА СБУ, Ф. 16, on. 31. Д. 94. Л. 273-337.)

Примечательным последствием применения такого подхода стало заметное различие между формулировками обвинений, предъявленных фигурантам первого и второго этапа арестов.

Арестованные «первого этапа», отобранные по признакам причастности к «сельской контрреволюции», обвинялись в преступной деятельности «кулацких, вредительских, диверсионных и повстанческих групп и организаций, существовавших в колхозах и совхозах».

Обвинения же арестованных «второго этапа», отклонившись от сферы сельхозпроизводства, преимущественно являли описание «преступных действий» в составе «повстанческих групп и организаций». «диверсионных, шпионских и террористических организаций», «националистических организаций». «бандитских формирований».

Судя по всему, такой маневр стал возможным в результате «добывания» вымышленных сведений для репрессий «второй волны» из показаний ранее репрессированных граждан, прошедших пресловутые «ежовые рукавицы». Прямая ссылка на показания арестованных, как источник «доказательственной информации», содержится в тексте Сообщения.

Вопрос второй порождали сомнения в законности и обоснованности обвинений, предъявленные фигурантам Сообщения.

Ответа Ежова на указанную тему не было, поскольку сомнений никто не высказывал.

Мои же выводы относительно объективности формулировок Сообщения сформировались с учетом судебных решений по двумстам сорока архивным уголовным делам, «перелопаченных своими руками» в период прохождения службы в УКГБ УССР по Хмельницкой области.

Каждое из упомянутых дел (все они были прекращены судами по реабилитирующим основаниям) было «шито белыми нитками» точно по шаблону Сообщения.

Нижестоящие структуры НКВД старательно копировали приемы описания «событий преступления» и «виновности лиц, совершивших преступления», использованные в «документе из центра». Периферийные дела дословно повторяли фразеологические обороты и словесные конструкции. Менялись только место, время и фамилии «преступников».

Характерными признаками сходства текста Сообщения с содержанием архивных уголовных делами «на местах» были отсутствие внятной информации о событии преступления, абсурдность предмета, мотивов и доказательств преступного посягательства.

Нередко повторялись должности, род занятий и описания «преступной деятельности» лиц, перечисленных Центром.

Так, упомянутые в Сообщении «государственные преступления» осужденных «по 1-й категории» председателей колхозов Тетерлева и Муги, несколько раз использовались в фабулах обвинений репрессированных председателей колхозов Каменец-Подольской области.

О степени правового нигилизма и отсутствия здравого смысла типовых «формул обвинения» можно судить по следующим фрагментам Сообщения (уголовных дел Каменец-Подольского УНКВД под рукой нет).

Председатель колхоза Тетерлев «вел большую вредительскую работу по заранее разработанному плану… дезорганизовал учет трудодней и снабжал хлебом в первую очередь лодырей с целью провоцирования недовольства колхозников Советской властью».

Председатель колхоза Муга, «завербовал единоличника Климар, для «ведения среди колхозников пораженческой агитации, совершения диверсионных актов и вербовки антисоветски настроенных лиц для шпионско-диверсионной работы».

Помнится, по одному из уголовных дел УНКВД по Каменец-Подольской области в принадлежности к некоей иностранной разведке обвинялся председатель колхоза, который «завербовал» члена кооператива для получения данных о ходе коллективизации в подчиненном хозяйстве.

В ряде других дел в качестве объекта диверсии указывались мосты через несуществующие водные преграды.

Объяснение многократно повторявшимся в делах 1937-1938 годов обвинениям о намерениях подрыва мостов, обнаружилось ныне в признании бывшего сотрудника УНКВД по Киевской области Абрамзона С.Ш.:

«В 1937 г. я около 6-ти месяцев работал в следственной группе в Проскурове (Каменец-Подольской области).

Там буквально очищали села и каждый ст[арший] следователь должен был обязательно дать за сутки 8-10-12 «расколов».

Каждого «повстанца» допрашивали, причем обязательно должна была быть диверсия и каждый «повстанец» дает однообразные показания, что он получил задание взорвать мост такой-то. Каждую ночь получали показания, что 15-20 человек должны взорвать один и тот же мост».
(Стенограмма партийного собрания УГБ УНКВД по Киевской области об обсуждении постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. 14-16 декабря 1938 г . ОГА СБУ, ф. 16, on. 31, Д.. 95,л. 1-405.)

Однако вернемся к Сообщению Ежова.

Согласно этому документу, «по 1-й категории» были также осуждены:

«Правотроцкистские предатели, засевшие в районных партийном и советском аппаратах, председатели колхозов, члены правлений, бригадиры, счетоводы и т.п.», «разлагавшие трудовую дисциплину, срывавшие проведение сельскохозяйственных кампаний, умышленно запутывавшие учет трудодней».

Единоличники, «ведущие контрреволюционную агитацию против вступления в колхоз до 100 хозяйств жителей села Николаевка».

Участники антисоветской организации, которые «провоцировали единоличников на самовольный захват колхозных лугов».

Участники группы, которая организовывала на заводе волынки, срывала рабочие собрания, саботировала новые расценки, вела агитацию против стахановского движения.

Участники «повстанческой организации «баптистов-антивоенников» численностью в 102 человека, связанной с германской разведкой. (В данном случае горе-следователей не смутила изначальная невозможность участия репрессированных в вооруженном противоборстве с кем бы то ни было по причине их религиозных убеждений).

Группы церковников и сектантов «ведущие «контрразведывательную» (?) агитацию в защиту врагов народа Рыкова, Бухарина, Тухачевского, Корка и других, выдвигающие их как своих идеологов, высказывающие намерения оказывать им всемерную помощь в борьбе с Советской властью».

В последнем абзаце примечательны бредовые идеи, объединяющие в сознании «следователей» враждебные друг другу группы верующих (церковников и сектантов), избравших «своими идеологами» атеистов, в защиту которых они ведут «КОНТРРАЗВЕДЫВАТЕЛЬНУЮ»(!) агитацию.

Подводя итоги пространному перечню «разоблаченных» «фашистских шпионско-диверсионных» и «диверсионно-вредительских» групп, «резидентов разведок» из числа бывших кулаков, «повстанческо-террористических организаций церковников» и т.п. «враждебных элементов», Ежов уведомил И.В. Сталина о сопутствующей Операции «обстановке подъема положительных настроений населения», активно участвующего «в выявлении и разоблачении скрывающихся вражеских агентов».

Кроме того, генсек был извещен о том, что 16 республиканских и областных органов НКВД получили разрешение на аресты «бывших кулаков, уголовников и контрреволюционного элемента, отнесенных ко «2-й категории».

Несмотря на ряд очевидных признаков недостоверности Специального сообщения, И.В. Сталин оценил результаты «Первых итогов кулацкой операции» положительно.

Указом ЦИК СССР от 13 ноября 1937 Ежов был награжден Орденом Ленина.

Краткое описание сути заслуг награжденного было обнародовано А.И. Микояном в докладе на торжественном заседании в Большом театре 20 декабря 1937 года.

-Товарищ Ежов создал в НКВД замечательный костяк чекистов…, изгнав чуждых людей, проникших в НКВД и тормозивших его работу, - произнес Анастас Иванович.

-Он воспитывает в них (чекистах) … глубокую ненависть ко всем врагам…Весь НКВД и, в первую очередь, товарищ Ежов являются любимцами советского народа. (Бурные аплодисменты).

Он добился такой величайшей победы в истории нашей партии, победы, которую мы не забудем никогда … (аплодисменты).

Изгнание «чуждых» или «Ежовые рукавицы» внутри НКВД
Страх ответственности за несостоявшийся разгром (якобы выявленных) «…почти во всех краях и областях контрреволюционеров» и отсутствие реальных оснований для репрессий по Приказу № 00447 НКВД СССР, подтолкнули Ежова к продолжению обмана руководства страны путем массированного возбуждения фиктивных уголовных дел о государственных преступлениях.

Впечатление доказанности надуманных обвинений должны были создавать решения «троек» НКВД, признающих мнимых обвиняемых заслуживающими наказания «по 1-й и 2-й категориям».

Настоящих врагов государства, по замыслу наркома, НКВД был обязан найти и обезвредить на последующих этапах «работы по-новому».

На допросе в качестве обвиняемого 4 августа 1939 г. Н. Ежов описал сложившуюся ситуацию следующим образом: «Продолжить массовую операцию и увеличить контингент репрессируемых безусловно было необходимо. Меру эту, однако, надо было растянуть в сроках и наладить ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫЙ и правильный учет с тем, чтобы подготовившись, нанести удар именно по организующей, наиболее  опасной верхушке контрреволюционных элементов».

Реализация авантюры потребовала от Ежова жесткой ломки правосознания подчиненных, и принуждения их к отказу от норм  порядочности и человечности.

Подчиненным наркома было уготовано только два варианта будущего:

Первый – принять участие в массовых незаконных репрессиях с применением подлогов и пыток в отношении невиновных граждан.

Второй – отказаться от выполнения преступных требований руководства, став обвиняемым в пособничестве врагу «по 1-й категории».

Просьба об увольнении по собственному желанию или даже по болезни, грозила арестом.

Практику принятия решения по «уклонистам» напомнил участникам партийного собрания УГБ УНКВД по Киевской области начальник 3-го отдела П.С. Веретенников:

«Сотрудник нашего отдела Канторович просил уволить его по болезни. Отдел кадров НКВД СССР с просьбой согласился, однако просил партком (УНКВД по Киевской области) разобрать вопрос по партлинии. А (нарком) Успенский наложил резолюцию «Арестовать и размотать». Арестовали, дело передали следователю К.Н. Руженцову, который вместо того, чтобы разобраться по-партийному, предъявил арестованному обвинение по 54-1(Измена Родине. Здесь и далее статьи УК УССР 1927 г.), 54-11(Участие в контрреволюционной организации), 54-14 (Контрреволюционный саботаж).
(Из стенограммы партийного собрания УГБ УНКВД по Киевской области об обсуждении постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. 14-16 декабря 1938 г.) . ОГА СБУ, ф. 16, on. 31, Д.. 95,л. 1-405.)

Изощренная обработка сознания сотрудников начиналась с внушения необходимости «репрессирования» определенных групп населения, якобы представлявших собой затаившихся врагов государства.

Неготовность участвовать в фальсификациях и пытках квалифицировалась как «саботаж» и пособничество контрреволюции.

Запугивание колеблющихся «разоблачением» вредительской деятельности сопровождалось демонстративными арестами «саботажников» на служебных совещаниях.

Создавалась обстановка безнадежности и бессмысленности информирования руководства страны о творящемся произволе.

Инструментом превращения чекистов в послушных соучастников массовых преступлений стали расстрелы несогласных с методами «ежовщины» под видом реформирования органов госбезопасности, санкционированного февральско-мартовским пленумом ЦК ВКП (б) 1937 года.

Внутриведомственному произволу Ежова, способствовали два обстоятельства:

-возможность принуждения подчиненных к участию в беззаконии посредством применения репрессивных мер, предусмотренных приказом № 00447;

-отсутствие внешнего контроля за упрощенным порядком расследования и вынесения внесудебных решений по уголовным делам в самих сотрудников НКВД.

Реорганизация аппарата НКВД в действии

Реорганизация аппарата «по-ежовски» началась с расстрелов руководителей республиканских, краевых и областных наркоматов и управлений НКВД, назначенных в своей время Г. Ягодой.

Не избежал этой участи и сам бывший нарком госбезопасности СССР Г. Ягода, арестованный 28 марта 1937 г. и расстрелянный 15 марта 1938 г. по обвинению в совершении «антигосударственных и уголовных преступлений».

Освободившиеся должности руководителей Н. Ежов замещал лично подобранными сотрудниками, отличившимися в проведении репрессивных акций.

Правда, протекция нового наркома не гарантировала избранных от повторения судьбы предшественников. Очередная расправа  объяснялась «саботажем» новоявленного руководителя, которым именовалась неспособность назначенца добиться запланированных масштабов и содержания «оперативных ударов».

Наглядными примерами перехода от милости к расправе явилась участь трех наркомов НКВД УССР.

Первый из них - В.А. Балицкий, был расстрелян в мае 1937 г.; второй - И.М. Леплевский, казнен в январе 1938 г.

Третий – А.И. Успенский, предчувствуя подобный исход карьеры, бежал из Киева в ноябре 1938 г., предварительно инсценировав самоубийство. Однако был разыскан на Урале и также расстрелян.

По традиции 30-х «репрессированные» наркомы НКВД УССР получили номинальное обвинение в терминах времен «ежовщины».

Согласно «Объяснительной записке к отчету об итогах оперативной работы НКВД УССР за время с 1 октября 1936 года по 1 июля 1938 года» за подписью А.И. Успенского, В.А. Балицкий являлся «врагом народа», «организовавшим …неприкрытое сопротивление выполнению оперативных приказов НКВД СССР».

И.М. Леплевский – предстал «продолжателем преступной деятельности Балицкого, упорно сдерживавшим разгром руководящих центров украинских антисоветских формирований».

Кроме того, оба бывших наркома якобы «оказывали покровительство участникам антисоветской заговорщической организации и шпионам иностранных разведок в аппарате НКВД УССР».

А.И. Успенский, в отличие от названных предшественников, был признан участником «фашистского заговора в НКВД», организатором массовых незаконных репрессий, имевших цель вызвать у населения недовольство советской властью.

Однако реальное содержание обвинений, предъявленных бывшим наркомам, отличалось от приведенных выше лозунговых формулировок более приземленными претензиями вышестоящего руководства.

Вина Балицкого

В вину В.А. Балицкому вменялась неспособность выполнить планы Н.Ежова по количеству и видам «разоблаченных врагов».

А именно:

1.Недостаточное количество арестов.

На территории республики за первое полугодие 1937 года было заведено только 6572 следственных дела и арестовано 10 901 человек. (Для сравнения: после «разоблачения вражеской деятельности Балицкого» число арестованных в первом полугодии 1938 года составило 89 025 человек).

2.Преобладание арестов лиц, совершивших малозначительные должностные преступления.

3.Отсутствие результатов контрразведывательной деятельности по линиям выявления организованных антисоветских формирований, троцкистских организаций и агентуры иностранных разведывательных органов.

4.Необоснованная мягкость приговоров по делам, проведенным в первом полугодии 1937 года.

Из общего числа арестованных 10 091 человек осуждено к высшей мере наказания лишь 264 человека, т.е. 3,4 % репрессированных.

Большое число обвиняемых осуждено на незначительные сроки. Оправдано более 400 человек.

Итоговая оценка оперативной работы наркома НКВД УССР за указанный выше период гласила:

«В результате антисоветской деятельности и саботажа в оперативной работе, организованной врагом народа Балицким, на Украине оперативный удар был отведен от основных очагов антисоветских формирований, и работа аппарата НКВД по существу была пущена на холостой ход».


Вина Леплевского

Претензии к бывшему наркому НКВД УССР И.М. Леплевскому, в целом повторяли описание просчетов В.А. Балицкого

Стремясь избежать обвинений в недостаточном размахе репрессий, И.М. Леплевский довел число арестованных до 148 872 человек, превысив показатели предшественника в 15 раз.

Однако невыполненными оказались требования Ежова о запрете отвлечения сил госбезопасности на общеуголовную преступность; о необходимости направления усилий на разоблачение шпионских резидентур и антисоветских организаций; о недопустимости «штукарства» - уголовных дел по обвинению врагов-одиночек.

Согласно Объяснительной записке, к уголовной ответственности вместо государственных преступников по-прежнему привлекалось значительное число лиц, совершивших малозначительные уголовные преступления (40 000 человек или 26,8% от общего числа арестованных).

Основной контингент арестованных из числа «антисоветского элемента» представляли «рядовые одиночки». Количество обвиняемых по «одиночным делам» составило 40 318 человек или 27,8% от общего числа арестованных.

Работа по разгрому правотроцкистских и националистических организаций, вскрытых по материалам НКВД СССР была «смазана» и не получила «надлежащего разворота».

Результаты борьбы с разведками иностранных государств отсутствовали вовсе.

Вывод Объяснительной записки:

«Создавая большую шумиху вокруг массовых арестов и внешнюю видимость активной борьбы с контрреволюцией, Леплевский упорно сдерживал разгром руководящих центров украинских антисоветских формирований».

Задачи Ежова и усердие Успенского

Служебное рвение наркома НКВД УССР А.И. Успенского реализовывалось с учетом просчетов предшественников направлялось на скрупулезное выполнение указаний Н. Ежова,

Период его деятельности во главе органов госбезопасности Украины стал пиком незаконных репрессий 30-х не только в отношении гражданского населения, но и применительно к личному составу органов НКВД.

Начальной датой деяний Успенского стал день 17 февраля 1938 года, когда Н.Ежов и вновь назначенный секретарь ЦК КП(б)У Н.С. Хрущев провели совещание руководящих работников НКВД УССР.

В докладе на этом мероприятии нарком НКВД СССР «раскрыл» украинским чекистам во главе с А.И.Успенским суть «преступной политики врагов народа В.А. Балицкого и И.М. Леплевского», обнародовал конкретные направления предстоявших «оперативных ударов» и призвал к активному «очищению» органов госбезопасности от «совершенно негодных людей».

Ближайшими оперативно-служебными задачами органов НКВД республики, по указаниям Н.Ежова, должны были стать:

Избавление от  «штукарства» (дел с единственным обвиняемым – авт.) и переход к разоблачению «крупных организаций».

Нанесение «ударов» по организаторам кулацких банд».

Зачистка остатков «военно-националистической организации, объединяющей троцкистов, петлюровцев, махновцев, повстанческие кадры, повстанческую контрреволюцию».

«Разоблачение членов указанной организации, проникших в армию. районные военкоматы и Осоавиахим».

Продолжение «разгрома врага» в рамках национальных операций, «в первую очередь, польской, немецкой и румынской, не упуская из виду операции в отношении болгар и македонцев, харбинцев и всех остальных».

-Эти операции надо будет продолжать, - приказал Ежов, - но продолжать с умом, с толком и громить именно то, что нам особенно нужно. чтобы знать, что мы стреляем сливки, что мы стреляем организаторов. Вот тогда мы будем спокойны, что завтра этот организатор нам ничего не организует.

Общее количество «врагов», которых предстояло разоблачить НКВД УССР под руководством Успенского, определялось полученными из центра «лимитами по 1-й категории» на репрессирование 36000 человек.

Шесть тысяч человек из этого числа составлял «лимит», выделенный в январе 1938 года. Решение об увеличении контингента на дополнительные тридцать тысяч состоялось по инициативе Ежова и было приурочено к завершению Совещания с руководящим составом НКВД УССР в феврале 1938 г.

Проблемы кадров НКВД Украины глазами Ежова

Обратившись к проблемам кадрового обеспечения поставленных оперативно-служебных задач, Ежов отметил, что их решение затруднено «засоренностью» органов НКВД Украины «немалым количеством совершенно негодных людей».

Наличие «язв в кадровом составе», по словам докладчика, подтверждали имевшиеся в его распоряжении данные:

«Из общего (в центре и областях - 2918 чел.) количества работников ЧК на Украине, имеются, те или иные компрометирующие материалы на 1244 человека, т.е. почти на 50% работников есть компрометирующие материалы».

Собственные указания о способах преодоления сложившейся проблемы Н. Ежов сформулировал в виде неоднократно повторенных, но мало отличающихся друг от друга фраз:

— Имеется какая-то доля людей, какой-то процент людей, которым не место у нас на работе и которые подлежат строжайшей, очень крепкой проверке, чтобы решить их судьбу.

— Обратите внимание на свои собственные кадры, на подбор и проверьте их до конца.

— Покончите со всем тем, что в той или иной мере может ваш аппарат дискредитировать, тогда у вас и руки развязаны будут и свободнее будете себя чувствовать. А то, что нам кое от кого придется освободить аппарат — это факт.

— Следует приглядеться к аппарату и опять-таки мое предложение и совет — приглядитесь и проверьте его лишний раз

— Приглядитесь к людям, приглядитесь по-настоящему.

И в завершение доклада:

— Надо посмотреть собственные кадры, надо почистить собственные ряды.

В качестве примера проведения «строжайшей, очень крепкой проверки» докладчик сообщил участникам собрания о собственной оценке неких действий сотрудника ДТО (дорожно-транспортного отдела) ГУГБ НКВД Южно-Донецкой железной дороги Вронского (Гейде) Н. М.:

— Я, например, дал распоряжение арестовать этого мерзавца Вронского, арестуйте его, это враг, который дискредитирует нас. То, что он под видом врагов берет лучших  людей стахановцев, это подтверждает. Он себя показал при выселении (работников) из этого узла. За это выселение его надо 10 раз повесить.

В качестве пояснения отметим, что Вронскому (Гейде) сравнительно повезло. Он был Арестован 21 февраля 1938 г. Приговорен Военной Коллегией Верх. Суда СССР 2 февраля 1939 г. к 6 годам лишения свободы. Освобожден из Темниковского лагеря 16 января 1943 г. по директиве № 568 НКВД и Прокуратуры СССР.

Судьба начальника отдела кадров НКВД УССР - Северина Михаила Севериновича (он же Боровик Моисей Шлемович), оказалась намного трагичней. Главный кадровик наркомата Украины был арестован по указанию Н.Ежова 15 февраля 1938 г. (накануне Собрания руководящего состава). Поводом для избрания меры пресечения стало подозрение в изъятии Боровиком «компрометирующих материалов» из затребованных Ежовым личных дел сотрудников.
В результате проведенного «расследования» Северин М.С. (Боровик М.Ш.) был расстрелян по обвинению в шпионаже в пользу Германии. Реабилитирован посмертно.

Учтя наставления Ежова и печальный финал своих предшественников, А.И. Успенский значительно превзошел результаты предыдущих «оперативных ударов» по масштабам и жестокости репрессий. Активное участие в его преступной деятельности приняла «команда» обновленных начальников всех, без исключения, областных управлений НКВД Украины.

Не мудрствуя лукаво, Успенский жестко внедрил т.н. «упрощенный порядок следствия», предельно упростивший фальсификацию уголовных дел (о нем далее), исключил из статистических данных  уголовников, переквалифицировав обвиняемых по «милицейским делам» в государственных преступников. А главное, предусмотрительно распределил фальсифицированные уголовные дела по всему перечню видов преступлений и «врагов народа» и, обозначенных Ежовым на совещании.

Кроме того, он принял меры к ужесточению карательной политики. Его стараниями доля обвиняемых, расстрелянных по решениям «троек» НКВД Украины, возросла с 3,4% до 97,2 %.

По собственной оценке Успенского, содержащейся в Пояснительной записке на имя Ежова, достигнутые им результаты свидетельствовали о «Коренном переломе в оперативной деятельности органов НКВД на Украине».

Отдавая должное «руководящей и направляющей» роли «вышестоящих товарищей», автор документа не забыл отметить, что  «перелом», «…произошел на основе непосредственных указаний по разгрому антисоветского подполья, данных …. (Ежовым) во время приезда на Украину в 1938 году и под руководством секретаря ЦК КП(б)У тов. Н.С.ХРУЩЕВА».

«На базе этих указаний, - сообщил нарком внутренних дел Украины, - прежде всего была проведена чистка аппарата органов НКВД от участников антисоветской заговорщической организации и шпионов иностранных разведывательных органов, насажденных в аппарате Балицким и Леплевским.

За 1938 год в аппарате НКВД УССР было арестовано 261 предателей, участников правотроцкистской организации, других антисоветских формирований и шпионов иностранных разведывательных органов. В составе арестованных значительное количество работников, занимавших ответственные руководящие посты на оперативной работе».

В территориальных органах расстреляно 1058 сотрудников НКВД УССР.

В итоге проведенной А.Успенским «чистки» в центральном аппарате и территориальных органах репрессиям подверглись 42% сотрудников. органов госбезопасности УССР. Образовавшийся «некомплект» личного состава восполнялся мобилизованными на службу в органы НКВД представителями партийного и комсомольского актива.

Далее:

«Ежово–Успенщина» на Украине глазами сотрудников НКВД