часть 1
Я вижу его третий раз в жизни. Но уже успел возненавидеть и его, и свою проклятую жизнь. Он обложил меня со всех сторон. И теперь я сижу перед ним, сжимая кулаки, и впитываю страх. Только бы не показать свои реальные чувства: дрожание моей маленькой душонки внутри.
— Значит, передумал, решил принять моё предложение, - издевательским голосом спрашивает этот упырь.
— Думаю, что это называется по-другому: не «решил принять», а «вынудили». И, насколько я понимаю, это сделали вы! Хотя не понимаю зачем? — я стараюсь, чтобы голос звучал твёрдо и уверенно. Получается как-то по-петушиному.
— Неважно, как и что называется! Ты здесь! — он даже не пытается отвертеться от тех обвинений, которые я робко вставил. — Тебе нужна работа, я плачу тебе хорошие деньги. Так что не стони!
Я вроде не стонал. Я держался! Мне действительно нужны деньги. Но то, что он предлагает потом, всё же выводит меня из-под его гипнотического удавского воздействия.
— В экономическом отделе вакансий нет. Будешь работать моим секретарём-референтом. Гуля уволилась, место свободно! Зарплата высокая…
— Что? — завопил я, посмев посмотреть ему в жёсткие серые глаза.— Секретарём! Я что, похож на длинноногую давалку с маникюром?
— Не ори! Не похож!
— Какого *** вы «покупаете» меня в универе, гоняетесь по пятам по всей Казани, окружаете со всех сторон! Ради моих умений тыкать в клавиатуру и ксерить документы? Я, между прочим, блестяще учился на своём экономическом! — выпучив глаза, я кричу этому страшному человеку. Я собирался уйти, но сидел и орал, вцепившись в коленки, приклеенный к стулу безнадёгой.
Он не стал меня перебивать и кричать, а спокойно, но с нажимом мне сказал:
— Во-первых, выбирай выражения, за мат я буду штрафовать или бить — выбирай, что тебе больше подходит. Во-вторых, почему ты решил, что твоя специальность тебе не понадобится? Мне нужен специалист, тем более у тебя есть диплом по рекрутингу, ты владеешь английским. В-третьих… — он быстро отрывает жёлтенький стикер от пачки, пишет на нём цифру и пододвигает мне, откидываясь на спинку кресла.
Боже, где я смогу столько зарабатывать? Боже, меня покупают за эту жёлтенькую бумажку, и я продаюсь! Боже, чувствую себя проституткой… В горле пересохло, и я просипел:
— И что мне придётся делать за такие деньги?
— Работать моим секретарём, — лениво отвечают серые холодные глаза.
— За работу секретаря СТОЛЬКО не платят!
— Тебе придётся работать больше, чем восемь часов в сутки. Ты будешь моим, вернее, в моём распоряжении несколько дольше, так как я - трудоголик.
— Работы я не боюсь, только у меня есть подозрение, что вы будете мстить, откупаясь от совести деньгами.
— Мстить? Ты много о себе думаешь, месть — это не про меня. Да и не вижу, честно говоря, повода для неё. И ещё, ты слишком хорошо думаешь обо мне! Совесть – это тоже не про меня. Итак, мы слишком много болтаем, у меня нет времени. Ты оформляешься или нужны ещё какие-то аргументы?
— С испытательным сроком?
— Нет, я принимаю тебя как специалиста. Вижу, ты благоразумно согласился?
У меня нет сил даже кивнуть в знак согласия.
— Скажи это!— гаркнул он вдруг.
Я перепугался, покрылся мурашками и судорожно выдохнул:
— Я попробую, мне некуда деваться…
— Вот и отлично! — по-деловому сказал босс, охлаждаясь. — Иди к кадровикам, оформляй всё за сегодня. Потом на рабочее место, осваивайся. Осваивай кофе-машину! Я чай не пью. Должностные тебе дадут в кадровом. И вот ещё что: в джинсах на работу не ходить! Всё, свободен!
Я тихо выхожу из его пафосного кабинета и оказываюсь на своем рабочем месте. Бля-а-адь! Как это могло случиться со мной? Оглядываюсь на его дверь. На ней золотая табличка: «Генеральный директор Хабибуллин Марат Фаимович». Это имя моего теперешнего босса и врага. Это имя уже месяц преследует меня. Какой я был идиот, когда попался ему на глаза, да ещё и посмел что-то вякнуть!
***
Это случилось ровно год назад. Все три года в универе я, будучи деятельной личностью, работал в студенческом стройотряде «Март». Странно, конечно, что в нашем вузе сохранился этот анахронизм советского студенчества. Но всё же рыночные отношения изменили сущность работы стройотряда. Каждое лето мы гнались не за каким-то эфемерным энтузиазмом, а за реальными деньгами. Заключали договоры с крупными компаниями на сезонные строительные работы. За три года я «дослужился» до командира отряда.
Я вообще был популярен в вузе. Вокруг меня в общаге всегда была движуха, приходилось оправдывать свою фамилию — Веселов. Друзей — тьма, врагов — ни одного. Даже преподы были ко мне благосклонны. Так, будучи приезжим и вынужденный изучать татарский, я ни черта не понимал. То есть вообще не понимал татарский! При этом я как рыба в воде чувствовал себя в английском. Но преподавательница татарского языка, милая уставшая от жизни женщина, делала вид, что принимает мой лепет, и ставила мне зачёты, видимо, попадая под моё обаяние.
Вот и в стройотряде я быстро стал центром, сплачивая вокруг себя разных людей. Мне поручали переговоры с подрядчиками, и я вгрызался в наших работодателей, защищая права строителей-студентов. И в прошлом году было так же. Мы работали летом на строительную компанию «Пирамида», выполняли теплоизоляционные работы трубопровода. Вечерами, живя в вагончиках, весело проводили время, но днём вкалывали честно. Тем обиднее, когда выяснилось, что по окончании месяца каторжного труда нас тупо кидают, предъявляют какие-то необоснованные претензии и урезают оплату. Мы устроили бессрочный перекур прямо на трубе, требуя начальство и составляя матершинный ультиматум буржуям. Начальство явилось. Конечно, я лоханулся, так как начал свой ультиматум выдвигать тому человеку, с кем мы подписывали контракт. И, по-моему, я даже любовался собой! Белобрысый остроумный детского вида пацан в грязных штанах и с оголённым торсом машет руками и выразительно злопыхает в лицо толстому подрядчику. Мой хвостик подпрыгивал на плечах так же, как подпрыгивали от восхищения мои собратья-студенты, покатываясь от язвительных выражений в адрес толстого потного дядьки. Толстяк пыхтел, вытирал лоб белым платком и бубнил: «Будем решать! Будем решать!» Потом он обернулся на своего стройного спутника, который молча стоял за его спиной, и спросил:
— Что скажете, Марат Фаимович?
Оп! Ошибка номер один. Врага нужно было знать в лицо! Вот он Бог «Пирамиды» — татарский фараон. Кстати, он и правда на фараона был похож: смуглый, густые чёрные короткие волосы, прямой нос, высокие скулы, арабского разреза глаза мышиного серого цвета, жёсткая линия губ, а главное, это выражение лица. Надменность. Гордыня. Презрение. Сталь.
— Я скажу, Иван Алексеевич, что мы заплатим только то, что есть в контракте, при этом проведём проверку качества работ. Если будут претензии, то будем действовать так, как считаем нужным. Кроме того, останавливать проект никто не разрешал! Если это забастовка, то пусть действуют в соответствии с ТК, а не жуют тут сопли с таким невероятным энтузиазмом!
Это он про мою речь — «сопли»? И ошибка номер два, я начинаю его подначивать:
— Сам гендиректор пожаловал? Спустился с небес к нам, к низшему сословию. О, рабы! У нашего бога есть кодекс, может, он сам его составлял? Где там, в вашем ТК, ответственность в виде штрафов? Где штрафы в договоре? О, великий бог рабицы и бетона! Укажи нам, убогим, своим священным пальцем это место в контракте!
Толстяк Иван Алексеевич испуганно выпялился на меня. А фараон тихо сказал:
— Мальчишка! Я пришлю тебе ту божественную книжку, откуда следуют штрафы! И лучше бы тебе не острить в мой адрес!
Он развернулся и пошёл прочь.
Ошибка номер три. Я ещё и выкрикивал что-то ему в спину, раззадоривая на ржач своих друзей-стройотрядовцев. Работу мы все-таки начали. Иван Алексеевич уговаривал, уверял, суетился. А на следующий день мне передали кодекс об административных правонарушениях. На форзаце книжицы было написано: «Передать Веселову!» — и министерская размашистая подпись. Мой первый подарок от чёртового босса.
***
По окончании учебы, уже после госов, в универ приезжают «купцы» - работодатели, готовые принять на работу талантливых студентов. Мы привыкли, что предлагают в основном физтеху, химикам, программистам. И тут вдруг именной вызов: приглашение Веселову Александру Павловичу в компанию «Пирамида». Самих «купцов» от компании не было, прислали заявку.
Но ведь я не идиот, я понимаю, что Марат Фаимович неспроста на меня заявился. На самоубийцу я не похож, вполне оптимист, хотя работать в такой престижной фирме, в центре города — верх мечтаний всякого выпускника экономического факультета. Не секрет, что работу по специальности не найти! А продавать телефоны или работать официантом в «Кофе-Хаус» совсем не хотелось. Короче, на вызов я решил не реагировать!
Но однажды, когда мы выходили из института — последние долги закрывали, документы оформляли, у входа меня ожидала хитроглазая серебристая Ауди S8. Вернее, ожидал какой-то бритый жлоб в костюме. Он подошёл ко мне, уверенно взял за плечо и спросил:
— Александр Веселов?
— Йес, а чё?
— Прошу вас пройти в машину, вас приглашают на собеседование. Думаю, что это не займет много времени.
Нехило, какой жлоб вежливый!
— А куда? — спросил я.
Вместо ответа он всучил мне лощёную визитку жёлтого цвета: «Хабибуллин Марат Фаимович…»
Я засомневался. И качок сказал:
— Не советую отказываться! Шеф ждёт!
Не советует он! Я поехал, раз мне не советуют. Готовился к разговору. Ехать недалеко, рядом с театром. Мне открыли дверь машины и чуть ли не под ручку повели в кабинет фараона!
— Пришёл Веселов, — сообщила секретарша по переговорнику. Хм, она знает, кто я! — Проходите! — это уже мне.
Марат Фаимович сидел на своём кожаном троне, сложив руки в замок перед собой. Он смотрел на меня явно с раздражением.
— Заставляете себя ждать, Александр Павлович? Заставляете посылать за вами людей? Это что, обычное ваше поведение?
— Простите-извините, — тоненьким издевательским голосом запиликал я (ошибка номер один). — Посчитал себя глубоко недостойным войти в сей храм-пирамиду! И работать у вас не собирался!
У Маратика (наверное, ошибка номер два, что я даже про себя его так называть стал) задвигались желваки и сощурились глаза, превращаясь в талые ледышки.
— Извольте объясниться, почему не желаете работать в нашей компании?
На языке вертелось из старого кино: «Потому что мой начальник - самодура!» И я даже улыбнулся:
— Не хочу!
— Вы, Александр, для себя готовите карьеру тунеядца?
— Не беспокойтесь за меня, Марат Фаимович, хорошие специалисты всегда найдут себе применение. А вот с вами работать не собираюсь, вы хищник и слопаете меня с потрохами. А мне пока дорога моя жизнь!
— Если ты, — он свернул с «выкания», — понимаешь, что я хищник, что же не боишься меня?
— Я не ваша жертва! Я свободный человек! И не желаю наблюдать вашу хищную физиономию каждый день своей трудовой деятельности…
И вот тут ошибка номер три, четыре, пять, шесть… сто! Я нагло откинулся на сидении, легко поднял ноги в пыльных лоферах и сложил их по-ковбойски на глянцевый дубовый длинный стол подошвами к нему. Я что, ожидал благодарного зрителя увидеть и крики «браво» услышать?
Маратик удивлённо поднял брови, которые и делали его лицо хищным. И на выдохе сказал:
— Ты начинаешь меня забавлять… Можешь идти в кадровый отдел, тебе предложат вакансии… — ну непрошибаем просто!
Я соскочил и сбросил маску вальяжности:
— Вы не поняли! Я. Не. Буду. На вас. Работать. До свидания. Извините, что отнял у вас время и отвлек вашего водителя! – и пошёл к двери.
— Стоять! — рявкнул Марат. — Мне никто никогда не отказывает! И ты не сможешь, сопляк! Жду тебя через месяц!
— Я не приду!
— Придёшь!
Я хлопнул дверью как можно сильнее.
***
И вот через месяц — я у него. Блею: «Я попробую, мне некуда деваться…»
Меня футболили на всех работах мира! Даже когда я пришел в Макдональдс, узнав, что там «требуются», мне сказали:
— Веселов? — заглянули в какую-то бумажку. — Для вас ничего предложить не можем!
Боюсь, что даже если бы я захотел проводником на РЖД устроиться, то не смог бы. Я обошёл не менее тридцати фирм и контор – глухо. А потом Валентина Петровна, хозяйка однушки, в которую я намылился переезжать из общаги (уже давно оттуда гонят!), заявила, что не может предоставить мне жилплощадь, заломила цену в два раза выше. Я стал лихорадочно искать другое место! Но обломы повторялись с пугающей регулярностью. Сначала бабули соглашались, а через пару дней заявляли, что «никак не получается».
Не домой же мне возвращаться! Дома меня никто не ждёт! Моя мамуля увлечена устройством личной жизни, меняя одного хахаля на другого. От неё ни материальной помощи, ни моральной! Хотя я мамулю люблю, она у меня лёгкий человек, хохотушка-веселушка! Но трагизма ситуации не поймет!
Все неудачи я сначала воспринимал как временные. А когда ком обломов стал увеличиваться в геометрической прогрессии: меня обокрали, выперли из общаги и друг Венька, у которого я жил, попросил меня поискать что-нибудь, я сделал выводы о причастности Марата к моим проблемам. Вчера я получил СМС: «Месяц прошёл. Завтра в 11.00. Не опаздывать». Чёрт! Он даже телефон мой знает! Я в ловушке.
часть 2
В кадровом отделе со мной возилась довольно-таки молодая женщина — Анна Николаевна, она велела обращаться к ней запросто по имени — Аня. Она оказалась откровенной болтушкой и отнеслась ко мне очень доброжелательно.
— Конечно, это о-о-очень странно, что Марат Фаимович решил из тебя секретаря сделать. Да и Гуля вроде не собиралась переходить, вдруг как-то резко её перевели в филиал. Она плакала. Но ты не бери в голову чужие проблемы!
— Аня, а что ожидать от шефа? Он какой?
— Во-первых, он ходок!
— В смысле?
— В смысле по бабам ходок! – Аня перешла на заговорщический шепот. — Но ни одной захомутать его не удалось.
— Ну, меня это даже устраивает! Хуже, если бы он голубым был! — так же заговорщически делился я с кадровичкой.
— А на работе он деспот! Не вздумай ему перечить! Да, да, да, Марат Фаимович, обязательно, сию минуту – это то, что он желает слышать!
— Кланяться–то хоть не требует себе, в пояс? Или «господином» его называть?
— Ха-ха-ха! Ты весёлый, Веселов!
— А когда он зол, что он… орёт? Или что?
— До ора дело не доходит обычно, он всех своих замов и завотделами так запугал, что только зыркнет, у тех коленки подгибаются!
— А почему терпят?
— Так стабильность, зарплата, компания надёжная… Много чего. Где лучше-то найдёшь? Паспорт свой давай и страховое. И вот тут и тут распишись! Второй экземпляр тебе, возьми, изучи дома. Трудовая твоя у нас. И вот должностные инструкции тебе. А это… тебе Гуля оставила, — и Аня протягивает мне конверт. — И ещё, тебе нужно пойти купить что-нибудь, костюм приличный и рубашки, так ты не можешь в приёмной сидеть.
— А если у меня пока денег нет?
— Есть, Санечка, ты уж не обижайся, что я тебя так называю. Ещё вчера выписали тебе «подъёмные», сейчас пойдешь в бухгалтерию — выдадут. Только паспорт у меня оставь, сам так сказал!
— Вчера выписали?! — я рот открыл: ни фига себе у него самомнение! А если бы я не пришёл?
И уже уходя, спросил Анну:
— А когда Гулю перевели?
— Уже две недели назад, так что у тебя там завал работы будет.
Я получил нехилые подъёмные! Можно оплатить жильё, тем более я был уверен, что сейчас мне никто мешать не будет.
Пришёл к себе на свое место, буду считать его не рабочим, а арестантским. Вскрыл конверт Гули. Несколько бумажек. Так: пароль от компа. Включаю… Что тут ещё? Инструкция какая-то, так это как кофе варить. Хм, в кофе чуть-чуть соли! В холодную погоду любит с лимоном. Так, ещё что? Список ресторанов, где можно заказывать ланч или ланч-бокс в офис. И ещё письмо, мне!
«Здравствуйте, Александр! Всю документацию оставляю вам в порядке, все папки подписаны, всегда закрывайте шкафы на ключи. Изучите папки на рабочем столе. Главная – «формы», там основные типовые формы договоров, приказов, заявлений и др. В столе синий регистратор — там все важные телефоны, не удивляйтесь. Я даже оставлю свой номер вам, вдруг будет какой-то важный вопрос (912………...). Желаю вам удачи, и будьте осторожны. С шефом шутки не проходят. Он почему-то зол на вас. Не опаздывайте на работу.
Он приходит всегда к 9.00. Сразу на стол ставьте кофе. Белая кружка с золотой каёмкой. Ставьте на салфетку. Сахар в кофе не кладите. Если он приедет не из дома, то тогда вместе с кофе надо подать бутерброды. Один с салями, второй с сыром. Хлеб только чёрный.
Вроде всё. Удачи. Гульнара.»
Какая добрая женщина! Но самое главное, она обращается ко мне по имени, значит, знает, что именно я должен буду её заменить. Две недели назад!!! Вот гад этот Марат! Интересно, как я буду узнавать, что он не из дома на работу приехал?
Стал копаться в компьютере, открывал все документы, изучал. Нашёл связку маленьких ключиков — от шкафов. Открыл их, заглянул в каждую папку, всё подписано, всё понятно. Потом стал разбираться с кофе-машиной. Ерунда!
На этом месте из кабинета шефа стали выходить важные дядьки — видимо, планёрка была. Удивленно смотрели на меня. Рассматривали даже. И вдруг какой-то хриплый звук и голос: «Шурочка, кофе». Шурочка – это я? Он охренел, что ли? Сделаю вид, что не слышал. Копаюсь в шкафу дальше.
Через пять минут дверь фараона распахивается, и злобный татарский хан вырисовывается на пороге.
— Я невнятно говорю? Или ты плохо слышишь? Велено было кофе принести, он варится максимум тридцать секунд!
— Так это вы МНЕ про кофе сказали? — округляя глаза, хамски изумляюсь я. — Меня Александром зовут!
— Как хочу, так и буду тебя называть. Шурочка! Живо кофе!
И вот не орёт, а жутко слышать этот его тон непререкаемый, давит и прессует. Варю кофе и даже кидаю туда чуточку соли. Так, как любит мой мерзкий босс!
Захожу в кабинет, он отвлекается от бумаг и внимательно смотрит, как я несу кружку. Уже дойдя до него, я понял, что принёс как себе, к телеку. Тупо за ручку. Без подносика и без салфетки!
— Чёрт,— сказал я вслух и растерянно остановился.
— Иди назад! — велел мне фараон.
— Горячо, не дойду.
— На стол не ставь! Твоих ботинок тут хватило.
И тогда сообразительный секретарь поставил чашку на пол, на красный ковёр, и припустил в приёмную за подносом, ложкой и салфеткой. Вернулся назад, присел к чашке, поставил всё на поднос и с гордостью выпрямляюсь. Марат сидел, вытянув шею и — зуб даю — открыв рот. Офигел, видимо!
— Ну ты и фрукт! Ты серьёзно думаешь, что я сейчас это буду пить?
— Ну-у-у!.. А почему нет? Что на полу пять минут не лежало, то грязным не считается!
— Иди вари новый! — скомандовал он мне.
— Ладно, а можно мне этот кофе выпить? Из вашей кружки? Или цезарю-цезарево, а слесарю-слесарево? Я хоть распробую прелесть элитного напитка с солью…
— Кофе мне, — зарычал он. — И ещё, все свои остроты и комментарии оставляй при себе.
— Слушаюсь, господин!
Я исчез за дверью. Какой я смелый шутник! Но какой ценой! Боюсь я его!
Выпиваю его кофе, фу!
Варю новый, мою чашку и иду обратно. В этот раз без эксцессов. Марат даже не поднимает на меня голову от компьютера.
Когда он уходит на обед, спрашивает:
— Ты деньги получил?
— Да.
— Действуй!— и удаляется.— После обеда поеду на объект, часа на три.
Я на обед не ходил. Деньги экономлю. Разбирался в Гулином наследстве. Изучил регистрационные книги, книгу приказов, документацию совещаний, много профильных папок по подразделениям, архивы по кадрам и так далее и тому подобное. Погрузился в телефонный регистратор, телефонов море, ещё факсы и мейлы. Нашёл поразительные контакты: «женщины шефу» — это то, о чём Гуля предупреждала: «Не удивляйтесь»! Офигеть! Лейла, Ольга, Алсу, Маргарита, Катя — они у него в штате?
Под конец рабочего дня у меня от бумаг и от экрана глаза покраснели, от обилия информации в голове шумело, поэтому момент пасть ниц перед появившимся фараоном я пропустил. Зато он ничего не пропустил и с порога гаркнул:
— Шурочка! Ты думаешь, безнаказанно меня не слушаться?
Я вздрогнул и замотал головой в поисках сбежавшего молока, разбросанных носков или невыключенного утюга. Вроде ничем не провинился.
— Не понял.Что опять не так?
— Ты сказал, что тебе деньги дали, где костюм приличный?
— Э-э-э… ну, завтра
часть1.
Я вижу его третий раз в жизни. Но уже успел возненавидеть и его, и свою проклятую жизнь. Он обложил меня со всех сторон. И теперь я сижу перед ним, сжимая кулаки, и впитываю страх. Только бы не показать свои реальные чувства: дрожание моей маленькой душонки внутри. …
— Значит, передумал, решил принять моё предложение, - издевательским голосом спрашивает этот упырь.
- Думаю, что это называется по-другому: не «решил принять», а «вынудили». И, насколько я понимаю, это сделали вы! Хотя не понимаю зачем? — я стараюсь, чтобы голос звучал твёрдо и уверенно. Получается как-то по-петушиному.
— Неважно, как и что называется! Ты здесь! — он даже не пытается отвертеться от тех обвинений, которые я робко вставил. — Тебе нужна работа, я плачу тебе хорошие деньги. Так что не стони!
Я вроде не стонал. Я держался! Мне действительно нужны деньги. Но то, что он предлагает потом, всё же выводит меня из-под его гипнотического удавского воздействия.
— В экономическом отделе вакансий нет. Будешь работать моим секретарём-референтом. Гуля уволилась, место свободно! Зарплата высокая…
— Что? — завопил я, посмев посмотреть ему в жёсткие серые глаза.— Секретарём! Я что, похож на длинноногую давалку с маникюром?
— Не ори! Не похож!
— Какого *** вы «покупаете» меня в универе, гоняетесь по пятам по всей Казани, окружаете со всех сторон! Ради моих умений тыкать в клавиатуру и ксерить документы? Я, между прочим, блестяще учился на своём экономическом! — выпучив глаза, я кричу этому страшному человеку. Я собирался уйти, но сидел и орал, вцепившись в коленки, приклеенный к стулу безнадёгой.
Он не стал меня перебивать и кричать, а спокойно, но с нажимом мне сказал:
— Во-первых, выбирай выражения, за мат я буду штрафовать или бить — выбирай, что тебе больше подходит. Во-вторых, почему ты решил, что твоя специальность тебе не понадобится? Мне нужен специалист, тем более у тебя есть диплом по рекрутингу, ты владеешь английским. В-третьих… — он быстро отрывает жёлтенький стикер от пачки, пишет на нём цифру и пододвигает мне, откидываясь на спинку кресла.
Боже, где я смогу столько зарабатывать? Боже, меня покупают за эту жёлтенькую бумажку, и я продаюсь! Боже, чувствую себя проституткой… В горле пересохло, и я просипел:
— И что мне придётся делать за такие деньги?
— Работать моим секретарём, — лениво отвечают серые холодные глаза.
— За работу секретаря СТОЛЬКО не платят!
— Тебе придётся работать больше, чем восемь часов в сутки. Ты будешь моим, вернее, в моём распоряжении несколько дольше, так как я - трудоголик.
— Работы я не боюсь, только у меня есть подозрение, что вы будете мстить, откупаясь от совести деньгами.
— Мстить? Ты много о себе думаешь, месть — это не про меня. Да и не вижу, честно говоря, повода для неё. И ещё, ты слишком хорошо думаешь обо мне! Совесть – это тоже не про меня. Итак, мы слишком много болтаем, у меня нет времени. Ты оформляешься или нужны ещё какие-то аргументы?
— С испытательным сроком?
— Нет, я принимаю тебя как специалиста. Вижу, ты благоразумно согласился?
У меня нет сил даже кивнуть в знак согласия.
— Скажи это! — гаркнул он вдруг.
Я перепугался, покрылся мурашками и судорожно выдохнул:
— Я попробую, мне некуда деваться…
— Вот и отлично! — по-деловому сказал босс, охлаждаясь. — Иди к кадровикам, оформляй всё за сегодня. Потом на рабочее место, осваивайся. Осваивай кофе-машину! Я чай не пью. Должностные тебе дадут в кадровом. И вот ещё что: в джинсах на работу не ходить! Всё, свободен!
Я тихо выхожу из его пафосного кабинета и оказываюсь на своем рабочем месте. Бля-а-адь! Как это могло случиться со мной? Оглядываюсь на его дверь. На ней золотая табличка: «Генеральный директор Хабибуллин Марат Фаимович». Это имя моего теперешнего босса и врага. Это имя уже месяц преследует меня. Какой я был идиот, когда попался ему на глаза, да ещё и посмел что-то вякнуть!
***
Это случилось ровно год назад. Все три года в универе я, будучи деятельной личностью, работал в студенческом стройотряде «Март». Странно, конечно, что в нашем вузе сохранился этот анахронизм советского студенчества. Но всё же рыночные отношения изменили сущность работы стройотряда. Каждое лето мы гнались не за каким-то эфемерным энтузиазмом, а за реальными деньгами. Заключали договоры с крупными компаниями на сезонные строительные работы. За три года я «дослужился» до командира отряда.
Я вообще был популярен в вузе. Вокруг меня в общаге всегда была движуха, приходилось оправдывать свою фамилию — Веселов. Друзей — тьма, врагов — ни одного. Даже преподы были ко мне благосклонны. Так, будучи приезжим и вынужденный изучать татарский, я ни черта не понимал. То есть вообще не понимал татарский! При этом я как рыба в воде чувствовал себя в английском. Но преподавательница татарского языка, милая уставшая от жизни женщина, делала вид, что принимает мой лепет, и ставила мне зачёты, видимо, попадая под моё обаяние.
Вот и в стройотряде я быстро стал центром, сплачивая вокруг себя разных людей. Мне поручали переговоры с подрядчиками, и я вгрызался в наших работодателей, защищая права строителей-студентов. И в прошлом году было так же. Мы работали летом на строительную компанию «Пирамида», выполняли теплоизоляционные работы трубопровода. Вечерами, живя в вагончиках, весело проводили время, но днём вкалывали честно. Тем обиднее, когда выяснилось, что по окончании месяца каторжного труда нас тупо кидают, предъявляют какие-то необоснованные претензии и урезают оплату. Мы устроили бессрочный перекур прямо на трубе, требуя начальство и составляя матершинный ультиматум буржуям. Начальство явилось. Конечно, я лоханулся, так как начал свой ультиматум выдвигать тому человеку, с кем мы подписывали контракт. И, по-моему, я даже любовался собой! Белобрысый остроумный детского вида пацан в грязных штанах и с оголённым торсом машет руками и выразительно злопыхает в лицо толстому подрядчику. Мой хвостик подпрыгивал на плечах так же, как подпрыгивали от восхищения мои собратья-студенты, покатываясь от язвительных выражений в адрес толстого потного дядьки. Толстяк пыхтел, вытирал лоб белым платком и бубнил: «Будем решать! Будем решать!» Потом он обернулся на своего стройного спутника, который молча стоял за его спиной, и спросил:
— Что скажете, Марат Фаимович?
Оп! Ошибка номер один. Врага нужно было знать в лицо! Вот он Бог «Пирамиды» — татарский фараон. Кстати, он и правда на фараона был похож: смуглый, густые чёрные короткие волосы, прямой нос, высокие скулы, арабского разреза глаза мышиного серого цвета, жёсткая линия губ, а главное, это выражение лица. Надменность. Гордыня. Презрение. Сталь.
— Я скажу, Иван Алексеевич, что мы заплатим только то, что есть в контракте, при этом проведём проверку качества работ. Если будут претензии, то будем действовать так, как считаем нужным. Кроме того, останавливать проект никто не разрешал! Если это забастовка, то пусть действуют в соответствии с ТК, а не жуют тут сопли с таким невероятным энтузиазмом!
Это он про мою речь — «сопли»? И ошибка номер два, я начинаю его подначивать:
— Сам гендиректор пожаловал? Спустился с небес к нам, к низшему сословию. О, рабы! У нашего бога есть кодекс, может, он сам его составлял? Где там, в вашем ТК, ответственность в виде штрафов? Где штрафы в договоре? О, великий бог рабицы и бетона! Укажи нам, убогим, своим священным пальцем это место в контракте!
Толстяк Иван Алексеевич испуганно выпялился на меня. А фараон тихо сказал:
— Мальчишка! Я пришлю тебе ту божественную книжку, откуда следуют штрафы! И лучше бы тебе не острить в мой адрес!
Он развернулся и пошёл прочь.
Ошибка номер три. Я ещё и выкрикивал что-то ему в спину, раззадоривая на ржач своих друзей-стройотрядовцев. Работу мы все-таки начали. Иван Алексеевич уговаривал, уверял, суетился. А на следующий день мне передали кодекс об административных правонарушениях. На форзаце книжицы было написано: «Передать Веселову!» — и министерская размашистая подпись. Мой первый подарок от чёртового босса.
***
По окончании учебы, уже после госов, в универ приезжают «купцы» - работодатели, готовые принять на работу талантливых студентов. Мы привыкли, что предлагают в основном физтеху, химикам, программистам. И тут вдруг именной вызов: приглашение Веселову Александру Павловичу в компанию «Пирамида». Самих «купцов» от компании не было, прислали заявку.
Но ведь я не идиот, я понимаю, что Марат Фаимович неспроста на меня заявился. На самоубийцу я не похож, вполне оптимист, хотя работать в такой престижной фирме, в центре города — верх мечтаний всякого выпускника экономического факультета. Не секрет, что работу по специальности не найти! А продавать телефоны или работать официантом в «Кофе-Хаус» совсем не хотелось. Короче, на вызов я решил не реагировать!
Но однажды, когда мы выходили из института — последние долги закрывали, документы оформляли, у входа меня ожидала хитроглазая серебристая Ауди S8. Вернее, ожидал какой-то бритый жлоб в костюме. Он подошёл ко мне, уверенно взял за плечо и спросил:
— Александр Веселов?
— Йес, а чё?
— Прошу вас пройти в машину, вас приглашают на собеседование. Думаю, что это не займет много времени.
Нехило, какой жлоб вежливый!
— А куда? — спросил я.
Вместо ответа он всучил мне лощёную визитку жёлтого цвета: «Хабибуллин Марат Фаимович…»
Я засомневался. И качок сказал:
— Не советую отказываться! Шеф ждёт!
Не советует он! Я поехал, раз мне не советуют. Готовился к разговору. Ехать недалеко, рядом с театром. Мне открыли дверь машины и чуть ли не под ручку повели в кабинет фараона!
— Пришёл Веселов, — сообщила секретарша по переговорнику. Хм, она знает, кто я! — Проходите! — это уже мне.
Марат Фаимович сидел на своём кожаном троне, сложив руки в замок перед собой. Он смотрел на меня явно с раздражением.
— Заставляете себя ждать, Александр Павлович? Заставляете посылать за вами людей? Это что, обычное ваше поведение?— Простите-извините, — тоненьким издевательским голосом запиликал я (ошибка номер один). — Посчитал себя глубоко недостойным войти в сей храм-пирамиду! И работать у вас не собирался!
У Маратика (наверное, ошибка номер два, что я даже про себя его так называть стал) задвигались желваки и сощурились глаза, превращаясь в талые ледышки.— Извольте объясниться, почему не желаете работать в нашей компании?
На языке вертелось из старого кино: «Потому что мой начальник - самодура!» И я даже улыбнулся:
— Не хочу!
— Вы, Александр, для себя готовите карьеру тунеядца?
— Не беспокойтесь за меня, Марат Фаимович, хорошие специалисты всегда найдут себе применение. А вот с вами работать не собираюсь, вы хищник и слопаете меня с потрохами. А мне пока дорога моя жизнь!
— Если ты,— он свернул с «выкания», — понимаешь, что я хищник, что же не боишься меня?
— Я не ваша жертва! Я свободный человек! И не желаю наблюдать вашу хищную физиономию каждый день своей трудовой деятельности…
И вот тут ошибка номер три, четыре, пять, шесть… сто! Я нагло откинулся на сидении, легко поднял ноги в пыльных лоферах и сложил их по-ковбойски на глянцевый дубовый длинный стол подошвами к нему. Я что, ожидал благодарного зрителя увидеть и крики «браво» услышать?
Маратик удивлённо поднял брови, которые и делали его лицо хищным. И на выдохе сказал:
— Ты начинаешь меня забавлять… Можешь идти в кадровый отдел, тебе предложат вакансии… — ну непрошибаем просто!
Я соскочил и сбросил маску вальяжности:
— Вы не поняли! Я. Не. Буду. На вас. Работать. До свидания. Извините, что отнял у вас время и отвлек вашего водителя! – и пошёл к двери.
— Стоять! — рявкнул Марат. — Мне никто никогда не отказывает! И ты не сможешь, сопляк! Жду тебя через месяц!
— Я не приду!
— Придёшь!Я хлопнул дверью как можно сильнее.
***
И вот через месяц — я у него. Блею: «Я попробую, мне некуда деваться…»
Меня футболили на всех работах мира! Даже когда я пришел в Макдональдс, узнав, что там «требуются», мне сказали:
— Веселов? — заглянули в какую-то бумажку. — Для вас ничего предложить не можем!
Боюсь, что даже если бы я захотел проводником на РЖД устроиться, то не смог бы. Я обошёл не менее тридцати фирм и контор – глухо. А потом Валентина Петровна, хозяйка однушки, в которую я намылился переезжать из общаги (уже давно оттуда гонят!), заявила, что не может предоставить мне жилплощадь, заломила цену в два раза выше. Я стал лихорадочно искать другое место! Но обломы повторялись с пугающей регулярностью. Сначала бабули соглашались, а через пару дней заявляли, что «никак не получается».
Не домой же мне возвращаться! Дома меня никто не ждёт! Моя мамуля увлечена устройством личной жизни, меняя одного хахаля на другого. От неё ни материальной помощи, ни моральной! Хотя я мамулю люблю, она у меня лёгкий человек, хохотушка-веселушка! Но трагизма ситуации не поймет!
Все неудачи я сначала воспринимал как временные. А когда ком обломов стал увеличиваться в геометрической прогрессии: меня обокрали, выперли из общаги и друг Венька, у которого я жил, попросил меня поискать что-нибудь, я сделал выводы о причастности Марата к моим проблемам. Вчера я получил СМС: «Месяц прошёл. Завтра в 11.00. Не опаздывать». Чёрт! Он даже телефон мой знает! Я в ловушке.
часть 2
В кадровом отделе со мной возилась довольно-таки молодая женщина — Анна Николаевна, она велела обращаться к ней запросто по имени — Аня. Она оказалась откровенной болтушкой и отнеслась ко мне очень доброжелательно.
— Конечно, это о-о-очень странно, что Марат Фаимович решил из тебя секретаря сделать. Да и Гуля вроде не собиралась переходить, вдруг как-то резко её перевели в филиал. Она плакала. Но ты не бери в голову чужие проблемы!
— Аня, а что ожидать от шефа? Он какой?
— Во-первых, он ходок!
— В смысле?
— В смысле по бабам ходок!– Аня перешла на заговорщический шепот. — Но ни одной захомутать его не удалось.
— Ну, меня это даже устраивает! Хуже, если бы он голубым был! — так же заговорщически делился я с кадровичкой.
- А на работе он деспот! Не вздумай ему перечить! Да, да, да, Марат Фаимович, обязательно, сию минуту – это то, что он желает слышать!
— Кланяться–то хоть не требует себе, в пояс? Или «господином» его называть?
— Ха-ха-ха! Ты весёлый, Веселов!
— А когда он зол, что он… орёт? Или что?
— До ора дело не доходит обычно, он всех своих замов и завотделами так запугал, что только зыркнет, у тех коленки подгибаются!
— А почему терпят?
— Так стабильность, зарплата, компания надёжная… Много чего. Где лучше-то найдёшь? Паспорт свой давай и страховое. И вот тут и тут распишись! Второй экземпляр тебе, возьми, изучи дома. Трудовая твоя у нас. И вот должностные инструкции тебе. А это… тебе Гуля оставила, — и Аня протягивает мне конверт. — И ещё, тебе нужно пойти купить что-нибудь, костюм приличный и рубашки, так ты не можешь в приёмной сидеть.
— А если у меня пока денег нет?
— Есть, Санечка, ты уж не обижайся, что я тебя так называю. Ещё вчера выписали тебе «подъёмные», сейчас пойдешь в бухгалтерию — выдадут. Только паспорт у меня оставь, сам так сказал!
— Вчера выписали?! — я рот открыл: ни фига себе у него самомнение! А если бы я не пришёл?
И уже уходя, спросил Анну:
— А когда Гулю перевели?
— Уже две недели назад, так что у тебя там завал работы будет.
Я получил нехилые подъёмные! Можно оплатить жильё, тем более я был уверен, что сейчас мне никто мешать не будет.
Пришёл к себе на свое место, буду считать его не рабочим, а арестантским. Вскрыл конверт Гули. Несколько бумажек. Так: пароль от компа. Включаю… Что тут ещё? Инструкция какая-то, так это как кофе варить. Хм, в кофе чуть-чуть соли! В холодную погоду любит с лимоном. Так, ещё что? Список ресторанов, где можно заказывать ланч или ланч-бокс в офис. И ещё письмо, мне!
«Здравствуйте, Александр! Всю документацию оставляю вам в порядке, все папки подписаны, всегда закрывайте шкафы на ключи. Изучите папки на рабочем столе. Главная – «формы», там основные типовые формы договоров, приказов, заявлений и др. В столе синий регистратор — там все важные телефоны, не удивляйтесь. Я даже оставлю свой номер вам, вдруг будет какой-то важный вопрос (912………...). Желаю вам удачи, и будьте осторожны. С шефом шутки не проходят. Он почему-то зол на вас. Не опаздывайте на работу.
Он приходит всегда к 9.00. Сразу на стол ставьте кофе. Белая кружка с золотой каёмкой. Ставьте на салфетку. Сахар в кофе не кладите. Если он приедет не из дома, то тогда вместе с кофе надо подать бутерброды. Один с салями, второй с сыром. Хлеб только чёрный.
Вроде всё. Удачи. Гульнара.»
Какая добрая женщина! Но самое главное, она обращается ко мне по имени, значит, знает, что именно я должен буду её заменить. Две недели назад!!! Вот гад этот Марат! Интересно, как я буду узнавать, что он не из дома на работу приехал?
Стал копаться в компьютере, открывал все документы, изучал. Нашёл связку маленьких ключиков — от шкафов. Открыл их, заглянул в каждую папку, всё подписано, всё понятно. Потом стал разбираться с кофе-машиной. Ерунда!
На этом месте из кабинета шефа стали выходить важные дядьки — видимо, планёрка была. Удивленно смотрели на меня. Рассматривали даже. И вдруг какой-то хриплый звук и голос: «Шурочка, кофе». Шурочка – это я? Он охренел, что ли? Сделаю вид, что не слышал. Копаюсь в шкафу дальше.
Через пять минут дверь фараона распахивается, и злобный татарский хан вырисовывается на пороге.
— Я невнятно говорю? Или ты плохо слышишь? Велено было кофе принести, он варится максимум тридцать секунд!
— Так это вы МНЕ про кофе сказали? — округляя глаза, хамски изумляюсь я. — Меня Александром зовут!
— Как хочу, так и буду тебя называть. Шурочка! Живо кофе!
И вот не орёт, а жутко слышать этот его тон непререкаемый, давит и прессует. Варю кофе и даже кидаю туда чуточку соли. Так, как любит мой мерзкий босс!
Захожу в кабинет, он отвлекается от бумаг и внимательно смотрит, как я несу кружку. Уже дойдя до него, я понял, что принёс как себе, к телеку. Тупо за ручку. Без подносика и без салфетки!
— Чёрт, — сказал я вслух и растерянно остановился.
— Иди назад! — велел мне фараон.
— Горячо, не дойду.
— На стол не ставь! Твоих ботинок тут хватило.
И тогда сообразительный секретарь поставил чашку на пол, на красный ковёр, и припустил в приёмную за подносом, ложкой и салфеткой. Вернулся назад, присел к чашке, поставил всё на поднос и с гордостью выпрямляюсь. Марат сидел, вытянув шею и — зуб даю — открыв рот. Офигел, видимо!
— Ну ты и фрукт! Ты серьёзно думаешь, что я сейчас это буду пить?
— Ну-у-у!.. А почему нет? Что на полу пять минут не лежало, то грязным не считается!
— Иди вари новый! — скомандовал он мне.
— Ладно, а можно мне этот кофе выпить? Из вашей кружки? Или цезарю-цезарево, а слесарю-слесарево? Я хоть распробую прелесть элитного напитка с солью…
— Кофе мне,— зарычал он. — И ещё, все свои остроты и комментарии оставляй при себе.
— Слушаюсь, господин!
Я исчез за дверью. Какой я смелый шутник! Но какой ценой! Боюсь я его!
Выпиваю его кофе, фу!
Варю новый, мою чашку и иду обратно. В этот раз без эксцессов. Марат даже не поднимает на меня голову от компьютера.
Когда он уходит на обед, спрашивает:
— Ты деньги получил?
— Да.
— Действуй!— и удаляется.— После обеда поеду на объект, часа на три.
Я на обед не ходил. Деньги экономлю. Разбирался в Гулином наследстве. Изучил регистрационные книги, книгу приказов, документацию совещаний, много профильных папок по подразделениям, архивы по кадрам и так далее и тому подобное. Погрузился в телефонный регистратор, телефонов море, ещё факсы и мейлы. Нашёл поразительные контакты: «женщины шефу» — это то, о чём Гуля предупреждала: «Не удивляйтесь»! Офигеть! Лейла, Ольга, Алсу, Маргарита, Катя — они у него в штате?
Под конец рабочего дня у меня от бумаг и от экрана глаза покраснели, от обилия информации в голове шумело, поэтому момент пасть ниц перед появившимся фараоном я пропустил. Зато он ничего не пропустил и с порога гаркнул:
— Шурочка! Ты думаешь, безнаказанно меня не слушаться?
Я вздрогнул и замотал головой в поисках сбежавшего молока, разбросанных носков или невыключенного утюга. Вроде ничем не провинился.
— Не понял.Что опять не так?
— Ты сказал, что тебе деньги дали, где костюм приличный?
— Э-э-э… ну, завтра… может быть.
— Может быть? — взревел Марат, и это называется, что он типа не орёт на людей!
— Это мои деньги, я трачу, как хочу!
— Тебе их выдали на костюм.
— В ведомости этого не было!
— Ах ты… кролик! – он грозно стал надвигаться на меня, типа засучивая рукава, меня сейчас бить будут, что ли? Мы так не договаривались! Куда бежать? Ё-моё, вот попал!
Шеф обеими руками за плечи выволок меня из-за стола. Стукнул по пилоту, вырубая комп, взял мою сумку и кинул ею в меня:
— Вперёд!
Иду под конвоем, иногда меня подталкивает священная рука фараона. Все служащие этого офиса, волей случая оказавшиеся в коридоре, разбегаются и прячутся, как мыши от кота. Суки, меня, может, расстреливать ведут без суда и следствия! И никто не заступится! Во дворе скучает вежливый качок. Увидев нас, засуетился, а мой палач ему:
— В торговый центр! — и пихает меня в машину.
Уф! Смертная казнь отменяется! Пока мы едем, я пытаюсь высказаться:
— Вообще-то у меня есть более важные траты. Мне жильё снимать надо! Если я сегодня не внесу первый взнос, то придётся мне спать в парке. Зато в красивом костюме, что о-о-очень успокаивает!
— Не стони.
У торгового центра меня за шкирку вытащил САМ босс, отобрал сумку и бросил в машину. Потом отконвоировал в ценозаоблачный мужской бутик.
Тут же материализовались две молоденькие продавщицы. Марат велел принести приличные костюмы и ткнул в меня, типа «вон на него!» И толкает меня в большую зеркальную комнату. Садится в кресло. Кресло одно. Я стою перед ним! Вот урод! Но, как выяснилось, это только цветочки. Девушки приносят штук шесть костюмов разных цветов. И показывают ему! Ку-ку! А я-то здесь кто? Люди!
— Меряем всё. И ещё галстуки, офисные, пару, и рубашки, пожалуй, slim fit.
— Я приталенные не ношу.
— Носишь. Раздевайся и мерь. Начнём!
Я замер.
— Мне прямо здесь раздеваться? — не веря тому, что слышал, спросил я.
— А где? В зале? Это примерочная. Начинай.
И вот кто меня просит вякать всегда:
— Я без музыки не могу раздеваться!
— Я устал от твоих шуток. Или ты боишься и поэтому придуриваешься? Раздевайся, никто тебя пока не собирается трахать… Живее, у меня ещё дела на сегодня найдутся.
«Пока»?! Мне страшно.
Раздеваюсь. А этот буржуин смотрит и взгляда не отводит. В какой-то момент даже голову наклонил, глаза сощурил. Заходит девушка с рубашками, помогает мне их вынуть из упаковки. Потом предлагает ему (!):
— Кофе?
— Да. Не откажусь.
И дальше он уже любуется моим стриптизом, попивая ароматный напиток из маленькой кружки. Каждый раз, когда я надеваю очередной костюм, он велит покрутиться, однажды попросил руки поднять, я не выдержа— А ещё лошадям зубы смотрят.
— Посмотрим в своё время!
Блин, я надеюсь, это он шутит так? Хотя с лицом у шефа совсем не шуточная история, и так грозен, а тут смотрит, как тигр перед прыжком. Надо как-то сдерживаться, молчать.
Когда всё перемеряно, Марат тыкает в серый и в чёрный костюмы, в некоторые рубашки и идёт к кассе. Я остаюсь, надеваю свои милые потёртые джинсы. Ощущение премерзкое, как будто поимели меня только что, при всех. Как будто папик свою девочку привёл в магазин белья ей лифчики покупать… Я подумал, что это только начало.
Потом мы ещё минут сорок провели в обувном. Мои легендарные лоферы он велел продавцам выкинуть. Радует только одно — расплачивался он своей карточкой. Мне даже захотелось завести его в отдел с шубами, может, что обломится? Но благоразумно промолчал.
Из торгового центра я вышел переодетый, переобутый, с пакетами в руках и униженный. Садимся в ауди, он водителю называет мой адрес новой съёмной квартиры! Откуда?..
Доезжаем быстро. Этот упырь поднимается со мной на второй этаж, по-хозяйски проходит по комнате, брезгливо морщится. Я, как лох, стою в коридоре с пакетами, глазами хлопаю. Вроде собрался уходить. Подходит ко мне и хватает меня за подбородок, крутит моё лицо, рассматривает, (тут я про зубы лошади вспомнил) резко и хрипло спрашивает:
— Ты куришь?
— Нет.
— Вот и не смей начинать.
— Слушаюсь, господин.
Злость в глазах! Блин, он меня сейчас пристукнет, ягнёнка с пакетами.
Он отпускает мой подбородок и, уходя, говорит:
— Не опаздывай завтра, красавчик.
Не много ли на сегодня оговорок по Фрейду? А он точно по бабам ходок?
часть 3
Нужно было ему вчера сказать: «Не накаркай!» А вот не сказал и опоздал. Бежал в новом чёрном костюме и серой рубашке, галстук в коробочке в сумке, и мне казалось, что все оглядываются, усмехаются. Нелепо ощущал себя…
Но когда забежал в приёмную, ощутил себя ещё нелепей. Шеф стоял прислонившись к моему столу, скрестив руки на груди и выразительно глядя на часы.
— Мне вам кофе подать, Александр Павлович? — ехидно заявляет фараон.
— Я опоздал всего на три минуты! — выдыхаю я. И кто меня тянет за язык всегда? — Хотя насчет кофе неплохая идея! Я люблю со сливками.
У Марата, видимо, спазм мозга от моей наглости. Пауза, а потом он опять орёт:
— Где галстук?
И я ору:
— С собой! Я не умею его завязывать!
— Я принял на работу идиота!
— А я вам всегда намекал на это!
— Давай галстук!
Я достаю из сумки коробочку и протягиваю шефу. Он темпераментно рвёт коробку и бросает её на пол. Подходит ко мне и набрасывает галстук мне на шею, какими-то дёргаными движениями завязывает. А потом затягивает на шее и вдавливает меня собой в стенку, затягивает туже! Мама! Он убьёт меня сейчас! Не могу дышать, хриплю, уплываю, больно, слёзы, и его лицо так близко к моему, лицо демона. Он всё удерживает, давит, я беззвучно кричу, что-то перебираю губами, он чётко мне говорит, почти в губы так, что я почувствовал его дыхание:
— Ты… будешь… мне… подчиняться!
И отпускает… я сгибаюсь, кашляю, голова кружится, в висках: тук-тук-тук! Сердце: бух-бух-бух! Из глаз льётся, я сейчас упаду, меня кренит по стенке вбок. Этот монстр меня бережно подхватывает под мышки и наклоняет на себя, упираюсь лбом в его грудь, пахнущую дорогим парфюмом. Судорожно вдыхаю этот парфюм. Ещё мутит. Вот бы меня вырвало на его идеальную рубашку. Но нечем, не ел вчера и сегодня не успел. Сколько-то мы так простояли, можно сказать, обнявшись. Потом Марат меня тряхнул, взял уже знакомым жестом правой рукой за подбородок и спросил:
— Очухался? Кофе мне! И попробуй расписание на сегодня собрать, в 10:00 планёрка, всех обзвонить, найти лицензию на S-6, вызвать Соколову из снабжения, сходить купить презервативов, заказать ланч в «Бургомистре»… Тебе 30 секунд!Отпустил совсем. Я стою, пошатываясь, а он, посмотрев на меня, сжалился:
— Минута!
И скрылся в кабинете.
Через минуту я идеально подавал этому гаду кофе с солью. Принес этому уроду планинг и, шёпотом переспрашивая непонятное, его заполнил. Потом обзванивал начальников служб и не своим голосом оповещал о планёрке. Присутствовал на планёрке, стенографировал. Получил кучу поручений печатать. Часов в двенадцать приходит яркая рыжеволосая фигуристая женщина с красными губами.
— Здравствуйте, я Соколова из отдела снабжения, меня шеф вызывал… — мурлыкает дамочка. Я киваю, включаю переговорник:
— К вам Соколова.
— Впускай. Презервативы купил?
— Какие презервативы? — что-то начинает всплывать из подсознания.
— Желательно Life Styles Ultra, без прибабахов.
Он отключается. Я выпучил глаза на дамочку, а та улыбается мне.
— Что с шейкой у цыплёночка? — засюсюкала рыжая.
— Вас ждут!
А сам срываюсь к выходу, внизу за углом аптека. Бегу за презервативами. Стараюсь не думать, не анализировать, не предполагать. Презервативы так презервативы! Это же обыкновенное дело: кофе, бутики, презики! Покупаю несколько малиновых пакетиков. Несусь обратно. По переговорнику спрашиваю:
— Презервативы? Или уже не надо?
— Да, неси.
Ну, я и занес… Чёрт, чёрт, чёрт. Рыжая Соколова наклонилась животом на стол. Она без юбки, без белья. На фоне тёмных тонов кабинета её бедра и задница ослепляют белизной. Шеф стоит рядом, его рука с гранатовым перстнем на её ягодице. Он без пиджака и с расстегнутой ширинкой, из которой возвышается здоровый член. Он подходит ко мне! Это с членом-то! Вырывает у меня из рук презервативы. Отворачивается, вижу, что ртом пытается разорвать пакетик… и тут мой неконтролируемый писк:
— Помочь?
И он заорал:
— Ты ещё здесь?
Меня сразу сдуло. Отходил минут десять. Рассматривал полосу от удушения на шее. Эх ты, цыплёнок! Свернёт тебе шейку этот похотливый монстр. Лейкопластырь, что ли, себе купить рот заклеивать. Но каково! Он меня за человека не считает, вчера меня заставил раздеваться, сегодня сам без зазрения совести член выпятил. Скотина!
Без двадцати перерыв — из кабинета выплыла Соколова, отчиталась, блин! Ещё через пять минут я спросил в переговорник:
— Марат Фаимович, на сколько персон ланч заказывать в «Бургомистре»?
Он помедлил. А потом спросил:
— А ты ел сегодня вообще?
— …э-э-э…
— Ясно, на две.
Заказываю ланч на две персоны. И я не дурак, я понимаю, на кого заказываю…
Ровно в 13.00 выходит этот гад.
— Готов?
— Можно я в Макдональдс схожу? — заскулил я. — А вы меня в другой день съедите…
Он даже не улыбнулся, вот я где-то читал, что у психически больных людей нет чувства юмора, и вывод: мой босс — псих!
— В Макдональдсе вредно. Прыщами покроешься. Вперёд!
Блин! Опять конвой! Более того, на лестнице он положил свою священную руку мне на шею сзади, управлял мной, как рычагом: налево, прямо, направо, осторожно порожек! Вежливый качок неудивляем и непробиваем. В торговый центр мальчика? Отлично. Откушать мальчика! Замечательно. Едем к центру. В пивном ресторане «Бургомистр» ждут и чуть руки не целуют барину с восточной внешностью. Ведут за накрытый стол.
— Ешь!
Ну, ем. Ну, вкусно. Ну, на халяву (я надеюсь). А зачем меня рассматривать? Уселся напротив, ложку в руку взял и стучит ей по столу. Внимательно разглядывает, как будто я через нос ем.
— Марат Фаимович, у вас супчик остынет, пока Вы мной любуетесь.
— Хочу, чтобы ты убрал хвостик.
— Чё? — по-моему, у меня уши зашевелились.
— Распусти волосы!
— Мои? — я оглянулся.
— А чьи ещё?
— Сейчас?
— Чёрт! Я не по-русски говорю, что ли, что ты меня всякую хрень спрашиваешь?
— Это потому, что вы всякую хрень просите сделать! Давайте я лучше за презервативами сбегаю. Мне понравилось…
— Я тебя сейчас стукну, — почти без злобы говорит этот гад. – Тебе сказано хвост убрать!
— За столом это не гигиенично!
По-видимому, это была последняя капля, он соскакивает, хватает мою голову, снимает резинку и даже ворошит волосы. Довольный садится на место и сразу начинает, наконец, есть… А я? А я как, как… как кто? Разве так можно со мной? Я сижу красный как рак, аппетит сразу пропал. Решил, что хватит с меня, положил ложку, встаю.
— Сел! — не поднимая на меня глаза скомандовал Марат.
— А команды «к ноге, апорт, лежать» будут? — грустно спрашиваю я.
— По поводу «апорт» не уверен.Сядь!
— А если не сяду?
— Накажу.
— Я в рабство попал? — садясь, пролепетал я.
— Прекрати анализировать. Я хочу, чтобы ты ходил с распущенными волосами. Мне так нравится.
— Мне они мешают!
— Привыкнешь.
— А завтра ты мне велишь юбку и каблуки надеть?
— Не велю, не волнуйся. И хватит стонать – ешь давай.
Что за тип? Что ему от меня надо? Он клеится, что ли, ко мне? Так, я… против! Так вроде и он с женщиной только что трахался!
Мы доели уже молча. Молча доехали до работы. И снова бумаги, бумаги, поручения… велел написать к завтрашней планёрке анализ финансовых отчётов служб. Сижу, разбираюсь. Какая-то фигня с пунктом «случайные неучтённые факторы». Иду к этому придурку: он удивляется моим выводам. Садимся вместе за длинный стол. Он несколько раз пересчитывает на калькуляторе. Потом звонит в службу и жутким голосом требует отчёт, что это за случайные факторы у них выявились в отчёте, да ещё и на такую сумму. На противоположном конце трубки кто-то блеет, его жалко. Я иду доделывать анализ.
Ещё кто-то звонил, заходил, просили справки, требовали информацию, оставляли отчёты. Мне, конечно, трудно было. Я же не выучил ещё, что и где лежит. Часто тупил, но никого до белого каления вроде не довёл. Закончил анализ только к 19.00. Пойду-ка я домой! А мне отпрашиваться не надо? Вдруг этот фараон опять разозлится!
Стучу в кабинет, засовываю нос и тоненьким голосом спрашиваю.
— Можно я домой пойду?
— Ты закончил анализ?
— Да!
— Я в тебе не ошибся всё-таки. Не опаздывай завтра!
***
На следующий день работы ещё больше. На планёрке фараон такой разнос устроил, что все начальники служб сидели и обтекали. А я судорожно соображал, не будут ли они разыскивать того умника, который их лажу вскрыл? Мне одного живодёра рядом хватает.
Марат Фаимович меня не щадил! Ездили вместе на объект, там велел мне записывать то, сё, пятое, десятое. После обеда, которого, кстати, не было, новые задания, какие-то приказы потерялись, нужно было восстанавливать. Потом меня изгнали в налоговую, там тоже велено все посмотреть, прежде чем забирать бумаги. Головушка моя опухла от работушки. Из налоговой возвращаюсь — звонок!
— Шурочка!
*****! Бесит этот тип!
— Зайди в компанию «Вента», по улице Толстого, забери договор на вентиляционное оборудование.
Блин, это в другой стороне! Прусь туда.
Возвращаюсь в 19.00, все нормальные люди уже по домам разошлись, а я…
Марат меня ждал. Придирчиво проверял договор. Велел регистрировать и нести кофе, так как, оказывается, у него ещё работа где-то завалялась. Диктовал мне письмо партнёрам и велел до завтра перевести на английский и отправить по мылу. Ё-моё!
Когда я нажал «отправить», на улице было темно. Я робко засовываю нос в его кабинет и устало, без шуток говорю, что пошёл домой!
— Нет! — вдруг орёт он, и из меня вырывается стон. Он выходит из кабинета:— Мы вместе пойдем!
Опять хватает меня за шею и рулит мной, может быть, сейчас это даже неплохо, меня шатает, я не ел весь день.
Не сразу понял, что мы едем не домой. Вежливый качок (кстати, знакомьтесь, Владимир) привёз нас в какой-то ресторан.
Марат опять меня кормил, но ещё и поил. Заказал коньяка, а я и не отказался. Меня развезло. Что я молол, не помню. А боюсь, что я мог! Я трезвый-то несдержан на язык, а пьяный вообще плохой! Помню, что до дома меня довезли, подняли, складировали. Утром я проснулся в своей постели… раздетым! А на шее горел засос!.. Сегодня суббота, есть время отдохнуть от этого деспота и обдумать, что делать дальше!
часть 4
Сегодня встречаюсь с друзьями, начнём с Макдональдса (прыщи взращивать), потом в клубешник. Наконец-то буду сам собой — джинсы, майка и мои любименькие кеды Patrol. Этот засосодел, если бы увидел меня, точно бы задушил. Да, засосодел! Кто, если не он? Не Владимир же! Тот только ауди целует! Чёрт, задницей чувствую (как это верно!), что драпать мне надо из этой «Пирамиды»!
Долго думал, чем бы засос прикрыть. На улице август — в водолазке с длинным воротом не пойдешь, да и та не особо скрывает. Пошёл в ближайший магазин косметики, заикаясь, попросил тональный крем под цвет меня! Не выдали бы красный, так как я пунцовым стал.
Вполне довольный эффектом помчал получать удовольствия. Короче, пацаны всё равно заметили. И кто это тебя, наконец, освоил? И кто это, наконец, тебя оседлал? И кому это такой сладкий достался? Вот козлы! Я изобразил загадочность и неприступность в одном флаконе, не сдался. Налакался до зелёненьких. Воскресенье прошло увлекательно — в беседах с унитазом.
***
В понедельник — я само совершенство: без пяти — я на службе! Галстук дальновидно на шее. Волосы, как у русалки, на плечах. Кофе-машина загружена, ждёт барина. И барин в 9.00 приехали–с! А я на карауле, стою, засосом сверкая.
Барин был небрит. Ага, бутики, значит!
Пока он брился, сервирую его завтрак. Шальная мысль: чего бы такого в кофе сыпануть? Эх, не продают цианиды в розницу!
Началась работа. Я старался везде успеть, бегал по службам, раздавал ЦУ от фараона. Понял, что с лёгкой руки Ани-кадровички все меня называют «Санечкой». Ну, так я не против! И только один урод с тяжелой рукой называл меня «Шурочкой».
В принципе, в какой-то момент мне даже нравиться работа стала. Где-то я блистал знаниями в области менеджмента. Марат поручал просматривать некоторые сметы (как он говорил, «незамыленным глазом»). В среду отработал переводчиком — по скайпу переговоры с немцами (и они, и я на плохом английском). В четверг — целый день в муниципалитете провели, в кадастровой ждали приёма – целых 20 минут! Ха! Фараоны ждать не привыкли.
Маратик работал до ночи, железный человек. Мог целый день на кофе «просидеть». Неутомимо ездил по объектам — а их пять. Когда он туда прируливал, все вытягивались в струнку, лепетали с придыханием, глядели со страхом и обожанием. Теперь я стал понимать весь абсурд прошлогодней ситуации: жалкий студент-цыплёнок развыступался против голодного волка!
И ещё я за эту неделю понял, что скоро буду миллионером, как минимум, так как денег не тратил вообще. На работу пешком, с работы на Владимире. Ем за счет фараона (если ем). На развлечения времени и сил просто нет, грустно.
Пятница. Сначала трудовая горячка. После обеда в «Бургомистре» в машине Маратик мне делает деловым тоном распоряжение:
— На 18.00 вызови сегодня Катю из эскорта.
— Это что за служба такая? — делаю вид, что туплю.
— Доскалишься! — и Маратик зыркнул одним из тех взглядов, от которого возникает желание вжать шею.
Торжественно набираю номер, водя пальчиком по гулиным записям:
— Алло, эскорт-услуги «Диана».
— Приёмная гендиректора Хабибуллина, компания «Пирамида».
— Делаем заказ?
— Да.
— Время, имя?
— Катю в 18.00.
— Всё как обычно?
Хм, и что я должен сказать? Может, садо-мазо ему заказать? Бли-и-ин, соблазн велик! Я бы и сам поучаствовал в виде топа, конечно. Но я усилием воли сдерживаю себя и говорю:
— Да, как обычно.
Фу! Мерзко, конечно, но зато сегодня пораньше домой.
Ага, размечтался. В пять он нагрузил меня работой по самое «не хочу». А ровно в шесть в приёмную вошла дива: высокая, худая блондинка в короткой кожаной юбке и легкой кофточке с воланами. Встретил бы на улице, никогда бы не подумал, что это проститутка!
— Проходите, вас ожидают, — а сам выключаю комп, даже говорить Маратику не буду, что домой свалил.
Не успел… Дверь кабинета распахнулась, когда я уже заносил ногу в коридор, на свободу. Фараон с каким-то белым лицом вопросительно на меня вперился:
— Кто тебя отпускал?
— Э-э-э… а я разве еще нужен?
— Да. Заходи.
— …Зачем? — я ведь ничего такого особенного не спросил? Но шеф зарычал, шагнул ко мне и схватил за шкирку, как котёнка. Поволок в кабинет. О боже! У дивана раздевалась Катя!
Меня доставили до трона, впихнули в кресло и задвинули к столу. Сказать, что меня объял ужас — не сказать ничего. Внутри всё затряслось, желудок сжался…
— Сидеть! — приказал шеф и направился к Кате, которая уже снимала с себя трусики. Он схватил её за руку и развернул к длинному столу так, что девушка оказалась ко мне спиной. Она стала расстёгивать этому скоту ширинку (я так предполагаю, ибо не видел). А потом, опираясь рукой на стол, присела, её идеальная спина скрылась за столом, и я наблюдал только за её белой кудрявой головой. Она начала делать минет! Я сижу в полном ахуе. Не могу оторваться от Катиной головы. Сглатываю (идиот, даже думать об этом нельзя в такой момент) и поднимаю глаза на шефа-эксгибициониста. ПОМОГИТЕ! Ни хрена это не смешно! Он смотрит ПРЯМО НА МЕНЯ, в лицо, в глаза — не отрывается, зубы сжаты, а губы приоткрыты, ноздри расширились, на шее вспучилась вена…
Я подскакиваю.
— Сидеть!— орёт он мне и как молотом вбивает назад в кресло. Хватает Катю за голову, поднимает рывком и разворачивает ко мне лицом. Девушка равнодушно взглядывает на меня и ложится животом на стол, я опять вижу её макушку и вытянутые к краям руки с офигительным золотым маникюром. Этот долбоёб только пару секунд выцеливал членом и вошёл в блондинку. Он начал двигаться медленно, немного вращательно, опёрся кулаками о столешницу по обе стороны от распластанного тела. Через белую рубашку проступали напряженные мышцы. Катино тело тоже двигалось в такт ему. Вдруг он ускоряется и опять поднимает на меня лицо. Исподлобья устремляет свой взгляд мне в глаза. Взгляд волка. Нет, взгляд маньяка. Он, он… он МЕНЯ имеет, а не Катю. Мне становится невыносимо душно, нечем дышать, как бы было хорошо отключиться сейчас. Как бы было хорошо умереть! Я хватаюсь за шею, потом за голову, я залепляю себе глаза. Я не ору? Нет, я ору, просто никто не слышит! Зато я слышу, как помимо методичного поскрипывания мебели от толчков и тяжелого дыхания резкий хриплый голос:
— Смотри на меня.
Это мне? Я убираю руки и вижу, что шеф правой рукой держит девушку за затылок, низко наклоняясь над ней, упер её лбом в стол, но смотрит НА МЕНЯ. В его прищуренных глазах такая агрессия, такая животная похоть! Меня лихорадит, меня колотит, это невыносимо! Мои руки на его долбанном столе дрожат. Паника! Как бы не зарыдать. Задёргался глаз…
В какой-то момент этой припадочной пляски глаза шефа замутились, и он их закрыл, тут же выгнулся всем телом, застыл и практически обрушился на спину бедной Кати. И ни звука!
Раз, два, три, четыре, пять, шесть… — зачем-то считаю я… Сколько я смогу без воздуха? Всплывают сведения о том, что после пяти минут без воздуха начинаются необратимые изменения головного мозга. Я хочу этих изменений, чтобы ничего не понимать, ничего не видеть, ничего не помнить. Но я всё понимаю: если он не трахнул меня сегодня, то это лишь вопрос времени! Мне надо бежать отсюда. Снизу вверх накатывает вздох, теперь дышу, как будто кросс пробежал. Сжал себя руками, не дам!
Видимо, моё коматозное состояние продолжалось несколько минут. Не увидел, как шеф вышел из девушки и заправлялся, как Катя одевалась. Зато услышал её голос:
— Марат, приятно с вами иметь дело. Давайте только не крупной купюрой…
Поднимаю глаза, включая сознание. Марат убирает в портмоне красную бумажку и достает несколько зелёных. Катя весело чмокает его в щеку (как мило!), одну бумажку кладёт в лифчик. Поворачивается ко мне и машет ручкой:
— Пока, мальчики.
Выпархивает из кабинета. Шеф направляется ко мне (нестрашно... нестрашно… нестрашно). Вынимает красную бумажку и кладёт передо мной. Мост, ёлки, река, дядька. Ха-ба-ровск. За что так со мной? Это как под дых! По почкам! В пах! Там, где больно… За что он так со мной?
Отъезжаю на колёсиках кресла назад. Медленно встаю, делаю шаг, еще, нужно его обойти, ещё шаг, почти… Срываюсь, бегу и тут же лечу назад. Он схватил меня и не дал упасть от рывка. И в ухо горячо зашептал:
— Не анализируй это.
Отстраняюсь, вырываюсь, он держит только за руку, говорит:
— Деньги возьми!
— Не возьму!— у меня есть голос?
— Я. Привык. За всё. Платить!Суёт мне купюру в карман пиджака и отпускает.
Как я дошёл домой? Не помню. Помню, матерился какой-то водитель, объезжая меня. Ещё долго не мог сообразить, как пользоваться магнитным ключом у подъездной двери. Дома долго стоял под душем, пока кожа не стала морщиться и белеть. Потом прорвало, я рыдал весь вечер. Были какие-то звонки, трубка истерично разрывалась. Но меня нет, меня изнасиловали и выбросили в канаву! Всю ночь то проваливался в сон, то лежал с открытыми глазами, тупо смотря на зелёные обои.
Утром в субботу нашёл купюру в кармане. Порвал и выбросил. Достал ноутбук. Набрал «расписание поездов». Смотрел и не мог выбрать… Позвонил маме, она, хохоча, рассказывала, как они с Юрочкой съездили на турбазу. Как всё замечательно! Какой он классный!
Двадцать непринятых… Пять СМС-ок…
Сразу вижу его номер… Звонил шесть раз.
От него смс-ка: «НЕ СМЕЙ!»
Боже, как мне плохо. Что мне делать? На работу я не вернусь. Ни за что!
Слоняюсь по комнате всю субботу. Опять звонки. Боюсь даже смотреть, кто звонит. Но когда вижу, что Руслан, принимаю звонок. Зовёт на чей-то день рождения. Соглашаюсь.
Пил всё подряд: текила, пиво, водка и даже кагор! С кем-то лез драться, с кем-то целоваться. Блевать начал уже в гостях… Кто-то доставил до дома.
Всё воскресение меня лихорадило. Я отравился. Рвало зелёным и жёлтым вместе со слезами. А потом был сон: волки, кругом волки, а я в галстуке, который давит и давит…
***
С утра в понедельник было намного лучше. Но твёрдо решил — на работу не пойду. Позвоню потом Ане, как-нибудь по-тихому заберу паспорт и уеду из города.
В 9.00 звонит телефон. Смотрю на него как на тикающее взрывное устройство. Когда звонки прекращаются, выключаю совсем. Через минут сорок звонок в дверь. Сижу тихо, как мышь, меня нет… И ВДРУГ СЛЫШУ ПОВОРОТ КЛЮЧА! Как это? Это не может быть: хозяйка квартиры, она уехала! Куда бежать? Я мечусь... на балкон в кухню. Бегу туда, но не успеваю, я не успеваю никогда! Сильные руки меня хватают за майку, толкают, я на кого-то падаю, меня перехватывают за живот и волокут в комнату, бросают на диван. Разворачиваюсь. И кричу этому уроду:
— Я тебя бою-ю-у-у-усь! Урод! Уёбок!
И тут же получаю пощёчину, хотя скорее это удар наотмашь. И его злое:
— Я тебе говорил, что за мат буду бить!
Какой мат? Я непонимающе смотрю в эти страшные глаза. Но я не реву, я герой! Ползу в угол дивана, обхватываю колени. Марат за мной, наклоняется, выдёргивает мой подбородок и выдыхает мятно мне в лицо:
— Почему не на работе?
— Я туда больше не пойду! — отвечаю, я герой!
— Пойдёш-ш-шь, — шипит удав. Поднимает меня прямо за подбородок, заставляет встать. — Переодевайся, внизу машина, ты мне сорвал планёрку. У тебя сегодня много работы. Живо подбери свои сопли!
Чёрт, ещё и переодеваться при нём надо! А он как слышит мои мысли:
— Не ссы! Я не буду смотреть!
И уходит в коридор. Я один, но слышу его рядом. Из окна, что ли, выпрыгнуть? Блин. Я всё-таки дрожащими руками стягиваю домашние джинсы, надеваю костюм и грязную рубашку (чистую-то не приготовил!), носки. Тихо выхожу к нему, надеваю туфли.
— Причешись!— велит Марат, на автомате раздираю колтун на башке, водружаю ободок. И милый начальник ласково мне говорит: — Отлично выглядишь, Шурочка…
Я вновь на работе. Хороший бумеранг. Лёгкий.
часть 5
В этот день я не сказал Марату ни слова. Вместо «да, шеф», «хорошо», «обязательно», «учту» и «хи-хи-хи, господин, я слушаю» — утвердительные кивки. Работы он действительно взвалил много, день без обеда. Зато этот извращенец в четыре дня отправился в… фитнес-центр! Следит за собой, ****ь, качается!
Через некоторое время переводов с английского мой желудок взвыл от голода, вторые сутки не ем, а всё, что в субботу было съедено, отдано унитазу.
Я решил, что съем бутик из шефских запасов салями и сыра. Маленький холодильник стоит под кофе-машиной. Я взял нож и уселся в брендовых брюках по-турецки перед холодильником, вытащил колбасу, кусочек хлеба из нарезки. На весу отрезал то-о-оненький кусочек красного жирного мяса, кто их знает, вдруг аудиторская проверка по колбасе нагрянет! Красиво укладываю на хлебушек, любуюсь, кусаю и в восторге закрываю глаза.
— Я не понял, почему на полу? — знакомый до рвоты голос выводит меня из состояния нирваны.
Я тут же подлетаю вверх, ударяюсь башкой об открытую дверцу холодильника, испуганно смотрю на монстра. Честное слово, готов вернуть из желудка все те жалкие полбутерброда!
— Ты хочешь есть? — даже такие вопросы он задает угрожающе.
Я киваю.
— Ты сегодня не ел?
Я мотаю головой.
— А вчера?
Я думаю, чем мне может навредить?
— Вчера ты ел?
Я честный, мотаю головой.
Он берёт меня за шею знакомым жестом и подталкивает на выход. Ведёт к машине. Мы едем в «Piazza Fontana» — итальянский ресторан. Он заказывает мне спагетти с устрицами, тирамису, кофе капучино, при этом даже не интересуется, чего я хочу!
— Ешь!
Ему принесли бокал белого вина. Он отвалился на спинку стула, взял бокал за ножку и внимательно наблюдает, как я начал исполнять приказ. Ага, как в зоопарке: кормит кролика! На меня накатило всё сразу: и злость, и голод. И я устроил аттракцион невиданного жлобства. Пусть хоть стыдно ему за меня будет, что ли! Я начал с того, что водрузил локти на стол и принялся чавкать, с ужасным звуком вдувать в себя спагетти, ладонью вытирать жирный рот, а руки потом вытирать о скатерть, просыпал сыр из стеклянной штуки на стол, хлюпал кофе, уронил на пол маленькую ложечку и стал есть десерт вилкой. Измазался, чихнул на какао, которое полетело по сторонам. Под финал я даже смог изобразить икание, на злобного зрителя не смотрел, хотя чувствовал, что он-то как раз смотрит. Может, убьёт в конце трапезы, мне сразу легче станет.
Всё. Спектакль закончен. Поднимаю на него взгляд. А он, урод, лыбится! Убивать, значит, не собирается? И глаза такие добрые-добрые! Плюнуть, что ли, пока он так благодушен? Нужной мне развязки не получилось, и я зол. Он кидает в меня салфеткой:
— Вытрись! Артист!
Потом меня бережно, опять-таки за шею, ведут в машину и везут домой. Уже когда выхожу из ауди, Марат, глядя на меня в зеркало заднего вида, вновь включил деспота:
— Завтра не опаздывай, не заставляй меня сюда приезжать, будет уже всё по-другому! Понял?
Я слабо киваю.
— Скажи это, — гаркнул он так, что Владимир, по-моему, зажмурился.
— Да-а-а! Понял, мой господин! — заорал я со всей дури с заднего сидения гаду прямо в ухо и выскочил из машины. Мне легче!
***
Санкций за ор в ухо не последовало.
Во вторник планёрка, кофе, объект, налоговая, кофе, приказы, какие-то медицинские книжки, два кофе, вызов рабов к фараону на ковёр (все дрожат). Вызванные робко спрашивают меня: «Злой?» Я мстительно киваю, типа о-о-очень! Он, кстати, действительно ни на кого не орёт, только на меня! Выделяет, значит!
На следующий день опять по кругу. Всю работу не переделать точно. В четверг меня в плановый отдел сослал. Класс! Там милейшие женщины и противнейший мужчина меня обожали полдня, кормили, поили чаем (а не горьким кофе). Мы весело перекладывали бумажки, составляли перечни, сверяли проектные задания. Я не рыл. Зафига людям жизнь портить.
Если честно, боялся пятницы. У фараона по пятницам, видимо, озабочка приключается. С утра в планинге проституток вроде не было… или у него это спонтанно?
Уже вечером по переговорнику спрашиваю:
— Я всё сделал, что вы велели. Ухожу домой?
— Зайди ко мне.
Блин! Я медленно собираюсь, складываю кое-что в сумку, выключаю комп, проверяю, закрыты ли дверцы шкафов. Тяну время. Но надо идти.
Захожу в кабинет. Марат стоит, прислонившись плечом к шкафу, и даже руки в карманах брюк, он явно ждёт меня.
— То есть домой ты не торопишься? — ехидно спрашивает босс.
— Ну… не то чтобы…
— Опять будешь пить в выходные?
— Откуда вы?..
— Почему ты не уехал в свой город?
— Там нет работы особо…
— Почему у тебя нет девушки? Ты гей? — спрашивает он быстро.
— Девушки? Гей? - я аж поперхнулся! — Я что, обязан отвечать?
— Да.
— Я не гей.
— Тогда что с девушками?
Молчу, что я сейчас свои никудышные романы и обломы пересказывать буду? Не дождется!
— Что замолк? Боишься меня?
Молчу, блин, интуиция меня не подводила, пятница – у него обострение шизофрении.
— Сюда иди!
«Сюда» — это к нему? Я стою, как соляной столп.
— По-дой-ди ко мне!
Делаю три шага навстречу, защищаюсь сумкой, прижав её к пузу. Он меня опять рассматривает сверху вниз и обратно, шарит по лицу и по шее своим взглядом. Что там, в глазах — не понять.
— А если я попрошу тебя… — и он замолчал.
Вот оно! Попросит! Речь точно не о кофе с солью. У меня проносятся кучи фраз: «сделать массаж», «поцеловать», «отсосать», «раздеться», «отдаться»… и нет ни одной типа «решить квадратное уравнение»!
— Нет! — вдруг крикнул я, перебрав все эти супер предложения.
— Ты же знаешь, что я не терплю, когда мне отказывают, — медленно проговорил Марат.
— Можно я пойду, - жалобно начал я, отступая назад. И это движение было явно лишнее… Он вдруг кинулся ко мне, вырвал сумку, бросил куда-то за стол… блин, планшетник! Потом развернул меня вокруг себя и прижал спиной к шкафу. Прижал собой, вдавил, поглотил. Его подбородок и губы на уровне моих глаз, левой рукой схватил меня больно за волосы, за затылок, правой прижал к шкафу мою ладонь. У меня сердце билось как бешеное. Пришёл тебе капец, кролик! Даже не могу сказать, это страх или ужас? Чувствую его всем своим размазанным по шкафу телом. Его лицо очень близко, вижу его как в лупу: зародыши щетины, чёрные ресницы, вздымающиеся ноздри, рисунок губ, вертикальный залом между бровей…
— Глаза закрой, — хрипит мне Марат.
— Неужели стыдно? — видимо, у меня совсем крышу снесло, что я в такой момент типа шучу.
— Идиот, — очень тихо говорит он. Отпускает мою руку и ладонью закрывает мне глаза. Горячо!
Потом его губы прижимаются к моим. Прижимаются и ничего не требуют. Начинает водить своим лицом по моим губам, я стискиваю губы, чтобы не раскрывать, только бы вдруг не почувствовать его кожу. Достаточно этих его запахов восточных, которые меня пропитывают. Достаточно его дыхания судорожного, которое проникает в меня через живот. Достаточно этого странного звука, вибрирующего по моей коже: «м-м-м-м-м-м-м». Мне хочется крикнуть: «Достаточно!» Может, я кричу? Марат прекращает путешествие моих губ по своему лицу, отпускает и волосы, и глаза. Просто сильнее придавливает меня к шкафу, ладонями упираясь в него. Его щека прижалась к моему уху. Чёрт! Что это? Чувствую - в районе живота нечто шевелится и увеличивается! У него стояк! Мне плохо, меня сейчас оттрахают! Пытаюсь дернуться, но я зажат, словно замурован.
— Пожалуйста, пожалуйста… не надо, не надо, я прошу… я не могу… за что? — слова страха шёпотом непроизвольно вырываются из меня, я готов говорить и говорить, вдруг это его остановит.— Я буду подчиняться, но не это… пожалуйста, я прошу…
Чувствую, как он судорожно вздохнул, ослабил нажим, схватил меня за подбородок и… ба-бах! Как врежет кулаком в дверцу шкафа рядом с моим ухом! А потом, глядя мне в глаза, что-то говорит, не по-русски, по-татарски… Ни черта не понял. Понял только, что в глазах голод и безумие! Пауза, и он отпускает меня вовсе, и вдруг:
— Беги!
Сейчас я быстро сообразил, протиснулся между ним и избитым шкафом и побежал! По коридорам, по лестнице, по фойе, на улицу! Воздух, воздух! Я жив, и что немаловажно, цел! Он меня отпустил! Почти люблю его!
Остановился через квартал, опёрся на колени, дышу. Свобода, свобода, свобода — стучит в моей голове. «Беги» - это беги совсем? Я за! Сейчас домой, расписание поездов… Стоп! КЛЮЧИ, телефон, деньги, СУМКА!
Я издаю стон в небо, прохожие оглядываются. Стоял, наверное, минут пять лицом к Богу, вопрошал, можно сказать…
Надо идти обратно. Иду, соображаю, планирую. Типа спрячусь, дождусь, когда он уйдет, заберу сумку и как-нибудь выберусь. Прохожу наверх. Иду на цыпочках. Заглядываю в приёмную, кабинет Марата раскрыт (видимо, мною). Я осторожен, но и его не вижу. Зато слышу звук воды – он в душе? Везуха!
Медленно, очень медленно, тихо, очень тихо пробираюсь в кабинет. С порога сумки не видно. Куда же он её бросил? Припадаю к полу – на полу не вижу, скорее всего за его стулом, отсюда туда обзора нет. Двигаюсь дальше. На цыпочках. Ага, сумка в углу за его местом, ласково отодвигаю его кресло, тянусь за сумкой… бряк! Ё-моё, щеколда душа! Он выходит! Караул! Я сжимаюсь под его стол, останавливая рукой крутящееся кресло, сердце колотится. Вдруг шеф его услышит...
Марат выходит, чётко слышу его шаги, подходит с другой стороны стола, под которым я сижу, и теперь мне видны его ноги. Босые, мокрые. Он голый? Он что-то перебирает над моей головой на столешнице. Слышу писк телефона. Кому-то звонит?
— Алло, это Хабибуллин, «Пирамида».
— …ззз (не на громкой же связи специально для меня он говорить будет!).
— Да, заказ.
— …ззз.
— Через час. Сибирский, 15 (это его адрес).
— …ззз.
— Нет, не Катю, и не как обычно. Мне нужен парень.
— …ззз?
— Не ваше дело!
— …ззз.
— Да, есть предпочтения. Лет 20, блондин, глаза голубые, невысокий, волосы длинные…
— …ззз.
— Худой.
— …ззз.
— Сколько это стоит?
— …ззз.
— Что я могу делать?
— …ззз.
— Что пожелаю? Хм… и еще… возможно ли, чтобы на лице была родинка?
— …ззз.
— Понятно.
— …ззз.
— Гарантирую.
— …ззз.
— И вам приятного.
Я зажал себе ладонью рот. Это он меня в эскорте заказывал? Я ведь там не работаю, пока?
часть 6
Рассматриваю себя в зеркало. То, что не брутальный самец — это точно. То, что «мальчишка» — это стопудово. Зайка или кролик? Кто из них обществу полезнее? А кто вкуснее? Уши, правда, маленькие для зайки. Но вот верхняя губа вверх смотрит, бровки опять же домиком. Есть ли у заек бровки? Глаза, действительно голубые, когда-то смеющиеся. Ну и что! У половины русских — голубые… наверное. Выпятил зубы. На лошадиные не похожи, да и на заячьи тоже, мелкие какие-то. Верчу шеей. Блин, от этих железных пальцев даже синяки на подбородке. Кожа слишком бледная, да и растительность нормально не растёт, как у некоторых. Может, я из времени выпал? Выгляжу как девятиклассник! К педиатру, что ли, на приём записаться… может, посоветует что для взрослости… Кожа бледная, круги под глазами, как тени. И родинки. На них он запал, что ли? Одна прямо под правым глазом, почти на нижнем веке, как чёрная точка у Пьеро. Другая побольше, ниже на пару сантиметров, как будто две слезинки коричневые катятся. Если не улыбаться, то выражение лица из-за них трагическое. Я заломил руки и изобразил зеркалу печаль печальную, горе горькое. Артист, это точно!
Поэтому, наверное, и улыбаюсь всегда, веселюсь, чтобы грустным Пьеро не выглядеть, а то найдется Карабас Барабас по мою душу…
Хотя очевидно, что шутки не помогли, и Карабас уже приготовил свои плётки.
Улыбнулся своему отражению. Эге-гей, веселись, Веселов! Ямочки на щеках. Катька Синицина, в которую я был влюблён весь первый курс, говорила, что за них можно душу отдать. Но не отдала, врала очевидно!
Хмурюсь! Сейчас изображу хищника, стервятника! Ага, взбесившийся цыплёнок получается отлично, причём цыплёнок-табака…
И что он во мне нашёл? Добычу? Знаю, что маньяки выбирают объект чутьём, они чувствуют в человеке жертву. Вот и Маратик. Маньяк. После вчерашнего я уже понимаю, что он не просто тупо издевается надо мной и даже не мстит мне за прошлогоднюю наглость на трубе. Он меня хочет. И, видимо, давно. Ждал, когда закончу универ. Следил, загонял, подсекал, сцапал! А сейчас любуется добычей, рассматривает, откармливает.
Интересно, он сам-то как к этому относится? Думаю, что его это страшно бесит. Или пугает? Или ему пофигу - хочу и всё! Или, может, растерян? Ведь отпустил меня вчера! Экий я добренький: сейчас ещё жалеть изверга начну, сохнет, дескать, мужик по неразумному пацану, благородно не насилует… Изнасилует, даже не сомневайся! Стра-а-а-ашно!
Как теперь на работу идти? Что он скажет? Или не идти? Он же сказал: «Беги». Но после «беги» был ещё заказ меня в борделе. И он знает, что я слышал, и я понял, и я идиот! Может, поиграть с ним, потравить, губы понадувать? (и я начинаю кривляться перед зеркалом) Пусть одаривает меня, смотрит на меня, истекая слюнками… Или так! Прихожу я такой раскрасивый на работу и высокомерно смеюсь ему в лицо, язвлю, издеваюсь, типа знаю его слабое место! (кривляюсь опять)
Чёрт! О чём я думаю? Цыплёночек решил, что просто волчаре даст себя понюхать и майонезом помазать, и после этого хищник его выпустит? Если останусь, то это как бы знак ему — не боюсь и типа согласен. Не останусь — вдруг он искать будет? А найдет, так вообще убьёт. Что делать-то? Да ещё деньги эти! Понятно, что жить хочется в достатке, да и работа в принципе мне интересна…
Мои двухдневные метания пресек сам Маратик в воскресенье вечером. Он позвонил.
— Надеюсь, ты в городе?
— Да, дома,— пищит цыплёнок.
— Не сбежал, значит?
— А можно было, что ли?
— Нельзя.
— Зачем тогда спрашивать? Куда я вообще без паспорта удеру! — в цыплёнке просыпается петух.
— Я рад, что ты это понимаешь. Быть на работе завтра. И не придумывай там себе ничего.
И кладет трубку. Не придумывай! Сам-то, небось, уже всё придумал!
***
В 9.00 «принеси-подай-напечатай-сбегай-проверь» уже на месте. Причёсанный и готовый к трудовым подвигам. Марат заходит: и где там смущение в глазах? Как будто это я его заказывал, а не наоборот. Когда подаю ему кофе, он вопросительно бросает на меня взгляд:
— Что-то хочешь мне сказать?
Спросить его про парня из «Дианы». Как он, похож на меня был? И что с ним босс вытворял? Но наступаю песне на горло и пищу:
— Нет.
— Вот и молчи!
***
У шефа наклёвываются новые партнёры и новый объект, причём в соседнем городе. Работы увеличилось вдвое. Уходить домой в 19.00 — теперь неслыханная роскошь. Марат вкалывает как лошадь. Ну и я, эдакий пони, завсегда рядом.
Пятница прошла без обострения, ибо целый день шло согласование договора, необходимо было выверить акцепт на предложение немцев… Красные глаза и дрожащие от кофе руки вряд ли кого-то соблазнят.
Более того, работа продолжалась и в субботу, и в воскресенье. В воскресенье я к вечеру уснул за столом, подложив под голову пару регистраторов. Проснулся — за окном темно, не сразу понял, где я. Потянулся обеими руками, да так с руками наверху и застыл. Напротив меня в кресле для посетителей, оперевшись на руку, сидел Марат. Его кабинет был закрыт. Сначала я думал, что он опять рассматривает меня, но потом понял, что он тоже спит. Можно сказать, мы спали вместе.
Я тихонько вылез со своего места и подошёл к спящему фараону. Решил его рассмотреть, он же меня бесконечно рассматривает. Любопытство, блин, проснулось. А так как в помещении уже темень, подошёл к нему очень близко, нагнулся к его лицу и завидую. Всё у мужика есть: и деньги, и власть, и дело любимое, и харизма, и внешность. Лицо породистое, аристократическое, если бы только не извечная надменность. Брутал! Весь такой мужественный, сильный, хозяин жизни! Хотя, конечно, страшный, ледяной какой-то… И тут как разрыв мозга:
— Что, не нравлюсь? — это он мне с ещё закрытыми глазами сказал.
Сердце подпрыгнуло, да и я сам, конечно, тоже. Я смог только с каким-то звуком выдохнуть испуг и отскочить к столу обратно.
— Ну, так что? Как я тебе?
— Никак,— заикаюсь я.
— Не лги! Настолько противен?
— Если я скажу, что противен — вы меня убьёте, а если, скажу, что непротивен — …трахнете…
Он захохотал, вставая.
— Да ты философ! Поехали по домам! — и идёт на выход, в дверях поворачивается и говорит, сверкая глазами в темноте:
— Трахну в любом случае!
***
Уже через некоторое время я осознал, что так он мне дал последний шанс: убояться и всё-таки бежать. Но тогда я оказался непонятливым сопляком, и я пошёл за ним в машину, и я вновь пришёл на работу, и у меня вновь были какие-то планы и иллюзии… «Если Бог решает кого–то погубить, он лишает его разума». Я тогда просто не понимал, насколько он болен. Мной.
***
Всеобщее ликование: контракт заключен, немцам все понравилось, да и ещё объект сдан. Объект не какой-нибудь там, а спорткомплекс. Ай да Хабибуллин — бог рабицы и бетона! Аллилуйя!
Уже ко вторнику лихорадка последних дней отпустила. Это как отлив и прилив! Как качели: вверх и, тыдыщ, вниз! С плеч не просто гора — Джомолунгма! Хлоп, и нет высоты! Дошло до того, что в среду Сам разрешил прийти к 12.00 (правда, всё равно «не опаздывать»). А накануне выдали зарплату! Йо-хо! Первое желание: пойти и купить что-нибудь такое дорогое и бесполезное, чтобы продавцы недоверчиво спрашивали: «А вы видели цену?» Пошёл и купил - дорогу-у-у-ущие часы! Вытягиваю руку, любуюсь, ****ец, какой я идиот!
В среду же, как я только приступил к своим почётным обязанностям секретутки, в мозг поступило сразу две новости: в субботу день рождения у Рустика, я приглашён в новый клубешник «Рай», и в эту же субботу пафосный корпоратив в честь всех побед фараона в культовом ресторане «Forrest». И чёрт, я приглашен везде! Я, ****ь, популярен! Однако, быть одновременно в двух местах не получится даже у меня, двуглавого цыплёнка!
Робко захожу к Марату.
— Марат Фаимович, мне нужно съездить домой в выходные…
— Съездишь в следующие!
— А если нужно в эти?
— Зачем? Мария Николаевна уехала с другом в Пятигорск.
Что? Он знает имя моей мамы? Он в курсе, где моя мама! В Пятигорске? Кавказ. Источники. Лермонтов. Как?
— Марат Фаимович… — похоже, меня повело от этой новости. Он съедает мою жизнь и моё пространство. Шеф даже соскакивает с трона, подхватывает меня под руку и усаживает на стул, как инвалида.
— Ты опять врёшь? Зачем? — охватывая мои волосы рукой, словно резинкой в старые добрые времена, говорит шеф.
— То есть удрать не получится? — бубню я.
— А куда ты хотел удрать?
— Так, в рай… — у меня, видимо, контузия, не понимаю, с кем говорю.
— И где этот рай?
— На Парижской Коммуне.
— Ммм! Не получится… рай, как-нибудь без тебя.
Мне Марат даже воды принёс.
***
Суббота. Проклятый шаббат.
Сначала «Forrest». Торжественный вход, коричневые скатерти с белыми салфетками, что-то сверхъестественное из курицы и свинины на разогрев, аперитив, фаршированные крабом оливки. Марат – уже не волчара, а светский лев, вокруг почитатели, подхалимы и мегапартнёры. Правда, их немного, смыться будет трудно, все на виду. Мне кажется, что на меня все смотрят удивленно, типа, кто этот сосунок? Фараон не опускается до общения с сосунками. Он, вельможно развалясь, в центре полукруглого диванчика выслушивает гимны в свой адрес. Подают главное блюдо, осетрина… не ем, оставляю место на пиво и чипсы в клубе. Я честно отработал час вахты в «Forrest». Успел выпить пару бокалов офигенского вина с видом знатока. И в начале осетрины, вышел, типа в туалет… Вышел совсем.
На такси до дома. Не в костюме же мне в клуб идти! Тем более я прикупил новые узкие джинсы и синий лонгслив, под который надел серебристую футболку. И на такси к друзьям!
Свобода! Мы с парнями по-простому на первом этаже тусуем. Как давно я не танцевал! Посреди огромная светящаяся сцена, на ней девочки-аниматоры с почти голыми попами, вокруг всё летает, кружит, модный ди-джей имеет мои мозги. Ребята! Я вас тааааак люблю! Мне куча комплиментов, круто выгляжу, крутые часы, нехилая компания! Почему так редко выбираюсь? Мы не разговариваем, кричим друг другу в ухо. Драм заставляет вибрировать кожу, сердце и желудок с прямой кишкой. На танцполе много девчонок! Им всегда нравилось со мной танцевать, что умею, то умею. Без понтов! Особенно хороша одна, чёрненькая, похожа на кореянку. Но дело не в чертах лица, а в пластике. Супер! Она — то, что надо, мы танцуем с ней много композиций подряд, медленнее, быстрее, совсем бешено. Я даже не знаю, как её зовут! Нимфа! В конце концов мы уже хватаемся друг за друга, начинаются пируэты и выверты. Не совсем танец, конечно! Танцуем живот к животу, её маленькие грудки иногда сладко касаются моей двухслойной тщедушной груди. Да, я знаю, что могу выделывать бёдрами, мне всегда говорили, что пора заняться танцем живота. А в лёгком подпитии, в хорошем настроении и с хорошей партнершей я — Шива Натараджа, всесилен! Я чувствую, что у нас с этой восхитительной девчонкой есть зрители, много…
Почему я не чувствовал, что нужно бежать? Почему я не разглядел только одного зрителя?
Моё время закончилось, когда сзади через живот и через грудь меня обхватили чьи-то руки. Чьи-то? Да я в первую секунду понял чьи! И сразу понял, что не смогу уйти, уговорить, удрать. Алкоголь мешал мыслить быстро. Услышал, как Рустик прокричал Марату: «Эй, это наш чел!»
— Не ваш! Мой! — рявкнул голос над моим ухом. Я еле успевал перебирать по полу ногами, Марат меня не тащил, а буквально нёс, сквозь танцпол, сквозь кафе, к выходу, к своей машине, он на личной, на Хаммере. За нами бежал Вадик:
— Его куртка, куртка! Телефон!
Меня кинули на заднее сидение, через мгновение на меня упала моя куртка и телефон.
Я лежу, может, делать вид, что пьяный в хлам? Шеф не алкоголик, забрезгует… Может обоссаться, здесь же на кожаных креслах, опротиветь ему до тошноты? Какие ещё варианты есть? Да ни хрена нет вариантов! Ни одного. И везёт он меня, факт, не на работу. Факт, не ко мне. Едем далеко. К нему. Замок Иф.
Заезжаем. А я всё еще не придумал! Останавливаемся. А у меня нет ни одной свежей и ни одной здравой мысли.
Марат буквально за ноги вытаскивает меня из внедорожника. Всё моё сопротивление выражается в безволии и тряпочном состоянии. Драться? Царапаться? Скулить? Ни хрена не поможет! Он тащит меня внутрь дома. Экстерьер, интерьер дома, фасончик обоев или, может, фресок? Ничего не вижу! Но знаю — замок Иф! Здесь погибель моя!
Скоро меня бросают на кровать. И я, наконец, открываю глаза. Марат усаживается ко мне на бёдра, зажимая ногами, чтоб не сучил конечностями. Он залез на меня прямо в обуви. Вижу его напряженную шею, каменный с испариной лоб, опоясанные венами руки, открытые по локоть отодвинутой рубашкой. Он умело расстёгивает мне ремень и одним движением, как кожу с подгнившей рыбы, сдёргивает с меня лонгслив с футболкой. Пытаюсь увидеть его глаза, спросить, есть ли у меня надежда? Он не смотрит на меня. Никаких испытующих, многозначительных взглядов. Мельком вижу дикую ярость, жажду и решимость. Надежды нет!
— Надежды нет? — спрашиваю я.
— Никакой! — отвечает он и по-прежнему не смотрит на меня. Снимает с себя туфли, те летят куда-то в другую жизнь. Снимает белую рубашку, белую с чёрного. И чёрное на белом: рядом с моей почти голубой кожицей его бронзовая, как шоколад на плесени. У него на груди волосы, под мышками тоже, ярко-коричневые соски, чёткая дуга диафрагмы… Это я не описываю, а перечисляю, ревизия. Момент для описания не тот! Составить список до конца не дали! Марат захватывает мои запястья, закидывает их наверх, за голову, и устраивается на мне, втирая в постель. По-хозяйски целует, не в губы, а именно в рот, терзает, кусает. Делает перерывы на вдох-выдох и опять погружается в мой рот. Потом лижет мои родинки, чёртовы знаки. Где же то волшебное возбуждение, которое должно прийти ко мне, упоение умелым любовником, то подрагивание и придыхание? Чёрта с два! Я бревно. И это самая удачная моя роль. Но Марату, по-моему, насрать на моё искусство перевоплощения. С губ он переходит на другие части лица, а потом и тела. Кусает, засасывает, царапает, метит, гад. Одного клейма мало, нужно десять, двадцать, сто… Вдруг его губы и руки оказываются на моих голых ногах. Когда те вдруг заголились? Куда девались джинсы? Кеды? Или я был без них?
Его руки везде, от больших пальцев на ногах до кончиков ушей. Всё чаще на ягодицах. Мои половинки умещаются в обеих его ладонях, а его нос в моём пупке. Что я чувствую?
Стра-а-а-ах! Липкий страх в сжавших простыню кулаках, страх в крепко зажмуренных глазах, страх до судороги в икрах. Он видит этот страх. Марат захватывает мою макушку за волосы, встряхивает и хрипло говорит мне загадочную фразу:
— Я сделаю это только один раз, ради тебя, чтобы было не так страшно!
Он скатывается с меня, уходит и так же быстро возвращается. И вдруг подминает меня под свой бок, завладевает правой рукой и накидывает на неё резинку выше локтя. Я пытаюсь приподняться, посмотреть, что он собирается делать. Марат не даёт, наваливается на меня всем весом, шипит:
— Лежи тихо, иначе руку изуродую!
Массирует мне предплечье, потом – медицинский запах и укол. Я дёрнулся.
— Тшшшшш… Должно быть полегче! Терпи.
Он что-то мне вколол? Хоть бы яд! Тогда будет полегче.
Он меня держит, не могу пошевелиться, он ждет чего-то. У меня начался жар, щекотка в желудке, как пузырьки газировки, тошнота и что-то ещё. Как будто вышло из меня что-то, вылетело и уселось на люстру, смотрит на меня, ничтожно голого. Это вылетели мои голубые глаза, остались только чёрные. Смешно! Хи-хи-хи… Но на самом деле я слышу не своё хихикание, а «хр-хр-хр»… Толстый ленивый язык не позволяет хихикать. Я его вытаскиваю. И он тут же оказывается во рту Марата.
Тот возвращается к моему телу, которое всё, кроме языка, становится таким гибким, завивающимся, мне кажется, что я смогу станцевать танец живота. Я пытаюсь это сказать, но не получается. И опять эти властные тёмные руки. От них по всему моему испуганному телу начинают исходить волны. Волны разноцветные, я радуга, волны стремятся к кончикам пальцев и там умирают. С их нежным бегом умирает страх, приходит слабость, но щекотка в желудке не уходит, и ещё шумит что-то. Кран не выключен? Вода? Нет, это что-то в висках. Шшшшшш… и я повторяю за этим звуком:
— Шшшшшш… Марат, мои глаза… они…
— Они прекрасны, — шепчет он.
— Шшшшшш… они улетели.
— Пусть летят!
— А вода? Кругом вода, шшшшшшш… почему?
— Потому что я так хочу.
Супербеседа. Марат разворачивает меня на живот, как безвольную тряпичную куклу. Подтягивает наверх за живот одной рукой, а другой подсовывает под меня подушку. Чем-то склизким мажет мне задний проход. Хи-хи-хи… обосраться! Пальцем в задницу! Смешноооо. Волны теперь исходят оттуда. Я счастлив! Только всё равно тошнит, и чёрт, почему же я голый? Ах да, я радуга! И вдруг волны становятся красными, красными… аааааа! Чёрными! Я выгибаюсь позвоночником, как скорпион. Марат в заднице, нет не он — нож, кол, как больно, как трудно дышать… Возвращаюсь в осколки сознания. Я ору! Завожу руки назад, пытаюсь схватить того, кто разрывает меня на части, но руки сразу схвачены за запястья и прижаты к простыням. В ухо сиплый голос:
— Ори, можешь!
Если бы он мне не разрешил, я бы не орал, что ли? Но оказалось, что вся эта боль — только начало. Член Марата только вошёл в мой проход, было ощущение, что защищающие его мышцы лопнули и истекли, я отчётливо услышал хлюпание, когда Марат начал двигаться, долбить, рвать, медленно, быстрее, быстро. Боже, Боже, забери меня, Боже, сделай что-нибудь, чтобы не было так больно…
Я ору, голос срывается, тело судорожно вихляют его руки. Я пытаюсь орать, а голоса нет, получается шепотом:
— Хвааааа…тиииии, хваааа…
И тут меня поддерживает другой голос, он звонкий и мужественный. Он надо мной: — Аааа!
Марат кончает в меня. Падает мне на спину, его лоб упирается мне в шею. Теперь ещё и дышать нечем, или не нужно дышать? Тогда боль уйдет? Дотягиваюсь рукой до головы на своей шее, двигаю за волосы так, чтобы его ухо было ближе к моим губам. Это трудно, моя рука – медная проволока, она гнётся, она слабая, а его голова тяжелая, очень. Марат как будто без сознания. Я сиплю ему в ухо:
— За что? За что? Почему так больно? Как мне умереть уже…
Марат вздрагивает и аккуратно выходит из меня. Мммм … снова боль, там толчёное стекло, жжёт, режет. Простыня подо мной мокрая. Нет, она мокрая только у лица…
Марат заворачивает меня в простыню и несёт в ванну. Осторожно ставит на ноги, получается плохо, я падаю, ноги не держат. Тогда он заходит в душевую кабину вместе со мной. Я повис на нём. Он начинает гладить меня. По спине, по рукам. Вода заливает мне лицо, но я вижу на полу душевой красные волны, те самые. У меня начинается истерика: смех, плач, мат… Но сил не хватает. Марат молча меня домывает, заворачивает в махровое полотенце. Какой он сильный, я восхищён! Несёт обратно на эту ужасную кровать, потом приносит мне выпить какую-то микстуру, потом ложится рядом, обнимая меня. Молчит…
Когда я умираю, мне снится Катька Синицина, мы хохочем. Она трогает пальцем мои ямочки, мои родинки, вокруг губ и бровей и шепчет мне: «За них можно и душу отдать!»
И в этот момент… КАТАСТРОФА! Из моей сумки раздается развёселая мелодия, ТЕ-ЛЕ-ФОН! Я убью того, кто решился в такую минуту мне звякнуть и спросить: «Че делаешь?» Но сначала он убьёт меня, потому что ноги обходят стол, и Марат видит жалкого владельца дешёвого телефона. У него шок. Он застыл, и видно, что глазам не верит. За такое выражение лица готов и умереть. Он не только изумлен, через пару секунд к нему приходит понимание и… испуг? Я ползу на заднице назад, вскакиваю на другой стороне офисного стола. Застываю, мы какое-то время смотрим друг на друга. И я выкрикиваю:
— Бегу!
И срываюсь, роняя стулья, я спокоен, погони не будет. Во-первых, он в шоке. Во-вторых, на теле только полотенце.
часть 6
Рассматриваю себя в зеркало. То, что не брутальный самец — это точно. То, что «мальчишка» — это стопудово. Зайка или кролик? Кто из них обществу полезнее? А кто вкуснее? Уши, правда, маленькие для зайки. Но вот верхняя губа вверх смотрит, бровки опять же домиком. Есть ли у заек бровки? Глаза, действительно голубые, когда-то смеющиеся. Ну и что! У половины русских — голубые… наверное. Выпятил зубы. На лошадиные не похожи, да и на заячьи тоже, мелкие какие-то. Верчу шеей. Блин, от этих железных пальцев даже синяки на подбородке. Кожа слишком бледная, да и растительность нормально не растёт, как у некоторых. Может, я из времени выпал? Выгляжу как девятиклассник! К педиатру, что ли, на приём записаться… может, посоветует что для взрослости… Кожа бледная, круги под глазами, как тени. И родинки. На них он запал, что ли? Одна прямо под правым глазом, почти на нижнем веке, как чёрная точка у Пьеро. Другая побольше, ниже на пару сантиметров, как будто две слезинки коричневые катятся. Если не улыбаться, то выражение лица из-за них трагическое. Я заломил руки и изобразил зеркалу печаль печальную, горе горькое. Артист, это точно!
Поэтому, наверное, и улыбаюсь всегда, веселюсь, чтобы грустным Пьеро не выглядеть, а то найдется Карабас Барабас по мою душу…
Хотя очевидно, что шутки не помогли, и Карабас уже приготовил свои плётки.
Улыбнулся своему отражению. Эге-гей, веселись, Веселов! Ямочки на щеках. Катька Синицина, в которую я был влюблён весь первый курс, говорила, что за них можно душу отдать. Но не отдала, врала очевидно!
Хмурюсь! Сейчас изображу хищника, стервятника! Ага, взбесившийся цыплёнок получается отлично, причём цыплёнок-табака…
И что он во мне нашёл? Добычу? Знаю, что маньяки выбирают объект чутьём, они чувствуют в человеке жертву. Вот и Маратик. Маньяк. После вчерашнего я уже понимаю, что он не просто тупо издевается надо мной и даже не мстит мне за прошлогоднюю наглость на трубе. Он меня хочет. И, видимо, давно. Ждал, когда закончу универ. Следил, загонял, подсекал, сцапал! А сейчас любуется добычей, рассматривает, откармливает.
Интересно, он сам-то как к этому относится? Думаю, что его это страшно бесит. Или пугает? Или ему пофигу - хочу и всё! Или, может, растерян? Ведь отпустил меня вчера! Экий я добренький: сейчас ещё жалеть изверга начну, сохнет, дескать, мужик по неразумному пацану, благородно не насилует… Изнасилует, даже не сомневайся! Стра-а-а-ашно!
Как теперь на работу идти? Что он скажет? Или не идти? Он же сказал: «Беги». Но после «беги» был ещё заказ меня в борделе. И он знает, что я слышал, и я понял, и я идиот! Может, поиграть с ним, потравить, губы понадувать? (и я начинаю кривляться перед зеркалом) Пусть одаривает меня, смотрит на меня, истекая слюнками… Или так! Прихожу я такой раскрасивый на работу и высокомерно смеюсь ему в лицо, язвлю, издеваюсь, типа знаю его слабое место! (кривляюсь опять)
Чёрт! О чём я думаю? Цыплёночек решил, что просто волчаре даст себя понюхать и майонезом помазать, и после этого хищник его выпустит? Если останусь, то это как бы знак ему — не боюсь и типа согласен. Не останусь — вдруг он искать будет? А найдет, так вообще убьёт. Что делать-то? Да ещё деньги эти! Понятно, что жить хочется в достатке, да и работа в принципе мне интересна…
Мои двухдневные метания пресек сам Маратик в воскресенье вечером. Он позвонил.
— Надеюсь, ты в городе?
— Да, дома,— пищит цыплёнок.
— Не сбежал, значит?
— А можно было, что ли?
— Нельзя.
— Зачем тогда спрашивать? Куда я вообще без паспорта удеру! — в цыплёнке просыпается петух.
— Я рад, что ты это понимаешь. Быть на работе завтра. И не придумывай там себе ничего.
И кладет трубку. Не придумывай! Сам-то, небось, уже всё придумал!
***
В 9.00 «принеси-подай-напечатай-сбегай-проверь» уже на месте. Причёсанный и готовый к трудовым подвигам. Марат заходит: и где там смущение в глазах? Как будто это я его заказывал, а не наоборот. Когда подаю ему кофе, он вопросительно бросает на меня взгляд:
— Что-то хочешь мне сказать?
Спросить его про парня из «Дианы». Как он, похож на меня был? И что с ним босс вытворял? Но наступаю песне на горло и пищу:
— Нет.
— Вот и молчи!
***
У шефа наклёвываются новые партнёры и новый объект, причём в соседнем городе. Работы увеличилось вдвое. Уходить домой в 19.00 — теперь неслыханная роскошь. Марат вкалывает как лошадь. Ну и я, эдакий пони, завсегда рядом.
Пятница прошла без обострения, ибо целый день шло согласование договора, необходимо было выверить акцепт на предложение немцев… Красные глаза и дрожащие от кофе руки вряд ли кого-то соблазнят.
Более того, работа продолжалась и в субботу, и в воскресенье. В воскресенье я к вечеру уснул за столом, подложив под голову пару регистраторов. Проснулся — за окном темно, не сразу понял, где я. Потянулся обеими руками, да так с руками наверху и застыл. Напротив меня в кресле для посетителей, оперевшись на руку, сидел Марат. Его кабинет был закрыт. Сначала я думал, что он опять рассматривает меня, но потом понял, что он тоже спит. Можно сказать, мы спали вместе.
Я тихонько вылез со своего места и подошёл к спящему фараону. Решил его рассмотреть, он же меня бесконечно рассматривает. Любопытство, блин, проснулось. А так как в помещении уже темень, подошёл к нему очень близко, нагнулся к его лицу и завидую. Всё у мужика есть: и деньги, и власть, и дело любимое, и харизма, и внешность. Лицо породистое, аристократическое, если бы только не извечная надменность. Брутал! Весь такой мужественный, сильный, хозяин жизни! Хотя, конечно, страшный, ледяной какой-то… И тут как разрыв мозга:
— Что, не нравлюсь?— это он мне с ещё закрытыми глазами сказал.
Сердце подпрыгнуло, да и я сам, конечно, тоже. Я смог только с каким-то звуком выдохнуть испуг и отскочить к столу обратно.
— Ну, так что? Как я тебе?
— Никак, — заикаюсь я.
— Не лги! Настолько противен?
— Если я скажу, что противен — вы меня убьёте, а если, скажу, что непротивен — …трахнете…
Он захохотал, вставая.
— Да ты философ! Поехали по домам! — и идёт на выход, в дверях поворачивается и говорит, сверкая глазами в темноте:
— Трахну в любом случае!
***
Уже через некоторое время я осознал, что так он мне дал последний шанс: убояться и всё-таки бежать. Но тогда я оказался непонятливым сопляком, и я пошёл за ним в машину, и я вновь пришёл на работу, и у меня вновь были какие-то планы и иллюзии… «Если Бог решает кого–то погубить, он лишает его разума». Я тогда просто не понимал, насколько он болен. Мной.
***
Всеобщее ликование: контракт заключен, немцам все понравилось, да и ещё объект сдан. Объект не какой-нибудь там, а спорткомплекс. Ай да Хабибуллин — бог рабицы и бетона! Аллилуйя!
Уже ко вторнику лихорадка последних дней отпустила. Это как отлив и прилив! Как качели: вверх и, тыдыщ, вниз! С плеч не просто гора — Джомолунгма! Хлоп, и нет высоты! Дошло до того, что в среду Сам разрешил прийти к 12.00 (правда, всё равно «не опаздывать»). А накануне выдали зарплату! Йо-хо! Первое желание: пойти и купить что-нибудь такое дорогое и бесполезное, чтобы продавцы недоверчиво спрашивали: «А вы видели цену?» Пошёл и купил - дорогу-у-у-ущие часы! Вытягиваю руку, любуюсь, ****ец, какой я идиот!
В среду же, как я только приступил к своим почётным обязанностям секретутки, в мозг поступило сразу две новости: в субботу день рождения у Рустика, я приглашён в новый клубешник «Рай», и в эту же субботу пафосный корпоратив в честь всех побед фараона в культовом ресторане «Forrest». И чёрт, я приглашен везде! Я, ****ь, популярен! Однако, быть одновременно в двух местах не получится даже у меня, двуглавого цыплёнка!
Робко захожу к Марату.
— Марат Фаимович, мне нужно съездить домой в выходные…
— Съездишь в следующие!
— А если нужно в эти?
— Зачем? Мария Николаевна уехала с другом в Пятигорск.
Что? Он знает имя моей мамы? Он в курсе, где моя мама! В Пятигорске? Кавказ. Источники. Лермонтов. Как?
— Марат Фаимович… — похоже, меня повело от этой новости. Он съедает мою жизнь и моё пространство. Шеф даже соскакивает с трона, подхватывает меня под руку и усаживает на стул, как инвалида.
— Ты опять врёшь? Зачем? — охватывая мои волосы рукой, словно резинкой в старые добрые времена, говорит шеф.
— То есть удрать не получится? — бубню я.
— А куда ты хотел удрать?
— Так, в рай… — у меня, видимо, контузия, не понимаю, с кем говорю.
— И где этот рай?
— На Парижской Коммуне.
— Ммм! Не получится… рай, как-нибудь без тебя.
Мне Марат даже воды принёс.
***
Суббота. Проклятый шаббат.
Сначала «Forrest». Торжественный вход, коричневые скатерти с белыми салфетками, что-то сверхъестественное из курицы и свинины на разогрев, аперитив, фаршированные крабом оливки. Марат – уже не волчара, а светский лев, вокруг почитатели, подхалимы и мегапартнёры. Правда, их немного, смыться будет трудно, все на виду. Мне кажется, что на меня все смотрят удивленно, типа, кто этот сосунок? Фараон не опускается до общения с сосунками. Он, вельможно развалясь, в центре полукруглого диванчика выслушивает гимны в свой адрес. Подают главное блюдо, осетрина… не ем, оставляю место на пиво и чипсы в клубе. Я честно отработал час вахты в «Forrest». Успел выпить пару бокалов офигенского вина с видом знатока. И в начале осетрины, вышел, типа в туалет… Вышел совсем.
На такси до дома. Не в костюме же мне в клуб идти! Тем более я прикупил новые узкие джинсы и синий лонгслив, под который надел серебристую футболку. И на такси к друзьям!
Свобода! Мы с парнями по-простому на первом этаже тусуем. Как давно я не танцевал! Посреди огромная светящаяся сцена, на ней девочки-аниматоры с почти голыми попами, вокруг всё летает, кружит, модный ди-джей имеет мои мозги. Ребята! Я вас тааааак люблю! Мне куча комплиментов, круто выгляжу, крутые часы, нехилая компания! Почему так редко выбираюсь? Мы не разговариваем, кричим друг другу в ухо. Драм заставляет вибрировать кожу, сердце и желудок с прямой кишкой. На танцполе много девчонок! Им всегда нравилось со мной танцевать, что умею, то умею. Без понтов! Особенно хороша одна, чёрненькая, похожа на кореянку. Но дело не в чертах лица, а в пластике. Супер! Она — то, что надо, мы танцуем с ней много композиций подряд, медленнее, быстрее, совсем бешено. Я даже не знаю, как её зовут! Нимфа! В конце концов мы уже хватаемся друг за друга, начинаются пируэты и выверты. Не совсем танец, конечно! Танцуем живот к животу, её маленькие грудки иногда сладко касаются моей двухслойной тщедушной груди. Да, я знаю, что могу выделывать бёдрами, мне всегда говорили, что пора заняться танцем живота. А в лёгком подпитии, в хорошем настроении и с хорошей партнершей я — Шива Натараджа, всесилен! Я чувствую, что у нас с этой восхитительной девчонкой есть зрители, много…
Почему я не чувствовал, что нужно бежать? Почему я не разглядел только одного зрителя?
Моё время закончилось, когда сзади через живот и через грудь меня обхватили чьи-то руки. Чьи-то? Да я в первую секунду понял чьи! И сразу понял, что не смогу уйти, уговорить, удрать. Алкоголь мешал мыслить быстро. Услышал, как Рустик прокричал Марату: «Эй, это наш чел!»
— Не ваш! Мой! — рявкнул голос над моим ухом. Я еле успевал перебирать по полу ногами, Марат меня не тащил, а буквально нёс, сквозь танцпол, сквозь кафе, к выходу, к своей машине, он на личной, на Хаммере. За нами бежал Вадик:
— Его куртка, куртка! Телефон!
Меня кинули на заднее сидение, через мгновение на меня упала моя куртка и телефон.
Я лежу, может, делать вид, что пьяный в хлам? Шеф не алкоголик, забрезгует… Может обоссаться, здесь же на кожаных креслах, опротиветь ему до тошноты? Какие ещё варианты есть? Да ни хрена нет вариантов! Ни одного. И везёт он меня, факт, не на работу. Факт, не ко мне. Едем далеко. К нему. Замок Иф.
Заезжаем. А я всё еще не придумал! Останавливаемся. А у меня нет ни одной свежей и ни одной здравой мысли.
Марат буквально за ноги вытаскивает меня из внедорожника. Всё моё сопротивление выражается в безволии и тряпочном состоянии. Драться? Царапаться? Скулить? Ни хрена не поможет! Он тащит меня внутрь дома. Экстерьер, интерьер дома, фасончик обоев или, может, фресок? Ничего не вижу! Но знаю — замок Иф! Здесь погибель моя!
Скоро меня бросают на кровать. И я, наконец, открываю глаза. Марат усаживается ко мне на бёдра, зажимая ногами, чтоб не сучил конечностями. Он залез на меня прямо в обуви. Вижу его напряженную шею, каменный с испариной лоб, опоясанные венами руки, открытые по локоть отодвинутой рубашкой. Он умело расстёгивает мне ремень и одним движением, как кожу с подгнившей рыбы, сдёргивает с меня лонгслив с футболкой. Пытаюсь увидеть его глаза, спросить, есть ли у меня надежда? Он не смотрит на меня. Никаких испытующих, многозначительных взглядов. Мельком вижу дикую ярость, жажду и решимость. Надежды нет!
— Надежды нет? — спрашиваю я.
— Никакой! — отвечает он и по-прежнему не смотрит на меня. Снимает с себя туфли, те летят куда-то в другую жизнь. Снимает белую рубашку, белую с чёрного. И чёрное на белом: рядом с моей почти голубой кожицей его бронзовая, как шоколад на плесени. У него на груди волосы, под мышками тоже, ярко-коричневые соски, чёткая дуга диафрагмы… Это я не описываю, а перечисляю, ревизия. Момент для описания не тот! Составить список до конца не дали! Марат захватывает мои запястья, закидывает их наверх, за голову, и устраивается на мне, втирая в постель. По-хозяйски целует, не в губы, а именно в рот, терзает, кусает. Делает перерывы на вдох-выдох и опять погружается в мой рот. Потом лижет мои родинки, чёртовы знаки. Где же то волшебное возбуждение, которое должно прийти ко мне, упоение умелым любовником, то подрагивание и придыхание? Чёрта с два! Я бревно. И это самая удачная моя роль. Но Марату, по-моему, насрать на моё искусство перевоплощения. С губ он переходит на другие части лица, а потом и тела. Кусает, засасывает, царапает, метит, гад. Одного клейма мало, нужно десять, двадцать, сто… Вдруг его губы и руки оказываются на моих голых ногах. Когда те вдруг заголились? Куда девались джинсы? Кеды? Или я был без них?
Его руки везде, от больших пальцев на ногах до кончиков ушей. Всё чаще на ягодицах. Мои половинки умещаются в обеих его ладонях, а его нос в моём пупке. Что я чувствую?
Стра-а-а-ах! Липкий страх в сжавших простыню кулаках, страх в крепко зажмуренных глазах, страх до судороги в икрах. Он видит этот страх. Марат захватывает мою макушку за волосы, встряхивает и хрипло говорит мне загадочную фразу:
— Я сделаю это только один раз, ради тебя, чтобы было не так страшно!
Он скатывается с меня, уходит и так же быстро возвращается. И вдруг подминает меня под свой бок, завладевает правой рукой и накидывает на неё резинку выше локтя. Я пытаюсь приподняться, посмотреть, что он собирается делать. Марат не даёт, наваливается на меня всем весом, шипит:
— Лежи тихо, иначе руку изуродую!
Массирует мне предплечье, потом – медицинский запах и укол. Я дёрнулся.
— Тшшшшш… Должно быть полегче! Терпи.
Он что-то мне вколол? Хоть бы яд! Тогда будет полегче.
Он меня держит, не могу пошевелиться, он ждет чего-то. У меня начался жар, щекотка в желудке, как пузырьки газировки, тошнота и что-то ещё. Как будто вышло из меня что-то, вылетело и уселось на люстру, смотрит на меня, ничтожно голого. Это вылетели мои голубые глаза, остались только чёрные. Смешно! Хи-хи-хи… Но на самом деле я слышу не своё хихикание, а «хр-хр-хр»… Толстый ленивый язык не позволяет хихикать. Я его вытаскиваю. И он тут же оказывается во рту Марата.
Тот возвращается к моему телу, которое всё, кроме языка, становится таким гибким, завивающимся, мне кажется, что я смогу станцевать танец живота. Я пытаюсь это сказать, но не получается. И опять эти властные тёмные руки. От них по всему моему испуганному телу начинают исходить волны. Волны разноцветные, я радуга, волны стремятся к кончикам пальцев и там умирают. С их нежным бегом умирает страх, приходит слабость, но щекотка в желудке не уходит, и ещё шумит что-то. Кран не выключен? Вода? Нет, это что-то в висках. Шшшшшш… и я повторяю за этим звуком:
— Шшшшшш… Марат, мои глаза… они…
— Они прекрасны, — шепчет он.
— Шшшшшш… они улетели.
— Пусть летят!
— А вода? Кругом вода, шшшшшшш… почему?
— Потому что я так хочу.
Супербеседа. Марат разворачивает меня на живот, как безвольную тряпичную куклу. Подтягивает наверх за живот одной рукой, а другой подсовывает под меня подушку. Чем-то склизким мажет мне задний проход. Хи-хи-хи… обосраться! Пальцем в задницу! Смешноооо. Волны теперь исходят оттуда. Я счастлив! Только всё равно тошнит, и чёрт, почему же я голый? Ах да, я радуга! И вдруг волны становятся красными, красными… аааааа! Чёрными! Я выгибаюсь позвоночником, как скорпион. Марат в заднице, нет не он — нож, кол, как больно, как трудно дышать… Возвращаюсь в осколки сознания. Я ору! Завожу руки назад, пытаюсь схватить того, кто разрывает меня на части, но руки сразу схвачены за запястья и прижаты к простыням. В ухо сиплый голос:
— Ори, можешь!
Если бы он мне не разрешил, я бы не орал, что ли? Но оказалось, что вся эта боль — только начало. Член Марата только вошёл в мой проход, было ощущение, что защищающие его мышцы лопнули и истекли, я отчётливо услышал хлюпание, когда Марат начал двигаться, долбить, рвать, медленно, быстрее, быстро. Боже, Боже, забери меня, Боже, сделай что-нибудь, чтобы не было так больно…
Я ору, голос срывается, тело судорожно вихляют его руки. Я пытаюсь орать, а голоса нет, получается шепотом:
— Хвааааа…тиииии, хваааа…
И тут меня поддерживает другой голос, он звонкий и мужественный. Он надо мной: — Аааа!
Марат кончает в меня. Падает мне на спину, его лоб упирается мне в шею. Теперь ещё и дышать нечем, или не нужно дышать? Тогда боль уйдет? Дотягиваюсь рукой до головы на своей шее, двигаю за волосы так, чтобы его ухо было ближе к моим губам. Это трудно, моя рука – медная проволока, она гнётся, она слабая, а его голова тяжелая, очень. Марат как будто без сознания. Я сиплю ему в ухо:
— За что? За что? Почему так больно? Как мне умереть уже…
Марат вздрагивает и аккуратно выходит из меня. Мммм … снова боль, там толчёное стекло, жжёт, режет. Простыня подо мной мокрая. Нет, она мокрая только у лица…
Марат заворачивает меня в простыню и несёт в ванну. Осторожно ставит на ноги, получается плохо, я падаю, ноги не держат. Тогда он заходит в душевую кабину вместе со мной. Я повис на нём. Он начинает гладить меня. По спине, по рукам. Вода заливает мне лицо, но я вижу на полу душевой красные волны, те самые. У меня начинается истерика: смех, плач, мат… Но сил не хватает. Марат молча меня домывает, заворачивает в махровое полотенце. Какой он сильный, я восхищён! Несёт обратно на эту ужасную кровать, потом приносит мне выпить какую-то микстуру, потом ложится рядом, обнимая меня. Молчит…
Когда я умираю, мне снится Катька Синицина, мы хохочем. Она трогает пальцем мои ямочки, мои родинки, вокруг губ и бровей и шепчет мне: «За них можно и душу отдать!».
часть 7
Я проснулся от лёгких поцелуев на лице. Увидел серые глаза, дёрнулся, и «тссссс» — больно. Впечатление, что в задницу вставлена бритва, а все мышцы ноют, как будто я вчера перекачался в тренажёрке.
— Тише, тише, — шепчет в меня Марат и фиксирует мою тушку руками. Залом между его бровями сейчас очень глубокий, серые глаза обеспокоены. Он медленно стягивает с меня махровое полотенце и, нежно поглаживая тело, начинает переворачивать на живот. Ё-моё! Он меня сейчас будет трахать?! Во мне как рвота поднимается паника. Я кручу башкой и пытаюсь закрыть обеими руками задний проход. Пытаюсь закричать, но в горле тоже бритва, звук отключен, я его вчера сорвал напрочь. Марат опять меня фиксирует, уверенно и в то же время нежно.
— Тшшш, тшшш… Я не буду сейчас делать этого! Я просто помогу!
С трудом он отлепляет мои руки от задницы и засовывает их под мой же живот.
— Я обещаю, что не трону сегодня, — начальственным тоном сообщает Марат, видимо, моим рукам, которые опять выползают и устремляются к бритве между ногами. Руки останавливаются, я послушный мальчик.
Шеф берёт с прикроватной тумбочки желтую баночку и мажет мне анус, заводя палец внутрь. Не больно, наоборот, мазь холодит, становится сразу легче, он вынул бритву. Я выдыхаю. Но благодарности спасителю нет. Вот ведь урод, он, видите ли, всё подготовил, всё у него на мази, в полном смысле этого слова! Переворачивает меня вновь, подтягивает ближе к изголовью кровати за подмышки, теперь уже полусижу. Прикрывает мою наготу мягким ворсистым пледом. И прикладывается губами к родинкам. Чувствую себя инвалидом, старым разбитым инсультником, двигаются только глаза. У него сегодня счастливый день – я голый, в его постели, да еще и не могу говорить и огрызаться.
Марат приносит еду и питье. Кормит меня из ложечки чем-то жидким, я не чувствую вкуса, я не знаю, что это, всё равно! Поит меня кофе, со сливками! Приготовился, гад, сливки прикупил для своей шлюхи. Это меня добивает. Я начинаю реветь, хочу ему много высказать, хочу обматерить, хочу, но голоса нет. А спазмы рыданий лишают меня и шепота.
Он внимательно смотрит на мою рыбью истерику, напряжён, терпит. Никакой заботы и ласки в глазах, просто ждёт. Когда мой приступ закончился, гад жёстко сказал приказным тоном:
— Ты знал, что так будет!
— Это за то, что я ушёл с корпоратива? — еле слышно сиплю я.
— Это только повод. От тебя ничего не зависело. Это всё равно случилось бы вчера!
Действительно, сливки — скоропортящийся продукт.
— Просто прими это! – вновь приказывает он мне и вливает в меня остатки холодного кофе.
Почти весь день я в его постели, Марат молчит, а мне больно говорить. Он меня вновь поил микстурой, водил в туалет, ещё раз смазывал дырку волшебным гелем. Потом просто лежал рядом со мной, на боку. Тихий час! Я заснул. Потом опять меня кормил, теперь я понял, что это куриный суп.
После этих медицинско-целомудренных мероприятий он вновь меня целовал, но не мучая. Лишь смотрел мучительно, как-то скорбно. А потом сказал мне тихо:
— Пожалуй, сегодня моя очередь.
Откинул плед, поцелуями спустился к моему паху и заглотил мой вялый член в рот. Я, вытаращив глаза, наблюдал только чёрную макушку, которая насаживается на мой испуганный ствол. Кольцом губ он проводил снизу вверх, как бы вытягивая член, теребил языком головку. Мне почему-то стало мучительно стыдно. Мне делает минет Рамзес II! Мой член долго не слушался его губ, не подчинялся его команде: «Стоять!» Я даже подумал, что он меня сейчас накажет, ибо он, фараон, не может долго заниматься такой ерундой. Его ждут великие завоевания, а не жалкий член раба-наложника! И ещё я подумал, неужели это у него не первое исполнение минета? Он так мастерски без зубов и, главное, без брезгливости его делает. Не могу представить себе: кому он мог раньше делать это? Марат стал помогать руками, губы его перешли на мои затвердевшие яйца. Тогда мой член и ожил, напряжение внизу живота вернуло боль в заднице, но Рамзес выиграл сражение, заставил врага излиться спермой и пасть под натиском. Но самое ужасное, что сперму фараон проглотил, и как мне показалось, что это было не запланировано у великого полководца. Марат недоуменно смотрел на распластанного меня, его губы блестели, в уголке рта белое. И я даже посмел спросить:
— И что мне за это будет?
— Идиот!.. — ответил он мне. Типа даром? Нет, Маратик. У тебя даром ничего не бывает. Ты. Привык. За всё. Платить. И этого же требуешь от других. Полагаю, этот минет — мастер-класс для молодого специалиста: смотри, шлюха, и учись, готовься, завтра «практикум».
Я умный. Я догадливый. Правда, поздновато я поумнел. Я шепчу своему извергу:
— Я так не умею.
Он понял, что я понял. И беспощаден:
— Научишься.
Вечером я стал просить его, чтобы он меня отвёз домой.
— Зачем?
— Я хочу домой! — сиплю я.
— Ты боишься секса? Я обещал, что не трону сегодня. Верь мне!
— Я верю, но отвезите меня домой.
— Ты хочешь сбежать?
— Не уверен, что получится… — грустно шепчу я.
— Ты ночуешь у меня, не обсуждается! Я сомневаюсь, что тебя можно оставить сейчас без присмотра.
И я ночую у него, вернее, под ним. Марат захватил меня своим бронзовым телом и восточным запахом. Оплёл руками и ногами и заснул, выдыхая себя в мою щёку, а я долго лежал с открытыми глазами. Смотрел на чёрный глянцевый потолок, старался не думать, не анализировать, получалось плохо. Попытался поменять позу, повернуться. Но Марат судорожно сжал меня, не давая ворочаться, и простонал в ухо: «Мо-о-о-ой!»
***
Утром за нами приехал Владимир на ауди. Водитель, сука, даже не удивился ни моему присутствию, ни серым кругам под глазами, ни раскоряченной походке. А ходить было больно.
Сначала мы заехали ко мне, я переодевался в офисное. Мне торжественно возвращён телефон. У себя я отправил напуганным друзьям смски, что у меня всё хорошо. Хотелось добавить: «Выебан, но жив!»
И вновь на работу. Я варю кофе, регистрирую документы, печатаю приказы, медленно разношу их по службам. Аня-кадровичка, глядя на меня с жалостью:
— Совсем вымотал тебя шеф! Ты не приболел?
Я пожал плечами, хотя про себя ответил «Приболел-то как раз он, но замотал-то действительно меня». На обед я обязан идти с фараоном в знакомый «Бургомистр». Потом он уезжает на объект. А я, смелый цыплёнок, направляюсь в его кабинет.
Сажусь за его кресло, начинаю выдвигать ящики. Везде порядок, шеф аккуратист. Но я всё запоминаю, как лежало. Перелистываю каждую папочку, прощупываю каждый файлик и конвертик. Вижу его толстый ежедневник. Роюсь в нем. Ух ты! Историческая запись «2 августа 20.. года» — «Веселов Александр Павлович — выяснить!» Через несколько страниц вложенный лист — ксерокс с моей анкеты в универе и ксерокс из личного дела… Так, всё ясно, если перечитывать весь ежедневник, то найду всю историю слежки за Веселовым А.П. Не до этого! Обыскиваю стол дальше. Ничего нет!
Что ищу? Паспорт! Это только в приключенческих романах герои с лёгкостью заводят новые паспорта и имеют десяток фальшивых документов. Я не знаю, как это делается! Я не в романе! А реальность мне настойчиво советовала — беги!
Методично обшариваю шкаф, и здесь нет. Аня-кадровичка сказала сегодня, что мой паспорт шеф забрал: «Разве не вернул ещё? Видимо, забыл, напомни ему!» Если паспорт здесь, то он может быть только в сейфе. Если там нет, то придется ехать к нему домой…
Сейф у шефа простенький с электронным замком, денег там все равно нет. Только договоры. Где у него мастер-ключ лежит, непонятно, а вот сам код как раз в ежедневнике записан. **02082011. Похож на какую-то дату. Ввожу. Дверь пискнула и открылась – не нужно даже учиться на медвежатника! Договоры на верхней полочке, а внизу поверх каких-то бумаг коробочка и мой паспорт! Хватаю и засовываю во внутренний карман пиджака. Еще раз проверяю, не оставил ли следов. С маленькой надеждой выдворяюсь на свое место.
К вечеру прирулил шеф, довольный, видимо, на объекте все старались, хорошо ноги лизали. Потребовал кофе. Варю. Заношу. Барин доволен. Задерживает своего любимого слугу:
— Посиди со мной.
Ладно, думаю, не на нём. Марат наслаждается кофе, щурится на меня. Спрашивает:
— Как ты себя чувствуешь?
— Голоса нет, — шёпотом отвечаю я.
— Только это?
— Не только! — вот зачем он интересуется? Ему нужно, чтобы я попросил геля волшебного. Или он хочет удостовериться, что вся кожа на теле саднит от его засосов и царапин?
— И не стонешь?
— А вы бы хотели, барин, чтобы я стонал? — склонив смиренно голову, шепотом хамлю я.
Пауза.
— Ты бы не заводил меня, — пока ещё благодушно отзывается он. — Я ведь предупреждал тебя насчёт совести, это не про меня! И не посмотрю, что ты ещё не зажил…
Да уж, лучше помолчу!
Он допивает кофе. Медленно подходит ко мне со спины и опускает руки на плечи, чуть массирует, берёт волосы в хвост, ворошит их. И целует в макушку.
— Саша, — почти проникновенно говорит гад (ого, в первый раз он меня без ника). — Я знаю, что тебе нелегко, тебе обидно, возможно, ты на грани. Я не умею просить прощения и не буду этого делать никогда. Но... Но мне хочется сделать тебе подарок, ты только не упрямься и воспринимай это правильно. Просто прими.
И я всё пра-а-а-авильно воспринял сейчас. Видимо, я поумнел в разы! Я понял, что пришла моя смерть! Потому что Марат направляется к сейфу и пищит клавиатурой электронного замка. Я медленно поднимаюсь со стула и разворачиваюсь смерти в лицо. В её руках – коробочка, но смерть застыла перед пастью сейфа в немом знаке вопроса…
Марат поворачивается ко мне, в глазах догадка, бровь выгнута. Он стремительно выходит из кабинета в приёмную, обратно заносит мою сумку — вываливает все на пол.
— Где? — рычит Марат.
Подлетает ко мне, облапывает и, естественно, сразу находит паспорт! Он в ярости, желваки вспучиваются, крылья носа взлетели, на виске пульсирует вена, взгляд волка. И ррраз, удар! В живот! Глухая боль, разливается внутри! Удар, в челюсть! Лечу на пол, сжимаюсь в эмбрион, неужели сейчас будет пинать? Закрываю лицо! Не могу кричать— нет голоса.
— Решил бежать? Решил, что можешь? Мальчишка! — с ненавистью выплёвывает он слова, приближаясь ко мне. — Решил, что с меня хватит! Ты не понял ещё, что ты мой! И я тебя НЕ ОТПУЩУ!
Он хватает меня за пиджак, рывком ставит на ноги. И начинает сдергивать одежду. Нет! Нет! Я пытаюсь это крикнуть, но начинаю кашлять… Я решаюсь сопротивляться, ударяю его в грудь, впиваюсь в предплечья, когда он начинает стаскивать с меня штаны, обхватив сзади за живот. Выгибаюсь, пинаюсь, бью локтем. Но всегда попадаю по железу, кажется, что мне больнее, чем ему.
Марат рвёт рубашку, пуговицы радостным салютом взмыли в воздух. Хватает меня за шею, толкает на стол, отшвыривая ногой стулья. Прижимает голым животом к холодной столешнице, только не вдоль стола, как Катю, а поперёк. Край стола врезается в мой жалкий член и давит на него, больно!
Этот зверь железной рукой удерживает меня за спину. Я приплюснут, придавлен его злостью и гневом. Дрыгаться бесполезно, хотя и пытаюсь. Вдруг он смачно плюет мне на зад. Потом ещё раз, рукой подгоняет слюни к моему входу (или выходу?). Я сжимаю задницу что есть мочи, не пущу! Мне уже больно! Чувствую, его головка упирается, толкается в меня, но я сжат, помогаю себе дыханием, от напряжения заныли мышцы на ягодицах и бёдрах. Не пущу! Вдруг... хлоп, звонкий больнючий шлепок по заду и свистящий голос:
— Идиот, будет хуже!
На секунду расслабился, и он не упустил момента, втолкнул свой инструмент в меня.
— Больно, больно, больно, мама… — шёпотом кричу я, отвечая словом на каждую его фрикцию. Мне больнее, чем в первый раз, нет наркотика, да и израненный зад не затянулся. Мой член тоже трется. Только трется о стол, но потом его перехватывает рука. Другая рука обхватывает меня за живот, рывок, и, не выходя из меня, он разворачивает оба тела вокруг, отлепляя меня от стола. Падаем на пол, я оказываюсь в романтичной позе раком. Этот урод замедляется. Он тянет, он мучает мой член, причём делает это как-то правильно. Член начинает набухать, я не хочу так!
— Не надо, я не хочу так! — хрипло шепчу ему. — Просто еби уже!
Он больно щипает меня в тонкую кожу паха, шипит:
— Не матерись!
Чёрт, адепт великого и могучего русского языка! Адепт опять начал двигаться во мне и двигать по мне. Вдруг он задергался, выгнулся и выпустил в меня всю свою белую злобу. Я почувствовал, что по ноге потекла горячая жидкость. А ещё через какое-то время трижды выстреливаю маленькой лужицей сам — в пол. Наслаждение только на миг, боли больше, унижения больше, отчаяния больше…
Марат вытаскивает орудие пыток из меня, и я чувствую, что у меня в заднице пещера, и что она дышит, обтекает. Как мерзко! Он резко переворачивает меня на спину, наклоняется надо мной и целует. Если жевание губ до крови можно поцелуем назвать. Потом, задохнувшись, отпускает и, смотря в мои затуманенные от боли и гонки глаза, отдает приказ:
— Даже не пытайся. Даже не думай. Не планируй. Не уйдешь! Я не могу отпустить…
Меня милостиво отправляют в душевую на дрожащих ногах. Я не плачу. Я сильный, я герой, я выживу. И первый раз мысль: я убью его!
Когда я выхожу из душа в брюках, но без рубашки (извращенец её выбросил, вытерев сперму с пола), мне протягивают футболку с логотипом фирмы. Надеваю и беру пиджак. Морщась от боли при каждом шаге, я направляюсь к двери.
— Стой!
Стою. Он подходит сзади со спины. Обнимает, трётся щекой о затылок, блин, нежный ублюдок! Прижимается своей щекой к моей скуле и уху. В одной руке длинная коробочка из сейфа:
— Забери подарок! И носи его, пожалуйста, всегда...
— Я не шлюха! — тихо и уверенно говорю я. — Мне не нужно платить за трах и избиение. А рабам и вовсе платить не положено.
Он ослабляет руки.
— Саша, я не хотел, чтобы было так. Просто ты мне нужен сейчас, отпустить тебя не могу. И я хочу, чтобы ты это надел! И не снимал! — и сует мне коробочку в карман пиджака.
— Можно я поеду домой?
— Да.
В коробочке — золотой браслет. Красивый, сука... Ненавижу!
часть 8
Дома меня начало знобить. Нервы? Раны? Горло? Наверное, всё вместе. Сходил в круглосуточную аптеку, купил обезболивающего, что-то для горла и робко спросил аптекаршу: «Можно ли какую-нибудь обезболивающую мазь?» Тетка в очках спросила, для чего мне надо? Мази разные есть! Я не знал, как сказать, и ничего не купил.
Дома выпил таблетки, отключил звук телефона, все равно голоса нет для общения. И лёг спать.
Проснулся от звонка в дверь. Смотрю на телефон, черт, 9.15, я проспал! Телефон-то выключил… Меня приехали либо бить, либо иметь. Надо идти, но, как же всё болит! Слышу, открывают дверь. Я всё-таки сажусь на кровать, типа встал уже, иду! В комнату заходит Марат.
- Я просто проспал… - сразу начинаю я шепотом.
Шеф, видимо, адекватно оценивая ситуацию, видя таблетки на столе, передумал орать. Подошёл ко мне, коснулся лба, провел по щеке.
— Может, я вызову врача?
— Перебьюсь.
— Я тебе принес… - и достает из кармана пальто желтую баночку. — Сегодня будь дома, лежи. Если будет плохо, обещай позвонить! Я всё-таки вызову врача!
— Не надо, я буду лежать. Вы же дали команду! — я вытащил язык и сложил ручки, как послушная собачка.
— Саша, прекрати! Просто послушайся меня без зубоскальства!
— Прекращаю.
— Я приду вечером, тебя покормлю.
— О-о-о! Круто.
— Включи телефон!
Я киваю и падаю обратно на подушку. Мой шеф — Великий и ужасный Гудвин, добрый и всемогущий волшебник. Вот умеет он сделать человека счастливым! До самого вечера не увижу урода. Ну не счастье? Урод, уходя, поцеловал. Да и пусть.
Целый день кайфа! Сплю, сплю, сплю… полбанки геля в себя втер. Ещё лечил горло. Пил чай с солёными кальмарами – это единственное, что есть из еды. Потом зашёл в Инет, сначала спросил про шефа: типа ху ис ху? Ничего особенного, типичный мажор. С детства никто не отказывал ни в чем, вот и взрастили изверга.
Потом набрал что-то про «анальный секс». Ё-моё! Я, конечно, знал, что в Интернете порнухи много и всяких околопросветительских сайтов. Но чтобы столько! Все пишут в голос. Что ах, как приятно! Ах, непередаваемые ощущения! Да уж, цензурными словами непередаваемые. Короче, провожу время с пользой. На очередном анальном сайте, засыпаю: настолько увлекательно.
Меня будят. Темно уже. Блин! Рядом сидит Марат. Пахнет какой-то едой, Марат в рубашке. Улыбается мне:
— Просвещался, значит?
Вожу глазами: весело мигает экран ноутбука, на котором томная задница, какого-то скульптурного красавца. Блин, всегда всё против меня! Я гордо не отвечаю, поджав губешки. Это не стыдно — не знать всякую хрень.
Марат действительно меня кормил. Опять с ложечки. Вилкой ведь убогим не разрешают пользоваться!
А потом извращенца кинуло поговорить:
— Сможешь завтра работать?
— Смотря, в чем будет заключаться работа…
— Я не трону.
— А чо так? – всё-таки я ещё не совсем умер. – Я почти всю мазь твою ухайдакал, типа почти новенький.
Он делает вид, что не замечает моего ехидства.
— Если я предложу… попрошу тебя переехать ко мне?
Он вообще в своем уме? Он не понимает, что ли, как я его боюсь? Он идиот? Он не понимает, что мне просто больно! Очень больно!
— Я могу отказаться? — я просто верх корректности, да что там, я просто эталон.
Он молчит.
— Я просто прошу.
— Я па-а-адумаю! — манерно затянул я, у меня есть силы на игры? Я не переигрываю?
Но он вдруг улыбается! Резко встает, собирается уходить, потом подходит и целует в нос:
— Молодец!.. Я заеду завтра за тобой на работу…
Что за хрень? В чём я молодец? Я ведь не согласился? Он меня правильно понял? Нет, нет, нет… надо твёрдо завтра сказать, что моя ободранная квартира - это то, о чём мечтал всю сознательную жизнь… Надо заявить декларацию независимости, он не может посягать на единственное, что у меня ещё есть — несколько часов без него.
***
И таки заезжает. Без пяти девять. Может, он ещё мне кофе сварит в офисе?
Не-а, кофе не было! Опять вверх, опять прилив: работы прилетело до черта. Опять без обеда. Ослабленному трахом организму это крайне вредно. Нота протеста! Но Марат не замечает меня. Он как дирижёр оркестра, в экстазе, в музыке своих строек, он носится, прищуривается, скалится, лохматится — темперамент через край. А я его дирижёрская палочка. Он взглядом в мою сторону, я галочку в планинге. Он щелчок пальцами — я знаю, что нужен финансовый отчет за прошлый месяц. Сижу на планёрке, стенографирую и вдруг понимаю, что любуюсь… Бог рабицы и бетона! Урод! Фараон татарский!
Его культ закреплён на мне браслетом-скобой на левой руке. Надеть его — это первое, что он велел мне сделать с утра. С этого дня он каждый день проверяет браслет на руке. Чтобы не быть наказанным (мудрый я решил не испытывать судьбу), я действительно не снимаю браслет, даже в душе.
Ожидаю пятничную озабочку. Вместо неё приказ: едем в ресторан. Вернее, два приказа. Ночуешь у меня! ****ь! Я только ходить нормально начал. Весь ореол Бога стал улетучиваться, а материализовываться - демон боли и похоти.
И вдруг я понимаю в ресторане (безусловно, пафосном, без прыщей), что меня спаивают. Влито столько, сколько не съедено. И влито совсем не пиво.
Вообще-то в ресторане никто не танцевал и музыка была фоном, хотя и живая…
*****! Я мазохист? Я к-к-кто? У меня в башке засело – хочу танцевать, и отъебитесь все! А этот гад не останавливает, сидит, упёрся костяшками руки в губы и сощурившись смотрит, как я изгибаюсь, позорюсь, можно сказать! Пьяный девятиклассник - горе родителям. Под что я танцевал? Да хрен знает, без разницы, сорвало! Шансон, барды, рок-н-ролл, хулио иглесиас и шуберт с шуманом - всё сойдет!
В какой-то момент Марат всё-таки идёт за мной и тащит за руку, тащит на выход, захватив с собой какое-то… ик… виски! Я сопротивляюсь:
— Марат! (на фига выкать на пьяную рожу) Давай будем танцевать!
— Будем, будем! – обещает мне бог рабицы в ухо. – Давай дома!
— Ммммм… — типа я недоволен. — А ребята? - указую перстом на ансамбль. — Пусть они едут с нами…
— Они приедут,— обещает мне бог.
Всю дорогу я вою песни:
Хто ти є ти взяла моє життя І не віддала.
Хто ти є ти випила мою кров І п’яною
впала.
Твої очі кличуть хочуть мене, зовуть за собою.
Хто ти є ким би не була ти,
Я не здамся без бою.
Я не здамся без бою!
Эта особенно хорошо получается! Так ли я пьян? Но я же всё помню! Да трезв я, трезв…
***
В замке Иф всё по-прежнему, потолок чёрный. На самом деле мне страшно. Играю пьяного. Может, удастся уснуть на самом интересном месте? Марат вталкивает меня в какую-то комнату, где я раньше не был. У стены диван, перед ним маленький стеклянный столик, вокруг всё красное, с потолка светят маленькие красные диоды. Марат включает акустическую систему с мощными динамиками на стенах, что-то ритмичное, классное, нетяжелое, негрузное…
Марат подталкивает меня к центру комнаты и говорит в ухо:
— Танцуй, для меня!
Шеф садится на диван. Ждёт.
Я точно идиот. Крейзи малшик! Я танцую. Танцую всё, что звучит. Но сначала я театрально скинул пиджак и галстук, вытащил рубашку навыпуск, снял носки… Скинул? Снял? Дааааааа! Я бросил в него, я буду пьяным! О, я умею танцевать, плечи и бёдра - они слышат друг друга, танго или клуб – всё одинаково моё! Я сливаюсь с ритмом, срастаюсь, становлюсь им. Марат! Смотри, я превзошёл тебя! Глаза не видят его, моего мучителя, но я танцую ему. Пусть тает, пусть течёт, пусть изнемогает, пусть… Да, какой на хрен Марат? Это я для себя танцую, от движений рук и бедёр я испытываю оргазм. Кто может лучше, чем я, многорукий Шива! Ооо! Диско! Чёрт, не хватает бронзата и блеска на тело! Я скидываю рубашку. Вау! Ритм, ритм, ритм, я знаю эти па! Мои волосы летают в разные стороны. Заскакиваю на стеклянный стол, спрыгиваю, изображаю Мика Джаггера, судороги ягодиц, всплеск пальцев… у вас не текут слюнки? Су-у-у-ударь, вы импотент-с!
Новая музыка, делаю вакинг – танец в подражание топ-моделям на подиуме. Хожу, виляя бёдрами, фиксирую позы, подхожу к Марату. Ставлю ногу на его коленку и веду ею к паху. Я сумасшедший? Даааа! Я так хочу! Не всё же ему хотеть! Не смотрю на него! Подпеваю вокалисту. На секунду сажусь к нему на коленку, трусь задом, и нет меня здесь… Подавись спермой, гад!
Наверное, я всё-таки пьян. В здравом уме вряд ли бы я расстегнул ширинку… при этом в позе на коленях в центре комнаты, танцуя плечами и бёдрами, пробуя ритмично сокращать живот. И потом я на четвереньках пополз к Марату! Хищно сощурив глаза и закусив нижнюю губу. Я первый раз за весь танец взглянул на него… в глаза… Ёоооо… стоп, карапузики! Он же сейчас прыгнет! Он же сожрёт! Глаза без дна, без лимита, без предела! Оскал, губы оголяют клыки. Загрызёт?
И он прыгает. Танец продолжился, но парный. Он грызёт и поедает меня, а я вдруг отдаюсь. Заиграла Bananarama в современной обработке. Он сдёргивает с меня брюки и наступает, наступление продолжалось до коридора. Потом он просто схватил мою ногу и попёр меня на диван. Я весело и бесстрашно орал Шизгару. Я был пьян? Неа. Я тупо хотел… чего? Боли?
Я её получил. И ещё я кончил и, похоже, снова сорвал голос.
***
Гребаный ублюдок! Это же выходные. Он меня не отпускает. Каждую минуту он рядом. Контролирует. Забирает телефон, какие на хрен друзья, забудь! Отказываюсь есть с ложечки. Потом матерюсь. Проверку прошёл. Мне врезали.
Вечером умоляю увезти меня домой. Блин, болит ведь!
— Нет, ночуешь здесь! Обещаю — не трону.
Вот ведь самурай хренов! Бусидо, конечно, будет исполнено, но ведь это не спать всю ночь. Меня вновь оплетают руками и ногами, запахом пряного тела и субботней щетиной. Вновь стон: «Мо-о-ой!» Крикнуть, что ли, в ухо со всей дури: «Да твой, твой, куда денешься от тебя!».
часть 9
За всё. Надо. Платить. Ты отличный учитель, Маратик. Вбиваешь истины надёжно в размягченные мозги тупого ученика.
Уже во вторник захожу в кабинет шефа, терпеливо дождавшись, когда будут позади главные дела его жизни: договоры и кофе. И начинаю вполне мирно:
— Марат Фаимович, я всё же хочу съездить домой… в выходные. Можно?
— Хм, сильно хочешь?
— Пожалуйста! — блин, как такое могло случиться, что я не свободен решить такую ерунду самостоятельно!
— Сколько дней тебя не будет?
— Я хотел попросить один день без содержания, понедельник. Уеду в пятницу и в понедельник к вечеру вернусь. И еще мне нужен паспорт, без него не продают билеты.
— Паспорт? Попросить?.. Как будешь просить? — самое ужасное, что в этих словах нет ни капли игры или иронии. Мне становится обидно, и я замолкаю.
— И что ты замолчал? Ты же просить собирался!
— Я попросил. А вам обязательно нужно унизить меня?
— Унизить? Я пока ничего не сделал, чтобы унизить тебя…
— Ну, так это только пока! — отчаявшись, сказал я тихо и развернулся, чтобы уходить, добавляя напоследок: — Я просто попросил, как человека, а не как фараона!
— А ну, стоять! — крикнул Марат. — Значит, когда прошу я, тебе позволительно кобениться! А я должен с готовностью выполнять твои прихоти?
И тут меня уже пробило. Это он мои прихоти выполняет? Это он, который имеет меня, удовлетворяя своё извращённое сознание, с готовностью мои желания осуществляет? И ещё я же и кобенюсь! Служу ему как сучка!
— Это я кобенюсь? Что, ноги не целую вместо «здрасте»? Или, может, спинку не тру в душике? Попробуй, откажи ему! Да я…
И он перебивает мой спич:
— Переезжай ко мне жить!
Ёо-о-о! Вот куда он гнёт!
— Нет, я не могу.
— Я же тоже просто попросил! Хотя, заметь, мог бы просто силой тебя забрать! А я просто попросил!
— Это другое!
— Будь добр, объясни, почему «другое»? Тебе больше нравится жить в своей тараканьей дыре?
— Пожалуйста, не заставляйте меня переезжать! — я понял, что нагрёб себе проблему, надо как-то объяснять, при этом без мата. — Это будет… это будет для меня конец!
— Конец чего?
— Меня! Я и так уже себе не принадлежу!
— Мы все себе не принадлежим!
— Ты не понимаешь? — допускаю, что имею право на «ты». — Я вижу, чего ты хочешь от меня, а я не могу! Я – парень! Мне девушки нравятся! Мне больно, каждый раз это изнасилование!
Он опять перебивает, я вижу, зол как чёрт!
— В последний раз – тоже изнасилование? По-моему, тебе самому понравилось?
Вот оно! Не хрен было танцевать и соблазнять этого урода! Сам виноват, жопокрут! Он теперь будет мне вспоминать, не расплатишься за эксперимент над его либидо и за собственное удовольствие, пусть даже наперегонки с болью!
— Признаю, я был идиот! Этого больше не случится! — зло отвечаю ему.
— Ошибаешься, случится! Прикажу — и будешь танцевать! Прикажу — и… иди сюда!
— Я отсюда хорошо слышу! — я решил хамить до конца.
— Иди. Сюда. Шурочка! — он уже выплевывает в меня угрозу.
— Я уже понял, что домой вы меня не отпускаете, — я упорно не подхожу.
— Тогда раздевайся!
То есть если бы я подошёл, то раздеваться было бы не нужно? Я подумал, что профукал шанс просто получить по морде, и теперь меня ждет сомнительное анальное удовольствие!
— Я лучше подойду!
И медленно иду к хозяину, «к ноге, Мухтар!» Сейчас тапочек кинет — и я побегу. Хвостом виляя, принесу в пасти! Марат разворачивает кресло в мою сторону, а я останавливаюсь рядом. Гад вдруг схватил меня за пояс, за ремень и дернул на себя и оттолкнулся на кресле назад, чёрт, я падаю на него и вниз, проезжаю лицом по его торсу, по пуговицам, пытаюсь зацепиться за его руки, но извращенец их умело убирает. Ударяюсь больно коленями об пол, лбом упираюсь в его промежность. Марат сразу хватает меня за волосы (надо обстричь их, пока он их не выдрал с кровью!). Он вновь чуть ближе подъезжает ко мне на колёсиках кресла, и я оказываюсь на коленях между его ног. Он за волосы разворачивает меня к себе лицом и близко наклоняется:
— Соси!
Я молчу, подавлен и испуган.
— Ну!
— А если не буду?
— Соси, и я тебе паспорт отдам!
Он отпускает мои волосы, хватает за галстук, закручивая его на руке. Всегда подозревал, что это прямое назначение галстука — быть поводком!
— Расстегивай!
Я дрожащими руками расстёгиваю ему ремень, молнию держу за край собачки, чтобы не коснуться члена, пусть даже через ткань.
— Можешь доставать!
Я медленно помотал головой! Я не могу! Пусть лучше в задницу! Чувствую, что слезы близко! Как мне жалко себя! Только бы не зареветь, я не покажу больше своих слез:
— Мне не нужен паспорт, я не поеду никуда, я не могу это сделать!
Он начинает одной рукой вытаскивать свой член.
— Это уже твое дело, поедешь или нет, не нужен паспорт — не возьмёшь! Соси!
Его член уже стоит. Я вижу его впервые вот так, перед самым лицом, ****ь, и эта огромная дубина с почти фиолетовой головкой была во мне! Как я вообще выжил? Кривая татарская сабля искромсала меня, а теперь я её ещё и целовать должен за это! Как бы не зареветь?
— Ты же знаешь, я не умею.
— Нечего тут уметь! Делай так, как было бы приятно самому!
— Я тебя ненавижу, ты знаешь, урод?
— Меня это даже возбуждает! Приступай!
Он толкает свободной рукой мою голову к члену, и я носом упираюсь в его ***. Он уже и без моего рта покрылся испариной на головке и дрожит. Пахнет гречишным мёдом – остро. Этого живодёра заводит мой страх? Уёбок!
Я вытаскиваю язык и легонько им касаюсь члена. Марат вздрагивает и судорожно всхлипывает. Я так же касаюсь с другой стороны. Я тебя замучаю, дружок, пусть даже ты мне язык потом отрежешь! Самым кончиком языка, иногда смачивая слюной мелко, часто начинаю трогать эту мышечную булаву. Щекотно? Сильнее надавливаю язычком на бороздке, дую на головку, открываю рот и дышу на неё горячим. И опять мелкие движения языком.
— Тварь! — заорал Маратик. — Соси! Открывай рот!
Я откидываю лицо на него и хлопаю ресницами:
— А я не умею по-другому!
И опять дую на головку, чмокнув в неё. Блин, смазка на мне!
Марат дико зарычал и затянул мне галстук. Чёрт! Шея, горло, воздух, жизнь… я открываю рот в поисках воздуха и внутри тут же кожистое, толстое, солёное, заполняет всё, пытаюсь вытолкнуть языком! Воздух! Я задыхаюсь!
Урод кричит:
— Зубы убери! Соси!
И что тогда будет — воздух? Мне кажется, что я начал падать, и галстук ослаб, я глубоко вздохнул, так как он вынул свой инструмент. Сильные руки вернули меня назад между ног и взяли за уши:
— Продышался? Соси!
И я втянул его член. До основания заглотить у меня бы и не получилось, отрастил хобот! И без зубов у меня тоже, видимо, не получилось! И виртуозом тоже быть не получилось! Посжимал губы, попытался поводить по члену языком, как языку двигаться, если весь рот забит этой мышцей. Тогда двигаться начал урод, привстав с кресла, удерживая меня за затылок. Ощущения, что заглатываешь нетерпеливую змею, она трётся, трётся о твои щеки, не решаясь проскочить в пищевод, вызывая тошнотворные спазмы. Только кожа у змеи человеческая. По лицу текут слезы и что-то из носа, кажется слюни, или сопли? или тоже слезы? Потом взрыв мозга, горячее ударило в гортань, и я оттолкнулся от тела мучителя что было сил, нет, я не проглочу! То ли кашляя, то ли плюя, я опорожняю его сперму на его ковер, какая гадость! Гадость даже не вкус, который по-любому я успел почувствовать, а осознание того, что у меня во рту.
Я отползаю на четвереньках от осевшего на кресло Маратика. Он низко наклонился, лбом почти касаясь колен, вцепился до побеления пальцами в подлокотники, тяжело дышит. Я ему кричу белым склизким ртом, отползая всё так же на четвереньках к выходу:
— И ты ещё хотел, чтобы я переехал к тебе? Ты больной! Я не прощу тебе этого, я не твой… и вызывай проституток, а я не подстилка тебе! И я не Шурочка! Ты урод! Я не буду больше бояться тебя!.. Я ненавижу тебя!
Я что-то кричал ещё, это истерика. Марат так и сидел склонившись, и уже вскакивая и выбегая из кабинета, я мельком увидел, что он сжал уши обеими руками… Чтобы не слышать меня?
Я побежал в туалет на этаже. Полоскал рот, пытался вызвать рвоту, почему-то не получалось. Потом ещё умывался холодной водой, чтобы не показать красного от слёз и истерики лица. Дышал и считал до ста. Я не гей! Мне это не нравится! А он? Пусть ищет других! Снял с себя галстук, выбросил его в ведро. Меня никто больше не будет душить! Решился. Направился в приёмную! И я не буду, как мышь, я ни в чем не провинился, чтобы скрываться и прятаться! Пошёл он на ***! И если он выйдет, я ему это скажу. Я вырубаю комп с несохраненной работой, между прочим! Собираю в сумку всё, что можно. Вдруг дверь распахивается, на пороге Марат.
И вот, ****ь, никакого смущения, раскаяния, или гнева, что ли. Лицо непроницаемо, да еще и умыт, причесан, заправлен. Кладёт на стол мой паспорт и говорит:
— Это тебе оплата, хотя минет был отвратительный. Но я привык за всё платить!
Я схватил паспорт, раскрыл, и из него выпали купюры. Я побелел.
— Бери, бери! Это даже больше, чем шлюхам платят.
И зашёл обратно в кабинет, хлопнув дверью.
И я взял! Мне сейчас пригодятся деньги. Вот бы убить его...
***
До дома домчал, как ветер. Бросаю в сумку всё, что только можно. Так, деньги – всё, что скопил, и всё, что сегодня получил. Надеваю джинсы, теплые ботинки. Брать или не брать ноутбук? Не брать! Всё взять не смогу всё равно.
Вызываю такси, заявляя, что поеду в N-ск. Такси приехало через 15 минут! Всё это время психовал, вдруг этот урод опомнится! Вдруг приедет?
Не приехал…
В такси на заднем сидении ревел, таксист бешено на меня озирался, я его успокоил:
— Простите, не обращайте на меня внимания, у меня горе, друг умер…
— О-о-о, сочувствую, на похороны едете?
— С похорон!
***
В N-ск приехали ночью. Звоню своему однокурснику. Прошусь переночевать, тот крайне удивлен, но приглашает и даже рад. Влад женат, им родители купили квартиру. Кормит меня в 2 часа ночи, хохочет, а сам напряжённо меня рассматривает. Ленка – беременная, пошла спать, поздоровавшись со мной. Владька всё-таки спрашивает:
— У тебя что-то случилось?
— Случилось, Владь! Только ты меня не спрашивай ни сейчас, ни потом. Я постараюсь всё забыть…
Влад налил водки и втихушку от жены выпил со мной. Положил меня спать на раскладушке в кухне.
На следующий день Влад провожал меня на поезд. Купил билет до Екатеринбурга. Город большой, наверное, смогу устроиться. И у «Пирамиды» там никаких завязок.
***
Город большой, грязный, холодный. Но сразу нашел дешевскую гостиницу. Взял койко-место на несколько дней. На соседних койках кемарили пара командировочных. В этот же день пошел искать работу. Оказалось, что не проблема. Город робит! В новом торговом центре открыли боулинг, и здесь «требовались». Правда, приняли с испытательным сроком, но я согласился работать больше, чем восемь часов. Буду обслуживать пинсеттер, ну и инструктировать в зале. Работа знакомая, на втором курсе я работал с месяц.
Ребята моей смены неплохие. Очкарик-студент Макс на баре, блондинка Света на экипировке, охранник-матерщинник Тоша. С последним общаться было особенно приятно, он шпарил матерщинные анекдоты, так мастерски и так приятно для уха! Хозяйка в боулинге появлялась редко, под сдачу дохода, перед закрытием (1.00). Женщина в парике и с ярко-красными губами. Тоже матерщинница. Люблю Екатеринбург!
В свободное от шаров время гулял по городу, хотя в некоторые районы города Макс соваться не советовал. Макс кстати очень удивился, что я уже закончил институт. Попросил помощи с курсовой. Я с удовольствием! За курсовой и выяснилось, что очкарик снимает однушку, а его напарника вышарили из института, и тот съезжает. Короче, через пять дней гостиницы я переехал к Максу в студенческий быт. Кровать и диван, стол в крошках, гитара, которую Макс мучил, не переставая, надеясь, что когда-нибудь произойдет прорыв в его музыкальных способностях. На окошках жуткого жёлтого цвета штора в разводах. Макс – страшный грязнуля. Первые два дня я отмывал квартиру. Зато сосед классно жарит блины. Он жарит, я потом оттираю кухню от масляных пятен. Мне нравится!
Стараюсь быть всегда занятым. Чтобы не думать, не жалеть себя, не скучать по друзьям. Они мне даже позвонить не могут! СИМку я поменял. Всё собираюсь позвонить маме. Но что я ей скажу? Она, конечно, легкомысленная, но ведь мама, она испугается за меня, не поверит даже самой правдоподобной истории моего переезда из Казани.
Но хуже было то, что я думал о Марате. Бежал от этих мыслей, они обгоняли меня, и я опять на них натыкался. Представлял, как он воспринял моё бегство? Искал ли меня? И неужели он действительно считает меня шлюхой? Днём я приходил к выводу, что Марат — больной ублюдок и бессовестный извращенец и что воспринял спокойно, не искал и считает. Думал, что принял в секретарши какую-нибудь Гулю и сдаёт очередной объект, доволен жизнью, трахает Катю…
Ночью я был настроен по-другому. Мне казалось, что он мучается, переживает, ищет. Думал, куплю ещё одну симку и позвоню ему… что он скажет? Но к утру детство проходило, мысли о звонке казались бредом. В кармане сумки лежал золотой браслет. Продавать не решался.
В Екатеринбурге открыли клуб «Рай», мы пошли с Максом. Но я не танцевал. Куража не было. Новые знакомые в душу с расспросами не лезли. Люди здесь замкнутые живут. Все ходят в наушниках – отгораживаются. Я тоже купил, слушаю «Океан Эльзи».
А нужно ещё зимнее покупать. Скоро зима. Макс пошёл консультировать. О-о-о! Давно так не ржал (да, вообще не ржал), как в этот день, выбирая пуховик. Макса послушать, так половина пуховиков — пидорки, а половина — гопники! Он мерил вместе со мной и смачно комментировал. Блин, всё обсмеял, мы ничего и не купили. Купили два батона и пиво. Отличная еда!
Шли хохотали, подсчитывали, как мы сэкономили: куртку не купили, вина не купили, икры не купил
— Неа, Санька, экономисты мы с тобой херовые! Вон свет не выключили. Сейчас баба Таня прибежит, будет причитать, что много жжём…
— А мы её булкой! — изображаю рапиру багетом.
Баба Таня не пришла. Когда мы открыли дверь комнаты, на диване сидел Марат.
часть 10
Он встал с дивана и направился ко мне. Много мыслей сразу: значит, искал, переживал, не считает? Или искал, потому что считает меня шлюхой, хочет добить? Я прячусь за Макса, схватился за его плечи в куртку и закрываюсь им, как щитом. Маратик непроницаем, но измождён. Кофе перепил? Останавливается в метре от нас: меня и моей стенки с выпученными глазами.
— Собирайся, мы уезжаем домой! — он опять командует! Он пытается обойти Макса, но я поворачиваю парня и выпаливаю из-за его плеча:
— Я дома, отвали, урод!
Макс — моё буферное государство от агрессора с батонами наперевес – изумленным шёпотом меня спрашивает:
— Сань, это кто?
— Фараон из пирамиды! - крикнул я.
— В смысле? — не понял Макс. — А что он у нас делает?
— Ничего, он уже уходит.
— Я ухожу с тобой, уже поздно, до Казани — ехать ночь. Тебе завтра на работу. Отпуск закончился, - Марат — робот, ни один мускул не пошевельнулся, он вновь делает манёвр, пытается обойти Макса, но я кручу друга, врёшь — не обойдёшь!
— Я больше на тебя не работаю! Я уволился!
— Ошибаешься… - начинает шипеть Марат.
— Даже увольнительные щедрые получил!
— Это был аванс! Ты неправильно понял! — Марат меняет направление, переступает в другую сторону, но мой щит на месте.
— Я понял всё так, как ты мне, урод, объяснил! Ты всё взял, что хотел, и велел уходить!
— Я тебя не отпускал!
— А я ушёл!
— Не ушёл! Ты вернёшься! Я без тебя не уеду! Будешь рыпаться — скручу!
И мы замолкли, смотря друг другу в глаза над плечом Макса, я с ненавистью, а он с решимостью и, по-моему, с усталостью. Буферное государство не выдержало:
— Блин, что происходит-то? Кто это, Саня, что ему надо?
— Ему надо трахать меня, унижать, топтать, душить, за ниточки дергать! — чётко проговариваю я.
Макс закрутил башкой:
— Тра-а-а-а-ахать? — мой друг аж поперхнулся.
— Неправда, мне не это нужно! — зло вклинивается Марат.
— А что?
— Чтобы был рядом!
— Весь вечер на арене собачка Шурочка! Шурочка, рядом! Тебе нужно, чтобы я любил тебя беззаветно? — я его не боюсь, я сейчас сам волчонок, он не на своей территории. — Так ты опоздал!
Я толкнул бедного Макса на себя, страстно обнял его через грудь и типа поцеловал в шею:
— Мы с Максимкой любим друг друга, я нашёл человека, который умеет любить, а ты катись и ищи себе другой объект для экспериментов!
Всё-таки я идиот! Хотя, конечно, нужно списать на экспромт, я же не приготовил речь заранее. И заранее не отрепетировал с партнёром по сцене. Мой новоявленный любовник стал красным и начал вырываться:
— Саня, что за хрень ты несёшь!
— Он всегда несет хрень! — неожиданно весело сказал Марат и добавил: — А что, Максим, Шурочка научился делать минет?
*****! Сука! Я его убью! Я откидываю Макса и кидаюсь на Марата с кулаками, клыками, с желчью, я вырву ему эти ****ские глаза! Но… схвачен сразу, скручен, клыки не достают, желчь летит мимо, кулаки стянуты его железными лапами. Блин, как меня легко развести и обмануть. Я даже взвыл. Пытаюсь достать коленкой его пах, пяткой его коленку, висну на нём, не выдержишь – бросишь меня! Кусаю его предплечье через ткань. Не помогает! Он не чувствует боли, он не ведает никакой слабости, он всегда идёт до конца. Марат подхватывает меня удобнее и тащит упирающегося в ванную, бросает туда, заходит и закрывает за собой дверь на щеколду.
— Мааакс! Звони в полицию! — ору я.
— Только попробуй! — орёт Марат и вновь хватает меня и прижимает к кафелю. — Вернись ко мне! — выдыхает он мне в лицо и прижимает лбом мой лоб.
Я замолк, и у меня задрожали губы. Он ждёт, он ждёт, что я отвечу? А я молчу!
Макс начинает стучать в дверь:
— Эй, Саня, ты ещё там жив? Эй, откройте!
Мы молчим. Лоб в лоб.
— Саня, ****ь, ответь мне! Саня, кто этот урод?
Мы молчим. Марат начинает меня целовать в родинки.
— Саня, кому звонить-то? Саня, скажи что-нибудь!
Мы молчим. Марат тихонько подул мне в лицо, я закрыл глаза.
— Я по-ли-цию вызову! Отпусти Саню, козлина!
Мы молчим. Марат начинает целовать меня, как я люблю, в губы, не доставая языком до глубины глотки, а губами.
— Саня, что вы там делаете? Блиииин! Скажи же что-нибудь!
Марат обнимает меня и шепотом в ухо:
— Скажи же что-нибудь МНЕ!
И хотя тело предало меня, я таю, я слабею от его запаха, от его рук, но разум ещё со мной:
— Сказать должен ты мне!
Он заглядывает мне в глаза и кивает, как будто соглашается.
— Скажи это! — гаркнул я. — Иначе я никуда с тобой не поеду, я перегрызу твои руки, и ты не удержишь!
— Удержу! Не отпущу! — шёпотом ответил он.
— Просто скажи это!
Он закрыл глаза и, как будто пробивая какую-то стену, сказал:
— Я тебя люблю…
И теперь я начал целовать его лицо, его залом между бровями, его ямочку на подбородке, его ****ские глаза, его мучительные губы…
— Саня, я на хрен сейчас буду дверь выламывать! – исступленно орал мой верный друг.
— Выламывай,— прошептал я.
***
На работу с утра мы не пошли. Марат гнал всю ночь на своём Хаммере, а утром завалился спать, позвонил в «Пирамиду», что его не будет. Представляю радость рабов!
— Как ты меня нашёл? — спросил я его в машине.
— Просто: сначала такси, потом твой друг Влад сказал, что ты в Екатеринбурге, а там уже через знакомых вышел на боулинг.
— Хоть живы все перечисленные?
— Я нашёл тебя ещё неделю назад.
— Что же ждал так долго?
— Не знаю… Я и дольше могу ждать…
— В смысле?
— Я же ждал тебя целый год! Я решил, что ты будешь моим, сразу, когда увидел тебя среди студентов. Белобрысый воробей!
— Я тебя задел своим чириканием?
— Ну и чириканием тоже. Ты меня не боялся.
— Боялся! Но, во-первых, я артист великий! А во-вторых, я не знал, с кем имею дело…
— Ты слишком живой, настоящий, это непривычно… — тихо сказал Марат и тут же бодренько заметил: — А ещё ты во мне столько всего пробудил! Я и не знал, на что я способен…
Затем новый раунд переговоров.
— Ты правда хочешь, чтобы я продолжал работать секретарём?
— Секретаршей, секретаршей, Шурочка!
— Если ты меня ещё раз назовешь «Шурочкой», я выцарапаю тебе глаза…
— Буду называть так, как хочу.
— Ммммм! — я аж застонал. — У меня дежавю! Какого чёрта ты опять начинаешь всё это?
— Чтобы не заснуть за рулем.
Значит, чтобы не заснуть? Нужно простимулировать бодрость духа.
— Слушай, там моя хозяйка не обнаружила ещё моего исчезновения? Никого не подселила в мою хату?
— Не знаю.
— Будет обидно, если я упущу эту квартиру!
— Это ты сейчас мне тупо намекаешь, что не переедешь ко мне?
— Ну, не то чтобы тупо намекаю, просто говорю…
— Я тебе тоже просто скажу, что врал тебе.
— Когда?
— Когда говорил, что мне не нужно от тебя траха, а только чтобы ты был рядом…
— А ты мне это говорил?
— Да, лгал. Ты будешь жить в моём доме, и я собираюсь тебя трахать, могу лишь пообещать быть осторожнее.
— Ух, ты! Неожиданное признание! — я пальчиком потрогал выпуклость на его брюках. — Вот этим ты будешь осторожничать?
— Бляяядь, Саша, ты что творишь, я за рулем! — заорал шеф.
— Ой, останови, останови, останови, пожалуйста! — я изобразил дурноту.
Марат резко свернул на обочину, повернулся ко мне:
— Что опять случилось?
И я врезал ему в челюсть со всей дури!
— Не матерись! может быть.
— Может быть? — взревел Марат, и это называется, что он типа не орёт на людей!
— Это мои деньги, я трачу, как хочу!
— Тебе их выдали на костюм.
— В ведомости этого не было!
— Ах ты… кролик! – он грозно стал надвигаться на меня, типа засучивая рукава, меня сейчас бить будут, что ли? Мы так не договаривались! Куда бежать? Ё-моё, вот попал!
Шеф обеими руками за плечи выволок меня из-за стола. Стукнул по пилоту, вырубая комп, взял мою сумку и кинул ею в меня:
— Вперёд!
Иду под конвоем, иногда меня подталкивает священная рука фараона. Все служащие этого офиса, волей случая оказавшиеся в коридоре, разбегаются и прячутся, как мыши от кота. Суки, меня, может, расстреливать ведут без суда и следствия! И никто не заступится! Во дворе скучает вежливый качок. Увидев нас, засуетился, а мой палач ему:
— В торговый центр! — и пихает меня в машину.
Уф! Смертная казнь отменяется! Пока мы едем, я пытаюсь высказаться:
— Вообще-то у меня есть более важные траты. Мне жильё снимать надо! Если я сегодня не внесу первый взнос, то придётся мне спать в парке. Зато в красивом костюме, что о-о-очень успокаивает!
— Не стони.
У торгового центра меня за шкирку вытащил САМ босс, отобрал сумку и бросил в машину. Потом отконвоировал в ценозаоблачный мужской бутик.
Тут же материализовались две молоденькие продавщицы. Марат велел принести приличные костюмы и ткнул в меня, типа «вон на него!» И толкает меня в большую зеркальную комнату. Садится в кресло. Кресло одно. Я стою перед ним! Вот урод! Но, как выяснилось, это только цветочки. Девушки приносят штук шесть костюмов разных цветов. И показывают ему! Ку-ку! А я-то здесь кто? Люди!
— Меряем всё. И ещё галстуки, офисные, пару, и рубашки, пожалуй, slim fit.
— Я приталенные не ношу.
— Носишь. Раздевайся и мерь. Начнём!
Я замер.
— Мне прямо здесь раздеваться? — не веря тому, что слышал, спросил я.
— А где? В зале? Это примерочная. Начинай.
И вот кто меня просит вякать всегда:
— Я без музыки не могу раздеваться!
— Я устал от твоих шуток. Или ты боишься и поэтому придуриваешься? Раздевайся, никто тебя пока не собирается трахать… Живее, у меня ещё дела на сегодня найдутся.
«Пока»?! Мне страшно.
Раздеваюсь. А этот буржуин смотрит и взгляда не отводит. В какой-то момент даже голову наклонил, глаза сощурил. Заходит девушка с рубашками, помогает мне их вынуть из упаковки. Потом предлагает ему (!):
— Кофе?
— Да. Не откажусь.
И дальше он уже любуется моим стриптизом, попивая ароматный напиток из маленькой кружки. Каждый раз, когда я надеваю очередной костюм, он велит покрутиться, однажды попросил руки поднять, я не выдержал:
— А ещё лошадям зубы смотрят.
— Посмотрим в своё время!
Блин, я надеюсь, это он шутит так? Хотя с лицом у шефа совсем не шуточная история, и так грозен, а тут смотрит, как тигр перед прыжком. Надо как-то сдерживаться, молчать.
Когда всё перемеряно, Марат тыкает в серый и в чёрный костюмы, в некоторые рубашки и идёт к кассе. Я остаюсь, надеваю свои милые потёртые джинсы. Ощущение премерзкое, как будто поимели меня только что, при всех. Как будто папик свою девочку привёл в магазин белья ей лифчики покупать… Я подумал, что это только начало.
Потом мы ещё минут сорок провели в обувном. Мои легендарные лоферы он велел продавцам выкинуть. Радует только одно — расплачивался он своей карточкой. Мне даже захотелось завести его в отдел с шубами, может, что обломится? Но благоразумно промолчал.
Из торгового центра я вышел переодетый, переобутый, с пакетами в руках и униженный. Садимся в ауди, он водителю называет мой адрес новой съёмной квартиры! Откуда?..
Доезжаем быстро. Этот упырь поднимается со мной на второй этаж, по-хозяйски проходит по комнате, брезгливо морщится. Я, как лох, стою в коридоре с пакетами, глазами хлопаю. Вроде собрался уходить. Подходит ко мне и хватает меня за подбородок, крутит моё лицо, рассматривает, (тут я про зубы лошади вспомнил) резко и хрипло спрашивает:
— Ты куришь?
— Нет.
— Вот и не смей начинать.
— Слушаюсь, господин.
Злость в глазах! Блин, он меня сейчас пристукнет, ягнёнка с пакетами.
Он отпускает мой подбородок и, уходя, говорит:
— Не опаздывай завтра, красавчик.
Не много ли на сегодня оговорок по Фрейду? А он точно по бабам ходок?
часть 3
Нужно было ему вчера сказать: «Не накаркай!» А вот не сказал и опоздал. Бежал в новом чёрном костюме и серой рубашке, галстук в коробочке в сумке, и мне казалось, что все оглядываются, усмехаются. Нелепо ощущал себя…
Но когда забежал в приёмную, ощутил себя ещё нелепей. Шеф стоял прислонившись к моему столу, скрестив руки на груди и выразительно глядя на часы.
— Мне вам кофе подать, Александр Павлович? — ехидно заявляет фараон.
— Я опоздал всего на три минуты! — выдыхаю я. И кто меня тянет за язык всегда? — Хотя насчет кофе неплохая идея! Я люблю со сливками.
У Марата, видимо, спазм мозга от моей наглости. Пауза, а потом он опять орёт:
— Где галстук?
И я ору:
— С собой! Я не умею его завязывать!
— Я принял на работу идиота!
— А я вам всегда намекал на это!
— Давай галстук!
Я достаю из сумки коробочку и протягиваю шефу. Он темпераментно рвёт коробку и бросает её на пол. Подходит ко мне и набрасывает галстук мне на шею, какими-то дёргаными движениями завязывает. А потом затягивает на шее и вдавливает меня собой в стенку, затягивает туже! Мама! Он убьёт меня сейчас! Не могу дышать, хриплю, уплываю, больно, слёзы, и его лицо так близко к моему, лицо демона. Он всё удерживает, давит, я беззвучно кричу, что-то перебираю губами, он чётко мне говорит, почти в губы так, что я почувствовал его дыхание:
— Ты… будешь… мне… подчиняться!
И отпускает… я сгибаюсь, кашляю, голова кружится, в висках: тук-тук-тук! Сердце: бух-бух-бух! Из глаз льётся, я сейчас упаду, меня кренит по стенке вбок. Этот монстр меня бережно подхватывает под мышки и наклоняет на себя, упираюсь лбом в его грудь, пахнущую дорогим парфюмом. Судорожно вдыхаю этот парфюм. Ещё мутит. Вот бы меня вырвало на его идеальную рубашку. Но нечем, не ел вчера и сегодня не успел. Сколько-то мы так простояли, можно сказать, обнявшись. Потом Марат меня тряхнул, взял уже знакомым жестом правой рукой за подбородок и спросил:
— Очухался? Кофе мне! И попробуй расписание на сегодня собрать, в 10:00 планёрка, всех обзвонить, найти лицензию на S-6, вызвать Соколову из снабжения, сходить купить презервативов, заказать ланч в «Бургомистре»… Тебе 30 секунд!
Отпустил совсем. Я стою, пошатываясь, а он, посмотрев на меня, сжалился:
— Минута!
И скрылся в кабинете.
Через минуту я идеально подавал этому гаду кофе с солью. Принес этому уроду планинг и, шёпотом переспрашивая непонятное, его заполнил. Потом обзванивал начальников служб и не своим голосом оповещал о планёрке. Присутствовал на планёрке, стенографировал. Получил кучу поручений печатать. Часов в двенадцать приходит яркая рыжеволосая фигуристая женщина с красными губами.
— Здравствуйте, я Соколова из отдела снабжения, меня шеф вызывал… — мурлыкает дамочка. Я киваю, включаю переговорник:
— К вам Соколова.
— Впускай. Презервативы купил?
— Какие презервативы? — что-то начинает всплывать из подсознания.
— Желательно Life Styles Ultra, без прибабахов.
Он отключается. Я выпучил глаза на дамочку, а та улыбается мне.
— Что с шейкой у цыплёночка? — засюсюкала рыжая.
— Вас ждут!
А сам срываюсь к выходу, внизу за углом аптека. Бегу за презервативами. Стараюсь не думать, не анализировать, не предполагать. Презервативы так презервативы! Это же обыкновенное дело: кофе, бутики, презики! Покупаю несколько малиновых пакетиков. Несусь обратно. По переговорнику спрашиваю:
— Презервативы? Или уже не надо?
— Да, неси.
Ну, я и занес… Чёрт, чёрт, чёрт. Рыжая Соколова наклонилась животом на стол. Она без юбки, без белья. На фоне тёмных тонов кабинета её бедра и задница ослепляют белизной. Шеф стоит рядом, его рука с гранатовым перстнем на её ягодице. Он без пиджака и с расстегнутой ширинкой, из которой возвышается здоровый член. Он подходит ко мне! Это с членом-то! Вырывает у меня из рук презервативы. Отворачивается, вижу, что ртом пытается разорвать пакетик… и тут мой неконтролируемый писк:
— Помочь?
И он заорал:
— Ты ещё здесь?
Меня сразу сдуло. Отходил минут десять. Рассматривал полосу от удушения на шее. Эх ты, цыплёнок! Свернёт тебе шейку этот похотливый монстр. Лейкопластырь, что ли, себе купить рот заклеивать. Но каково! Он меня за человека не считает, вчера меня заставил раздеваться, сегодня сам без зазрения совести член выпятил. Скотина!
Без двадцати перерыв — из кабинета выплыла Соколова, отчиталась, блин! Ещё через пять минут я спросил в переговорник:
— Марат Фаимович, на сколько персон ланч заказывать в «Бургомистре»?
Он помедлил. А потом спросил:
— А ты ел сегодня вообще?
— …э-э-э…
— Ясно,на две.
Заказываю ланч на две персоны. И я не дурак, я понимаю, на кого заказываю…
Ровно в 13.00 выходит этот гад.
— Готов?
— Можно я в Макдональдс схожу? — заскулил я. — А вы меня в другой день съедите…
Он даже не улыбнулся, вот я где-то читал, что у психически больных людей нет чувства юмора, и вывод: мой босс — псих!
— В Макдональдсе вредно. Прыщами покроешься. Вперёд!
Блин! Опять конвой! Более того, на лестнице он положил свою священную руку мне на шею сзади, управлял мной, как рычагом: налево, прямо, направо, осторожно порожек! Вежливый качок неудивляем и непробиваем. В торговый центр мальчика? Отлично. Откушать мальчика! Замечательно. Едем к центру. В пивном ресторане «Бургомистр» ждут и чуть руки не целуют барину с восточной внешностью. Ведут за накрытый стол.
— Ешь!
Ну, ем. Ну, вкусно. Ну, на халяву (я надеюсь). А зачем меня рассматривать? Уселся напротив, ложку в руку взял и стучит ей по столу. Внимательно разглядывает, как будто я через нос ем.
— Марат Фаимович, у вас супчик остынет, пока Вы мной любуетесь.
— Хочу, чтобы ты убрал хвостик.
— Чё? — по-моему, у меня уши зашевелились.
— Распусти волосы!
— Мои? — я оглянулся.
— А чьи ещё?
— Сейчас?
— Чёрт! Я не по-русски говорю, что ли, что ты меня всякую хрень спрашиваешь?
— Это потому, что вы всякую хрень просите сделать! Давайте я лучше за презервативами сбегаю. Мне понравилось…
— Я тебя сейчас стукну, — почти без злобы говорит этот гад. – Тебе сказано хвост убрать!
— За столом это не гигиенично!
По-видимому, это была последняя капля, он соскакивает, хватает мою голову, снимает резинку и даже ворошит волосы. Довольный садится на место и сразу начинает, наконец, есть… А я? А я как, как… как кто? Разве так можно со мной? Я сижу красный как рак, аппетит сразу пропал. Решил, что хватит с меня, положил ложку, встаю.
— Сел! — не поднимая на меня глаза скомандовал Марат.
— А команды «к ноге, апорт, лежать» будут? — грустно спрашиваю я.
— По поводу «апорт» не уверен. Сядь!
— А если не сяду?
— Накажу.
— Я в рабство попал? — садясь, пролепетал я.
— Прекрати анализировать. Я хочу, чтобы ты ходил с распущенными волосами. Мне так нравится.
— Мне они мешают!
— Привыкнешь.
— А завтра ты мне велишь юбку и каблуки надеть?
— Не велю, не волнуйся. И хватит стонать – ешь давай.
Что за тип? Что ему от меня надо? Он клеится, что ли, ко мне? Так, я… против! Так вроде и он с женщиной только что трахался!
Мы доели уже молча. Молча доехали до работы. И снова бумаги, бумаги, поручения… велел написать к завтрашней планёрке анализ финансовых отчётов служб. Сижу, разбираюсь. Какая-то фигня с пунктом «случайные неучтённые факторы». Иду к этому придурку: он удивляется моим выводам. Садимся вместе за длинный стол. Он несколько раз пересчитывает на калькуляторе. Потом звонит в службу и жутким голосом требует отчёт, что это за случайные факторы у них выявились в отчёте, да ещё и на такую сумму. На противоположном конце трубки кто-то блеет, его жалко. Я иду доделывать анализ.
Ещё кто-то звонил, заходил, просили справки, требовали информацию, оставляли отчёты. Мне, конечно, трудно было. Я же не выучил ещё, что и где лежит. Часто тупил, но никого до белого каления вроде не довёл. Закончил анализ только к 19.00. Пойду-ка я домой! А мне отпрашиваться не надо? Вдруг этот фараон опять разозлится!
Стучу в кабинет, засовываю нос и тоненьким голосом спрашиваю.
— Можно я домой пойду?
— Ты закончил анализ?
— Да!
— Я в тебе не ошибся всё-таки. Не опаздывай завтра!
***
На следующий день работы ещё больше. На планёрке фараон такой разнос устроил, что все начальники служб сидели и обтекали. А я судорожно соображал, не будут ли они разыскивать того умника, который их лажу вскрыл? Мне одного живодёра рядом хватает.
Марат Фаимович меня не щадил! Ездили вместе на объект, там велел мне записывать то, сё, пятое, десятое. После обеда, которого, кстати, не было, новые задания, какие-то приказы потерялись, нужно было восстанавливать. Потом меня изгнали в налоговую, там тоже велено все посмотреть, прежде чем забирать бумаги. Головушка моя опухла от работушки. Из налоговой возвращаюсь — звонок!
— Шурочка!
*****! Бесит этот тип!
— Зайди в компанию «Вента», по улице Толстого, забери договор на вентиляционное оборудование.
Блин, это в другой стороне! Прусь туда.
Возвращаюсь в 19.00, все нормальные люди уже по домам разошлись, а я…
Марат меня ждал. Придирчиво проверял договор. Велел регистрировать и нести кофе, так как, оказывается, у него ещё работа где-то завалялась. Диктовал мне письмо партнёрам и велел до завтра перевести на английский и отправить по мылу. Ё-моё!
Когда я нажал «отправить», на улице было темно. Я робко засовываю нос в его кабинет и устало, без шуток говорю, что пошёл домой!
— Нет! — вдруг орёт он, и из меня вырывается стон. Он выходит из кабинета:— Мы вместе пойдем!
Опять хватает меня за шею и рулит мной, может быть, сейчас это даже неплохо, меня шатает, я не ел весь день.
Не сразу понял, что мы едем не домой. Вежливый качок (кстати, знакомьтесь, Владимир) привёз нас в какой-то ресторан.
Марат опять меня кормил, но ещё и поил. Заказал коньяка, а я и не отказался. Меня развезло. Что я молол, не помню. А боюсь, что я мог! Я трезвый-то несдержан на язык, а пьяный вообще плохой! Помню, что до дома меня довезли, подняли, складировали. Утром я проснулся в своей постели… раздетым! А на шее горел засос!.. Сегодня суббота, есть время отдохнуть от этого деспота и обдумать, что делать дальше!
часть 4
Сегодня встречаюсь с друзьями, начнём с Макдональдса (прыщи взращивать), потом в клубешник. Наконец-то буду сам собой — джинсы, майка и мои любименькие кеды Patrol. Этот засосодел, если бы увидел меня, точно бы задушил. Да, засосодел! Кто, если не он? Не Владимир же! Тот только ауди целует! Чёрт, задницей чувствую (как это верно!), что драпать мне надо из этой «Пирамиды»!
Долго думал, чем бы засос прикрыть. На улице август — в водолазке с длинным воротом не пойдешь, да и та не особо скрывает. Пошёл в ближайший магазин косметики, заикаясь, попросил тональный крем под цвет меня! Не выдали бы красный, так как я пунцовым стал.
Вполне довольный эффектом помчал получать удовольствия. Короче, пацаны всё равно заметили. И кто это тебя, наконец, освоил? И кто это, наконец, тебя оседлал? И кому это такой сладкий достался? Вот козлы! Я изобразил загадочность и неприступность в одном флаконе, не сдался. Налакался до зелёненьких. Воскресенье прошло увлекательно — в беседах с унитазом.
***
В понедельник — я само совершенство: без пяти — я на службе! Галстук дальновидно на шее. Волосы, как у русалки, на плечах. Кофе-машина загружена, ждёт барина. И барин в 9.00 приехали–с! А я на карауле, стою, засосом сверкая.
Барин был небрит. Ага, бутики, значит!
Пока он брился, сервирую его завтрак. Шальная мысль: чего бы такого в кофе сыпануть? Эх, не продают цианиды в розницу!
Началась работа. Я старался везде успеть, бегал по службам, раздавал ЦУ от фараона. Понял, что с лёгкой руки Ани-кадровички все меня называют «Санечкой». Ну, так я не против! И только один урод с тяжелой рукой называл меня «Шурочкой».
В принципе, в какой-то момент мне даже нравиться работа стала. Где-то я блистал знаниями в области менеджмента. Марат поручал просматривать некоторые сметы (как он говорил, «незамыленным глазом»). В среду отработал переводчиком — по скайпу переговоры с немцами (и они, и я на плохом английском). В четверг — целый день в муниципалитете провели, в кадастровой ждали приёма – целых 20 минут! Ха! Фараоны ждать не привыкли.
Маратик работал до ночи, железный человек. Мог целый день на кофе «просидеть». Неутомимо ездил по объектам — а их пять. Когда он туда прируливал, все вытягивались в струнку, лепетали с придыханием, глядели со страхом и обожанием. Теперь я стал понимать весь абсурд прошлогодней ситуации: жалкий студент-цыплёнок развыступался против голодного волка!
И ещё я за эту неделю понял, что скоро буду миллионером, как минимум, так как денег не тратил вообще. На работу пешком, с работы на Владимире. Ем за счет фараона (если ем). На развлечения времени и сил просто нет, грустно.
Пятница. Сначала трудовая горячка. После обеда в «Бургомистре» в машине Маратик мне делает деловым тоном распоряжение:
— На 18.00 вызови сегодня Катю из эскорта.
— Это что за служба такая? — делаю вид, что туплю.
— Доскалишься! — и Маратик зыркнул одним из тех взглядов, от которого возникает желание вжать шею.
Торжественно набираю номер, водя пальчиком по гулиным записям:
— Алло, эскорт-услуги «Диана».
— Приёмная гендиректора Хабибуллина, компания «Пирамида».
— Делаем заказ?
— Да.
— Время, имя?
— Катю в 18.00.
— Всё как обычно?
Хм, и что я должен сказать? Может, садо-мазо ему заказать? Бли-и-ин, соблазн велик! Я бы и сам поучаствовал в виде топа, конечно. Но я усилием воли сдерживаю себя и говорю:
— Да, как обычно.
Фу! Мерзко, конечно, но зато сегодня пораньше домой.
Ага, размечтался. В пять он нагрузил меня работой по самое «не хочу». А ровно в шесть в приёмную вошла дива: высокая, худая блондинка в короткой кожаной юбке и легкой кофточке с воланами. Встретил бы на улице, никогда бы не подумал, что это проститутка!
— Проходите, вас ожидают, — а сам выключаю комп, даже говорить Маратику не буду, что домой свалил.
Не успел… Дверь кабинета распахнулась, когда я уже заносил ногу в коридор, на свободу. Фараон с каким-то белым лицом вопросительно на меня вперился:
— Кто тебя отпускал?
— Э-э-э… а я разве еще нужен?
— Да. Заходи.
— …Зачем? — я ведь ничего такого особенного не спросил? Но шеф зарычал, шагнул ко мне и схватил за шкирку, как котёнка. Поволок в кабинет. О боже! У дивана раздевалась Катя!
Меня доставили до трона, впихнули в кресло и задвинули к столу. Сказать, что меня объял ужас — не сказать ничего. Внутри всё затряслось, желудок сжался…
— Сидеть! — приказал шеф и направился к Кате, которая уже снимала с себя трусики. Он схватил её за руку и развернул к длинному столу так, что девушка оказалась ко мне спиной. Она стала расстёгивать этому скоту ширинку (я так предполагаю, ибо не видел). А потом, опираясь рукой на стол, присела, её идеальная спина скрылась за столом, и я наблюдал только за её белой кудрявой головой. Она начала делать минет! Я сижу в полном ахуе. Не могу оторваться от Катиной головы. Сглатываю (идиот, даже думать об этом нельзя в такой момент) и поднимаю глаза на шефа-эксгибициониста. ПОМОГИТЕ! Ни хрена это не смешно! Он смотрит ПРЯМО НА МЕНЯ, в лицо, в глаза — не отрывается, зубы сжаты, а губы приоткрыты, ноздри расширились, на шее вспучилась вена…
Я подскакиваю.
— Сидеть! — орёт он мне и как молотом вбивает назад в кресло. Хватает Катю за голову, поднимает рывком и разворачивает ко мне лицом. Девушка равнодушно взглядывает на меня и ложится животом на стол, я опять вижу её макушку и вытянутые к краям руки с офигительным золотым маникюром. Этот долбоёб только пару секунд выцеливал членом и вошёл в блондинку. Он начал двигаться медленно, немного вращательно, опёрся кулаками о столешницу по обе стороны от распластанного тела. Через белую рубашку проступали напряженные мышцы. Катино тело тоже двигалось в такт ему. Вдруг он ускоряется и опять поднимает на меня лицо. Исподлобья устремляет свой взгляд мне в глаза. Взгляд волка. Нет, взгляд маньяка. Он, он… он МЕНЯ имеет, а не Катю. Мне становится невыносимо душно, нечем дышать, как бы было хорошо отключиться сейчас. Как бы было хорошо умереть! Я хватаюсь за шею, потом за голову, я залепляю себе глаза. Я не ору? Нет, я ору, просто никто не слышит! Зато я слышу, как помимо методичного поскрипывания мебели от толчков и тяжелого дыхания резкий хриплый голос:
— Смотри на меня.
Это мне? Я убираю руки и вижу, что шеф правой рукой держит девушку за затылок, низко наклоняясь над ней, упер её лбом в стол, но смотрит НА МЕНЯ. В его прищуренных глазах такая агрессия, такая животная похоть! Меня лихорадит, меня колотит, это невыносимо! Мои руки на его долбанном столе дрожат. Паника! Как бы не зарыдать. Задёргался глаз…
В какой-то момент этой припадочной пляски глаза шефа замутились, и он их закрыл, тут же выгнулся всем телом, застыл и практически обрушился на спину бедной Кати. И ни звука!
Раз, два, три, четыре, пять, шесть… — зачем-то считаю я… Сколько я смогу без воздуха? Всплывают сведения о том, что после пяти минут без воздуха начинаются необратимые изменения головного мозга. Я хочу этих изменений, чтобы ничего не понимать, ничего не видеть, ничего не помнить. Но я всё понимаю: если он не трахнул меня сегодня, то это лишь вопрос времени! Мне надо бежать отсюда. Снизу вверх накатывает вздох, теперь дышу, как будто кросс пробежал. Сжал себя руками, не дам!
Видимо, моё коматозное состояние продолжалось несколько минут. Не увидел, как шеф вышел из девушки и заправлялся, как Катя одевалась. Зато услышал её голос:
— Марат, приятно с вами иметь дело. Давайте только не крупной купюрой…
Поднимаю глаза, включая сознание. Марат убирает в портмоне красную бумажку и достает несколько зелёных. Катя весело чмокает его в щеку (как мило!), одну бумажку кладёт в лифчик. Поворачивается ко мне и машет ручкой:
— Пока, мальчики.
Выпархивает из кабинета. Шеф направляется ко мне (нестрашно... нестрашно... нестрашно). Вынимает красную бумажку и кладёт передо мной. Мост, ёлки, река, дядька. Ха-ба-ровск. За что так со мной? Это как под дых! По почкам! В пах! Там, где больно… За что он так со мной?
Отъезжаю на колёсиках кресла назад. Медленно встаю, делаю шаг, еще, нужно его обойти, ещё шаг, почти… Срываюсь, бегу и тут же лечу назад. Он схватил меня и не дал упасть от рывка. И в ухо горячо зашептал:
— Не анализируй это.
Отстраняюсь, вырываюсь, он держит только за руку, говорит:
— Деньги возьми!
— Не возьму! — у меня есть голос?
— Я. Привык. За всё. Платить!
Суёт мне купюру в карман пиджака и отпускает.
Как я дошёл домой? Не помню. Помню, матерился какой-то водитель, объезжая меня. Ещё долго не мог сообразить, как пользоваться магнитным ключом у подъездной двери. Дома долго стоял под душем, пока кожа не стала морщиться и белеть. Потом прорвало, я рыдал весь вечер. Были какие-то звонки, трубка истерично разрывалась. Но меня нет, меня изнасиловали и выбросили в канаву! Всю ночь то проваливался в сон, то лежал с открытыми глазами, тупо смотря на зелёные обои.
Утром в субботу нашёл купюру в кармане. Порвал и выбросил. Достал ноутбук. Набрал «расписание поездов». Смотрел и не мог выбрать… Позвонил маме, она, хохоча, рассказывала, как они с Юрочкой съездили на турбазу. Как всё замечательно! Какой он классный!
Двадцать непринятых… Пять СМС-ок…
Сразу вижу его номер…
Звонил шесть раз.От него смс-ка: «НЕ СМЕЙ!»
Боже, как мне плохо. Что мне делать? На работу я не вернусь. Ни за что!
Слоняюсь по комнате всю субботу. Опять звонки. Боюсь даже смотреть, кто звонит. Но когда вижу, что Руслан, принимаю звонок. Зовёт на чей-то день рождения. Соглашаюсь.
Пил всё подряд: текила, пиво, водка и даже кагор! С кем-то лез драться, с кем-то целоваться. Блевать начал уже в гостях… Кто-то доставил до дома.
Всё воскресение меня лихорадило. Я отравился. Рвало зелёным и жёлтым вместе со слезами. А потом был сон: волки, кругом волки, а я в галстуке, который давит и давит…
***
С утра в понедельник было намного лучше. Но твёрдо решил — на работу не пойду. Позвоню потом Ане, как-нибудь по-тихому заберу паспорт и уеду из города.
В 9.00 звонит телефон. Смотрю на него как на тикающее взрывное устройство. Когда звонки прекращаются, выключаю совсем. Через минут сорок звонок в дверь. Сижу тихо, как мышь, меня нет… И ВДРУГ СЛЫШУ ПОВОРОТ КЛЮЧА! Как это? Это не может быть: хозяйка квартиры, она уехала! Куда бежать? Я мечусь... на балкон в кухню. Бегу туда, но не успеваю, я не успеваю никогда! Сильные руки меня хватают за майку, толкают, я на кого-то падаю, меня перехватывают за живот и волокут в комнату, бросают на диван. Разворачиваюсь. И кричу этому уроду:
— Я тебя бою-ю-у-у-усь! Урод! Уёбок!
И тут же получаю пощёчину, хотя скорее это удар наотмашь. И его злое:
— Я тебе говорил, что за мат буду бить!
Какой мат? Я непонимающе смотрю в эти страшные глаза. Но я не реву, я герой! Ползу в угол дивана, обхватываю колени. Марат за мной, наклоняется, выдёргивает мой подбородок и выдыхает мятно мне в лицо:
— Почему не на работе?
— Я туда больше не пойду! — отвечаю, я герой!
— Пойдёш-ш-шь, — шипит удав. Поднимает меня прямо за подбородок, заставляет встать. — Переодевайся, внизу машина, ты мне сорвал планёрку. У тебя сегодня много работы. Живо подбери свои сопли!
Чёрт, ещё и переодеваться при нём надо! А он как слышит мои мысли:
— Не ссы! Я не буду смотреть!
И уходит в коридор. Я один, но слышу его рядом. Из окна, что ли, выпрыгнуть? Блин. Я всё-таки дрожащими руками стягиваю домашние джинсы, надеваю костюм и грязную рубашку (чистую-то не приготовил!), носки. Тихо выхожу к нему, надеваю туфли.
— Причешись! — велит Марат, на автомате раздираю колтун на башке, водружаю ободок. И милый начальник ласково мне говорит: — Отлично выглядишь, Шурочка…
Я вновь на работе. Хороший бумеранг. Лёгкий.
часть 5
В этот день я не сказал Марату ни слова. Вместо «да, шеф», «хорошо», «обязательно», «учту» и «хи-хи-хи, господин, я слушаю» — утвердительные кивки. Работы он действительно взвалил много, день без обеда. Зато этот извращенец в четыре дня отправился в… фитнес-центр! Следит за собой, ****ь, качается!
Через некоторое время переводов с английского мой желудок взвыл от голода, вторые сутки не ем, а всё, что в субботу было съедено, отдано унитазу.
Я решил, что съем бутик из шефских запасов салями и сыра. Маленький холодильник стоит под кофе-машиной. Я взял нож и уселся в брендовых брюках по-турецки перед холодильником, вытащил колбасу, кусочек хлеба из нарезки. На весу отрезал то-о-оненький кусочек красного жирного мяса, кто их знает, вдруг аудиторская проверка по колбасе нагрянет! Красиво укладываю на хлебушек, любуюсь, кусаю и в восторге закрываю глаза.
— Я не понял, почему на полу? — знакомый до рвоты голос выводит меня из состояния нирваны.
Я тут же подлетаю вверх, ударяюсь башкой об открытую дверцу холодильника, испуганно смотрю на монстра. Честное слово, готов вернуть из желудка все те жалкие полбутерброда!
— Ты хочешь есть? — даже такие вопросы он задает угрожающе.
Я киваю.
— Ты сегодня не ел?
Я мотаю головой.
— А вчера?
Я думаю, чем мне может навредить?
— Вчера ты ел?
Я честный, мотаю головой.
Он берёт меня за шею знакомым жестом и подталкивает на выход. Ведёт к машине. Мы едем в «Piazza Fontana» — итальянский ресторан. Он заказывает мне спагетти с устрицами, тирамису, кофе капучино, при этом даже не интересуется, чего я хочу!
— Ешь!
Ему принесли бокал белого вина. Он отвалился на спинку стула, взял бокал за ножку и внимательно наблюдает, как я начал исполнять приказ. Ага, как в зоопарке: кормит кролика! На меня накатило всё сразу: и злость, и голод. И я устроил аттракцион невиданного жлобства. Пусть хоть стыдно ему за меня будет, что ли! Я начал с того, что водрузил локти на стол и принялся чавкать, с ужасным звуком вдувать в себя спагетти, ладонью вытирать жирный рот, а руки потом вытирать о скатерть, просыпал сыр из стеклянной штуки на стол, хлюпал кофе, уронил на пол маленькую ложечку и стал есть десерт вилкой. Измазался, чихнул на какао, которое полетело по сторонам. Под финал я даже смог изобразить икание, на злобного зрителя не смотрел, хотя чувствовал, что он-то как раз смотрит. Может, убьёт в конце трапезы, мне сразу легче станет.
Всё. Спектакль закончен. Поднимаю на него взгляд. А он, урод, лыбится! Убивать, значит, не собирается? И глаза такие добрые-добрые! Плюнуть, что ли, пока он так благодушен? Нужной мне развязки не получилось, и я зол. Он кидает в меня салфеткой:
- Вытрись! Артист!
Потом меня бережно, опять-таки за шею, ведут в машину и везут домой. Уже когда выхожу из ауди, Марат, глядя на меня в зеркало заднего вида, вновь включил деспота:
— Завтра не опаздывай, не заставляй меня сюда приезжать, будет уже всё по-другому! Понял?
Я слабо киваю.
— Скажи это, — гаркнул он так, что Владимир, по-моему, зажмурился.
— Да-а-а! Понял, мой господин! — заорал я со всей дури с заднего сидения гаду прямо в ухо и выскочил из машины. Мне легче!
***
Санкций за ор в ухо не последовало.
Во вторник планёрка, кофе, объект, налоговая, кофе, приказы, какие-то медицинские книжки, два кофе, вызов рабов к фараону на ковёр (все дрожат). Вызванные робко спрашивают меня: «Злой?» Я мстительно киваю, типа о-о-очень! Он, кстати, действительно ни на кого не орёт, только на меня! Выделяет, значит!
На следующий день опять по кругу. Всю работу не переделать точно. В четверг меня в плановый отдел сослал. Класс! Там милейшие женщины и противнейший мужчина меня обожали полдня, кормили, поили чаем (а не горьким кофе). Мы весело перекладывали бумажки, составляли перечни, сверяли проектные задания. Я не рыл. Зафига людям жизнь портить.
Если честно, боялся пятницы. У фараона по пятницам, видимо, озабочка приключается. С утра в планинге проституток вроде не было… или у него это спонтанно?
Уже вечером по переговорнику спрашиваю:
— Я всё сделал, что вы велели. Ухожу домой?
— Зайди ко мне.
Блин! Я медленно собираюсь, складываю кое-что в сумку, выключаю комп, проверяю, закрыты ли дверцы шкафов. Тяну время. Но надо идти.
Захожу в кабинет. Марат стоит, прислонившись плечом к шкафу, и даже руки в карманах брюк, он явно ждёт меня.
— То есть домой ты не торопишься? — ехидно спрашивает босс.
— Ну… не то чтобы…
— Опять будешь пить в выходные?
— Откуда вы?..
— Почему ты не уехал в свой город?
— Там нет работы особо…
— Почему у тебя нет девушки? Ты гей? — спрашивает он быстро.
— Девушки? Гей? - я аж поперхнулся! — Я что, обязан отвечать?
— Да.
— Я не гей.
— Тогда что с девушками?
Молчу, что я сейчас свои никудышные романы и обломы пересказывать буду? Не дождется!
— Что замолк? Боишься меня?
Молчу, блин, интуиция меня не подводила, пятница – у него обострение шизофрении.
— Сюда иди!
«Сюда» — это к нему? Я стою, как соляной столп.
— По-дой-ди ко мне!
Делаю три шага навстречу, защищаюсь сумкой, прижав её к пузу. Он меня опять рассматривает сверху вниз и обратно, шарит по лицу и по шее своим взглядом. Что там, в глазах — не понять.
— А если я попрошу тебя… — и он замолчал.
Вот оно! Попросит! Речь точно не о кофе с солью. У меня проносятся кучи фраз: «сделать массаж», «поцеловать», «отсосать», «раздеться», «отдаться»… и нет ни одной типа «решить квадратное уравнение»!
— Нет!— вдруг крикнул я, перебрав все эти супер предложения.
— Ты же знаешь, что я не терплю, когда мне отказывают, — медленно проговорил Марат.
— Можно я пойду, - жалобно начал я, отступая назад. И это движение было явно лишнее… Он вдруг кинулся ко мне, вырвал сумку, бросил куда-то за стол… блин, планшетник! Потом развернул меня вокруг себя и прижал спиной к шкафу. Прижал собой, вдавил, поглотил. Его подбородок и губы на уровне моих глаз, левой рукой схватил меня больно за волосы, за затылок, правой прижал к шкафу мою ладонь. У меня сердце билось как бешеное. Пришёл тебе капец, кролик! Даже не могу сказать, это страх или ужас? Чувствую его всем своим размазанным по шкафу телом. Его лицо очень близко, вижу его как в лупу: зародыши щетины, чёрные ресницы, вздымающиеся ноздри, рисунок губ, вертикальный залом между бровей…
— Глаза закрой, — хрипит мне Марат.
— Неужели стыдно? — видимо, у меня совсем крышу снесло, что я в такой момент типа шучу.
— Идиот, — очень тихо говорит он. Отпускает мою руку и ладонью закрывает мне глаза. Горячо!
Потом его губы прижимаются к моим. Прижимаются и ничего не требуют. Начинает водить своим лицом по моим губам, я стискиваю губы, чтобы не раскрывать, только бы вдруг не почувствовать его кожу. Достаточно этих его запахов восточных, которые меня пропитывают. Достаточно его дыхания судорожного, которое проникает в меня через живот. Достаточно этого странного звука, вибрирующего по моей коже: «м-м-м-м-м-м-м». Мне хочется крикнуть: «Достаточно!» Может, я кричу? Марат прекращает путешествие моих губ по своему лицу, отпускает и волосы, и глаза. Просто сильнее придавливает меня к шкафу, ладонями упираясь в него. Его щека прижалась к моему уху. Чёрт! Что это? Чувствую - в районе живота нечто шевелится и увеличивается! У него стояк! Мне плохо, меня сейчас оттрахают! Пытаюсь дернуться, но я зажат, словно замурован.
— Пожалуйста, пожалуйста… не надо, не надо, я прошу… я не могу… за что? — слова страха шёпотом непроизвольно вырываются из меня, я готов говорить и говорить, вдруг это его остановит. — Я буду подчиняться, но не это… пожалуйста, я прошу…
Чувствую, как он судорожно вздохнул, ослабил нажим, схватил меня за подбородок и… ба-бах! Как врежет кулаком в дверцу шкафа рядом с моим ухом! А потом, глядя мне в глаза, что-то говорит, не по-русски, по-татарски… Ни черта не понял. Понял только, что в глазах голод и безумие! Пауза, и он отпускает меня вовсе, и вдруг:
— Беги!
Сейчас я быстро сообразил, протиснулся между ним и избитым шкафом и побежал! По коридорам, по лестнице, по фойе, на улицу! Воздух, воздух! Я жив, и что немаловажно, цел! Он меня отпустил! Почти люблю его!
Остановился через квартал, опёрся на колени, дышу. Свобода, свобода, свобода — стучит в моей голове. «Беги» - это беги совсем? Я за! Сейчас домой, расписание поездов… Стоп! КЛЮЧИ, телефон, деньги, СУМКА!
Я издаю стон в небо, прохожие оглядываются. Стоял, наверное, минут пять лицом к Богу, вопрошал, можно сказать…
Надо идти обратно. Иду, соображаю, планирую. Типа спрячусь, дождусь, когда он уйдет, заберу сумку и как-нибудь выберусь. Прохожу наверх. Иду на цыпочках. Заглядываю в приёмную, кабинет Марата раскрыт (видимо, мною). Я осторожен, но и его не вижу. Зато слышу звук воды – он в душе? Везуха!
Медленно, очень медленно, тихо, очень тихо пробираюсь в кабинет. С порога сумки не видно. Куда же он её бросил? Припадаю к полу – на полу не вижу, скорее всего за его стулом, отсюда туда обзора нет. Двигаюсь дальше. На цыпочках. Ага, сумка в углу за его местом, ласково отодвигаю его кресло, тянусь за сумкой… бряк! Ё-моё, щеколда душа! Он выходит! Караул! Я сжимаюсь под его стол, останавливая рукой крутящееся кресло, сердце колотится. Вдруг шеф его услышит...
Марат выходит, чётко слышу его шаги, подходит с другой стороны стола, под которым я сижу, и теперь мне видны его ноги. Босые, мокрые. Он голый? Он что-то перебирает над моей головой на столешнице. Слышу писк телефона. Кому-то звонит?
— Алло, это Хабибуллин, «Пирамида».
— …ззз (не на громкой же связи специально для меня он говорить будет!- Да, заказ.
— …ззз.
— Через час. Сибирский, 15 (это его адрес).
— …ззз.
— Нет, не Катю, и не как обычно. Мне нужен парень.
— …ззз?
— Не ваше дело!
— …ззз.
— Да, есть предпочтения. Лет 20, блондин, глаза голубые, невысокий, волосы длинные…
— …ззз.
— Худой.
— …ззз.
— Сколько это стоит?
— …ззз.
— Что я могу делать?
— …ззз.
— Что пожелаю? Хм… и еще… возможно ли, чтобы на лице была родинка?
— …ззз.
— Понятно.
— …ззз.
— Гарантирую.
— …ззз.
— И вам приятного.
Я зажал себе ладонью рот. Это он меня в эскорте заказывал? Я ведь там не работаю, пока?
часть 6
Рассматриваю себя в зеркало. То, что не брутальный самец — это точно. То, что «мальчишка» — это стопудово. Зайка или кролик? Кто из них обществу полезнее? А кто вкуснее? Уши, правда, маленькие для зайки. Но вот верхняя губа вверх смотрит, бровки опять же домиком. Есть ли у заек бровки? Глаза, действительно голубые, когда-то смеющиеся. Ну и что! У половины русских — голубые… наверное. Выпятил зубы. На лошадиные не похожи, да и на заячьи тоже, мелкие какие-то. Верчу шеей. Блин, от этих железных пальцев даже синяки на подбородке. Кожа слишком бледная, да и растительность нормально не растёт, как у некоторых. Может, я из времени выпал? Выгляжу как девятиклассник! К педиатру, что ли, на приём записаться… может, посоветует что для взрослости… Кожа бледная, круги под глазами, как тени. И родинки. На них он запал, что ли? Одна прямо под правым глазом, почти на нижнем веке, как чёрная точка у Пьеро. Другая побольше, ниже на пару сантиметров, как будто две слезинки коричневые катятся. Если не улыбаться, то выражение лица из-за них трагическое. Я заломил руки и изобразил зеркалу печаль печальную, горе горькое. Артист, это точно!
Поэтому, наверное, и улыбаюсь всегда, веселюсь, чтобы грустным Пьеро не выглядеть, а то найдется Карабас Барабас по мою душу…
Хотя очевидно, что шутки не помогли, и Карабас уже приготовил свои плётки.
Улыбнулся своему отражению. Эге-гей, веселись, Веселов! Ямочки на щеках. Катька Синицина, в которую я был влюблён весь первый курс, говорила, что за них можно душу отдать. Но не отдала, врала очевидно!
Хмурюсь! Сейчас изображу хищника, стервятника! Ага, взбесившийся цыплёнок получается отлично, причём цыплёнок-табака…
И что он во мне нашёл? Добычу? Знаю, что маньяки выбирают объект чутьём, они чувствуют в человеке жертву. Вот и Маратик. Маньяк. После вчерашнего я уже понимаю, что он не просто тупо издевается надо мной и даже не мстит мне за прошлогоднюю наглость на трубе. Он меня хочет. И, видимо, давно. Ждал, когда закончу универ. Следил, загонял, подсекал, сцапал! А сейчас любуется добычей, рассматривает, откармливает.
Интересно, он сам-то как к этому относится? Думаю, что его это страшно бесит. Или пугает? Или ему пофигу - хочу и всё! Или, может, растерян? Ведь отпустил меня вчера! Экий я добренький: сейчас ещё жалеть изверга начну, сохнет, дескать, мужик по неразумному пацану, благородно не насилует… Изнасилует, даже не сомневайся! Стра-а-а-ашно!
Как теперь на работу идти? Что он скажет? Или не идти? Он же сказал: «Беги». Но после «беги» был ещё заказ меня в борделе. И он знает, что я слышал, и я понял, и я идиот! Может, поиграть с ним, потравить, губы понадувать? (и я начинаю кривляться перед зеркалом) Пусть одаривает меня, смотрит на меня, истекая слюнками… Или так! Прихожу я такой раскрасивый на работу и высокомерно смеюсь ему в лицо, язвлю, издеваюсь, типа знаю его слабое место! (кривляюсь опять)
Чёрт! О чём я думаю? Цыплёночек решил, что просто волчаре даст себя понюхать и майонезом помазать, и после этого хищник его выпустит? Если останусь, то это как бы знак ему — не боюсь и типа согласен. Не останусь — вдруг он искать будет? А найдет, так вообще убьёт. Что делать-то? Да ещё деньги эти! Понятно, что жить хочется в достатке, да и работа в принципе мне интересна…
Мои двухдневные метания пресек сам Маратик в воскресенье вечером. Он позвонил.
— Надеюсь, ты в городе?
— Да, дома, — пищит цыплёнок.
— Не сбежал, значит?
— А можно было, что ли?
— Нельзя.
— Зачем тогда спрашивать? Куда я вообще без паспорта удеру! — в цыплёнке просыпается петух.
— Я рад, что ты это понимаешь. Быть на работе завтра. И не придумывай там себе ничего.
И кладет трубку. Не придумывай! Сам-то, небось, уже всё придумал!
***
В 9.00 «принеси-подай-напечатай-сбегай-проверь» уже на месте. Причёсанный и готовый к трудовым подвигам. Марат заходит: и где там смущение в глазах? Как будто это я его заказывал, а не наоборот. Когда подаю ему кофе, он вопросительно бросает на меня взгляд:
— Что-то хочешь мне сказать?
Спросить его про парня из «Дианы». Как он, похож на меня был? И что с ним босс вытворял? Но наступаю песне на горло и пищу:
— Нет.
— Вот и молчи!
***
У шефа наклёвываются новые партнёры и новый объект, причём в соседнем городе. Работы увеличилось вдвое. Уходить домой в 19.00 — теперь неслыханная роскошь. Марат вкалывает как лошадь. Ну и я, эдакий пони, завсегда рядом.
Пятница прошла без обострения, ибо целый день шло согласование договора, необходимо было выверить акцепт на предложение немцев… Красные глаза и дрожащие от кофе руки вряд ли кого-то соблазнят.
Более того, работа продолжалась и в субботу, и в воскресенье. В воскресенье я к вечеру уснул за столом, подложив под голову пару регистраторов. Проснулся — за окном темно, не сразу понял, где я. Потянулся обеими руками, да так с руками наверху и застыл. Напротив меня в кресле для посетителей, оперевшись на руку, сидел Марат. Его кабинет был закрыт. Сначала я думал, что он опять рассматривает меня, но потом понял, что он тоже спит. Можно сказать, мы спали вместе.
Я тихонько вылез со своего места и подошёл к спящему фараону. Решил его рассмотреть, он же меня бесконечно рассматривает. Любопытство, блин, проснулось. А так как в помещении уже темень, подошёл к нему очень близко, нагнулся к его лицу и завидую. Всё у мужика есть: и деньги, и власть, и дело любимое, и харизма, и внешность. Лицо породистое, аристократическое, если бы только не извечная надменность. Брутал! Весь такой мужественный, сильный, хозяин жизни! Хотя, конечно, страшный, ледяной какой-то… И тут как разрыв мозга:
— Что, не нравлюсь? — это он мне с ещё закрытыми глазами сказал.
Сердце подпрыгнуло, да и я сам, конечно, тоже. Я смог только с каким-то звуком выдохнуть испуг и отскочить к столу обратно.
— Ну, так что? Как я тебе?
— Никак, — заикаюсь я.
— Не лги! Настолько противен?
— Если я скажу, что противен — вы меня убьёте, а если, скажу, что непротивен — …трахнете…
Он захохотал, вставая.
— Да ты философ! Поехали по домам! — и идёт на выход, в дверях поворачивается и говорит, сверкая глазами в темноте:
— Трахну в любом случае!
***
Уже через некоторое время я осознал, что так он мне дал последний шанс: убояться и всё-таки бежать. Но тогда я оказался непонятливым сопляком, и я пошёл за ним в машину, и я вновь пришёл на работу, и у меня вновь были какие-то планы и иллюзии… «Если Бог решает кого–то погубить, он лишает его разума». Я тогда просто не понимал, насколько он болен. Мной.
***
Всеобщее ликование: контракт заключен, немцам все понравилось, да и ещё объект сдан. Объект не какой-нибудь там, а спорткомплекс. Ай да Хабибуллин — бог рабицы и бетона! Аллилуйя!
Уже ко вторнику лихорадка последних дней отпустила. Это как отлив и прилив! Как качели: вверх и, тыдыщ, вниз! С плеч не просто гора — Джомолунгма! Хлоп, и нет высоты! Дошло до того, что в среду Сам разрешил прийти к 12.00 (правда, всё равно «не опаздывать»). А накануне выдали зарплату! Йо-хо! Первое желание: пойти и купить что-нибудь такое дорогое и бесполезное, чтобы продавцы недоверчиво спрашивали: «А вы видели цену?» Пошёл и купил - дорогу-у-у-ущие часы! Вытягиваю руку, любуюсь, ****ец, какой я идиот!
В среду же, как я только приступил к своим почётным обязанностям секретутки, в мозг поступило сразу две новости: в субботу день рождения у Рустика, я приглашён в новый клубешник «Рай», и в эту же субботу пафосный корпоратив в честь всех побед фараона в культовом ресторане «Forrest». И чёрт, я приглашен везде! Я, ****ь, популярен! Однако, быть одновременно в двух местах не получится даже у меня, двуглавого цыплёнка!
Робко захожу к Марату.
— Марат Фаимович, мне нужно съездить домой в выходные…
— Съездишь в следующие!
— А если нужно в эти?
— Зачем? Мария Николаевна уехала с другом в Пятигорск.
Что? Он знает имя моей мамы? Он в курсе, где моя мама! В Пятигорске? Кавказ. Источники. Лермонтов. Как?
— Марат Фаимович… — похоже, меня повело от этой новости. Он съедает мою жизнь и моё пространство. Шеф даже соскакивает с трона, подхватывает меня под руку и усаживает на стул, как инвалида.
— Ты опять врёшь? Зачем? — охватывая мои волосы рукой, словно резинкой в старые добрые времена, говорит шеф.
— То есть удрать не получится? — бубню я.
— А куда ты хотел удрать?
— Так, в рай… — у меня, видимо, контузия, не понимаю, с кем говорю.
— И где этот рай?
— На Парижской Коммуне.
— Ммм! Не получится… рай, как-нибудь без тебя.
Мне Марат даже воды принёс.
*Суббота. Проклятый шаббат.
Сначала «Forrest». Торжественный вход, коричневые скатерти с белыми салфетками, что-то сверхъестественное из курицы и свинины на разогрев, аперитив, фаршированные крабом оливки. Марат – уже не волчара, а светский лев, вокруг почитатели, подхалимы и мегапартнёры. Правда, их немного, смыться будет трудно, все на виду. Мне кажется, что на меня все смотрят удивленно, типа, кто этот сосунок? Фараон не опускается до общения с сосунками. Он, вельможно развалясь, в центре полукруглого диванчика выслушивает гимны в свой адрес. Подают главное блюдо, осетрина… не ем, оставляю место на пиво и чипсы в клубе. Я честно отработал час вахты в «Forrest». Успел выпить пару бокалов офигенского вина с видом знатока. И в начале осетрины, вышел, типа в туалет… Вышел совсем.
На такси до дома. Не в костюме же мне в клуб идти! Тем более я прикупил новые узкие джинсы и синий лонгслив, под который надел серебристую футболку. И на такси к друзьям!
Свобода! Мы с парнями по-простому на первом этаже тусуем. Как давно я не танцевал! Посреди огромная светящаяся сцена, на ней девочки-аниматоры с почти голыми попами, вокруг всё летает, кружит, модный ди-джей имеет мои мозги. Ребята! Я вас тааааак люблю! Мне куча комплиментов, круто выгляжу, крутые часы, нехилая компания! Почему так редко выбираюсь? Мы не разговариваем, кричим друг другу в ухо. Драм заставляет вибрировать кожу, сердце и желудок с прямой кишкой. На танцполе много девчонок! Им всегда нравилось со мной танцевать, что умею, то умею. Без понтов! Особенно хороша одна, чёрненькая, похожа на кореянку. Но дело не в чертах лица, а в пластике. Супер! Она — то, что надо, мы танцуем с ней много композиций подряд, медленнее, быстрее, совсем бешено. Я даже не знаю, как её зовут! Нимфа! В конце концов мы уже хватаемся друг за друга, начинаются пируэты и выверты. Не совсем танец, конечно! Танцуем живот к животу, её маленькие грудки иногда сладко касаются моей двухслойной тщедушной груди. Да, я знаю, что могу выделывать бёдрами, мне всегда говорили, что пора заняться танцем живота. А в лёгком подпитии, в хорошем настроении и с хорошей партнершей я — Шива Натараджа, всесилен! Я чувствую, что у нас с этой восхитительной девчонкой есть зрители, много…
Почему я не чувствовал, что нужно бежать? Почему я не разглядел только одного зрителя?
Моё время закончилось, когда сзади через живот и через грудь меня обхватили чьи-то руки. Чьи-то? Да я в первую секунду понял чьи! И сразу понял, что не смогу уйти, уговорить, удрать. Алкоголь мешал мыслить быстро. Услышал, как Рустик прокричал Марату: «Эй, это наш чел!»
— Не ваш! Мой! — рявкнул голос над моим ухом. Я еле успевал перебирать по полу ногами, Марат меня не тащил, а буквально нёс, сквозь танцпол, сквозь кафе, к выходу, к своей машине, он на личной, на Хаммере. За нами бежал Вадик:
— Его куртка, куртка! Телефон!
Меня кинули на заднее сидение, через мгновение на меня упала моя куртка и телефон.
Я лежу, может, делать вид, что пьяный в хлам? Шеф не алкоголик, забрезгует… Может обоссаться, здесь же на кожаных креслах, опротиветь ему до тошноты? Какие ещё варианты есть? Да ни хрена нет вариантов! Ни одного. И везёт он меня, факт, не на работу. Факт, не ко мне. Едем далеко. К нему. Замок Иф.
Заезжаем. А я всё еще не придумал! Останавливаемся. А у меня нет ни одной свежей и ни одной здравой мысли.
Марат буквально за ноги вытаскивает меня из внедорожника. Всё моё сопротивление выражается в безволии и тряпочном состоянии. Драться? Царапаться? Скулить? Ни хрена не поможет! Он тащит меня внутрь дома. Экстерьер, интерьер дома, фасончик обоев или, может, фресок? Ничего не вижу! Но знаю — замок Иф! Здесь погибель моя!
Скоро меня бросают на кровать. И я, наконец, открываю глаза. Марат усаживается ко мне на бёдра, зажимая ногами, чтоб не сучил конечностями. Он залез на меня прямо в обуви. Вижу его напряженную шею, каменный с испариной лоб, опоясанные венами руки, открытые по локоть отодвинутой рубашкой. Он умело расстёгивает мне ремень и одним движением, как кожу с подгнившей рыбы, сдёргивает с меня лонгслив с футболкой. Пытаюсь увидеть его глаза, спросить, есть ли у меня надежда? Он не смотрит на меня. Никаких испытующих, многозначительных взглядов. Мельком вижу дикую ярость, жажду и решимость. Надежды нет!
— Надежды нет? — спрашиваю я.
— Никакой! — отвечает он и по-прежнему не смотрит на меня. Снимает с себя туфли, те летят куда-то в другую жизнь. Снимает белую рубашку, белую с чёрного. И чёрное на белом: рядом с моей почти голубой кожицей его бронзовая, как шоколад на плесени. У него на груди волосы, под мышками тоже, ярко-коричневые соски, чёткая дуга диафрагмы… Это я не описываю, а перечисляю, ревизия. Момент для описания не тот! Составить список до конца не дали! Марат захватывает мои запястья, закидывает их наверх, за голову, и устраивается на мне, втирая в постель. По-хозяйски целует, не в губы, а именно в рот, терзает, кусает. Делает перерывы на вдох-выдох и опять погружается в мой рот. Потом лижет мои родинки, чёртовы знаки. Где же то волшебное возбуждение, которое должно прийти ко мне, упоение умелым любовником, то подрагивание и придыхание? Чёрта с два! Я бревно. И это самая удачная моя роль. Но Марату, по-моему, насрать на моё искусство перевоплощения. С губ он переходит на другие части лица, а потом и тела. Кусает, засасывает, царапает, метит, гад. Одного клейма мало, нужно десять, двадцать, сто… Вдруг его губы и руки оказываются на моих голых ногах. Когда те вдруг заголились? Куда девались джинсы? Кеды? Или я был без них?
Его руки везде, от больших пальцев на ногах до кончиков ушей. Всё чаще на ягодицах. Мои половинки умещаются в обеих его ладонях, а его нос в моём пупке. Что я чувствую?
Стра-а-а-ах! Липкий страх в сжавших простыню кулаках, страх в крепко зажмуренных глазах, страх до судороги в икрах. Он видит этот страх. Марат захватывает мою макушку за волосы, встряхивает и хрипло говорит мне загадочную фразу:
— Я сделаю это только один раз, ради тебя, чтобы было не так страшно!
Он скатывается с меня, уходит и так же быстро возвращается. И вдруг подминает меня под свой бок, завладевает правой рукой и накидывает на неё резинку выше локтя. Я пытаюсь приподняться, посмотреть, что он собирается делать. Марат не даёт, наваливается на меня всем весом, шипит:
— Лежи тихо, иначе руку изуродую!
Массирует мне предплечье, потом – медицинский запах и укол. Я дёрнулся.
— Тшшшшш… Должно быть полегче! Терпи.
Он что-то мне вколол? Хоть бы яд! Тогда будет полегче.
Он меня держит, не могу пошевелиться, он ждет чего-то. У меня начался жар, щекотка в желудке, как пузырьки газировки, тошнота и что-то ещё. Как будто вышло из меня что-то, вылетело и уселось на люстру, смотрит на меня, ничтожно голого. Это вылетели мои голубые глаза, остались только чёрные. Смешно! Хи-хи-хи… Но на самом деле я слышу не своё хихикание, а «хр-хр-хр»… Толстый ленивый язык не позволяет хихикать. Я его вытаскиваю. И он тут же оказывается во рту Марата.
Тот возвращается к моему телу, которое всё, кроме языка, становится таким гибким, завивающимся, мне кажется, что я смогу станцевать танец живота. Я пытаюсь это сказать, но не получается. И опять эти властные тёмные руки. От них по всему моему испуганному телу начинают исходить волны. Волны разноцветные, я радуга, волны стремятся к кончикам пальцев и там умирают. С их нежным бегом умирает страх, приходит слабость, но щекотка в желудке не уходит, и ещё шумит что-то. Кран не выключен? Вода? Нет, это что-то в висках. Шшшшшш… и я повторяю за этим звуком:
— Шшшшшш… Марат, мои глаза… они…
— Они прекрасны, — шепчет он.
— Шшшшшш… они улетели.
— Пусть летят!
— А вода? Кругом вода, шшшшшшш… почему?
— Потому что я так хочу.
Супербеседа. Марат разворачивает меня на живот, как безвольную тряпичную куклу. Подтягивает наверх за живот одной рукой, а другой подсовывает под меня подушку. Чем-то склизким мажет мне задний проход. Хи-хи-хи… обосраться! Пальцем в задницу! Смешноооо. Волны теперь исходят оттуда. Я счастлив! Только всё равно тошнит, и чёрт, почему же я голый? Ах да, я радуга! И вдруг волны становятся красными, красными… аааааа! Чёрными! Я выгибаюсь позвоночником, как скорпион. Марат в заднице, нет не он — нож, кол, как больно, как трудно дышать… Возвращаюсь в осколки сознания. Я ору! Завожу руки назад, пытаюсь схватить того, кто разрывает меня на части, но руки сразу схвачены за запястья и прижаты к простыням. В ухо сиплый голос:
— Ори, можешь!
Если бы он мне не разрешил, я бы не орал, что ли? Но оказалось, что вся эта боль — только начало. Член Марата только вошёл в мой проход, было ощущение, что защищающие его мышцы лопнули и истекли, я отчётливо услышал хлюпание, когда Марат начал двигаться, долбить, рвать, медленно, быстрее, быстро. Боже, Боже, забери меня, Боже, сделай что-нибудь, чтобы не было так больно…
Я ору, голос срывается, тело судорожно вихляют его руки. Я пытаюсь орать, а голоса нет, получается шепотом:
— Хвааааа…тиииии, хваааа…
И тут меня поддерживает другой голос, он звонкий и мужественный. Он надо мной: — Аааа!
Марат кончает в меня. Падает мне на спину, его лоб упирается мне в шею. Теперь ещё и дышать нечем, или не нужно дышать? Тогда боль уйдет? Дотягиваюсь рукой до головы на своей шее, двигаю за волосы так, чтобы его ухо было ближе к моим губам. Это трудно, моя рука – медная проволока, она гнётся, она слабая, а его голова тяжелая, очень. Марат как будто без сознания. Я сиплю ему в ухо:
— За что? За что? Почему так больно? Как мне умереть уже…
Марат вздрагивает и аккуратно выходит из меня. Мммм … снова боль, там толчёное стекло, жжёт, режет. Простыня подо мной мокрая. Нет, она мокрая только у лица…
Марат заворачивает меня в простыню и несёт в ванну. Осторожно ставит на ноги, получается плохо, я падаю, ноги не держат. Тогда он заходит в душевую кабину вместе со мной. Я повис на нём. Он начинает гладить меня. По спине, по рукам. Вода заливает мне лицо, но я вижу на полу душевой красные волны, те самые. У меня начинается истерика: смех, плач, мат… Но сил не хватает. Марат молча меня домывает, заворачивает в махровое полотенце. Какой он сильный, я восхищён! Несёт обратно на эту ужасную кровать, потом приносит мне выпить какую-то микстуру, потом ложится рядом, обнимая меня. Молчит…
Когда я умираю, мне снится Катька Синицина, мы хохочем. Она трогает пальцем мои ямочки, мои родинки, вокруг губ и бровей и шепчет мне: «За них можно и душу отдать!»
И в этот момент… КАТАСТРОФА! Из моей сумки раздается развёселая мелодия, ТЕ-ЛЕ-ФОН! Я убью того, кто решился в такую минуту мне звякнуть и спросить: «Че делаешь?» Но сначала он убьёт меня, потому что ноги обходят стол, и Марат видит жалкого владельца дешёвого телефона. У него шок. Он застыл, и видно, что глазам не верит. За такое выражение лица готов и умереть. Он не только изумлен, через пару секунд к нему приходит понимание и… испуг? Я ползу на заднице назад, вскакиваю на другой стороне офисного стола. Застываю, мы какое-то время смотрим друг на друга. И я выкрикиваю:
— Бегу!
И срываюсь, роняя стулья, я спокоен, погони не будет. Во-первых, он в шоке. Во-вторых, на теле только полотенце.
часть 6
Рассматриваю себя в зеркало. То, что не брутальный самец — это точно. То, что «мальчишка» — это стопудово. Зайка или кролик? Кто из них обществу полезнее? А кто вкуснее? Уши, правда, маленькие для зайки. Но вот верхняя губа вверх смотрит, бровки опять же домиком. Есть ли у заек бровки? Глаза, действительно голубые, когда-то смеющиеся. Ну и что! У половины русских — голубые… наверное. Выпятил зубы. На лошадиные не похожи, да и на заячьи тоже, мелкие какие-то. Верчу шеей. Блин, от этих железных пальцев даже синяки на подбородке. Кожа слишком бледная, да и растительность нормально не растёт, как у некоторых. Может, я из времени выпал? Выгляжу как девятиклассник! К педиатру, что ли, на приём записаться… может, посоветует что для взрослости… Кожа бледная, круги под глазами, как тени. И родинки. На них он запал, что ли? Одна прямо под правым глазом, почти на нижнем веке, как чёрная точка у Пьеро. Другая побольше, ниже на пару сантиметров, как будто две слезинки коричневые катятся. Если не улыбаться, то выражение лица из-за них трагическое. Я заломил руки и изобразил зеркалу печаль печальную, горе горькое. Артист, это точно!
Поэтому, наверное, и улыбаюсь всегда, веселюсь, чтобы грустным Пьеро не выглядеть, а то найдется Карабас Барабас по мою душу…
Хотя очевидно, что шутки не помогли, и Карабас уже приготовил свои плётки.
Улыбнулся своему отражению. Эге-гей, веселись, Веселов! Ямочки на щеках. Катька Синицина, в которую я был влюблён весь первый курс, говорила, что за них можно душу отдать. Но не отдала, врала очевидно!
Хмурюсь! Сейчас изображу хищника, стервятника! Ага, взбесившийся цыплёнок получается отлично, причём цыплёнок-табака…
И что он во мне нашёл? Добычу? Знаю, что маньяки выбирают объект чутьём, они чувствуют в человеке жертву. Вот и Маратик. Маньяк. После вчерашнего я уже понимаю, что он не просто тупо издевается надо мной и даже не мстит мне за прошлогоднюю наглость на трубе. Он меня хочет. И, видимо, давно. Ждал, когда закончу универ. Следил, загонял, подсекал, сцапал! А сейчас любуется добычей, рассматривает, откармливает.
Интересно, он сам-то как к этому относится? Думаю, что его это страшно бесит. Или пугает? Или ему пофигу - хочу и всё! Или, может, растерян? Ведь отпустил меня вчера! Экий я добренький: сейчас ещё жалеть изверга начну, сохнет, дескать, мужик по неразумному пацану, благородно не насилует… Изнасилует, даже не сомневайся! Стра-а-а-ашно!
Как теперь на работу идти? Что он скажет? Или не идти? Он же сказал: «Беги». Но после «беги» был ещё заказ меня в борделе. И он знает, что я слышал, и я понял, и я идиот! Может, поиграть с ним, потравить, губы понадувать? (и я начинаю кривляться перед зеркалом) Пусть одаривает меня, смотрит на меня, истекая слюнками… Или так! Прихожу я такой раскрасивый на работу и высокомерно смеюсь ему в лицо, язвлю, издеваюсь, типа знаю его слабое место! (кривляюсь опять)
Чёрт! О чём я думаю? Цыплёночек решил, что просто волчаре даст себя понюхать и майонезом помазать, и после этого хищник его выпустит? Если останусь, то это как бы знак ему — не боюсь и типа согласен. Не останусь — вдруг он искать будет? А найдет, так вообще убьёт. Что делать-то? Да ещё деньги эти! Понятно, что жить хочется в достатке, да и работа в принципе мне интересна…
Мои двухдневные метания пресек сам Маратик в воскресенье вечером. Он позвонил.
— Надеюсь, ты в городе?
— Да, дома, — пищит цыплёнок.
— Не сбежал, значит?
— А можно было, что ли?
— Нельзя.
— Зачем тогда спрашивать? Куда я вообще без паспорта удеру! — в цыплёнке просыпается петух.
— Я рад, что ты это понимаешь. Быть на работе завтра. И не придумывай там себе ничего.И кладет трубку. Не придумывай! Сам-то, небось, уже всё придумал!
***
В 9.00 «принеси-подай-напечатай-сбегай-проверь» уже на месте. Причёсанный и готовый к трудовым подвигам. Марат заходит: и где там смущение в глазах? Как будто это я его заказывал, а не наоборот. Когда подаю ему кофе, он вопросительно бросает на меня взгляд:
— Что-то хочешь мне сказать?
Спросить его про парня из «Дианы». Как он, похож на меня был? И что с ним босс вытворял? Но наступаю песне на горло и пищу:
— Нет.
— Вот и молчи!
***
У шефа наклёвываются новые партнёры и новый объект, причём в соседнем городе. Работы увеличилось вдвое. Уходить домой в 19.00 — теперь неслыханная роскошь. Марат вкалывает как лошадь. Ну и я, эдакий пони, завсегда рядом.
Пятница прошла без обострения, ибо целый день шло согласование договора, необходимо было выверить акцепт на предложение немцев… Красные глаза и дрожащие от кофе руки вряд ли кого-то соблазнят.
Более того, работа продолжалась и в субботу, и в воскресенье. В воскресенье я к вечеру уснул за столом, подложив под голову пару регистраторов. Проснулся — за окном темно, не сразу понял, где я. Потянулся обеими руками, да так с руками наверху и застыл. Напротив меня в кресле для посетителей, оперевшись на руку, сидел Марат. Его кабинет был закрыт. Сначала я думал, что он опять рассматривает меня, но потом понял, что он тоже спит. Можно сказать, мы спали вместе.
Я тихонько вылез со своего места и подошёл к спящему фараону. Решил его рассмотреть, он же меня бесконечно рассматривает. Любопытство, блин, проснулось. А так как в помещении уже темень, подошёл к нему очень близко, нагнулся к его лицу и завидую. Всё у мужика есть: и деньги, и власть, и дело любимое, и харизма, и внешность. Лицо породистое, аристократическое, если бы только не извечная надменность. Брутал! Весь такой мужественный, сильный, хозяин жизни! Хотя, конечно, страшный, ледяной какой-то… И тут как разрыв мозга:
— Что, не нравлюсь? — это он мне с ещё закрытыми глазами сказалСердце подпрыгнуло, да и я сам, конечно, тоже. Я смог только с каким-то звуком выдохнуть испуг и отскочить к столу обратно.
— Ну, так что? Как я тебе?
— Никак, — заикаюсь я.
— Не лги! Настолько противен?
— Если я скажу, что противен — вы меня убьёте, а если, скажу, что непротивен — …трахнете…
Он захохотал, вставая.
— Да ты философ! Поехали по домам! — и идёт на выход, в дверях поворачивается и говорит, сверкая глазами в темноте:
— Трахну в любом случае!
***
Уже через некоторое время я осознал, что так он мне дал последний шанс: убояться и всё-таки бежать. Но тогда я оказался непонятливым сопляком, и я пошёл за ним в машину, и я вновь пришёл на работу, и у меня вновь были какие-то планы и иллюзии… «Если Бог решает кого–то погубить, он лишает его разума». Я тогда просто не понимал, насколько он болен. Мной.
***
Всеобщее ликование: контракт заключен, немцам все понравилось, да и ещё объект сдан. Объект не какой-нибудь там, а спорткомплекс. Ай да Хабибуллин — бог рабицы и бетона! Аллилуйя!
Уже ко вторнику лихорадка последних дней отпустила. Это как отлив и прилив! Как качели: вверх и, тыдыщ, вниз! С плеч не просто гора — Джомолунгма! Хлоп, и нет высоты! Дошло до того, что в среду Сам разрешил прийти к 12.00 (правда, всё равно «не опаздывать»). А накануне выдали зарплату! Йо-хо! Первое желание: пойти и купить что-нибудь такое дорогое и бесполезное, чтобы продавцы недоверчиво спрашивали: «А вы видели цену?» Пошёл и купил - дорогу-у-у-ущие часы! Вытягиваю руку, любуюсь, ****ец, какой я идиот!
В среду же, как я только приступил к своим почётным обязанностям секретутки, в мозг поступило сразу две новости: в субботу день рождения у Рустика, я приглашён в новый клубешник «Рай», и в эту же субботу пафосный корпоратив в честь всех побед фараона в культовом ресторане «Forrest». И чёрт, я приглашен везде! Я, ****ь, популярен! Однако, быть одновременно в двух местах не получится даже у меня, двуглавого цыплёнка!
Робко захожу к Марату.
— Марат Фаимович, мне нужно съездить домой в выходные…
— Съездишь в следующие!
— А если нужно в эти?
— Зачем? Мария Николаевна уехала с другом в Пятигорск.
Что? Он знает имя моей мамы? Он в курсе, где моя мама! В Пятигорске? Кавказ. Источники. Лермонтов. Как?
— Марат Фаимович… — похоже, меня повело от этой новости. Он съедает мою жизнь и моё пространство. Шеф даже соскакивает с трона, подхватывает меня под руку и усаживает на стул, как инвалида.
— Ты опять врёшь? Зачем? — охватывая мои волосы рукой, словно резинкой в старые добрые времена, говорит шеф.
— То есть удрать не получится? — бубню я.
— А куда ты хотел удрать?
— Так, в рай… — у меня, видимо, контузия, не понимаю, с кем говорю.
— И где этот рай?
— На Парижской Коммуне.
— Ммм! Не получится… рай, как-нибудь без тебя.
Мне Марат даже воды принёс.
***
Суббота. Проклятый шаббат.
Сначала «Forrest». Торжественный вход, коричневые скатерти с белыми салфетками, что-то сверхъестественное из курицы и свинины на разогрев, аперитив, фаршированные крабом оливки. Марат – уже не волчара, а светский лев, вокруг почитатели, подхалимы и мегапартнёры. Правда, их немного, смыться будет трудно, все на виду. Мне кажется, что на меня все смотрят удивленно, типа, кто этот сосунок? Фараон не опускается до общения с сосунками. Он, вельможно развалясь, в центре полукруглого диванчика выслушивает гимны в свой адрес. Подают главное блюдо, осетрина… не ем, оставляю место на пиво и чипсы в клубе. Я честно отработал час вахты в «Forrest». Успел выпить пару бокалов офигенского вина с видом знатока. И в начале осетрины, вышел, типа в туалет… Вышел совсем.
На такси до дома. Не в костюме же мне в клуб идти! Тем более я прикупил новые узкие джинсы и синий лонгслив, под который надел серебристую футболку. И на такси к друзьям!
Свобода! Мы с парнями по-простому на первом этаже тусуем. Как давно я не танцевал! Посреди огромная светящаяся сцена, на ней девочки-аниматоры с почти голыми попами, вокруг всё летает, кружит, модный ди-джей имеет мои мозги. Ребята! Я вас тааааак люблю! Мне куча комплиментов, круто выгляжу, крутые часы, нехилая компания! Почему так редко выбираюсь? Мы не разговариваем, кричим друг другу в ухо. Драм заставляет вибрировать кожу, сердце и желудок с прямой кишкой. На танцполе много девчонок! Им всегда нравилось со мной танцевать, что умею, то умею. Без понтов! Особенно хороша одна, чёрненькая, похожа на кореянку. Но дело не в чертах лица, а в пластике. Супер! Она — то, что надо, мы танцуем с ней много композиций подряд, медленнее, быстрее, совсем бешено. Я даже не знаю, как её зовут! Нимфа! В конце концов мы уже хватаемся друг за друга, начинаются пируэты и выверты. Не совсем танец, конечно! Танцуем живот к животу, её маленькие грудки иногда сладко касаются моей двухслойной тщедушной груди. Да, я знаю, что могу выделывать бёдрами, мне всегда говорили, что пора заняться танцем живота. А в лёгком подпитии, в хорошем настроении и с хорошей партнершей я — Шива Натараджа, всесилен! Я чувствую, что у нас с этой восхитительной девчонкой есть зрители, много…
Почему я не чувствовал, что нужно бежать? Почему я не разглядел только одного зрителя?
Моё время закончилось, когда сзади через живот и через грудь меня обхватили чьи-то руки. Чьи-то? Да я в первую секунду понял чьи! И сразу понял, что не смогу уйти, уговорить, удрать. Алкоголь мешал мыслить быстро. Услышал, как Рустик прокричал Марату: «Эй, это наш чел!»
— Не ваш! Мой! — рявкнул голос над моим ухом. Я еле успевал перебирать по полу ногами, Марат меня не тащил, а буквально нёс, сквозь танцпол, сквозь кафе, к выходу, к своей машине, он на личной, на Хаммере. За нами бежал Вадик:
— Его куртка, куртка! Телефон!
Меня кинули на заднее сидение, через мгновение на меня упала моя куртка и телефон.
Я лежу, может, делать вид, что пьяный в хлам? Шеф не алкоголик, забрезгует… Может обоссаться, здесь же на кожаных креслах, опротиветь ему до тошноты? Какие ещё варианты есть? Да ни хрена нет вариантов! Ни одного. И везёт он меня, факт, не на работу. Факт, не ко мне. Едем далеко. К нему. Замок Иф.
Заезжаем. А я всё еще не придумал! Останавливаемся. А у меня нет ни одной свежей и ни одной здравой мысли.
Марат буквально за ноги вытаскивает меня из внедорожника. Всё моё сопротивление выражается в безволии и тряпочном состоянии. Драться? Царапаться? Скулить? Ни хрена не поможет! Он тащит меня внутрь дома. Экстерьер, интерьер дома, фасончик обоев или, может, фресок? Ничего не вижу! Но знаю — замок Иф! Здесь погибель моя!
Скоро меня бросают на кровать. И я, наконец, открываю глаза. Марат усаживается ко мне на бёдра, зажимая ногами, чтоб не сучил конечностями. Он залез на меня прямо в обуви. Вижу его напряженную шею, каменный с испариной лоб, опоясанные венами руки, открытые по локоть отодвинутой рубашкой. Он умело расстёгивает мне ремень и одним движением, как кожу с подгнившей рыбы, сдёргивает с меня лонгслив с футболкой. Пытаюсь увидеть его глаза, спросить, есть ли у меня надежда? Он не смотрит на меня. Никаких испытующих, многозначительных взглядов. Мельком вижу дикую ярость, жажду и решимость. Надежды нет!
— Надежды нет? — спрашиваю я.
— Никакой! — отвечает он и по-прежнему не смотрит на меня. Снимает с себя туфли, те летят куда-то в другую жизнь. Снимает белую рубашку, белую с чёрного. И чёрное на белом: рядом с моей почти голубой кожицей его бронзовая, как шоколад на плесени. У него на груди волосы, под мышками тоже, ярко-коричневые соски, чёткая дуга диафрагмы… Это я не описываю, а перечисляю, ревизия. Момент для описания не тот! Составить список до конца не дали! Марат захватывает мои запястья, закидывает их наверх, за голову, и устраивается на мне, втирая в постель. По-хозяйски целует, не в губы, а именно в рот, терзает, кусает. Делает перерывы на вдох-выдох и опять погружается в мой рот. Потом лижет мои родинки, чёртовы знаки. Где же то волшебное возбуждение, которое должно прийти ко мне, упоение умелым любовником, то подрагивание и придыхание? Чёрта с два! Я бревно. И это самая удачная моя роль. Но Марату, по-моему, насрать на моё искусство перевоплощения. С губ он переходит на другие части лица, а потом и тела. Кусает, засасывает, царапает, метит, гад. Одного клейма мало, нужно десять, двадцать, сто… Вдруг его губы и руки оказываются на моих голых ногах. Когда те вдруг заголились? Куда девались джинсы? Кеды? Или я был без них?
Его руки везде, от больших пальцев на ногах до кончиков ушей. Всё чаще на ягодицах. Мои половинки умещаются в обеих его ладонях, а его нос в моём пупке. Что я чувствую?
Стра-а-а-ах! Липкий страх в сжавших простыню кулаках, страх в крепко зажмуренных глазах, страх до судороги в икрах. Он видит этот страх. Марат захватывает мою макушку за волосы, встряхивает и хрипло говорит мне загадочную фразу:
— Я сделаю это только один раз, ради тебя, чтобы было не так страшно!
Он скатывается с меня, уходит и так же быстро возвращается. И вдруг подминает меня под свой бок, завладевает правой рукой и накидывает на неё резинку выше локтя. Я пытаюсь приподняться, посмотреть, что он собирается делать. Марат не даёт, наваливается на меня всем весом, шипит:
— Лежи тихо, иначе руку изуродую!
Массирует мне предплечье, потом – медицинский запах и укол. Я дёрнулся.
— Тшшшшш… Должно быть полегче! Терпи.
Он что-то мне вколол? Хоть бы яд! Тогда будет полегче.
Он меня держит, не могу пошевелиться, он ждет чего-то. У меня начался жар, щекотка в желудке, как пузырьки газировки, тошнота и что-то ещё. Как будто вышло из меня что-то, вылетело и уселось на люстру, смотрит на меня, ничтожно голого. Это вылетели мои голубые глаза, остались только чёрные. Смешно! Хи-хи-хи… Но на самом деле я слышу не своё хихикание, а «хр-хр-хр»… Толстый ленивый язык не позволяет хихикать. Я его вытаскиваю. И он тут же оказывается во рту Марата.
Тот возвращается к моему телу, которое всё, кроме языка, становится таким гибким, завивающимся, мне кажется, что я смогу станцевать танец живота. Я пытаюсь это сказать, но не получается. И опять эти властные тёмные руки. От них по всему моему испуганному телу начинают исходить волны. Волны разноцветные, я радуга, волны стремятся к кончикам пальцев и там умирают. С их нежным бегом умирает страх, приходит слабость, но щекотка в желудке не уходит, и ещё шумит что-то. Кран не выключен? Вода? Нет, это что-то в висках. Шшшшшш… и я повторяю за этим звуком:
— Шшшшшш… Марат, мои глаза… они…
— Они прекрасны, — шепчет он.
— Шшшшшш… они улетели.
— Пусть летят!
— А вода? Кругом вода, шшшшшшш… почему?
— Потому что я так хочу.
Супербеседа. Марат разворачивает меня на живот, как безвольную тряпичную куклу. Подтягивает наверх за живот одной рукой, а другой подсовывает под меня подушку. Чем-то склизким мажет мне задний проход. Хи-хи-хи… обосраться! Пальцем в задницу! Смешноооо. Волны теперь исходят оттуда. Я счастлив! Только всё равно тошнит, и чёрт, почему же я голый? Ах да, я радуга! И вдруг волны становятся красными, красными… аааааа! Чёрными! Я выгибаюсь позвоночником, как скорпион. Марат в заднице, нет не он — нож, кол, как больно, как трудно дышать… Возвращаюсь в осколки сознания. Я ору! Завожу руки назад, пытаюсь схватить того, кто разрывает меня на части, но руки сразу схвачены за запястья и прижаты к простыням. В ухо сиплый голос:
— Ори, можешь!
Если бы он мне не разрешил, я бы не орал, что ли? Но оказалось, что вся эта боль — только начало. Член Марата только вошёл в мой проход, было ощущение, что защищающие его мышцы лопнули и истекли, я отчётливо услышал хлюпание, когда Марат начал двигаться, долбить, рвать, медленно, быстрее, быстро. Боже, Боже, забери меня, Боже, сделай что-нибудь, чтобы не было так больно…
Я ору, голос срывается, тело судорожно вихляют его руки. Я пытаюсь орать, а голоса нет, получается шепотом:
— Хвааааа…тиииии, хваааа…
И тут меня поддерживает другой голос, он звонкий и мужественный. Он надо мной: — Аааа!
Марат кончает в меня. Падает мне на спину, его лоб упирается мне в шею. Теперь ещё и дышать нечем, или не нужно дышать? Тогда боль уйдет? Дотягиваюсь рукой до головы на своей шее, двигаю за волосы так, чтобы его ухо было ближе к моим губам. Это трудно, моя рука – медная проволока, она гнётся, она слабая, а его голова тяжелая, очень. Марат как будто без сознания. Я сиплю ему в ухо:
— За что? За что? Почему так больно? Как мне умереть уже…
Марат вздрагивает и аккуратно выходит из меня. Мммм … снова боль, там толчёное стекло, жжёт, режет. Простыня подо мной мокрая. Нет, она мокрая только у лица…
Марат заворачивает меня в простыню и несёт в ванну. Осторожно ставит на ноги, получается плохо, я падаю, ноги не держат. Тогда он заходит в душевую кабину вместе со мной. Я повис на нём. Он начинает гладить меня. По спине, по рукам. Вода заливает мне лицо, но я вижу на полу душевой красные волны, те самые. У меня начинается истерика: смех, плач, мат… Но сил не хватает. Марат молча меня домывает, заворачивает в махровое полотенце. Какой он сильный, я восхищён! Несёт обратно на эту ужасную кровать, потом приносит мне выпить какую-то микстуру, потом ложится рядом, обнимая меня. Молчит…
Когда я умираю, мне снится Катька Синицина, мы хохочем. Она трогает пальцем мои ямочки, мои родинки, вокруг губ и бровей и шепчет мне: «За них можно и душу отдать!».
часть 7
Я проснулся от лёгких поцелуев на лице. Увидел серые глаза, дёрнулся, и «тссссс» — больно. Впечатление, что в задницу вставлена бритва, а все мышцы ноют, как будто я вчера перекачался в тренажёрке.
— Тише, тише, — шепчет в меня Марат и фиксирует мою тушку руками. Залом между его бровями сейчас очень глубокий, серые глаза обеспокоены. Он медленно стягивает с меня махровое полотенце и, нежно поглаживая тело, начинает переворачивать на живот. Ё-моё! Он меня сейчас будет трахать?! Во мне как рвота поднимается паника. Я кручу башкой и пытаюсь закрыть обеими руками задний проход. Пытаюсь закричать, но в горле тоже бритва, звук отключен, я его вчера сорвал напрочь. Марат опять меня фиксирует, уверенно и в то же время нежно.
— Тшшш, тшшш… Я не буду сейчас делать этого! Я просто помогу!
С трудом он отлепляет мои руки от задницы и засовывает их под мой же живот.
— Я обещаю, что не трону сегодня, — начальственным тоном сообщает Марат, видимо, моим рукам, которые опять выползают и устремляются к бритве между ногами. Руки останавливаются, я послушный мальчик.
Шеф берёт с прикроватной тумбочки желтую баночку и мажет мне анус, заводя палец внутрь. Не больно, наоборот, мазь холодит, становится сразу легче, он вынул бритву. Я выдыхаю. Но благодарности спасителю нет. Вот ведь урод, он, видите ли, всё подготовил, всё у него на мази, в полном смысле этого слова! Переворачивает меня вновь, подтягивает ближе к изголовью кровати за подмышки, теперь уже полусижу. Прикрывает мою наготу мягким ворсистым пледом. И прикладывается губами к родинкам. Чувствую себя инвалидом, старым разбитым инсультником, двигаются только глаза. У него сегодня счастливый день – я голый, в его постели, да еще и не могу говорить и огрызаться.
Марат приносит еду и питье. Кормит меня из ложечки чем-то жидким, я не чувствую вкуса, я не знаю, что это, всё равно! Поит меня кофе, со сливками! Приготовился, гад, сливки прикупил для своей шлюхи. Это меня добивает. Я начинаю реветь, хочу ему много высказать, хочу обматерить, хочу, но голоса нет. А спазмы рыданий лишают меня и шепота.
Он внимательно смотрит на мою рыбью истерику, напряжён, терпит. Никакой заботы и ласки в глазах, просто ждёт. Когда мой приступ закончился, гад жёстко сказал приказным тоном:
— Ты знал, что так будет!
— Это за то, что я ушёл с корпоратива? — еле слышно сиплю я.
— Это только повод. От тебя ничего не зависело. Это всё равно случилось бы вчера!
Действительно, сливки — скоропортящийся продукт.
— Просто прими это!– вновь приказывает он мне и вливает в меня остатки холодного кофе.
Почти весь день я в его постели, Марат молчит, а мне больно говорить. Он меня вновь поил микстурой, водил в туалет, ещё раз смазывал дырку волшебным гелем. Потом просто лежал рядом со мной, на боку. Тихий час! Я заснул. Потом опять меня кормил, теперь я понял, что это куриный суп.
После этих медицинско-целомудренных мероприятий он вновь меня целовал, но не мучая. Лишь смотрел мучительно, как-то скорбно. А потом сказал мне тихо:
— Пожалуй, сегодня моя очередь.
Откинул плед, поцелуями спустился к моему паху и заглотил мой вялый член в рот. Я, вытаращив глаза, наблюдал только чёрную макушку, которая насаживается на мой испуганный ствол. Кольцом губ он проводил снизу вверх, как бы вытягивая член, теребил языком головку. Мне почему-то стало мучительно стыдно. Мне делает минет Рамзес II! Мой член долго не слушался его губ, не подчинялся его команде: «Стоять!» Я даже подумал, что он меня сейчас накажет, ибо он, фараон, не может долго заниматься такой ерундой. Его ждут великие завоевания, а не жалкий член раба-наложника! И ещё я подумал, неужели это у него не первое исполнение минета? Он так мастерски без зубов и, главное, без брезгливости его делает. Не могу представить себе: кому он мог раньше делать это? Марат стал помогать руками, губы его перешли на мои затвердевшие яйца. Тогда мой член и ожил, напряжение внизу живота вернуло боль в заднице, но Рамзес выиграл сражение, заставил врага излиться спермой и пасть под натиском. Но самое ужасное, что сперму фараон проглотил, и как мне показалось, что это было не запланировано у великого полководца. Марат недоуменно смотрел на распластанного меня, его губы блестели, в уголке рта белое. И я даже посмел спросить:
— И что мне за это будет?
— Идиот!.. — ответил он мне. Типа даром? Нет, Маратик. У тебя даром ничего не бывает. Ты. Привык. За всё. Платить. И этого же требуешь от других. Полагаю, этот минет — мастер-класс для молодого специалиста: смотри, шлюха, и учись, готовься, завтра «практикум».
Я умный. Я догадливый. Правда, поздновато я поумнел. Я шепчу своему извергу:
— Я так не умею.
Он понял, что я понял. И беспощаден:
— Научишься.
Вечером я стал просить его, чтобы он меня отвёз домой.
— Зачем?
— Я хочу домой! — сиплю я.
— Ты боишься секса? Я обещал, что не трону сегодня. Верь мне!
— Я верю, но отвезите меня домой.
— Ты хочешь сбежать?
— Не уверен, что получится… — грустно шепчу я.
— Ты ночуешь у меня, не обсуждается! Я сомневаюсь, что тебя можно оставить сейчас без присмотра.
И я ночую у него, вернее, под ним. Марат захватил меня своим бронзовым телом и восточным запахом. Оплёл руками и ногами и заснул, выдыхая себя в мою щёку, а я долго лежал с открытыми глазами. Смотрел на чёрный глянцевый потолок, старался не думать, не анализировать, получалось плохо. Попытался поменять позу, повернуться. Но Марат судорожно сжал меня, не давая ворочаться, и простонал в ухо: «Мо-о-о-ой!»
***
Утром за нами приехал Владимир на ауди. Водитель, сука, даже не удивился ни моему присутствию, ни серым кругам под глазами, ни раскоряченной походке. А ходить было больно.
Сначала мы заехали ко мне, я переодевался в офисное. Мне торжественно возвращён телефон. У себя я отправил напуганным друзьям смски, что у меня всё хорошо. Хотелось добавить: «Выебан, но жив!»
И вновь на работу. Я варю кофе, регистрирую документы, печатаю приказы, медленно разношу их по службам. Аня-кадровичка, глядя на меня с жалостью:
— Совсем вымотал тебя шеф! Ты не приболел?
Я пожал плечами, хотя про себя ответил «Приболел-то как раз он, но замотал-то действительно меня». На обед я обязан идти с фараоном в знакомый «Бургомистр». Потом он уезжает на объект. А я, смелый цыплёнок, направляюсь в его кабинет.
Сажусь за его кресло, начинаю выдвигать ящики. Везде порядок, шеф аккуратист. Но я всё запоминаю, как лежало. Перелистываю каждую папочку, прощупываю каждый файлик и конвертик. Вижу его толстый ежедневник. Роюсь в нем. Ух ты! Историческая запись «2 августа 20.. года» — «Веселов Александр Павлович — выяснить!» Через несколько страниц вложенный лист — ксерокс с моей анкеты в универе и ксерокс из личного дела… Так, всё ясно, если перечитывать весь ежедневник, то найду всю историю слежки за Веселовым А.П. Не до этого! Обыскиваю стол дальше. Ничего нет!
Что ищу? Паспорт! Это только в приключенческих романах герои с лёгкостью заводят новые паспорта и имеют десяток фальшивых документов. Я не знаю, как это делается! Я не в романе! А реальность мне настойчиво советовала — беги!
Методично обшариваю шкаф, и здесь нет. Аня-кадровичка сказала сегодня, что мой паспорт шеф забрал: «Разве не вернул ещё? Видимо, забыл, напомни ему!» Если паспорт здесь, то он может быть только в сейфе. Если там нет, то придется ехать к нему домой…
Сейф у шефа простенький с электронным замком, денег там все равно нет. Только договоры. Где у него мастер-ключ лежит, непонятно, а вот сам код как раз в ежедневнике записан. **02082011. Похож на какую-то дату. Ввожу. Дверь пискнула и открылась – не нужно даже учиться на медвежатника! Договоры на верхней полочке, а внизу поверх каких-то бумаг коробочка и мой паспорт! Хватаю и засовываю во внутренний карман пиджака. Еще раз проверяю, не оставил ли следов. С маленькой надеждой выдворяюсь на свое место.
К вечеру прирулил шеф, довольный, видимо, на объекте все старались, хорошо ноги лизали. Потребовал кофе. Варю. Заношу. Барин доволен. Задерживает своего любимого слугу:
— Посиди со мной.
Ладно, думаю, не на нём. Марат наслаждается кофе, щурится на меня. Спрашивает:
— Как ты себя чувствуешь?
— Голоса нет, — шёпотом отвечаю я.
— Только это?
— Не только! — вот зачем он интересуется? Ему нужно, чтобы я попросил геля волшебного. Или он хочет удостовериться, что вся кожа на теле саднит от его засосов и царапин?
— И не стонешь?
— А вы бы хотели, барин, чтобы я стонал? — склонив смиренно голову, шепотом хамлю я.
Пауза.
— Ты бы не заводил меня, — пока ещё благодушно отзывается он. — Я ведь предупреждал тебя насчёт совести, это не про меня! И не посмотрю, что ты ещё не зажил…
Да уж, лучше помолчу!
Он допивает кофе. Медленно подходит ко мне со спины и опускает руки на плечи, чуть массирует, берёт волосы в хвост, ворошит их. И целует в макушку.
— Саша,— почти проникновенно говорит гад (ого, в первый раз он меня без ника). — Я знаю, что тебе нелегко, тебе обидно, возможно, ты на грани. Я не умею просить прощения и не буду этого делать никогда. Но... Но мне хочется сделать тебе подарок, ты только не упрямься и воспринимай это правильно. Просто прими.
И я всё пра-а-а-авильно воспринял сейчас. Видимо, я поумнел в разы! Я понял, что пришла моя смерть! Потому что Марат направляется к сейфу и пищит клавиатурой электронного замка. Я медленно поднимаюсь со стула и разворачиваюсь смерти в лицо. В её руках – коробочка, но смерть застыла перед пастью сейфа в немом знаке вопроса…
Марат поворачивается ко мне, в глазах догадка, бровь выгнута. Он стремительно выходит из кабинета в приёмную, обратно заносит мою сумку — вываливает все на пол.
— Где? — рычит Марат.
Подлетает ко мне, облапывает и, естественно, сразу находит паспорт! Он в ярости, желваки вспучиваются, крылья носа взлетели, на виске пульсирует вена, взгляд волка. И ррраз, удар! В живот! Глухая боль, разливается внутри! Удар, в челюсть! Лечу на пол, сжимаюсь в эмбрион, неужели сейчас будет пинать? Закрываю лицо! Не могу кричать — нет голоса.
— Решил бежать? Решил, что можешь? Мальчишка! — с ненавистью выплёвывает он слова, приближаясь ко мне. — Решил, что с меня хватит! Ты не понял ещё, что ты мой! И я тебя НЕ ОТПУЩУ!
Он хватает меня за пиджак, рывком ставит на ноги. И начинает сдергивать одежду. Нет! Нет! Я пытаюсь это крикнуть, но начинаю кашлять… Я решаюсь сопротивляться, ударяю его в грудь, впиваюсь в предплечья, когда он начинает стаскивать с меня штаны, обхватив сзади за живот. Выгибаюсь, пинаюсь, бью локтем. Но всегда попадаю по железу, кажется, что мне больнее, чем ему.
Марат рвёт рубашку, пуговицы радостным салютом взмыли в воздух. Хватает меня за шею, толкает на стол, отшвыривая ногой стулья. Прижимает голым животом к холодной столешнице, только не вдоль стола, как Катю, а поперёк. Край стола врезается в мой жалкий член и давит на него, больно!
Этот зверь железной рукой удерживает меня за спину. Я приплюснут, придавлен его злостью и гневом. Дрыгаться бесполезно, хотя и пытаюсь. Вдруг он смачно плюет мне на зад. Потом ещё раз, рукой подгоняет слюни к моему входу (или выходу?). Я сжимаю задницу что есть мочи, не пущу! Мне уже больно! Чувствую, его головка упирается, толкается в меня, но я сжат, помогаю себе дыханием, от напряжения заныли мышцы на ягодицах и бёдрах. Не пущу! Вдруг… хлоп, звонкий больнючий шлепок по заду и свистящий голос:
— Идиот, будет хуже!
На секунду расслабился, и он не упустил момента, втолкнул свой инструмент в меня.
— Больно, больно, больно, мама… — шёпотом кричу я, отвечая словом на каждую его фрикцию. Мне больнее, чем в первый раз, нет наркотика, да и израненный зад не затянулся. Мой член тоже трется. Только трется о стол, но потом его перехватывает рука. Другая рука обхватывает меня за живот, рывок, и, не выходя из меня, он разворачивает оба тела вокруг, отлепляя меня от стола. Падаем на пол, я оказываюсь в романтичной позе раком. Этот урод замедляется. Он тянет, он мучает мой член, причём делает это как-то правильно. Член начинает набухать, я не хочу так!
— Не надо, я не хочу так! — хрипло шепчу ему. — Просто еби уже!
Он больно щипает меня в тонкую кожу паха, шипит:
— Не матерись!
Чёрт, адепт великого и могучего русского языка! Адепт опять начал двигаться во мне и двигать по мне. Вдруг он задергался, выгнулся и выпустил в меня всю свою белую злобу. Я почувствовал, что по ноге потекла горячая жидкость. А ещё через какое-то время трижды выстреливаю маленькой лужицей сам — в пол. Наслаждение только на миг, боли больше, унижения больше, отчаяния больше…
Марат вытаскивает орудие пыток из меня, и я чувствую, что у меня в заднице пещера, и что она дышит, обтекает. Как мерзко! Он резко переворачивает меня на спину, наклоняется надо мной и целует. Если жевание губ до крови можно поцелуем назвать. Потом, задохнувшись, отпускает и, смотря в мои затуманенные от боли и гонки глаза, отдает приказ:
— Даже не пытайся. Даже не думай. Не планируй. Не уйдешь! Я не могу отпустить…
Меня милостиво отправляют в душевую на дрожащих ногах. Я не плачу. Я сильный, я герой, я выживу. И первый раз мысль: я убью его!
Когда я выхожу из душа в брюках, но без рубашки (извращенец её выбросил, вытерев сперму с пола), мне протягивают футболку с логотипом фирмы. Надеваю и беру пиджак. Морщась от боли при каждом шаге, я направляюсь к двери.
— Стой!
Стою. Он подходит сзади со спины. Обнимает, трётся щекой о затылок, блин, нежный ублюдок! Прижимается своей щекой к моей скуле и уху. В одной руке длинная коробочка из сейфа:
— Забери подарок! И носи его, пожалуйста, всегда…
— Я не шлюха! — тихо и уверенно говорю я. — Мне не нужно платить за трах и избиение. А рабам и вовсе платить не положено.
Он ослабляет руки.
— Саша, я не хотел, чтобы было так. Просто ты мне нужен сейчас, отпустить тебя не могу. И я хочу, чтобы ты это надел! И не снимал! — и сует мне коробочку в карман пиджака.
— Можно я поеду домой?
— Да.
В коробочке — золотой браслет. Красивый, сука… Ненавижу!
часть 8
Дома меня начало знобить. Нервы? Раны? Горло? Наверное, всё вместе. Сходил в круглосуточную аптеку, купил обезболивающего, что-то для горла и робко спросил аптекаршу: «Можно ли какую-нибудь обезболивающую мазь?» Тетка в очках спросила, для чего мне надо? Мази разные есть! Я не знал, как сказать, и ничего не купил.
Дома выпил таблетки, отключил звук телефона, все равно голоса нет для общения. И лёг спать.
Проснулся от звонка в дверь. Смотрю на телефон, черт, 9.15, я проспал! Телефон-то выключил… Меня приехали либо бить, либо иметь. Надо идти, но, как же всё болит! Слышу, открывают дверь. Я всё-таки сажусь на кровать, типа встал уже, иду! В комнату заходит Марат.
- Я просто проспал… - сразу начинаю я шепотом.
Шеф, видимо, адекватно оценивая ситуацию, видя таблетки на столе, передумал орать. Подошёл ко мне, коснулся лба, провел по щеке.
— Может, я вызову врача?
— Перебьюсь.
— Я тебе принес… - и достает из кармана пальто желтую баночку. — Сегодня будь дома, лежи. Если будет плохо, обещай позвонить! Я всё-таки вызову врача!
— Не надо, я буду лежать. Вы же дали команду! — я вытащил язык и сложил ручки, как послушная собачка.
— Саша, прекрати! Просто послушайся меня без зубоскальства!
— Прекращаю.
— Я приду вечером, тебя покормлю.
— О-о-о! Круто.
— Включи телефон!
Я киваю и падаю обратно на подушку. Мой шеф — Великий и ужасный Гудвин, добрый и всемогущий волшебник. Вот умеет он сделать человека счастливым! До самого вечера не увижу урода. Ну не счастье? Урод, уходя, поцеловал. Да и пусть.
Целый день кайфа! Сплю, сплю, сплю… полбанки геля в себя втер. Ещё лечил горло. Пил чай с солёными кальмарами – это единственное, что есть из еды. Потом зашёл в Инет, сначала спросил про шефа: типа ху ис ху? Ничего особенного, типичный мажор. С детства никто не отказывал ни в чем, вот и взрастили изверга.
Потом набрал что-то про «анальный секс». Ё-моё! Я, конечно, знал, что в Интернете порнухи много и всяких околопросветительских сайтов. Но чтобы столько! Все пишут в голос. Что ах, как приятно! Ах, непередаваемые ощущения! Да уж, цензурными словами непередаваемые. Короче, провожу время с пользой. На очередном анальном сайте, засыпаю: настолько увлекательно.
Меня будят. Темно уже. Блин! Рядом сидит Марат. Пахнет какой-то едой, Марат в рубашке. Улыбается мне:
— Просвещался, значит?
Вожу глазами: весело мигает экран ноутбука, на котором томная задница, какого-то скульптурного красавца. Блин, всегда всё против меня! Я гордо не отвечаю, поджав губешки. Это не стыдно — не знать всякую хрень.
Марат действительно меня кормил. Опять с ложечки. Вилкой ведь убогим не разрешают пользоваться!
А потом извращенца кинуло поговорить:
— Сможешь завтра работать?
— Смотря, в чем будет заключаться работа…
— Я не трону.
— А чо так? – всё-таки я ещё не совсем умер. – Я почти всю мазь твою ухайдакал, типа почти новенький.
Он делает вид, что не замечает моего ехидства.
— Если я предложу… попрошу тебя переехать ко мне?
Он вообще в своем уме? Он не понимает, что ли, как я его боюсь? Он идиот? Он не понимает, что мне просто больно! Очень больно!
— Я могу отказаться? — я просто верх корректности, да что там, я просто эталон.
Он молчит.
— Я просто прошу.
— Я па-а-адумаю! — манерно затянул я, у меня есть силы на игры? Я не переигрываю?
Но он вдруг улыбается! Резко встает, собирается уходить, потом подходит и целует в нос:
— Молодец!.. Я заеду завтра за тобой на работу…
Что за хрень? В чём я молодец? Я ведь не согласился? Он меня правильно понял? Нет, нет, нет… надо твёрдо завтра сказать, что моя ободранная квартира - это то, о чём мечтал всю сознательную жизнь… Надо заявить декларацию независимости, он не может посягать на единственное, что у меня ещё есть — несколько часов без него.
***
И таки заезжает. Без пяти девять. Может, он ещё мне кофе сварит в офисе?
Не-а, кофе не было! Опять вверх, опять прилив: работы прилетело до черта. Опять без обеда. Ослабленному трахом организму это крайне вредно. Нота протеста! Но Марат не замечает меня. Он как дирижёр оркестра, в экстазе, в музыке своих строек, он носится, прищуривается, скалится, лохматится — темперамент через край. А я его дирижёрская палочка. Он взглядом в мою сторону, я галочку в планинге. Он щелчок пальцами — я знаю, что нужен финансовый отчет за прошлый месяц. Сижу на планёрке, стенографирую и вдруг понимаю, что любуюсь… Бог рабицы и бетона! Урод! Фараон татарский!
Его культ закреплён на мне браслетом-скобой на левой руке. Надеть его — это первое, что он велел мне сделать с утра. С этого дня он каждый день проверяет браслет на руке. Чтобы не быть наказанным (мудрый я решил не испытывать судьбу), я действительно не снимаю браслет, даже в душе.
Ожидаю пятничную озабочку. Вместо неё приказ: едем в ресторан. Вернее, два приказа. Ночуешь у меня! ****ь! Я только ходить нормально начал. Весь ореол Бога стал улетучиваться, а материализовываться - демон боли и похоти.
И вдруг я понимаю в ресторане (безусловно, пафосном, без прыщей), что меня спаивают. Влито столько, сколько не съедено. И влито совсем не пиво.
Вообще-то в ресторане никто не танцевал и музыка была фоном, хотя и живая…
*****! Я мазохист? Я к-к-кто? У меня в башке засело – хочу танцевать, и отъебитесь все! А этот гад не останавливает, сидит, упёрся костяшками руки в губы и сощурившись смотрит, как я изгибаюсь, позорюсь, можно сказать! Пьяный девятиклассник - горе родителям. Под что я танцевал? Да хрен знает, без разницы, сорвало! Шансон, барды, рок-н-ролл, хулио иглесиас и шуберт с шуманом - всё сойдет!
В какой-то момент Марат всё-таки идёт за мной и тащит за руку, тащит на выход, захватив с собой какое-то… ик… виски! Я сопротивляюсь:
— Марат! (на фига выкать на пьяную рожу) Давай будем танцевать!
— Будем, будем! – обещает мне бог рабицы в ухо. – Давай дома!
— Ммммм… — типа я недоволен. — А ребята? - указую перстом на ансамбль. — Пусть они едут с нами…
— Они приедут, — обещает мне бог.
Всю дорогу я вою песни:
Хто ти є ти взяла моє життя І не віддала.
Хто ти є ти випила мою кров І п’яною
впала.
Твої очі кличуть хочуть мене, зовуть за собою.
Хто ти є ким би не була ти,
Я не здамся без бою.
Я не здамся без бою!
Эта особенно хорошо получается! Так ли я пьян? Но я же всё помню! Да трезв я, трезв…
***
В замке Иф всё по-прежнему, потолок чёрный. На самом деле мне страшно. Играю пьяного. Может, удастся уснуть на самом интересном месте? Марат вталкивает меня в какую-то комнату, где я раньше не был. У стены диван, перед ним маленький стеклянный столик, вокруг всё красное, с потолка светят маленькие красные диоды. Марат включает акустическую систему с мощными динамиками на стенах, что-то ритмичное, классное, нетяжелое, негрузное…
Марат подталкивает меня к центру комнаты и говорит в ухо:
— Танцуй, для меня!
Шеф садится на диван. Ждёт.
Я точно идиот. Крейзи малшик! Я танцую. Танцую всё, что звучит. Но сначала я театрально скинул пиджак и галстук, вытащил рубашку навыпуск, снял носки… Скинул? Снял? Дааааааа! Я бросил в него, я буду пьяным! О, я умею танцевать, плечи и бёдра - они слышат друг друга, танго или клуб – всё одинаково моё! Я сливаюсь с ритмом, срастаюсь, становлюсь им. Марат! Смотри, я превзошёл тебя! Глаза не видят его, моего мучителя, но я танцую ему. Пусть тает, пусть течёт, пусть изнемогает, пусть… Да, какой на хрен Марат? Это я для себя танцую, от движений рук и бедёр я испытываю оргазм. Кто может лучше, чем я, многорукий Шива! Ооо! Диско! Чёрт, не хватает бронзата и блеска на тело! Я скидываю рубашку. Вау! Ритм, ритм, ритм, я знаю эти па! Мои волосы летают в разные стороны. Заскакиваю на стеклянный стол, спрыгиваю, изображаю Мика Джаггера, судороги ягодиц, всплеск пальцев… у вас не текут слюнки? Су-у-у-ударь, вы импотент-с!
Новая музыка, делаю вакинг – танец в подражание топ-моделям на подиуме. Хожу, виляя бёдрами, фиксирую позы, подхожу к Марату. Ставлю ногу на его коленку и веду ею к паху. Я сумасшедший? Даааа! Я так хочу! Не всё же ему хотеть! Не смотрю на него! Подпеваю вокалисту. На секунду сажусь к нему на коленку, трусь задом, и нет меня здесь… Подавись спермой, гад!
Наверное, я всё-таки пьян. В здравом уме вряд ли бы я расстегнул ширинку… при этом в позе на коленях в центре комнаты, танцуя плечами и бёдрами, пробуя ритмично сокращать живот. И потом я на четвереньках пополз к Марату! Хищно сощурив глаза и закусив нижнюю губу. Я первый раз за весь танец взглянул на него… в глаза… Ёоооо… стоп, карапузики! Он же сейчас прыгнет! Он же сожрёт! Глаза без дна, без лимита, без предела! Оскал, губы оголяют клыки. Загрызёт?
И он прыгает. Танец продолжился, но парный. Он грызёт и поедает меня, а я вдруг отдаюсь. Заиграла Bananarama в современной обработке. Он сдёргивает с меня брюки и наступает, наступление продолжалось до коридора. Потом он просто схватил мою ногу и попёр меня на диван. Я весело и бесстрашно орал Шизгару. Я был пьян? Неа. Я тупо хотел… чего? Боли?
Я её получил. И ещё я кончил и, похоже, снова сорвал голос.
***
Гребаный ублюдок! Это же выходные. Он меня не отпускает. Каждую минуту он рядом. Контролирует. Забирает телефон, какие на хрен друзья, забудь! Отказываюсь есть с ложечки. Потом матерюсь. Проверку прошёл. Мне врезали.
Вечером умоляю увезти меня домой. Блин, болит ведь!
— Нет, ночуешь здесь! Обещаю — не трону.
Вот ведь самурай хренов! Бусидо, конечно, будет исполнено, но ведь это не спать всю ночь. Меня вновь оплетают руками и ногами, запахом пряного тела и субботней щетиной. Вновь стон: «Мо-о-ой!» Крикнуть, что ли, в ухо со всей дури: «Да твой, твой, куда денешься от тебя!».
часть 9
За всё. Надо. Платить. Ты отличный учитель, Маратик. Вбиваешь истины надёжно в размягченные мозги тупого ученика.
Уже во вторник захожу в кабинет шефа, терпеливо дождавшись, когда будут позади главные дела его жизни: договоры и кофе. И начинаю вполне мирно:
— Марат Фаимович, я всё же хочу съездить домой… в выходные. Можно?
— Хм, сильно хочешь?
— Пожалуйста! — блин, как такое могло случиться, что я не свободен решить такую ерунду самостоятельно!
— Сколько дней тебя не будет?
— Я хотел попросить один день без содержания, понедельник. Уеду в пятницу и в понедельник к вечеру вернусь. И еще мне нужен паспорт, без него не продают билеты.
— Паспорт? Попросить?.. Как будешь просить? — самое ужасное, что в этих словах нет ни капли игры или иронии. Мне становится обидно, и я замолкаю.
— И что ты замолчал? Ты же просить собирался!
— Я попросил. А вам обязательно нужно унизить меня?
— Унизить? Я пока ничего не сделал, чтобы унизить тебя…
— Ну, так это только пока! — отчаявшись, сказал я тихо и развернулся, чтобы уходить, добавляя напоследок: — Я просто попросил, как человека, а не как фараона!
— А ну, стоять! — крикнул Марат. — Значит, когда прошу я, тебе позволительно кобениться! А я должен с готовностью выполнять твои прихоти?
И тут меня уже пробило. Это он мои прихоти выполняет? Это он, который имеет меня, удовлетворяя своё извращённое сознание, с готовностью мои желания осуществляет? И ещё я же и кобенюсь! Служу ему как сучка!
— Это я кобенюсь? Что, ноги не целую вместо «здрасте»? Или, может, спинку не тру в душике? Попробуй, откажи ему! Да я…
И он перебивает мой спич:
— Переезжай ко мне жить!
Ёо-о-о! Вот куда он гнёт!
— Нет, я не могу.
— Я же тоже просто попросил! Хотя, заметь, мог бы просто силой тебя забрать! А я просто попросил!
— Это другое!
— Будь добр, объясни, почему «другое»? Тебе больше нравится жить в своей тараканьей дыре?
— Пожалуйста, не заставляйте меня переезжать! — я понял, что нагрёб себе проблему, надо как-то объяснять, при этом без мата. — Это будет… это будет для меня конец!
— Конец чего?
— Меня! Я и так уже себе не принадлежу!
— Мы все себе не принадлежим!
— Ты не понимаешь? — допускаю, что имею право на «ты». — Я вижу, чего ты хочешь от меня, а я не могу! Я – парень! Мне девушки нравятся! Мне больно, каждый раз это изнасилование!
Он опять перебивает, я вижу, зол как чёрт!
— В последний раз – тоже изнасилование? По-моему, тебе самому понравилось?
Вот оно! Не хрен было танцевать и соблазнять этого урода! Сам виноват, жопокрут! Он теперь будет мне вспоминать, не расплатишься за эксперимент над его либидо и за собственное удовольствие, пусть даже наперегонки с болью!
— Признаю, я был идиот! Этого больше не случится! — зло отвечаю ему.
— Ошибаешься, случится! Прикажу — и будешь танцевать! Прикажу — и… иди сюда!
— Я отсюда хорошо слышу! — я решил хамить до конца.
— Иди. Сюда. Шурочка! — он уже выплевывает в меня угрозу.
— Я уже понял, что домой вы меня не отпускаете, — я упорно не подхожу.
— Тогда раздевайся!
То есть если бы я подошёл, то раздеваться было бы не нужно? Я подумал, что профукал шанс просто получить по морде, и теперь меня ждет сомнительное анальное удовольствие!
— Я лучше подойду!
И медленно иду к хозяину, «к ноге, Мухтар!» Сейчас тапочек кинет — и я побегу. Хвостом виляя, принесу в пасти! Марат разворачивает кресло в мою сторону, а я останавливаюсь рядом. Гад вдруг схватил меня за пояс, за ремень и дернул на себя и оттолкнулся на кресле назад, чёрт, я падаю на него и вниз, проезжаю лицом по его торсу, по пуговицам, пытаюсь зацепиться за его руки, но извращенец их умело убирает. Ударяюсь больно коленями об пол, лбом упираюсь в его промежность. Марат сразу хватает меня за волосы (надо обстричь их, пока он их не выдрал с кровью!). Он вновь чуть ближе подъезжает ко мне на колёсиках кресла, и я оказываюсь на коленях между его ног. Он за волосы разворачивает меня к себе лицом и близко наклоняется:
— Соси!
Я молчу, подавлен и испуган.
— Ну!
— А если не буду?
— Соси, и я тебе паспорт отдам!
Он отпускает мои волосы, хватает за галстук, закручивая его на руке. Всегда подозревал, что это прямое назначение галстука — быть поводком!
— Расстегивай!
Я дрожащими руками расстёгиваю ему ремень, молнию держу за край собачки, чтобы не коснуться члена, пусть даже через ткань.
— Можешь доставать!
Я медленно помотал головой! Я не могу! Пусть лучше в задницу! Чувствую, что слезы близко! Как мне жалко себя! Только бы не зареветь, я не покажу больше своих слез:
— Мне не нужен паспорт, я не поеду никуда, я не могу это сделать!
Он начинает одной рукой вытаскивать свой член.
— Это уже твое дело, поедешь или нет, не нужен паспорт — не возьмёшь! Соси!
Его член уже стоит. Я вижу его впервые вот так, перед самым лицом, ****ь, и эта огромная дубина с почти фиолетовой головкой была во мне! Как я вообще выжил? Кривая татарская сабля искромсала меня, а теперь я её ещё и целовать должен за это! Как бы не зареветь?
— Ты же знаешь, я не умею.
— Нечего тут уметь! Делай так, как было бы приятно самому!
— Я тебя ненавижу, ты знаешь, урод?
— Меня это даже возбуждает! Приступай!
Он толкает свободной рукой мою голову к члену, и я носом упираюсь в его ***. Он уже и без моего рта покрылся испариной на головке и дрожит. Пахнет гречишным мёдом – остро. Этого живодёра заводит мой страх? Уёбок!
Я вытаскиваю язык и легонько им касаюсь члена. Марат вздрагивает и судорожно всхлипывает. Я так же касаюсь с другой стороны. Я тебя замучаю, дружок, пусть даже ты мне язык потом отрежешь! Самым кончиком языка, иногда смачивая слюной мелко, часто начинаю трогать эту мышечную булаву. Щекотно? Сильнее надавливаю язычком на бороздке, дую на головку, открываю рот и дышу на неё горячим. И опять мелкие движения языком.
— Тварь! — заорал Маратик. — Соси! Открывай рот!
Я откидываю лицо на него и хлопаю ресницами:
— А я не умею по-другому!
И опять дую на головку, чмокнув в неё. Блин, смазка на мне!
Марат дико зарычал и затянул мне галстук. Чёрт! Шея, горло, воздух, жизнь… я открываю рот в поисках воздуха и внутри тут же кожистое, толстое, солёное, заполняет всё, пытаюсь вытолкнуть языком! Воздух! Я задыхаюсь!
Урод кричит:
— Зубы убери! Соси!
И что тогда будет — воздух? Мне кажется, что я начал падать, и галстук ослаб, я глубоко вздохнул, так как он вынул свой инструмент. Сильные руки вернули меня назад между ног и взяли за уши:
— Продышался? Соси!
И я втянул его член. До основания заглотить у меня бы и не получилось, отрастил хобот! И без зубов у меня тоже, видимо, не получилось! И виртуозом тоже быть не получилось! Посжимал губы, попытался поводить по члену языком, как языку двигаться, если весь рот забит этой мышцей. Тогда двигаться начал урод, привстав с кресла, удерживая меня за затылок. Ощущения, что заглатываешь нетерпеливую змею, она трётся, трётся о твои щеки, не решаясь проскочить в пищевод, вызывая тошнотворные спазмы. Только кожа у змеи человеческая. По лицу текут слезы и что-то из носа, кажется слюни, или сопли? или тоже слезы? Потом взрыв мозга, горячее ударило в гортань, и я оттолкнулся от тела мучителя что было сил, нет, я не проглочу! То ли кашляя, то ли плюя, я опорожняю его сперму на его ковер, какая гадость! Гадость даже не вкус, который по-любому я успел почувствовать, а осознание того, что у меня во рту.
Я отползаю на четвереньках от осевшего на кресло Маратика. Он низко наклонился, лбом почти касаясь колен, вцепился до побеления пальцами в подлокотники, тяжело дышит. Я ему кричу белым склизким ртом, отползая всё так же на четвереньках к выходу:
— И ты ещё хотел, чтобы я переехал к тебе? Ты больной! Я не прощу тебе этого, я не твой… и вызывай проституток, а я не подстилка тебе! И я не Шурочка! Ты урод! Я не буду больше бояться тебя!.. Я ненавижу тебя!
Я что-то кричал ещё, это истерика. Марат так и сидел склонившись, и уже вскакивая и выбегая из кабинета, я мельком увидел, что он сжал уши обеими руками… Чтобы не слышать меня?
Я побежал в туалет на этаже. Полоскал рот, пытался вызвать рвоту, почему-то не получалось. Потом ещё умывался холодной водой, чтобы не показать красного от слёз и истерики лица. Дышал и считал до ста. Я не гей! Мне это не нравится! А он? Пусть ищет других! Снял с себя галстук, выбросил его в ведро. Меня никто больше не будет душить! Решился. Направился в приёмную! И я не буду, как мышь, я ни в чем не провинился, чтобы скрываться и прятаться! Пошёл он на ***! И если он выйдет, я ему это скажу. Я вырубаю комп с несохраненной работой, между прочим! Собираю в сумку всё, что можно. Вдруг дверь распахивается, на пороге Марат.
И вот, ****ь, никакого смущения, раскаяния, или гнева, что ли. Лицо непроницаемо, да еще и умыт, причесан, заправлен. Кладёт на стол мой паспорт и говорит:
— Это тебе оплата, хотя минет был отвратительный. Но я привык за всё платить!
Я схватил паспорт, раскрыл, и из него выпали купюры. Я побелел.
— Бери, бери! Это даже больше, чем шлюхам платят.
И зашёл обратно в кабинет, хлопнув дверью.
И я взял! Мне сейчас пригодятся деньги. Вот бы убить его...
***
До дома домчал, как ветер. Бросаю в сумку всё, что только можно. Так, деньги – всё, что скопил, и всё, что сегодня получил. Надеваю джинсы, теплые ботинки. Брать или не брать ноутбук? Не брать! Всё взять не смогу всё равно.
Вызываю такси, заявляя, что поеду в N-ск. Такси приехало через 15 минут! Всё это время психовал, вдруг этот урод опомнится! Вдруг приедет?
Не приехал…
В такси на заднем сидении ревел, таксист бешено на меня озирался, я его успокоил:
Простите, не обращайте на меня внимания, у меня горе, друг умер…
— О-о-о, сочувствую, на похороны едете?
—С похорон!
***
В N-ск приехали ночью. Звоню своему однокурснику. Прошусь переночевать, тот крайне удивлен, но приглашает и даже рад. Влад женат, им родители купили квартиру. Кормит меня в 2 часа ночи, хохочет, а сам напряжённо меня рассматривает. Ленка – беременная, пошла спать, поздоровавшись со мной. Владька всё-таки спрашивает:
— У тебя что-то случилось?
— Случилось, Владь! Только ты меня не спрашивай ни сейчас, ни потом. Я постараюсь всё забыть…
Влад налил водки и втихушку от жены выпил со мной. Положил меня спать на раскладушке в кухне.
На следующий день Влад провожал меня на поезд. Купил билет до Екатеринбурга. Город большой, наверное, смогу устроиться. И у «Пирамиды» там никаких завязок.
***
Город большой, грязный, холодный. Но сразу нашел дешевскую гостиницу. Взял койко-место на несколько дней. На соседних койках кемарили пара командировочных. В этот же день пошел искать работу. Оказалось, что не проблема. Город робит! В новом торговом центре открыли боулинг, и здесь «требовались». Правда, приняли с испытательным сроком, но я согласился работать больше, чем восемь часов. Буду обслуживать пинсеттер, ну и инструктировать в зале. Работа знакомая, на втором курсе я работал с месяц.
Ребята моей смены неплохие. Очкарик-студент Макс на баре, блондинка Света на экипировке, охранник-матерщинник Тоша. С последним общаться было особенно приятно, он шпарил матерщинные анекдоты, так мастерски и так приятно для уха! Хозяйка в боулинге появлялась редко, под сдачу дохода, перед закрытием (1.00). Женщина в парике и с ярко-красными губами. Тоже матерщинница. Люблю Екатеринбург!
В свободное от шаров время гулял по городу, хотя в некоторые районы города Макс соваться не советовал. Макс кстати очень удивился, что я уже закончил институт. Попросил помощи с курсовой. Я с удовольствием! За курсовой и выяснилось, что очкарик снимает однушку, а его напарника вышарили из института, и тот съезжает. Короче, через пять дней гостиницы я переехал к Максу в студенческий быт. Кровать и диван, стол в крошках, гитара, которую Макс мучил, не переставая, надеясь, что когда-нибудь произойдет прорыв в его музыкальных способностях. На окошках жуткого жёлтого цвета штора в разводах. Макс – страшный грязнуля. Первые два дня я отмывал квартиру. Зато сосед классно жарит блины. Он жарит, я потом оттираю кухню от масляных пятен. Мне нравится!
Стараюсь быть всегда занятым. Чтобы не думать, не жалеть себя, не скучать по друзьям. Они мне даже позвонить не могут! СИМку я поменял. Всё собираюсь позвонить маме. Но что я ей скажу? Она, конечно, легкомысленная, но ведь мама, она испугается за меня, не поверит даже самой правдоподобной истории моего переезда из Казани.
Но хуже было то, что я думал о Марате. Бежал от этих мыслей, они обгоняли меня, и я опять на них натыкался. Представлял, как он воспринял моё бегство? Искал ли меня? И неужели он действительно считает меня шлюхой? Днём я приходил к выводу, что Марат — больной ублюдок и бессовестный извращенец и что воспринял спокойно, не искал и считает. Думал, что принял в секретарши какую-нибудь Гулю и сдаёт очередной объект, доволен жизнью, трахает Катю…
Ночью я был настроен по-другому. Мне казалось, что он мучается, переживает, ищет. Думал, куплю ещё одну симку и позвоню ему… что он скажет? Но к утру детство проходило, мысли о звонке казались бредом. В кармане сумки лежал золотой браслет. Продавать не решался.
В Екатеринбурге открыли клуб «Рай», мы пошли с Максом. Но я не танцевал. Куража не было. Новые знакомые в душу с расспросами не лезли. Люди здесь замкнутые живут. Все ходят в наушниках – отгораживаются. Я тоже купил, слушаю «Океан Эльзи».
А нужно ещё зимнее покупать. Скоро зима. Макс пошёл консультировать. О-о-о! Давно так не ржал (да, вообще не ржал), как в этот день, выбирая пуховик. Макса послушать, так половина пуховиков — пидорки, а половина — гопники! Он мерил вместе со мной и смачно комментировал. Блин, всё обсмеял, мы ничего и не купили. Купили два батона и пиво. Отличная еда!
Шли хохотали, подсчитывали, как мы сэкономили: куртку не купили, вина не купили, икры не купили…
— Неа, Санька, экономисты мы с тобой херовые! Вон свет не выключили. Сейчас баба Таня прибежит, будет причитать, что много жжём…
— А мы её булкой! — изображаю рапиру багетом.
Баба Таня не пришла. Когда мы открыли дверь комнаты, на диване сидел Марат.
часть 10
Он встал с дивана и направился ко мне. Много мыслей сразу: значит, искал, переживал, не считает? Или искал, потому что считает меня шлюхой, хочет добить? Я прячусь за Макса, схватился за его плечи в куртку и закрываюсь им, как щитом. Маратик непроницаем, но измождён. Кофе перепил? Останавливается в метре от нас: меня и моей стенки с выпученными глазами.
— Собирайся, мы уезжаем домой! — он опять командует! Он пытается обойти Макса, но я поворачиваю парня и выпаливаю из-за его плеча:
— Я дома, отвали, урод!
Макс — моё буферное государство от агрессора с батонами наперевес – изумленным шёпотом меня спрашивает:
— Сань, это кто?
— Фараон из пирамиды! - крикнул я.
— В смысле? — не понял Макс. — А что он у нас делает?
— Ничего, он уже уходит.
— Я ухожу с тобой, уже поздно, до Казани — ехать ночь. Тебе завтра на работу. Отпуск закончился, - Марат — робот, ни один мускул не пошевельнулся, он вновь делает манёвр, пытается обойти Макса, но я кручу друга, врёшь — не обойдёшь!
— Я больше на тебя не работаю! Я уволился!
— Ошибаешься… - начинает шипеть Марат.
— Даже увольнительные щедрые получил!
— Это был аванс! Ты неправильно понял! — Марат меняет направление, переступает в другую сторону, но мой щит на месте.
— Я понял всё так, как ты мне, урод, объяснил! Ты всё взял, что хотел, и велел уходить!
— Я тебя не отпускал!
— А я ушёл!
— Не ушёл! Ты вернёшься! Я без тебя не уеду! Будешь рыпаться — скручу!
И мы замолкли, смотря друг другу в глаза над плечом Макса, я с ненавистью, а он с решимостью и, по-моему, с усталостью. Буферное государство не выдержало:
— Блин, что происходит-то? Кто это, Саня, что ему надо?
— Ему надо трахать меня, унижать, топтать, душить, за ниточки дергать! — чётко проговариваю я.
Макс закрутил башкой:
— Тра-а-а-а-ахать? — мой друг аж поперхнулся.
— Неправда, мне не это нужно! — зло вклинивается Марат.
— А что?
— Чтобы был рядом!
— Весь вечер на арене собачка Шурочка! Шурочка, рядом! Тебе нужно, чтобы я любил тебя беззаветно? — я его не боюсь, я сейчас сам волчонок, он не на своей территории. — Так ты опоздал!
Я толкнул бедного Макса на себя, страстно обнял его через грудь и типа поцеловал в шею:
— Мы с Максимкой любим друг друга, я нашёл человека, который умеет любить, а ты катись и ищи себе другой объект для экспериментов!
Всё-таки я идиот! Хотя, конечно, нужно списать на экспромт, я же не приготовил речь заранее. И заранее не отрепетировал с партнёром по сцене. Мой новоявленный любовник стал красным и начал вырываться:
— Саня, что за хрень ты несёшь!
— Он всегда несет хрень! — неожиданно весело сказал Марат и добавил: — А что, Максим, Шурочка научился делать минет?
*****! Сука! Я его убью! Я откидываю Макса и кидаюсь на Марата с кулаками, клыками, с желчью, я вырву ему эти ****ские глаза! Но… схвачен сразу, скручен, клыки не достают, желчь летит мимо, кулаки стянуты его железными лапами. Блин, как меня легко развести и обмануть. Я даже взвыл. Пытаюсь достать коленкой его пах, пяткой его коленку, висну на нём, не выдержишь – бросишь меня! Кусаю его предплечье через ткань. Не помогает! Он не чувствует боли, он не ведает никакой слабости, он всегда идёт до конца. Марат подхватывает меня удобнее и тащит упирающегося в ванную, бросает туда, заходит и закрывает за собой дверь на щеколду.
— Мааакс! Звони в полицию! — ору я.
— Только попробуй! — орёт Марат и вновь хватает меня и прижимает к кафелю. — Вернись ко мне! — выдыхает он мне в лицо и прижимает лбом мой лоб.
Я замолк, и у меня задрожали губы. Он ждёт, он ждёт, что я отвечу? А я молчу!
Макс начинает стучать в дверь:
— Эй, Саня, ты ещё там жив? Эй, откройте!
Мы молчим. Лоб в лоб.
— Саня, ****ь, ответь мне! Саня, кто этот урод?
Мы молчим. Марат начинает меня целовать в родинки.
— Саня, кому звонить-то? Саня, скажи что-нибудь!
Мы молчим. Марат тихонько подул мне в лицо, я закрыл глаза.
— Я по-ли-цию вызову! Отпусти Саню, козлина!
Мы молчим. Марат начинает целовать меня, как я люблю, в губы, не доставая языком до глубины глотки, а губами.
— Саня, что вы там делаете? Блиииин! Скажи же что-нибудь!
Марат обнимает меня и шепотом в ухо:
— Скажи же что-нибудь МНЕ!
И хотя тело предало меня, я таю, я слабею от его запаха, от его рук, но разум ещё со мной:
— Сказать должен ты мне!
Он заглядывает мне в глаза и кивает, как будто соглашается.
— Скажи это! — гаркнул я. — Иначе я никуда с тобой не поеду, я перегрызу твои руки, и ты не удержишь!
— Удержу! Не отпущу! — шёпотом ответил он.
— Просто скажи это!
Он закрыл глаза и, как будто пробивая какую-то стену, сказал:
— Я тебя люблю…
И теперь я начал целовать его лицо, его залом между бровями, его ямочку на подбородке, его ****ские глаза, его мучительные губы…
— Саня, я на хрен сейчас буду дверь выламывать! – исступленно орал мой верный друг.
— Выламывай, — прошептал я.
***
На работу с утра мы не пошли. Марат гнал всю ночь на своём Хаммере, а утром завалился спать, позвонил в «Пирамиду», что его не будет. Представляю радость рабов!
— Как ты меня нашёл? — спросил я его в машине.
— Просто: сначала такси, потом твой друг Влад сказал, что ты в Екатеринбурге, а там уже через знакомых вышел на боулинг.
— Хоть живы все перечисленные?
— Я нашёл тебя ещё неделю назад.
— Что же ждал так долго?
— Не знаю… Я и дольше могу ждать…
— В смысле?
— Я же ждал тебя целый год! Я решил, что ты будешь моим, сразу, когда увидел тебя среди студентов. Белобрысый воробей!
— Я тебя задел своим чириканием?
— Ну и чириканием тоже. Ты меня не боялся.
— Боялся! Но, во-первых, я артист великий! А во-вторых, я не знал, с кем имею дело…
— Ты слишком живой, настоящий, это непривычно… — тихо сказал Марат и тут же бодренько заметил: — А ещё ты во мне столько всего пробудил! Я и не знал, на что я способен…
Затем новый раунд переговоров.
— Ты правда хочешь, чтобы я продолжал работать секретарём?
— Секретаршей, секретаршей, Шурочка!
— Если ты меня ещё раз назовешь «Шурочкой», я выцарапаю тебе глаза…
— Буду называть так, как хочу.
— Ммммм! — я аж застонал. — У меня дежавю! Какого чёрта ты опять начинаешь всё это?
— Чтобы не заснуть за рулем.
Значит, чтобы не заснуть? Нужно простимулировать бодрость духа.
— Слушай, там моя хозяйка не обнаружила ещё моего исчезновения? Никого не подселила в мою хату?
— Не знаю.
— Будет обидно, если я упущу эту квартиру!
— Это ты сейчас мне тупо намекаешь, что не переедешь ко мне?
— Ну, не то чтобы тупо намекаю, просто говорю…
— Я тебе тоже просто скажу, что врал тебе.
— Когда?
— Когда говорил, что мне не нужно от тебя траха, а только чтобы ты был рядом…
— А ты мне это говорил?
— Да, лгал. Ты будешь жить в моём доме, и я собираюсь тебя трахать, могу лишь пообещать быть осторожнее.
— Ух, ты! Неожиданное признание! — я пальчиком потрогал выпуклость на его брюках. — Вот этим ты будешь осторожничать?
— Бляяядь, Саша, ты что творишь, я за рулем! — заорал шеф.
— Ой, останови, останови, останови, пожалуйста! — я изобразил дурноту.
Марат резко свернул на обочину, повернулся ко мне:
— Что опять случилось?
И я врезал ему в челюсть со всей дури!
— Не матерись!
Старки Секретутка
© Copyright: Анна Феникс 2, 2024
Свидетельство о публикации №224111800199
Свидетельство о публикации №224111800199
Рецензии